Погружение в память (в сокращении)

Сидя на полу полицейского отделения, деревенский участковый Василий Викентьев молча смотрел на Воронцова, силясь понять: в уме они оба или стоит вызвать из райцентра санитаров. Воронцов же, как и положено главе сельского поселения, вёл себя сдержанно, сидел напротив участкового ровно, ожидая его реакции. В руках мужчина держал аккуратный серебристый свёрток со спящим младенцем.
— Ку-ку, — исполнили свой долг настенные часы.
Воронцов сказал:
— Вась, скажи хоть что-нибудь, а?
Викентьев молчал и пытался думать, получалось плохо. Мысли не слушались, воспоминания отказывались казаться бредом и настырно лезли в голову. Василий закрыл глаза.
Вот они с главой поселения обсуждают последние новости; слышно, как часовая кукушка прокричала полдень. Вот он вышел из-за стола, чтобы взять из сейфа чекушку и стопки. Вот от изумления разжались его пальцы, когда, повернувшись, увидел, как закадычный друг, Петруха Воронцов, с которым они знались почитай четыре десятка лет, переливается всеми цветами радуги, распространяя вокруг себя сверкающую пыль. В ушах зазвенело разбивающееся об пол стекло, вспомнился смущенный Петькин «Упс!». Вот в глазах его потемнело, а когда зрение вернулось, оказались они с Петрухой не пойми где.
Кругом стояли радостные люди в обтягивающих разноцветных одеждах и с очень высокими причёсками. В небе, над головами толпы от бирюзового солнца кругами, как по воде, исходили световые волны. Друг Петруха по-свойски обнимался с туземцами, а самого Василия плотным кругом обступили любопытные ребятишки неведомой расы, норовили потрогать, пощупать. «Что тут происходит?!» — вопил Викентьев. Воронцов виновато улыбнулся ему и зашагал в противоположном направлении, к океану.
Пётр подошёл к кромке воды, толпа стихла. Он поднял руки вверх, а ногами стал отплясывать странные па. Из толпы отделился какой-то дед, в точно таком же танце подошел к Воронцову и заключил его в объятия. С минуту они стояли, соприкасаясь лбами, а затем, взявшись за руки, вошли в воду и шли до тех пор, пока не скрылись в ней. Толпа начала раскачиваться и петь.
Тут уж участковый не выдержал и побежал спасать друга, но замер, потому что Воронцов вынырнул недалеко от берега. В руках он держал младенца.
Пётр поднял ребёнка над головой. Люди на берегу хором что-то выкрикнули и склонились перед ним в поклоне, а потом развернулись и побрели прочь. Маленькая девочка подбежала к Викентьеву, повязала жёлтую ленточку ему на запястье и отправилась догонять свой народ. Затем к нему подошёл Воронцов с ребёнком на руках, и метаморфоза, приведшая их сюда, повторилась.
— Точно! — заорал Викентьев, и открыл глаза.
Он закатал рукава и обнаружил на левом запястье жёлтую ленточку. Посмотрел на друга, Пётр выглядел радостным и уставшим. Младенец спал уже в кресле.
— Теперь спрашивай, — сказал Воронцов.
— Считай, что спросил! — С вызовом отозвался Викентьев и сел за стол, косясь на серебристый свёрток.
Воронцов сел напротив и положил локти на стол.
— Понимаешь, дружище, — тихим уверенным голосом сказал он, — Вселенная населена кучами и тучами разумных видов жизни, отличных от человечества. Я представитель одного из них. Мы не размножаемся, а обновляемся. Сознание же наше имеет не одно тело, а два: старшее и младшее.
Когда старшее тело изнашивается, мы совершаем ритуал обновления. Ты это видел, потому что попал в поле действия силы, которая выдёргивает межпланетных мигрантов, таких как я, для совершения ритуала на родную планету отовсюду, и возвращает обратно, когда дело сделано.
— То есть старик тот…
— Это я, точнее тоже я, как и он, — Воронцов ткнул пальцем в сторону кресла.
— И что теперь? — закуривая, спросил участковый. Потом спохватился, замахал рукой, разгоняя табачный дым, и потушил сигарету.
— Теперь всё, как у людей: растить буду, воспитывать.
— Дичь какая! — выдохнул участковый.
— Ну отчего же дичь? — Искренне удивился инопланетянин Воронцов. — Вы ведь делаете то же самое, только в примитивном виде. Связь поколений, преемственность. А у нас целый океан видовой памяти, погружаясь в него, мы обновляем себя. Соображай, Вась!
Соображать Викентьев умел, потому в голове его возникло много новых вопросов. Он, было, открыл рот, чтобы задать их, но тут заплакал ребёнок.
— Сейчас нам всем надо отдохнуть, — твёрдо сказал Воронцов и взял плачущий свёрток. — Приходи утром в гости, поговорим.
— Да уж будь уверен, приду, — Викентьев встал из-за стола и подошёл к другу. — Смотри, похож-то как! — заметил он, глядя на малыша.
— Родня, — пожал плечами глава поселения.
Участковый почесал затылок и решил:
— Ладно, Петь, утро вечера мудренее. Так у нас на Земле говорят.
— Будто я не знаю, — усмехнулся Воронцов.
На пороге он обернулся и предупредил друга:
— Наталье моей гляди не сболтни лишка. Я её хоть и люблю, но баба она истеричная.
— Что есть, то есть, — согласился Василий, — но и добрая, этого тоже не отнять.
— А как же! Без доброты, Вась, никуда. Скажу, что тебе в участок подкидыша кто-то принёс, а я забрать решил. Она ведь всю жизнь ребятёнка хотела. Обрадуется!