НISTORICAL HOMINEM! /Окончание/.

7.
...Фотография, обошедшая мир: мальчик лет десяти с поднятыми руками, за ним, несколько сбоку, эсэсовец с автоматом. На мальчике застегнутое пальтишко, аккуратная кепочка; конвоир рослый, плечистый, так что его черный мундир ему слегка тесен, руки, небрежно держащие автомат, выпирают из обшлагов.

В глазах ребенка отчаяние: это его путь к могиле. Лицо эсэсовца довольное, улыбающееся; ему приятно, что его фотографируют. Он, вероятно, выглядел бы серьезнее, значительнее при выполнении доверенной ему акции, если б, быть может, его не смешил кто-то - сам фотограф или столпившиеся позади камеры товарищи. Быть может, просто была чудная погода...

Мальчик идет впереди небольшой колонны прилично одетых людей; все они с поднятыми руками - может быть, по указанию фотографа, для пущего эффекта. Потому что какая же может исходить от них неожиданность: женщины, пожилые мужчины, старушка, вот этот мальчик...

Вот и конвоир оттого-то, может, и улыбается, что понимает нелепость здесь своего грозного вида...

Люди идут на расстрел по старой булыжной мостовой родного чешского города; прохожие на тротуаре провожают их застывшими от ужаса взглядами...

Известность фотографии имела неожиданные последствия: спустя много лет опознали улыбающегося конвоира. Оказывается, он и не думал скрываться, не подозревал даже, насколько известен миру. Все эти годы после войны он был горнорабочим, нелегким трудом выслужил себе приличную пенсию. Примерный семьянин; давно уже внуки. Аккуратно посещал местную церковь - вовсе не для замаливания грехов; просто, как водится, стал с годами богобоязнен.

Сам узнал себя на снимке, ничуть не отпирался, удивился своей популярности. Он и на фронте потом, после гарнизонной службы, точно так же выполнял приказы, бывало с риском для жизни. Он не любит вспоминать об этом: война все равно проиграна. Сам он считает, что это фюрер зарвался: шло все так хорошо, Наполеону так не везло, - вот и надо было вовремя остановиться, еще до Польши, до того, как Германия получила общую границу с Россией, а Франция и Англия объявили войну... Или... нет, все-таки после раздела Польши. Францию не надо было трогать, война на Западе сама собой и угасла бы. И жили бы теперь в полноценном рейхе.

А в эсэсовцы отбирали тогда в основном как на парад: по росту, по стати, по цвету глаз... Это была массовая организация - что-то около миллиона, да еще миллиона полтора войск СА - штурмовиков, рангом пониже... Дисциплина была их первой заповедью - а как же! Приказ есть приказ.

Западное либеральное общественное мнение, как бывало не раз, опять всколыхнулось на какое-то время. Но скоро успо.коилось, рассудив: бессмысленно карать человека, даже не понимающего меры своей вины, - какой уж тут нравственный эффект!.. Да и была ли вообще его вина? был ли у него, строго говоря, умысел на убийство? было ли умышленным само по себе убийство, если исполнитель присягал на верность своему государству и исполнял свой долг так, как он его понимал, повинуясь приказу? Да и справедливо ли обвинять из сотен тысяч одного-единственного, которому не повезло с его злосчастной известностью?..

Словом, либералы, как всегда, мучились размышлениями в отношении человека, размышлениями не мучившегося...

Но возникает и еще вопрос: откуда бы вдруг такой урожай на убежденных изуверов и исполнительных палачей? Словно бы немецкие матери расстарались заблаговременно, предчувствуя спрос...

Увы, в истории любого народа, если присмотреться, всегда так: кого-то в избытке. Хорошо, если композиторов или философов,-тогда мы наслаждаемся классической же немецкой музыкой или лезем в дебри классической же немецкой философии. Ну а если востребуются иные человеческие свойства, не талант, яркость и своеобразие души, а нечто всему этому противоположное?..

"Гиммлеру было поручено организовать СС не как охранно-политическое учреждение, а как подлинный религиозный орден с иерархией степеней, начиная снизу, от "светских братьев". Высшая ступень была образована посвященными во все тайны СС руководителями Черного Ордена...

Вспомним историю религий. Им понадобились столетия, дабы культ принял ясную форму... Нацизм же имел в своем распоряжении лишь несколько лет. Однако же, успехи нацизма как культа, как новой цивилизации, превзошли все, когда-либо бывшее в истории. Это страшный для нас факт! Мы ощущаем его особенное значение. Этот факт - удручающе грозный символ: чья-то трагедия оборачивается всего лишь бытом...

8.
"В один присест историк Тарле
Мог написать (как я в альбом)
Огромный том о каждом Карле
И о Людовике любом". Самуил Маршак.

Таков, конечно, cовершенно необходимый уровень исторической науки, без которого любые рассуждения на эту тему бессмысленны.
Великие события самого известного и популярного уровня Истории буквально растасканы беллетристикой: увлекательные романы Дюма, фундаментальная эпопея (со философическим хвостиком – «пришей кобыле хвост») Льва Толстого, «Хождения...», пожиже, – его однофамильца Алексея Николаевича, Пастернак с спотыкающимся беспомощным «Доктором Живаго», спекулятивный Юлиан Семёнов, - но и Шолохов, и Василий Гроссман (из близких нам) с их эпосами, трагическими не только по содержанию, но и по судьбам самих книг...

Всё ли так увлекательно и просто?
Римский историк Публий Корнелий Тацит своих «Анналах» утверждает, что ведёт свое повествование «без гнева и пристрастия (Sine ira et studio)» - иначе говоря, объективно.

Но объективность далеко не так проста и незамысловата, как может показаться.
Геродот, к примеру, упоминает численность персидского войска Ксеркса в миллион семьсот тысяч. Плюс упомянутые «отцом истории» присоединившиеся фракийцы, македонцы, ливийцы, плюс многочисленные вспомогательные службы... При древних способах передвижения такое войско растянулось бы от Персеполя, столицы Ахеменидов, до Афин. Как накормить, напоить в безводных местах это множество? Только флотские команды персов по Геродоту исчислялись более чем полумиллионом... И т.п.

У страха, как известно, «глаза велики». Но понятно и иное: гиперболы до максимума возвеличивали победу греков. Как ни субъективен Геродот в выводах, но в своей "Истории" он передаёт известные ему факты с предельной - доступной для него (!) - объективностью. Иначе он не был бы "отцом истории", но безымянным сказочником чего-то подобного "Тысячи и одной ночи"...

«Ошибавшийся» Геродот не одинок. Читаем в Пятикнижии: «...и вышло из Египта... до шестисот тысяч пеших мужчин, кроме детей. И множество разноплемённых людей вышли с ними...» (Исход 12/37)
Если упомянуты дети, надо бы причислить и женщин; и если даже не считать «разноплемённых», общее количество беглецов приближается к двум миллионам. (Самих египтян тогда было ненамного больше). Предстояло им, как упомянуто в Библии, сорокалетнее странствие по безводной Синайской пустыне...
Понятно, что «пеших мужчин» вряд ли было больше шестисот, а «тысяч» прилепилось в силу существовавшей тенденции...

Справедливо сомневаться в «мафусаиловых» сроках жизни праотцев (Бытие 8/3-32), в «переходе моря, яко посуху» (14/21), в некоторых других упоминаемых фактах, - но это слово я ставлю без кавычек, потому что за ТЕНДЕНЦИЕЙ древнего Повествователя кроется объективная действительность.*/
Осмысление истории требует усилий...

Но, кажется, никому ещё не приходило в голову осмыслить, не воинские победы, о которых столько понаписано, но «вояжи» князя Новгородского, великого князя Киевского «и прочая, и прочая» Александра Ярославича («Невского») в Каракорум, стольный град империи чингизидов, (с непременным заездом в золотоордынский батыев Сарай близ нынешней Астрахани) – «за ярлыками», подтверждающими статус князя? (В Каракоруме незадолго до того был отравлен регентшой престола Туракиной его отец Ярослав Всеволодович: «...тело его удивительным образом посинело». Не исключено было, что сына по прибытии ожидает та же участь...

Не единожды, а всего почти четверть срока своего княжения Александр провёл «вне родимых отчин» в пути и пребывании «у басурман».

Путь неблизкий: семь тысяч километров на сменных лошадях по степному бездорожью в летний зной и зимнюю стужу, в непогодье, - путь, более, чем вдвое превышающий ширину Атлантического океана, преодолённого через два столетия каравеллами Колумба (под парусами, с каютами, трюмами, набитыми провиантом)...
А как проходили такие, лишь в несколько слов упоминаемые историками странствия – без карт, без непременных материков Нового Света поперёк пути мореходов, которые (в отличие от Каракорума) обминуть, промахнуться было немыслимо?..

«...Я слыхал о тамошних метелях и знал, что целые обозы бывали ими занесены. Савельич, согласно с мнением ямщика, советовал воротиться. Но ветер показался мне не силён; я понадеялся добраться заблаговременно до следующей станции и велел ехать скорее.
Облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала небо. Пошёл мелкий снег - и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение тёмное небо смешалось со снежным морем. Всё исчезло. «Ну, барин, - закричал ямщик,- беда: буран!..»
Я выглянул из кибитки: всё было мрак и вихорь. Ветер выл с такой свирепой выразительностью, что казался одушевлённым; снег засыпал меня и Савельича; лошади шли шагом - и скоро стали...» (Пушкин. «Капитанская дочка»).

Всё это на том же пути, но – спустя полтысячи лет, когда и дороги уже были, и всего-то в считанных сутках пути. «Вояжи» в Каракорум длились до полугода...

9.
Наполеон Бонапарт, проигравший в конечном счёте, как и Гитлер, – даже (в отличие от последнего) сдавшийся на милость победителям, умерший в плену, остался, тем не менее, наиболее почитаемой фигурой всего 19-го столетия.

Да и припомним ли в истории другого полководца, который бы ДВАЖДЫ - в Египте и в России -ДЕЗЕРТИРОВАЛ (!!!) – сбежал от своего воинства, оставив его на погибель?..

Он и в плен сдавался дважды. Первое пленение было куда как комфортабельным. Наполеону, по настоянию Александра I, был оставлен титул императора; ему был дан во владение небольшой средиземноморский остров Эльба, где он попытался заняться быстро наскучившими ему административными делами...

Наполеону дозволялось иметь не более 400 солдат; он наплевал на это ограничение.. На Эльбе в его распоряжении было едва ли не две тысячи солдат при нескольких генералах; была и артиллерийская батарея, и небольшой флот из восьми кораблей...
Всё для любезных ему игр в солдатики.

Восхищающие патриотически настроенных историков ("величие Франции" т.п.) последовавшие «сто дней императора» существенно довершили безумную жатву смерти.
Наполеон высадился с острова во французской бухте Жуан, двинулся на Париж, вновь завладел страной - и в очередных сражениях сгубил десятки тысяч доверившихся ему.

«Что значит для такого человека, как я, какой-нибудь миллион человеческих жизней?»
Совесть, как само понятие, вряд ли было ему знакомо.

Таков ГЕРОЙ цивилизованной Европы на протяжении целого столетия. Воспоминания Наполеона, изданные вскоре после его смерти в четырёх томах под названием «Мемориал Святой Елены», стали самой читаемой книгой на протяжении всего 19-го века...

Его прах (как и надгробная плита) был перенесён в середине того же века с далёкого острова в Париж и захоронен в пяти гробах (один в другом - из жести, из красного дерева, третий и четвертый — из свинца, пятый — из дерева эбенового). Гробы помещены в саркофаг из полудрагоценного красного кварцита, который был привезен в Париж из Карелии. Величественный постамент саркофага работы итальянского скульптора...

По сей час посещение усыпальницы продувшегося полководца, сгубившего в угоду собственному честолюбию цвет населения покорённых им европейских стран, входит во все обзорные экскурсии по Парижу.
Эпохальная личность – этим, вроде бы, всё сказано. Здесь уж не до бытовых подробностей, составляющих, как сказано вначале, первый уровень вхождения в историю...

Но, может быть, бытовые подробности – лишь для сплетен, пересудов читателей.
Нет, люди не всегда геройствуют, убивают и умирают в войнах. Полстолетия назад в монографии американского историка О.Вебера (а он ссылается на книгу «Моя деревня» уже забытого французского автора Роже Табо) читаем (с. 130): «В сельской Франции реальный голод исчез ( или умы уже свыклись с этим) лишь на заре XX столетия (!)... Некоторые земледельцы мечтали хотя бы перед смертью попробовать мяса...»
О бытовой культуре. «Крестьяне полагали, что чесоточные струпья и вши детям только на пользу – кровь очищают; перхоть и прыщи, сыпь, нарывы и гнойники гонят всю гадость из организма, оздоровляют тело; мыть детей – только портить: «Чем грязнее, тем лучше они растут...»

Читая французских классиков 19 века, мы порой подозреваем их в преувеличениях идиотизма и дикости крестьянской жизни в цивилизованной послереволюционной «прекрасной Франции» - в самом центре Европы. Хочется верить в идиллических пахарей Жорж Санд, в традиционных пастухов и пастушек. Действительность иная.

Крестьяне Оноре Бальзака сродни крестьянам Мопассана, жестокой книги Эмиля Золя «Земля». Земля, ассоциируемая обычно с родиной, у Золя - причина кровавых трагедий, несчастий, гибели. В романе - идиотизм и дикость деревенской жизни, пробуждающей в темных, невежественных людях самые низменные, пугающие инстинкты.
Кто-то из критиков сравнил героев французских классиков КОНЦА 19-го столетия с дикарями экваториальных джунглей. Почти так оно и было. Рекрутский набор был выходом для крестьянских парней из нищеты и убожества. Удивляться ли тому, что «они, призванные в солдаты, редко жаловались на условия службы (и на риски в случае войны. – М.Т.), поскольку жизнь в родном селе была гораздо тяжелее».
Большинство при демобилизации с неохотой расставалось с относительно сытой армейской жизнью и обычно не возвращались в свои семьи, соглашаясь на прозябание в городах...

Не в этом ли самые глубинные, почти неисследованные и неупоминаемые корни успехов наполеоновских «больших батальонов», популярности среди солдат их победоносного полководца?..

10.
Итак, два уровня Истории - бытовой и событийный (выше) - как свидетельство нашего присутствия в этом мире, роли в эволюции. Необходимо, однако, и философское осмысление пройденного - ИСТОРИСОФИЯ...

Чарлз Дарвин в своём «Происхождении видов...» вставал в тупик перед усложнением и вздыманием живой природы: «Естественный отбор, или переживание наиболее приспособленного, не предполагает необходимого прогрессивного развития» - т.е. усложнения и восхождения по ступеням эволюции.
Но без этого вздымания – без мириада особей десятков миллионов видов КАЧЕСТВЕННЫЙ отбор был бы попросту невозможен. Деление одноклеточных могло длиться практически бесконечно...
Странно, что именно Дарвин упустил это из виду.

Половое размножение обеспечило возникновение ИНДИВИДУАЛЬНЫХ, (поначалу при самой незначительной вариабельности) особей – вследствие чего только и возможен отбор, закономерно обеспечивающий последующее вздымание. Мне это нетрудно видеть даже на примере собственного обширного клана - в сплетении десятка этносов – семитов, славян, тюрков, европейцев нордического и романского происхождения. В 17-ти благополучно проживающих моих непосредственных потомках (дети-внуки-правнуки) прямо-таки выпирает разнообразие обликов, характеров, предпочтений...
Естественному отбору в последующем будет чем заняться.

На нынешнем этапе эволюции Homo sapiens— вид рода Homo, из семейства гоминид в отряде приматов – высшая точка продолжающейся эволюции, всего природного и, затем, СОЦИАЛЬНОГО отбора.
И при таком рассмотрении человеческая история – естественный и неизбежный ПРИРОДНЫЙ процесс - следствие общей эволюции всей живой природы.

Всякая эволюция есть процесс НАКОПЛЕНИЯ ИНФОРМАЦИИ – прежде всего, генетической: от прокариотов к эукариотам, далее к многоклеточным – от простейших беспозвоночных до млекопитающих и человека.

А если переставить местами части равенства? Накопление информации — вот он, искомый механизм любой эволюции, также и социальной.

Эволюция психики тоже в этом ряду: от простейших рефлексов через инстинкты – к сознанию, присутствующему в той или иной мере у разных видов, и - МЫШЛЕНИЮ.

Неизбежность возникновения мышления - а с ней и социальной жизни, культуры, технологий, науки - подтверждает сама человеческая История, представляя нам последовательность грандиознейших экспериментов, на которых так избирательно и редко останавливается внимание историков.
В эпоху Великих географических открытий европейцы обнаруживали на уединённых островах мирового океана, в труднопроходимых джунглях, в едва населённом приполярье изолированные туземные общины с разными по развитию, но сходными социальными отношениями, сходными же орудиями труда, боевым и охотничьим оружием, домашней утварью, средствами передвижения...

Хомо сапиенс, распространившийся по все планете, - единый биологический вид. Я встретил гренландского эскимоса (как он уверяет, единственного во всём городе), водителя мюнхенского автобуса, создавшего благополучную семью с эфиопкой...
Этносы, внешне специфичные, вполне идентичны животным популяциям одного и того же вида.

Примитивность пусть самых примитивных первобытных языков не мешала им быть эффективным средством передачи насущной информации применительно условиям, быту.
Повсюду возникали верования, а затем и системы религиозных взглядов. Неизбежно возникало социальное разобщение - создавались предпосылки для утверждения личной (затем и наследственной) власти...

...Вот и появляется важнейшее в нашем повествовании понятие – ЛИЧНОСТЬ.

При открытии Нового Света обнаружилось несомненное сходство империй инков и ацтеков с уже ушедшими в прошлое державами Ближнего Востока – тогда как не только «Старый Свет» открыл «Новый», но и «Новому» открылся абсолютно неведомый «Старый» - оба развивались в совершенной изоляции один от другого. При этом - города-государства по обе стороны океана, империи, пирамиды (ацтекские, повторяющие форму первых египетских пирамид)...

Значит, не случайность? Значит – ЗАКОНОМЕРНОСТЬ! Человеческая история - единое природное, планетарное явление!

Обитатели как бы разных миров при неожиданной встрече всё же как-то смогли столковаться, понимали друг друга...

Мировая история – непрерывная цепь очевидных экспериментов и сама она в целом – вполне результативный эксперимент.

В Тауантинсуйу (как и в Египте фараонов) реализовался уже классический социализм: государственная собственность, имущественное уравнение при ЖАЛОВАНЬЕ (от – «жаловать») труженикам - при некотором даже социальном воспомоществовании по старости.
Современная Сев.Корея представляет совершенно такую же классическую структуру.

Закономерен чиновничий аппарат управления при абсолютной власти: фараон, Великий Инка, Верховный владыка ацтеков...
Сыновья и дочери последнего вполне «акклиматизировались» в заокеанской метрополии в качестве рядовых испанских дворян. И в этом тоже свидетельство продолжающейся СОЦИАЛЬНОЙ эволюции.

Человеческая психика (в отличие от генетики) чрезвычайно пластична. При жизни одного-двух поколений наглядно преобразились менталитеты японцев («только что» таких воинственных), немцев (с их нынешней умопомрачительной толерантностью), жалких местечковых евреев, преобразившихся в израильтян - государственников и воинов...
Анатомический субстрат человеческого мозга не изменялся качественно на протяжении тысячелетий. Пресловутые "еврейские мозги" принципиально такие же, как и готтентотские, папуасские...

Эволюция применительно к человеческому обществу именуется прогрессом. С тех пор, как процесс накопления информации сместился из генетики в психический мир, эволюция обрела невиданное ускорение...

Но не следует напрямую отождествлять информацию и — знание, умение. Интеллект человека не просто сумма знаний, а его самосознание напрямую не связано с обилием сведений или, по Марксу, с «производственными отношениями. С уверенностью мы можем говорить лишь о том, что с «сотворения мира», с момента перехода от дикости к цивилизации все большую значимость в общем ходе истории приобретает индивидуальное поведение человека, его свобода.
Социальный прогресс предполагает не только развитие генетических особенностей человека, но, прежде всего, исторически развивающееся осознание им собственного индивидуального бытия.

11.
Самой широкой сетью не охватить всего просходившего; в самые малые ячеи проваливаются и ускользают из поля зрения какие-то уже незримые причины каких-то столь очевидных следствий... Стереоскопичность любого события — с его глубиной и, быть может, еще неведомыми нам иными измерениями — предстает лишь плоской картинкой, расцвеченной в меру нашей фантазии. И то сказать, если заглянуть хотя бы и в механизм часов, в глазах зарябит от множества сцепленных между собой колесиков, рычажков, стержней, от их поворотов и вращений в разном ритме, направлении, с различной скоростью...

Всякое прикосновение к истории есть произвол. Самый объективный историк, добросовестно украшающий исписанными листочками ветвистое хронологическое древо, не склоняющийся ни к отрицанию, ни к восхвалению, ни к патриотическому ражу, ни к самоуничижению, тщательно устраняющий, точно в страхе перед криминальной полицией, всякие следы своего присутствия, — даже подлинный ученый (Эдуард Гиббон, Теодор Моммзен, Арнольд Тойнби, Сергей Михайлович Соловьев...) повинен в главном: в отборе событий и уже одним этим — в невольной их оценке.

Невозможно объективно исследовать, оценивать явление, оставаясь внутри событий, даже не пытаясь приподняться над ними. Объективность возможна лишь при взгляде со стороны, предпочтительнее - сверху. Оценка требует сопоставлений, сравнений - того, чему никак не внимают самодеятельные запечные "историки".
Это как если бы невылупившийся цыплёнок попробовал разобраться в том, что ему самому, конечно же, ближе, чем другому - вне скорлупы...

Иначе говоря, в безбрежном океане фактов, событий, явлений надо бы как-то определиться...
Что, если не заглядывать внутрь — в сокровенные механизмы процесса?..

С развитием системотехники, обслуживающей многоуровневые структуры, в философский обиход вошло новое понятие — «черный ящик». Впрочем, оно обслуживало логическое размышление и тогда, когда не обрело еще своего названия. Для того, чтобы распознать недуг, не вскрывают пациента... Врач предлагает сдать анализы. Надо посмотреть, что входит в организм и что из него выходит. Сопоставив результат с исходными данными, получаем представление о скрытом от нас процессе.
В исторической науке это единственная возможность извлечь, точно математический корень, критерий прогресса, — иначе говоря, получить представление о том, что служило преобразованию обществ и человечества в целом в его/их нынешнее состояние, а что тормозило и даже отбрасывало назад...

Тае что же «на входе» в человеческую историю? Свою «Историософию», я начал с «жития» Адама и Евы – этой великолепной метафоры допотопного ВОСПРИЯТИЯ мира...
Каким же был подлинный «Адам»? Первобытной особью, немыслимой вне своей общины, с сознанием, вполне определяемым как коммунальное.
Тогда как современный человек так или иначе, в той или иной степени – индивидуалист, личность.
Здесь есть над чем поразмыслить...

Меня чуть ли не смалу занимал вопрос: почему китайцы не открыли Америку. В данном случае понятие «америка» расширилось для меня от названия континента до метафорического значении: «...не открывает америку» - о примитивном суждении.

Подумать только. Запад на 11 столетий отставал от Китая в использовании парусов и изобретении магнитного компаса, на два — в применении его в мореплавании; до изобретения огнестрельного оружия китайцы опережали на 13 столетий Запад в применении арбалета, но и в применении пороха в военном деле шли с опережением в 4 столетия; это они пользовались бумагой за тысячу лет до ее появления в Европе, более чем за полтысячи лет до немца Гуттенберга отпечатали с деревянных клише первую в мире книгу («Цзинь ган цзин», буддийская сутра, ныне хранящаяся в Британском музее) и стали печатать наборным шрифтом за 400 лет до его применения на Западе...

Но – «америку» так-таки не открыли. Цивилизационные преимущества оказались у европейцев – таких разобщённых и «бескультурных» в понимании самих китайцев.
Почему? Этому посвящены многие мои работы (в периодике и сети), моя объёмная «Историософия»...

Именно этническое, государственное, социальное многообразие, обилие противоречий, конфликтов на таком «неблагополучном» Западе содействало формированию личности; тогда как относительное однообразие Китая способствовало укреплению общины.
Все это за тысячелетия своеобразно отразилось в самом китайском языке.
Отчего такие близкие, казалось бы, слова - "человек" и "люди" - разного корня? И это феномен не только русского языка. По-английски - "мэн" и "пипл", на латыни - "гомо" и "популис", на древнегреческом - "антропос" и "демос"... Народ - не просто людское множество, "человеки"; это нечто качественно иное. Человек - люди, коллектив - общество - толпа, человек - индивид - личность, - все это разнокорневые слова, отражающие вовсе не столь уж близкие по смыслу, а подчас и просто несовместимые понятия (например, "личность" и - "толпа", "людская масса").
Тогда как по-китайски жэнь - человек, жэньмэнь - люди, народ... Каждый - лишь часть целого, и только.
Тогда как история человечества - ЭВОЛЮЦИЯ ОТ ОБЩИННОЙ (КОММУНАЛЬНОЙ) ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ОСОБИ - К ИНДИВИДУАЛЬНОЙ ЛИЧНОСТИ, ОСОЗНАЮЩЕЙ И НАПРАВЛЯЮЩЕЙ (В СИЛУ ВОЗМОЖНОСТЕЙ) СВОЁ БЫТИЕ.
От общинного сознания к индивидуальному мышлению, – вот суть и смысл мировой истории.

ЭПИЛОГ.
Впервые мою рукопись готов был опубликовать Политиздат. (См. «План выпуска литературы» за 1985 г. тираж 180 тыс.; реклама за № 135).
Редактор изд-ва Тамара Ив.Трифонова настаивала, однако, чтобы «эволюция от общинной особи к индивидуальной личности» привела бы автора к личности «коммунистической».
Это шло вразрез со всем смыслом текста – и я наотрез отказался от такой правки рукописи. Редактор была возмущена моим заявлением: «Коммунизм, возможный лишь в первобытном прошлом человечества, был бы поистине концом Истории».
Редактор – мне: «Наше партийное издательство оказывает вам доверие. Вы – не доктор, не кондидат исторических наук. Вы даже не член партии. И позволяете себе в этих стенах подобные заявления!..»

Здесь необходимо некоторое пояснение. Цитаты без комментариев – для краткости изложения.

Карла Маркса попросили выразить суть «Капитала» в одной фразе. Он ответил:
«Ликвидация частной собственности».

Лев Толстой – Столыпину (июль 1907). «...Земля есть достояние всех, и все люди имеют одинаковое право пользоваться ею».

Пётр Столыпин – Льву Толстому (октябрь 1907):
«...Вы считаете злом то, что я считаю для России благом. Мне кажется, что огтсутствие «собственности» на землю у крестьян создаёт всё наше неустрйство. Природа вложила в человека некоторые врождённые инстинкты, как-то чувство голода, половое чувство и т.п. и одно из самых сильных чувств этого порядка – чувство собственности. Нельзя любить чужое наравне со своим и нельзя обхаживать, улучшать землю, находящуюся во временном пользовании, наравне со своею землёю. Искусственное в этом отношении оскопление нашего крестьянина, уничтожение в нём врождённого чувства собственности, ведёт ко многому дурному и, главное, к бедности. А бедность, по мне, худшее из рабств...»

Всеволод Гаршин (писатель) установил на полях своих имений сдельную оплату. Результат поразил его: мужики стали работать меньше. У них было представление, сколько им надо на день, вырабатывали это быстрее, чем раньше, и прекращали работу. Накопление их не интересовало...
Вот, по сути, коммунистический идеал.

Евгений Майбурд (Перевод, комментарии, вступ. статья к: Адам Смит. Богатство народов. "Наука". М., 1993):
«В «Капитале» не найти слов «коммунизм» и «социализм». Однако там есть несколько высказываний об этом. Не меньше двух раз в томе 1 и, кажется, однажды в томе 3. Все они звучат одинаково и сводятся к следующему нехитрому тезису: когда частная собственность будет уничтожена (а с нею анархия рынка), общество сможет рационально планировать все общественное производство и распределять все ресурсы. Это и есть его «научный коммунизм».

Есть ли здесь место для индивидуального бытия? Человек, лишённый частной собственности – «голый на ветру».

Для Маркса, Энгельса, Ленина не было сомнений: уничтожить капиталистические производственные отношения, избавиться от «власти денег»...
Коммунизм (возможный лишь в первобытном прошлом человечества) был бы поистине КОНЦОМ ИСТОРИИ.
По Щедрину: "История прекратила движение своё"...

Ну, никак не мог я потрафить мудрой Тамаре Ивановне.

Затем рукопись (в изрядном сокращении) была предъявлена «Новому миру».
Анатолий Стреляный, зав.отделом публицистики, с брезгливостью посмотрел на незнакомого автора, указал на кипу рукописей на столе и предложил позвонить не раньше, чем через месяц-другой.
С тем я и ушёл. Но был разбужен телефонным звонком тогда же, ближе к полуночи. Анатолий Ив. потребовал, чтобы я утром явился в редакцию, ознакомился с его сокращениями и завизировал текст, предлагаемый в ближайший новомирский номер...
Увы, «ближайшими» (при постоянных извиниях Анатолия Ив.) оказались с десяток журнальных номеров. Главред «Н.мира» Сергей Залыгин, тогда только что сменивший на этом посту Твардовского, был занят почти исключительно «патриотическим делом» - переброской стока сибирских рек для орошения казахских степей. Кардинально противился этой «антирусской идее» ("через мой труп" и т.п.), публиковал преимущественно «деревенскую» - как прозу, так и публицистику.

Послал рукопись в «Вопросы истории». Тут же получил чрезвычайно комплиментарный и вполне обнадёживающий звонок от главреда «Вопросов» Ахмеда Ахмедовича Искендерова (крупнейший востоковед, член-корр. РАН)...
И второй звонок – через, примерно, полгода: «Извините, ничего не могу поделать. Член редколлегии Кантор решительно против автора без степени, даже без диплома. Ещё раз – извините великодушно».

А.А. Искендеров передал рукопись в издание АН – «Проблемы Дальнего Востока», где она в сильном сокращении под заголовком «На весах столетий» была опубликовано в №№ 6’89 - 1 и 2’90.

Публикация в академическом издании была замечена изд-вом «Прометей», где книга была издана в полном объёме (редактор В.И. Батурин, рецензенты Б.Я. Ставиский, д-р истор. наук, проф. РГГУ, А.Н. Чанышев, д-р философии, проф. МГУ):
«ИСТОРИОСОФИЯ, Мировая история как эксперимент и загадка» (М. изд-во РГГУ «Прометей», 1993, 333 стр. увеличенного формата; на титуле: "Рекомендовано ГК РФ по высшему образованию. Федеральная целевая программа книгоиздания РФ").

Спустя годы...
Л. Беренсон, Израиль:
«Слушал и смотрел последнее по времени "Особое мнение" Дмитрия Быкова. Касаясь Китая, он говорит: "Был такой замечательный историк, даже я бы сказал историософ Марк Тартаковский... работа «Почему китайцы не открыли Америку?...»»
Я ужаснулся, готов был крикнуть: "Почему БЫЛ? Барух ха-ШЕМ, он ЕСТЬ и даже, несмотря на возраст, сохранился как замечательный философ истории". Хотел было написать ему об этом, но, думаю, что корректнее сделает это сам Маркс Самойлович. У Вас с Дм.Б. есть несколько приметных пикировок в прошлом"...»

Уважаемый г-н Беренсон, всё очень просто.
Турист в Одессе у недействующего фонтана:
- Этот фонтан когда-нибудь бил?
- Почему – бил? Он бил, есть и будет!
То же и со мной...
Далеко не во всём я согласен с Быковым, но таланты его несомненны.
Это не единственное лестное упоминание Дм.Быкова о моей «Историософии»: Дм. Быков (http://echo.msk.ru/programs/odin/1825926-echo/):
«Запад — это идея экспансии, а Восток — идея сдержанности, закукливания. Была в своё время замечательная работа Маркса Тартаковского — человека, который сейчас пишет массу гадостей и глупостей, в частности обо мне (речь о политических взглядах: конкретно – о Крыме. – М.Т.), но когда-то писал очень хорошо. Он написал замечательную историческую работу «Почему китайцы не открыли Америку?». Есть цивилизации, направленные на экспансию, на открытие нового, а есть — на самозащиту, на концентрацию, на архаику. Вы вспомните, как в Японии абсолютно не дозволялось чужестранцу туда попадать, и они не могли никуда уехать. До XVIII века тянулась история, да и в XIX веке эта бодяга по большей части продолжалась. Это привело к страшной концентрации национального духа и, по сути, к самоизоляции...».
Дм. Быков http://www.ogoniok.com/archive/2001/4710/35-38-40/:
«...Есть один интересный нюанс: начиная с эпохи модернизма, который весь, очень возможно, был одной большой обманкой (такую крайнюю точку зрения высказывает не только не очень умный Илья Глазунов, но и чрезвычайно умный историк Маркс Тартаковский), стали с грибной скоростью плодиться люди, почитавшие расхождение с современностью невыносимо дурным тоном...» И т.д.

Уместно завершить выдержкой, многое объясняющей:
«Северные записки" были, как все толстые русские журналы, журналом не только литературным, но и общественно-политическим... Близким другом редакции был Григорий Адольфович Ландау. Природа наделила Г.А. блестящими дарованиями, но жизнь жестоко насмеялась над его даровитостью: то немногое, что он написал, мало до кого дошло и мало на кого произвело должное впечатление. Помню, с каким захватывающим волнением читал я в галицийском окопе только-что появившуюся в "Северных записках" статью Ландау "Сумерки Европы". В этой замечательной статье было уже в 1914-м году высказано многое, что впоследствии создало мировую славу Освальду Шпенглеру. Появившаяся в берлинском издательстве "Слово" в 1923-м году под тем же заглавием большая книга Г.А., полная интереснейших анализов и предсказаний, также прошла незамеченной в эмиграции. Мои хлопоты о ее переводе на немецкий язык ни к чему не привели - и это в годы, когда на немецкий переводилось все, что попадалось под руку.
Причину этой литературной неудачи Г.А. надо прежде всего искать в том, что он был чужаком решительно во всех лагерях...
Что говорить, советский конформизм вещь страшная. Но пример Ландау учит тому, что требование конформизма было не чуждо и нашей свободолюбивой интеллигенции. Чужаков, не исполняющих ее социальных заказов, она безжалостно заклевывала».
Федор Степун. Бывшее и несбывшееся. (London 1990, т. 1, с. 301-302).

Философ А. Пелипенко:
«Давно замечено, что носителями новых культурных парадигм и лежащих в их основе ментальных конфигураций всегда выступают «маргиналы», «отщепенцы», минимально адаптированные к среде, но внутренне нацеленные на создание своей собственной системной среды более сложного порядка».
* * *