Переменчивые пески

Изерт заделывал бреши в стенах просторной квартиры. Снаружи свирепствовала песчаная буря, ничего не получалось разглядеть, а во внутрь залетали горсти выжженной земли только для того, чтобы вылететь в другую пробоину и вновь влиться в бурный воздушный поток.
"Даже интересно, как оно?" — подумал он, нажимая кнопки на рукаве скафандра, включая приём звука на 5%.
Песок пел многоголосым хором. Шелест песчинок столь плотно ткался в едином веретене звука, что почти не понижал тона, редко голос стихии давал дрожь или брал на октаву ниже.
Невольно возник образ заснеженного леса с огромными деревьями, гнувшимися под порывами ветра. Густой туман снежной бури и... чувства, какие испытывал застигнутый врасплох.
"Совсем как тогда"
Изерт держал в одной руке с десяток кругляшей. Подходя к ранам дома, надавливал на пушистый комочек и тот становился, как будто бы разворачиваясь, огромной тряпкой. Стоило провести рукой поверх этого материала, притирая к стене, как тот вгрызался и уже нипочём не желал отходить. Стихия злобно билась об обманчиво податливую заплатку, а Изерт уже шёл заделывать другие бреши.
— Так почему ты остался здесь, на поверхности? Разве тебе не интересны подземелья?
— Не особо — легко солгал Изерт, зная, что старик в другом конце квартиры и не увидит его лицо. Странное дело, когда обманывал, его голос оставался правдоподобно безразличным, но излишняя угрюмость выдавала истинные чувства.
Его влекло в подземелья неизведанной планеты. Перед глазами возникали снимки, сделанные сканирующими приборами. Неисчислимые ходы, как в муравейнике, воскрешали и пробуждали в сердце мечтательность сгинувшей юности, но неназванный долг перед добродушным стариком оказался крепче.
— Да брось, ни за какие коврижки не поверю, что тебе интересен этот выжженный дотла городишко! Чего ты можешь встретить тут интересного?
— Обитателей — не задумываясь, нашелся с ответом. — Не могла ведь планета сама себя так отстроить!
— Я проводил сканирование и... ни одной биологической формы жизни.
Изерт медлил с ответом. Он заранее подготовил ответ, это ему стало даваться весьма легко, помогли ежедневные посиделки со стариком за шахматной доской. Только не отвечал, а вслушивался, прибавляя кнопками громкость до 10% и настраивая шумоподавление.
— Так всё же, почему ты остался?
"А?" — спохватился внутренний голос.
— Возможно, эта планета, на самом деле, обиталище иной формы жизни, ну... ты ведь понимаешь.
— Кажется да, но не мог бы ты изъясниться яснее?
Изерт уже стал замечать, как мелкими, на первый взгляд ничего не стоящими фразами, старик пытался его подталкивать к более ясным и понятным высказываниям. Помогал заменять однообразные паразиты богатым на слова языком, только он всё же не мог сразу высказаться ясно. Странная догадка не отпускала его суетливый разум, поднимал громкость до 20%.
— Возможно... на этой планете обитает несколько непривычная нам... как ты сказал? Форма жизни... механическая, полностью... автономная.
— Интересная догадка, а есть какие-то предпосылки, аргументы?
— Кажется, да. Делаю запись, но это тарабарщина, нужно будет с тобой присесть и подумать, вдвоём, как ты говоришь, сподручнее.
***
По предложению старика они полностью замуровали помещение кругляшами, заделав и пустовавшие дверные проёмы. Расчёт был до безобразия прост, попытаться записать голоса на повышенной чувствительности. Прежде шум, даже через мелкие щели столь агрессивно въедался в систему, что не получалось его полностью вычленить шумоподавлением.
— Поскольку я здесь самый старший, а риски нам с тобой не известны, то весь груз ответственности и...
Изерт неплохо знал своего приятеля. Несмотря на трёхкратную разницу в возрасте, он видел в сутулой, несколько дистрофичной фигуре своего духовного сверстника. Так уж вышло, что они умудрялись общаться без всяких глупых обид и уставных обязательств, так сказать, на равных, как заправские друзья. И опыт почти полугодового знакомства подсказывал, что тот собирался сказать:
"Опять хочешь всё взвалить на свои плечи?"
— Провожу запись — перебил молодой — громкость 235%.
Дальше он говорил, проводя параллельно запись отчёта.
— Приём звуковых сообщений отключен на две минуты. Скафандр переведён в режим двустороннего невмешательства до ввода личных паролей системы за номерами 7, 11, 19 и 27.
Словно окаменев, внешняя оболочка Изерта застыла с раскинутыми руками, а ноги расставились на ширину плеч.
— Слышимость отличная, но не получается распознать язык в имеющейся библиотеке. Включаю аналитика и автоматического переводчика. Системы жизнедеятельности — абсолют, показатели космонавта — выше нормы, умственная деятельность — удовлетворительно, рекомендуется отдых во избежание нарастания фонового беспокойства.
Изерт ещё не мог слышать, но старик, который тоже поддавался воздействию, как самый настоящий бездумный мальчишка, повторил вслед за своим юным приятелем последовательность действий. Его беспокоила судьба юнца, который ему был как друг, ученик и самый настоящий неразумный сын.
***
— Что скажешь? Это.. это... — Изерт не находил слов.
— Удивительно.
Запись, которую Изерт начал в одиночку разительно изменилась, когда старик выкинул ту же дрянную шутку. После наложения записей получилось нечто невероятное. Два голоса, с разной интонацией говорили так, что не перебивали друг друга, а дополняли, создавая некое подобие театрального рассказа с той лишь разницей, что ни тот, ни другой не выжидал положенных пауз.
— У меня есть предположение. Что если попробовать записать эти голоса при нашей синхронизации модулей?
— Есть резон, но, устав... капитан весь мозг отмозолит!
— Тебя пугает перепрошивание внутренней системы? Не думал я, что ты...
— Не начинай, уже вношу корректировки. Эх, скафандрик мой, скафандрик, вот почему ты в мои лапы угодил? Сколько я тебе уж электросвязей пережог?
Обычно внешней оболочкой, скафандром, управляет тот, кто его носит, но в исключительных случаях доступ к нему можно получить удалённо. Даже пустышкой можно управлять, хотя... это мало походит на управление, мука и только.
Они же собирались использовать один скафандр для управления другим, тем самым увеличив мощности системы. Были риски, куда уж без них? Изерт когда-то читал о подобном и трезво понимал, главной опасностью станет партнёр, который может без особых сложностей убить, используя жизненно важный функционал в нелепых пропорциях.
***
Торжество опьяняло. Изерт улыбался, развалившись на заваленном песком полу. Авантюра удалась, они смогли записать нечто похожее на речь. Даже возникшая головная боль не беспокоила, ведь это ничего не значит, они нашли настоящее свидетельство, что планета по-прежнему имеет хоть какие-то признаки жизни. Пусть это простая запись, поставленная на повтор, но это хоть что-то!
— Ты заметил?
— Да, что-то не так, переслушиваю на очередной раз запись, а она меняется. У тебя как?
— Эх, не нравится мне это, ой не нравиться!
"Опять брюзжит, значит и вправду беспокоится"
— Как у тебя с переводом?
— Да как, несколько процентов и на этом всё.
— Помнишь о вспомогательной функции? Заметил несколько странностей, но не знаю, как объяснить. Дай мне некоторое время, ага, а уж я чего-нибудь, да придумаю. Наверное.
Изерта не покидало смутное чувство, которое никак не получалось осознать. Оно возникало всякий раз, когда он начинал переслушивать запись. Это крылось в тех расхождениях, которые встречались при очередном прослушивание.
"Запись не может изменяться — рассуждал он — но эта меняется. Возможно, перевод и правда не возможен пока есть изменения"
Несколько, наиболее часто повторявшихся слов, которые вгонялись как клинья под ударами очередных прослушиваний, оседали достаточно крепко, чтобы Изерт мог их повторить с чудовищным акцентом. Именно их он стал пытаться перевести через программу. И, что немало изумило старика, это получилось.
***
— Должно быть ошибка.
— Подумай сам, когда берёшься переводить вручную, всегда есть расхождения в...
— Конструкции, построение.
— Да, да... тут они и есть. Думаю, тут сказано "Не бойся в пропасть ступить". Есть какие-то догадки?
— Бред, чушь несусветная, хрень, как ты изволишь изъясняться!
Пока они спорили, Изерт продолжал заниматься переводом. Удивительное дело, причудливый язык так и лез в его голову, а конструкции всё меньше и меньше походили на глупость.
"Что-то здесь не правильно" — рассуждал он, только чувствовал предвкушение близившейся разгадки сложной задачи.
Никогда прежде он не примечал за собой особой тяги к языкам, ограничивался допустимым минимум, но этот причудливый, ещё никому не известный язык притягивал. Чувствовалось, что он становиться первопроходцем в неизвестном никому ранее направление, а ещё молодое сердце не могло к подобному быть равнодушным.
Чувствовалась скорая, очередная разгадка. Не сразу получилось приметить всё чаще и чаще повторявшиеся слова. С каждым новым прослушиванием эти слова повторялись на несколько раз чаще, вытесняя все прочие.
***
— Выйди наружу, кругом оглянись, да узрей новый мир — сообщил редактор, в которые Изерт записывал свои мысли.
После долгой пляски вокруг да около у него вышло что-то похожее на разумное высказывание, а то прежде получалось "Прыгни наружу, разбейся об отчаянье или мечту", а то и хуже "Убей мечту горестью своей".
"Может это адресовано мне?"
"Ха! Ну и глупость!"
"А если нет? Может, это и вправду адресовано мне?"
Впервые на памяти внутренний голос стал спорить сам с собой. И чем дольше Изерт сидел на месте, тем яростнее те грызлись меж собой.
— Изерт, Изерт, ответь, Изерт! — кричали динамики шлема.
Не сразу услышал, мысли поглотили разум, и полностью отключившись от мира, он пытался разобраться в себе и понять, чего же он хочет. Никогда прежде подобное не вызывал каких-либо сложностей, всегда было просто и понятно — да или нет, ни сложностей, ни беспокойств, а тут...
— Да, да, слышу тебя хорошо. Прости, задумался. Никогда не представлял, что способен на это, как выяснилось, могу и даже практикую!
— С тобой всё в порядке?
— Насколько я могу судить - да. — Изерт призадумался, впервые на его памяти старик так беспокоился. — Что-то случилось? Я что-то сделал, пока был в бесознанке?
— Ничего особенного, просто бормотал какой-то бред. "Жизнь и смерть едины, счастье рождается в горе, смерть есть начало жизни" и тому подобную околесицу.
— Есть догадки, что бы это могло значить?
— Ты у меня спрашиваешь? О-о-о! Это ты у нас в себе копался, может, объяснишь, что да к чему?
— Хорошо, только проверку включу.
Сканирование прошло в кратчайшие сроки. Все показатели, не считая одного, остались неизменны.
— Умственная деятельность ниже удовлетворительной. Нездоровое возбуждение нервной системы, ярко выраженное беспокойство, страх. Рекомендуется покинуть неблагоприятную зону.
— Ты что-нибудь понимаешь? Я, лично, нет. Какой страх? Нету страха!
— Нужно убираться от сюда. Не нравится мне всё это! Неспроста эта планета пуста, уходим!
***
Выйдя из здания, они не поверили глазам. Совсем недавно город являл собой пустошь с высотками-развалюхами, наследием сгинувшей цивилизации. Ничего больше не имелось, только песчаные барханы да обветшалые стены с пробоинами.
Тут же они встретили цветущий город с домами в несколько этажей сложенные из грубо вырезанных, крупных глыб камня. Дорога — неровная брусчатка, разделённая на полосы движения и тротуары клумбами с цветами, да раскидистыми деревьями.
— Ты тоже это видишь?
— Ага — только и смог сказать Изерт.
Он не верил в случившееся и происходящее. Словно один день стал несколькими фотографиями разных цивилизаций и планет. Слишком невообразимая фантасмагория окружавшего их мира.
— Ну и метаморфоза, ну и ну! — Изерт всё же сподобился на ответ.
— Уходим, скорее! Всё это... так не должно быть! Этого не может существовать!
На центральную улицу, из домов и подворотен, выходили люди. В какую-то минуту стало не протолкнуться. К ужасу старика и тихой радости Изерта по дороге, цокая копытами и прядая ушами, шагала лошадь, таща тарантас. Колёса подскакивали и звенели, а ямщик, сидя на козлах, пыхтел самодельной трубкой. Улыбаясь кривозубым ртом, кивнул гостям из другого мира.
— Не отставай!
— А куда мы идём? — Изерт глупо, мечтательно улыбался. Его радости не было придела, а чувство опьянения сладостно дурманило мысли. — Гляди, гляди!
Он показывал вверх. Над кронами и домами, с редкими всполохами огня, плыл воздушный шар. Острые глаза при поддержке начинки шлема помогли разглядеть усача, который улыбался и приветствовал зевак, размахивая шляпой.
— Нет времени глазеть по сторонам! Идём, скорее! Слышишь меня, скорее!
— Зачем спешить? Где ты ещё встретишь такой ласковый мир прошлого?
— Тебе не кажется странным? Столько перемен, одна другой краше. Всё это неспроста, нужно добраться до корабля, понимаешь? Там защита от воздействия на мозги выше, чем у наших шлемиков, недоделок!
— Ого! Смотри, там, вниз по улице. Парад что ли?
Сверкая латами, с яркими знамёнами, поперёк улицы проходила кавалькада. Барабаны с их перестуком долетали до ушей, а редкие, хоровые выкрики труб заставляли сердце биться чаще.
— Послушай, Изерт! Мы с тобой в звуконепроницаемых костюмах. Как ты думаешь, можно ли расслышать мир, если динамики выключены?
— Они у тебя выключены?
— Проклятье! — воскликнул старик, сознавая, в чём причина столь глупого поведения его спутника.
Подойдя, встав напротив и вглядываясь в дурные глаза, старик сказал:
— Нужно добраться до корабля, сообщить нашим о том, что на верху. Понимаешь? Мы ведь не жадные, пусть тоже посмотрят парад, побродят по улицам... или ещё чего, а то ведь в своём скучном подземелье сгрудились. Давай, поделимся славным настоящим с друзьями!
— Второй лейтенант вовсе не славный человек, давай не будем его звать?
— Как скажешь, как пожелаешь, только давай спешить, а то вдруг, да исчезнет всё это?
"Он тебя обманывает, не верь ему!"
"Зачем ему меня дурить?"
"Зачем ему тащить тебя в этот корабль? Он — лжец!"
"Так для чего ему это?"
"Чтобы отнять у этого славного мира, забрать на корабль и бросив всех удрать отсюда! Он не верит, боится, а по тому и хочет так поступить! Трус и обманщик!"
— А ты меня не обманываешь?
— И зачем, по твоему, мне тебя обманывать?
"Уходит от ответа, уходит! Обманывает!"
"Не обязательно, может... просто это очевидно"
"Лжец, лжец, лжец!"
"Хватит!"
"Лжец, лжец, лжец!"
"Прекрати!"
"Лжец, лжец, лжец!"
— Довольно! — проорал Изерт что было сил.
Старик аж подпрыгнул, обернулся и увидел скорчившегося на тротуаре приятеля. Изерта скрутило спазмами, он поджимал к груди колени и едва разборчиво бормотал.
— Скажи, ты меня обманул? — шептал раз за разом, пересиливая дрожь.
— Зачем мне это?
— Ты меня обманул? — вскричал Изерт соскакивая на ноги.
"Лжец, лжец, лжец!" — повторял внутренний голос, не замечал желания хозяина.
"Лжец, лжец, лжец!"
"Лжец, лжец, лжец!"
— Только ради твоего блага.
"Убить, убить, убить!" — повторял раз за разом навязанный внутренний голос.
"Убить, убить, убить!"
"Тихо, нет, прекрати!
"Убить, убить, убить!"
Только мало было, не замечаемых ранее чужих мыслей, так и чувства стали вплетаться в тело совсем не те, которыми жил Изерт. Кто-то старательно тащил его, как зверя на привязи, не давая и шанса изменить, что бы то не было.
— Ты ведь знаешь, я... ты мне дорог как сын, разве мог бы я?
— Как я? — спросил мальчишка из толпы. Глянув на мальца, старик замер, пристально разглядывал его окружение, находя лица дорогих, но уже умерших людей. Не отвлекись он, может, и смог бы изменить ситуацию. Однако всё кончилось за пару-тройку секунд — выстрел.
Оседавшего мужчину подхватили родичи. Они, обступив и улыбаясь, говорили и говорили. Изерт не слышал разговора, но видя улыбку приятеля, сам улыбнулся, а голос всё не унимался.
"Так лучше, так лучше, так..."
***
Он бродил по улицам и улочкам, проходил под арками и даже несколько раз, поддавшись на уговоры, заходил в магазины, но всякий раз отказывался от предлагаемой еды или одежды по акции в подарок. Смутная тревога не покидала, а только росла с тех пор, как он убил своего приятеля.
Забавное, на первый взгляд, положение, когда тебе внутренний голос одновременно говорит разное. Уже интуитивно чувствуешь неладное, догадки какие-то возникают в виде образов, паразитов живущих на теле, но всё это несколько не то.
Словно находясь в дрёме, бродил, ничего не замечая. Пёстрое разнообразие одежды у людей и их великое многообразия, ситуации происходившие кругом, а в особенности герцог, снявший широкополую шляпу с перьями и улыбнувшийся ему, словом, всё вызывало смутное сомнение. И ладно бы можно было понять происходящее, но одно, накладываясь на другое, полностью погребало под собой третье.
От тяжкой попытки понять происходящее оторвал плеск воды и детское, крикливое многоголосье. Это стало своего рода канатом для ума, по которому тот пытался выбраться из трясины спорящей своры внутренних голосов.
Изерт увидел их, целую толпу мальчишек и девчушек, перегнувшись через ограду моста. На береге росло несколько деревьев, но одно, особо крупное, служило проверкой на храбрость. Мальчишки по одному взбирались по немного склонившемуся к воде дереву, где-то до середины, и прыгали вниз.
Очередной возникший образ крепко кольнул интуицию. Казалось, ещё немного и получится скинуть навязчивый морок, но нет. Внутренние голоса так орали, что всякая мысль, принадлежащая действительно ему сбегала в страхе.
— Смотрите, как могу! — крикнул мальчишка, залезая на самую верхотуру.
Изерт вновь смотрел за детьми и тем смельчаком, решившим сделать несколько больше, чем его сверстники. Стоило только начать внимательно вглядываться, как голоса начинали успокаиваться и уже с некоторой ленцой грызться меж собой.
Ветка, почти на самой верхушке, не выдержала и с протяжным хрустом склонилась, а после, в какие-то мгновения, обломилась. Только смельчак не растерялся. Под ним ни единой ветки, ухватится или толкнуться не выйдет, а потому поджав колени к груди, со смехом плюхнулся в воду.
— Славный мальчуган — сказал певучий, смутно знакомый девичий голос.
Изерт не стал отрываться. Ждал, вынырнет ли малец или всё, пропал храбрец? Вся детвора сбилась в кучу у самой воды, никто не решался проронить и звука. Изерт перестал дышать, казалось, весь мир затаил дыхание в томительном ожидании.
— Только пожелай — шептала девушка в самое ухо. Абрикосовые духи волновали нос и рождали какие-то чувства, которые не получалось разобрать. — Тебе решать, будет ли он жить или нет и только тебе.
Изерт не верил в сказанное, но искренне желал, чтобы решительный, удалой мальчишка жил. Такие всегда казались ему важными и даже нужными, ведь именно такие, вырастая, делали нужное в решающие дни страниц истории.
"Пусть живёт" — пробился его внутренний голос, и казалось, потряс мир кругом. Из под воды, отплёвываясь и смеясь, вырвался мальчишка.
Девушка прижалось к его спине, обхватила грудь и, положив голову на его плечо, прошептала:
— Ничего сложного.
Не прикладывая усилий, высвободился из объятий. Оглядев девушку в расшитом платье, всмотревшись в черты лица и заметив памятные родинки на скуле, несколько растерялся. В его голову бурным потоком стали прорываться воспоминания. Образ за образом, оживали фантомами в уме, вытесняя всякие чужие и навязанные мысли. Всё лишнее обрубалось на корню, оставляя место только для важного.
Хотелось броситься к девушке, которую когда-то похоронил сам, лично вырыв могилу. Тогда он нарушил целую вереницу запретов, только огонь был дозволен мёртвым, ничего кроме кремации. Но именно мысль о мёртвой девушке напомнила — убил близкого приятеля. Самолично, по глупости, а славного человека не стало. Так просто и нет возврата, точка, жирная и не стираемая.
Словно на немой зов, фантом старика возник из ничего в паре десятков шагов, на другой стороне улицы у мясной лавки "Добродушный свин".
"Точно, он же любитель свинячьего мяса"
И если прежде чужие мысли заглушали его, то теперь свои собственные, пытаясь сложить видимое и увиденное прежде, в том числе мёртвое тело подруги и её живую, выходило что-то бредовое.
"Живые не могут умереть или мёртвые могут ожить?"
— Если ты пожелаешь, то можешь и не умереть, а можешь и воскресить — девушка вновь стала лезть обниматься.
"Но ведь, так не должно быть!"
Расстройство, рождённое воздействием извне, смогло-таки раздробить некогда крепкий, единодушный, властный ум. Даже перестав проникать и воздействовать, оставило, остервенело боровшиеся внутренние мысли, сделало их врагами хозяина.
Изерт и сам не заметил, как разрыдался. Он больше не сомневался, это та самая девушка, только воскресшая. Она прижимала его, успокаивала и шептала:
— Теперь всё будет хорошо, мы будем счастливы. Только ты и я. Если захочешь, можно и иначе, понимаешь?
Старая, заросшая рана с нагноением внутри наконец-таки вскрылась, сам того не примечая, освобождался от груза боли и тоски, которые его терзали. Чувство вины за то, что не сберёг, оказался в другом месте, когда был жизненно нужен, только из-за какой-то случайности оставил её, как думал, на пару часов, а вышло совсем иначе.
И вся та, мучавшая, но упрятанная боль стала выходить, помогая уму вливаться в одно русло. Мысли нехотя приходили к пониманию происходящего. Получилось припомнить слова старика, который стоял через дорогу и, улыбаясь, махал свободной рукой, в другой он держал пакет с именным логотипом "Добродушный свин".
Им всем когда-то в подростковом возрасте вживляли в шею имплант. Без различия, совершенно всем. Изерт помнил, где именно был её, с правой стороны, почти полностью переходил на плечо.
Склонившись туда, подобрав её пышные волосы, посмотрел на гладкую, не знакомую с вживлением кожу. Задумался и... там возник знакомый прямоугольник. Одна мысль — и опять, кожа на которой нет и намёка на имплант.
— Ну, хватит, хватит! — посмеивалась она.
Изерт оглянулся, посмотрел на детей, вернее туда, где совсем недавно ещё чудились их голоса, а там и ни намёка на их существования.
"Ушли" — подумал было, но опять, из ничего, в один момент возникла жизнь. Дети вновь резвились, а один, крикнув — Смотрите, как могу! — полез на самую верхушку, у которой совсем недавно обломленная ветвь опять была на месте.
Вновь глянув через дорогу, увидел болванчика старика, который, как ни в чём не бывало, махал свободной рукой, словно только-только свиделись.
Изерт поднял руку и помахал ему, тихо проговорил:
— Прости меня, я... я не желал тебе смерти и будь возможность, сделал бы иначе, но... спасибо тебе. Ты и вправду оказался мне как отец, спасибо и прощай.
— Что ты делаешь? — прокричала девушка. — Сейчас же прекрати!
"Всего лишь подделка, иллюзорный мир. Ничего из этого мне не нужно"
— Спасибо, теперь я оправился от сумасшествия. Знаю, ты на самом деле только оболочка того, что ело мой мозг, но, спасибо. Я, кажется, освободился от всего того, что взвалил на себя по дурости и...
Договорить ему не дали. Девушка со всего маху дала пощёчину, вскричала, её рука рассыпалась веером песка.
Изерт поглаживал шлем скафандра, удивляясь, что почувствовал удар, не смотря на преграду.
— Мне больно! — кричала она — прекрати сейчас же!
"Кто же ты на самом деле? Слышишь ли меня и сейчас?" — сам не сознавая этого, широко улыбнулся своим мыслям.
— Чего ты смеёшься? Тебе весело, а, весело? — орала она, схватив его за грудки и не смотря на свои размеры, потащила к ограждению рослого мужика. Всего несколько шагов.
Изерт попытался упереть ногу в ограждение, но невысокая каменная стена с оглушительным звуком рухнула вниз, в реку.
— Смешно, да?
Рука сама собой нащупала металлический предмет. Продолжая улыбаться, выудил и вновь нажал на кнопку, покончив со страданиями спутницы. На прощание он сказал только одно слово:
— Спасибо.
И целый мир кругом рассыпался песком. Дети, которые ещё не успели растаять, старик, по-прежнему стоявший через дорогу, люди, стекавшиеся как вода, по наклонной, к мосту через реку, все они глядели с немым укором. Он их убивал, всех, он один. Никто не роптал, только смотрели, становясь вновь ничего не стоящим песком.
— Я не собираюсь жить в мире обмана, хватит с меня и одной смерти. Я не забуду об этом, но и не стану носить рабскую цепь долга и искупления.
В голове зазвучал властный голос. Он говорил на его языке, который эта планета попросту и не знала.
— Тебе был дан шанс. Ты его заслужил. Но на добро, ты ответил болью. Надень же упряжку, зверь, неси свои страхи, слушай их перезвон и беги до скончания своей жалкой жизни, прячься от самого себя!
Подобное, грубое вмешательство неумолимо терзало разум. По мере высказывания кого-то, не названного, Изерт терял контроль над телом. Он свалился без сил, а последние слова вышибли из него остатки сознания.
***
Судьба словно насмехалась над Изертом. Он вновь оказался в бушующем пламене войны. Когда-то давно, огонь сожрал всё, что было дорого, включая любимую девушку. Неожиданное и скоротечное сражение в одном городе, великое поражение во всей стране с немыслимым количеством жертв — итог того, что несколько сотен человек не смогли договориться. Ужасающее множество переломанных судеб ради блага единиц.
Тогда, не смотря на очевидный исход, он делал что мог. Вместе с немногочисленными лихими друзьями, бросив всё, не желая и не прося ничего взамен, устраивали засады на мелкие группки врагов, прятались по углам и... теряли друг друга. Только несколько человек осталось в живых на момент подписания перемирия, а после, мир, словно не заметив свирепой стихии, вернулся к прежней жизни.
Казалось бы, прошедшие года мира и учёбы, почти год перелёта в компании добродушных и спокойных людей, тесная дружба с интеллигентом... но где там, услышав взрывы и стрельбу, подобрался и как тогда, в юные годы, с едва окрепшей бородой, внимательно оглядывался кругом и прятался, где только мог.
"Твою мать, да меня и могила не исправит!" — веселился внутренний голос, но смех этот не что иное, как сардоническая усмешка.
Кругом высились горящие, истрёпанные или вовсе рухнувшие высотки. Сверху, со свистом пролетали подарки от невидимых пташек, больше всего пугали снаряды с парашютами и рассыпавшиеся дождём, пропитанные горючей гадостью "Сливки". Помнил ещё, как они выжигали людей не оставляя и чёрных костей, только труха из пепла и ничего более.
"Всего лишь иллюзия, не правда, выдумка!" — говорил он себе ясно сознавая, что его в очередной раз дурят, но мир больше ему не подчинялся, а жил своей собственной жизнью.
Пугали и новые обитатели городка, они шныряли с оружием наперевес, а произошедшее у реки подсказывало, воздействие иллюзии не скажется на прямую для тела, но вот внутри... Та пощечина, она поставила всё на свои места, морок воздействует на нервную систему, а одно предположение, как скажется пробоина на теле... от подобной мысли по телу бежала дрожь. Словом, проверять верность предположения и выходить к чёрным защитным костюмчикам никак не хотелось.
"Корабль. Старик мог быть прав и если доберусь туда, то выскребусь из этого переплёта"
Впереди, вниз по улице, бежали, сбившись толпой, дети. Со всех сторон, одиночные солдаты палили по ним и кричали что-то в след. Как в тире, расстреливали без особых усилий, а меж собой пересмеивались. Тонкие, плаксивые голоски кричали, некоторые валились на колени, но, всех их, без особого разбора, расстреливали.
"Ага, а я сейчас брошусь их спасать?" — первым делом, когда стал понимать происходящее после пробуждение, уже притаившись, обшарил карманы, но своего оружия не нашёл. Остался, в таком то положение, гол как сокол!
"Ещё одно тело, рядом с вымыслом, ничего не изменит" — размышлял он, уходя дворами, подальше от изведения детей.
За многие года только в тот момент он стал по-настоящему трезво мыслить. Прежде он вечно страдал от ощущения нереальности, но теперь, вымысел, помогал ему окончательно оправиться от пережитого. Ум отрезвляло, а руки крепче сжимались. Стоит ли говорить, как Изерт оказался рад встретив одиночного бойца, отставшего от своих?
Словно дикий зверь, взращенный в подворотнях, в засадах, которого держали без дела больше пяти лет, взял да сорвался с цепи. Натренированный выискивать и убивать одиноких вражин, всякий раз присматривался к жертвам, и если на то была возможность, без оглядки кидался, хотя явственно знал, убивает песок. Умиравшие осыпались в груду песка.
Время стало сливаться в одну прямую линию, на которой замерло абсолютно всё, если не брать в расчёт чувство голода, запасы скафандра окончились. Даже вода перестала поступать в организм, только тот, впитывая адреналин, и жажду охоты продолжал бороться как никогда за время вольной, тихой жизни.
Стоило найти корабль, как внутри возникло явственное чувство разочарования. Столько лет ожидания ради краткой прогулки, в одиночку, да против трусливых и слабых собачонок.
"Эх... годы, гады, куда же вы сбежали, да как же вас вернуть!" — восклицал он.
Только сознавал, возможно, ещё можно спасти экипаж, который ушёл под землю. Возможно, они ещё живы, не поубивали друг друга, как он старика или с ума не сошли. Ну, а ежели будет нужда, в себе не сомневался. Он был готов, только нужно запасы пополнить и хоть в самую глубь!
Пальцы спешно, без присмотра, набирали код, а Изерт крутил головой и прислушивался к обострившимся чувствам. Впервые он чувствовал себя в своей стихии, но в то же время чуял чужие глаза на своей спине.
Многотонная дверь медленно, с некоторой ленцой, стала открываться. Терпение подводило, не получалось спокойно ждать, осматривался и ждал, когда же дверь наконец хоть сколь-нибудь прилично приоткроется, а та всё ползла да ползла.
Бросив это дело, помогая руками скафандру не зацепиться за дверь, просочился внутрь.
Заперев за собой дверь, бросился в диспетчерскую с простой мыслью.
"Нужно спешить, может, успею помочь!"