Когда-нибудь на лотерейной встрече
ты взглянешь мне в глаза и не поймешь.
Ты у обрыва будешь вечно
ждать собственный поток из слёз.
Ты пойдешь ко дну от той злой речи,
что молча выдаст взор укора.
И мечет разум, ждёт он вечно,
что я оставлю тебя тайно и покорно.
Не в той я буду форме, как предстану –
представлюсь именем чужим.
Ты не поймешь, как близко тебе стану,
ведь в этой форме я всегда людим.
Янтарь заполнит светом пустоту,
в душе хранившуюся с Адамового века.
В них ты вдруг вспомнишь, как мы перед луной Хонсу
забылись в шелесте стремительно-седого ветра.
Взгляд выдаст старое знакомство,
что было позабыто исстари.
Что как огонь в груди годами тлело,
и заставляло черта обрести.
И вдруг, как старого знакомца,
ты пригласишь в свой дом, налив вино.
Прогонишь трудности, дикие будни.
Вновь недовольство быльем поросло.
Токай горит в груди, неутолимо и нещадно,
янтарным блеском заполняя пустоту.
И шепчет сквозь века, ветвями обвивая позолоту -
мы вновь сидим перед луной Хонсу.
Когда-нибудь на лотерейной встрече
тайком я вытащу тебя из плена –
той пены мыли вреда,
что мнит себя свободой и чести’.