19. ИСЧЕЗАЮЩИЙ МИГ СОВРЕМЕННОСТИ

19. ИСЧЕЗАЮЩИЙ МИГ СОВРЕМЕННОСТИ

Глава девятнадцатая. Хутор, в котором живет дед Сашко.

Солнце почти спустилось к закату.
Дед Марк скомандовал –
– Так, садимся в круг и будем вкушать, что Бог нам на сегодня послал. Вас как зовут – спросил он у висельников.
– Галько короткий. Только друг мен называет Карапет – ответил одноглазый коротышка.
– Галько длинный, только Карапет меня называет Дылда – Ответил второй. – Так нас зовут уже лет тридцать, а как мать нас назвала – мы и не помним.
– В полицейском участке, записано ваше настоящее имя. Я так думаю. – Заметил дед Трофим. – Только так, вместе вам не сидеть! Ты одноглазый оставайся там где сидишь, а ты, длинная дылда, сядешь на против, рядом со мною. – так оно надёжней. –
Поздний обед перерос в ужин. Взошла луна. Сделала полукруг по небесному своду и когда уже стала подумывать чтоб уйти восвояси закончился ужин. Съели всю печёную рыбу. Из воза принесли окорок и стали им закусывать. Всем налили по чарочке, а висельников заставили выпить по три. Те не отказывались. И готовы были ещё и повторить, но и без того они уже были тёпленькие. Легли спать на заранее приготовленном сухом камыше. Дед Трофим привязал свою руку к руке одноглазого коротышки, а дед Коля – свою руку к руке длинного дылды и легли спать в разных местах.
Но когда проснулись ранним утром, то руки у висельников были развязаны и спали они крепким сном хоть и в разных местах. Дед Трофим подумал: «Наверно нечистая сила развязала им руки». Подошёл к каждому, обезоружил их крестным знаменем, и лег досыпать.
Повставали все, когда Солнце касалось своим жгучим диском к самой высокой тополе. До полудня нужно было ему пройти ещё четверть полусферы. И оно неумолимо шло. Дед Марк объяснил всему бивуаку, что Бог им послал божий день, а за пищу они должны побеспокоится сами, хоть и говорится – если Бог даёт день, то он даёт и пищу. Здесь происходила небольшая нестыковочка.
Поэтому дед Марк взял с собой двоих висельников и ещё троих ребят и пошли рыбачить. А дед Трофим запрягает коней, поедет на хутор и привезет две четверти самогона, живого поросёнка, желательно не одного, мешок картошки, а он знает где это взять. Дед Коля со своим патронташем охраняет бивуак. Сложилось так само по себе, что командовать парадом стал дед Марк. Никто ему не возразил. Все получили задание и пошли исполнять. Оно всегда, как-то на душе спокойней, если кто-то берёт ответственность на себя.
Задание каждыми было выполнено далеко сверх нормы. На повозке в мешке орали как резаные поросята, хоть до них ещё очередь и не дошла, и их было не два, а три. В цепи выполнения задания на каком-то звене провидение дало сбой, потому, что на повозке оказалось не один,а два мешка картошки, оклунок муки для галушек и чугунный большой казан с треногою.
«Висельники», видя такое дело, отложили свой возможный заговор на неопределённое время и решили тесно влиться в коллектив пока он будет существовать, а там жизнь покажет.
Как-то незаметно наступил и второй вечер. Луна делала такую же дугу по небесному своду, пока ей не надоело светить, и, наконец, зашла в своё стойло передохнуть до следующего очередного дежурства. А бивуак как был между тремя ветвистыми дубами – так там и остался. В сторону монастыря не продвинулся ни на шаг. Только перед сном дед Марк сказал –
– Даст Бог, настанет утро, не спеша позавтракаем и двинемся. Там за пригорками, по пути к монастырю, тоже есть хутор и, считай, я всех жителей знаю. Ходили вместе и под парусами и так – нажимая на весла. Во многих еще виднеются рубцы от тесака, или палаша. Добрые хлопцы!.. те кто выжил.
И правда! Проснулись, по очереди сбегали на речку умылись, поели галушек с юшкою, почистили лошадей, проверили их подковы, смазали колёса подводы дёгтем и, когда Солнце было уже высоко над тополей, но ещё не дошло до зенита, благополучно двинулись почти в сторону монастыря.
Ребят помоложе посадили на подводу, остальные, за исключением верховых, шли пеши.
Верст через семь, не доезжая до трёх пригорков, обнаружили ручей с очень чистой водой, а над ним лениво склонились вербы. Дед Марк сказал –
– В этом месте не грех напоить лошадей да и самим напиться. Вода прямо с ароматом мёда. –
К большому сожалению никто не возражал. Потому что с такой водой грех было не сварить галушки, промелькнуло в головах всего отряда, как будто кто нашёптывал извне. Дед Марк сказал –
– Только сварим галушки, быстренько пообедаем и снова в путь. –
Конечно, в слова его никто не поверил, да похоже он не верил и сам. Уж слишком привлекательное было место, да ещё и куковала кукушка.
Когда сварили галушки, когда их поели, то чтоб завязался на пупке жирок легли отдохнуть где кто сидел, подложив под голову собственный кулак. Солнце в это время уже катилось вниз по голубому небосводу, как бы приговаривая: «Торопитесь, люди добрые, завершить свои дневные дела, ждать я не буду ни одной минуты». Дед Коля предупреждения Солнца принял буквально и сказал –
– Пока вы здесь отдыхаете, я оседлаю своего жеребца и поеду за Две горки. По моему там живёт мой дальний кореш. Хочу проверить. Мы с ним не виделись, считай, лет двенадцать. А ходили мы с ним в одной связке и на турка, и на ляха. Тот ещё был рубака! – Дед Марк ответил –
– Если в заднице шило, то езжай, но ружьё с патронами оставь. Лагерь должен быть охраняемый. –
Дед Коля неохотно отцепил патронташ. Было такое впечатление, что он к нему прирос и теперь он его отдирает вместе с сердцем.
– Бери, Марк, тебе доверяю. Но левая гашетка в моём ружье очень тугая. Будешь стрелять вначале с правого ствола, потому, что если с левого – то ты нажмёшь на обе гашетки. И оба ствола произведут выстрел. Ты понял меня?
– Да понял! Ты это мне объясняешь не один раз! Уже б давно сходил к оружейнику, чтоб отрегулировал.
– Да я и сам умею, но как-то руки не доходят …
Дед Марк махнул рукой, отвернулся, положил голову на кулак и захрапел.
Видимо под журчанье ручья, шелест вербовых листьев, кукование кукушки и соловьиные трели – уснули все. Когда их разбудил зычный хохот, Солнце спускало свои ноги в безбрежный океан оранжевых волн, под голубым небосводом.
Рядом с дедом Колей на сером жеребце сидел лысый крепкий старик, с залихватскими усами без рубашки, но в синих штанах с красными лампасами. На его груди и на руках играли мышцы. Казалось, что они так и просятся грузить камни, или сгибать железо. Дед Коля, смеясь сказал –
– А это мой друг Сашко, мы приехали за вами. Пока Солнце не зашло, запрягайте по быстрому коней и поехали. Всех пацанов погрузим на повозку, а взрослые сядут на круп наших лошадей, так будет быстрее.
– А вот и въезд в наш хутор, сказал дед Сашко, осаждая своего жеребца. Здесь нужно остановиться, напоить лошадей у колодца с журавлем, оставить свои нехорошие мысли и приготовиться душой к въезду в наш Мир. – И он перекрестился.
Въезд был обособленный. Стояла деревянная, но крепко срубленная арка с надписями на верхнем портале. Надписи говорили: «Здесь начинаются угодья даренные Богом хутору «Такому-то» на вечное пользования его законным жителям. И только Бог может отобрать их.» На левом и правом портале еще висели две вывески с вензелями – (творчество местного художника). На левом надпись гласила: «Путник верховой и пеший, оставь здесь мысли недобрые, очисть душу от зла житейского, посиди на скамеечке, обдумай все это, и только после умиротворения души своей заходи обновленный»
На правом портале была обширная надпись – чем-то схожая на устав хутора. В нем, в том числе говорилось, что нельзя во всеуслышанье ругаться матом. Даже по заслуженной причине, без разрешения старосты бить друг-друга по физиономии. Не брать деньги в займы, если ты чувствуешь, что не отдашь их. Не обижать детей и стариков не только словом, но и взглядом. Не флиртовать с чужими женами вне церкви и без ведома их мужей. Раз в два дня, в первой половине это-го же дня, посещать церковь для слушания проповеди священника, учиться грамоте, учиться танцевать, чтоб после проповеди и учения закрепить прошедший материал весельем, жадного к движениям, всего тела и безмятежностью широкой души.
Были еще и другие наставления, менее значимые, но завершалась надпись тем, что не грамотные не освобождаются от выполнения устава.
По сторонам арки росли раскидистые акации, а впереди их разбитые и ухоженные цветники, со скамейками с одной и другой стороны. Кто-то даже сказал: «Так красиво, что аж страшно!».
Дед Сашко сказал: « А теперь, когда напоили коней, напились сами воды из нашей чистой криницы, познакомились с уставом, милости прошу в наш хутор! –
Сразу же за аркой начиналась не широкая, но и не узкая дорога мощенная камнем – так чтоб легко могли разминуться два конных экипажа. Потом – шириной в метров пять с одной и другой стороны дороги буйно расцветали цветники из роз. Справа – красные розы, слева – белые розы. За цветниками с одной и другой стороны – мощенные камнем не широкие тротуары, а уж за ними, на некотором расстоянии буйствовала огородная фауна. На ней то там, то сям женщины орудовали тяпкой. Увидя проезжающий эскорт, они поднимались, выпрямляли спины и приветствовали приезжих взмахом руки и прикладыванием той же руки к сердцу. Над огородами висели жаворонки и пели свою бесконечную песню про вечный мир на Земле. Настроение сразу поднималось!
Дорога тянулась километров два с половиной до хуторского поселения, которое на таком расстоянии расплывалось завораживающей приятной голубой дымкой. Экая невиданная диковинка! Это ж нужно, чтоб человек до такого додумался! – С двух сторон дороги цветущие розы! Всем казалось, что такая дорога должна быть проложена к Раю! И было, хоть и приятно, но немного страшновато!
В хуторе, за Двумя буграми уже был «переполох». «Переполохом» руководил сам староста хутора. Под вязами стояли столы. Те,что на трёх ножках опирались на принесённые камни, благо их здесь было много. По обе стороны, поставленных в общую линию столов стояли длинные скамейки. На столах в черепичных мисках дышала аппетитным паром сваренная картошка, сверху посыпанная укропом, а на костре на большом вертеле запекалось пол туши огромной свиньи. Вторая ее половина уже лежала на столе. Здесь же, возле вертела кучковались несколько хуторян и больших, и малых, и каждый рассказывал на какую сторону вертеть вертело, чтоб шкварки и мясо были вкуснее. Но подсказки, скажем так, были взаимно противоположными. Каждая группа утверждала, что она где-то видела, или даже сама производила такие реалистически действия, и какого вкуса после того было мясо.
На самом деле, на хуторе так запекали свинью не впервые. Староста любил устраивать праздники, да и хуторяне были не против. Последний раз, недели две назад, устроили праздник в связи с тем, что одна хуторская семья три года жила из некрашенным забором, а потом взяла, да и покрасила. Да еще и младший ее член, восьмилетний Петрусик, на каждом столбе нарисовал вензеля по своему разумению. Сейчас устраивали праздник с приездом дорогих гостей, и в связи с предстоящим крестным ходом к монастырю. Хуторяне полагали, что испечённую таким способом свинью, или хотя бы её большую часть, ну не большую, а хотя бы килограмм пять свинины, отвезут на благое дело в монастырь.
Но не тут-то было! Свиная туша весила килограмм семьдесят, а народу набралось человек сорок пять – это постоянных, да полторы сотни приходящих и уходящих, то через пол часа уже все набросились на постную картошку, и на огурцы, а о том что в пиршестве участвовала свинина остались лишь жирные следы на столах.
Луна не слишком ярко освещала ночную трапезу, то самые младшие члены пиршества сбегали в разные стороны набрали валежника, а старшие соорудили еще в двух дополнительных местах костер. Удовлетворённые иллюминацией Деды стали рассказывать самые невероятные истории случавшиеся в их жизни. Особенно громко, так чтоб перекричать всех, рассказывал что-то непонятное дед Сашко. Он быстро жестикулируя обоими руками, считая, что должны слушать именно его на правах хозяина. Вдруг он резко остановился, произвёл в голове своей какие-то расчёты и почти крикнул –
– Марк! я отдал на закланье огромную свинью! Не пожалел! А ты ради справедливости должен в замен дать мне поросёнка, я слышу он там верещит на возе в мешке. Тогда в количественном отношении я не пострадаю, как было девять свиней, так и останется девять. –
Ему возразил дед Коля –
– Сашко! Я думал ты истинный друг и привел к тебе на радость всю свою компанию, а она чего-то стоит! Но, ты начал мелочиться с поросятами! Поросят мы отдадим монастырю, пускай монахини стригут из них шерсть и богатеют! –
О том, что из поросят можно стричь шерсть, деда Сашко очень рассмешило. Когда он кончил смеяться, стал излишне серьёзным, то так стукнул кулаком по столу, что подпрыгнула миска и сказал –
– Марк, ты же меня знаешь! Ты что шуток не понимаешь?! Я не то, что поросёнка, а погружу на свой воз полугодовалого кабанчика и отвезу вместе с твоими поросятами в монастырь. Дай Бог, когда нибудь кончится пост – пусть монахи поедят свининки. Я даже помогу осмалить кабанчика. –
В разговор вмешался дед Коля.
– А монастырь то женский, там все монахини и ни одного монаха!--
– Как женский?! – возмутился дед Сашко и правая бровь у него задёргалась – тогда никакого кабанчика! – Не дай Бог моя бабка узнает – со света изживёт. Ни-ни! – Хотя дело то всё равно Божье. Ладно доживем до утра, а там посмотрим. – И дед Сашко положил голову на стол и захрапел. Храпели уже все. Кто за столом, кто рядом, а кто под столом.
Тараканы дождались пока придёт их очередь и целыми полчищами начали убирать все объедки. Ушли со стола только тогда – когда убедились, что честно и добросовестно сослужили санитарную службу.
Маленького Янко жена деда Сашко – баба Приська, забрала в дом и там положила на топчане, прежде положив на него соломы и накрыв чистым рядном. Пока она несла его на руках, он утонул в теплой и мягкой её груди, и на ней же уснул. Она укладывала его и приговаривала –
– Где то там мои внучата? Бог разбросал их по разным деревням, кто им постельку постелет? Нет бабы Приськи рядом! Нет родимые! А зятья мои, чтоб их Дьявол … ладно, пусть живут … может Бог образумит и привезёт он их к нам с дедом на праздник … – Она что-то еще проговаривала, но отошла так, что на расстоянии отличить слова от гудения не было никакой возможности.
Проснулись все поздно и были страшно удивлены, что на вертеле крутится еще один кабанчик. Жир из его боков капает в костёр и вспыхивает более ярким фейерверком. Возле костра стоит староста и командует двумя мужиками как вертеть вертело.
Дело в том что староста хутора решил, то-ли не нарушать, то-ли завести новую традицию – не отпускать гостей из подвластной ему территории без опохмелки. Поэтому на столе стояло уже три четверти мутноватого самогона, в казане на костре варилась картошка и он послал ещё гонцов по хутору, чтоб обеспечить честную компанию луком, огурцами и редиской.
Одновременно он дал задание плотнику срубить не очень тонких, и не очень толстых прямо-растущие две вербы, правильно обтесать их и изготовить крест. Он где-то слышал, что только вербовый крест отгоняет всю нечисть от крестового хода. Говорили, что ещё осиновый, но осина в пределах владений его хутора не росла. Нужно где-то раздобыть и посадить осиновый клин. Раз крестовый поход, то без креста никак не годится! Он наметил и людей, что присоединятся к походу, кроме тех, что пойдут по своей воле.
Больше всего обрадовались такой гастрономической задержке «висельники» –
– Слушай, Дылда , – сказал Карапет – если ты не будешь выпендриваться и кроме плана «А» и плана «Б» чтоб обвести их вокруг пальца и поживиться какими-то ценностями, поддержи и мой план «В». А главная цель моего плана «В» – продержаться рядом с ними как можно дольше и нарастить на свои рёбра жирок от их свинины. – Дылда скрепя сердцем согласился, но при условии, что они вместе разработают и план «Г», – как в конце одиссеи ретироваться и быть не в накладе. –
День прошёл на славу. Но главным событием для «висельников» было знакомство уже не молодой, но ещё и не старой единственной вдовы хутора. Главным её достоинством было личное одиночество, а все остальное, там корова, дом, цыплята и всё такое – тоже было. «Висельники» ходили вокруг её гоголем. Главное, соперничая, чуть не подрались! И слава Богу! А иначе были бы разоблачены все их тайные планы.
На следующий день гости уже на трезвую и отдохнувшую от переедания, и от маленького перепоя голову и живот, обратили внимание на подвластный старосте хутор. К столу подходили всё новые и новые приветливые улыбающиеся люди разных возрастов, наливали себе по пол чарочки, желали всем доброго здоровья, отрезали собственным ножом, лучшего на их взгляд, кусок мяса, закусывали и уходили. Когда их приезжие старики приглашали сесть за стол, отвечали –
– Нет, нет – у нас дела, а вы наши гости – отдыхайте.
Ещё гости заметили, что и здесь проезжая часть улицы была вымощенная камнем. И не только проезжая часть, но и дорожка возле заборов вдоль улицы. Все заборы были добротные и будто свежевыкрашенные. За забором простирался обширный двор с коровником, свинарником, птичником и конюшней, а чуть поодаль под соломенной крышей – гумно. Жилой дом состоял из четырех, или пяти пристроек, а некоторые дома даже имели одну, или несколько причудливых надстроек. И всё это утопало в цветах и зелени. По улицам бегали многочисленные ребятишки, да ещё для них был выделен посреди хутора внушительный плац. Казалось люди попали в другое царство – государство. Когда о том завели разговор староста стукнул кулаком по столу и сказал –
– А оно и есть другое! Вы же видите какие дворы!? … У нас их шестьдесят девять! А честного народа
одна тысяча, двести восемьдесят пять душ было вчера. Сегодня уже на две души больше ... а еще не вечер! Я поклялся на сходке, что своему внуку, а он будет старостой после меня, оставлю две тысячи душ и прибавится ещё усадеб, ну скажем, двадцать!
– Как же так? – спросил дед Марк и почесал свою бороду – усадеб мало, а народу хоть пруд пруди. –
– А так! – У нас одна усадьба – один род! Прадеды и правнуки живут в одном роду. Так легче жить и бороться с житейскими невзгодами, если такие случаются. Семья расширяется – расширяй и жилище своё! Руки есть, голова на месте! У нас так! – Если ты женщина, то рожай детей и пестуй их, добавляй рабочие руки родному хутору. Они нам очень нужны! Если род перевалит далеко за двадцать пять душ – хочешь пристраивайся, а хочешь – отделяйся. Хутор общими силами построить тебе жильё, и поможет обзавестись хозяйством.
Налоги мы платим исправно! пятнадцать процентов со всего! Из лошадей, коров, птицы, яиц, зерна, огородной продукции, и ни процента больше! Но и не меньше обусловленной из центра нормы! Выкручивайся! И ещё один золотник из каждой души! Куда всё это идёт и кто это будет потом поедать – дело не наше. Всё остальное твоё. Ешь, продавай, плати налоги, одевайся, обзаводись чем хочешь.!
Хочешь куда поехать – езжай! Но ты ж, подлец, возвращайся в свой родной хутор! Да хоть в Америку! – Говорят – хорошо там люди живут! – Пусть живут они в своей Америке как их душе угодно! А ты, подлая твоя душа, в хорошем понимании такого плохого слова, приезжай в свой хутор и делай Америку здесь! А потом пригласи своего знакомого американца к себе! Заведи в свои хоромы, покажи свою многочисленную семью всю обутую и одетую! Заведи его в свою столовую и угости печеной уткой начинённой яблоками и запеченного карпика с гречневой кашей! Покажи свой коровник, свинарник, птичник, конюшню! Поведи его на свою пасеку! Заведи в свою главную гостевую комнату, покажи там святые образа! Подведи его к полке, где вместе с Евангелием лежит томик Сократа и Данте! Полистай вместе с ним! Потом поведи его к церкве, где вместе с Законом Божьим учат математике, крою и шитью в первую половину дня, а во вторую священник берёт в руки скрипку, а пономарь бубен и молодёжь учится танцевать и развлекаться! Но через день! – Так-как на следующий день священник выводит своих лошадей на пашню, и, как все идёт за плугом!
Потом подведи в центр хутора к костру, где на вертеле жарится кабанчик, или бычок, в его же, американца, честь! А когда будет уезжать нагрузи его бочонком мёда, свиными окороками и вяленными лещами! И пусть тогда сравнивает свою Америку и твою Америку, в твоём родном хуторе! Так то! –
Староста не унимался!
– Поехали два в Польшу! Кричат там дороги каменные! Говорю ему – подлец ты такой, надо, чтоб и у нас были дороги каменные. – В таком случае нужно то-то, и то-то – отвечают. – Берите пять свиней, пять лошадей и пять коров – говорю им – продайте где угодно, но чтоб кровь из носа было то-то, и то-то прямо здесь! Прямо в нашем каменном карьере! А он у нас есть и расположен как раз за рекой в роще роще орешника! Теперь, за рекой, в своей же каменоломни тешут десять молодцев камень. Там такие кирпичики вытёсывают – не налюбуешься!
Летом заготавливаем глину, а зимой, когда в поле и огороде нечего делать горшки лепим и обжигаем. Для себя же! И вам дадим в подарок! – Староста прервал свою речь, задумался и продолжил. – Нужно чтоб всё было, чтоб запас был на всякий случай. У каждого есть свои кладовые, да и общая имеется комора, где мы запасец возобновляем! Но не дай Бог, чтобы были большие излишки! Не дай Бог! –
Почему же? – Спросил дед Марк и опять почесал свою бороду.
– Как почему? Ну завалил ты все сусеки зерном! Куда остальное? Некуда! Вот и не нужно год, а то и два работать! А Без работы человек дуреет и начинает придумывать, черт знать что! Ты думаешь почему придумали боевое ружьё? – Да потому, что не нужно было басурману поле пахать. За него другие пахали и ему отдавали свои излишки, а он придумывал человеческие пакости! Пускается в разврат человек без ежедневной добычи хлеба насущного.
– Ну, а как же без ружья – не унимался дед Марк – вот и у тебя, говорят, на стене висит.
– Я же не говорю за охотничье, я о тех ружьях, что на убой человека наклепали – увернулся староста и махнул рукой – сам подумай, да себе же и ответь!
– Как же без излишка? – опять спросил дед Марк. – Вот тебе же нужно чем-то платить за руководство твоё! Да и урядники у тебя есть.
– И я и урядник, как и все работаем в поле и в своём хозяйстве. Всё у нас есть. Зачем лишнее? Потом все общие вопросы мы решаем на сходке. Если нужно что-то охранять – охраняем по очереди. Сегодня он пахарь – завтра урядник!
Единственная проблема из-за некоторых шелудивых баб. Там, тьху! чёрт побери, приходится быть судьёй. Скажем приходят две. В руках у них одно яйцо. И спрашивают как быть? Моя курица у Текли снесла яйцо. Чьё оно в таком случае. А я знаю, что у каждой курей не меньше сотни. Засмеяться – обидятся. Говорю тогда – разбейте и отдайте моему коту. А он подлец, жрёт только жаренные. Вот и решите сами как быть. Они оставляют яйцо и довольные уходят.
Или же телёнок Текли самым бессовестным образом почесал свой бок об забор Марфы и содрал краску. А у Марфы пока телёнка нет, так что – ей самой чесать бока об забор Текли?
Приходилось такое заявление как бы заносит в амбарную книгу и обещать, что он хорошо покумекает и вынесет решение. Через пару дней всё забывается и решается само собой.
– Ладно, Егор, идёшь ли ты вместе с нами к монастырю, чтоб доставить туда малыша. –
Староста задумался. С одной стороны – поход, это законное мужское развлечение, а с друго стороны – как оставить вверенный ему хутор? И он продолжал –
– Можно было, конечно, оставить на хозяйстве свою жену и доверить ей всё записывать, а вердикты вынесет он по возвращению. Но, у себя дома, холера, она же норовить взять надо мною верх! А доверив ей хутор – она таких дров наломает, что будут все сырые и попробуй из них костёр потом разжечь! А может так случиться, что и меня самого она до власти потом … и не допустит! Нет, ему отлучаться нельзя! Нельзя и точка!.. Или может отдать бразды правления своему десятилетнему внуку. Против внука она не пойдёт! –
Пока он так размышлял, а дед Марк не задавал больше каверзных вопросов, проснувшийся люд уже был за столом.
Уже высказывали умные мнения пойти ли им мимо болота, не смотря на то, что там в безлунные ночи ведьмы устраивают свой шабаш. Или дать гак и болото обойти, чтоб не дай Бог с ними встретиться!
Молодые мужчины проявляли свой гонор! Дескать, что им ведьмы! Вот в нашем хуторе баба Параска, сказывают, тоже была ведьмой! Ну и что? Хотя говорят, что у её деда росли рога, но только ночью, а днем лишь блестела лысина и никаких следов от рог. А было бы интересно с ними встретиться. Говорят они по особому щекочутся! Прямо интересно!
Но старики при этом крестились и говорили, что не допустят, чтобы мужей из нашего хутора извращали ведьмы! Тогда никаких мужиков не наберёшься. Потому, что это грозит гендерным провалом, и, как следствие снижением рождаемости. Какой хутор такое выдержит?!
Молодёжь, после уже не серьёзных пререканий соглашалась с мнением старших. Тем более, что их поддерживали присутствующие жёны. Да так поддерживали, что один неудачник ушёл обиженным и с синяком под глазом.