Йорк. Англия.

Хронология памяти, воплощенная в плоской
поверхности поездов, мчащихся под откосы.
Дом на пустынном, выхоленном проспекте,
не отражает больше прохожих, авто, и смерти
стало казаться пошлым время внутри экспресса,
уходящего дальше, чем могут вообще колеса.
Теплая спальня /между подушек – грохот/
каждого сна, с начинкой, похожей на порох.
Ночные «кошмары» и запахи чая на ужин,
плюс очертания тела, так просто наружу
вывернуто, наизнанку, как мелкие вещи
в гуще сплошных восьмерок всегда зловещи
/каждая – бесконечность/. Танцуют джигу
тени китайских лампочек. Только МиГу
видно всё сверху. Стоим /ибо крыть нам нечем/,
произносящие бред на своем наречье.

И ты возвращаешься, сумерки, голос залива,
скалы, ротонда, цепляющая перспективой
вытянуться, накрениться пизанской башней,
только море, бросаясь на сушу, не видит дальше
тьмы, своих собственных вылазок за границы,
выделяя на фоне неба обрывы, птиц и
линию горизонта. Пустая серая злость,
в сознании доводящая вдруг до слёз,
прорвавшись, отпустит. Бриз натирает щёку.
Но человек вздохнет и, губами щёлкнув,
выдохнет. Это то, что обрубит память.
Чужой телефонный номер /не потерять бы/
- вместо спасения. Молча стоять, не мигая,
не защищаясь от ветра, поскольку другая
жизнь не случится, а если – то будет поздно…
Слишком холодный, как следствие - очень серьезный…