Антикомикс.

Степан замедлил шаг; нахлынула волна злорадства, что значило одно: где-то рядом находился источник очередного преступления. Его преступления. Всё случалось по схеме: он шёл по делам или с работы домой, внезапно, на плечи, пригибая к земле, наваливалась неимоверная тяжесть, замерев, переставало биться сердце, тут же отпускало, и за первым его биением приходила сила…
«Это» пришло, когда Степану, (Степану Стефановичу), исполнилось пятьдесят пять лет: здоровье серьёзно сдало: второй год его преследовала боль в плечах, жутко терзавшая ночами: коленные суставы, особенно на правой ноге, периодически воспалялись. Во время обострений он прихрамывал. Пришла бессонница: спал Степан урывками. Пил обезболивающие таблетки, боль стихала, но скоро возвращалась, подло и с воодушевлением вгрызалась и сверлила плечи. Что такое полноценный сон, Степан забыл: его ночами правила боль, днём слабела, но не уходила ни на минуту…
Стоял солнечный апрельский вечер, он возвращался с работы: погода стояла не сказать, что тёплая, но холодно не было. Выйдя из метро, Степан Стефанович направился оплачивать «домашние» квиточки: предстояло сделать лёгкий круг к отделению сбербанка. Путь пролегал мимо универмага, тянувшегося длинной лентой вдоль проезжей части, правый крайний ряд которой был сплошь заставлен авто, запрещённой «ёлочкой». Не найдя места припарковаться, чёрный БМВ заехал на тротуар. Всё бы ничего, но обе дверцы «чёрной роскоши» были распахнуты настежь, перекрывая всякую возможность обойти машину по асфальту. Амбал водитель облокотился на крышу своего роскошного седана - чёрная спортивная майка с открытыми плечами, модная и пошлая, спортивные штаны, то же чёрные. Молодой человек нежился на солнце, пил сок, не обращая никакого внимания на обходящих по газону его машину людей. Степан остановился. Он смотрел на парня, пока тот не почувствовал постороннего присутствия. Наконец, водила обернулся и недоумённо смерил Степана с ног до головы, кивнул головой, лениво цыкнул:
-- Чё вылупился, мужик? Я те картина?
Степан пожал плечами, расслабился, его окутало теплом, слова вырвались сами собой:
-- А ты, деточка, машинку не правильно поставил. Людям мешаешь пройти, не думал про это, дубина стоеросовая. Дети малые тут на колясках…
- Чё ты щас сказал, я не понял – парень приложил ладонь к уху – батя, ты щас чё сказал, или я ослышался?
-- Сказал, естественно – Степан почувствовал, как на смену теплу приходит холод, язык жил отдельно от своего хозяина – молодой человек, а Вы, козёл, знали?..
-- Чё?
-- Козёл.
-- Ну, блин – удивлению парня не было предела - старикан ты даёшь. За козла отвечают, пердун. Знаешь, что на зоне за такое делают...
Парень выбросил не допитую пачку – Степан проследил за её полётом – она летела потрясающе плавно и очень долго – из упаковки выплёскивался сок. Когда, наконец, пачка достигла земли, а Степан оторвался от зрелища заторможенного полёта, над ним высились сто восемьдесят сантиметров боевой массы. Громила, видно было по его растерянному виду, не знал, что делать, понимая, бить старика нельзя, но проблема существовала.
-- Батя, ты не нормальный – качок пожал красивыми мощными плечами – иди, дед, домой по спокойну, по здорову… к своей бабке…
-- Нет – за Степана ответил язык.
-- Чё сказал?
Молодой человек решился: поднял руку, толкнуть в грудь… Степан ударил коротко, выдохнув, в солнечное сплетение… Верзила сложился пополам, хватая воздух ртом, осел… из машины попытался вылезть попутчик… Степан толкнул дверку… не торопясь, осмотрел машину… новая, только что из салона… взята в кредит, но, скорей всего, ворованная… Он вздохнул… и оторвал дверку, рядом с которой лежал вырубленный им парень. Посмотрев по сторонам, поддался импульсу, забросил дверь на козырёк над магазином. Затем перевернул машину на крышу, резко закрутил. И ушёл, вслушиваясь в скрежет железа по асфальту – раз, два, три - машина накручивала обороты…
Ах, какое утро.
Семён Семёнович Дознавальский проснулся в прекрасном настроении. Апрель задался: за открытым окном воробьи, может, другие какие птахи - он мало разбирался в фауне - весело и самозабвенно гомонили. Семён Семёнович улыбнулся: утренние разборки среди ватаги пернатых ему нравились. Неразбериха, кто зачинщик, кто оппонент, на каком основании, поди узнай, но гомон под окном вызывал сплошь положительные эмоции. Сорока летний мужчина, абсолютно здоровый, согласно результату последнего медицинского профосмотра, сильно потянулся, отбросил пуховое лёгкое одеяло; встал «свечкой», напрягая мышцы спины, продемонстрировал весеннему утру ноги, которые, действительно, были красивые, вытянутые, мускулистые и хорошего объёма, нормальной волосатости, как он сам выражался: женщинам, с которыми он был близок, бёдра «нормальной волосатости» нравились безумно. Ладони Семёна Семёновича проползли по напряжённым мышцам вверх, опустились, потом поползли с усилием опять вверх, и так несколько раз подряд: он налаживал связь с телом. Мышцы безоговорочно подчинялось приказам мозга, который правил жизнью Семёна Семёновича, и был главенствующей частью организма. Мозгом мужчина тайно гордился, ибо по профессии он был следователем, и не обычным, не из тех, кто занимался делами прозаическими: убийствами, ограблениями, квартирными кражами… Семён Семёнович расследовал, вернее, состоял в группе по расследованию всяческого рода необычайных происшествий, таких, как, например, вчерашнее. Он усмехнулся, вспомнив показания свидетелей: « пожилой человек… старик… вырубил двух молодых качков… вырвал дверь от машины, забросил на козырёк… раскрутил машину и ушёл… в никуда». Это было главным – «ушёл в никуда, растворился, исчез, размылся, был и не стало». Семён Семёнович, лежа в домашней кровати, покачивал головой, вспоминая удивление свидетелей … «провалился… да, да, пожилой, очень, приволакивает ногу… не кричал, инцидент происходил исключительно молча… курочил машину, дверку вырывал... тоже молча…». Старый, говорите? Да, лет за пятьдесят. В самом деле? Да, да, да, пятьдесят, не меньше…
Главная свидетельница.

--Вы кто? Тоже свидетель?
-- Здравствуйте, в первую очередь, представимся. Меня зовут Вероника Карловна Розыск.
-- Как?
-- Вероника Карловна Розыск. Я свидетель, самый настоящий. А фамилия… поясню, мне понятно Ваше удивление, Вы не первый рот открываете. Ударение на последний слог. Не розыск, как вы у себя в органах говорите, а на последнем слоге. Усвоили? Хорошо – отреагировала пенсионерка, на кивок Семёна Семёновича – значит, я шла мимо и услышала, как Вы опрашиваете… я тоже видела, как он растворился…
--Что он сделал?
-- Растворился. Этот мужчина, когда машину закрутил – пошёл во-о-он туда – жест руки…
--Постойте, что значит, закрутил, Вы точно свидетель?
-- Ну, как же. Повторюсь, естественно, он закрутил машину, перед этим, вырвав дверь, у него это получилось легко… как страничку из блокнота. Как такое возможно?
-- Не знаю. Вообще-то невозможно. Что дальше было?
-- После того, как мужчина вырвал дверку автомобиля, он её забросил на козырёк… правильно, сделал, если честно. Вы, как представитель власти, скажите, сколько можно поощрять, больше скажу, угождать подобным «не людям» - где хотят машины ставят, гулять негде…
-- Давайте по делу…
--А я о чём? Смотрю, стоит машина посреди тротуара, паршивцы, я правда шла мимо, но… посреди тротуара, а с колясками как, скажите на милость…
-- Я всё понимаю, уважаемая, но, ближе к делу, пожалуйста…
-- Хорошо… в общем так, я иду по улице и вижу, как…
-- Опять замолчали, что ж такое, Вероника Карловна?
-- Знаете, а это ведь не просто принять…
--Что?
--Он очень пожилой...
-- И… да что Вы тянете? Что Вас удивило?
-- Вам не кажется странным, молодой человек, старик, ну, не то чтобы совсем, скажем так – изрядно пожилой - в общем, отнюдь не Шварцнеггер в молодости… я тоже в кое- чем разбираюсь, между прочим…
-- Извините, я не хотел обидеть, продолжайте, пожалуйста…
-- Охотно… понимаете, когда на Ваших глазах, пожилой, и серьёзно пожилой…
-- Насколько пожилой, Вероника Карловна?
-- На вид лет шестьдесят…
-- Не путаете?
—Фи, товарищ милиционер, я пока вполне адекватно могу разобраться в возрасте мужчины. Он явно молодой пенсионер… это точно, лицо не опустилось, морщины, складки там… для мужчины не принципиально, но он интересен, знаете ли, в лице есть то, что притягивает женский глаз, но, главное, походка…
-- Походка, записываю… позвольте, походка? Почему?
-- Понимаете, так ходят люди, уверенные в собственной правоте, то есть, те, кто думает, что они правы во всём, бедные глупцы…
-- Вероника Карловна, Вы, вероятно, философ по образованию…
-- Нисколько, молодой человек, обычный педагог, бывший, разумеется. Русский язык, литература…
-- Но другие свидетели указывают на важный факт, что мужчина подтягивал ногу, а Вы говорите походка.
-- Одно другому не мешает, знаете ли. Да, он, как говорят остальные свидетели, действительно подтягивал правую ногу, но, тем не менее, тем не менее… выглядел как… победитель, вот. Подобралось, таки, сравнение.
-- Что Вы имеете под этим?
-- Под этим, молодой человек, я ничего не имею… Попросту говорю, что этот мужчина чувствовал свою правоту, понимаете? Он не просто избил двух хулиганов, но вершил акт справедливости, это то самое, что, как Вы выражаетесь, я имею в виду. Судия и палач в одном лице, сейчас принято говорить в одном флаконе. Если угодно.
--Нет, не угодно. На каком основании Вы это утверждаете, уважаемая Вероника Карловна?
--Я женщина, молодой человек, при чём, в возрасте.
-- Не понял?
-- Куда Вам. Женщина, будет Вам известно, видит не глазами, а сердцем. Что глаз, мужской особенно, фиксирует что красиво, блёско… сколько метров между. Но глаз обманется, а женское сердце… никогда.
-- И сердце Ваше зафиксировало…
--Мужчина творил приговор.
-- Можете раскрыть?
-- Пожалуй, что. Видите ли, он не спешил, я, конечно, не большой специалист по уличным дракам, но, как мне кажется, когда дерутся, то кричат, быстро двигаются, странно прыгают на месте: в кино, знаете ли, так показывают, а здесь, нет, по другому произошло. Мужчина присел и ударил, молодого человека согнуло пополам, он осел, его, наверное, друг, приятель, ну, кто он там мог быть, начал вылезать из машины, но мужчина не позволил, толкнул дверку и… всё. Вся драка. Ни крика, ни прыганья. Ни звука. Полная тишина. Потом, когда он отрывал дверку, звук появился, пронзительный металлический скрежет, а когда он их избивал, звук отсутствовал. Знаю, о чём говорю, сорокалетний стаж в школе, сами понимаете.
--А как мужчина ушёл?
-- То же странно. Спокойным шагом, будто не переворачивал машину, она тонну весит, не меньше, да?
-- Больше, это седан, представительский вариант, у них шумо защита, отсюда и вес. Продолжайте, пожалуйста, Вероника Карловна. Я смотрю, у Вас следовательский дар. По фамилии.
-- Что Вы, но, спасибо, продолжу, пожалуй. Мужчина словно прогуливался, шёл спокойно, и внезапно пропал – а я ведь смотрела ему в спину, не каждый день подобный аттракцион увидишь.
-- Можете описать, в каких-то особенно запомнившихся деталях, как он пропал, все в один голос утверждают, что пропал, и никто не может описать каким образом. Может, он свернул куда-то, зашёл в магазин?
-- Никуда не зашёл и не свернул. Он действительно пропал – был и не стало. Как такое может статься, я не понимаю? Был и не стало. Это Ваша работа, объяснить, что произошло.
-- Хорошо. Вот Вам визитка. Учтите, Вероника Карловна, Вы очень важный свидетель отныне. Мы привлечём Вас к розыску… необычного мужчины. Если имеете возможность, то жду Вас завтра, хотя завтра суббота… ай-яй-яй, нехорошо. У Вас как с выходными?
-- Молодой человек, я на пенсии, выходных у меня отбавляй…
-- Отлично… нет, нет, не туда смотрите… вот тут прописано: следователь по особо опасным делам, допуск… это не для Вас. На пункте пропуска скажете, к Дознавальскому, это моя фамилия, по вызову, я выпишу пропуск. Договорились?
-- Хорошо, молодой человек. Вы знаете, Ваша фамилия тоже очень подходит к профессии, Дознавальский. Думаю, что будущая жена оценит такой симпатичный казус… В какое время товарищ следователь по особо важным делам Вы желаете меня лицезреть?
-- Когда угодно, я редко выхожу из кабинета, только в неординарных случаях… таких, примерно, как этот? Постойте, Вы, что сейчас сказали? Какая жена? При чём, жена? Откуда она у меня? Как Вы вообще узнали, что я не женат?
-- Молодой человек, элементарно. На Вашей руке отсутствует обручальное кольцо… не делайте недоумённого лица, согласна, это может ровным счётом значить ничего, но кроме отсутствия прямого доказательства, Вы в свежей сорочке, однако она не выглажена, что не могло быть, если бы у вас была супруга. На воротничке, я вижу, пятнышко, скромное, но есть. Женщина такие мелочи не пропустит. Согласны? Потом, во время нашей беседы Вы неоднократно отвлекались на проходящих мимо девиц, собственно, пялились на симпатичных и… обозначим так… откровенных. Особенно тех, кто едва удосужились прикрыть ноги этими своими мини-юбками, вернее будет сказать, оголили их. Единственно мужчина, у которого нет на данный момент женщины, своей, понимаете, не может не смотреть нараспашку на проходящих мимо девиц. Поступать так, чтоб Вы знали, весьма и весьма не порядочно при даме. Ваше воспитание хромает, но я понимаю. Вы голодны... Завидный холостяк, по доброму, если судить. Не юн, обустроен. Не тушуйтесь, говорится ведь, что естественно, то не безобразно….
Утро.
-- Доброе утро, Алёнушка. Как прошла… не спокойная ночь? Я вижу, снова пытались опоздать на работу?
-- Опять Вы всё знаете, Семён Семёнович – надула полные губки девушка. Алёна работала секретарём. Современная, стильная девица: открытая, обаятельная, обременённая минимальным уровнем образования. Тренированная, колышущаяся грудь, узкие бёдра, тонкие ноги. Вечный авто загар. Белые зубы. Картинка современного стиля. Коллеги Семёна Семёновича, особенно молодёжь, завидовали.
-- Как у Вас получается знать всё? Я пришла вовремя, точно по стрелке – Алёна Простова постучала указательным пальчиком, украшенным серебряным кольцом с крупным стеклянным камешком, подававшим себя изумрудом, по наручным часам. Девичья кисть пластично изогнулась под немыслимым углом, направив на Дознавальского белые косточки запястья, почти прорвавшие светящуюся, прозрачную кожу.
-- Молодец, Алёнушка. Думаешь. Звонки были?
-- Нет, Семён Семёнович. Вы не отвиливайте, пожалуйста, я задала вопрос.
-- Алёна, это допрос, а мы договорились, допрашиваю всегда я…
--Я студентка, Вы обещались помогать совершенствоваться…
-- Я не отказываюсь, но каждое утро одно и то же…
-- А Вы перестаньте подначивать. Между прочим, Вы тоже, каждый раз одно и тоже… скажите, как Вы узнали, что я почти опоздала, а? Я дыхание привела в норму, поправила причёску, подкрасила гуды, промокнула лоб. А Вы узнали. Как?
-- На сей раз, Алёна Дмитриевна, подвела тушь.
-- То есть?
-- На веке левого глаза тушь размазана, чуть-чуть, но я следователь. Изучив Вашу психологию за десять месяцев ежедневного контакта, я знаю Вас лучше, чем отец своего ребёнка. Вы, Алёна, не можете выйти в свет не докрашенной, или с нарушенной, как бы назвать, гармонией на лице. Тем не менее, я заметил отчётливое нарушение табу: легко размазанную тушь на ресницах и плоскости век. Понятно? Вывод какой, киваете в знак согласия, конечно, опаздывали. Молодой человек не отпускал?
-- Ну, Вас, Семён Семёнович, представляю, каково будет Вашей жене, ничего не утаишь – сконфузилась девушка.
-- Кстати, Алёна Дмитриевна, слушайте внимательно – Семён Семёнович задрал рукав пиджака и взглянул на циферблат японских часов – возможно, сегодня ко мне пожалует на беседу одна весьма важная особа, дама, понимаешь…
-- Свидетельница?
-- Берите выше, особа и очень важная свидетель, понимаешь. Старушенция, каких Вам, думаю, ещё встречать недовелось. Запросто выстроит во фрунт и Вас, и меня, и всё наше славное отделение. С вахты позвонят, без промедления дайте знать. Зовут Вероника Карловна. Фамилия – Розыск.
-- Как?
-- Розыск. Что Вы фыркаете?
Девушка прикрыла рот ладошкой:
-- К следователю Дознавальскому свидетель по делу Розыск…
-- Это судьба, перст господа, если угодно. Ничего смешного, понимаешь, я чувствую, неспроста нас свело. Ну, а пока, пожалуйста, кофе в кабинет. Свежая почта?
-- На столе.
-- Хорошо. Спасибо. Как всегда не захотели смотреть?
-- Её много.
-- Ладно, я у себя - Семён Семёнович взялся за ручку – Алёна Дмитриевна, свидетельницу Розыск Веронику Карловну ко мне без задержки.
Секретарь мотнула головой, длинные волосы тяжело всколыхнулись и опали.
-- И ещё, фиолетовые колготки, Алёна, нежели розовые, больше подошли бы к Вашей помаде, если не ошибаюсь, это «жемчуг Сибири». Верно?
-- Да – тихо согласилась, опустив глаза и расцветшая, как бутон розы, девушка.
Семён Семёнович закрыл за собой дверь. Привычно окинув кабинет взглядом, зафиксировал внимание на стопке свежих газет и депеш, прибывших с утренним курьером и аккуратно разложенной Алёной на его рабочем столе. К нему он и направился. Быстро пересмотрел кипу официального «вредительского вмешательства в творческий процесс поиска и поимки», как в шутку называл он не нужные, в чём-то, действительно, вредные при их исполнении, циркуляры, поручения, сводки экономических обоснований и так далее, и так далее. Отодвинул в сторону, вздохнул: сколько мороки предстоит отписаться. Семён Семёнович понимал, что начальство должно делать вид, будто оно тоже, не покладая рук, с утра и до ночи, неустанно работает на ниве защиты прав и самой жизни граждан, но… такое количество писанины в последние годы наросло, что, это стало просто безобразие.
Постучалась и вошла Алёна. По кабинету поплыл аромат свеже сваренного кофе. Девушка поставила поднос на край стола, улыбнулась на его «спасибо», и продефилировала обратно в свой закуток. Дознавальский не оторвал глаз от покачивающихся бёдер в дресс-кодовской юбке, пока они не скрылись за дверью. В памяти всплыло: «… вы голодны». Занятный свидетель. Интересно, придёт или нет? Ох, уж этот старичок. Закрутил машину, растворился…
Отдел.
В отдел по расследованию аномальных видов правонарушений Семёна Семёновича перевели семь лет назад. Перед этим он прошёл доскональную проверку: его пристёгивали проводками к неисчислимому количеству медицинских аппаратов, он заполнил сотню анкет, пересмотрел тысячи кинофильмов, подавляющее большинство из серии фантастики и мистики. Сериал «Секретные материалы» его обязали просмотреть пять раз, семь – «Иствустовских ведьм». На каждую серию « материалов» и просмотр «ведьм» он должен был писать короткую рецензию. Его самого удивило, что он, практически, ни разу не повторил первоначальных оценок, всякий последующий просмотр выявлял новые грани приключений секретных агентов - Духовного и Андерсон, и мучений актёра Николсона. Год «кошмаров» закончился получением допуска к новой работе с грифом «В» - наивысшая степень доступности для рядового уровня сотрудников. Семён Семёнович сам стал «секретным агентом». В первый рабочий день он понял, что издевались над ним дяденьки и тётеньки в белых халатах совсем не зря: его готовили. Оказалось, что фильмы, книги, археологические находки, легенды и сказки, артефакты – всё правда. На планете люди не единственные жители. Он увидел героев кино и книг вживую, с некоторыми общался. Пожимал руку – лапу Хищника, обнимался с Чужим. С Железным Человеком выпивал, (по работе, конечно), с Песочным играл в покер. Годзилла оказался добрейшим существом – доброй разумной дворнягой. К Трансформерам Дознавальский старался без нужды не приближаться, зато сдружился с одним йети. Кгннтмхан – весельчак и силач, триста лет от роду, в пересчёте на земное летоисчисление – ровесник его самого. Семь лет пролетели как миг. Работа захватила. Заключалась она в обнаружении и установке контакта с носителями аномальных способностей. Супермены, Бэтманы, люди-кошки, амфибии, мотыльки. В тихую он славил Бога, ( Семён Семёнович теперь знал точно, что он существует), за то, что попал на эту работу. К Создателю люди и нет относились, как малые дети к родителю: с почтением и опаской. Деловую связь с ним имели единицы. Избранные. Как носителю первого, низшего уровня допуска к секретным материалам, для Дознавальского много чего оставалось не доступным. Он недоумевал, почему, к примеру, в кино, чужие формы жизни подавались, как монстроидальные, безгранично жестокие твари, тогда, как на самом деле это были милейшие создания. По части жестокости человечество превосходило их на порядки. Но задать вопрос было не кому, даже вышестоящего начальства Семён Семёнович за семь лет службы видел пару другую раз и всё. Приходилось размышлять самостоятельно. Он узнал, что существует отдел по защите инопланетян и иных форм жизни от агрессии землян. С ребятами из отдела защиты пришлось несколько раз пересечься по работе. Впечатлило. Немногословные, как правило, молчавшие дольше, чем отвечали на вопросы, они неохотно давали пояснения о своих «объектах». Если бы не доступ «В», красным пятачком стоявший в правом верхнем углу удостоверения, то парни и вообще не замечали бы его. У него сложилось впечатление, что охранники ревновали своих подопечных к остальным людям. Почему? Или, к примеру, йети. Средний срок жизни – пятьсот лет, а у людей в пять раз с лишком меньше. Отчего человек такой болезненный? Про Терминаторов не стоит говорить, но Человек-паук ни разу не простужался, не говоря о том, чтобы прихватить грипп. Обитают вместе с людьми, и не болеют. Пусть не своими, но земными хворями должны бы болеть? Вопрос не праздный. Вот вчерашний старичок, свидетели утверждают, что прихрамывал, значит ли это, что он на самом деле страдает? Или это врождённая особенность? Дефект. Если болел или болеет до сих пор, то найти его легче лёгкого: порыскать в архиве, в картотеке хранятся истории всех болезней людей в городе, собственно, вся работа. Дело затраченного времени и только. Заболевание суставов распространённое явление среди «человеков», розыск возможен. А, вот, если он здоров, как бык, а нога, это с рождения? Тогда, ищи ветра в поле. Семён Семёнович вздрогнул: звонил телефон внутренней связи. Ого, начальство. Судя по всему, ЧП.
-- Алло. Дознавальский – Семён Семёнович плотно прижал трубку к уху – слушаю Вас.
-- Доброе утро, Семён Семёнович. Это Распорядилов, Егор Егович. Не отвлекаю?
-- Что Вы? Разбираю почту…
Начальник не дослушал:
-- Очень кстати. Надеюсь, Вы в курсе шалостей старичка?
-- Тот, что с машиной не сошёлся в вопросе отношений к окружающему пространству – Семён Семёнович знал условный язык общения с начальством, никаких точных определений – конечно. Лихо он.
-- Да, да, Семён Семёнович. Теперь, пожалуйста, синий квадратик нажмите.
«Вот это фикус» - Дознавальский быстро нажал синюю кнопку – замигал красный огонёк малюсенькой лампочки встроенной в аппарат –секретная линия внутренней связи ожила.
-- Готово, Егор Егович.
-- Замечательно. Семён, дело, вообще-то, швах. На контроле у Самого…
Следователь по расследованию аномальных видов преступлений обильно покрылся потом: «Отче, всё в твоей власти, что случилось?» Часть речи начальника он пропустил, потому вслушивался, отчаянно пытаясь уловить суть слов Распорядилова:
-- Прислал Ангела. Мы тут вторую ночь не спим. Эксцесс с Чужим.
-- С Чужим?
-- Именно, что… давай так сделаем, что б проще стало кумекать, помнишь фильмы?
-- Конечно.
-- Машина, которая может запросто сожрать не только Землю, она для него завтрак, Вселённую нашу…
-- Чужой?
-- Невероятно, правда? Типа, кино. Тем не менее. Эксцесс. Главный сбросил информацию, что мутирование спровоцировали Древние из глубокого Космоса. Теперь понятно? Дело серьёзное.
-- А почему Он сам…
-- Сами справимся, ему не до Чужих: древние разбушевались не на шутку.
--Хорошо, Егор Егович, я понимаю, но мой отдел при чём?
-- Отдел ни при чём, а, старичок весьма.
-- Старичок?
-- Ладно, не прикидывайся, все на ушах стоят. Шеф выдал информацию, что только он сможет «замочить» спрыгнувшего с катушек Чужого. Ищи.
-- Егор Егович, я вчера узнал про старика…
-- И до сих пор не нашёл? За что только зарплату тебе платим? Найди. Срок сутки – в голосе Разводилова послышалась сталь – пойми, Семён Семёнович, вторых может не быть. Найдёшь, звони прямо, код я тебе скину, поможем в обеспечении, допуск операции три больших « А», понял? То-то. Время поиска двадцать два часа, операции не больше минуты. С Богом.
Семён Семёнович откинулся на спинку офисного анатомического кресла, рука непроизвольно поднялась ко лбу – мокрая. «Господи, за что»? В мозгу звенела и радовалась пустоте пустота. Сбросили на него. Бог теперь он, может и вправду говорят, что Творец всюду и везде, и во всех. Неужели, Сам обратил внимание? Почему нет? Вспомнился анекдот: Рабинович предстаёт перед Всевышним: «Спрашивай, человече, вижу, жаждешь ответа». « В чём смысл моего существования»? « А-а. Глобально. Ладно, помнишь, в вагоне-ресторане поезда Москва – Сывтывкар» тебя попросили передать солонку»? «Помню». « Вот в этом». Боже мой, я, Семён Семёнович Дознавальский – спаситель человечества, мало, Солнечной системы. Если, конечно, найду Старика. Но отчего? Чужие, они же, как домашние шпицы. Удивительнейшие создания… слюна такая ароматная… тёплые… немного, конечно, жутковатые внешне, но не Хищники, вот кто монстры. Хотя, люди приличные… Господи, какие люди?
-- Алёнушка – Семён Семёнович щёлкнул клавишей селектора, переключаясь на громкую связь – кофе в неограниченных количествах и вызывай всех руководителей допуска «В». Без объяснений. Три «А», понятно? Сбор – пять минут.
-- Но всех, как же – удивление в голосе секретарши взорвало нервы, он взревел:
-- Всех, Алёна Дмитриевна, абсолютно. Кто бы где не находился, хоть на дне морском, хоть у господа за пазухой. Через час все должны быть в моём кабинете. Ясно?
-- Да, Семён Семёнович – Дознавальский понял по дрожанию голоса, готовятся пролиться слёзы, поспешил загладить вспышку – простите, Алёна, я не хотел, Сам указал на наш отдел.
-- Правда – в трубке еле слышно прошептало – неужели?
-- Три больших «А», понимаете, что это значит, Алёна Дмитриевна?
-- Конечно, Семён Семёнович. Сейчас же займусь.
-- С богом…
-- Хорошо…
«С Богом, оно легче. Однако, всем помогает, а с меня спросил? Ох, солонка, солонка… Ладно, чего теперь, времени час, надо подумать». Семён Семёнович устроился насколько смог выгодней в неудобном кресле – кто такие проектирует – прикрыл глаза, перестал глубоко дышать – первый этап психо регуляции. Когда лёгкие лишились привычных порций кислорода, пришло тепло, Семён Семёнович расслабился: в голове заскользил поток мыслей: « Чужой взбесился, как говорила моя прабабушка… спровоцировали Древние, за чем… и что делать… найти Старика… за чем… почему не привлечь Аэромэна или Халка… видимо, нельзя… но почему… как найти… свидетельница… должна прийти… что даст… а хрен знает… свидеться и всё… не отвлекайся… что может старик… я не знаю, но знают они и… Он… значит, задача моя в том, чтобы найти объект в чётко указанные сроки, ни чего себе… а ты, Семён, думал, что попал в Эдем… хе-хе-хе. Как найти? Поговорить с Разводиловым… высший допуск… а что… дело судьбоносное для Земли, а сыщик с низшим допуском, как-то не серьёзно… что даёт его допуск… нужна другая степень информированности… но дед, кто ты?» Дознавальский задремал. Разбудило лёгкое прикосновение руки Алёны, секретарша гладила его плечо и тихо шептала:
-- Семён Семёнович проснитесь, пришла документация.
Дознавальский лениво разлепил веки, и взгляд утонул в мягкой темноте впадины между сильных грудей Алёны, декольте блузки было очаровательно глубоким. Другой рукой девушка прижимала к крепкому своему бедру, ещё момент, который нравился, папку с файлами.
-- Семён Семёнович, почти все в сборе, но надо просмотреть материалы прежде, Вы сами распорядились, как придут…
-- Понял, Алёна Дмитриевна, уже не сплю, давайте папку. Кого нет?
-- Не знаю, приёмная забита до отказа, никогда такого не было…
-- Алёна – Дознавальский вытягивался с кресла – всегда что – то происходит в первый раз, раз и навсегда зарубите это себе на носике Вашем, понимаешь. Ровно через минуту приглашайте. Давайте папку…
Секретарша подала документы: удаляясь, спешно застучали каблучки. В другое время Семён Семёнович не преминул бы возможностью полюбоваться качанием обтянутых тесной юбкой аппетитных ягодиц , но сейчас его занимала только папка с документацией. Он раскрыл, посмотрел на фотографии на первом листе, «сопроводиловку», и глаза его округлились…
Кафе.
Степан Стефанович привычно занял место. Случалось так, что, когда бы он ни появлялся в кафе, столик, «его столик», место за которым он любил сидеть, всегда был свободен. Сегодняшнее посещение не стало исключением. Официант принёс именной заказ, Степан Стефанович приготовился вкусить первый глоток отборного пива «Рижское», сваренное в городе Киров, что пенной шапкой поднялось над классической - советской - пивной кружкой, тяжёлой, настоящей, и обнаружил сидящего напротив мужчину. Он секунду осмысливал вариант, потом подвинул кружку гостю:
-- Прошу, «Рижское», настоящее.
-- Спасибо.
Незнакомец оказался не стеснительный: поднёс кружку к губам, в три глубоких глотка опорожнил половину, оторвался, выдохнул, крякнул – пена окружила губы:
-- Действительно, как встарь.
-- Какое определение замечательное – Степан Стефанович потёр указательными и большими пальцами – встарь… ёмко, по самой сути, лучше и не скажешь. Согласны?
-- Вполне. Старое – настоящее, еже ли оно сохранилось, современности предстоит пережить старость, чтобы стать настоящим. Как Вам такое определение?
Степан Стефанович задумался:
-- Пожалуй, что … а Вы кто, простите за не скромность? Как мне обращаться к Вам? Нам возможно познакомиться?
-- Отчего нет – незнакомец протянул руку – Ваш личный слушатель, служба персонала…
-- То есть – рука Степана Стефановича, протянутая навстречу, отдёрнулась – как Вы сказали?
-- Слушатель, да что с Вами? Вы здесь, стало быть, что-то там – незнакомец неопределённо кивнул головой – случилось? Поэтому-то и я. Всяк здесь оказавшемуся необходим Слушатель, ну, или Слышатель, если Вам так удобней.
-- Не возьму в толк, о чём Вы?
-- Бросьте, к чему прятки? Вы тут, стало быть, разговор необходим. Верно?
-- Проблемы есть всегда. Как Вы знаете про мои?
Незнакомец пожал плечами:
– Здесь все обо всём знают.
Степан Стефанович оглядел полутёмный зал. Порыскав глазами в полу сумерках, встретил чей-то приветливый взгляд, машинально ответил на кивок, и… задохся от понимания, кто ему кивнул:
-- Это… Михаил Сергеевич… сам?
-- Он – собеседник пожал плечами – постой – незнакомец искоса посмотрел на Степана – ты новенький может? Тогда тебе в другой зал, вас там собирают. На инструктаж. Но ты здесь… у тебя допуск какой?
-- Все в порядке – улыбнулся Степан - лучше не бывает, никакого, нуль.
-- Тсс… потише, пожалуйста – незнакомец приложил указательный палец к губам – нуль… однако, ты птица важныя. Понятно – незнакомец изучал лицо Степана – то есть ты, это просто ты и в Слушателе не нуждаешься.
-- Снова не понял?
-- И не надо. Что же, прощай.
Степан Стефанович почти не удивился исчезновению собеседника: в кафе случается всякое, но правила неизменны, никто не спросит, зачем ты здесь: вот как сейчас произошло: собеседник пришёл и ушёл, его право, но какой-то остаток остался. Словно он, Степан, смотрины прошёл. Неприятно, право, что он, девица на выданье, чтоб его разглядывали? Степан Стефанович, досадуя, оглядел сумерек помещения. Приглушённый свет не утомлял глаз, тихий ровный гул голосов посетителей мешался с неназойливой не громкой музыкой. Из глубины кухни доносились звякающее бряканье посуды, пахло ванилью, карамельками, слегка ромом. Кафе. Примечательнейшее местечко, центр. Здесь собирался цвет пишущей, поющей, творящей братии всех времён и народов. Современники мели возможность познакомиться. Лично он успел накоротко сойтись с Андреем Макаревичем и Сергеем Лукьяненко. Симпатичные ребята. Умные. Из гениев прошлых поколений узнал Шекспиров, их оказалось несколько, естественно, «светоча русской поэзии», юркого в движениях Александра Сергеевича Пушкина, невозмутимого Вольтера. Узрел как-то раз слепого Гомера. Старцы кучковались в стороне ото всех, у них был свой отдельный кабинет, выстроенный в классическом греческом стиле: четыре пустых стены, расписанные фресками и мозаичный пол с лежаками и низким столиком, драпированным белой скатертью. Широкая ваза с фруктами. Философы покоили свои завёрнутые в саваны тела на лежанках, или расхаживали по комнате, ведя бесконечные беседы. В общий зал они выходили редко, и появление их вызывало лёгкое оцепенение среди потомков. Неуютно, еже ли перед тобой поедает пирожное Аристотель или Цицерон, Платон или Сократ. Рядом со святостью трудно было дышать, не то, что чувствовать себя раскованным. Вообще, Степан Стефанович отметил для себя, как приход отдельных личностей влияет на уровень и качество гула в общем зале. Допустим, ливерпульская четвёрка усиливало оживление, он как-то раз услышал отчётливое: «опять раздолбаи припёрли, спокойно не посидеть». И действительно, смех в зале усиливался, у самого Степана в груди ширилась детская светлая радость. Но «Битлы» это цветочки, в кафе врывались «Роллинги» и начиналось настоящее потрясение. Шум перерастал в гам, а гам в ор. Маккартни и Джагер орали в лица друг другу свои шлягеры. Утихомиривать молодцев брался всегда Дэвид Боуи. «Белый герцог» переступал порог, в неизменном длинном пальто или плаще, и, если отсутствовали забияки из двух величайших групп, публика заметно строжилась, словно стараясь дотянуться до высоты значимости музыкального гения. Сам «великий и ужасный» Оззи Осборн стихал, и вяло махал рукой, приветствуя «величайшего из великих», а Андрюша Макаревич со своей «Машиной» всегда вставали при его появлении. Дэвид улыбался, кивал в ответ, обязательно здоровался с каждым «машинистом» за руку. Кафе незримо делилось на зоны. Весьма условно, размыто на взгляд Степана Стефановича, но было. Существовали зона музыкантов, поэтов, художников, писателей, учёных, военных и так далее. Не смотря на то, что движение в зале походило на «броуновский» хаос, чувствовалась очевидная концентрация в отдельном месте представителей богемской специализации. Самый большой участок захватили писатели. Здесь всегда царило олимпийское величие и благо веяние. По другому и быть не могло, когда за столиком сидит и поглаживает густую бороду Лев Николаевич, спиной к нему, двигая кожей на проплешине, творит свои думы Фёдор Михайлович. Ещё через столик сцепились в споре Бальзак и Мопассан, а дальше сидят и молчат Джек Лондон, Драйзер и Брэк Стоун. О чём задумались великие? Может прямо сейчас, сидящий в одиночку, обдумывает новую «страшилку» Стивен Кинг, в которой будет фигурировать кафе, а бывшая учительница мадам Роуллинг пытается сюда же впихнуть своего Потера. Не прекращались болезненные споры в зоне поэтической. Особенно, это касалось поэтов России. Маяковский цапался с Блоком, всегда в компании пил и декламировал свои вирши Есенин. Бродский с жаром дышал в лицо Мандельштаму, который пытался отстраниться от назойливого гения. Пушкин бегал среди столиков, за которыми велись интеллигентные беседы между Грибоедовым, Фетом, Чаадаевым. Постоянно присутствовали Лесков, Тютчев, Тургенев, Некрасов и прочие высокие и нет творцы сиятельного «серебряного века» российской словесности. Однако, появлялся Лермонтов, и беседы его современников стихали, а споры и вовсе прекращались: в пол опускались глаза, кабы не задел и прошёл мимо этот болезненной красоты злой и страшный молодой человек. Офицер со скукой оглядывал зал. Кусал кончик ухоженных тоненьких усиков. Пил тонкое вино... У художников кипело веселье. Уорхилл братски обнимал Баския. Дали учил Пикассо правильно рисовать сюрреализм. Неуловимый для полиции граффитист Бронс не стаскивая с головы капюшона что-то говорил Никосу Сафронову. Леонардо да Винчи показывал язык неистовому Микеланджело, но творцы сразу и пили на брудершафт вино, обходясь без кружек, вливая «кровь христову» в себя прямо из кувшинов. Юродствовали в хорошем смысле слова «митьки». Учёные за своими столиками чертили графики и выписывали формулы прямо на скатертях. Один Эйнштейн сладко подрёмывал под общий гул. У музыкантов Степан Стефанович, помимо «Машины времени» среди соотечественников выискал нелюдимого Цоя, одиночество которого изредка нарушал Гребенщиков, нередко к ним присоединялся Костя Кинчев. Очень часто в кафе наведывалась Алла Борисовна со всеми своими мужьями. Один раз он приметил Иосифа Давыдовича Кобзона, прогуливающегося под ручку, кажется, с Фрэнком Синатрой, а может, то был Пэт Бунн - в сумерках зала Степан Стефанович не разобрал, кто шёл рядом с мэтром. Из глубины зала доносился хрип Владимира Семёновича Высоцкого. Узнавал Стравинского, Спивакова, Кисина. Великого Мравинского. Центр зала был занят киношниками. В глазах рябило от известных личностей, перечислять коих не было нужды: все, кого Степан Стефанович видел на экране телевизора, присутствовал, но поскольку он был поклонником Шварценеггера, Сталлоне и Джонни Деппа, то, естественно, в первую очередь разыскивал их. Арнольд, правда, делил кафе между актёрами и культуристами, был и там и там, отыскать его не составляло большого труда: где «царил» «железный Арни», всегда слышался утробный смех звезды: к тому же австрийский Дуб на голову высился над всеми. Степан Стефанович никогда не задумывался, почему он находится здесь, среди знаменитостей и гениев? Его присутствие казалось абсолютно естественным. Он частичка. У Степана Стефановича никогда не возникало мысли, а что он делает за стенами кафе? Кто он снаружи? Какая его жизнь? Как уходил, куда шёл и что делал: он рождался всякий раз заново, как только его рука касалась дверной ручки. Проходил в зал, садился за всегда свободный «его» столик, заказывал пиво. Иногда знакомился со знаменитостью, но сегодняшний незнакомец не представился, обтекаемое - обслуживающий персонал - не вариант. Интересно, кто он? Не успел Степан Стефанович подумать над загадкой, как тот возник напротив.
-- Уф, обернулся. Пиво осталось? – Степан Стефанович кивнул утвердительно – я глотну?
-- Глотни.
Молча смотрел, как мужчина допивает его бокал.
-- Полегчало?
-- Ещё как– беспардонно повертел пустой кружкой – извини, брат, не смог сдержаться, я сейчас.
--Ладно – хотел остановить Степан Стефанович, но опоздал, человек с его кружкой скрылся в толпе. Он откинулся на спинку стула, рассматривая присутствующих. Эльдар Рязанов о чём-то жарко беседовал с Гайдаем, Андрей Кончаловский стоял напротив Тарантино, у обоих в руках бокалы с белым вином. Тарковский, Бергман и Антониони лениво перебрасывались в покер. Мерилин Монро в своём самом знаменитом платье протискивалась к бару…
-- Вот и я – Степан Стефанович вздрогнул. Незнакомец в очередной раз сумел незаметно появиться напротив, подобная «невидимость» что-нибудь значила. Мужчина поставил на стол четыре пивных кружки наполненных до краёв.
-- Твоё любимое, «Рижское». Принёс по две, разговор впереди длинный предстоит. Ещё и мало будет. Ну, за знакомство, (ага, вот и познакомились), Степан Стефанович, дрогнем – он протянул кружку. Чокнулись, оба отпили по изрядному глотку. Со стуком поставили кружки на стол.
-- Тяжёлые – уважительно протянул человек.
-- Советского дизайна. Лучше не придумали… постойте, а как Вы узнали моё имя? Вас самих – то как величать?
Словно не расслышав вопроса, человек продолжил говорить о кружках:
-- Почему же, есть бокалы. Лёгкие. Дизайн продуман таким образом, что пока пьёшь, ощущение такое, будто пиво не только не уменьшается, а остаётся на одном уровне. Не обращали внимания?
Степан Стефанович отметил про себя, что «ты»канье ушло, и это понравилось. Будто читая его мысли, и запоздало отвечая на вопрос, незнакомец пригубил из кружки, оттёр с губ зацепившуюся пену:
-- Только на Вы отныне. Я навёл справки по Вам. Всё оказалось не просто. Вы здесь фигура.
-- В смысле?
-- Вы сами знаете, кто Вы?
-- Что за дурацкий вопрос?
-- Дурацкий? В таком случае, представьтесь. Как ваша фамилия? Имя и отчество я знаю.
Степан Стефанович остолбенел, оказывается, собственную фамилию он не знал, никогда не задумывался. Вот так казус. В недоумении помотал головой, а собеседник продолжал:
-- Видите, уважаемый, какие дела. А кем работаете? Можете не напрягаться, я прямо скажу, Степан Стефанович, Вы не в курсе. И где дом тоже не знаете. Собственно, кто Вы есть настоящий: детство, родителей, город, в котором родились, всё мимо. Ваш допуск ноль. По большому счёту, Вас как бы не существует, тем не менее, в реалии Вы абсолютная сила. Силища. Вы пиво пейте, пейте... а, вспоминать не трудитесь, здесь ничего не получиться, говорю сразу. Но, еже ли хотите, сделайте милость, попробуйте. Затем поговорим.
Незнакомец поднёс кружку к губам и стал медленно цедить пиво. Степан Стефанович задумался. Вот ведь как, он, в самом деле, ничего не помнит. Или не знает. Потянулся за своей кружкой. Тянули пиво и молчали.
-- Что ж, хорошо – незнакомец поставил кружку – не зря по две взял. Разговор непростой нас ждёт, правда?
-- Как знать – ответил Степан Стефанович – и кто, по Вашему, я такой?
--Честно, не знаю – неожиданно весело ответил собеседник – всучили Ваши координаты и всё, дальше должно пойти управляемое непредсказуемое…
-- Что пойти, простите?
-- Непредсказуемое, но строго в рамках возможностей. Давайте сделаем следующим образом. Обговорим, что это вообще за место такое, кафе. Разберёмся, поскольку, кафе играет основную роль… скажем, так…
-- В моей жизни – подсказал Степан Стефанович.
-- Не только. В Вашей само собой, но оно ещё и прогрессист для всего человечества. Люди, что толпятся в зале, культурный и научный наполнитель, оболочка цивилизации. Вообще, Вы задумывались, что есть культура, наука, прогресс? Откуда берётся и каким образом функционирует сущее? Древние имели необъяснимо ни чем знания, открытые и доказанные только в будущем. Вон греки, что возлежат в дальней комнате, свободно оперировали понятием атома. Как так? Индийцы пять тыщ лет назад, к примеру, описывали космические полёты. Мексиканцы ездили на динозаврах и собирали роботов. Как такое может быть, я спрашиваю?
-- Действительно, как? – пиво расслабило Степана Стефановича. Он испытывал какую-то благостную приязнь к незнакомцу.
-- Ответ перед Вами, дорогой мой. Кафе. Котёл, в котором бурлят творческие идеи, культурные, технические, научные, все какие есть. Здесь собрали сплошь одарённости, но прошу Вас, относитесь к данному факту спокойно. Они ни чем не отличаются от Вас, мало того, среди них встречается много-много «говна», простите за хамство, но нынче это слово трэнд. Они общаются… летают флюиды, согласитесь, хорошее старинное обозначение непознанного, так вот, флюиды всюду, они множат и усиливают одарённость каждого из присутствующих. Всё новое и неизвестное улавливается кому необходимо. Смотрите туда, видите, там, вправо, вправо повернитесь, видите, сидит в коричневом таком балахоне молодой человек, это Коперник, да, а далеесмотрите, старичок в берете? Галилео. А сидят они рядом с кем? Вы не знаете, а я скажу, эти люди в строгих костюмах и при галстуках - современная научная элита. Совсем не зря пращуры облюбовали местечко подле. Ловят идеи. Понятна мысль?
-- Да, но почему прямо не подойти и спросить…
-- Э-э, дорогой мой Степан Стефанович, и снова всё не просто. Для Коперника, например, никаких физиков и астрономов будущего не существует. Он сейчас сидит в любимой таверне, возле камина, или у себя кабинете. Время относительно, Вы же понимаете. Эйнштейн всё нам сказал, вон он, кстати, сидит. Мы видим предков, они нас, к сожалению, нет. Так же точно, как мы не видим наших потомков, хотя они здесь. Знакомства происходят среди современников и только.
--На самом деле? – Степан Стефанович не произвольно оглянулся, незнакомец рассмеялся.
--Не увидите, не получиться. Если Вы воспринимаете теорию относительности в правильном русле, понять или осмыслить её, практически, невозможно, сразу говорю, что там – незнакомец махнул рукой – в будущем теорию станут преподавать в начальных классах, представляете, насколько вырастет интеллектуальный потенциал человечеств: теория Эйнштейна с детского сада. Да, время можно мять, остановить не возможно. Но не будем отвлекаться. Итак, повторюсь, если Вы в правильном направлении воспринимаете Эйнштейновские выкладки, то Вам не составит труда понять; временем возможно управлять: как любую материю его можно сжимать, разворачивать, резать. В кафе нашем, кстати, оно нарезано. Полосками. И прозрачно с одной стороны. Поэтому, мы с Вами видим предков, они нас нет. Но идеи, мысли, эмоции беспрепятственно протекают через временные поры. Одарённые прошлого их усваивают, вот вам и развитие цивилизации. Мы, между прочим, таким же точно образом сами питаемся знаниями потомков. Связь времён. Возьмите для примера стремительное появление компьютеров, хотя, уверяю, есть намного впечатляющее устройство, характеризующее процесс проникновения знаний сквозь временную оболочку. Ни за что не догадаетесь, какое? Не ломайте мозгов. Это швейная машинка. Головоломка из головоломок. Что там кубик Рубика, детская забава. Сообразить швейную машинку, вот была сверхзадача, после неё человеку всё по плечу.
-- Никогда бы не подумал – удивился Степан Стефанович – чтобы обычная швейная машинка…
-- Обычная? –фыркнул собеседник – при возможности посмотрите на неё внимательно. Конгениально. Концентрация всех инженерных идей, какие можно придумать. Машинка идеальна: в единое целое собраны разнонаправленные виды движений – вертикальные, горизонтальные, круговые. Челнок, и вообще, что-то сверх невероятное, обход, или даже скажу, обман физических законов с помощью математических. Про переход одного вида движения в другой я говорил, а ещё, преобразование динамической энергии в кинетическую. Короче, в машинке этой обычной, по Вашему выражению, на самом деле сосредоточились все научные достижения своего времени, а, как результат, ускоренный марш-бросок в развитии человеческой цивилизации. Судите сами. Шить одежду становиться возможным очень быстро. Стало быть, она перестаёт быть и дорогой, и дефицитной. Одеть можно всех. Но для этого необходимо подтянуть аграрный комплекс, будем те говорить современным языком. Построить заводы по переработке растительного сырья. Затем пошивочные мастерские. Магазины по продаже, а стало быть, и развозку, то есть появилась архи необходимость создавать совершенно новый тип двигательных агрегатов, прототипов современных автомобилей. Двигатель внутреннего сгорания – прямой ребёнок швейной машинки. Так-то, мой милый. Обыкновенная… Ха. Откуда, скажите мне, пожалуйста, на то время у человечества появилась необходимая для создания чуда техники документация? Или Вы хотите заявить, что сидел в кабинете у себя неизвестный гений, одинаково разбирающийся в физике, математике, геометрии, инженерии: был он и макетчик и слесарь, ткач, надо же было знать свойства текстиля, правда? Все пользуются, и при этом никто не знает имени настоящего автора создания машины.
-- А разве не Зингер? – удивился Степан Стефанович.
-- Никак нет, дорогой. Машинка уже существовала. Зингер, это история внедрения, а не изобретения. Надеюсь, я Вас убедил, поскольку, если нет, то дальнейшего разговора не получиться. Убедил?
-- Вообще, да, хотя, странно слышать: швейная машинка и прогресс…
-- Э-э, Степан Стефанович, человек больше поверит в какую-нибудь броскую нелепость, нежели в скромную правду. В нашем случае правда состоит в следующем: Вы спаситель человеческой цивилизации. Не больше, ни меньше. Полюбопытствуйте – незнакомец сдвинул кружки и выложил на стол папку: обыкновенную, для делопроизводства: картонную с завязками – откройте, специально для Вас…
Совещание.
-- Товарищи, товарищи, прошу тишины – Семён Семёнович привстал из-за стола – что Вы, в самом деле, как дети малые, взрослые люди, ну.
Дознавальский выпрямился и оглядел кабинет. Все стулья были заняты, но мест не хватило, пришлось заимствовать из коридора. На лицах у собравшихся по вызову светился интерес, люди были возбуждены: подобного ещё не случалось. Собрались вместе не просто руководители подразделений управления по раскрытию аномальных видов преступлений допуска «В», но присутствовали представители отдела аналитики, внешних связей, сам начальник контактной группы –Назарет Акакьевич Реагилов, допуск которого к секретным материалам был наивысшим: большое «Ы», что автоматически ставило его в положении председателя любого собрания или оперативки. Тем не менее, от собственного начальства он получил указание во всём подчиняться простому следователю, а свой высокий ранг засунуть куда подальше. Три Больших «А» означали отмену любых видов ранжира: все равны перед всеми. Он сидел, скрестив руки на груди, уткнув подбородок, и смотрел в пол. Знал, что так выглядит внушительно.
-- Начнём совещание, товарищи – Семён Семёнович взглянул на наручные часы – десять двадцать семь, товарищи, случилось, не побоюсь слова, понимаешь, экстраординарное событие, как вы сами догадались. Иначе бы не сидели у меня в кабинете…
-- Семёныч, давай по делу, чего тянешь, понимаешь – раздался голос из дальнего угла.
-- Веселков, блин – Дознавальский погрозил кулаком - опять ты устраиваешь разнобай.
Он нажал кнопку; мягко зашуршали шторы:
-- Сейчас Андрюша тебе не до веселья станет.
-- Кино будем смотреть? – не унимался Андрей Васильевич Веселков – молодой начальник отдела аналитики.
-- Ещё какое, думаю, Андрей Васильевич тебе оно не понравиться, понимаешь. Всем не понравиться. Смотрим.
Кабинет погрузился в темноту, застрекотал проектор и на спустившемся с потолка экране появились первые картинки. Камера плавно снимала вид сверху какого-то города. Крашенные и черепичные крыши. Красные, зелёные, коричневые. Чистые опрятные улочки, палисадники. Проплывали перед зрителями с грибочками и лесенками детские площадки, множество автомобилей. Велопарковки. Телевзгляд заглядывал в супермаркеты и спортзалы, рестораны, кинотеатры. Идиллический картинки портили помехи, экран то и дело пронзали чёрные полосы. Начальник отдела аналитики заметил:
-- Помехи, Семён Семёнович? Это где?
Дознавальский остановил показ:
-- Что ещё отметил, Андрюша?
-- Людей не видно, и ясно одно, это не Россия, слишком порядочно, устаканено.
-- Верно говоришь, но этот твой слэнг, Веселовский, понимаешь, устаканено. Пора бы повзрослеть. Это не Россия, ты прав, и даже не Земля.
Кто-то присвистнул, послышалось перешёптывание:
-- В сопроводительном документе написано, это планета Рос в туманности Кассиопеи, нумерация VXV 5H… ну и так далее. Жизнь – форма биологическая, идентична земной. Кислорода в атмосфере двадцать один процент. Размер адекватен нашей Луне. Все биологические формы жизни на планете отсутствуют.
-- Как это? Почему? – раздался хор недоумевающих голосов.
-- Сейчас поймёте, ребята, предупреждаю, приготовьтесь. Смотреть тошно, и, понимаешь, страшно.
Он ткнул в кнопку. Экран ожил. Камера внезапно поднялась вверх и быстро заскользила вперёд, к чёрной точке на горизонте. Замедлила ход и зависла над огромной горой. Изображение приблизилось. В кабинете послышались оханье, присвист и ругательства. Не сдержался Назарет Акакьевич, руководитель контактной группы отдела внешних связей:
-- Не хрена себе.
Гора была сложена из человеческих тел и из их частей.
-- Два миллиона семьсот тридцать шесть тысяч четыреста сорок восемь трупов. Всё население маленькой планеты, включая детей. Вот такие дела, братцы.
Молчание в кабинете нарушил тяжелый командный голос Реагилова:
-- Что это значит, Семён Семёнович?
-- Видите сами, они уничтожены.
--Что значит, видите? Не слепые. Что случилось, в конце концов?
-- Извините, товарищи. Тяжело это, понимаешь. Как подумаешь. Случилось вот что.
Он начал откручивать плёнку назад, остановился, камера показывала палисадник. Включил покадровый показ :
-- Надо подождать. На восемнадцатом кадре увидим.
Все сосредоточили внимание на счётчике, последние три кадра непроизвольно считали вслух, шёпотом.
-- Есть – Семён Семёнович торопливо нажал стоп – видите пятно. Приближаю на максимум.
Тёмное пятнышко стремительно увеличилось и обрело знакомые для всех присутствующих очертания.
-- Чужой – удивлённо выдохнул Весёлкин - и что это нам даёт?
Все зашумели.
-- Тихо, товарищи – выкрикнул Дознавальский - это был показ факта. Теперь смотрим реставрацию, что произошло .
Он запустил проектор, люди увидели невероятное. Компьютерная графика рисовала последовательность действий Чужого. Как тот уничтожал население и фауну планеты. Убивал, убивал, убивал, убивал. Метались, ища несуществующую защиту люди, тряслись от страха собаки, забирались в подвалы кошки. Пытались улететь птицы. Кабинет накрыла омертвелая тишина. Дознавальский о севшим голосом прокомментировал:
-- Чужой уничтожил всё живое и активно двигавшееся на Росе в три дня. Затем забрался в один из двенадцати космолётов, запустил их всех, и покинул планету.
-- Н-да – протянул Веселовский, начальник отдела аналитики – дальнейшее понятно. Предположительно, все космопланы летят на Землю, в котором из них находится Чужой, мы не знаем. Уничтожить разом все аппараты не сможем…
-- Ни одного не сможем, Андрей Васильевич – прогудел Реагилов – нет у нас оружия против. Несоизмеримы скорости: зафиксировать зафиксируем, сбить не сможем.
-- Тем более, Чужого и вообще невозможно убить, разве что атомной бомбой – подал голос начальник лаборатории биологического исследования иных форм жизни.
-- А что произошло с Чужим? – Веселовский развёл руками – он же абсолютно безобидный. Морская свинка, даром, что бессмертный.
-- По информации, сброшенной нам отделом Бога, его перепрограммировали Древние из Глубинного Космоса. Установка на тотальное уничтожение биологической формы жизни. А биологической формы жизни, товарищи, о чём мы знаем, во Вселенной раз и обчёлся. Планета Рос уже не существует, Венера, где пока нет человека или подобия, но есть флора и простейшие организмы, и наша Земля. Не трудно просчитать модель поведения Чужого. Венерой он займётся после нас. Правильно я мыслю, начальник отдела аналитики, как считаешь, на кого пойдёт первым Чужой?
-- Всё верно, Семён Семёнович – Веселовский встал – если показывать нечего, включите свет. Примерно известно, когда он достигнет Земли?
Дознавальский выключил аппарат, поднял шторы, предложил:
-- Курить можно здесь, я включу т вытяжку. Алёна Дмитриевна – наклонился к селектору громкой связи – все пепельницы, какие найдёте, принесите в кабинет, и соберите как можно больше кофейных машинок.
-- Хорошо, Семён Семёнович. А зачем? – откликнулась секретарь.
-- За тем, что мы остаёмся в моём кабинете до последнего часа, минуты и мига.
Он отключился, посмотрел на часы:
-- В запасе у нас, товарищи, осталось девятнадцать часов и тринадцать минут с половиной. Не справимся с задачей, не найдём способ нейтрализовать взбесившегося Чужого, всем нам хана, понимаешь.
-- Ну, людей не так просто уничтожить. Семь миллиардов, это не два миллиона, двумя днями не обойдёшься…
-- Ты у нас заведуешь каким отделом, дорогой – Дознавальский пробежал взглядом лежавший перед ним список:
-- Ага, Тютюкин, Вольдемар Графович. Служба снабжения. Дорогой мой, а кто тебе сказал, что Чужой один, а если они в каждом космоплане летят? Да даже, если один, это, понимаешь, никак не гарантирует того, что он не прихватил с собой яиц. Древние из Космоса, наверное, не глупее нас, всякие варианты предусмотрели. Не забывайте, что на самой Земле сейчас в командировке находятся восемь Чужих, восемь, товарищи. А если он их заразит? За работу, дорогие товарищи. У кого какие мысли есть, мысли, а не выражения, как у Тютюкина.
-- Почему, Семён Семёнович, вам поручили операцию?
-- И то, действительно, Семён – поддержал Веселовского начальник отдела контактного реагирования – преступление совершено совсем на другой планете.
-- Я сам в недоумении, но в сопроводиловке указано, что решить проблему может один из моих подопечных. Старичок. Мы его ищем, однако, коллективный разум ещё никогда не уступал одиночке. Одна голова хорошо, две уже Дом Советов, как говорила моя бабушка. Думаем, как нейтрализовать Чужого, Старичка найдём или нет, неизвестно, понимаешь?
-- Как это? – удивился старший следователь по раскрытию преступлений земного типа Козьма Фомич Неверов.
-- Очень просто, собрат мой по розыску – Дознавальский посмотрел на коллегу – ты, Козьма Фомич, у нас сыскарь, знаешь сам, что «глухари» не редкость. Я тебе могу наполовину гарантировать, что старичок по этой части. Понимаешь, после каждого происшествия он… растворяется.
-- Что значит…
Дознавальский перебил:
-- Растворяется и всё. Был, отлупил двух придурков, исчез. Все свидетели утверждают в один голос.
--Подробнее расскажи, Семёныч – прогудел Реагилов.
--Зафиксировано три случая, думаю, на самом деле, много больше, но официально три. Всегда происходит одно, мелкое нарушение с автомобилями: кто-то не там припарковался, или перегородил тротуар, выставил машину на газон. Появляется старичок, прихрамывающий, такая вот деталька, и творит – вспомнил слова Вероники Карловны - суд и расправу. В последний раз старик вырубил двух малолеток, оторвал дверку, забросил на козырёк ближайшего магазина, перевернул автомобиль, раскрутил его и растворился.
-- Халк прямо – Веселовский вскинулся – а может, действительно, обратимся за помощью к Халку, он Чужому сможет рёбра переломать.
-- Нет, Халка, пока разозлишь, Чужой всех похавает. А почему у засранца такая скорость, кстати, её зафиксировали? – возразил Реагилов.
-- Да - глубоко вздохнул Дознавальский - вторая космическая, Назар Акакьевич. Мы не знаем, как долго он может передвигаться с такой скоростью, но думать надо, прежде всего, о худшем, понимаешь.
-- Это Древние его таким сделали?
-- Кто ещё.
-- Понятно.
-- Можно я скажу – встал с кресла Веселовский – похоже, нам не следует распыляться. Верховный сбросил информацию, фактически указав направление, куда двигаться. Искать Старика, почему, вопрос другой. Нет времени обдумывать, хотя интересно. Как Старик сможет справиться с Чужим нам неизвестно, но неисповедимы пути Господни? Раз сказал, кровь из носа, надо искать. Вопрос посему стоит, как найти растворяющегося. Зацепки у Вас, Семён Семёнович, есть?
-- Не знаю, зацепка ли, но всё едино, вчера беседовал со свидетельницей. Вероника Карловна Розыск.
-- Розыск?
-- Да, да, именно так. Я тоже поудивлялся, а сейчас думаю, это знак. Она буквально составила портрет Старика. Из ничего. Нам сейчас, повторюсь, всё в пользу.
-- Вызывайте – буркнул, как приказал, Назарет Акакьевич.
-- Не могу, товарищ Реагилов – координат, понимаешь, нет, я ведь не думал, что ситуация три «А» вызреет.
-- Ладно, мои спецы её в секунду вычислят –встал и направился к двери Неверов, на ходу спросил – в каком районе и во сколько подошла свидетельница?
-- Метро Гражданка, пять вечера…
-- Хорошо, минут через двадцать вернусь с адресом.
Он закрыл дверь, но через секунду та открылась вновь - Алёна Дмитриевна вкатывала столик, заставленный кувшинами с горячим кофе и булочками.
-- Спасибо, Алёнушка. Перекур, братцы – Семён Семёнович посмотрел на часы – пятнадцать минут. Курите здесь, не до законов.
Он включил вытяжку, начальники отделов разобрали чашки и булочки. Задымили, не громко обсуждали материал. К Семёну Семёновичу подошёл Реагилов, сел рядом. Дознавальский вопросительно взглянул на начальника контактной группы:
-- Семён Семёнович, я знаю больше Вас. Биолог правильно говорит, убить Чужого не возможно.
-- И как быть?
-- Надо попытаться связаться с ним.
-- Как?
-- Через его земляков. Их восемь. Пусть поговорят.
-- А если не захотят или, наоборот, начнут помогать?
-- Вряд ли. С другой стороны, мы, действительно, мало что о них знаем. Сладко не покажется, если все восемь сойдут с ума, может это у них общее. Как у китов. Да, не подумал я. Скорее, их самих необходимо изолировать от встречи с соотечественником.
-- Не согласен. В предписании прямо указано, сумасшествие Чужого – дело рук или чего там у них вместо – Древних.
-- А почему сам Он не хочет остановить психа?
-- Кто знает? Считает, наверное, что мы справимся. Может, не до нас. Кто знает? - повторил Семён Семёнович.
-- Жуткая картина на Рос.
-- Да – Дознавальский покачал головой – я и не знал, что у нас такие связи, где мы и где она, эта Кассиопея. Получается, что мы давно занимаемся космическими путешествиями, а МКС – это прикрытие? Фальшивка?
-- Ни в коем разе. Путешествуем, но не мы. И не в наше время. Мы пока что жуки навозные, но и без нас никак. Прыжки во времени дело будущего. Древние потому и дёргаются постоянно, что земляне лезут на их территорию.
-- А про Древних что – то известно?
-- Ничего абсолютно. Они есть, и это всё. Конкретно ими занимается отдел Бога – Реагилов закатил глаза к потолку.
-- Понятно. Ну и как нам, без Его участия, остановить Чужого?
-- Искать Старика, что ещё остаётся? Вон, опёр вернулся. Идём, что ли, Семёныч.
-- Товарищи, перерыв окончен – Дознавальский быстро подошёл к Козьме Фомичу, тот протянул ему лист.
-- По свидетельнице полный ажур, улица Олеко Дундича, дом тридцать шесть, корпус три, квартира пятьдесят восемь, телефон указан. Но, Семён Семёнович попутно возник ещё один… пунктик, феномен, я бы сказал.
-- Что такое?
-- Несколько камер слежки, прошу пардону, наблюдений, конечно, зафиксировали Старика… вот кассеты – достал из кармана три маленьких диска. Козьма Фомич по старинке называл СД-диски кассетами.
-- Замечательно… но, что не так?
--На каждой кассете он разный.
-- Как это?
-- Разные совершенно люди.
-- Да ладно. А ну, посмотрим.
-- А в проекторе есть эта штука, чтоб крутить их вместе?
-- Да.
Семён Семёнович зарядил все диски в аппарат, опустил шторы:
-- Товарищи, рассаживайтесь. За работу. Перекур закончен, понимаешь.
Расселись, зажужжал проектор. Взгляды впились в экран. Изображение проецировалось с нескольких точек одновременно. Сразу в трёх квадратах появилась медленно передвигающаяся чёрная машина. Остановилась. Открылась дверца и наружу вылез молодой человек в полуспортивном костюме. Козьма Фомич предупредил:
-- Внимание, сейчас появится Старик.
Действительно, через несколько секунд к парню, который пил сок из пакета подошёл пожилой человек и что-то начал говорить.
--Приехал цирк, смотрите – тихо прокомментировал Козьма Фомич…
На трёх экранах трое молодых людей внезапно осели, три дверцы одновременно ударили человека, пытавшегося вылезти из машины. Затем три дверцы улетели на козырёк магазина и почти сразу автомобили оказались лежащими на крышах, после чего закрутились с одной скоростью и в одном направлении. Старичок не успел выйти из поля видоискателя, как попросту исчез.
-- Впечатляет? – подал голос Козьма Фомич – кто-то успел заметить, что он делал? Сразу говорю, замедленная съёмка не поможет, всё смазано, но главное, не это. Смотрите.
Он приблизил три квадрата. Сфокусировал видоискатель на лице мужчины. В темноте послышался присвист:
-- Вот так фокус.
Три квадрата демонстрировали три разные личности.
--Какие мнения, товарищи, что это может значить? – Дознавальский подошёл к экрану, поочерёдно рассмотрел лица мужчины – бред, понимаешь. Какие у кого мнения? Это кто?
Ответом ему служила тишина, затем кто-то выразился:
-- Артефакт, то чего не может быть…
Подхватили:
-- Змей Горыныч трёх головый… нет, трёхлицый Янус… семирукий восьми…
-- Отставить – вскинулся Дознавальский – детский сад, понимаешь, устраивают мне тут, серьёзно не получается?
--Семён Семёныч – встал Веселков – триедин, чего мудрить, артефакт и только. Ну, не может такого быть, а есть. Чего зря паримся, надо двигаться дальше.
Дознавальский буквально набросился на мысль:
-- Молодец, Андрюша, молодой, да умный, в отличие от некоторых, понимаешь. Именно, артефакт, но – указательный палец поочерёдно ткнул в изображение лиц мужчины – кого искать? Этого, этого, или вот его? Чего молчим, товарищи?
-- Чёрт знает что…
--Кто сказал?
-- Я.
-- А, Кондрашкин Сергей, прости, господи, не выговорить, Венедиктовимович. Вы у нас по физике? И что скажет физика?
-- Ничего не скажет, по крайней мере, земная и современная. Этого не может быть, потому что не может никогда быть. На Земле, но, думаю, что и в космосе тоже. Продолжать?
--Продолжайте, Вы ничего ещё не сказали. Только прошу, без Ваших этих выпендрёжей, молекулярная статика вкупе с инволюционными волнами… хорошо? Мы тут люди вообще слабо образованные, нам попонятней, понимаешь. Как физика относится к подобному… чуду?
-- Хорошо. К подобному чуду современная физика относится, как… а, сами напросились, как к чуду. Вот.
-- Это ответ науки. Умничка. То есть наука не знает?
--Конечно, нет.
-- Замечательно. Отставляем физику в сторону. Идём дальше. Сыскарь, прости, Козьма Фомич, на халяву Старика не найти?
-- Нет.
-- Хорошо, отбрасываем.
-- Аналитик, Андрей, твоё слово, есть крючок?
-- Никакого.
-- За-ши-бись. Это называется, попали по полной. И что теперь?
Дознавальский уселся в кресле, он как-то сразу осунулся, плечи опустились. Машинально посмотрел на часы:
-- Осталось одиннадцать всего часов, зарасти оно всё…
К экрану вышел Козьма Фомич:
-- Ты сильно не паникуй, Семёныч. Наука не может, закон не может, обратимся к местным… артефактам. Сколько раз они помогали, авось и на этот раз получиться.
Дознавальский поднял на начальника розыска глаза:
-- Думаешь?
-- Попытка не пытка, вспомни…
-- Не надо, дорогой, до сих пор тошнит.
-- Согласен. Так что, я звоню?
-- Звони.
-- Связь громкая?
-- Какие могут быть тайны - жить осталось два понедельника. Звони, на полную, понимаешь, катушку. Все в теме.
Козьма Фомич включил громкую связь на своём мобильнике, набрал номер. В тишине раздались длинные звонки, довольно быстро щёлкнуло и раздалось недовольное, неприятным голосом:
-- Да – и вдруг - ой, Козьма Фомич, это Вы – голос изменился кардинально, словно собеседник лебезил, и, одновременно издевался – доброго здоровьечка Вам и вашей семье, все чтоб были живы… ой, что это я… здоровы, безусловно. Слушаюсь Вам, Козьма Фомич, о чём базар ладится будет?
-- Реагируй правильно сейчас на мои слова, твои я всяко знаю, Мокрухин Павел Генадьевич, он же Мормышка, ты понял меня?
-- Как не понять, такой человек, такой человек. Весь внимание, и даже более. Слушаю Вас.За жизнь базар склеится, али так, сёмга, мелочь? По служебной надобности…
-- Э-эх, обрезать бы тебе язык твой блатной...
-- Ой, Козьма Фомич, куда это Вас кинуло. Страшно. И у нас таких зверей нет, чтоб языки отнимать, было во времена стародавние, да, но минуло, аминь. Аки агнца небесные мы отныне и во веки, прости, Господи, веков. Весь внимание и больше.
-- Ну, так слушай, агнец. Про Старика всяко в курсе? Твоих ребят потрепал? Ищешь?
-- О чём это Вы, Козьма Фомич?
-- Мормышка, слушай дальше. Найдёшь, чтоб волосок с головы старца не упал, чтоб ни одна твоя сволочь прикоснуться к нему не смела, чтоб…
-- Тормози, начальник, какая мне-то преференция с этого иметь будет? Какой Старик, ничего не знаю?
-- Вот, гадёныш…
-- Подожди, Козьма Фомич, дай я поговорю – Дознавальский протянул руку – дай трубку:
-- А Вы не одни, это кто сейчас рядом с Вами звенькнул?
-- С тобой не звенбкает, а говорит начальник отдела по расследованию аномальных видов преступлений Семён Семёнович Дознавальский. Павел Генадьевич, Вы должны помнить, что в первую очередь Вы являетесь гражданином страны…
-- Сразу слышно человека образованного, какой слог, диво – перебил невидимый собеседник - я то до сих пор считал, что я зек в законе и в моих правилах думать о себе и только, ну и чтить уголовный кодекс, естественно. Ваши проблемы, только Ваши, согласны, Семён Семёнович? Я как банный лист к вашей озабоченности прилипнуть не желаю…
-- Придётся, Мормышка – вступил в диалог Козьма Фомич.
-- Почему это? Меж нами договор, начальник, в наших делах добровольное участие, я не хочу, чтобы меня мои кореша на ножи взяли. Я никого не сдаю…
-- Не об этом речь –встрял Дознавальский – надо помочь найти человека, пожилого, понимаешь. Иначе всем плохо будет, Вам, Павел Генадьевич тоже, вообще всем… на Земле. И найти нужно в течении – Семён Семёнович посмотрел на часы – вот, блин, время как бежит. Осталось девять часов пятьдесят минут. Если у Вас существуют какие, ну... особые пожелания, понимаешь, говорите. Всё что в наших силах сделаем.
-- Козьма Фомич, этот добрый человек щас сказал то, что я слышал?
-- Да, Мормышка.
-- О, Кей, вам верю, как не верить. Чудеса случаются. Хорошо, чувствую, что серьёзно всё. Что Вы, Козьма Фомич, имеете мне предложить в данной ситуации?
--Гад ты, Мормышка, будь моя воля…
-- Стоп, стоп, гражданин начальник, кто в ком нуждается, что за базар такой, мы же не в зоне? Что за порядки? До свидания таки…
-- Стоять – загремел начальник сыскарей – доиграешься, Мормышка…
-- Постой, Козьма Фомич – Семён Семёнович взял его за плечо – успокойся. Сергей Генадьевич, дело такое, что необходимо ехать в одной телеге. Пока ещё есть время. Потому сделка. Ответственность беру на себя. Вы нам Старика, мы в ответ постараемся удовлетворить ваши условия. Согласны?
-- Базара нет. Вы хороший человек, Семён Семёнович, даром, что такая фамилия. Условие у меня одно, свобода корешей моих необходимых.
-- Кого это, гад? –Неверов тяжело задышал.
-- Опять. Ну, я так не играю. Семён Семёнович, скажите Вы ему.
-- Сергей Генадьевич, поверьте, положение не просто ужасное, оно катастрофическое. Не найдём Старика, вообще ничего не будет. Освобождение Ваших товарищей пустая формальность, вот и всё. Хоть всех забирайте. Через девять часов это не будет иметь никакого значения. Понимаете.
Воцарилось молчание. Тикали настенные часы: тяжело и неумолимо время исчезало физически, наконец, послышалось:
--Всё так плохо?
-- Хуже не было.
-- Объяснений, я понимаю, не будет?
-- Не до этого. Найдём Старика, поговорим. Никаких тайн, гарантирую.
-- Лады, начальники. Вообще-то мои ребята Старика вашего уже ищут, так что, как только, так сразу.
-- А каким образом Вы его отыщите – вмешался Веселков – он же испаряется?
-- Ещё голос, вас там ещё есть? Сколько?
-- Мормышка, мы договорились, а ты ещё на проводе. Ищи Старика – Козьма Фомич поднёс трубку к губам – всем твоим пацанчикам по «лёгким делам» гарантирую УДО, понял, по тяжёлым станем работать, скостим и им, сколько сможем. Ищи Старика.
-- Базара нет, ты сказал, я верю. Пока?
-- Давай, иди – Неверов выключил телефон, сунул в карман брюк – гад какой. Из под всех статей выскользнул.
-- Ладно тебе – Дознавальский взглянул на циферблат наручных часов, сверился с настенными – н-да, время побежало. Как думаешь, Фома Козьмич, найдут?
-- Эти, конечно. Вопрос, когда, и что будут делать, когда доберутся? Не доверяю я им, а Мормышке в первую очередь. Скользкий…
-- Договорились ведь…
-- Не значит ровным счётом ничего.
-- Другие варианты?
-- Нет.
-- То-то. Ладно, товарищи, немного расслабились, и за работу. Какие мысли у кого появились, отталкиваясь от услышанного только что… базара?
Раздался звонок телефона внутренней связи. Дознавальский быстро подошёл к столу, щёлкнул тумблером:
-- Да, Алёна Дмитриевна, что случилось?
-- Звонят с пропуска, к Вам просится на приём женщина. Пожилая. Я говорю, у Вас совещание, а она ни в какую, заявляет, будто Вы её сами вызвали, ждёте. Вы ждёте?
-- Фамилия?
-- Не поверите, Семён Семёнович, Розыск…
-- Впустите немедленно и приготовьте свежее кофе… и пирожное, или конфет шоколадных.
-- А где я возьму?
-- Возьмите, Алёна Дмитриевна, где угодно. Я выпишу пропуск, А Вы ищите. Ну, товарищи – он оглядел коллег - приготовьтесь, сейчас, понимаешь, будет представление.
Дознавальский прошёл к столу, достал квиточек, ручку, оформил пропуск, и уже открывая дверь, чтоб выйти, сказал:
-- Сейчас придём. Немножко подождите…

Пока опять кафе.

… Степан Стефанович открыл папку. Фотографии. Не толстая пачка. Не спеша начал просматривать. Аккуратный чистый городок. Безлюдные улицы. Такие же безлюдные уютные скверы. Пустые скамеечки. Никого в магазинах. «Странно, солнечный, тёплый день. А где люди? - задумался Степан Стефанович. Он вытащил следующую фотографию. Сердце замерло. Гора человеческих тел. Мертвецов. Целых, но более разорванных и истерзанных. Монблан трупов в море крови. Последующие снимки оказались фрагментарно приближенными… ужасными: людей разрывали на две половинки… откушенные ноги, руки, головы. Он едва вытолкнул из себя:
-- Это что?
-- Не останавливайтесь, смотрите дальше.
Новые фотографии повергли его в настоящий шок. Тотальное разрушение всего. Руины городов, кровавые реки. Пожарища. Он отбросил пачку, не став досматривать. Взглянул на собеседника:
-- Что это такое, я спрашиваю? Зачем Вы мне это принесли?
-- Вот теперь, Степан Стефанович, Вы готовы к разговору. Видите ли – незнакомец покрутил в воздухе кистью руки – снимки эти, наглядное пособие… э-э… как бы высказаться… вероятностных возможностей эволюционного развития, нет, не развития, какое уж тут развитие… поступательного движения в ходе развития цивилизации.
-- Это развитие? – недоумению Степана Стефановича не было границ - это бойня.
-- Что с того? Примеров, как развитие цивилизации ведёт к её же гибели не счесть. Вы много читали, знаете про все эти теории, которые на самом деле есть практическое исполнение, необъяснимые исчезновения древних цивилизаций. Снимки только показывают, как, в какой форме может вероятие произойти…
-- Это Земля?
-- Первые снимки, планета Рос, её уже нет, к сожалению, вернее, не существует биологической высшей формы жизни, остались насекомые, рыба, а разумной нет.
-- Гора, это все люди, что были на планете?
-- Да.
-- Сколько?
-- Не много больше двух миллионов.
-- Настолько маленькая? И что случилось?
-- Нападение из космоса. Перепрограммирование. Смотрели фильмы про Чужого?
-- Про кого?
-- Чужой. Чужой два, Чужой три…
-- А-а, смотрел.
-- Понравились фильмы?
-- Интересно.
-- В жизни по - другому. Например, как на фотографиях.
-- Это сделали Чужие? Они на самом деле есть?
--Да. Планету Рос сожрал один из них.
-- Один?
-- Именно.
-- А разрушенные города, тоже Чужой?
-- Нет, это уже земляне.
-- То есть?
-- Пытались справиться с Чужим.
-- Вы же говорили, он один.
-- На Росе да, а на Земле, чтоб Вы знали, их восемь.
-- Да что Вы?
-- Что поделать, их восемь.
--Тэк-с, я слушаю, поскольку, мало чего понимаю. Объяснитесь, в конце концов.
Степан Стефанович схватил кружку, приник. Собеседник ждал, и, как только Степан Стефанович поставил пиво на стол, продолжил говорить:
-- Значит так, Степан Стефанович. Мы на скоро пройдём подготовительный курс, это необходимо Вам в первую очередь. Берём быка за рога, как говорят у вас. Дело в том, что развитие цивилизаций не есть процесс стихийный, но борьба двух непримиримых сил. В земной трактовке, это Силы Добра и Зла. На самом деле, процесс гораздо тоньше, но я адаптирую для Вашего земного сознания. Развитие происходит постоянно, какая бы сторона не победила на определённом промежутке времени. Зло развивает и развивается само, так же как Добро. Для осуществления, а значит, контроля процесса внедряются агенты - исторически значимые личности, люди, круто меняющие направление движения развития в отдельной стране, однако, результатом их деятельности является смена вектора в развитии всей цивилизации. Проще говоря, когда их приводят к власти, происходят колоссальные изменения. Человечество устремляется вперёд. Это схема. Единство противоположностей. Всё работает до поры, пока не вмешивается третья сила. Глубокий Космос, в недрах которого зародилась жизнь, как это ни парадоксально, сам же стремиться уничтожить её. Почему, вопрос открытый, но так есть. Так вот, противостояние жизни биологической и космического разума есть смысл бытия. Философский камень, в некотором роде. Но эту тему нам необходимости проходить нет. Вернёмся к Земле. О чём мы говорили? Да, личности. Глобальные из них несут колоссальную ответственность перед человечеством, но чтобы они были и действовали в необходимом направлении, на Земле внедрено и постоянно рекрутируется огромное количество так называемых координаторов, к коим относитесь и Вы, уважаемый Степан Стефанович. В чём состоит Ваша, и Вам подобным, задача? Чтобы долго не разжёвывать, я покажу.
Собеседник повёл рукой, и над столом повис едва заметный глазу голубой прозрачный экран, шириной сантиметров в сорок. Затем он прямо на экране настучал какую-то комбинацию, появилось изображение. Перегородив тротуар, у длинного магазина стояла чёрная машина с открытыми дверьми, мешая прохожим . Люди обходили её стороной, по газону. У дверцы стоял накаченный парень и то и дело подносил ко рту пачку. К нему подошёл пожилой человек, остановился. Степан Стефанович не сразу понял, что это он сам. Начался неслышимый разговор. Степан Стефанович повернулся посмотреть на незнакомца, тот поняв, кивнул головой. С экрана не громко послышалось:
-- Шёл бы ты, дед домой, по добру, по здорову, к бабке своей…
Затем Степан Стефанович увидел невероятное, как он ударом в солнечное сплетение осадил нахала, попутчика пришиб дверкой, оторвал и забросил её на крышу, перевернул автомобиль и, раскрутив тяжёлую машину, исчез из поля зрения. Ошарашенный увиденным, уставился на незнакомца, едва кивнул головой:
-- Это всё я?
-- Так точно – улыбнулся собеседник. Он сделал пасс рукой и экран пропал.
-- Вы, Степан Стефанович, только что воочию увидели ваше предназначение, помните солонку?
-- Какую солонку… а, анекдот. Простите, а Вы и мысли умеете читать?
В ответ человек развёл руками.
-- Понятно – вздохнул Степан – что дальше. Координатор, это кто?
--Достойный вопрос. Задержимся на нём. Итак, как происходит развитие? Люди постоянно контактируют друг с другом, оказывая обоюдные влияния, рождая тем самым вероятности поведения. В отдельной судьбе человека такие контакты, складываясь, рождают общую линию его жизни. Таким образом, через контакты возникает возможность прямого управления человеком, выписать его судьбу. Понятно? Вижу, что трудно. Расслабьтесь, пожалуйста, просто, если уж не поверьте, то допустите подобную возможность. Вспомните свою жизнь. Кардинальные точки. Вот Вы совсем юный связались с неподобающим, мягко скажем, окружением, и готовились отправиться в тюрьму вслед за старшими товарищами – идиотами. Каким образом Вам удалось избежать печальной участи? Встреча с одним юношей перевернула ваше миро представление. Он вышел к Вам из другого мира, Вы до сих пор отчётливо помните, как это произошло. Как он выглядел. Штаны в полоску, оранжевая куртка, рубашка, о какой Вы могли разве что мечтать. Для Вас так и осталось загадкой, почему он подошёл и заговорил? Всё правильно. Так и было?
-- Да – Степан Стефанович впервые прямо взглянул в глаза собеседнику – так это Вы?
Незнакомец, легко улыбаясь, пожал плечами: понимай, мол, как хочешь, и продолжил говорить:
-- Через него Вы узнали, что рядом течёт иная жизнь, свободная от драк, мата, пьянства. То есть присутствовало и это, но было и другое. Увлечения, беседы, правильные, не пацанки, девушки. Творчество. Он изменил вектор, направленность Вашей жизни, на долгие годы став образцом для подражания, вплоть до прихода судьбоносных событий, о которых нам с Вами известно. Опять же, отметьте для себя, события, разведшие Вас, случились через посредство людей. Но не будем о печальном. Далее, первый брак, неудачный, но… жена сотворила с Вами что? Из дикаря, не станем смущаться, какие смущения могут быть меж нами, факт состоит в том, что первая жена «вырастила» в Вас цивильного гражданина, познакомила с правилами поведения, принятыми в интеллигентном обществе, то есть, практически перевоспитала… Это ли не влияние? А вот вашему свояку по второму браку, наоборот, крайне не повезло с женой, не смотря на то, что он родил двух детей. На него супруга повлияла совсем в другую сторону, все задатки, что в него были вложены, она заморозила. Это случилось не просто само по себе, честно, работа была ещё та.
-- Понятно.
-- Но ничто не происходит попусту или делается зря. Его вектор влияния важен, но активизируется, однако, через потомство. А теперь самое тяжёлое – собеседник поднял кверху указательный палец – рассмотрим Ваш статус, положение, которое Вы занимаете в обществе.
-- Работяга…
-- Не скажите. Задумайтесь, Вы в кафе, одно это значит, что Вы избранный. А, то, что считаете себя работяга, так это случай, не более. Могли быть и начальником, если вспомните один период из Вашей жизни, но… не сложилось. Я больше скажу, и не дано было сложиться. И какой, прости, Господи, Вы работяга, не смотря на то, что работаете физически. Оглянитесь, все эти люди вокруг, сплошь гении, а по отношению к Вами ущербны. Чего Вы глазами хлопаете? Да, они все, без исключения, талантливы… как и Вы.
--С чего бы?
--Не стройте невинность. Вы пишите достойную прозу, можете стихи сочинять, рисуете, лепите, на сцене выступаете. Спортом занимаетесь, в конце концов.
-- Это для себя.
-- А они для дяди? Их линии в конкретном отрезке жизни оказались востребованы и только. Некоторые получили профильное образование, некоторые нет. По творческим же критериям Вы ни чем не отличаетесь от них. Такой же творец, но безвестный. Вижу, хотите спросить, отчего гении ущербны? Это просто. Никто из них не творит в физическом плане, не создаёт материальных ценностей. Они не познали радости труда: простого грубого, может быть, но труда созидания. Конечно, их влияние на общество неоспоримо, они для этого и существуют, выполняя свою часть общей миссии, но в плане личностном, не побоюсь сказать, убоги, в прямом переводе слова. Они все стоят у Бога, рядом, но не с самим Богом в сердце, в отличие от обычных, заключаю это слово в кавычки, людей. Бог отстранился от них, одарил и отвернулся. А где Бога нет, сами знаете, кто появляется. Потому их снедают страсти, неведомые «простому» человеку, отравляют жизнь. Свободное время, которое у Вас занимает физическая работа, их тяготит. Что удивительно, не познав радости созидания физического труда, они презирают и сам труд, и представителей класса. Элементарная самозащита сознания. Ущербность прячется за возможностью обманутся. Нельзя презирать то, чего не понимаешь. Но признать собственную ущербность, никому не дано. Они мученики, если хотите. Ещё один парадокс состоит в том, что по - своему они счастливы, понимая, что их таланты востребованы. Однако, одновременно, глубоко несчастны, интуитивно догадываясь, что вся их значимость, величие, не стоят ничего без общества. По сути, как физические индивидуумы, они не нужны, поверьте.
-- Как это?
--Вы забыли, а я ранее уже говорил, что они наполняют культурную оболочку цивилизации. Отсюда их польза, значимость. Они прекрасно это понимаю. Потому, зачастую в них гнездится высокомерие, покрывало, маскирующее ущербность. А что на деле? Задумайтесь, сотни миллионов людей не умеют читать, лишены возможности смотреть фильмы. Что они знают о Голсуорсе, Диккенсе, Пушкине? Ничего. Для них не существует понятия «цивилизованной» культуры, но… разве они перестали быть людьми? Отнюдь. Ошибочна сама постановка вопроса, человек необразованный, есть низший. Ха-ха-ха. Задайтесь вопросом: вот пишут свои вирши писатели, поэты, музыканты. Аллилуйя им всем, но, музыканты используют инструменты, учёные и студенты справочники, учебные пособия, поэты дар небес, что-то там такое внутри себя и ручки. Возникает закономерный вопрос, что первично, тот, кто напечатал учебное пособие, или, тот, кто им пользуется? Кто источил скрипку и гитару, натянул кожу на барабан или скрипач и барабанщик? Десятки известных и сотни неизвестных нам обществ обходятся без цивилизации, и прекрасно себя при этом чувствуют. Я сейчас открою страшный секрет – все творческие люди есть агенты влияния. И только. Человечество нуждается в управлении. Понятна мысль?
--Выходит, что личность, свобода и свобода выбора не имеют никакого значения? Всё идёт по плану?
-- А по- Вашему, уважаемый Степан Стефанович, иначе? Давайте разберёмся. Свободу мы, типа имеем, и право выбора тоже, но строго в рамках контролируемости. Не согласны? Тогда попробуйте пропагандировать в стране идеи анархии. Или в Америке призывать к свержению существующего порядка? Возможно? То-то и оно. Свобода – это иллюзия, но дискуссию оставим до другого случая, хорошо? Право, не до этого. Наша задача лежит прямо в противоположной плоскости, в физическом аспекте самого выбора. Что предстоит Вам сделать, чтобы остановить Чужого?
-- Мне остановить Чужого? Насколько я помню из фильма, его нельзя остановить…
-- Ошибаетесь. Убить его невозможно, это факт. Вместо крови – кислота. Панцирь выдерживает температуру от двух тысяч градусов по Цельсию и до космических минус двести шестьдесят. Вы знаете, что Чужой может прожить в открытом космосе двенадцать минут? Совершенно спокойно. В скорости перемещении он обгоняет пулю. Совершенная машина смерти. Но киношники, мягко выражаясь, лукавили, когда изображали Чужого монстром. На деле, это самая мирная разумная особь во всей нашей Вселенной, посему наделена совершенной формой защиты. Но кино случилось, и глубинный Космос воспользовался подсказкой, плодами творчества деятелей человеческого мира киноиндустрии. По- сути, мы сами подсказали способ уничтожения себя. К слову, это много говорит о роли искусства в человеческом мире. Спасибо его деятелям. Теперь, задача состоит в том, чтобы справиться с ожившим следствием их фантазий. Это очень и очень не просто. Теоритически возможно, на практике всяко может статься. Древние многократно усилил способности Чужого, блокировали и контролируют мозг. Проблема не из простых…
-- И с ней должен справиться я?
--Сочувствую, но, похоже, Вы единственный кто это сможет сделать, при соблюдении, конечно, некоторых условий, при чём, иные из них не зависят от наших желаний. Но действовать мы должны.
-- Как я смогу справиться с монстром? Я боюсь, в конце концов.
-- Это хорошо, не боится только дурак. А как справиться, я Вам только что показал.
-- Когда это?
-- Разборка у машины, не стройте из себя недоумка. Мы провели анализ скоростных действий Чужого и Ваших. Так вот, скорость Ваших ударов превышает на изрядную долю мига скорость перемещения Чужого. Подождите, не спорьте. Это первое. Второе, в Вас заложена непостижимая для понимания даже нам способность бить в единственно нужную точку, чтобы одним выпадом достичь результата. Дар от Бога. И последнее. Нанося удар, Вы забираете силу противника. Другим словом, насколько мощный перед Вами соперник, настолько же усиливается Ваша реакция и сила удара. Понятно? Вы поглощаете его способность и прикладываете свои возможности, посему в любой схватке выходите победителем. Как такое может быть, мы не знаем. Короче, схема довольно проста, необходимо встретиться лицом к лицу с Чужим и нанести один единственный удар, нейтрализовать на время.
-- Вырубить.
-- Именно так. Затем мы его заберём. Вот только место и время встречи не известно. Чужой запустил все двенадцать космопланов, и на каком он находится неизвестно? Где приземлится, неизвестно? Везёт ли с собой яйца, неизвестно? Да сколько их на самом деле, тоже неизвестно.
-- А разве фотографии не показывают, что победил Чужой.
-- Это одна из вероятностей в развитии. Такое может случиться, если Вы его не остановите. Я вижу, Вы до конца не поняли сути теории. Попытаюсь объяснить в последний раз. Перед тем, как в этот раз оказаться в кафе, Вы у себя на Земле скорректировали линию справедливости. Бандиты подъехали рэкетировать магазин. Если бы не Ваше вмешательство линия развития всей Земли, акцентирую внимание, всей Вашей цивилизации кардинально изменилась бы. Кажется, что тут такого, маленький частный инцидент, но уверяю, последствия этого инцидента - Армагеддон. У Вас есть писатель-фантаст, Брэдберри, он написал прелестный рассказ на эту тему: в нём фигурировала бабочка. Её раздавили в прошлом, а изменилось будущее. Ну, Вы читали, конечно. Кстати, сам писатель где-то здесь сейчас, я его видел. Так вот. Вся земная цивилизация замешана на подобных микро столкновениях. Всюду. Во веки веков. Идёт война Добра со Злом. Своим вмешательством Вы помешали усилиться линии Зла, та последняя капля, что переполняет не безвестный всем сосуд, в этот раз не случилась, а, значит, Злу предстоит разрабатывать новую цепочку вероятностей. Добру же Вы предоставили возможность усилить ресурсы обороны. Понятно что-нибудь на этот раз?
-- Да – Степан Стефанович уныло покачал головой –кажется, но, почему я - то? И потом, почему я ничего не помню?
-- А Вы и не можете ничего помнить.
-- Отчего?
-- Право, какой зануда? Я только что объяснил, как Вы изменили одну из возможных реалий, а Вам мало, всё разжуй и в рот положи. Отсюда, из кафе Вы вернётесь совершенно в иной вектор развития. Вы его сами изменили. Одним ударом. Не будет уже машины. И стычки не будет. Это всё осталось в прошлой реалии. Вы будете, магазин будет, время Ваше останется, кстати, по времени Вы не задавали никаких вопросов, нечто поняли Эйнштейна? Вы спокойно дойдёте до сберкассы, оплатите, что намеривались и направитесь домой. Понятно?
-- А Чужой?
-- А вот Чужой остаётся, но в другой реалии. В ней-то Вам и предстоит побороться с ним.
--Параллельный мир, что ли?
-- Не совсем, Степан Стефанович. Запараллелен, да, на всякий пожарный, как говорится, случай, но не совсем. Если Чужой победит, то перестанут существовать оба мира, понимаете? Закон двоичности: не бывает беспредметной тени. Одно поддерживается другим. Без опоры нет основания, без основания ничто не держится. В общем, Вам надо нокаутировать Чужого и точка. Дальше действовать будем мы. Что же – незнакомец посмотрел на наручные часы – ай, как время-то поджимает, с Богом, что ли, Степан Стефанович. Пора.

Снова совещание.
-- Здравствуйте. Накурено как. Не стыдно, взрослые все. Немедленно откройте окно. Молодые люди, вам говорю.
Вероника Карловна хозяйкой, по - домашнему, прошла к столу. Демонстративно начала разгонять руками сигаретный дым, плотной завесой повисший в комнате. Веселовский бросился выполнять просьбу-приказ. Шедший следом Дознавальский только пожал плечами и развёл руки, я предупреждал. Мужчины встали. С интересом рассматривали пожилую женщину. Она повернулась к Семёну Семёновичу:
-- Пожалуйста, представьте меня.
Дознавальский кашлянул в кулак:
-- Вероника Карловна Розыск, главный свидетель по нашему делу. Спасибо, что пришли сами, а то мы уже хотели посылать за Вами, а времени, знаете ли, остаётся всё меньше. Наши специалисты - он повёл рукой - это следователь по особо опасным видам преступлений…
-- Оставьте, пожалуйста. Нет нужды терять время, как Вы только что сами выразились. Мне достаточно знать, что все эти люди имеют вес на поле своей деятельности.
--Начальники отделов.
-- Замечательно. Давайте приступим к решению вопроса незамедлительно. Что требуется от меня?
-- Хорошо, Вероника Карловна. Я покажу Вам фотографии, и попрошу узнать на них вчерашнего мужчину.
--Какие могут быть сомнения, показывайте.
Дознавальский сходил к принтеру, включенному в режим печатания, взял два снимка, вернулся и выложил на стол:
-- Прошу, Вероника Карловна. Кто из них он?
Пенсионерка достала из сумочки ридикюль, из него футляр, открыла, вытянула очки с цепочкой. Надела, несколько склонив набок голову, всмотрелась в фото. Хмыкнула:
-- И как, скажите на милость, я должна всё понимать? Дурная шутка, вы здесь в загадки играете? Что всё это значит?
-- А в чём дело, Вероника Карловна – Дознавальский недоумевал – Вы никого не узнаёте?
-- Наоборот, прекрасно узнаю. Только не пойму, зачем Вы сказали, кого из них. Здесь нет никаких «их». На всех фотокарточках изображён тот самый пожилой человек, что наказал хулиганов.
-- Что? – общий возглас всколыхнул напряжённую тишину кабинета. Начальники отделов сгрудились вокруг стола.
-- Вероника Карловна, для Вас это один и тот же человек – спрашивал потрясённый Дознавальский .
-- А кто ещё это может быть? Он самый, Старик, так, кажется, Вы его вчера назвали…
-- Постойте, постойте, я сейчас.
Он быстро подошёл к шкафу, отыскал какую-то папку и вернулся к столу, где гудели начальники отделов.
-- Вероника Карловна, посмотрите, этого человека Вы тоже узнаёте – он протянул карточку.
-- Нет – бегло взглянув на снимок, ответила женщина.
-- А этого?
-- Тоже нет, не знаком.
Дознавальский помахал рукой Козьме Фомичу, тот понял, направился к принтеру, отыскал третий ракурс Старика, подошёл и незаметно вручил следователю.
-- И этого не узнаёте? – продолжал показывать незнакомых людей Дознавальский.
--Кто его не знает. Артист, как фамилия, не помню, из молодых, но играл в сериале, каком, не помню, сейчас их столько показывают.
Семён Семёнович повернул фото к себе:
-- Мордякин. Он у нас по делу свидетелем проходит – положил карточку – а вот его Вы узнаете – и показал принесённый Неверовым снимок.
-- Безусловно. Это вчерашний герой. Что происходит, в конце концов, Семён Семёнович? Соблаговолите объясниться перед дамой.
-- Происходит чудо, дорогая Вероника Карловна. Дело в том, что для всех нас на этих фотографиях, снятых с видео камер наблюдений, которые запечатлели Старика, мы видим три совершенно разные личности. А Вы его одного. Потому я и говорю про чудо. Мы сейчас покажем видеозапись «инцендента», возможно Вы с вашими сверх одарёнными способностями усмотрите, понимаешь, что-то этакое, что нам не доступно. Прошу Вас, присаживайтесь.
-- Спасибо, Семён Семёнович, но говорить следует инцидент.
-- Извините.
Он опустил шторы, начальники отделов расселись по местам. Замелькали кадры. Машина заехала на тротуар, распахнулись настежь дверцы. Подошёл старик, и повторилась сцена краткого боя, затем мужчина исчез. Дознавальский остановил протяжку:
-- Ну, как, Вероника Карловна, что-то необычное увидели?
-- Ничего, если не считать, что не видно, как он всё это делал?
-- Вот и мы обратили внимание. Потрясающая скорость удара. Камера не успевает фиксировать, а лет ему, прямо скажем, не мало. И сам не Кассио Клей, однако.
-- О, Вы помните о легендарном Мохаммеде Али?
-- А Вы, помнится, говорили об Арнольде Шварценеггере…
-- Молодой человек, не стоит подшучивать над старым человеком.
-- Какая же Вы старая, Вы, Вероника Карловна ещё ого-го какая молодец.
-- Спасибо, но что нам нужно делать?
-- Найти Старика, и как можно скорее. И тут без вашего участия никак не обойтись. Вы единственная, кто может, как мы только что убедились, опознать его
-- Я с удовольствием помогу. А когда Вы его найдёте, а то мне ещё внучку с садика забирать?
-- Это не просто, Вероника Карловна. Никто, кроме Вас его не знает в лицо. Для нас он просто обычный старичок, которых вокруг тысячи. Не можем же мы их всех задерживать и предъявлять Вам на опознание.
-- Ой, Вы как дети в школе, мальчишки. Нисколько не меняетесь. А подумать, как следует, не пытались? Не надо никого задерживать. Повторите ситуацию, создайте условия и всё. Поставьте машину не там, где надо и ждите, он сам придёт.
Раздался грохот, это Веселков сорвался со своего места – стул упал – и подбежал к креслу, в котором сидела Вероника Карловна. Брякнулся на колени и распростёрся ниц.
-- О,величайшая из великих, да дарует небо многие беззаботные годы жизни Вам и вашей внучке, пусть благославен будет ваш торный путь домой, да осияет крыша дома Вашего…
-- Веселков, ты с ума сошёл – выкрикнул Дознавальский.
-- Не паясничайте, молодой человек. Кстати, я знаю, кто Вы, Вас я учила, Андрей, кажется… да, да, Андрюша Веселков. Действительный паяц. В самодеятельности Вы блистали, чего не скажешь о литературе в целом. Вот кем ты стал?
-- Спасибо Вам Вероника Карловна за учёбу. Мы Вас побаивались, честно сказать.
-- За это и спасибо?
-- А как же? Строгость, она дисциплинировала…
-- Педагогика…
-- Извините, Вероника Карловна – перебил их Дознавальский - вечер воспоминаний откладывается. У Вас телефон всегда с собой? Это хорошо, Вы его, пожалуйста, не выключайте. Сейчас можете идти по своим делам, а как мы вычислим Старика, я сразу позвоню. Будьте поблизости.
-- Ну, внучку мне забирать через два часа, я могу с Вами побыть. Вдруг на что сгожусь. Судя по Вашим встревоженным лицам, что-то не так?
-- Какие будут мнения, товарищи? Позволим Веронике Карловне остаться?
-- Конечно, пусть – дружно раздались голоса – пользы много…
-- Отлично, понимаешь. В таком случае, устраивайтесь удобнее, Вероника Карловна. Итак, у нас, товарищи, в запасе остаётся – Дознавальский взглянул на часы – ох, не так много времени, пять часов и шестнадцать минут. Какие предложения на счёт машины? Где ставить?
-- Одной не достаточно будет, Семён Семёнович – прогудел Назарет Акакьич– нужно задействовать с десяток.
-- И предупредить всех ДПСников, чтоб не цеплялись к нашим - добавил Козьма Фомич – дать им номера.
-- Но чтобы поблизости - Веселковский возвратился на своё место – тусовались, Старика сцапать.
-- Он так сцапает, мало не покажется – усмехнулся Неверов.
--Я не правильно выразился, пригласить, конечно. Вежливо, настойчиво…
-- А чем так важен этот Старик, столько страстей вокруг него? – поинтересовалась Вероника Карловна.
-- Объясним свидетельнице, товарищи, в чём дело? – вопросительно оглядел начальников отделов Дознавальский.
-- Конечно, иначе, бессмыслица получается – Рапорядилов Назарет Акакьич поднял свои внушительные размеры с кресла - так, Козьма Фомич, бандюкам своим установки выдать - они скорей на Старика выйдут, возможностей с нашими не сравнить. Такое дело, операция переходит в ведение космического отделения управления при президенте, поскольку затрагивает не только безопасность страны, а мировую. Четыре «А». Подключаем все космические страны…. Я выйду на минутку, Семён Семёнович, а ты пока скоренько обрисуй гражданке Розыск ситуацию…

Подземка.
Семён Семёнович трижды простучал условленным сигналом о металл тяжёлой двери бомбоубежища. Скоро раздался скрежет отодвигаемого тяжелого засова по другую сторону, и натужное взвизгивание колеса штурвала, которое с трудом вращали Вероника Карловна и её внучка шестилетняя Сашенька. «Вот я и дома» с облегчением подумал Дознавальский, ожидая пока открываясь, мало слышно – петли обильно смазаны трансформаторным маслом – проскрипела дверь:
-- Это Вы, Сёмочка – прошептала Вероника Карловна, фразу она произносила всякий раз по его возвращении из города. Своеобразная мантра. По началу, бесился, кто же ещё может быть, не Чужой, в самом деле, пока не сообразил, что для старушки они, эти три слова, волшебные, сродни успокоительному лекарству. Будто выпивает дозу валокордина: он вернулся, значит можно обрести какой-никакой, но душевный покой, тем более, что он всегда приносил еду. Вода, слава Богу, в подземке пока имелась и в неограниченном количестве. Есть еда, значит, внучка не будет реветь от голода: вечер и ночь пройдут в спокойствии, пусть и в ожидании, тревожном, ставшим за месяц проживании в подземелье привычным, но, главное, что они сыты. И находятся в относительной безопасности. Как выяснилось вскоре после нападения Чужого на Землю, спастись всё-таки можно было. Оказалось, что монстры не воспринимают закрытых помещений. Как реалию. Для их мозга, маленького и примитивно устроенного, закрытых помещений попросту не существовало. Что такое двери, и, как их открывают? Вернее, не воспринимали не Чужие, а единственный, взбесившийся. Остальные восемь, как только выяснилось, что их прибывший на землю собрат приступил к уничтожению всего живого, быстро ретировались на свою далёкую туманность Андромеды, заклинив за собой портал. Они перепугались больного соотечественника больше, чем земляне. Так случилось, что ни Старик, которого Семён Семёнович и команда сумели вовремя разыскать, ни космическая система наблюдения не помогли остановить захватчика. Не потому, что Старик и военные не справились с задачей. Всё сразу пошло наперекосяк. Астрономы быстро вычислили орбиты прибывающих космопланов, шансы были, но всё оказалось упущенным по причине идиотской, прямо сказать. Абсолютно все члены штаба забыли, что время в России, в очередной раз было переведено вперёд, как считалось, в самый последний раз. Астрономы выдали координаты приземления кораблей, в районы их посадки направились тяжёлые бомбардировщики с атомными зарядами на борту (решено было подстраховаться и провести бомбовое воздействие на случай присутствия яиц); учёные - математики, физики и биологи вкупе – сумели вычислить, на каком космоплане летел Чужой. Степан Стефанович, после долгой работы психолога, предъявленных «живых» доказательств наличия на Земле чуждой жизни, и фотографий, сделанных на планете Рос, как говорится, проникся ответственностью, и горел желанием «вдарить» Чужому по печени. Всё было готово к приёму гостя из глубокого космоса, и обломилось по неистребимой русской привычке мыслить глобально, не придавая значения мелочам. Игра со временем в отдельно взятой стране обернулась трагедией для всего человечества. Космопланы не прилетели. Операцию свернули, а когда выяснилось, что астрономы считали время прибытия по космическому, действительному, а чрезвычайный штаб по земному, да ещё передвинутому на час вперёд, стало поздно. Непоправимое случилось. Чужой благополучно приземлился сразу после того, как самолёты вернулись на базы, а технику и людей отправили назад. В первые часы после его прибытия, интернет заполнили кадры гор трупов сиучей, морских котиков и львов, моржей и других крупных представителей северной фауны. Много времени, чтобы уничтожить Север Чужому не понадобилось, слишком открытое пространство. Он убил даже китов и касаток. Затем взялся за Африку. И опять « поплыли» по экранам мониторов горы мёртвых слонов, носорогов, львов, жирафов, антилоп и прочая, прочая, прочая. Вскинулась паника. В городах начались бесчинства. Россия, как всегда, отличилась. «А-а» - махали рукой россияне и продолжали ходить на работу, и смотреть по телевизору войну на Украине. Но всё изменилось, когда Чужой в Африке расправился с крупной дичью и взялся за людей. Горы разорванных пополам бушменов, папуасов, негров, обезлюдевшие города и деревушки наконец-то напугали и россиян. Правительство, забыв о распрях, побраталось с американскими и европейскими коллегами, и закрылись в выстроенном амбициозным, состоящим на государевой службе режиссёром бункере на Алтае, предназначенного именно на случай прихода катаклизма мирового масштаба. Бункер стал самым надёжным местом на Земле, где правящие мировые элиты могли переждать тяжёлые времена. Планета оказалась брошенной в прямом смысле слова на растерзание Чужому. Удивительно и страшно, но в России последним распоряжением министра обороны стал приказ о задержании чрезвычайного штаба во главе с Разводиловым Назаретом Акакьевичем. Мир захлестнула паника, а чиновники от военного министерства продолжали исполнять циркуляры, спущенные вышестоящим начальством: прислали расстрельную команду. И совсем напрасно. Степан Стефанович разобрался с ней аккуратно и быстро. Семён Семёнович, Вероника Карловна с внучкой, родители девочки пропали, Степан Стефанович и Веселовский Андрей Васильевич перебрались жить в подземелье метрополитена. Предоставил убежище Мормышка, Пётр Генадьевич Мокрухин, авторитет района. За всё хорошее, на «почему» Дознавальского, ответил главарь. Бандиты оказались на высоте: организовали патрулирование района, пресекали мародёрство. По своим каналам выяснили, что от Чужого можно спрятаться за закрытыми дверьми, у людей появился шанс на выживание. Жизнь перестраивалась на новый лад. Мегаполисы потихоньку пустели, всякий, у кого была возможность, уехали в деревни и просто в лес, зарывались в землю. Востребованными оказались все подземные разработки. Отряды самообороны брали под контроль оружейные склады, охрану атомных станций и склады продовольствия. Но жизнь тихо гасла. На северных землях: Норвегии, Швеции, Финляндии, Карелии, в России за Полярным кругом люди умирали от голода и холода. Чужой свирепствовал: меньше месяца ему понадобилось, чтобы опустошить Африку. Звери прятались в джунглях: рядом стояли антилопы, гиены и леопарды, без движения лежали гигантские анаконды и крокодилы. Но всё было напрасно, голод заставлял проглотить стоявшего рядом «товарища» по несчастью, начиналась паника, звери разбегались, тут же появлялся Чужой, и начиналось поголовное истребление всех. Исчезли колибри, орлы и грифы. Практически не осталось слонов и других крупных представителей фауны: носорогов, бегемотов, буйволов. Чужой всё чаще нападал на обе Америки, Европу. России пока везло. Огромная и малонаселённая территория не интересовала Чужого. Несколько раз он проводил свои опустошительные рейды по крупным городам: Москве, Питеру, Новороссийску и другим, но быстро уходил, устремляясь туда, где люди жили скученно. Европейцы побежали было в Россию, но были рассеяны Чужим. Как предположил Семён Семёнович по редким и с каждым днём уменьшавшимися новостями в Сети, тот проводил зачистку в районах с наибольшей концентрацией населения.
--Разумный – ахала Вероника Карловна – как же он в таком случае может так поступать?
-- Так в этом цель его прибытия на Землю, Вероника Карловна, сколько можно повторять, уничтожение высшей формы жизни – устало отзывался Дознавальский. Старушка тихонько плакала. Семён Семёнович вёл долгие беседы со Степаном Стефановичем. Чаще всего оба горевали: они были готовы к встрече с Чужим, и? Так обкакаться…
-- Это всё наше родное, «рассейское» разгильдяйство и безалаберность. Нас не догонишь, понимаешь. Сегодня жив, а про завтра что думать? Вся история этому учила. Не думай о завтра, его может не быть. Что планировать, если в ночь придут, и всё, нет тебя. Правильно я мыслю, Степан Стефанович – продолжал нескончаемый разговор Дознавальский – молодежи, вот – кивал он на тихо сидевшего в углу Веселовского – маненько подвезло пожить в сытости и без страха, понимаешь. А нам? Что наши деды выдержали, через что прошли. И вот опять. Ну что за жизнь, тьфу. Вечно драная Россия.
-- Не скажи, Семёныч – не соглашался Степан Стефанович – всё не просто с Россией. Карма у неё такая, в этом и боль, и счастье. Сам посуди, почти весь мир Чужой слопал, а, нас так, потрепал. Почему?
-- А чего думать – вступал в спор Веселовский, паренёк сильно изменился, весельчак и балагур превратился в насупленного мыслителя. Он изводил себя придумыванием способов борьбы с Чужим:
-- Территория огромная, населения раз, два и обчёлся. Ему не интересно у нас охотиться. То ли дело Европа, Азия. Рви, не хочу. Европейцев разогнал, не пустил к нам, когда те массово попёрли. Сообразил, убегут за Урал, ищи-свищи по тайге. Умные давно уже в Сибири окопались, включая грёбанное правительство. Вот где сволота, так сволота.
-- Что Вы, Андрюша, себе позволяете – Вероника Карловна отклонилась от пара, поднимающегося из кастрюли, она готовила суп: Дознавальский принёс курицу и картошки, лук у неё был, гораздо серьёзней оказалась не хватка соли Проблема с солью началась сразу, из магазинов она исчезла в первые дни нападения Чужого. Как и сахар. Семён Семёнович обещал переговорить с Мормышкой - мобильники ещё работали - но ничего конкретного. Всё-таки положение изменилось, и теперь не он, следователь, главный «на районе», горько посмеивался Дознавальский, объясняясь с Вероникой Карловной, а Пётр Генадьевич Мокрухин, Мормышка, он же вор в законе, он же приличный, как оказалось, человек. Семён Семёнович отдавал отчёт в том, что, если бы не «профессия» Мокрухина, страшно подумать, что могло случиться. Вспомнить только первые дни паники, повальный грабёж, насилие, бр-р-р. Полиция эта дефективная, само разоружилась по- тихому. Повсюду была, везде они, и враз не стало. Он никак не предполагал, что знакомые по работе люди, лишённые искусственной статусности, обыкновеннейшие гниды. Столько лет вместе проработали, а случилось, и оказались засранцами. Слава Богу, Мормышка и его люди, быстро навели относительный порядок в районе. Провели перепись «местных», на продукты ввели талоны…
-- Надолго и на всех не хватит - объяснял Пётр Генадьевич, когда изредка заходил «на огонёк» - но мои ребята уже выехали в область, будут налаживать связи с богатыми районами. И вообще, назначен большой «сход», паханы станут решать, как делать житуху.
-- И какой вопрос на повестке дня будет стоять? - по привычке спросил Семён Семёнович - прости Пётр Генадьевич, это я так, неисправимо, понимаешь.
-- Отчего же, вопрос один, как извести гада, я думаю. Остальное принципиально не имеет значения. Всю жизнь не на прячешься. Урод, когда наверху со всеми разберётся, явно сообразит, где закуска. Не дурнее нас с вами.
--А что мы можем сделать?
-- Вот ты даёшь, начальник, а Старик-то, про него забыл совсем? Если думаешь, вы лопухнулись, то и мы оплошаем. Не, мы не фраера. Паханы что-нибудь придумают.
-- Поэтому нас прикрыл?
-- Ты, Семён Семёнович, конечно, не думаешь серьёзно, что наш брат уголовник тебя возлюбил? Вернёмся к нормальной жизни, дай Бог, опять за нами бегать начнёшь. Начнёшь, нечего головой трясти.
-- Наверное, уже нет. Сгнила контора моя, понимаешь. Как крысы разбежались. Противно. Не вернусь.
-- Приходи к нам, у нас всё по понятиям, серьёзных людей уважают. Сам знаешь.
-- Нет, дорогой, я теперь сам по себе буду.
--Петр Генадьевич прав, сам по себе в России не получиться – соглашался с Мокрухиным Старик - заставят определиться. Кто не с нами, тот против.
-- Вот, мудрый человек говорит, старец – поддерживал Степана Стефановича Мормышка – а старый человек, мудрый человек. Так говорят китайцы… или не китайцы. Не помню кто.
-- Они самые - Андрей Веселовский выходил из своего угла – не знаете, Пётр Генадьевич, сколько их осталось? Миллиард с половиной, лакомая добыча…
-- А кто теперь знает точно. Чужой наведывался, это, как мама не горюй.
-- Сведения точные? – поинтересовался Дознавальский.
-- Точнее только в морге, Семён Семёнович. Знаю, что Японии нет, он там всё погромил. Бежать не куда. К нам братаны из ихней мафии прилетели, рассказывали.
-- Якудза, что ли, братаны?
-- Сейчас, Семён Семёнович, все братаны. Беда она одна на всех. Гад не разбирает, кто здесь якудза, а кто честный русский блатной. Вместе держимся. Сходняк решит, как извести пришлого.
-- Его не извести, он неуязвим – подал голос Андрей.
-- Э-э, на любую хитрую жопу найдётся винт с резьбой.
-- Молодой человек, здесь дети – укорила Вероника Карловна – нельзя так выражаться.
-- Прошу пардону, мамаша, извините…
-- Откушаете с нами?
-- Конечно. Я тут, кстати, принёс – он достал из кармана куртки пачку соли - Семён Семёнович просил достать. Какая, однако, штука теперь дорогая. За пачку цепку золотую отдал… вот времена пришли.
-- Да Вы что, золото за соль? –воскликнула Вероника Карловна.
-- Временно, на хранение, барыга, правда, так не думает.
-- Вы его убьёте? Боже мой?
-- Зачем убивать? Он честный барыга, выкуплю.
-- Господи, Боже мой, что творится? Вокруг рэкетиры, спекулянты - прикрыла ладонью рот Вероника Карловна.
-- Деловой человек, какой спекулянт?
-- А отобрать, как в вашей среде водится, не пробовали – нервничала старушка, не слушая Мокрухина - разве можно наживаться в такое время?
-- Рыба ищет, где глубже, а человеку всегда хочется праздника, я правильно говорю, Семён Семёнович?
-- Ну – замялся Дознавальский.
-- Что за неуверенность? Если бы не этот, как Вы, мамаша, выражаетесь, спекулянт, лежала б пачечка где-нибудь в подвале, стыла, каменела. Человек не поленился, нашёл…
-- Может быть, у него она была? Успел закупиться…
-- Тем более, говорю, деловой фраер. Кому сейчас плохо стало от того, что мы суп посолим, а чел радуется цепке моей.
--Ну, знаете ли – молодой человек – столько смертей кругом, а Вы… радуется цепке. Не стыдно?
-- Отчего это мне должно быть стыдно – Мормышка усмехнулся – Семён Семёнович, скажите Вы своё веское слово.
-- Не надо ничего никому говорить, давайте за стол, есть охота…
Тянулись дни, пролетали недели. Перестал работать теле эфир, погас интернет. Функционировали кое-как радиоцентры, но новостных передач практически не осталось. Музыка и бредовые несуразные монологи. Пророчества, кликушества, прочий бред. А потом исчезли и радиоволны. Казалось, что жизнь остановилась. Не происходило ничего. Семён Семёнович совершал вылазки за продуктами, навещал Мокрухин, от него в основном и питались новостями. Нового и хорошего они не узнавали: местный уровень – кто кому бросил «чёрную метку», какой очередной магазин обчистили. Степан Стефанович мучился сильными болями в плечах. Веселков отрастил бороду и перестал заниматься прожектёрством, вынашивать способы уничтожения Чужого. Соли не стало вовсе. Не мог достать её даже Мормышка. Заменяли соевым соусом, благо Дознавальский в одну из вылазок наткнулся на брошенную фуру, до отказа забитую бутылочками с коричневой жидкостью. Но начались перебои со светом, и это явилось самым страшным для всех живущих в подземке. Что если свет окончательно пропадёт? Как греться, на чём готовить? Как вообще выжить в полной темноте?

-- Сёмочка – проговорила Вероника Карловна, открывая дверь – у нас опять нет света. Часа два как. Вы что, кроме соуса принесли, а то всё заканчивается?
-- Куру.
-- Да Вы что? Она не порченная? Мороженная? Где Вы её взяли? Неужели холодильники ещё работают? – забросала следователя вопросами Вероника Карловна, опуская тяжёлый засов .
-- Пётр Генадьевич старается. Притащил дизель-генератор, понимаешь... где и отыскал
-- А это не опасно? Шумно.
--Что делать? Сейчас жить вообще опасно, а так, хоть с мясом. Он аппарат хорошо изолировал, почти не слышно.
-- Дайте руку, я Вас проведу. Мы обвыклись в темноте, а Вы со света. Как жить, как жить?
Вероника Карловна всхлипнула:
-- За что такое? Пусть, нас за грехи наши наказывают, а Сашенька при чём? Мы пожили худо-бедно, а ей, а Андрюшеньке Веселкову, а остальным?
-- Успокойтесь, Вероника Карловна, пожалуйста, слезами горю не помочь.
-- Да спокойна я, Сёмочка, спокойна. Только и поплакать, как не в темноте. Это от страха.
Далеко они отойти не успели, раздался условный стук.
-- Кто? – тревожно спросил Дознавальский.
-- Я это, Мормышка... тьфу, пропасть, Мокрухин. Открывай, Семёныч, быстрее. Беда. Он в городе. Пришёл, значит, наш час.

Они сидели за столом с зажжённой единственной свечкой. Огромные тени плясали по стенам. Вероника Карловна прижимала к себе внучку и оглаживала её голову. Мокрухин торопливо рассказывал:
-- Зачистку начал с юга. Ничего не пропускает, гад. Научился, или кто подсказал, как открывать двери. Так что шансов ни у кого никаких, а, значит, Степан Стефаныч, твой выход. Ты у нас теперь волшебник Изумрудного города.
-- Понятно – вздохнул Степан – только, что делать?
-- Хрен его знает? Семёныч, ты знаешь?
Дознавальский оглядел сидевших за столом, ставших родными, людей. Конечно, он тоже не знал, что должно случиться, но как скажешь впрямую, когда в полутьме прямо перед тобой блестят глаза перепуганной старой женщины и девочки. Заявить, что близиться смерть? Наверное, подобным образом чувствуют себя приговорённые к высшей мере наказания, когда их ведут на казнь. Но то преступники, а здесь обычные люди, ребёнок. Выручил Веселковский:
-- Ничего не надо делать.
-- Как это, зёма? – Мокрухин уставился на Андрея – объяснись-ка?
-- Всё просто. Что суждено, то сбудется. Если будем сидеть и ждать, точно сожрёт. Без света, в тесноте, ничего не сможем, вернее, Степан Стефанович не сможет. Мы и вообще, помеха Стефанычу, я долго думал. Связываем. Ему надо выходить наружу. Один шанс из тысячи, что Старик включится и вдарит, но он есть. Здесь, ни одного.
-- Земеля прав, здесь Старику ничего не светит – Мокрухин обратился к Дознавальскому – ты сам- то как кумекаешь, Семёныч?
-- Пожалуй, Андрей прав. Я тоже выйду.
-- Зачем? – поразился авторитет – какой резон?
-- Никакого, Пётр Генадьевич, только бывает так, что по другому нельзя, будешь всю жизнь себя презирать…
-- Это, если жив останешься, братан.
--Лучше помереть, чем прятаться.
-- Я с Вами, Семён Семёнович – Веселковский встал – на миру и смерть красна…
Вероника Карловна заплакала, глядя на бабушку, заревела и Сашенька.
-- Мозгов у тебя, Андрей Васильевич, хватает, а вот такта – покачал головой Дознавальский – смотри, чего натворил.
-- Не плачь, Сашенька – осыпала поцелуями макушку девочки Вероника Карловна – Андрюша не правильно выразился. Он больше не будет так говорить. Андрей Васильевич?
-- Конечно. Сморозил глупость. Извини, Александра Ивановна, пожалуйста. Извиняешь?
--Извиняю – сквозь рыдания пролепетал ребёнок - а когда, наконец, мама с папой приедут?
-- Теперь скоро, моя гуленька, совсем скоро – целуя внучку в темя, и беззвучно глотая обильно катившиеся по щекам слёзы, шептала Вероника Карловна .
-- Ладно, все пойдём – Мокрухин поднялся – берёшь нас с собой, Степан Стефанович?
-- Пойдём-те – согласился Старик –раз все «за». Всё веселее, знаете ли…

Опять кафе.
Степан Стефанович тянул пиво из толстой кружки и осматривал публику. В этот раз больше всего народу толпилось на пятачке художников. Непривычно спокойно было у музыкантов, учёных, киношников. Известных ему личностей тоже поубавилось. Раз на раз не приходится, подумал он и обнаружил напротив себя мужчину. Незнакомец радостно улыбался и протягивал руку.
-- Здравствуйте, конечно – Степан Стефанович пожал протянутую руку – но Вы кто? Извините, не припомню?
-- И ладно. Не впервой. Познакомимся по новой. Я Ваш главный Слушатель. Вспомнили?
-- А-а, кажется. Всё при чём, да? Если я здесь, то там проблемы? Я Старик, а Чужой жив? Миссия не выполнена?
-- Не-а – с удовольствием покачал головой Слушатель – посмотрите.
Над столом зажёгся и завис прозрачный экран. Степан Стефанович подвинулся ближе…
Тесной группкой они стояли на площади с не работающим фонтаном. Плечом к плечу: Степан Стефанович, слева Мокрухин, справа Андрюша Веселков, прикрывал спину Старика Дознавальский. Внутри маленького круга прятались Вероника Карловна с Сашенькой. Вокруг творилось несусветное: неуловимо глазу нарастали штабеля истерзанных трупов людей. С четырёх сторон площадь быстро обрамлялась стенами из растерзанной человеческой плоти.
-- Почему он нас не трогает, Андрей? – сквозь губы вытолкнул Дознавальский.
-- Не знаю, Семён Семёнович, может, чует?
-- Старика?
-- Всё может быть.
-- Степан Стефанович, а ты его видишь?
-- Нет, Семён Семёныч.
-- А вообще, что-то чувствуешь?
-- Плечи перестали болеть.
-- Это хорошо или плохо?
-- Не знаю.
-- Где эта гнида – выругался Мокрухин – страху нагоняет, волк позорный, хрен тебе, мне теперь, глядя на эти стены, вообще по барабану. Удушу пса самолично – выкрикнул - где ты, слюнявый? Сюда иди.
Вероника Карловна прикрыла внучке глаза ладонью, у самой, напротив, они округлились. Старушка находилась на грани обморока. Стены из трупов неудержимо росли, достигли высоты третьего этажа.
-- Я понял – Веселков усмехнулся – он завалит нас. Знает про Старика, гад. Степан Стефанович, кажется, мы проиграли.
-- Не говори, гоп – голос прозвучал угрожающе низко, непроизвольно мужчины как один посмотрели на Старика. Степан Стефанович изменился. Глаза превратились в щелочки, затвердели скулы. Он словно стал меньше ростом, набычился – это мы ещё посмотрим, кто кого и чем завалит. Похоже, Семён Семёнович, я что-то начинаю видеть. Ох, быстрый, гад, как носится.
-- Где? – завертел головой Мокрухин.
-- Мимо нас, Пётр Генадьевич. Людей в штабеля складывает.
--Видим. Тебе его не достать? – Дознавальский пристально всматривался в пространство прямо перед собой
-- Нет. Первым должен ударить, а он не хочет.
-- Говорю, что ссыт – Андрей вздохнул –толку нам только с его ссыкунства никакого. Выстроит башни и завалит. Умный.
-- Пипец, он меня достал – Мокрухин закипел – скажешь, Стёпа, как мимо понесётся. Он сейчас где?
-- Уже пролетел.
-- Блин… козёл.
-- Пять этажей выстроил. До восьмого дойдёт и обвалит. Сами на руку ему сыграли.
--Нет, Андрюша, ты был прав, в подвале Стёпа его вообще бы не увидел. Собственно, Степан Стефанович, а почему он первым должен ударить?
-- Не знаю. Всегда первыми били, реакция такая, наверное, у меня.
-- То с людьми. А это нелюдь. Тварь. Попытка не пытка. Попытайтесь хотя бы, а то точно завалит.
--Получится ли? Как это делается?
--Молча, блин – опять закипел авторитет – мимо будет пробегать, врежь, а там посмотрим. Терять нам нечего. Семь этажей уже. Стемнело даже. Решайся, Старик.
Внезапно что-то изменилось, люди почувствовали толчок, земля качнулась. Перед группкой материализовался Чужой. Трех метровая тварь высилась над ними. В лапах он держал два труппа, похожая на шлем велосипедиста голова опустилась, вытянулись все три пасти. Он пытался дотянуться до… Степана Стефановича. Старик стоял на одном колене, а его правая рука вонзилась в туловище Чужого. Монстр и человек не двигались, обоих пожирала кислотная кровь. Неоспоримое преимущество – кислота вместо крови и чудовищная скорость – обернулись оружием против самого Чужого. Кулак Старика, словно булавка ткань, проткнула броню панциря, и вытекающая из чрева кислота пожирала своего хозяина. Человека тоже. Раздались мягкие звуки, это упали труппы, затем ещё один, на землю осел безрукий Степан Стефанович, и сразу за ним грохнуло. Упал Чужой. Кислота растворяла обоих.
-- Всё, Степан Стефанович – высказался Мокрухин – больше у тебя никогда не будут болеть плечи. Прощай, братан.
Он поднял голову, часто моргая:
-- Самолёт летит.
Все посмотрели вверх – на синем небе чертил прямую тонкую белую линию серебристый самолётик.
-- Правительство возвращается – предположил Дознавальский .
-- Что-то очень скоренько – удивился Веселков – прямая связь, что ли?
-- Суки они – всхлипнул Мокрухин и сплюнул – чистые суки, да, Вероника Карловна?
-- Да – Сергей Генадьевич…

Степан Стефанович молчал, молчал и незнакомец. Первым заговорил Степан:
-- Вот как было.
Экран исчез, как и улыбка с лица незнакомца.
-- Значит, меня там уже нет.
-- Почему? – удивился слушатель.
-- Растворился…
-- Опять двадцать пять, Степан Стефанович. Живы и здоровы, и плечи доводят ночами. Ничего с Вами не случилось. Вот если бы Вы не закрыли это вероятие, то, действительно, растворились бы, и человека на Земле не осталось. Но, как видите, обошлось. На этот раз. Теперь до следующего ЧП .
-- То есть?
-- То есть не знаю сколько раз, но мы ещё обязательно с Вами встретимся в этом кафе. Поняли, про что я говорю?
-- Кажется.
-- Ну и хорошо. Ещё по пиву?
-- Сначала в туалет…

Конец.