Две сестры. Отрывок.

По утреннему розовому снегу,
Где рек начало и конец дорог,
Шли четверо с холодного ночлега.
Ещё дремал, забывшись от тревог,
Мир, томно погружённый в дымку сна,
Который столь нелеп и столь прекрасен,
Где жизнь порой понятна и ясна,
А временами даже миг не ясен;
Где мёд любви, как яд, бывает горек,
Где за добро не плачено добром,
Где путь на гору будет очень долог,
И вниз никто не спустится потом.

Шли четверо: две лошади и люди.
Те двое, что шагали позади,
Понуро головы склонив у груди,
Копытом рыли снег. Мы далее не будем
Расспрашивать о них уставшую сестру,
А лучше чуть придвинемся к костру.
Темнеет, холодно. И ветер расшалился.
Садитесь ближе – здесь недолго заболеть.
Мне сон какой-то странный нынче снился...
А нашему костру всю ночь ещё гореть.

Итак, шли четверо: другие двое,
Ступая по заснеженным следам,
Что ночью здесь оставлены изгоем,
Прислушивались к медленным шагам
Стучащих мерно за спиной копыт.
Светлело зарево восхода.
Оставлен и почти забыт
Тот прежний мир за горным переходом.
Те двое – две сестры:
Одна – цыганки дочь,
Другая – атамана приёмное дитя,
От вьюги в злую ночь
Спасённое случайно,
Голубизной огромных глаз печальных
Пленившая и сына казака.
Прервём повествование пока.
Подкинь-ка дров! Не то нам мёрзнуть ночью.
Да ты, юнец, здесь, вижу, костровой!
Рассказ мой до конца дослушать хочешь?
Тогда садись сюда, ко мне, герой.

Одна, что дочкой атамана стала,
В беспамятстве попав в казачий дом,
Закутавшись получше в одеяло
И вся дрожа, глаза закрыв устало,
В ту ночь сны видела лишь об одном:
Как наяву вставали перед взором
Картины боли, смерти и огня,
И лица умерших с немым укором,
И обезумевшего ржание коня,
Смех дьявольский сквозь дым окаменелый
Представшего в людском обличье зла,
Металла лязг, звон битого стекла,
Где всё вокруг дрожало и горело.
Собаки, люди, кони, вороньё,
Крик, топот, плач детей, сплошное пламя...
И черным дымом вилось смерти знамя.
Она ладонь, протянутую к ней, схватив руками,
Вдруг ощутила боль и впала в забытьё.

Дрожа от холода, проснувшись на снегу,
Со странною тоской смотрела в небо,
На чёрное пятно на берегу,
Где был уют. А, может быть, и не был...
Брела по снегу долго босиком,
Не чувствуя ни холода, ни боли,
И, наконец, без сил упав ничком,
Уснула. Мы не станем боле
Вновь вспоминать все ужасы той ночи,
Которую давно пора забыть.
Но что-то наш костёр гореть не хочет.
Да у меня у самого нет мочи:
Всё, как вчера. Нельзя вчерашним жить.