Тайны пришельца из прошлого. Сказки шести ночей. Сказка шестая

Если вы будете нас взрывать, мы уменьшим вам поставки динамита.
Аркадий Давидович о терроризме

Услышав, в чём заключается смысл жизни джинна, я был не рад, что вторгся в личную сферу жителя параллельного мира. Нужно было срочно сменить тему нашего общения. Но незваный гость уже начал свой рассказ.
- Свой первый подвиг совершил я со своим отцом, кха-кха-кха-кха. И было это в русско-византийской битве в море летом, где-то так в сороковых годах в 11-м веке, - вспоминая событие и наморщив лоб, произнёс джинн.
- Вы, судя по всему, ведёте речь о битве 1043 года у маяка Искресту в непосредственной близости от Константинополя? – уточнил я. - На чьей вы были стороне, Омар Хоттабыч?
- С отцом мы были сами за себя, топили корабли, как турок, так и русичей, все без разбора. Там византийцы на своих судах имели греческий огонь, и им успешно поджигали русские ладьи. А княжеские воины Владимира метали в византийцев копья, стрелы, пытались пробивать борта враждебных кораблей древесными стволами, подвешенными на цепях. Нам вскоре надоела эта бойня, и мы с отцом подняли в море страшный шторм, который разметал весь русский флот. К тому же корабли воюющих сторон тонули, разбиваясь в щепки у прибрежных скал.
Джинн закрыл глаза и, скрестив руки на груди, стал раскачиваться вперёд-назад. Судя по всему, старик погрузился в воспоминания о своих преступных деяниях. Надо прервать его воспоминания и сменить тему разговора.
- Скажите, уважаемый джинн, вы никогда не задумывались, какова причина вашего заточения в керосиновую лампу? – я задал вопрос, на который джинн уже ранее отвечал. Мне было интересно, каков ответ он даст сейчас.
Джинн прекратил раскачиваться и, открыв глаза, грозно измерил меня взглядом. - Злодеи все кругом, одни злодеи! – вознегодовал Омар Хоттабыч и взвился под крышу. – Не ведают их головы, что руки грязные творят!
- Но вы же сами говорите, что надо больше зла творить! – произнёс я, задрав голову вверх, чтобы видеть собеседника.
- Да! Надо зло творить, как можно чаще и для всех кто встретится тебе! – джинн медленно опускался вниз, грозно размахивая кулаками перед невидимым противником.
- Тогда вы должны с пониманием отнестись к тому, кто заточил вас в лампу с керосином. Ведь он же зло творил. А это главный принцип вашей жизни.
- Кто зло творит со мной, тот будет трижды проклят! – гневно зарычал джинн, приземляясь рядом. – Того настигну я везде, где бы он не был! В бурлящем море утоплю, в огне сожгу, сварю в котле кипящем, порву на сотню маленьких кусков, цепями прикую в пещере тёмной, иль в пропасть кину, что не имеет дна…- брызгая слюной, джинн перечислял все злодеяния, которые он готов творить. В страшном гневе он тряс головой, от чего чалма наползла ему на нос и, сбивая очки, свалилась на пол. Очки, падая, разбились, вызвав ещё более сильный гнев Хоттабыча. Схватив их, джинн с ненавистью швырнул, ставший ненужным оптический прибор, в дальнюю стену, где виднелись обломки сундука. Упав в кучу старого хлама, оправа издала странный звук «Ой-ёй!». Свалившаяся чалма обнажила лысую голову старика и редкие седые волосики, торчащие на висках. По ним стекал пот, словно маленькие капельки дождя по оконному стеклу.

В этот момент странные вопросы возникли в моём мозгу.
Первый: как можно, обладая столь неимоверной силой выглядеть таким немощным и беспомощным?
Второй: почему при всех имеющихся способностях джинн не в состоянии самостоятельно выбраться из керосиновой лампы?
Третий: с какого перепуга джинн утратил 100-процентное зрение, и где добыл себе очки?
Четвёртый: если старик не в состоянии отремонтировать разбитые очки, как он будет видеть окружающий мир? Но задавать возникшие вопросы – это ещё более озлобить Хоттабыча.

Глядя на тщедушного сгорбленного старика, мне хотелось, и рассмеяться, и одновременно пожалеть своего гостя. Но я вовремя сдержал нахлынувшие на меня эмоции. Всё было бы смешно, если бы не было так страшно! В гневе злой джинн мог сотворить всё что угодно. Ведь если мог сжечь дом, разведя пламя на чердаке, будучи спокойным, то в своём сумасшествии ему ничего не стоило, сжечь всё село. Или ещё хуже вызвать из небес смертоносный ураган, который сметёт всё в округе. А того гляди и до столицы доберётся. Необходимо было срочно принять меры, для предотвращения возможных злодеяний Омара Юсуфа ибн Хоттаба.
- Зачем волнения, мой славный гость? К чему вам будоражить нервную систему? Кто они есть все те, кто против вас? Букашки? Тля? Не боле. А вы – Халифа башня, что в Дубаи, тот самый высочайший в мире небоскрёб, - стал я распевать дифирамбы старику, чтобы отвлечь его от злых дел прожитой жизни. - Нет, что там небоскрёб, да вы гора Эльбрус, что вознеслась до неба! Негоже джинну с вашей родословной и массой грозных дел так нервничать по сущим пустякам…
- О, да ты прав, я зря разволновался. Я джинн Омар, сильнейший среди джиннов! – успокаивал сам себя старик, надевая помятую чалму. - Никто так много зла не сотворил, как я за жизнь свою большую. И я продолжу свой рассказ о тех злодействах, что вершил, хоть всех и не запомнил.

Да это, ни в какие рамки не входит! Я его отвлекаю, соловьём заливаюсь, надеясь, что старческий склероз Хоттабыча будет моим помощником, но не тут-то было! Ишь, дедушка Макар, губы раскатал! А где твой ключик для закатки?
- Давно был этот славный случай, слушай, не перебивай. Мне почудИть пришлось в сраженье при Курцоле, в войне, что Генуя с Венецией вели, - начал новую историю джинн. – И шёл тогда, как я прекрасно помню, тысяча двести шестьдесят какой-то год. Сражение флотов велось в Адриатичном море. Столкнулись в нём полторы сотни кораблей. Из них потоплено не меньше сотни. Десятка три я лично затопил! Жаль, что один я был в морском сраженье. Родня моя в других местах трудилась…
Глухой и долгий кашель прервал рассказ Хоттабыча. Чтобы прекратить его, старик пальцами одной руки зажал ноздри носа, а ладонью другой закрыл рот. Голова и туловище джинна дёргались от рвущегося наружу кашля. Чалма в очередной раз свались ему на скрещённые ноги. Глаза источали слёзы, которые разлетались в разные стороны из-за дёргающейся головы. Картина была отвратительная. Я опустил голову и закрыл глаза, чтобы не видеть мучений древнего старика.

Признаюсь честно, выслушивать хвастовство незваного гостя о его жизненных злодеяниях мне уже изрядно надоело. Необходимо было незамедлительно сменить тему разговора и сделать это, как можно тоньше. И лишь только джинн успокоился и пришёл в себя после кашля, я спросил:
- Скажите уважаемый Омар Хоттабыч, чалма вам ваша не мешает? Иль назначение её всё время падать с головы?
- Чалма ты говоришь? – Хоттабыч поднял головной убор и стал внимательно рассматривать чалму со всех сторон. – Чалма мешать не может! Джинн без чалмы, что витязь без шолома. Ты лучше, что-нибудь придумай, чтоб не падала она. – Старик двумя руками протянул мне чалму. – И осторожным будь, там камень драгоценный. Чалму с рубином папа подарил за подвиги, что я на всех морях творил!
- Что, неужели Папа Римский сам чалму вручил вам, как награду, за всю ту кровь, что на руках у вас?
- Отрок, ну ты совсем ума лишился! Когда ты видел, чтобы кто-либо их пап, да в кои-то века наградой джиннов отмечал? Чалму с рубином мне мой папа подарил! Зовут его Юсуф Камбиз ибн Хоттабыч! Запомни сам и детям передай своим! – возмутился гость.
- Прошу простить меня, Омар Хоттабыч, за глупости, что я наговорил. Но неужели папа ваш, Юсуф Камбиз ибн Хоттабыч, не смог вам по размеру шапку подобрать? Иль он её дарил на вырост?
- Паршивец юный, ты достоин наказаний! Как смеешь думать плохо о моём отце?! Не в первый раз я убеждаюсь, что глупости твоей предела нет! Как ты башкой своею лысой подумать здраво не сумел? Падению чалмы есть несколько причин. Во-первых, много сотен лет назад, моя глава кудрявою была. Сейчас она, сам видишь, как твоя. Причиною второй есть то, что раньше приходилось много думать – росли мозги и с ними голова! С годами страсть к мышлению уходит. Отсюда вывод – не растут мозги, и значит, нет причин для роста головы. Я всё понятно разъясняю? – суровым взглядом изподлобья джинн прожёг меня насквозь.
- О, да, конечно, всё я понимаю, поэтому есть предложенье у меня…
- Сиди, молчи и слушай старших! Я не закончил речь свою. Причина третья – это то, что тело джиннов усыхает, а с телом усыхает голова. Чалма такого свойства не имеет, коль увеличилась, то это навсегда! - старичок погладил ладошкой свою усохшую голову. - Так что, своим людским умишком понял ты, чему тебя учил?
- Да, да, конечно, вы правы Омар Хоттабыч! Понимаю вас прекрасно! Аргументированный ваш ответ звучит весомо, спора нет! Хочу лишь предложить, как можно положенье ваше облегчить. Есть много вариантов, как чалму на вашей голове навеки закрепить.

Джинн округлил глаза. Было понятно, что предлогаемое множество вариантов по закреплению чалмы на его голове, было для старика актуальным.
- К примеру, можно прикрутить шурупом, гвоздём прибить. А вот ещё…
Джинн не дал мне озвучить очередной вариант.
- Шуруп и гвоздь? Не уж то в голову мою?
- Считаете, что это будет больно? – я едва сдерживал смех.
- Да нет, мне больно не бывает, но, как тебе сказать… - джинн задумался, подбирая нужное слово. – Ведь будет некрасиво!
- Прекрасно, понимаю вас, тогда пойдём другим путём. Вам только нужно будет выбрать вариант решения проблемы – увеличенья головы иль уменьшение чалмы. Какой из них вам более по вкусу?

Джинн слегка призадумался, затем стал размышлять вслух.
- Увеличенье головы ты говоришь? Нет, это не по мне. Начнёшь замеры проводить, вращать мою башку налево и направо. А вдруг что-либо повредишь внутри? Кха-кха. Давай ка лучше поработай над чалмой. Но помни, камень драгоценный уменьшать нельзя! – джинн погрозил сурово пальцем.
- Вас понял, камень сохраним таким, как есть! – и, не теряя времени, я стал перечислять всё, что приходило мне в голову.
- Мы можем привязать к чалме тесёмки, пришить чехольчик изнутри, верёвкой обмотать снаружи, заполнить ватой пустоту…
- Нет, отрок, что за чушь ты предлагаешь? «Чехольчик изнутри, заполнить ватой…», - передразнил меня старик. – Всё это чушь собачья и не достойно слуха моего!

Мы оба замолчали. Джинн сидел мрачный, накручивая волосок бороды на палец. Я же усиленно искал вариант, который бы смог прийтись по вкусу привередливому старику. Глаза мои скользили по чердачному помещению в поисках решения задачи. «Предложил на свою голову. Заварил кашу, так теперь - расхлёбывай!»
В этот момент мой взгляд остановился на металлической банке с нитролаком, которую я занёс на чердак в прошлый приезд. Нитролаку было больше года. Судя по дате выпуска, к применению он был уже не пригоден. Однако плюшкинская привычка всё собирать и хранить взяла во мне верх. Выбрасывать банку было жалко, и я припрятал её на чердак. «Авось пригодиться?» Он и впрямь пригодилась. Вариант созрел молниеносно.
- Не надо печалиться, уважаемый Омар Хоттабыч. Есть изумительный вариант. Только для VIP, что в переводе звучит - «только для очень важных персон»! И, к тому же, что супер важно, в единственном экземпляре. Скажу честно – эксклюзив! – глядя на ошарашенное лицо джинна, я сообразил, что он практически ничего не понял.
- Решение очень простое. Понадобиться только банка, - я указал рукой в сторону ёмкости с нитролаком, - и парочка газет.
Джинн непонимающе смотрел на меня.
- Прошу вас мне подать вон ту вон банку, а газеты – вот они все рядышком со мной.
Джинн, не вставая с места, взглядом переметил банку прямо к моим ногам. «Старичок, ко всему прочему, ещё и мастер телекинеза!» - удивился я, но промолчал. Необходимо было срочно совершить задуманное, пока Хоттабыч не стал вникать в тонкости решения проблемы.

Открыв начавшую ржаветь крышку банки, я плеснул в чалму достаточно хорошее количество нитролака. Лак уже стал засыхать и напоминал кисель, для которого хозяйка не пожалела крахмала. Покачивая чалму, добился того, чтобы лак растёкся по всей внутренности головного убора. Тут же взял несколько пожелтевших газет и аккуратно уложил их внутрь чалмы так, чтобы они не выглядывали наружу. Всё время, пока я колдовал над своим произведением, джинн сидел молча. Раскачиваясь вперёд и назад, он хмуро наблюдал за моими действиями.
- Глаза бояться, а руки делают! – гордо произнёс я и положил чалму рядом с собой. Джинн протянул руку, чтобы вернуть себе свою носимую собственность, но я удержал его порыв.
- Нет, нет, Омар Хоттабыч, нужно подождать. Волнения излишни. Рубин на месте и размер его всё тот же!
- А сколько ждать? Надеюсь не полвека? Уж очень не привык я без чалмы.
- Нет, что вы? Ну, каких полвека? Пройдёт всего-то полчаса и вечная проблема испариться!
- Ну, что же отрок, подожду. Что значит полчаса, когда подарок папы навек единым станет с головой моей. Давай, пока заполним время рассказами о подвигах моих. Ты помнишь, где остановился я? Кха-кха-кха-кха!
- Скажите лучше мне, Омар Хоттабыч, как насчёт желанья, чтобы избавиться от кашля навсегда?
- Забудь, отрок. К нему я уж давно привык. Он для меня, что дождик или снег, как ночь и день, как солнце и луна. Внимания ему я с давних пор не уделяю. Всё началось с осенней ночи в Средиземном море. И было это в1808 году. Коль интересно, слушай, расскажу.

Я воспрял духом, радуясь, что наконец-то удалось отвлечь гостя от ненавистной мне темы восхваления зла. Но, как оказалось, я вновь глубоко ошибся. Старик чалмой вытер мокрое от слёз лицо, но надевать не стал. Пригладив ладонью жидкие волосики на голове, он начал новую историю.
- Отец мой, его младший брат с двумя большими сыновьями, и я, являлись часто боевым отрядом. На дело выходили мы не раз. Сырой осенней ночью, незаметно, с неба мы тихо приземлились прямо в паруса на судно под английским флагом. Держало судно курс к родным британским берегам. Мы облик приняли осеннего тумана, чтоб видимость уменьшить кораблю и сбить его с пути. Вот после этого тумана стал кашель донимать меня. Кха-кха-кха! Так вот. Я сбоку судна заходил и буквы прочитал, что на борту блеснули. Названье корабля запомнил до сих пор – «Athenienne». Оно как раз пролив Тунисский проходило. Пролив сей между берегов Туниса и Сицилией, пролёг и иногда носил названье Сицилийский. Он разделяет Средьземноморье на две части – запад и восток. Хочу отметить, глубина пролива в тех местах, порою метров до трёхсот доходит. Пролив Тунисский интересен тем, что в нём одновременно два теченья. Одно поверхностное путь свой держит на восток, глубинное же движется ему навстречу.

Джинн с упоением углубился в воспоминания. Меня удивило то, что он знал такие подробности, которые были известны только специалистам географам или океанографам. Моментами, увлечённый его рассказом, я забывал, что речь идёт об очередном преступлении, которое совержил джинн. Моё воображение рисовало красочную картину тихой осенней средиземноморской ночи, в которой туману не было места. Лёгкий ветер наполнял паруса, и легонько трепал их, словно играя. Мне слышался шум волны бьющейся о деревянные борта облепленные зелёными и рыжими водорослями. Я видел, как начинает появляться серый туман, который не спеша окутывает паруса и проникает во все уголки судна. Потом сгустки тумана приобретают образы джиннов, и они расползаются по кораблю, словно тараканы. После тараканов картинка блекла и теряла свою привлекательность…
- Команда мирно почивала под спокойный плеск волны, - продолжал старик своё повествование. - Не спали трое: рулевой, матрос на вахте и помощник капитана. Я вместе с братьями, что старше, получил задачу отвлекать матроса. Недолго думая, мы проявили перед ним кисет с душистым табаком, и дымом сладостным его обдали. Что может быть прекрасней аромата табака из Кубы? Буквально через пять минут матрос, забыв о вахте, на корме сидел и табаком кубинским наслаждался. Для нас троих не стоило трудов, утратившего бдительность матроса отправить за борт в море, где он и был таков.

Джинн сделал короткую паузу, пытаясь понять, какое впечатление на меня производит его рассказ. Я через силу улыбнулся и покачал головой, представив падение пьяного матроса в морскую волну. Старичок воспринял это, как поощрение к продолжению повествования.
- Мои два брата, время не теряя, задраив намертво все люки, на палубу команде выход перекрыли. Отец и братья проявились на носу и, приняв облик танцовщиц прелестных, стали танцем соблазнять помощника и рулевого. Не доверяя глазу своему, помощник капитана вмиг отправил рулевого разузнать, откуда появились дамы на борту. Лишь только рулевой на палубу ступил, а тут вдруг я в обличье моряка с бутылкой рома. Что был бы за матрос, который отказался выпить ром? Конечно рулевой, забыв про танцовщиц и приказанье офицера, забрался в шлюпку, где бутылку рома осушил. А после этого, не помня ничего, уснул мертвецким сном, кха-кха-кха-кха! - очередной приступ кашля вынудил старика прервать свой рассказ. Откашлявшись и привычно вытерев мокрые губы рукавом кафтана, гость продолжил свой рассказ.
- Помощник капитана, не дождавшись рулевого, бросился бегом на нос, где бёдрами вращали три красотки, соблазняя моряка. Пытаясь навести порядок, офицер достал свой пистолет, навёл его на дам и грозно прокричал: «Немедленно покиньте борт! Иначе я, клянусь Георгом Третьим, Британским Королём, вас всех, как лис перестреляю!» И сделал выстрел вверх, чтоб устрашить трёх дев. Заряд из пистолета в парус угодил. Тот начал тлеть, затем гореть и осыпать искрой все пушечные ядра, что у мортир лежали.

Джинн рассказывал о своём преступлении подробно и с наслаждением, словно вспоминал самый славный день своей жизни. Я с волнением ждал критического момента, который должен был раскрыть, каким образом Хоттабыч со своими родственниками злодеями расправился с командой судна. Но старик упивался подробностями страшной осенней ночи, как влюблённый юноша вспоминает своё первое свидание с возлюбленной.
- От искры ядра возгорелись и стали рваться, разнося всё на пути своём. И, что могло гореть на деревянном корабле, вмиг загорелось. Воспламенился склад пороховой и взрыв на нём стал завершеньем жизни корабля. Корабль военный разорвало на две части, и через несколько минут он был на дне морском, забрав с собой команду в 340 человек…
Вот так я подвиг совершил очередной, за что и награждён был кашлем, как медалью! – гордо произнёс джинн и, встав на ноги, стал прохаживаться по чердаку, дрыгая затёкшими ногами, словно сбрасывая с них налипшие морские водоросли.
- Убийство 340 английских моряков вы называете подвигом? – искренне возмутился я. – Это и есть ваше предназначенье в жизни?
- А что бы ты хотел, отрок несносный, что б жизнь свою наполнил я добром? Ты знать забыл, что всякий джинн для мерзостей и гадостей рождён? А смысл жизни мой всегда был в том, чтоб зло творить!

Старик приблизился ко мне и, согнувшись вопросительным знаком, и упирая руки в бока, навис надо мной. Твёрдый и прямой взгляд сверху вниз выдавал превосходство и презрение, а суженные веки говорили о бесцеремонности и агрессивности. Шумное, прерывистое, почти судорожное дыхание было явным признаком возможного начала истерического припадка.
В поисках спасения я обратил взор на чалму. Вот в чём моё спасение! Даже если нитролак не успел высохнуть, выбора нет. «Будь что будет!», - решил я и, схватив головной убор, протянул его джинну. Мой ход сбил мысли Хоттабыча и изменил дальнейшие действия. Взяв чалму из моих рук, старик так и застыл в позе вопросительного знака, не зная, что делать дальше.
- Как мы могли забыть, что вас давно уж ожидает чудесная чалма, подарок папы вашего Юсуф Камбиз ибн Хоттаба? Быстро надевайте, пока солнца нет, сухая голова, и борщ едят в обед, на лесной тропинке волк оставил след, много вредно думать - это бред иль нет! – скороговоркой выпалил я рифмованную абракадабру, которая затормозила весь мыслительный процесс в голове джинна и ввела его в транс.
Я аккуратно подвинул руки с чалмой к голове Хоттабыча и тихим голосом изрёк:
- Я буду считать от одного до трёх. На счёт один вы закроете глаза и расслабитесь. На счёт «два» - выбросите все мысли из головы и будете слушать только мой голос. На счёт «три» вы наденете чалму на голову и плотно прижмёте её. Итак, один. Глаза закрылись и вы расслабились. Полностью расслабились. Хорошо… Два, - мысли в голове отсутствуют. Вы слышите только мой голос. Три… Вы подносите чалму к голове… - Хоттабыч медленно выполнял мои команды. – Вы надеваете её… и плотно прижимаете. С этой минуты чалма будет крепко сидеть на вашей голове, чтобы вы ни делали. Хорошо… Очень хорошо… Чалма для джинна, что верблюд для бедуина…Теперь выпрямитесь и сядьте напротив меня. Хорошо… Сейчас я буду считать от трёх до единицы. Как только я скажу «один», вы забудите всё, что произошло с вашей чалмой и откроете глаза… Три… Все плохие мысли исчезают. Вы думаете только о приятном… Два… Вы чувствуете себя легко и свободно. Один… Вы навсегда забыли всё, что произошло с вашей чалмой. Глаза открываются. Вам хорошо. Очень хорошо…

Джинн открыл глаза. На лице светилась лёгкая улыбка.
- Как хорошо! – счасливо произнёс Хоттабыч. – Что это было?
- Вы немного задремали. Наверное, что-то приятное приснилось вам, - подвёл я черту короткому сеансу гипноза.
- Не помню ничего. Но чувствую, что надо совершить приятное что-либо… Пожалуй, подвиг новый сотворю, а заодно прославлю на века себя в твоей стране. Какой бы подвиг совершить? – джинн решил сдвинуть чалму и почесать затылок. Не тут-то было!
Чалма, посаженная на голову посредством нитролака, прилипла намертво. Хоттабыч удивлённо поднял брови, затем махнул рукой и произнёс: - Пожалуй, я вздремну немного, глядишь, во сне решение придёт. И тут же уронив голову на грудь, тихонечко стал похрапывать.

Вот так новость! Моё внушение о приятных мыслях сыграли со мной злую шутку! Как я мог забыть, что приятными деяниями для старика являются его античеловеческие «подвиги». Что ему приснится – неведомо. Но как говорят в народе: «Предупреждён, значит вооружён!» Моё вооружение – это мощная энергетическая защита! Следовало вновь прибегнуть к защите, но уже более мощной. Поэтому в дополнение к психологической, необходимо было поставить защиту, основанную на подъеме общего уровня энергетики. Читатели, которые имеют начальные навыки работы с биоэнергией, знают, что она является прекрасной защитой от всех видов нападений. Если ваш энергетический потенциал велик, то агрессор просто напросто «не пробьет» вас. Впрочем, не следует забывать и того, что энергию можно потерять не только вследствие «нападений». Достаточное количество «выкачивают» из нас пустые разговоры и бесконечные споры, подобные тем, что у меня этой ночью наблюдались с незваным гостем. Не скрою, я уже изрядно устал и измочалил свои нервы в общении с противным стариком.

Одним словом, мы теряем энергию тогда, когда неправильно используем свои чувства, эмоции и состояния. А поскольку это происходит с каждым из нас ежедневно, техники подъема энергетики пригодятся абсолютно всем и не только при защите от «наездов». Для своей энергетической защиты я выбрал технику под названием «Бронежилет».
Суть этой защиты сводится к созданию вокруг грудной клетки, талии, живота и паха некой защитной конструкции, которая чрезвычайно прочна и устойчива к любому внешнему воздействию. Подчеркиваю, к любому — от нежного касания любимой женщины до жестко агрессивной, хлесткой ненависти незваного гостя из иных миров. «Надевая бронежилет», помните, что он — не орудие для ответного удара, а пассивная защита, помогающая выжить в экстремальной ситуации.

Что я сделал? Не хотите, не верьте, а хотите - проверьте. Методика простая и доступна каждому. Нужно только владеть техникой визуализации и уметь концентрировать своё внимание на нужной цели, не отвлекаясь на внешние помехи и раздражители. Итак, начали.
Я закрыл глаза и представил себя искателем железной руды. Нарисовал картинку в цвете, что в руках держу долгожданный кусок нужной мне породы. Я чувствовал радость от своей находки. Потом я стал старателем. Лотком из добытой породы, по крупицам, вынимал чудо металл. В следующей картинке я нарисовал себя металлургом, выливающим металл. Всё моё тело ощущало жар домны, от которой исходил поток горячей энергии огня и расплавленного металла. Затем я стал кузнецом, кующим пластины защитного «устройства». При этом приговаривал слова заклинания: «Кто с мечом умыслит или придет, тот так ни с чем и уйдет!»
А потом наполненный радостью созидательного труда просто надел «изготовленный» мною «бронежилет». И вот здесь началось!
Оценив себя критическим взглядом со стороны, я слегка приуныл. Моё защитное изделие показалось громоздким и тяжёлым. К тому же на правой пластине зияла квадратная дыра. О какой защите могла быть речь? И ко всему прочему «бронежилет» выглядел на мне так, словно я прибыл из средневековья. Нет, данный стиль необходимо менять незамедлительно. Появилось желание нарядить себя во что-то более современное. Я тут же визуализировал себя в защите а-ля XXI век! Но, что это? При чём тут мрачный чёрный цвет? Зачем мне этот траур? Да ещё и надпись US MARSHAL?
Ну, уж нет и ещё раз нет, дедушка Макар. Какой из тебя маршал? На это звание ты никак не тянешь. - А, что лейтенант? - возразил внутренний голос. - Нет, конечно, не лейтенант, но хотя бы старший офицер! - Хорошо, майора хватит? – съязвил внутренний голос. – Да пошёл ты! – обиделся я. – Куда? – не желал замолкать голос. – Куда, куда? В египетский Кургада! А ещё лучше туда, куда Макар телят гонял! – обрубил я. – Сам носи американский second hand! – С чего это вдруг американский, да ещё и second hand? – не понимал голос. – Разуй глаза, или очки у джинна одолжи, если без них не видишь буквы «US». Когда это американцы нам что-то новое присылали?
Ответа не было. Аргумент мой был весом, и спорить было бесполезно. Необходим был отечественный товар и более весёленькой расцветки. Сказано – сделано! Получай, Макарка дед, красочный бронежилет! Вроде бы неплохо выглядит? – Ты так считаешь? – поинтересовался голос. – Конечно! И расцветочка весёленькая, и товар отечественный. Вот, взгляни, даже флаг государственный на груди.
– Что да, то да, спору нет. Но, как ты смотришь на то, что на тебе висят четыре подсумка? Ты собрался воевать? – Нет, какая война в моём возрасте? Я же говорил, «бронежилет» — не орудие для ответного удара, а пассивная защита? – Тогда, возможно, ты там будешь хранить пенсионную заначку от своей бабушки? – сострил голос. – Ладно тебе прикалываться! С такой пенсии разве что-нибудь можно заначить? – Тогда зачем деду наган, если дед не хулиган? – Согласен, вычёркиваем. Вернее забраковываем. А что предлагаешь взамен?
– Считаю, что вот одна из этих тебе вполне подойдёт, - произнёс голос и визуализировал два новых защитных снаряжения. – Взгляни, костюмчики просто шик. Защищают от ног до головы! О таких только мечтать можно! – Та ты что, дорогой? Одумайся! Я что робот? На кого я буду похож? Или я Супермэн, чтобы таскать на себе такие тяжести? Подумай о моих годах. Совсем тебе дедушку не жалко?
– Ладно, успокойся, был неправ. Но на тебя не угодишь. В молодости ты таким привередливым не был. Подбирай себе сам свой бронежилет… - обиделся голос и умолк.

Придётся самому подбирать себе «защиту» от джинна. Главными критериями должны стать максимальная защищённость тела, не слишком большой вес и незаметность для джинна. Да, ещё, как выразился не то герой одного фильма, не то выдающийся модельер, «главное, чтобы костюмчик сидел!». На создание «бронежилета» ушло пару секунд. Примерив защиту, я внимательно осмотрел себя со всех сторон, и остался доволен созданным произведением. Костюмчик был как на меня «сшит». Теперь можно не опасаться нападений злобного старикана. Уж эта защита для него будет непробиваема.
- Да ты никак поспать решил, забыв, что так гостей не принимают? Кофей готовить мне не стал, кальян не предлагаешь?
Голос джинна вывел меня из творческого процесса. Открыв глаза, я увидел Хоттабыча, сидящего в той же позе, напротив меня. Губы старика слегка растянулись в улыбке, и дыхание было совершенно спокойным. Он тряс меня за плечо, пытаясь понять причину столь неуважительного отношения к себе.
«Вот и славно, вот и прекрасно! Значит «бронежилет» выполняет свои функции на все 100 процентов», - радостно осознал я.
- Ну что же, мне не привыкать, не есть, не пить, по сотне лет не спать. Коль ты готов и дальше слушать мой рассказ, внемли и не забудь своим читателям всё передать. Кха-кха-кха-кха! Ещё один мой подвиг был в Карибском тёплом море. Тогда я шлюп американский затопил, что имя насекомого носил - «Оса». Пришлёпнул я его одной ладошкой, на дно отправил всех, и пассажиров, и команду. А это, как-никак 173 американца. И все до сей поры считают, что «Оса» пропала без следа. Ты понимаешь, сколь силён был мой удар, что был затерян шлюп навеки, навсегда? – джинн впился в меня взглядом, желая услышать подтверждение своей невиданной силе. Но я ушёл от ответа, задав свой вопрос.
- И как давно вы этот подвиг совершили? – с иронией поинтересовался я.
- Уж точно я тебе и не скажу. Лет сто назад, надеюсь, будет верно, - подняв глаза к крыше, признался лже-герой.
- Скажите, Омар Хоттабыч, я пытаюсь найти ответ на волнующий меня вопрос: - Почему все злодеяния ваш род творит на морях?
- Ха! Это древняя история не только для меня, но даже рода моего. Не знаю, говорил тебе, а может быть, и нет, мой род идёт от древних персов. А персы – первые, кто появился на земле! – гордо провозгласил мой гость.
- Хочу заметить, утвержденье ваше спорно! Но акцентировать внимание на нём не стану я, - тут-же возразил я своему собеседнику.
- Ты правильно отрок изрёк, сам знаешь, что бессмыслен спор со мной! Ну, вот, опять я позабыл, что ты хотел, о чём спросил? Зачем перебиваешь старика? – обиженно пробубнил себе под нос джинн и принялся продолжительно кашлять.

Я искренне удивился тому, что Хоттабыч впервые назвал себя стариком. Знать, несмотря на всю его показушность, он и впрямь понимает, что годы уже не те. Как пел Владимир Высоцкий: «Где мои семнадцать лет?» Думаю, что старичок уже и не помнит, что было в его семнадцать лет. Ведь даже не помнит, о чём я его спросил минуту назад.
- Хотелось мне узнать, Омар Хоттабыч, зачем все злодеяния ваш род творит лишь на морях?
- О, юный отрок, этому ответ простой. Всё началось с большого Саламинского сраженья, что в ходе войн произошло меж греческим и персианским войском. То было, так в году 480-м до нашей эры, в Эгейском море, неподалёку от Афин.

Мне, на удивление, вспомнилась история древнего мира, из школьной программы. Битве, о которой пожелал рассказать мне джинн, предшествовал ряд событий. Войско персов заняло и разрушило Афины. Жители города были предварительно эвакуированы на ближайший остров Саламин. В узких проливах между островом и материком оказался сосредоточен весь греческий флот. По разным источникам там находилось от 300 до 380 кораблей. Среди эллинов возникли серьёзные разногласия. Большинство военачальников предлагало покинуть Саламин и направить все силы на защиту Коринфского перешейка. Афинский стратег Фемистокл указывал на то, что только в условиях узких проливов греки могут победить превосходящий, как по количеству судов, так и по качеству подготовки моряков, флот персов. Видя невозможность повлиять на решение других военачальников, он решился на хитрость. Отослав к персидскому царю своего доверенного гонца, он повелел передать ему, что греки собираются бежать, и если царь хочет уничтожить греческий флот, то ему следует немедленно начать сражение.
Для греков единственной возможностью решительной морской победы было сражение в узком пространстве, где численный перевес врага нивелировался. Входя в проливы между материком и Саламином, персы сами себя лишали преимуществ. Для них начало битвы при Саламине стало решающей стратегической ошибкой, которая определила исход боя и дальнейший ход войны. Флот персов был разбит.

- Как ни старалась вся моя семья, но греки хитростью сумели персов одолеть… - завершая свой рассказ о сражении, Хоттабыл умолк. По щеке скатилась одинокая слезинка, которую он тут же смахнул рукой. - Поэтому, с тех пор, мы мстим всем кораблям, что на своём пути встречаем!
Я не удержался от того, чтобы проверить гостя на честность, и задал пару первых пришедших в голову вопросов:
- Скажите, пожалуйста, так это вы разрушили Карфаген и убили сына царя Ивана Грозного?
- А что, не уж то у тебя, отрок, сомненья стали появляться в могуществе моём? – Хоттабыч зарычал, словно африканский лев, но, тут же, его гнев оборвался. «Костюмчик классненько сидит», - подумал я о «бронежилете». А джинн совершенно спокойным голосом, поучительно продолжил: – Запомни сам, и детям передай своим, что ни одно на свете злодеяние не обошлось без моего влияния! Могу тебе ещё десятка два своих деяний привести в пример…
- Нет, нет, благодарю, Омар Хоттабыч! Я верю вам, и в споре смысла нет! – прервал я джинна.
- Хотя, признаюсь вам, мне очень интересно, «Титаника» крушенье - это дело ваших рук? – поинтересовался я, желая вторично убедиться в честности джинна. Но мой эксперимент провалился.
- А-а-а, это тот, что налетел на айсберг? Нет – это не моих рук дело. Я не люблю широт холодных, замерзаю вмиг. Поэтому работу всю творю лишь там, где мне комфортно и тепло.
- Тогда, судя по всему, вашим любимым местом для работы является Бермудский треугольник?
- Да ну, какой там треугольник? Кха-кха-кха! Не уж то ты настолько глуп, что и не ведаешь – Земля имеет форму шара, приплюснутую с полюсов! Моя работа вся - южней шестидесятой широты, - джинн интенсивно растёр ладони, словно они замёрзли на холодном морском ветру. - Что-либо слышал ты, отрок, про парусник, что носится по всем морям, и на котором экипажа нет? – хитро улыбаясь, Хоттабыч впился в меня взглядом. По привычке он решил поправить несуществующие очки, чтобы улучшить видимость своего собеседника. Не обнаружив их на месте, джинн удивлённо уставился на меня, затем стал шарить руками вокруг.
- Не понимаю, где мои очки. Не помнишь отрок, что с ними случилось?
- Конечно, помню. Вы разбили их и в гневе запустили в дальний угол, - кивнул я головой в ту сорону, где покоилась старая роговая оправа.

Джинн тут же вскочил на ноги и устремился в направлении указанном мной. Низко склонившись над кучей старых вещей, он старательно занимался поиском потери. Когда же обнаружив оправу, старик решил её поднять – не тут-то было! Оправа категорически не шла в руки Хоттабыча. Создавалось впечатление, что её кто-то крепко держал. Наконец, старику удалось добиться своего, и оправа оказалось у него. Но, к, удивлению Хоттабыча, на ней повисла какая-то, не то тряпка, не то старая кукла. Стряхнув её, он ловким ударом отправил тряпицу прямо в стену, словно это были футбольные ворота. Тряпица угодила в верхнюю правую «девятку». При этом, не то из района «девятки», не то из самой тряпки раздался негромкий писк, словно мышку за хвост прихватила кошка.
Джинн вернулся ко мне с оправой на носу и, приняв любимую сидячую позу «по-турецки», радостно подытожил: - О-о-о! Как прекрасен этот мир, отрок!.. Да разве в силах ты понять меня, когда всё, что ни расскажу, ты под сомненье ставишь? – джинн, сняв очки, внимательно их разглядывал, словно увидел впервые.
- Нет, почему же? С вами полностью согласен, мир прекрасен – это факт! А кто оспорить этот факт желает, тот просто глуп иль счастья в жизни не изведал.

Пока я высказывался о своём отношении к миру, старик пытался приладить к своему горбатому носу очки. При этом он, то сильно прищуривался, то старательно раскрывал глаза, округляя их. Затем вырвав из бороды волосок, джинн старательно дул на него. Но чуда не происходило. Судя по всему, он не понимал, почему оправа не помогает ему. Мне сразу вспомнилась басня Крылова «Мартышка и очки» и знаменитая строка из неё: «Мартышка к старости слаба глазами стала». А может быть, уважаемый Иван Андреевич, свою басню написал именно после встречи с Омаром Хоттабычем, подарив ему очки? Ведь откуда-то они взялись у старого джинна. Как знать? Всё возможно в этом мире…
- Ответь отрок, коль ведомо тебе всё об очках, как так случилось, что уж нет волшебной силы в них, и почему они не помогают? – держа в руке оправу, джинн, близоруко щурясь, смотрел на меня.
- Всё очень просто. Весь секрет лишь в том, что все очки полезны при наличии в них стёкол. А вы являетесь лишь повелителем оправы.
- Так что, никто не в силах мне помочь?
- Волшебники по этому вопросу есть, зовут их окулисты. Но дело в том, что все они живут вдали от дома моего. И по ночам их волшебство утрачивает силу. Так, что придётся потерпеть вам до утра.
Хоттабыч был не на шутку разочарован моим ответом. Но, всё же немного подумав, приладил оправу на нос. Тяжело вздохнув, произнёс: - Ну, что ж, как кто-то мне сказал: «На нет и ссуды нет». Пусть будет так, как есть. Мне с ними всё равно привычней. Уж сотню лет ношу их, а без очков я словно крот слепой. Кха-кха-кха-кха! Так вот, ты снова перебил меня, нарушив ход моих воспоминаний. Коль виноват, так исправляйся – напомни, где остановился я!
- Конечно, всегда рад помочь! Вы речь свою вели о паруснике без команды, который бродит по морям. Уж не «Летучего голландца» имели вы в виду?
- А разве есть, какой другой, что к берегам пристать не может, носясь по всем широтам, навевая страх на моряков? Так знай, я наказал шайтана-капитана, что смел перечить мне. Он, видишь ли, пытался доказать, что знает все моря и океаны прекраснее, чем я… Я спрятал карты и компАс и пусть теперь отыщет порт родной! Ха-ха-ха! – залился громким смехом джинн, который тут же перешёл в кашель.
- Прошу прощения, мой уважаемый гость, но мне известна совсем другая история о «Летучем голландце», - я вновь решил проверить надёжность «бронежилета», почему и возразил джинну.
- И что твоя история гласит об этом корабле? – сурово поинтересовался Омар Хоттабыч.
- Извольте, изложу, как знаю я. Легенда гласит, что в 1641 году голландский капитан Филипп Ван дер Деккен возвращался из Ост-Индии и вёз на борту молодую пару. Капитану приглянулась девушка. Недолго думая, он убил её суженого, а девушке сделал предложение стать его женой. Девушка отказала капитану и от перенесённого горя выбросилась за борт.
Корабль же, при попытке обогнуть мыс Доброй Надежды, попал в сильный шторм. Среди суеверных матросов началось недовольство, и штурман предложил переждать непогоду в какой-нибудь бухте. Но капитан застрелил его и нескольких недовольных, а затем поклялся, что никто из команды не сойдёт на берег до тех пор, пока они не обогнут мыс,— даже если на это уйдёт вечность. И тогда голос с неба сказал: «Да будет так!»
Этим Ван дер Деккен, слывший страшным сквернословом и богохульником, навлёк на свой корабль проклятие. Теперь он, бессмертный, неуязвимый, но неспособный сойти на берег, обречён был бороздить волны мирового океана до второго пришествия. Команда голландского торгового судна заболела страшной болезнью. Корабль, с умершими от болезни, отсутствия воды и пищи моряками, до сих пор бродит по морям и океанам.
Вот что известно мне о корабле-призраке, - завершил я своё повествование.

Хоттабыч на некоторое мгновение задумался, а потом изрёк:
- Ты, верно рассказал отрок, но только часть всей правды. Ведь голос из небес принадлежал Юсуфу ибн Хоттабу, по имени Омар. Коль память юноши ещё не короткА, чтоб позабыть, так нарекли меня при дне рожденья. – Джинн пристально смотрел в мои глаза, словно пытался прожечь меня насквозь.
- Ко-неч-но, ува-жае-мый джинн, я пре-крас-но пом-ню ва-ше имя – Ом-ар Юс-уф ибн Хот-таб, - ответил я, по слогам произнося каждое слово.
- Приятно видеть, что я не ошибся, - победно улыбаясь, произнёс джинн и поправил роговую оправу, прижав её тощим пальцем к переносице. - А до начала шторма, я и капитан курили трубки с ароматным табаком, потягивали ром и светски говорили. И вот тогда невежа усомнился в мастерстве моём и стал внушать, что знает все моря и океаны прекраснее, чем я. Неслыханная дерзость! И чтобы наказать невежу, я вынужден был спрятать карты и компАс! И амба!

Джинн вновь смерил меня взглядом, но это был насмешливый взгляд мастера над неумелым учеником. До «бронежилета» Хоттабыч постарался бы испепелить меня лишь одним взглядом. Чтобы больше не спорить с незваным гостем, я решил в дальнейшем не противоречить джинну, какую бы глупость он не говорил. Как не верти, как не крути, а лжецом мой ночной гость был знатным!
– Ответь мне отрок честно, что нужно сделать, чтобы обо мне в стране твоей издали книги? Я помню хорошо, что ты Макар сын Алкаши сказал, мол, много пишешь, складно сочиняешь? Так расскажи о подвигах моих, и сочини о джинне сладостные песни. Пусть слух ласкают, радуют читателей глаза, когда средь строк увидят все мои великие хорошие свершенья.
– Чтобы написать что-нибудь хорошее, надо вначале совершить что-нибудь хорошее.
- А что, не уж то среди подвигов моих нет тех, что похвалы достойны? – удивлённо спросил джинн и раскрыл пачку папирос. Наступила моя очередь удивляться. Как так ловко джинн материализовал в своих руках невиданную мной старую пачку папирос? Уж не в этой ли пачке причина не проходящего кашля старика?
- Я вижу то, что вы решили отравиться сам, а заодно покончить и со мной? – кивая на папиросы, сурово спросил я. – А как же быть с тем, чтобы я прославил вас? Иль вы забыли свою просьбу?
– А если бросить мне курить? Не навсегда, а лишь на время. Возможно ли, деяние сие назвать хорошим делом, чтоб после этого прославить на века меня? – заискивающе глядя из-под седых бровей, поинтересовался джинн.
– Романа с повестью не обещаю, но вот рассказ вполне я мог бы написать.
- Так я готов, не медля ни минуты, свершить благое дело, чтобы восславил ты меня в веках! – старик запихнул в пачку, вытащенную папиросу, и приготовился спрятать её в кафтан.
- Нет, нет, нет! – остановил я его громким возгласом, удерживая от новых преступлений. – Позвольте осмотреть, то зло, чем отравлялись вы и окружающих травили. Продукт сей странный, мне неведом. Хочу с вниманьем изучить его, чтобы в рассказе описать подробно. Нет возражений с вашей стороны? – я протянул руку к доселе невиданной пачке. Я был уверен, что упоминание о рассказе произведёт положительный эффект и джинн не откажет в моей просьбе. Да ко всему и не спрячет его в складках кафтана, словно ловкий фокусник.
- Конечно, пусть все читатели рассказа обо мне, узнают то, что я готов поведать им о табаке, - грустно заявил Хоттабыч, и я понял, что был совершенно прав в своих сомнениях.

Джинн ласково разгладил пачку папирос и протянул её мне, с видом, с которым бедняк прощается с последней коровой, которую вынужден продать на рынке. Я, принимая старую, посеревшую от времени пачку, был рад возможности тщательно ознакомиться с невиданным раритетом. Если бы я только мог знать, сколько неожиданных приключений произойдёт из-за этой пачки!