"Убьют тебя там..."

Подвёз меня недавно из райцентра на своей машине односельчанин Михаил Николаевич, бывший зоотехник. По натуре страстный охотник он не мог не коснуться в разговоре этой темы. Глядя на перелески вдоль дороги заметил, что сейчас впору поохотиться на вальдшнепов. «Да что там есть с этой птицы?» – возразила ему, сидящая рядом жена Наташа. «Эх, не понимаете вы… Возьмёшь этого вальдшнепа в ладонь, понюхаешь и… запах весны чувствуешь!»

Родитель Михаила Николаевича работал лесником, и семья жила на опушке леса, в так называемой «сторожке». «Отец не любил охоту, хотя в доме и было три ружья. Приучил меня к этому делу его знакомый, егерь Михаил Иванович Ан – н по прозвищу «Сапог». Был он метра под два ростом, худощав и лёгок на ногу. «Ну, что внучек, – говорит он как-то мне – пойдём, я научу тебе охоте, а то в лесу живёшь, а ничего не знаешь…».

Дед взял у отца ружьё для меня, и зашагали мы, не спеша, по дороге в лес. Впереди бежала его охотничья собака. «Вот ощениться – дам тебе щенка. Но не сразу. Пусть месяца два с матерью побудет, поучиться у неё. Без собаки на зайца – не охота». Продолжая, рассказывать байки, он всё также неспешно двигался по дороге. «Вон, видишь, собака хвостом завиляла – сейчас след должна взять. Стоим здесь и ждём».

Собака скрылась в кустах и вскоре тявкнула раз-другой, а потом её лай, стал удаляться куда-то в глубину леса. «Ну, теперь она его погнала по кругу. Заяц возвратится сюда вот по этой дороге. Отойдём метра три, станем за куст». И, правда, через какое-то время вижу, несётся заяц на нас. «Стреляй!» – скомандовал мне дед. Я, приложив приклад к плечу, «пальнул», но в «косого» не попал. «Э-э-э…, внучок, ты так собаку замотаешь. Кто ж так в зайца стреляет? В бегущего попасть сложно. Ты свистни сначала – он на задние лапы встанет и головой начнёт крутить, вот тут и стреляй. Теперь подольше придётся подождать. Спустимся к низу, он по той дороге должен прибежать назад. Лёжка у него здесь». Так и сделали.

Дед стал рассказывать про заячьи «премудрости», без знания которых трудно надеяться на успешную охоту.
Заяц, убегая от погони, обязательно возвращается к месту свой лёжки. По пути он пытается сбить преследующую собаку со следа. Для этого он перпендикулярно направлению своего бега делает скок в сторону метра на полтора-два, затаивается и ждёт, наблюдая, как собака, потерявши след, крутится на месте.

Если ей всё же вновь удастся обнаружить «косого», тот повторит свой трюк ещё несколько раз. Затем заяц начинает «двоить» след: прыжок в сторону, пробежка туда-сюда метров пять-десять и снова скок вбок в позу наблюдателя. Если и это не поможет, тогда бежит «косой» к своей лёжке, оббегает вокруг неё «петлёй», совершает скок в её центр и залегает, притаившись.

Когда зимой идёшь вслед за собакой по заячьему следу и увидел «петлю» – будь готов стрелять из ружья.
Пока он рассказывал про охотничью науку, собачий лай стал приближаться к нам. А вскоре, как и предполагал Михаил Иванович, увидели мы мчащегося на нас зайца. И я сделал так, как дед учил – пронзительно свистнул. Заяц, как вкопанный приостановился и, поднявшись на задние лапы, закрутил головой. На этот раз я не промахнулся.

«О-о-о-… «Горе» теперь будет городским охотникам» – похвалил меня дед. Любил он всякие шутки, подначки с розыгрышем. «Завтра они приедут на охоту и с утра с собаками пойдут в лес. Ты за ними не ходи, а стой вот здесь на опушке с ружьём и жди. Зайцев собаки выгонят сюда, а ты их тут и покарауль». Я так и сделал и настрелял таким «макаром», аж трёх зайцев.

Вечером, собравшись на ужин в отцовской хате, охотники посетовали на то, что кто-то «снимает» их зайцев из-под носа у собак. Отец мой пожал плечами, мол, не знаю…

В воскресенье, утром городские вновь пошли охотиться. Через какое-то время и я следом. Заслышав приближающийся собачий лай, занял удобную позицию и удачным выстрелом сразил первого зайца. Прогнав прибежавшую следом собаку и прикопав зайца в снег, пошёл занимать «позицию» на другое нарастающее лаянье.

Только прицелился в «косого», вставшего «торчком», как услышал сзади голос: «Не тронь – это мой заяц!». После выстрела, грузный охотник (главный охотовед области) в белом масхалате подошёл ко мне: «Да ты, совсем маленький. Давай-ка сюда ружье… Кто тебе его дал?» «Сапог» – ответил я. «Разберемся». «Разборка» закончилась тем, что отец надрал мне уши…

Спустя полгода, когда я учился в 6-м классе, городские к открытию охотничьего сезона вновь приехали к нам. И опять Михаил Иванович решил подшутить над ними и заодно отквитаться за мои надранные уши. «Как только они с собаками в лес пойдут, ты бери вот этот горн и жди на опушке, когда собаки залают. Это значит, что обнаружили зверя. А ты тогда труби в горн».

Я всё сделал, как и приказал Михаил Иванович. Устав стоять на опушке и ждать очередного собачьего лая, залез на сеновал и, с удобством там расположившись, время от времени трубил собакам ложный «сбор».

Естественно, охотники, вычислили, откуда их собак сбивают с толку. Лестницу с сеновала я поленился убрать, один из них меня там и прихватил «на месте преступления». Накрутив мне ухо и, отобрав горн, он пригрозил, что всё расскажет отцу. В ответ я нагло заявил: «Отдай горн, это не мой, а Сапога». «Так это он тебе подучил! Ах, старый «хрен»!» – выругался матом охотник…

Дома, мать Валентина пожурила деда: «Учишь чему зря ребёнка, вон и трубу твою забрали». Тот отвечал: «Ничего, вернут, когда на охоту в следующий раз приедут…»

Действительно, егеря «Сапога» они уважали, да и ночевать, особенно зимой приходили к нему домой гурьбой человек восемь –девять. Он командовал: «Так, есть хотите? Давайте по зайцу с каждого!» Охотники послушно обдирали шкуры с зайцев. Потом тушки слегка залив водой и присолив в чугунах, ставила хозяйка в печь с догорающими углями вариться и томиться.

Гости с «Сапогом», разместившись за столом и перекидываясь в карты, «травили» тем временем анекдоты, байки… Как только они отужинали зайчатиной, хозяин скомандовал: «Ну, теперь спать… Полезу на печку кости греть».

Охотники, сдвинув лавки к стенам и сняв валенки для просушки, без верхней одежды, размещались в покат прямо на полу. Утром, в воскресенье, позавтракав всё той же зайчатиной в собственном соку, они вновь отправлялись на промысел…

У «Сапога» были две дочки и сын Василий, который отслужив в десантниках, вернулся в родной посёлок, влюбился сразу же в местную девушку. Но Михаилу Ивановичу и его жене, невеста сына не нравилась и они всячески его отговаривали от женитьбы. Запил Василий от таких «коллизий», а тут случился с ним приступ аппендицита и отвезли его в райбольницу. Здесь Васю и «зарезала» неудачливый хирург с неподходящей для такой профессии фамилией – Гробилина. Видимо, у неё была, что называется, «тяжёлая рука».

Мои попутчики припомнили, что на её совести смерть сорокалетнего нашего односельчанина Ав – на Павла Фёдоровича, умершего через день после удаления аппендикса всё той же Гробилиной… Так что остался «Сапог» без наследников по мужской линии…

Отец Михаила Ивановича, по которому он и получил (как это нередко бывает в деревне) в наследство «партийную кличку» Сапог, был тоже немало роста. Но как сын говорил: «ростом я пошёл в отца, а умом и характером в мать. Чуть увижу кровь, зверею… Отец у меня в первую мировою воевал. Когда в 1941 году началась война с немцем и пришла повестка в военкомат, он мне говорит: «Убьют тебя там… Жалко мне тебя… Давай ладонь прострелю». Я ему отвечаю: «Не надо – я сам». Взял ружьё и отстрелил себе два пальца на правой руке.

Прихожу на следующий день в военкомат с забинтованной рукой, говорю, мол, взорвался патрон в руке. Ну, а меня на пять лет на Колыму, на золотые прииски… Если б не умел ставить силки на зверей, сдох бы там от голода. Себе этим спасал и других тоже… Лучше б на войну пошёл…»

Уже работая старшим зоотехником в колхозе в конце 80-х годов, надумал я проведать Михаила Ивановича. Взял соседа Ивана Николаевича (тоже зоотехника), сели на мотоцикл и поехали в Пески, одиннадцать километров по лесной дороге.

Хозяйка, бабка Вера, сначала меня не признала. Но когда представился, то послала в сад при доме: «Иди, он там, в кузне, только кричи погромче, а то он глуховат стал…» Деда в его кузне не оказалось.

Увидели мы, Михаила Ивановича на пасеке. «Ну, что привезли что-нибудь выпить?» «Не – отвечаю – мы «на халяву». «Ну, ладно, осталась у меня одна бутылка, последняя, пошли». Сели за стол, куда бабка поставила миску с мёдом и положила рядом кусок мяса, хлеб. Выпили на троих бутылку, посидели, поговорили. Точнее, интересный рассказчик был один, Михаил Иванович.

Истории из своей жизни выдавал одну занимательнее другой. Закончив очередную байку, говорит: «Иди-ка, бабка принеси последнюю бутылку – в ручье она припрятана, знаешь где…». Вторая «последняя», чувствую, разобрала нас хорошо. «Поехали, Иван, до дому» – говорю соседу. «Да посидите ещё, – уговаривает нас дед – Сейчас Верка последнюю бутылку принесёт, выпьем на посошок и поедете…»

После этого помню, что были ещё две «последние», потом дед предлагал остаться заночевать у него. Но мы сели на мотоцикл и покатили по лесной дороге домой. На полпути я остановил мотоцикл и говорю: «Не, Иван, давай переспим, а то не доедем». Проснулся от холода. Потрогал рукой, рядом Иван спит. Разбудил, стали шарить вокруг – искать мотоцикл. Но до рассвета так и не наткнулись на него. Хотя и лето было, но продрогли мы сильно…

А Ивану понравился дед. В конце недели он напомнил мне, что я обещал Михаилу Ивановичу овса с фермы привезти. Взяли литру водки, закуску и поехали по знакомой уже дороге в Пески…

Подъезжая к селу, Михаил Николаевич успел рассказать ещё и «охотничий анекдот про женщин»…

«С раннего утра один мужик собрался на охоту. Вышел на улицу, а там метель-завируха… Постоял-постоял, да и думает: «Пойду-ка я лучше жене под бок…». Разделся, прилёг, обнял её, а та спросонья и говорит: «Ой, как холодно… Что там, на дворе – мороз?» «Метель метёт…» «Во, а мой дурак на охоту подался…»
Посмеялись все вместе, а попутчица рядом со мной прокомментировала в защиту жены: «Хоть с любовником и изменяла, а мужа любила – пожалела, во, мол, дурак…