Крестины

Колокола меня встречали,
Когда сорвался я с оков,
Барыги водку распивали,
Решив наивно, что я сдох.

В гортани пепел и чужбина,
Я в грязь не падал, шел вперед.
Кручина жгла, как хворостина;
Кто дождь на палачей прольет?

Они считали, я раздавлен,
Что в пыль истерт я – вот расклад!
Их лица салом заплывали,
Смеялись, веря в мой распад.

Но кости целы, хоть и биты,
В крови не яд, а жажда мстить.
И клятва, в сердце ядом лита,
Зовет на бой, чтоб их казнить.

Завод, где вороньё кричало,
Где ржавь текла в сердцах благих,
Там время било, как мочало,
По душам в мертвых мастерских.

Там крысы жрали, не тужили,
Ад с раем были наравне.
Ты, мразь, в куртяшке цвета гнили,
Писал доносы. Обо мне.

Продал ты нас всех по дешевке:
За водки ящик, за патрон.
Твоя душа, верней, осколки,
Где стыд убит был испокон.

Но помни цех, где пресс скрипел,
Где ты меня в огне топил.
Твой смех, что в горле мне звенел,
Я, как трофей, в груди сокрыл.

Теперь иду; подкова стонет,
О камень бьет, как в кость удар.
Моя тоска в ночи не тонет,
Мой путь на мост, где тьмы пожар.

Где фонари как выстрел в спину,
Где тени – стая злых волков.
Мой взгляд, как лезвие, в пучину
Ищет твой дом среди кустов.

Твои часы, браслет блестящий,
Штаны, пропахшие виной, —
Все в штык мой пало, настоящий,
Под гимн, что режет тишиной.

Я не герой, я тень в осколке,
В луже у дома, в грязи дня.
Я приговор в последней строчке:
Палач читает, смерть маня.

Но перед тем, как лечь на плаху,
Я вырву очи тем, кто лгал,
Кто рай сулил за подлость страху,
Кто правду в лжи своей продал.

Колокола мне пели тризну,
Их звон был гнев в моей крови.
Барыги, вы меня крестили
В ржавой воде своей любви.

За каждого, кто пал в подвалах,
У стен, где ржавчина текла,
За тех, кого вы в грязь втоптали,
Моя рука вам воздала.

Горите, ад – не искупление,
А лишь отсрочка до зари.
Мой путь – терновник и кипение,
Моя стрела торчит в груди.

Пусть пишут в книгах: “Бился честно,
За идеал он жизнь отдал.”
Вы знайте, сволочи, я слышал,
Как ваш опорный столб трещал!

Колокола в ночи гудели,
С оков я рвался, жив и зол.
Барыги пили, песни пели,
Решив, что я давно издох.

Но я иду, тень урагана,
Булыжник – мой суровый суд.
Нет бога, нет пути обмана,
Лишь ветер воет в мрак и в спуд.