Бьет, значит ...

Эти истории автор узнала во время работы с архивными документами. Вся статья состоит из пересказа содержания документов.Эти документы рассказывают о судьбах реальных семей, живших в уездном городе Казанской губернии Козьмодемьянске (ныне Республика Марий Эл) во время Великих реформ царя-освободителя Александра II. Они наглядно показывают, как менялись жизнь и взгляды рядовых горожан - мещан и крестьян. Возможно, одну из этих историй автор положит в основу какого-нибудь рассказа или новеллы.
Положение женщины в обществе мещан городов Марийского края определялось традициями. Вся жизнь женщины-мещанки была подчинена семье, детям и мужу. В семьях мещан традиционными были патриархально-авторитарные отношения. Глава семьи, управлял всем домом, всеми домочадцами: его приказания должны были выполняться беспрекословно, к непослушными провинившимся применялись наказания, в том числе и физические. Не случайно Н. В. Шелгунов относил мещанство к «полуинтеллигентному слою, придерживающемуся Домостроя».
В пореформенный период устойчивые позиции в системе семейных ценностей мещанства приобретают уважение к знанию, рациональные трезвость и расчет в повседневной жизни. Распространение образования, более либеральные законы способствовали улучшению правого положения женщин и детей в семье. Но гуманизация внутрисемейных отношений в мещанской среде была менее заметной, чем в богатых купеческих семьях.
Данные изменения коснулись и мещанской семьи Козьмодемьянска. Важными источниками по изучению данной темы являются судебные дела фонда Козьмодемьянского Городского магистрата, которые содержат ценную информацию о положении женщины в мещанской семье Марийского края. Данные источники свидетельствуют о том, что козьмодемьянские мещанки не готовы были мириться с насилием со стороны мужчин по отношению к себе и детям.
Представляет интерес прошение козьмодемьянской мещанки Дарьи Морозовой, где говорится, что в начале ноября 1860 г. она вышла замуж за вдовствующего Федора Морозова и принесла с собой в приданое 60 р. серебром, которые отдала ему на торговлю, 6 сажен дров стоимостью 12 рублей серебром, полушубок, «дубленых овчин в 6 рублей», три мужских рубашки стоимостью 4 рубля 50 копеек, «разной чайной, столовой, кухонной и прочей посуды» стоимостью примерно 15 рублей серебром, мыла 8 фунтов на 1 рубль, «10 фунтов сорочинского пшена на 1 рубль 20 копеек, огурцов и капусты на 3 руля». Полная стоимость приданого составляла, по её подсчетам, 102 рубля 70 копеек серебром.
Спустя некоторое время после заключения брака он «без великой с моей стороны причины» стал оскорблять жену, а потом наносить ей побои и обращаться с ней жестоко. Дарья, будучи не в силах переносить жестокость, попросила братьев Федора Якова и Григория Морозовых дать ему наставление, чтобы он прекратил так с ней обращаться. А Морозов вместо этого выгнал жену из дома, и ей пришлось несколько дней жить в амбаре.
Также Дарья жаловалась, что муж угрожал оклеветать её, обвинить в воровстве: «Придумал навлечь на меня клевету, будто бы я у него похитила деньги, которых у него никогда не пропадало», при этом он угрожал ей убийством. Его сестра девица Екатерина Морозова помогала ему выгонять жену из дома с целью отобрать у нее приданое. Дарья просила, чтобы Морозова заставили вернуть ей приданое (деньги и вещи) и за жестокое обращение с ней наказали его «по уголовным законам».
Приданое принадлежало только женщине. Если она была совершеннолетней, то могла вполне самостоятельно, не спрашивая разрешения мужа, распоряжаться своим имуществом, которое досталось ей в приданое. Мещанские женщины так же, как и женщины других сословий пользовались этим правом. Как отмечает Н.Л. Пушкарева, в то время как западные женщины получали приданое чаще всего в виде денег, то у русских женщин из состоятельных семей туда включалось и недвижимое имущество . Приданое, по русским законам, не могло быть присвоено мужем, а в случае смерти жены передавалось детям или, если не было детей, возвращалось родителям жены.
Согласно основным законам Российской империи, за нанесение побоев преступник наказывался каторгой или ссылкой, также в 11 главе существовала статья «О злоупотреблении прав и нарушении обязанностей супружества» и в ней устанавливается ответственность за избиение, нанесение ран и увечий супругами друг другу. Таким образом, в Российской империи законодательство запрещало наносить побои женщинам.
Судебный следователь опросил Федора Морозова. Федор утверждал, что, когда он женился на вдове Дарье, она «ничего худого от меня не видала и не слыхала», «а напротив, при малейшем моем недосмотре» стала выносить из дома деньги и вещи. Он, видя это, сначала убеждал жену «оставить глупости и заняться хозяйством», но от неё слышал только обиды. Федор заявил, что выгонял её из дома только на время его отсутствия, чтобы она ничего не украла, приказывал выйти из дома, а она его не слушала, тогда он брал её за руку и выводил насильно, а она кричала «караул» и что он её бьет. Морозов отрицал, что причинял побои жене.
Имеется свидетельство, где указано, что Дарья заявила о подозрениях, что побои могли нанести вред будущему ребенку. Она была осмотрена, сделаны выводы, что Дарья имеет крепкое телосложение, совершенно здорова, и не знает точно, ждет ли она ребенка . Это свидетельствует о том, что власти отреагировали на просьбу Дарьи и попытались найти доказательства побоев.
Были опрошены семь свидетелей - мещане и крестьяне, жившие по соседству и родственники. Все были свидетелями семейных конфликтов, оскорбляли друг друга, двое свидетелей сообщили, что видели её с окровавленным лицом после ссоры. Братья Федора, купцы третей гильдии, Яков и Григорий Морозовы заявили, что брат часто жаловался на жену, что она имеет скверный характер, не уважает его, презирает детей от первого брака, обходится с ними «хуже, чем с чужими», растрачивает имущество брата, обращается неосторожно с огнем, «то есть ходит с пучком зажженной лучины по двору, несмотря на сухую погоду». Он мог «только сочувствовать брату» и учить Дарью «в добром порядке, авось она и исправится». «Но брат повторял одно, что никакие меры не действуют» и «от обиды жены он выходит из терпения». Зная характер брата, он не может и подумать, что он жестоко обращается со своей женой. По их словам, Дарья действительно приходила как-то раз жаловаться на брата, что он заставляет её выполнять работу по дому, если она не слушается, он её выгоняет, а она угрожает, что «будет жаловаться начальству» .
Таким образом, козьмодемьянская мещанка в подобных случаях могла обратиться за помощью в органы городского самоуправления. Показания Морозова и его братьев говорят о том, что они ожидали от Дарьи другого поведения как от жены, невестки и мачехи его детей. Они не одобряют, что жена самостоятельно распоряжается имуществом семьи, не спросив у мужа, продает вещи, возражает ему в случае конфликтов. Это говорит о том, что во многих мещанских семьях Марийского края ещё оставались представления о патриархальных традициях.
Сравнивая положение женщины в мещанском сословии и крестьянском, можно сделать вывод, что в обществе мещан женщина пользовалась большим уважением, чем в крестьянском обществе: крестьянки в случаях насилия практически не обращались в органы управления за защитой, в отличие от мещанок. В 1880 г. этнограф Н.А. Иваницкий свидетельствовал: «Женщина не пользуется уважением в народе, как существо глупое от природы. Не признавая женщину за человека и отвергая в ней душу, крестьянин обращается с женщиной хуже, чем с лошадью и коровой. Бить женщину считается необходимостью». В отличие от мещанина, крестьян не пытался отрицать, что наносил побои жене. Так, при рассмотрении одного из дел в мировом суде на вопрос у мужа «зачем он бьет свою жену», он равнодушно отвечает: «Для чего она мне и жена, если я не могу её бить?».
Итогом судебного дела стало оправдание Федора Морозова по причине недоказанности преступления. На момент завершения дела Дарья скончалась. Но в ходе делопроизводственной переписки между Козьмодемьянским магистратом и Козьмодемьянским уездным судом выяснились некоторые подробности биографии Федора Морозова. Ранее говорилось, что он не был судим, но Козьмодемьянский уездный суд предоставил информацию, что Морозов находился под двумя следствиями в 1855 г.: об отнятии лошади у крестьянина Павла Михайлова с причинением побоев и «приведении в небытность» амбара крестьянина деревни Яндемировки, но в обоих случаях его вина не была доказана.
Данные факты говорят о том, что Федор Морозов был склонен к девиантному поведению, и ему три раза удалось избежать ответственности. Тот факт, что прошение Дарьи было принято, были опрошены свидетели, свидетельствует о том, что побои жены в мещанской семье во второй половине XIX в. не являлись нормой и осуждались в обществе, но случались. Также следует обратить внимание на показание братьев Морозовых, что Дарья угрожала мужу, что будет «жаловаться начальству», то значит, что козьмодемьянская мещанка в подобных ситуациях могда пожаловаться в органы городского управления.
Сохранились материалы другого дела о семейном насилии, начатого также в 1862 г. В прошении козьмодемьянская крестьянки Феодоры Власовой говорится, что после смерти её дочери Елизаветы Федоровой, бывшей в замужестве за козьмодемьянским мещанином Федором Алямасовым, осталось у него «разное движимое имение и трое детей: дочь Марья шестнадцати лет и двое сыновей, которые находятся на содержании отца». Но он, вступив во второй брак, «не оказывает к детям должного родительского попечения, каждодневно причиняет им безвинно жестокие побои, в особенности дочери», которая выполняет не только приказания отца, но и приказания мачехи и «не имеет приличного одеяния и обуви, ходит за водой и мыть белье почти босая, даже на пропитание получает хлеба из выдачи мачехи по кусочку, постоянно запирается ею замком».
Кроме того, отец нанес дочери побои, «выдрав из головы несколько волос». Федора Власова просит освободить детей от жестокого отца, отдать приданое на сохранение ей или другому человеку. Федора была неграмотной, по её личной просьбе приложил руку дьяк Троицкого собора Василий Пандиков.
Согласно постановлению Сиротского суда Козьмодемьянска городским старостой была проведена опись имущества, оставшегося после умершей мещанки Елизаветы Алямасовой. Были описаны внешний вид каждого предмета и их стоимость. По словам Федоры, при описи не оказалось нескольких вещей: одного, терновой шали, трех платьев, серебряной вызолоченной цепочки, золотого кольца, серебряного кольца, вязанной шерстяной косынки . О проведении описи староста отчитался перед Сиротским судом. Таким образом, Сиротский суд проконтролировал исполнение своего решения.
В отношении жестокого обращения с дочерью он ничего подтвердить не может, Алямасов сказал старосте, что поступал с дочерью строго только для того, чтобы «удержать её от шалостей», так как она проявляла непослушание. Кроме того сказал, что после описи имущества накажет Марью розгами. Это говорит о том, что физические наказания по отношению к детям применялись в мещанских семьях, по реакции отца Марьи бить детей является нормой, он не пытался скрыть от старосты, что применяет телесные наказания по отношению к детям.
18 июля 1862 г. в присутствии Городского правления при ратмане Городового магистрата мещанин Федор Алямасов заявил, что пропавшие вещи были приобретены им самим, следовательно, принадлежат одному ему, были им проданы и сообщил, что вещи купил на Спасской ярмарке у козьмодемьянской купчихи Матрены Яковлевой Поповой. Сиротский суд утвердил попечительство над имуществом просительницу и приказал передать ей имущество с распиской. Городской староста посетил дом Алемасова для передачи имущества, имущество оказалось в целостности.
24 декабря 1864 г. Матрена Яковлева Попова дала показания. Выяснилось, что она не купчиха, а козьмодемьянская крестьянка. По словам Матрены, Алямасов у неё ничего не покупал. Жена унтер-офицера Бледашевича Ольга Васильева подтвердила слова Власовой, что покойная Алямасова покупала шаль за 5 рублей и платье за 4 рубля . В 1865 г. после упразднения Козьмодемьянского Городового магистрата дело было передано в Уездный суд. Также было заведено новое дело о завладении Алямасовым имуществом покойной жены.
Следует обратить внимание на то, что магистрат и сиротский суд отреагировали на прошение, провели опись приданого и передали его Федоре, оказали помощь другие горожане: священник, который поставил подпись за безграмотную Федору и жена унтер-офицера, которая согласилась дать показания. Данные факты говорят о том, что, несмотря на применение физических наказаний в отношении детей, сильные побои с нанесением травм и увечий осуждались в обществе.
Так же, как и в случае с Дарьей Морозовой, мужчина, наносивший побои членам семьи, и в общественной жизни оказывался склонным к девиантному поведению (Алямасов украл наследство у дочери, а Морозов проходил по делам о грабеже и побоях). В данном источнике отсутствует информация о результатах дела о жестоком обращении с дочерью и краже наследства.