Чиполлино и русское освободительное движение Часть 1

Предлагаю вашему вниманию лекцию Д.Л. Быкова
2015.12.08 — Чиполлино и русское освободительное движение

Стенограмму составила Татьяна Красных

… Знаете, я совершенно не уверен, что в моем обществе вы провели бы это время лучше. Значит, мы говорим сегодня о достаточно серьезной проблеме, которая до сих пор по причине своей кажущейся такой своей инфантилизации, кажущейся детсткости, до сих пор не получила достаточно серьезного освещения.
Дело в том, что XX век подарил нам принципиально новый жанр. Это жанр социальной сказки для маленьких, условно говоря, для возраста от 6 до 12, потому что в возрасте более серьезном «Чиполлино» обычно уже перечитывают только специалисты по творчеству Джанни Родари, человека, кстати, весьма неоднозначной биографии, убежденного левака, коммуниста, одного из немногих талантливых коммунистов в послевоенной культуре, человека, который действительно внес очень серьезный вклад в наше понимание процессов, идущих в обществе.
Но к сожалению, именно социологической, а более того, с морфологической, со структуралистской точки зрения «Приключения Чиполлино» просто не прочитаны. Между тем, если сейчас России действительно как-то насладится и дальше своим запретительным трендом, т. е. еще что-нибудь запретить, эта книга — кандидат №1.

Обратите внимание, что как раз «Приключения Чиполлино» - это классическая схема, в которой учтены два главных фактора для России.
Первое. Противники власти находятся в абсолютном и вдобавок беспомощном меньшинстве,
Второе. Это только хорошо, потому что власть все сделает сама. И то, по какому сценарию она все сделает сама, подробно написано в «Приключениях Чиполлино».
Но сначала немножко поговорим о самом этом жанре. В общем можно сказать, что в мировой культуре, в послевоенной, отчасти довоенной, в 20-30-е годы, тема борьбы угнетенных с угнетателями вышла на первый план, и надо бы какого-то нового Проппа, который бы написал нам новую морфологию социальной сказки. Этих социальных сказок можно перечислить довольно много. Беда в том, что значительная их часть, и притом лучшая их часть, в силу разных причин не увидела света. Роман Веры Пановой «Который час?», придуманный в оккупации (она его дочке рассказывала), и написанный в 1942 году, дожидался публикации ровно 40 лет. Увидел свет уже после смерти Пановой. Она готовила его для собрания сочинений 1962 года. Он прошел все инстанции, и в последний момент его сняли. Хотя в этом романе «Который час?», безусловно лучшем произведении Пановой, в этом замечательном сказочном романе дотошной реалистки ничего антисоветского нет в принципе, но просто когда главный герой сумасшедший кричит «эники-беники», а вся толпа ему отвечает «клец», в этом, конечно, можно было увидеть некий намек на тотальность советской пропаганды.
Другая такая сказка, вероятно, самая популярная в XX веке, причем во всем мире, и уж конечно Джанни Родари ее знает, и уж конечно он ее обширно цитирует. Надо сказать, что книга Джанни Родари вообще очень культурологична, в ней есть отсылки практически ко всем мировым шедеврам на тему борьбы с угнетателями, мы об этом подробно поговорим. Но то, что он читал «Трех толстяков» Олеши — совершенно очевидно. «Три толстяка» показывают лишний раз, что к стандартной схеме (город внезапно восстает против угнетателей), в этой схеме каждый работает как умеет и каждый добавляет к ней собственное умение. Олеша добавил к ней, конечно, собственную барочность, исхищенную им из южной школы, из юго-западной литературной традиции. Все очень избыточно, очень культурно. Готично, потому что скажем, все эти страшные заключенные в тюрьме, обросшие шерстью и похожие на животных, они, конечно, надолго запоминаются всякому ребенку, даже тому, кто посмотрел знаменитый авангардный диафильм Сапегина, который долгое время был основой моих детских кошмаров.
Но естественно, не менее знаменитая русская сказка, советская сказка - это «Город мастеров», великолепная работа Тамары Габбе, в которой тоже есть замечательные готические заимствования, в ней есть обязательный веселый горбун Караколь, есть страшный горбун Маликорн, есть приветы практически всей литературе в диапазоне от Костера до Гюго. И есть главный мотив, мотив трудового народа, который в конце концов свергает. Есть, естественно, знаменитая сейчас сказка, знаменитая во всем мире, а особенно в Европе, поставленная там бесчисленное количество раз. Но надо сказать, что она очень поздно увидела свет. Опять-таки, «Дракон» Шварца существовал, конечно, в ничтожном количестве гектографированных экземпляров 1943 года. Поскольку все-таки он был утвержден, и спектакль Акимова был разрешен, и ровно один раз прошел. «Дракон» был легендарной пьесой. До 1958 года, года смерти Шварца, он оставался под спудом. В первом сборнике, где он напечатан, насколько я помню, 1960 или 1961 года, он был, безусловно, главным хитом. Но когда Джанни Родари писал про Чиполлино, он понятия не имел об этой сказке, поскольку «Чиполлино» написан в 1951 году.
Вообще жанр детской сказки о борьбе с угнетателями, скажем так, социальной сказки, марксистской сказки, он имеет несколько очень важных особенностей, которые мы, собственно, и перечислим.
Одна особенность — культурологическая, и 5 морфологических, о которых мы скажем подробнее.
Культурологическая заключается в том, что такая сказка опирается на огромный европейский бэкграунд, и прежде всего на два главных культовых текста этого бэкграунда.
<…...> второй — чудом, как-то странно появившийся три века спустя - рассказ об Уленшпигеле, «Легенда об Уленшпигеле» Шарля де Костера. Это вообще для меня особенная загадка, потому что Уленшпигель — самое мое любимое произведение во всей мировой литературе. Я считаю, что в этой книге есть все. И вообще все координаты европейского модерна заданы именно там, не в «Улиссе», а в «Уленшпигеле», который задал все нарративные техники, включая поток сознания. Но удивительное самое то, что «Уленшпигель» ведь по большому счету — это книга средневековая, книга, которую де Костер каким-то невероятным чудом сумел написать три века спустя после того, как закончилось ее время. Книга, которая сочетает в себе все главные приметы барочной литературы и все главные мотивы средневековья. Это как бы средневековая история, изложенная в барочные времена. И конечно, в ней есть все те особенности главные, которые учитывает Родари. Во-первых, герой никогда не жалуется. Герой страдает единственный раз в жизни, и страдает он, когда у него отнимают отца. Ну, конечно, поскольку это сказка детская, тема жареного лука не появилась, прости Господи, Чиполло всего лишь посадили в подземную темницу, то, что для лука очень естественно. Лук ведь собственно оттуда и растет.
Но конечно, тема расставания с отцом, отца в тюрьме, тема репрессированного отца, она чрезвычайно важна в «Уленшпигеле». И Уленшпигель, как мы помним, единственный раз заплакал, когда увидел пепел Клааса, точно так же и Чиполлино единственный раз заплакал, когда увидел отца в тюрьме.
Естественно, Чиполлино, как и Уленшпигель, - это герой, который сочетает в себе борца и балагура, - это две очень важные функции в любом закрытом сообществе. Там обязательно есть шут, и обязательно есть борец. Уленшпигель сочетает эти качества и надо сказать, что в самые критические минуты, когда казалось бы, положено ему выкрикивать что-то вроде «No pasarán», там «Они не пройдут», испанцы, - он ведет себя с вызывающим, абсолютно шутовским, карнавальным, по Бахтину, вызовом. И не случайно, когда король ему предлагает в качестве последнего желания придумать ту просьбу, которую король не сможет выполнить, Уленшпигель придумывает блистательную просьбу, - прошу Ваше Величество поцеловать меня в те уста, которыми я не говорю по-фламандски. (смеется) И разумеется после этого казнь отменяется, потому что для короля было бы равносильно само низвержению проделать что-то подобное с арестованным.
Еще одна важная особенность «Уленшпигеля» - «Уленшпигель» сочетает в себе «Илиаду» и «Одиссею», условно говоря, модус операнди, образ действий, и картину того мира, в котором герой живет. После де Костера представить Фландрию другой уже при всем желании невозможно. Любой человек, который приезжает в Голландию сегодня, он видит все ее приметы, как их записал Костер. Голландия все что угодно делает, она может легализовать марихуану, однополые браки, она может написать «Серебряные коньки» (Мэри Мэйпс Додж, роман "Серебряные коньки"). Но она все равно будет такой, какой ее увидел де Костер. И ничего уже с этим сделать нельзя. Она заняла свое место на глобусе мира такой, какой он ее описал. С этой избыточной кухней, с этим потрясающим народным долготерпением и народным же юмором. С этими толстыми девками, которые смеются сальным шуткам. Ничего другого уже не сделаешь. Два символа Голландии во всем мире — это не марихуана и не каналы, а черная колбаса, и белая колбаса. Во всяком случае любой ребенок, читавший это в голодные советские времена, запомнит в первую очередь это.
Точно так же и Чиполлино сочетает в себе в общем итальянскую «Илиаду» и «Одиссею». Все главные топосы Италии знакомы нам прежде всего по этой книге. Она представляется нам, вся Италия, и может не без основания, как огромный огород, в очень хорошим климате, ну и естественно, окруженный горами и морями. При всем при том это прежде всего плодородная земля, и плодородие этой земли есть очень важный символ. Потому что это — вечное не иссякающее плодородие европейской традиции. И плодородие народа, который никаким образом не дает загнать себя в конуру.
Что же касается морфологических особенностей «Чиполлино», или вообще морфологических особенностей волшебной сказки. Я не буду подробно брать, что собственно здесь взято от пантагрюэлизма.. Одна только вещь представляется мне очень принципиальной, и в моем случае как-то особенно мне лично дорогой.
Конечно, и я говорил об этом недавно в Лондоне, толщина моя сильно преувеличена теми, кто обо мне пишет. Просто, ну я задуман был таким красавцем, видимо. Что людей сильно оскорбляет любое отклонение от этого эталона. Потому что гораздо более толстым людям это легко сходит с рук. Ну как единственное пятно на совершенной картине. Но единственное, что для меня принципиально важно, что ведь для европейского сознания толстый никогда не значило плохой. И это не потому, что европейское сознание всегда было полит корректно. Нет, оно было достаточно критично всегда и к содомии, и даже к афро американцам. Но вот насчет толстых — это оно любит.
<...> для них всегда толстый человек - это человек, отмеченный судьбой.
Я, кстати говоря, с наслаждением вспоминаю, как я шел по Ханою, а навстречу мне на велосипедах ехала с работы местная молодежь, и каждый норовил меня погладить по животу, потому что прикоснуться к толстому человеку по вьетнамскому поверью — это быть сытым весь год. И я счастлив был. И кстати, созванивался я оттуда с покойным Рязановым, Царство ему небесное, и радостно ему об этом рассказал. Представляете, Эльдар Александрович, нас так здесь любят!
И действительно, когда двое закидывают лопатами горчицу в рот Гаргантюа, который есть копченые языки, это, конечно.. Но не будем забывать о том, что со времен Эзопа язык — это лучшая вещь в доме, язык — это символ речи, и то, что он их поглощает — это символ его речевого богатства, конечно.
Средневековая барочная избыточность… Ну вспомните, что когда барона Апельсина кормят, то его тоже кормят двое, ему тоже по пантагрюэльски закидывают в рот еду лопатами. И обратите внимание, что из всей <...>, которая засела наверху в этой фруктово-овощной саге, барон Апельсин — единственный приличный человек. Он, во-первых, добрый, как и все толстяки. Во-вторых, он способен к эволюции, и может быть некоторые из вас помнят, чем он кончил. Каков финал судьбы барона Апельсина в страшной для богатых, кровавой финальной драме, так сказать, овощной, которой заканчивается «Чиполлино». Что с ним стало? Он перевоспитался. Он же был добрый малый. Так и сказано. И стал грузчиком. И в качестве грузчика он очень похудел.
Конечно, представить себе худой апельсин довольно сложно, здесь Джанни Родари предсказал возможно какой-то будущий гибрид, но как бы то ни было, для барона Апельсина не все потеряно. Потому что толщина для итальянца Родари - это совсем не то, что для русского Олеши. Ну скажем так: полу поляка Олеши. Конечно, «Три толстяка» - это символ побеждающего потребления, всеобщей жирности, чудовищной бездуховности. «Три толстяка» - это страшный образ, который правит миром у Олеши, и Олеша, конечно, научился этому у всеобщего нашего отца Маяковского, который так ненавидел толстых людей, что это у него главная примета всего отрицательного. Помните, «Сказка о Пете, толстом ребенке, и о Симе, который тонкий». Для него жирный…

словно дождик по трубе,
льет варенье по губе.

Хотя сам Маяковский был известен тем, что мог съесть 6 порций компота и просил еще. Но вот как-то Бог его хорошо устроил, что все уходило в творческую энергию.
Конечно, «Три толстяка» каким-то удивительным образом сумели сыграть на вечной русской ненависти к толстым. Как пояснил мне когда-то Алексей Иванов, мы не любим толстых потому, что у нас всего мало. Но при этом, разумеется, для Джанни Родари, толстый — это хороший. А подозрительный для него как раз утонченный персонаж, вроде вполне себе овального Лимона, ну Лимон просто дурак, и графинь Вишен, которые при этом еще и сволочи.
И вот давайте проследим 5 архи типических особенностей того мира, в котором действует социальная волшебная сказка. Неисследованная, не описанная толком. Темная для большинства исследователей социальная волшебная сказка.
Значит, во-первых, сказка такого рода - всегда паразитирует на одной из форм угнетения, которые вообще имманентны любому обществу. И мечтает о том, что рано или поздно от этой страшной зависимости освободятся все. Волшебная сказка — это не социальное угнетение. Это угнетение более широкое. Это, вот как мечтал безумный Хлебников, но только Хлебников в этом еще и признался, в отличие от большинства,

Я вижу конские свободы
И равноправие коров,

После русской революции очень многие сумасшедшие воспряли. Воспряли они потому, что им показалось: сейчас будут отменены все формы угнетения. Какие? Прежде всего раскрепощение домашнего скота, о чем мечтает Заболоцкий в «Торжестве земледелия». Это исчезновение плохого климата, можно будет декретировать вечную весну. Ну если Советская декретирует отсутствие царя, вещь невозможную, почему она не может декретировать солнечную погоду? И много было людей, и Горький их описывал, а по его следам и я, грешный, которые писали декреты о перемене климата, и совершенно искренне полагали, что если Луначарский так скажет, то так оно и будет. Я уже не говорю о других формах угнетения, например, отказ от угнетения школьников, которых мучили орфографией, она совершенно не нужна. И была целая школа ученых, которые полагали, что действительно орфография должна быть упразднена. А лишние буквы — это как лишние люди, и т. д. Т.е. Сатирическая, волшебная сказка XX века всегда опирается на те имманентные, на те неизбежные данности, на то неизбежное угнетение, которое отменить невозможно. И главная доминанта, на которую опирается Джанни Родари — это предназначенность продуктов питания к употреблению в пищу. Ничего с этим не сделаешь. Все они рабы, потому что их едят.
Правда, и это 2-я морфологическая особенность, о которой мы поговорим отдельно, внутри этого разделения, внутри этой обреченности есть еще одно страшное деление на овощей и фруктов. О чем мы сейчас поговорим особо. Но важно подчеркнуть, что в силу итальянской традиции, все помнят конечно страшную сказку «Синьора Сосиска» (итальянские сказки, в том числе «Синьора Сосиска» http://www.planetaskazok.ru/italjanskieskz ) из-за которой те немногие, кому была доступна сосиска в советское время, не могли ее есть. Вы же помните, что мама все время говорит сосисенышу, чтобы он опасался приближаться к кастрюле с кипятком. Потому что он может оттуда не вернуться. И всякий раз, когда нам давали эти молочные не очень вкусные советские сосиски, которые мы тем не менее очень любили, и их даже давали в школе на завтрак, что же было действительно нам думать, когда нам подавали к столу? Ведь это тоже угнетение, ведь это тоже кошмар. Все абсолютно герои Джанни Родари, - кстати, многие подчеркивали, что в его мире абсолютно нет людей. Это мир антропоморфных овощей, в котором совершенно исключен хоть какой-то человеческий мем. Почему? Потому что в логике овощей нет места человеку. Они предназначены для того, чтобы их ели. Там правда есть еще один удивительный парадокс, это овощи, которые сами вегетарианцами не являются. Потому что например Апельсин ест то индюка, то барана. Это какая-то страшная месть — восстание овощей.
Но в том-то и ужас, что человеку нет места в этом мире. Вообще это мир, человеком отринутый, отверженный. Это мир людей, ну не людей, мир существ, веществ, которые человек не принимает всерьез. Так же как огромное большинство людей XIX века ну действительно не принимала всерьез отельную прислугу, извозчиков, крепостных крестьян. Ну они не существовали, они были, как писал совершенно верно Радищев, для удовлетворения нашей прихотливой похоти. Ну, вот только для этого они и были нужны. И прихотливость эта, удовлетворявшаяся ими, совершенно не чувствовала своей греховности. Ну это Бог так устроил. Бог устроил овощи.
Удивительно, что в 50-60-е годы XX века, когда прошла, прокатилась по миру новая волна левачества, очень многие стали всерьез сочувствовать овощам. Вообще еда сделалась предметом довольно напряженного размышления. Появляются веганы, появляются люди, которые не просто отказываются от любой животной пищи, в надежде отказаться вот от этого вида угнетения, от этого вида, как им кажется, людоедства, но люди, которые отказываются даже от яиц, которые отказываются от животного масла, в любом его виде. Т.е. это было бы эксплуатацией.
Поэтому если начало XX века отмечено мечтой о раскрепощении крепостных, то вторая его половина — мечтой о свободных овощах. Давайте сделаем геномодифицированные продукты, не будем есть настоящие, а есть люди, которые утверждают, что помидору тоже больно. И более того, когда срывают яблоко, оно якобы пытается отстраниться, и можно это увидеть.
Т.е. мечта Джанни Родари опирается на самом деле опирается на одну из самых жестоких имманентностей. Человек живет за счет того, что он жует. Он жует остальных.
Но конечно идея восстания овощей — замечательная метафора восстания бессловесных. Все сказки XX века опираются не на социальную, а на, если угодно, физиологическую проблематику. Восстание рабов, восстание еды, иногда восстание букв, в некоторых случаях восстание предметов. Джанни Родари, кстати, написал историю о восстании игрушек — знаменитое «Путешествие Голубой Стрелы». Потому что игрушки против того, чтобы их дарили богатым детям, а хотят доставаться на Рождество несчастному бедному мальчику, а семья бедного мальчика и так уже задолжала фее за два других подарка. И поэтому он останется без паровоза, а ему ужасно хочется паровоз. Восстание вещей, восстание денег, которые убегают от одних и прибегают к другим, как это было, кстати говоря, в «Хоттабыче».
Т.е. иными словами, социальное распространяется ниже, распространяется на физиологическое.
Вторая важная морфологическая особенность, которая подчеркнута именно в истории XX века. В классической волшебной сказке всегда есть угнетатели и есть народ. В волшебной сказке XX века всегда есть свое расслоение среди угнетателей, о нем мы поговорим особо, и свое расслоение среди народа. Угнетенные продукты питания делятся на овощи и фрукты. Совершенно естественно, что в мире Родари овощ — хорошо, фрукт — плохо. Ягода — туда-сюда. Овощ, понятное дело — это Чиполлино. Почему мальчик-луковка? Потому что лук сочетает три главные приметы пролетария. Во-первых, он живет в земле. Во-вторых, он восстает. Потому что их этого лука, сидящего глубоко в почве, выстреливает длинная зеленая стрела. Ну и в третьих лук — это растение-мститель. Потому что, как мы знаем, любой, кто дернет Чиполлино за волосы, начинает плакать. И несколько раз синьор Помидор производит такую вещь.
Кстати говоря, синьор Помидор — это тоже такой коллаборационист среди овощей, что очень важно. Он, конечно, овощ. Но он выглядит как фрукт, он ягода вообще-то. И именно поэтому его и подвергают аресту. Лимон арестовывает Помидора, потому что помидор ему классово чужд. В конце концов Помидор не смог распутать заговор, попал в тюрьму, там притворился хорошим, так что ему поверил Горошек. Помидор, что очень принципиально, это изменник среди овощей. Это овощ, который пустили на верха. Потому что, и это очень принципиально, среди овощей конечно наблюдается известное расслоение. Может вы даже мне назовете главного коллаборациониста среди овощей, который потом все-таки становится на путь добра? Это адвокат. Горошек, конечно!
Он плохой, вопросов нет. Он всегда, когда Помидору надо, например, для ареста кума Тыквы, он всегда подбирает для него какое-то оправдание, какую-то статью Закона. Он кончил университет в Саламанке — это очень важно. Потому что в Саламанке находился папский университет. Т.е. он — представитель «проклятого папизма». Один из древнейших университетов Европы, 1254 год. Горошек вышел оттуда. Но при этом Горошек, когда его, разумеется, начинают вешать, он начинает быстро избавляться от коллаборационистских заблуждений. И, что самое интересное, там очень хорошо показано, что он не может понять, как это он, такой маленький, такой кругленький, такой стриженый и бритый, будет сейчас повешен и исчезнет навсегда. И он дает слово, что если бы ему удалось спастись, он бы, конечно, пересмотрел свои убеждения, после чего его спасает Чиполлино. Но то, что среди овощей наличествуют коллаборационисты, желающие сотрудничать, это принципиальное открытие Джанни Родари.
Второе принципиальное открытие , в этом же пункте морфологии, заключается в том, что если раньше народ был худо-бедно монолитен, то сегодня он радикально поделился на две страты. Ну коллаборационисты — это отдельная статья, они единичны. А что это за две страты? Кто может догадаться? Вы догадаетесь легко. Вот студенты бы догадались сразу. Потому что с быстроумием нынешних студентов уже нам не тягаться. Ну кто же эти две основные страты? Ну условно говоря, если одну составляет кум Тыква, а другую, скажем так, редиска. Делить на мальчиков и девочек не надо. Это не то деление. А что это за два типа народа? Ну говорите, не бойтесь, все свои. Все мы ели эти вещи и знаем их характер.
-(нрзб)
- Близко, но не совсем. А что характерно для стариков и детей? Какие особенности личностные? Это борцы и страдальцы. Ну назовем вещи своими именами.
Понимаете, раньше народ был монолитная абсолютно среда. Весь народ страдает, а если перестать его угнетать, весь станет хорошим. Но проблема в том, что одна часть народа где-то подспудно хочет, чтобы его угнетали. И больше того, там есть замечательная метафора эскапизма (Эскапи́зм, эскепизм, эскейпизм (англ. escape — убежать, спастись) — индивидуалистическо-примиренческое стремление личности уйти от действительности в мир иллюзий, фантазий) . Вот понимаете, что как раз для меня, наверное, самый классический персонаж, самый мною любимый, это кум Тыква, потому что он как-то мою стратегию в жизни воспроизводит. Копить. Сначала копить кирпичи, потом копить вздохи. Помните, что кум Тыква всегда вздыхал. Ему говорят: что ты все вздыхаешь, старый идиот? Он говорит: Я накопил столько вздохов, пришла пора их потратить.
Так вот кум Тыква… ну это, конечно, копирует метафору того же Маяковского, которого Джанни Родари очень любил, Человек с двумя поцелуями, человек с двумя слезами, который собирает чужие слезы в трагедии «Владимир Маяковскмй»

Человек с двумя поцелуями.
Обыкновенный молодой человек.
Женщина со слезинкой.
<...>
В. Маяковский неуклюже топчется, собирает слезы в чемодан. Стал с чемоданом.
(Владимир Маяковский — Трагедия)

А кум Тыква копит вздохи. Так что видите, у Джанни Родари вот такие еще корни.
Но дело в том, что борцы и страдальцы, они разделяются прежде всего по одному главному признаку. Чиполлино — он отовсюду выстреливает. Он не принимает замкнутого пространства. Он сбегает из тюрьмы и вообще сама метафора великолепна — лук, который выстреливает ростком от этого корневища — это, конечно, побег из тюрьмы. Чиполлино, все время, оказываясь в подземной тюрьме, из нее сбегает. А есть человек, наоборот, такой человек в футляре, который все время стремится забраться куда-то, и даже в тюрьме чувствует себя очень уютно. Это кум Тыква в домике. Это Беликов такой. Он добрый малый, кум Тыква, он всю жизнь работал, он отказывал себе даже в рождественской курице. Видите, этот овощ — тоже не вегетарианец. Он любит курицу. Но ему пришлось от курицы отказаться. Не по соображениям высокого сострадания, а исключительно по причине экономии. Вместо одного кирпича он стал покупать два, а то и три.
И вот кум Тыква строит себе домик, а в этом домике… помните, так страшная сцена, когда синьор Помидор и его подручные огурцы, что тоже очень символично, фактически родственники кума Тыквы, принадлежащие к тому же виду-роду-семейству, они расшатывают, размалывают этот несчастный домик, пытаются его раскатать на кирпичи, летит аккуратно уложенная штукатурка, черепица, а кум Тыква сидит внутри и представляет себе, что он плывет в лодочке по синему морю, и его уютно укачивает. Вот это классическая схема трусливого, не коллаборационизма, конечно, но конформизма, который немногим лучше.
Дело в том, что сегодня среди всех угнетаемых Лимоном и Вишнями, а отчасти и коллаборационистом Помидором, среди всех нас огромное количество, огромное большинство составляет кум Тыква. Это тот персонаж, для которого восстать — немыслимо. Который рад, что его не убили, Который вообще наслаждается мелочами. Ну другим таким же персонажем, очень характерным, является маленький Черника. Этот Черника, если вы помните, живет в ореховой скорлупке. Он тоже абсолютный человек в футляре, и в этой скорлупке у него несколько богатств. Это — сыр, корочка сыра. И это — старая бритва. Эта старая бритва служит ему добрую службу. Единственный раз, когда в сказке появляются.. ну не люди, мы не уверены, что они — люди, но появляются воры. Может, это какие-то животные, может, это какие-то условные существа. Но дело в том, что на домике кума Черники написано: «Добро пожаловать, воры, убедитесь, что здесь ничего нет».
И они всякий раз хотят в этом убедиться. И всякий раз вежливо говорят: да, простите, действительно ничего. Но всякий раз они уходят, - там замечательно сказано, - с чувством приобретения. Потому что они подружились с добрым человеком. Более того, они даже предлагают чем-нибудь с ним поделиться. Но правда, он всем дает свою старую бритву, и они с горем пополам умудряются побриться, Это чисто ритуальный жест обмена культурными ценностями.
Вот как раз Черника, которого назначают хранителем домиком кума Тыквы, когда его конспиративным образом увозят, как раз черника — еще один человек в футляре, просто добрый, и по-своему очень обаятельный. И по-своему это философ такой, да? Мыслитель. Он, как мы знаем, ягода, промежуточная структура, но он не фрукт. Он не на стороне подлых элитариев. Таких, как Лимон. Вот Лимон — это Цитрус, это безусловно олицетворение мало того, что жестокости, он любит, помните? - смотреть на пытки, он Лука Порея подвергает пытке — выдирание усов. Но он при этом еще и идиот. Потому что он все время забывает, чего он хочет. Например, прежде чем начать пытать Лука Порея, он награждает его орденом Серебряного Уса.
Так вот то, что в этом мире есть свое расслоение, то, что народ впервые не монолитен, не однороден, это гораздо более жестоко подчеркнуто, например, в чудесной сказке Шварца. Где борцов очень мало. И борцы — это только те люди, которые наделены профессией. Потому что у них есть в руках ремесло. У кого есть в руках ремесло, у того есть совесть. Это мастера кожевенных дел и латных дел. Это кузнецы, которые приносят для Ланцелота одежду и латы. Это ткач уникальный, который сумел соткать ковер-самолет. Это музыкант, который создал музыкальный инструмент. К борьбе ни не очень способны, а единственное, что он может сделать, это в тюрьме слепить скрипку из черного хлеба и сделать ей струны из паутины.
Негромко и невесело играет моя скрипка., - помните, он говорит.
Но тем не менее он по крайней мере не теряет совести. Остальные горожане вообще ни на что не годны. Ну а уж о борьбе, о протесте… Бороться, протестовать — это очень интересно, - умеют только самый амбивалентный персонаж. Это кот. Потому что кот- это единственный, кто гуляет сам по себе. И здесь глубочайшая мысль Шварца о том, что противостоять тирании может только сноб. Вот снобу это удается, а человеку, лишенному какого-либо достоинства, не удается никогда. Он конформен.
И поэтому кот пожалуй у Шварца — это единственный настоящий борец кроме Ланцелота. Пес слишком верен для того, чтобы бороться.
И надо сказать, что в сказке Джанни Родари, в мире Чиполлино по-настоящему бороться могут только гордые, горькие одиночки. И горькая Редиска, которая хотя и обладает удивительно свежим вкусом, но тем не менее тоже можно скривиться от нее. И, конечно, Чиполлино, мальчик, от которого рыдает любой, включая самых близких его друзей. Потому что Чиполлино — это нон-конформист. Это не тот, с кем удобно рядом находиться.
Любопытно, что в рамках той же морфологической особенности определенной образом расколоты, об этом нам надо помнить очень вдумчиво, определенным образом расколоты и элиты.
Мы понимаем, что во-первых Апельсин более-менее приличный и, простите за выражение, человек, хотя он и не человек приличный, а фрукт. Более-менее приличный персонаж — это, конечно, Вишенка. Маленький граф Вишенка доказывает нам всем, что это — единственная опора восставшего народа. И абсолютно точно поняли два автора — Олеша и Джанни Родари, - что без своей Вишенки, без своего Вишенки у нас ничего не получится. Нам нужен в элитах замученный ими человек.
<...>
Мы об этом потом поговорим. Но Вишенка — это их человек, который страшно там одинок, и который хочет поиграть с детьми, хочет быть с нами. Помните, Вишенка все время страдает от унижения. Ему ничего нельзя. Ему нельзя было, как нельзя было Кудрину улыбнуться на заседании правительства. Точно так же Вишенке нельзя выйти за ворота, разговаривать с мальчишками. Ему нельзя мять траву, потому что тому, кто мнет траву, будет назавтра страшное наказание. И ему придется 200 раз написать от руки «я мял траву». Нарушитель, который ходит не по дорожкам, будет оставлен без сладкого.
«Учи уроки - Я уже выучил - учи на завтра».
Кроме того, если его застали с книжкой, это тоже отвратительно, потому что чем книжки читать, лучше бы он подумал о том, как он мешает взрослым и отравляет их жизнь.
Конечно, то, что морфологически, в элите обязательно уже есть слой коллаборациони́стов, которые тяготеют к нам, совершенно очевидно. Кстати, здесь же возникает обязательная метафора ключа. Потому что это — очень важная вещь. Чисто структуралистский ключ — это важный структурный элемент. Помните, Суок, которая свистела ключиком, похитила ключ от зверинца у наследника Тутти. А сам наследник Тутти в вишенном варианте, сам граф Вишенка, похищает ключи у кого во сне? Всем помнится эта удивительная сцена, когда Помидор спит, отравленный сонным порошком. И все помнят, кстати, происхождение этого порошка. Этот порошок Чиполлино похитил у мастера Виноградинки, у сапожника, потому что у Виноградинки супруга страдает бессонницей.
Сначала он этим усыпил пса Мастино, а потом этим усыпили Помидора. И Помидор спит и видит страшный сон, в котором он ест шоколадный торт, а торт оказывается картонным. И он глубоко в него въелся, влипся и не может убежать. И в это время Редиска вместе с Вишенкой , два маленьких красных существа, красных, что очень символично, похищают у него ключ и выпускают узников наружу. Ключ — вообще такая очень важная медиация, важный медиатор между миром арестованных и, соответственно, угнетателей.

Третья существенная морфологическая особенность такой сказки. Победа приходит не в результате борьбы угнетенных, потому что от борьбы угнетенных нет ровно никакого толка, а в результате гипер активности угнетателей.
Действительно, что там мешало в какой-то момент трем Толстякам установить окончательную и безусловную победу? Три Толстяка и так уже и доктора Гаспара держат под контролем, и гимнаста Тибула, и оружейника Просперо. Все находятся в их лапах. Но поскольку им всего мало, им надо устраивать торжества, им надо не просто побеждать, а дотаптывать, тут безусловно в конце концов наступает Победа. И победа эта наступает в результате того, что три Толстяка — дураки, а на стороне народа — разум.

И вот здесь очень важная, еще одна, четвертая морфологическая особенность сказок такого рода. Помимо борющихся сил, а эти силы в данном случае условные угнетатели и условный народ, есть фигура промежуточная, которая является носителем знания. И носитель знания делает свой выбор в последний момент. В «Трех Толстяках» - это Гаспар Арнери, доктор, который…
Как из камня сделать пар, знает доктор наш Гаспар.
А именно в «Приключениях Чиполлино» - это Горошек. Это книжник. Носитель знаний из Университета в Саламанке.
Сначала он служит режиму. И Гаспар Арнери служит режиму. Конечно, он не такая гнида, как учитель танцев Раздватрис, который просто и однозначно предатель, и для которого вообще нет ничего хорошего. В докторе поначалу есть определенная лояльность. Когда он получает задание починить куклу наследника Тутти, а кукла сломалась безнадежно, и здесь, конечно, у Олеши сложным образом преломляется история дома Романовых. Вот когда он получает это задание, он гордится им как честью, и понимает, что он выполнить его обязан. Он рад это сделать. Конечно, он понимает, что если он не починит кукле голову, отрубят его собственную, но при всем при этом он понимает и то, что это — определенный почет, определенный статус. И только потом доктор Гаспар переходит на сторону восставшего народа.
Надо вам сказать, что в большинстве текстов русской литературы, которые как-то пытались отрефлексировать революцию, и в кинематографе тоже, эта проблема — переход интеллектуала на сторону восставшего класса, - это самое главное. Потому что тогда на самом деле происходит победа, когда интеллектуал перешел. И об этом же сказал Ленин, перефразируя знаменитую фразу Архимеда, дайте мне точку опоры, и я переверну Землю. Горький услышал от Ленина, если не придумал, но не думаю, что придумал, потому что фраза скорее в ленинском духе, очень четкий, очень издевательский афоризм. «Вот когда мы всех архимедов перетащим на свою сторону, вот тогда мир, хочет-не хочет, а перевернется.»


Т.е. вот этот архетип — перетягивание Архимеда, - это инвариантная тема для всех абсолютно волшебных сказок XX века. Эта тема есть даже у Пановой. Но самое интересное, что в советском кино и в советской драматургии Эта тема тоже очень подробно отражена. Давайте вместе вспоминать, в каких произведениях. Прежде всего в какой драме Погодина из трилогии мы это видим с потрясающей ясностью. Драма, которую в наше время называют не иначе, как «Кремлевские обскуранты». Конечно, «Кремлевские куранты» Это замечательная пьеса, в которой перевербовывают профессора.
Фильм, в котором перевербовывают профессора — это… И играет этого профессора тот же персонаж, который впоследствии сыграл дон Кихота, по шварцевскому сценарию. И все черты дон Кихота в нем есть. Это, конечно, Черкасов, сыгравший профессора Полежаева. Это «Депутат Балтики». И обратите внимание, там происходит буквально исцеление, когда профессор уже и кашляет, и помирает, тут к нему приходят и приносят автограф Ленина, и пожелание здоровья. И он встает и говорит: здоровье — это главное.
«Всегда помним ваше высказывание об охоте, Ваше Величество» (Шварц)

(знаменитая реплика, сочиненная Гориным для Охотника в «Обыкновенном чуде», обращенная к Королю: «Всегда помним ваши высказывания об охоте, Ваше величество!» — реплика, которая делает Охотника уже однозначно символом писательства, представителем творческой профессии)

Видите, мне Ленин пожелал здоровья. Значит, я буду здоровье

Ну, естественно, декретировать можно все. Если бы Ленин пожелал ему долголетия, он бы прожил еще лет 20.
Но в этом-то и парадокс. Помните, когда к Горькому приехал Сталин, а Горький уже синел и задыхался, Горький прожил еще 3 дня. А ведь он действительно был между жизнью и смертью. Но тут приехал Сталин с членами политбюро, и Горький, придя в себя, заговорил с ним о чем? О том, что французских женщин-работниц надо активнее втягивать в литературу. Это безумие, но это как-то за гранью жизни, за гранью Чуда. В этом есть какое-то изумительное торжество.
Так вот то, что интеллектуал является трикстером, крючком таким спусковым, или еще триггером. Он не только трикстер, потому что от него все ждут трюков, но он еще и триггер, потому что он запускает в конце концов главную часть действия.
С тех пор, как Бог лишает кого-либо разума, или Аллах, как мы теперь знаем, тут же наступает полное поражение по всем фронтам. Как только интеллектуал переходит на сторону восставших, в нашем случае — это Горошек, а в случае Олеши — это Арнери, - сразу же начинается новая жизнь. И сразу же они начинают делать одну гадость и одну глупость за другой.
И, разумеется, пятый элемент, пятый непременный элемент этой конструкции — это любовная тема. Потому что любовная тема — она обязательно обозначает собою свободу. Когда-то у меня была долгая дискуссия с Гейдаром Джемалем, на тему»Является ли на самом деле аскеза революционным признаком, или наоборот свободная любовь?» Никогда еще не побеждала революция с темой аскезы. Но может разве что революция Иранская, и то я не убежден. Всегда революция выступает с темой сексуального раскрепощения. И вот один инвариант, который присутствует всегда, это то, что главный изменник своему классу, в данном случае Вишенка, влюбляется в девушку из народа. И это — Редиска. Они маленькие, они красные, они вместе все это осуществляют.
Редиска не должна достаться Чиполлино, Чиполлино — такой же, как она. Чиполлино может полюбить какую-нибудь… я не знаю… Он может полюбить какой-нибудь Ананас. Что-нибудь фруктовое, большое, значительное. Он может полюбить то, что непохоже на него. Редиска — его друг. А вот полюбить Редиску может Вишенка. Полюбить девочку Суок может наследник Тутти. И для наследника Тутти главная мотивация перехода на сторону восставшего народа — это любовь к девушке из народа.
То, что в волшебной сказке всегда присутствует любовь, во всяком случае в XX веке, это вещь необходимая. Но любовь эта, заметьте, всегда разворачивается между представителями двух разных классов. Изменник своего класса полюбляет самую простую… причем он, как правило, утонченный аристократ. А она, как правило, девушка из народа. И это есть, между прочим, и в такой волшебной сказке, как «Сорок первый», которая тоже есть абсолютная сказка, на самом деле, абсолютная идиллия. Но Говоруха-Отрок полюбляет там Мариутку именно потому, что она такая простая, а она его за то, что он такой утонченный. Вот это — обязательная деталь в революционном повествовании. А то, что в «Сорок первом» есть черты волшебной сказки — это к бабке не ходи. Там все волшебное, даже этот остров, на котором они устраивают свою одинокую робинзонаду.
Но как раз необходимость этого любовного хода делает «Приключения Чиполлино» очень важной для XX века сказкой. Потому что она лишний раз доказывает, что наследник рода, он обязательно будет наш, будет с нами. Потому что ему там тесно. Потому что ему все запрещено.
Я не знаю, кто это будет. <...>
, может это будет тот самый наследник, которого официально провозгласили наследником, особенно, если бы удался нам в ближайшее время роман между ним и женщиной из оппозиции, так можно считать, что и делать-то больше ничего не надо. Выкрадет ключ, и поминай как звали.
Но в любом случае, то, что нам придется использовать этот архетип, это абсолютно необходимая вещь.
Ну и еще, конечно, одна очень важная особенность всех русских волшебных сказок, которая роднит прежде всего и «Приключения Буратино», и «Приключения Чиполлино», и «Город мастеров», и «Трех Толстяков»… я бы не назвал даже это морфологической чертой. Это, скорее, обще идеологическая установка. Это касается финала.
Вспомните. Вот Буратино. Толстой, конечно, наврал, что он в детстве читал «Пиноккио». «Пиноккио» тогда не был переведен. А когда он был вообще переведен? Что это за история? Каким образом Толстой узнал про Пиноккио? Все помнят, да?
Мирон Петровский подробно ее расследовал. Что там, собственно, случилось? Ведь Нина Петровская, сама замечательная женщина, замечательная, кстати говоря, критикесса литературная, посредственная переводчица, перевела сказку Коллоди. А редактировать ее в эмиграции в 1921 году, выпало А. Н. Толстому. Который до этого о Коллди слыхом не слыхивал. Но он сделал из этой сказки, очень бледно и плоско переведенной, замечательный текст. Вот так появился первый «Золотой ключик». А «Золотой ключик» потом, в 1938 году, все помнят, наверное, причину, по которой была написана эта сказка. Кто-нибудь помнит? Подлецу все к лицу, А.Н. Толстому все оборачивалось на пользу. Он схлопотал инфаркт. А вследствие этого инфаркта ему запретили писать серьезную прозу. А он находился как раз в процессе работы над «Хмурым утром». И он сказал врачу: Ну а если я я полную ерунду буду писать — это можно? Врач сказал: можно.
И он за две недели навалял «Ключик». Действительно, полная ерунда, но ерунда гениальная. Вот там он оторвался по полной программе. Там он оттянулся. И надо сказать, что Блок, как замечательно это Петровский доказал, получился у него гораздо убедительней, чем в «Хождении по мукам». Конечно, Пьеро, который сочиняет свои пародии на болотных чертенят,
Мы сидим на кочке, где растут цветочки, сладкие, приятные, очень ароматные…
Вот это настоящий Блок. А вся арлекинада русского Серебряного века замечательно там воплощена. Буратино — это, понятное дело, Алексей Толстой, которому в результате достаются все бонусы, включая Мальвину. А Мальвина — это, конечно, Толстая-Крандиевская, по которой он жестоко скучает в это время. Потому что женился на другой, на молодой, и скорее всего на осведомительнице. Это получилась такая ностальгическая сказка о русском Серебряном веке.
Но вот к чему я клоню. Обратите внимание, что все эти сказки заканчиваются не просто победой добра, а победой интеллекта. Что же там происходит? Что сделал Буратино из открытого им подвала? Театр «Молния», в котором в результате будут учить детей. Что происходит с дворцом графинь Вишен? Это детская школа, в которой будет и музей, и цирк, и все для обучения детей. Что происходит в результате в империи Трех Толстяков? Власть достается циркачам. Это в замечательном фильме Баталова они уходят странствовать дальше. В сказке-то, мы понимаем, конечно, Тибул берет власть, и Суок берет власть. Власть берут бродячие артисты, художники. И вот это было такое сбычей мечт для Маяковского. Для Маяковского смыслом революции было то, что он получил в полное свое распоряжение Окна Роста. И начал делать эти Окна Роста. Революция увенчалась тем, что искусство пошло в массы. Утопия во всех этих текстах заканчивается тем … Победа революции заканчивается тем, что побеждают искусство и знания. Не устанавливается социальная справедливость, на самом деле ее не может быть. Не может быть того мира, в котором бы овощи ели людей. Овощи всегда будут поедаться ими. Справедливость невозможна. Но это будут просвещенные овощи. В каком-то смысле овощи станут фруктами. В том смысле, в каком мы недоброжелательно говорим «Эх ты, фрукт». И вот это, на самом деле, есть наша культурная программа. Все говорят, что у оппозиции нет позитивной программы. Культурная программа оппозиции — это и есть ответ. Мы не можем построить справедливого общества. Но мы можем построить культурное общество. В котором просветитель и интеллектуал будет занимать преимущественные позиции. И именно он сделает это общество более культурным и справедливым.
Разумеется, никуда не денется угнетение. Но появится шанс это угнетение преодолеть. Появится шанс в результате культурного роста, как это проделывает Чиполлино или Редиска. Чему-то научиться и куда-то прыгнуть. Выпустить эту зеленую стрелу. И главными героями этого общества станут дети. Потому что именно детям достается этот зАмок.
Ну прежде чем мы перейдем к вопросам и ответам, мне хочется подчеркнуть очень важную вещь, которая непосредственно касается русской оппозиции. Что же ей теперь делать?
Во-первых, искать свою Вишенку. Потому что без своего человека во власти мы ничего не сделаем.
Во-вторых, эта Вишенка должна нас полюбить. Лучше бы по-мужски, но если нет, то хотя бы по-человечески. Нам нужен человеческий, а не социальный контакт, хотя лучше всего конечно, чтобы человек из власти женился на оппозиционерке. Ну как в свое время, скажем, Черкесов женился на главной редакторше «Часа Пик», и надо сказать, что это привело к их большому взаимному и позитивному росту.
Третье, что нам обязательно нужно помнить. Мы не должны, как и Чиполлино не пытается, мы не должны пытаться ниспровергнуть власть. Мы должны стараться освобождать наших узников, как Чиполлино освобождает отца. Мы должны пытаться сделать более приемлемой жизнь наших стариков. Как защищаем мы кума Тыкву и прячем его домик. И мы, кроме того, должны способствовать всем глупостям, которые делают они. Вот это важный вклад Родари в марксизм. Власть падает не благодаря действиям оппозиции, и не благодаря действиям борцов. Власть роняет себя сама, и так будет всегда. Она падает от страха перед революцией. Когда она начинает производить так называемый OVER ACTION, делать больше, чем надо. Когда она начинает сажать на ровном месте, прессовать невиновных, возобновлять ни к чему не ведущие дела, ронять собственную экономику, лезть во внешнюю агрессию. Не надо ей мешать. Надо ее поощрять. Потому что она нам готовит все. А если мы будем ее ниспровергать, то ни к чему, кроме новой крови, это не приведет.
И последнее, что надо помнить. Что я все время вспоминал во дни химкинского леса. Начинается с ерунды. Начинается с маленького человека, у которого пытаются отнять его домик. Домик кума Тыквы — это спусковой крючок всякой революции. Революция происходит не тогда, когда власть танками всех давит. Нет. Это еще, скорее, мера устрашения, а не мера провоцирования. Революция происходит тогда, когда у самого чмошного отнимают самое последнее, самое жалкое. Когда кум Тыква, чье единственное богатство — это коллекция вздохов, становится жертвой абсолютно бессмысленной репрессии, потому что его домик, в котором, если кто помнит, 118 кирпичей, этот домик, на самом деле, не представляет никакой ценности. Он и так стоит на земле графинь Вишен, и они не собираются лезть в этот домик, потому что когда кум Тыква в него заходит, у него в чердачном окне оказывается борода. Это крошечный домик. Но именно когда пытаются отнять крошечное, вот тогда-то все и происходит.
Когда отнимают огромное, например, когда прекращается в стране всех денежных средств, или олигархам запрещают иметь зарубежную недвижимость. Или придут и отберут все. Это возможные вещи, на самом деле. Но с этого не начнется. Это слишком пугающе. А вот когда они в буквальном смысле <...>, т. е. приходят к куму Тыкве и выгоняют его на улицу, вот тут-то становится ясен весь их масштаб, и с кумом Тыквой на знамени , с этим символом угнетения и аморализма мы побеждаем всех. Потому что кум Тыква — это вещь бесспорная. В ней, как ни крути, уже не подберешься. Вот в ожидании кума Тыквы я и заканчиваю этот скромный анализ.
(аплдисменты)
Если есть вопросы, то давайте