Упало лето в ночь.
Дождь звезд внезапно выпал.
Выплыл ковчег
непознанных миров.
Кровь откипев, остыла.
С тыла
в сознание сон вошел.
Шелк облегченья подарил.
Как мило!..
Смыло тревоги прожитого дня.
Принял, обнял покой.
Рекой картины сна
заполонили!
Рептилии полезли из щелей!
Наглей и злей, чем наяву.
Плывут химеры, кружат.
Ну же!!!
Откликнитесь,
случайность, справедливость!
Остановилось время.
Не скрипит.
Спит раб цивилизации.
С опаской, как в сказке:
летит...
летит...
Проснулся!
Коснулся усом ночи ранний свет.
Ах, тенеед!
озвучил утро пульсом.
Вкусно!
Кофейный силуэт
след круасcановый намазал густо!
Чувства «ПРО-СНУ-ТЬСЯ...» -
лучше в мире нет,
раскинув руки, окунуться в звуки!
Привет, мой белый свет!
Ты уходила. Ты шумно собиралась.
Тревожно ныл расстроенный рояль.
Моя печаль негромко рассмеялась,
Моя тоска поправила вуаль.
Ты уходила, оставляя запах
Своих духов, навязчивый, как боль
И мой рояль на деревянных лапах
Присел под стон фальшивой ноты «соль».
Двенадцать лет продлилось наважденье,
Двенадцать зим промчались стаей птиц…
Двенадцать раз звала на день рожденья
Своих подруг с глазами злых волчиц.
Двенадцать вёсен, жёлтых листопадов,
Измен двенадцать, все под Новый год…
Я не считал восходов и закатов,
Я лишь шептал: «Ещё один восход…»
И вот я жду стук хлопающей двери -
Я раньше ждал так звук твоих шагов…
И в предвкушенье сладостной потери
Я погрузился в море своих снов.
Я там, во снах, с принцессой пил «Мартини»,
Я там, во снах, забыл про твою ложь…
Но сны ушли. Сквозняк поёт в квартире,
И мне он спел, что ты ещё придёшь.
Придёшь с сиренью, с запахом вокзала,
С подругами с глазами злых волчиц…
Моя тоска набросит покрывало,
Чтобы не видеть надоевших лиц…
Печаль ко мне на плечи заберётся,
«Давно живу» - на ухо мне шепнёт:
«Всё, что уйдёт, когда-нибудь вернётся,
Всё, что вернётся, когда-нибудь уйдёт…»
Она права, моя печаль-старуха,
Всё возвращается и всё уходит вновь…
Судьба-беда, судьба моя – проруха,
Судьба-потеря с играми в любовь…
* * *
Волнение.
Какое-то неясное движение
там, в тумане.
Чуть заметное трепетанье.
Подрагивающие ресницы.
И вот уже
из-за горизонта появляется блистающая армада.
Это надвигаются наши грёзы.
* * *
Приближается "ветер снов".
И вот мы вдали.
Нам не нужны больше причины.
"Жизнь цветёт" на развалинах солнца и мира.
И ты засыпаешь...
Ты засыпаешь и видишь -
продавщицы смешались с цветами,
а "цветенье на реках" смешалось с ушами слонов,
и смешались подушки,
которые очень полезны, -
они постепенно, непрерывно, бесконечно переходят в здоровье...
* * *
Расцветали сны и души.
И пошла лавина снов.
Музыкальные струились грёзы сквозь ресницы...
* * *
Улыбчивый край молодых.
Где холод мятежа.
Невнятность мятежа.
Где всё - протест.
Где всё всходили грёзы.
* * *
Нам завещано тайну хранить в лунном месте,
между жизнью и сном,
в месте, где Эост*.
Мне приснилась страна,
Где живу я на грани безумства.
Где правителей нет
И бряцают шутов бубенцы.
Где в пытливый мой ум
Выливают горячее сусло.
Шевелятся в гробах
На забытых кладбищах отцы.
Мне приснилась страна,
Где блуждают забытые тени
В лабиринтах хаоса
В руинах больших городов.
Где не помнят себя...
Разрывается связь поколений.
Покрывается пылью забвенья
Цепочка следов.
Я метался в бреду.
Кто- то ставил зачем-то примочки,
Охлаждая мой лоб,
Убивая безжалостно жар.
И держали меня.
И сжимали усердно до точки.
И желали сломить,
Загасить беспокойный мой дар.
Вот пришло забытье...
Жив ли я еще...нет? Только сердце
Мне напомнит тот сон
Резкой болью в горячей груди.
И по воле веков
С гулким скрипом откроется дверца,
Приглашая эпоху
На новые пытки идти.
Небо лиловое выгнуло гибкую спину,
звонкие звёзды со шкуры стряхнуло небрежно,
ветер-проказник их в сонные травы закинул –
и зазвенели в лугах колокольчики нежно…
Ночь отступила и кошкой свернулась лениво
в темном овраге, в надёжной, уютной берлоге.
Спрячут берлогу от солнца могучие ивы –
ночь отдыхает, устала с дороги немного…
Спит...
И чуть слышно трепещут густые ресницы.
Хвост распушился, накрыл полземли и полнеба.
Может быть ей что-то очень хорошее снится?
Тихо вздыхает, тревожа осины и вербы...
Мягко крадётся туман – осторожною рысью,
трогает лапой прохладную чёрную воду.
Тают в тумане ажурные ворохи листьев,
и уплывают куда-то уснувшие лодки,
и растворяется в нём акварельное лето…
Я в полудрёме скольжу по невидимой глади.
Тихо…
Не слышно ни скрипа уключин, ни плеска…
Гладят меня по лицу камышовые пряди…
Пишут деревья на небе секретные знаки –
руны выводят старательно тушью бесцветной,
а на востоке уже разгорается факел –
знаки волшебные путь открывают рассвету.
..мир – война на войне ..тот убил ..этот пал,
третий спал, точно зимний сурок
– убивать не хотел, погибать не желал –
страшен был ему жизни урок..
..но и в сонной стране тот же рок правит бал
– кто-то близкий, и даже вполне,
со спины в сердце нож, улыбаясь, вонзал
– убивает предатель вдвойне..
..сны во снах в тех мирах, будто строчки в стихах,
переходы – пробелы меж строк..
в каждом он погибал.. только он, но не страх
и смеялся недремлющий рок..
..серым льдом по весне, тая, срок истекал..
..умирая во сне ..жил ли он, когда спал..?
Приз "Жемчужина конкурса" от члена жюри Metamorf64
Я сплю, и мне снится широкое поле,
Бездонное небо, бескрайний простор.
Мне снится вчера и грядущее после,
Бетонное плато и нежный росток,
Ломающий плоскость бетонного поля
Связующей нитью уже и потом -
На волю, на волю, скорее на волю,
Цепляться за время, за этот поток!
Ни ветер, ни вечность, ни прочность гранита
Не могут сломить, опрокинуть цветок,
Частицу Вселенной, живую границу -
И яви, и сна бесконечный виток.
Я сплю, полыхают закаты и зори,
Эпохи приходят, уходят века.
И я просыпаюсь всегда a priori
Ночным мотыльком на бутоне цветка.
***
В поле широком под небом бездонным,
Засеянным часто и густо
Светом, питающим чистым фотоном
И тело, и мысли, и чувства,
Пробился росток. Или только приснилось
Бабочке, ждущей рассвета,
Поле бетонное, маленький ирис -
Непобедимый perpetuum?
Она, легче самого лёгкого ветра,
С цветком дополняя друг друга,
Тихо вспорхнет, мотылек-однолетка,
Хозяйка гранитного луга.
Взмах крыльев расширит объем ойкумены
И ветром избавит от зноя.
Вернётся на ирис - эффект перемен, и
Заснёт. И окажется мною.
Утро картинкой блеклой дрожит в окне.
Плотно к шоссе прижавшись, автобус мчит.
Чувствую - что-то важное снится мне,
Только сюжет неясен, неразличим.
Кто-то добавил резкость, усилил звук.
Что это? Крупным планом - твои глаза!
Вот уж никак не думал увидеть вдруг
То, что прошло лет двадцать тому назад.
Как я слова жестоко бросал в лицо,
Как ты в меня смотрела, глотая крик,
Как уходил предателем-подлецом...
Вот мы и персонажи из разных книг.
Сон улетел внезапно. Повисла тишь.
Листья за окнами плавно летят к пруду.
Боже! Вон там у дерева ты стоишь.
Это ТОТ САМЫЙ день! - Я к тебе иду...
Эй, дорогой водитель, останови!
Надо успеть, пока не порвалась нить.
Можно ещё ослабить огонь в крови.
Можно ещё слова мои остановить.
Только не замедляет автобус ход.
Только обрывки прошлого рвутся ввысь.
Время неумолимо идёт вперёд.
Остановись!
Я требую - остановись!
Лизал золотые вечерние тени
Приблудным и ласковым зверем фонарь
Разменных монет снегопад сновидений
Развеет медийных глашатаев хмарь.
Цветы пустоты опадают пластмассой,
Сознанье мерцает, едва шевелясь.
Постриженный в ливень, становишься трассой
Ты, с первым названьем «кровавая грязь»*.
Излом и распад влага звёзд насыщает,
Миг утра слит в Ультра, Век лет - в фиолет.
Дождей балансиры капризно качают,
Швыряя от радуг целуйный привет.
Неясный контур грубой трассы,
Щербатый вздыбленный кирпич.
И давят стены серой массой,
А там, вдали, знакомый клич.
То затихает, то тревожит
Нечетким образом фонем,
И стоны постепенно множит,
Сливая в гулкий вой сирен.
Набатом стук чужого сердца,
Мое не может так стучать.
Противный скрип какой-то дверцы,
И невозможность убежать.
Холодный пот и липкий ужас,
И неизбежность бытия,
Иглою острой мыслей узость:
«Спаси, о Господи, меня!»
Провал, предел, обрыв, пучина,
Всесильный, все же, пощадил:
«Три девятьсот. Примите сына»
«У-а!» - кричу я в этот мир…
Ты приходишь ко мне по ночам
МОЛЧАЛИВОЮ ГРУСТНОЮ ТЕНЬЮ.
Ты приходишь ко мне привиденьем
С растрепавшимися по плечам
Волосами. Открою окно
И впущу долгожданного гостя.
Перекинулся ввысь мостик звёздный
Серебристою лентой. Давно
Я подобной не видела ночи –
Так тепло и уютно... А там,
В вышине, где раздолье мечтам,
Кроткий, нежный покой. Тихо. Очень.
Начинался рассвет. Восходящий покой
Перламутровый всплеск всколыхнул невзначай...
Мне Земля прошептала: "Помедли, постой".
Облака прокричали: "Срывайся, встречай!
Запевай что-нибудь на родном языке
Журавлей, водопадов и ветреных зим!
Если друга не будет, лети налегке,
Ничего не считая на свете своим.
Наша стая в пути, ей собраться не труд,
Но на все свое время, порядок и чин.
Пианист, барабанщик, гитара и шут
Разыграют тебе представленье причин!"...
И уже на границе видений и снов,
Где в плетеной кроватке качают весну,
Обернусь на нетронутый купол лесов
И пойму - я уже не вернусь... не вернусь.
Странные сны на подушке моей...
Странные улицы у подбородка...
То ты смягчаешь гортань. Как елей.
то ты карябаешь горло. Как водка.
Странные встречи...
Я весь уже в них...
Я не могу ими - не наслаждаться.
С шепота мы переходим на крик...
Два перекрестка. Два протуберанца.
Милая!...просто послушай меня...
Я так скучаю...о, черт!!...выстрел...
птица...
_____________
______
Порохом пахнет опять простыня.
Значит - воюет все то,
что мне снится.
Провинциальная "пастушка" –
Уборщица в ночном депо.
Метла в руках ее послушна,
И незатейливый декор
Цветастой шелковой косынки
Так простодушно некрасив…
К рукам прилипшие соринки,
Морщинок мелких паутинки…
И безнадежность перспектив.
Трамваи спят, собравшись в стадо,
Отдав метле дневную грязь.
Пастушка их обводит взглядом,
С ночной усталостью борясь.
И вот, на стыке дня и ночи,
При свете блекнущей луны
Надежда в пятнах червоточин
Нахлынет сном что было мочи,
И в этом нет ничьей вины.
Приснится луг, цветущий ярко,
И колокольцев тихий звон…
Металл трамвая дышит жарко,
Спугнув минутный легкий сон.
Мечта мелькнёт хвостом кометы –
Пусть на один короткий миг…
Обычный сор. Блестят монеты,
Взлетают под метлой билеты,
Но нет счастливых среди них.
Посмотрите, светит солнце!
Заливает мир лучами.
Вы на улице бессонной
Бога солнца не встречали?
У него глаза сверкают
Блеском радостного утра,
С головы его свисают
Кудри цвета перламутра.
Он, веселый и прозрачный,
Вас обнимет у порога.
Просыпайтесь же пораньше!
Так чудес на свете много
У таинственного бога.
Вот прекрасная царевна,
Открывая ставни окон,
Улыбнется и зажмурит
Ослепленные глаза.
Солнце! Солнце! Это радость!
Это счастье нашей жизни!
Мы язычники. И солнцу
Поклоняемся, как богу.
Оконный лучик золотой,
Входи в мой дом, влетай.
Я начинаю день с тобой
Счастливой. Так и знай!
Ты прорываешься ко мне
Сквозь летнюю листву.
Стараешься напомнить мне,
Что я еще живу.
Свиданье коротко сие,
Мне рано надо встать,
Чтобы до суеты сует
С тобою помечтать!
Обитель тихая моя
Расцвечена тобой
Лишь утром. Днем же, знаю я,
Ты вновь уйдешь к другой.
Другую будешь утешать,
Играя на стене.
Прощай! Я утра буду ждать!
Заглядывай ко мне!
"Мой стих дойдет
через хребты веков
и через головы
поэтов и правительств."
В. Маяковский.
"Во весь голос"
***
Перед глазами глыба и море внутри бурлящее!
Вздёрнув себя на дыбу, пел и любил настоящее!
Солнце и звёзды держал, руками объяв Вселенную,
И миллионами жал — жалил душой неразменною
Всё, что вздымаясь вокруг, корчилось в муках родовых!
Страстный любовник и друг, нежность стеля одово...
Звёзд-плевочков огни с неба сбирая горстями,
Нёс... Где не видно ни зги — звёзд зажигал пламя!
Нежной души в облаках не разглядеть — парящей...
И по земле в штанах, в теле он шёл — настоящий!
Мал для души оплот — сдвинут в котле революций!
Но не страшит и чёрт, если в нутре — Конфуций!
Стих — и упрямый, и злой, рубящий и философский!..
Сердца разящий покой — жив и сейчас Маяковский!
***
Играющей сердцем, как мячиком, его у меня укравшей,
вдобавок — стихи от мальчика, любовной рождённые жаждой.
Её и рекой не напоишь — ни Сеной, ни Рейном, ни Нилом,
пока обо мне не вспомнишь, о ком ты опять позабыла
среди череды визитёров, где каждый к тебе с подарком
прийти норовит и споро спешит к Триумфальной Арке.
Не стану я с ними в очередь к твоей лебединой ручке,
уж лучше я в одиночестве стихи напишу для лучшей
из всех, кого в наказание прислал Небес Инквизитор.
Я душу отдам на заклание — гони всех, кто там с визитом
внимания ждёт в передней, снимая в грязи калоши.
Я, милая, знаешь, намедни решил для тебя быть хорошим —
покладистым и спокойным, совсем-совсем не ревнивым...
Да ладно, внимай знакомым, лишь только б меня любила.
***
Поэзий твоих вулкан — в горниле времён — главенствовавший!
Врываешься, как ураган, в сегодня — священнодействующе!
Поток льётся лавою слов! И души пронзая огненно —
кипит, вызывая любовь к дням, нами когда-то пройденным.
В котле революций стихи рождались под шум оваций —
во всю вихревую ширь спонтанности демонстраций!
В них слово строкой жгло, сметая с души накипь,
и всех за собой вело — вперёд, расставляя знаки
времён перемен, когда нельзя в стороне отсидеться!
Звала за собой звезда. Но пуля летела в сердце!
Твоих поэзий вулкан был яростен!.. Но любовью
и нежностью обнимал всех тех, кто их был достоин.
Сквозь пласт временной лет читают твои книги.
И жив Маяковский — Поэт, в величии дней — Великий!
Я сегодня гуляла по городу
По большому городу одна
Я его трепала за бороду
У него уже борода
Бестолковилась на светофорах
Для шумов подбирая тона
По чужому бродила городу
По чужому бродила одна
И подумав, что я еще – та еще…
Поглядев, как спускается мгла
Я пошла себе тихо на кладбище
И спокойно в могилку легла…
Тень Отца Гамлета.
Когда просыпаются звезды на небе
И смотрят в окошко твоё удивленно,
Когда полуночный морской свежий ветер
Качает волну одинокую сонно,
Когда расцветают воздушные замки,
И грёзы роятся, как в улье пчёлы,
Когда заживают наружные ранки -
Рубцуются рваные раны духовные,
Я выйду на улицу в рубище белом
И посох возьму, и пустую котомку -
Отправлю в дорогу размякшее тело,
Уж ставшее нежным и очень неловким.
И тело пойдёт чертыхаясь и плача,
Гонимое духом в бескрайние дали,
Надеясь, ему подвернется удача -
Душе посчастливится где-то причалить...
Когда-нибудь, лет через тысячу, может,
Я это предвижу, я в этом уверен,
Уставший с дороги, сильней и моложе
В твои постучу незнакомые двери.
И рухнет котомка видавшая виды
К ногам, переполнена кучей историй.
И посох отставленный так неожиданно
Вдруг станет кустом настоящего терна.
Ты выйдешь навстречу и слёзы не скроешь,
Посмотришь в глаза и безмолвно обнимешь.
И тело вздохнёт в предвкушенье покоя,
Душа улыбнётся мечтами цветными.
На просторах Украины тыщу лет назад, по слухам,
Жил мужик свирепый нравом, удалой казак Миклуха.
Не валил в снопы пшеницу, не водил в луга коров он.
Был кольчугой опоясан, звоном битвы зачарован.
Отражал атаки угров, пресекал хазар набеги,
После - с девками резвился, что дарили печенеги.
Пробил час. Собравшись с духом и пропев Христу Осанну,
Он стоял с лицом смиренным под венцом с девицей Анной.
Время всякого ломает, будь сам Тиль ты Уленшпигель...
И Миклуха щит с кольчугой к стенке гвоздиком пришпилил.
Сын родился. После - дочка, нареченная Марией.
В это время Русь схотела погуторить с Византией.
Забурлила Русь Святая - силы некуда девати...
И сказал Миклуха Анне: "Отлюбились, значит, - хватит!
Ухожу в поход далёкий, воевода звал намедни.
Потому как в русском войске я вояка не последний.
Коль помру - не помни лихом, дочку береги и сына.
А вернусь назад с победой - заживем, по-царски, сыто".
Долги ль - коротки скитанья? В двух словах не скажешь, братцы.
Я к тому же с "Илиадой" не намерен состязаться...
Был Миклуха дважды ранен, слышал почестей рулады.
И однажды щит надёжный он прибил к вратам Царьграда.
Всё кончается когда-то... Путь домой всего дороже!
(Разводить здесь "Одиссею" я не стану, впрочем, тоже).
Он с победой возвратился, встречен солью с караваем.
Нёс алмазы брит пленённый. Звали пленного МакЛаем.
Год прошел, четвертый, пятый... Обрусел младой британец,
И с Марии глаз не сводит, и у той на щёчках глянец
От любви пылает страстной. Ведь любовь - собака злая...
Оценив расклад Миклуха породнился тут с МакЛаем.
Выдал дочь за чужестранца... Народились дети, внуки...
Их теперь зовут почётно: и МакЛаи, и Миклухи...
Лежат вдоль края водной кромки
Сухие хвойные иголки,
И дятел где-то: тук-тук-тук!
Еще прохладой дышит лес,
На ветвь кедровую залез
Проворный бурундук.
Согнулась нежная травинка,
Вот-вот с нее сползёт росинка...
Я на трухлявый старый пень
Присел и долго любовался:
Всходило солнце, начинался
Таёжной жизни новый день.
Бог красоты не дарит никому –
Ведь все младенцы до того уродцы,
Что, глядя на их лица, не пойму,
Откуда всё же красота берётся.
Откуда лица, что тревожат сон?
Откуда столько глаз, с ума сводящих?
И это всё – не маска и не фон –
Здесь красотою веет настоящей.
А красота имеет символ свой.
Он неизменен, потому что вечен.
Улыбкой доброй нежной и живой
Любой красивый человек отмечен.
Тот в зеркало напрасно не смотри,
Кто не заботится о красоте внутри.
Расскажи мне, зрячий, разве это сложно,
описать словами красоту Земли.
Как берёза плачет и по белой коже
из открытой раны слёзы потекли.
Как блестит на Солнце дождевая капля-
в серой паутине яркий самоцвет,
как на водной глади алый луч заката
с непоседой ветром заметают след.
Расскажи, как в поле звёздочка упала,
свет её паденья вспыхнул и погас.
Как в ночную пору расцвели тюльпаны,
завтра их увидят миллионы глаз.
Тёплую улыбку дарит лунный смайлик,
добрых сновидений хочет пожелать.
В облачных перинах Девы задремали,
а Стрелец дозором ходит неженат.
Своего восторга не скрывай - не надо,
не жалея красок, нарисуй портрет.
Покажи, что даже неподвластно взгляду,
волшебство попробуй, сердцем рассмотреть.
Почему ты время называешь чёрным?
Мы по жизни сами освещаем путь.
Может сладкоежку покусали пчёлы
и ресницы трудно стало разомкнуть?
Но тебе ни словом не смогу помочь я,
если ты не видишь красоты земной.
В темноте живущей непроглядной ночью,
расскажи мне, зрячий, кто из нас слепой.
Луч света безмолвно пронзил горизонт,
Как стебель травы по весне – пласт асфальта.
И птицы, проснувшись в лесу за рекой,
Подпели мелодии старого альта.
Он дивно звучал в деревенской избе,
Стоящей полвека на солнечном взгорке.
Прощался там с мамой седой музыкант,
Живущий в последние годы в Нью-Йорке.
Сложилась жизнь так: он уехал за той,
Что стала давно его творческой музой.
Он вкладывал в музыку душу свою
И горько жалел о развале Союза.
Пусть там он её всё равно потерял,
Но как-то пробиться сумел на Бродвее
И сольные партии стал исполнять,
Хоть строили козни коллеги-евреи.
С годами он свыкся, наладился быт,
И жизнь потекла тихой сонною речкой,
Но всё же по Родине, маме скучал,
По пенью сверчка за побеленной печкой.
Семнадцать лет долгих не видел свой дом,
К которому всё это время стремился.
И вот – погостил, и пора уезжать.
Контракты зовут и дела за границей.
Но чувствует сердце – последний приезд,
Последняя встреча со старенькой мамой.
Поэтому альт громко плакал в избе,
И звуки в лесу были слышны за Камой.
Дом, прежде слывший светским львом,
Сегодня выглядит бомжом;
Как генерал, что постарев –
Стал, как побитый шведский лев…
Бравурный вид, фривольный тип,
Вкруг лысой крыши кудри лип,
И перед входом в пустоту –
Два льва, как прежде на посту.
Сказать по правде, дом как дом:
Живет с живущим в нем жильцом, –
Стоит, исписанный шпаной,
В татуировках как блатной, –
Как будто его папа Шмидт…
Босяцкий тип, сиротский вид…
А рядом, так же стар и груб,
Хранитель тайн, дуплистый дуб.
…Здесь, в час свидания назначенный,
«Девичий стан шелками схваченный»
И офицерский силуэт –
Встречались много-много лет.
Здесь до сих пор, творя дива,
Листвою шелестят слова,
А еле слышный шелест слов
Хранит дыхание духов…
Когда еще «Шумел камыш…» –
Так пахли Лондон и Париж,
Да только выдохлись давно.
Возможно, сыщик Пуаро
Разнюхает, на то и нюх,
То перед чем бессилен слух.
Но как узнать его ответ?
Его ведь тоже больше нет…
Еще все зелено кругом,
С небес прозрачный свет струится,
А я все думаю о нем,
И, кажется, все это снится…
Приснился твой далекий дом,
Там светом залита терраса.
И мы с тобою за столом,
Не замечая время часом…
Мы говорим и говорим,
Пытаясь выслушать друг друга,
Не замечая, что летим
В пространство замкнутого круга…
Не видим, что замкнулся круг,
И что осталось нам так мало,
Что смерть, как старый добрый друг,
Протягивает одеяло…
Разрушен мир.
Твой старый дом
Затянут пыльной паутиной.
Остались тени за столом,
Сюжет несозданной картины…
Он говорил, – Там край Земли,
Там черти топят корабли,
Там ни рассвета, ни зари,
Там шепчет ночь
Любой живой душе: «Замри…»,
И каменеет страх внутри,
Там даже дохнут упыри –
И тем невмочь…
Он говорил, – Там не вздохнуть,
Там воздух твёрд – не лезет в грудь,
Воды ладонью не черпнуть
И не сглотнуть…
Любой кончается там путь,
Теряя смысл, теряя суть,
Там сердцу в жилу кровь, что ртуть,
Не протолкнуть…
И ничего не отвечал,
Тот, что, задумавшись, молчал,
Он будто частные сличал,
Деля на ноль.
Он не шептал и не кричал,
Лишь только мыслью отмечал, –
Конец – начало всех начал,
И в этом соль.
И значит, там, достигнув дна,
Спят в колыбелях времена,
Там не зачаты имена –
Судьба чиста.
Там миг наполненный сполна
Дрожит, как нервная струна,
Черта в лист не зачернена –
И нет листа.
В конце, ударив по рукам,
Они уйдут по сторонам,
Один к проверенным Богам –
И будет прав.
И будет прав, который сам
Спиною, повернувшись к нам,
Уйдёт искать себе свой храм
Иных забав…
Я на звёзды смотрю:
Мир огромен и пуст.
Я - пылинка в громаде Вселенной.
Но себе говорю:
Далеки они? - Пусть.
Мы достигнем и их постепенно.
Бесконечности зов,
Увлекающий нас,
Повторяет грядущего ноту.
Явью сбывшихся снов
К нам придёт звёздный час -
Час для Дальнего в космос полёта!
Смутно вижу - когда,
Скрыто тайной - кому,
Проведя сквозь пространство и годы,
Шанс подарит судьба:
К солнцу - не к своему! -
Стать послом от земного народа.
Я не знаю того,
Кто сумеет дойти.
Но из тьмы пролетевших столетий
Я желаю всего,
Что поможет в пути
К человеческой силы бессмертью.
Звёзды тянут к себе!
Те, кто жил раньше вас,
Над собой понапрасну не плача,
Знают: в общей судьбе
К нам придет звёздный час.
И желают
В дороге
Удачи.
Я навылет прострелен, удружил револьвер
Две свинцовые пули. Попробуй, зашей.
Дует ветер сквозь тело, задевая за нерв.
Пробираюсь вслепую – живая мишень.
Мы планету, так вышло, уберечь не смогли.
Синтетический разум проблему решил:
Человечество слишком тяжкий груз для Земли.
Истребляют заразу отряды машин.
По периметру дроны пролетают жужжа –
Зацени на экране звериный оскал.
Сердце бьётся не ровно, в организме пожар.
Не смертельно, но ранен – победа близка.
Это было бы странно – не дожить пару дней
До того, как закроют весенний сезон.
Завершится программа по отстрелу людей,
Статус супергероя получит призёр.
Продержаться непросто, но пока не убит,
Два рывка до забора осталось ещё.
Там я редкая особь – вымирающий вид.
Заповедная зона – отстрел запрещён.
Как безлюдно сегодня на улице,
только дворник гоняет листву.
Что-то небо сердитое хмурится -
видно горько терять синеву.
Осень снова пришла похозяйничать,
разукрасив дворы в желтый цвет.
Наши встречи с тобой не случайные -
каждый год говорю я: "Привет!"
Ты бывала не раз запоздалою,
не спешила наведать сады,
но всегда ты балуешь нарядами
тополей простоватых ряды.
Обольёшь ты меня на прощание
и уйдешь постаревшей в снега,
Может быть, написать мне признание -
почему ты мне так дорога.
Почему сегодня солнце
Светит ярче, чем вчера;
Ветерок стучит в оконце,
Хочется кричать: "ура!"?
Потому что в класс сегодня,
Дверь открыв, вошла она.
И лишился я покоя,
Будто на дворе весна.
С длинной золотой косичкой,
И веснушки на щеках,
Маленькая, точно птичка,
Что летает в облаках.
Не решался очень долго
Подойти, заговорить.
Все косился исподлобья
И не знал, как дальше быть.
Катя лучше всех на свете,
И сентябрь вдруг стал весной.
Но ее за парту с Петей
Посадили. Не со мной.
Наступаю осторожно,
На вираж веду салазки...
Это лишь зимой возможно,
Всё вокруг как в белой краске.
А снежинки быстро тают,
На щеках колюче-жарко.
Или мимо пролетают
В свете солнца очень ярко.
За спиной скрипят полозья,
Быстро едут санки наши.
В них большая драгоценность-
Там застывший день вчерашний.
Очень хрупкий и красивый,
Превратится быстро в воду
Он весной, когда растает
И умчится на свободу.
«Хочешь жить на Востоке –
Прими его смысл.
И бессмыслицу тоже прими…»
Стынут сны в поднебесном просторе.
Спит восток, выгнав демонов ночи.
Что ушло – то ушло. Ночь в дозоре.
Ну, а утро во сне напророчим…
Воин долг свой не делит на части.
Жизнь – росток, прорастающий в память.
Будет где-то сгоревшее счастье,
будет где-то – летящее пламя.
Нет, не смерть – обстоятельства смерти
камикадзе всех жизней превыше.
Бусидо. А в посмертном конверте –
только ветер, сорвавшийся с крыши.
Что там ящик Пандоры? Посмейте
после Запада жить на Востоке.
Смысл его, как одежду, примерьте,
и отбросьте надежды и сроки…
___________________
*«Божественный ветер» - перевод с японского слова «камикадзе».
Ты ресницами моё украла сердце(с),
И оно к ногам твоим упало.
Как в огне горю, но не могу согреться,
Не спасут вино и одеяла.
Только раз тебя увидел я случайно -
Садик свой, Арзу, ты поливала,
Что-то тихо прошептала розе чайной,
Прикоснулась к анемонам алым.
Зов заслышав, покрывало опустила,
На запястьях вздрогнули браслеты,
Сад покинула походкой торопливой,
Унося с собою радость лета -
День померк, повеял ветер, смолкли птицы…
И с тех пор не ведаю покоя.
Позабуду эти длинные ресницы
В день, когда мне смерть глаза закроет.
___________________
(с)
"Он подошел на цыпочках к балкону, позвал тихим голосом:
-- Гюльджан! Она не ответила.
-- Гюльджан!
Душистая темнота безмолвствовала. Ходжа Насреддин
опечалился. Сдерживая голос, чтобы не разбудить старика, он запел:
Ты ресницами украла мое сердце.
Ты осуждаешь меня, а сама воруешь ресницами. И ты еще
требуешь платы за то, что украла мое сердце! О диво! О чудо! Да
где же это видано?" /Ходжа Насреддин/
Волшебный сад, азалий аромат,
В саду цветы, диковинные звери.
Я знаю точно: два часа назад
Сюда впорхнула сказочная пери.
Шальвар широких изумрудный шёлк,
На личике зелёная повязка*,
Мгновенно позабыл, куда я шёл,
Мне захотелось в сад волшебный, в сказку.
Полдня я безнадёжно простоял
У серого высокого дувала.
В прекрасный сад, конечно, не попал,
А ведь для счастья нужно мне так мало:
Услышать нежный серебристый смех,
Взглянуть в её глаза, темнее вишни.
Но райский сад и пери не для всех…
Я не вошёл… и ты ко мне не вышла.
___________________
*никяб - это ткань, закрывающая голову и часть лица кроме глаз.
Я и мой постоянный спутник
скачем который день,
не жалея молчания
и своих лошадей.
Но у заставы Сяогуань
делаем перерыв –
юноша с взором глубоким
ищет звезду войны.
Обернувшись,
решился узнать он
имена тех, кто встретился
ему на дороге.
Слегка поклонившись,
я род свой назвал, не скрывая.
Мой спутник,
продолжая натачивать нож,
_говорит, что его зовут
_не иначе как Марк Юний Брут
__я там был, я всё знаю: его попросили
__в Риме недолюбливают харакири
___а жаль
Опальный капитан глядит в туман,
Пускаясь в дальний путь, по воле рока,
Он молчалив, мечтами обуян,
Дымится кофе, курится кальян,-
Утехи полусонного Востока...
*
Я вернулся
После жизни скудной,
Прошлое, как отлетевший дым,
Я увидел море изумрудным,
Я увидел море голубым...
Волны бьют
В седые парапеты,
Им бы выйти прочь из берегов!
Море-рисовальщиков, поэтов,
И давно ушедших моряков...
И оно воистину безбрежно,
Море, море, гавани, порты,
Море, море-добрые надежды,
Детские наивные мечты.
Я вернулся, мне не одиноко,
Я услышу музыку времён,
Песни стародавнего Востока,
В мерном шуме падающих волн...
За спиною Мекка,
Впереди Багдад…
Пальмовая ветка
Клонится в закат.
Корабли пустыни
Медленно идут,
Древние святыни
Никого не ждут.
Буйволиным рогом
Светится луна,
За родным порогом
Беды и война.
Может, где иначе?
Манит, манит даль…
И залог удачи
Из Дамаска сталь.
Стелет ночь покровы,
Стан почти уж спит.
И Бедро коровы (1).
В небесах висит.
Будет скоро утро…
Солнце не свернуть!
Коль поступишь мудро -
Светлым будет путь.
___________________
1. Бедро коровы у арабов означает
созвездие Большой медведицы.
Не лови, коварный Джами,
Руки жадными губами.
Под турецкие напевы
Благовония не жги.
Скольких ты умыл слезами?
Не буди во мне цунами.
Замешать коктейль гремучий,
Милый мальчик, не моги!
Ты не жги мне сердце, Джами,
О красе моей словами.
Я поверю, но смеются,
В барной стойке зеркала…
Ты мечтал о русской Тане?
О блинах ее в сметане?
Чтоб за глиняным дувалом
Старшей я из жен была?
Не дразни, проказник Джами,
Антрацитными глазами.
Не свети мне прямо в душу
Красной феской набекрень.
Берегись! Вперед ногами
Унесут тебя от дамы:
Не берет ее с постели
Ни усталость, ни мигрень.
Ах, зачем ты манишь, Джами,
И деньгами, и шелками,
Убеждая, что прекрасна
В блеске масла нагота.
Не к лицу солидной даме
Подношенья брать цветами -
Чем заборы украшает
Городская беднота.
Ах, спасибо, милый Джами,
За фрегаты с парусами!
За красивую попытку
Взять ладью на абордаж.
Под карельскими снегами
Буду видеть сны о Джами.
Контрабандой запах моря
Заберу с собой в багаж!
Тишина, пустота, непроглядная мгла –
не разгадана, не изведана.
И Земля не была и вода не была,
да и слов ещё тоже не было.
А потом взорвалось и тогда началось –
полилось, потекло, захлюпало.
Горы, реки, моря намотало на ось
и накрыло прозрачным куполом.
Но луна за луной, а волна за волной-
у реки песок, у песка река.
Даже мелкой рыбёшки и то ни одной-
ни карасика, ни пескарика.
Посмотреть – благодать. А кому рассказать?
И спросить ещё было некому.
Миллион лет вперёд, миллионы назад –
неживая поверхность зеркала.
Но в его глубине, забурлила на дне
капля жизни, теплом согретая.
Жаль, не помнит никто – было так или нет.
Да и сам я не знаю этого.
Я знаю сотни песен,
Звучащих высоко.
Соедини в одну -
- и будет тишина
Всепоглощающая,
Лечащая раны.
Я припаду к ручью.
Глоток. Я пью до дна
Ручей? О, тишина,
Я утолю печаль
В тебе. Я знаю,
Столько знаю...
Все песни
Не распетые свои
Я по ручью пущу
По ноте-капле.
По капле тишины
Уходят дни мои,
Во времени-ручье
Утерянные. Вряд ли
Я возвращусь сюда.
И в этот Лес,
И в тишь.
Запомнить бы себя
Распластанной и слабой
На камне у ручья,
Где я и смерть - ничья...
Я вижу в грязной луже небо,
Осенний лист и облака.
Ещё я в этой луже не был.
Проверю – очень глубока?
Я вижу в грязной луже камни
И отражение листвы.
О, как же лужа тянет, манит,
Но мне нельзя туда, увы.
Зайти бы потихоньку в лужу,
Ведь я увижу в ней себя!
Но скажет мама: «Ты простужен!
Зачем же в грязь, ты ж не свинья!»
Ах, мне так этот листик нужен.
Как жаль, ты не поймёшь меня.
Мне все твердят: не лазь, не трогай,
Молчи, иди быстрей в кровать.
Зачем же вы со мной так строго?
А как же мир мне познавать?
Я вижу в грязной луже солнце -
Как светится оно, смеясь.
И на воде круги, как кольца…
А взрослый видит только грязь…
Утешай меня, Волга, колыбельной печалью.
Отразись в небесах – нашей общей судьбе,
Где не коршун и лебедь – ворона да чайка
В поединке извечном слетают к тебе.
Люлька-пристань качнётся под пристальным взглядом.
Облака отразят слабый контур песка.
Примерещится мне, как прибрежным наядам,
Тот, Кто строит,
и рушит,
и лепит века.
Это Он мне поёт величальную песню.
Отзываешься ты величавой волной.
А случится воскреснуть – однажды воскресну
В колыбели-купели твоей лучевой.
Серебрится ноябрь запредельным туманом.
Не заманит любая чужая блесна.
Мне святее святой чистоты Иордана
Волжский шелест волны, где была крещена.
Хочешь, я пришлю тебе свой взгляд?
Напиши про море и Суджук*,
Про поляны бежевых маслят,
Паутину, что плетёт паук.
Хочешь, я пришлю тебе конверт
С грустью видов сквозь немой металл?
Напиши мне про земную твердь
Среди сосен и отвесных скал.
Хочешь, я пришлю тебе любовь?
Там лежит начало всех начал!
Напиши про тяжесть облаков,
И про одиночества печаль…
Это небо – пей его со мной,
Звёздный лёд в бокале бытия!
Сладкое, малышка, Совиньон,
Как ты любишь!.............
.......... Ну а хочешь, я
Созову таёжное зверьё,
Ведь у нас по крови есть родство!
Выручат, как прежде, не в первой,
И сорвусь к тебе, на Рождество?
____________
* Суджук - маленький остров в Чёрном море.
Приз "Жемчужина конкурса" от члена жюри Annabel-Lee
1.
Тяжелая, наполненная силой,
Вдохнувшая и снега, и дождя,
Взяв острова в объятия развилок,
На перекатах волнами бродя,
Стремнинами гудит, водоворотит
Воронками, корягами скрипит,
Гремит камнями и по дну колотит,
И на песчаных отмелях шипит.
2.
Река как жила, проникала в чащи,
Ласкала небо темной глубиной,
Была спокойной, стонущей, летящей,
И гор среди - и главной, и живой.
И в душу ей, где заводь голубая,
Я глянула, за самые края...
Узнать хотела, кто она такая?
И оказалось, в ней сияла я!
Так хочется с утра проснуться, поймав глазами первый лучик,
надеть потрёпанные бутсы и стать для сына самым лучшим
футбольным вратарём.
Любимым кадром кинофильма надолго этот миг запомнить.
Расправить скомканные крылья, свободой грудь свою наполнить
и улететь вдвоём.
Найти потерянные звёзды на бесконечном небосводе
и обрести к вселенной доступ, забыв про вечные невзгоды
земного бытия.
Но обязательно вернуться, туда, где новый день начнётся,
чтоб завтра поутру проснуться, поймать ресницами луч солнца,
сказать – а вот и я...
Людские жизни – это книги в своём неповторимом стиле.
Страницы дней хранят интригу, простых повествований мили
и детскую мечту.
Вернуться хочется на море, не потому что невозможно
забыть с ним связанных историй, а потому что очень сложно
запомнить красоту.
Ущелье Птыш, и Птышский водопад,
И речка Птыш – тройное повторенье.
Соединив утраченные звенья
В цепочке ДНК, вернусь назад
В тот древний мир, где дикая природа
Ещё живёт во всей своей красе.
Здесь зимняя и летняя погода
Встречаются на узкой полосе,
Где водопад, рыча, с животной силой
Вгрызается в многометровый лёд.
Чуть в стороне по-летнему красиво
И птица так улыбчиво поёт,
А рядом залегают тонны снега,
Что стерегут обманчивый поток.
Здесь понимаешь – Альфа и Омега
Сошли в проросший через лёд цветок.
____________
Прим. автора:
В «Апокалипсисе» сочетание Альфа и Омега является наименованием Бога,
его символами как начала и конца всего сущего.
А пение безымянной птицы вызывает радость, улыбку...
Я бы с удовольствием отсюда уехал,
Жил бы в Европе или лучше на островах,
И просыпался б от женского смеха,
От голосов на чужих языках…
Иногда болел бы душевной болезнью,
Как на Руси называли запой,
И вспоминал бы, как его – железный? -
Занавес. Или какой-то другой…
Я б не страдал без могил и берёзок,
К тому же берёзки можно купить,
Туда привезти, посадить. Стол из досок
На радость туземцам во дворе сколотить…
Взять самовар в лавке у наших,
Возложить перед ним перо и тетрадь,
И пересоленный суп черепаший
Деревянными ложками из миски хлебать…
А потом, отрыгнув, записывать рифмы -
«Россия – косые» и «Русь – я вернусь»,
И размышлять, какие мы скифы
И откуда у хлопца испанская грусть…
Я бы с удовольствием отсюда уехал,
Поселился б в Европе или на островах,
И просыпался б от громкого смеха
Смуглых охотников на черепах…
Мне бы не снились родные могилки,
Только б я думал, встав поутру -
«Вот интересно, а пуля в затылке
Застрянет, если ствол приставить ко рту?»
Приз "Жемчужина конкурса" от члена жюри Annabel-Lee
…Наши прошлые связи порой не давали дышать,
Хоть случались легки и порой не стесняли свободы.
Наступает на горло сомнений стоглавая рать,
Но прощаю себя за печаль, что утеряны годы.
Мой налаженный быт, как синица в зажатой руке,
А душа журавлит, вспоминая надежды на лето.
Как живется мне здесь, в эмигрантском моем далеке?
Научился читать знаки нашей судьбы и приметы!
Параллельные жизни, а раньше мечталось – одна,
С чередою забот и счастливых семейных событий…
Но звучит в наших душах эоловой арфы струна,
Крепко-накрепко связаны мы той невидимой нитью.
Лил дождь. Плохая примета.
А может - наоборот.
Тут осень, там вечно лето.
Да черт их всех разберет!
Поехали. Будь что будет.
Обмен валюты. Багаж.
Перрон, поезда и люди.
Где визы? Второй этаж.
О Боже - жара какая.
И все говорят - хамсин.
Зачем мы - сюда? Не знаю.
Попить? Воды попроси.
Виски разрывает будто,
И в горле застылый ком.
А думали - будет круто!
Нет - думали о другом.
Мы здесь - слепые котята.
Обратной дороги нет.
Будь проклят тот день!И матом
Ругаем весь белый свет.
Забыли. И зубы сжали.
А детям тут - благодать!
Мы в письмах, как на скрижалях,
Вам пишем "Ну что сказать?"
И пашем - и днем, и ночью,
Забыв про "красный" диплом.
"А там я была..." короче -
Давай не будем о том.
Никто ничем не обязан.
Никто нас сюда не звал.
И тонем. Но раз за разом
Всплываем, открыв глаза.
С тех пор пронеслось немало -
Каких-то там ...надцать лет.
Забыли все про "достало",
Привыкнув к этой земле.
Тут выросли наши дети.
Для них это - дом родной.
И я ни за что на свете
Туда не вернусь - "домой".
Дорогая _имя_, здесь не с кем поговорить.
Я застрял в какой-то про'клятой симуляции
Фильма «Остров». Истощив весь запал и прыть
На попытки бегства, я тупо живу в прострации.
Сколько раз крал шлюпку и пробовал прочь уплыть,
Непременно приходит штиль, тишина отвратная.
Опадает парус, мотор начинает выть,
И течением прибивает меня обратно.
Каждый куст и камень я чую теперь нутром.
Ежедневно, вернувшись с обхода по территории,
Я глотаю, давясь, обжигающий крепкий ром,
Чтобы вынырнуть хоть на час из этой истории.
Дом у моря, который считаю своим пока —
Самый крайний в шеренге таких же унылых хижинок —
Весь как-будто сколочен из скрипа и сквозняка,
Лишь у жаркого очага вечерами выживешь.
Дом рассовывает песчинки и чешую
На постель, в ботинки, в воду, еду, под веки мне,
Я смотрю на море, я слышу его, жую,
И во мне все меньше и меньше от человека.
Рыбаки и чайки не внемлют моим словам,
То ли я здесь тень, то ли вырезан из сценария.
Дорогая, где ты? Так кружится голова,
Вместо мыслей плавно колышутся ламинарии.
Дорогая, где я? Мне кажется, ты — маяк.
Как бы мне твой образ из мрака забвенья выманить?
Я ищу повсюду улики, какой-то знак.
Вся загадка в твоем ускользающем зыбком имени.
Эти письма к тебе без начала и без конца
Я пишу на песке белоснежном, никем не хоженом.
Я с трудом вспоминаю черты твоего лица
Потому что помнить тут, в общем-то, не положено.
Я вычерчиваю буквы. Их ест волна
И на дно уносит мольбы мои о спасении.
Эту соль и горечь я должен испить сполна.
Рыбам — рыбье, Одиссею же — одиссеево.
Черноморские дали.
Дикий храп кобылиц.
Звон отточенной стали.
Кровь.
Я падаю ниц.
И на тунике белой –
тёмно-липкий узор.
Принимай моё тело,
Херсонесский простор.
Белокаменный град мой,
смесь народов и вер,
я вернусь. Я обратно
обязательно вер...
Полонянок уводят
босиком по стерне
на чужбину, в неволю.
Крики.
Топот коней.
Уж и ноги ослабли,
не шагнуть мне, хоть вой.
Янычарские сабли –
над моей головой.
Я крещусь троекратно.
Добивай, изувер...
Я вернусь. Я обратно
обязательно вер...
Вот и всё. Докурили.
Чай допили. Пора.
Расставания, мили...
Может, это – игра?
Полсудьбы – на перроне.
Путь веревочкой свит.
И - сквозь гомон вороний:
«Приезжай». – «Доживи».
О измученный град мой,
смесь народов и вер,
я вернусь. Я обратно
обязательно в-е-р...
Я живу –
как в горячечном сне,
временами пытаюсь проснуться,
но в далёкой суровой стране
заблудилось желанное утро…
Я живу под знакомой луной,
надо мной –
те же самые звёзды,
но закрою глаза – и домой
поплыву,
сквозь густеющий воздух…
В лабиринтах печального сна
отражения улиц туманных,
тёплым отблеском –
свет из окна…
Всё застыло –
тревожно и странно:
фонарей незажжённых ряды,
парапеты,
укрытые пылью,
маслянистая вязкость воды
и мостов распростёртые крылья…
Здесь запуталось время в силках,
наблюдает –
и кротко,
и мудро...
Вечный вечер грустит в облаках
без надежды на утро...
Снега не будет –
Участь столиц сухих.
Бедные люди –
Как им писать стихи…
Череп Монмартра
Вымерз и облысел.
Я здесь до марта,
Стало быть, насовсем.
Серые будни –
Подиум для тоски.
Снега не будет…
Ты мне хоть фото скинь,
Как ты на лыжах
В след подмосковный влип –
Скрежет Парижа
Не возместит их скрип.
Эйфелев студень*
Выхолощен и нем.
Снега не будет…
Ты напиши хоть мне,
Как ты в Сочельник
Чистишь сугробный двор,
Лепишь печенье
С мамой на Рождество.
Лепишь с братишкой
В роще снеговика.
К хляби парижской
Больно мне привыкать.
Снега не будет…
Но остаются сны
О белогрудых
Зимах моей страны.
О снежно-статных
Башнях берёз у рек.
Я здесь до марта –
Я пропущу свой снег –
В моросной пасти.
Я здесь жива на треть.
Вот и всё счастье –
Глянуть и умереть.
_______________________________
*Декабрь в славянском календаре
Словно тень опустевших развалин, спускается год
Юбилея трагедии русской истории, от
Большевистского ига воспрянуть бессильной.
В заржавевших оковах размытых основ бытия
Захлебнулась гортань, источая потоки вранья
В маске лести умильной.
Здесь коварен расчёт, и расстрельного эха молва
Пронесёт сквозь века смертоносный дурман колдовства,
Созидая двуличные формы морали:
Словно бич, с постамента грозит указующий перст –
Дабы люди на путь, что доселе, как прежде, отверст,
Обречённо взирали…
Разрушая наследие предков, иллюзий фантом
Насаждал бутафорию жизни – беспечной притом,
Что подавлена совесть в пенатах тирана.
Дольше века в истерзанных душах слагает уют
Новой жизни, где личное «эго» вошло в абсолют –
Совершенство изъяна.
В стане дикой толпы, что ни смертный – то жатва потерь
Измождённой страны, где блудит вавилонская дщерь,
Сокрушая святыни в потоках агоний.
Равнодушный народ прославляет союз мертвеца
И растоптанной правды, где прочно врастают в сердца
Деревянные кони…