Генеалогия 1

От меня со старшим братом Сергеем две ветви. Отцовская ветвь быстро уходит в темное прошлое, где ничего не просматривается и что-то прояснить уже не представляется возможным...

Папа мой Лукин Николай Яковлевич человек феноменальный! Уже по дате рождения: третьего, третьего, тридцать третьего… Третьего марта тысяча девятьсот тридцать третьего года. Родился в России недалеко от Свердловска в городе Реж, видимо по названию реки Реж.

Папа всегда был нормальной комплекции, среднего роста (173 см, а я 176см) и отменного здоровья – он никогда ничем не болел. Светло-русый как и я, как мой сын и мои внуки, но светло-кареглазый, а у меня глаза тускло-серые. Внешность у папы благородная.

Папа родился в семье лесничего и жили семьей в лесу.

Деда моего звали Яков Иосифович. Я помню деда скромным, молчаливым, очень щуплым, ниже среднего роста. Папа рассказывал, что дед воевал в Великой Отечественной, был ранен в руку.

Папину маму, мою бабушку звали Мария, а на Урале всех Марий называют Маруся. Бабушка Маруся была болезненной женщиной, родила двух сыновей и дочь. Умерла рано, когда дети были еще маленькие и дед женился на вдове своего погибшего на фронте друга хорошей женщине Прасковье с ребенком, которого звали, как и папу, Николаем под фамилией Антропов.

О бабушке Марусе я ничего не знаю, я не видел ее даже на фотографиях, а о ее роде тем более, но я думаю иногда о ней и ее, т.е. моих предках по этой линии и пытаюсь ощутить их в себе и в Пространстве…

Был у папы старший брат Борис, в честь которого меня и назвали – он уехал перед войной в Свердловск чтобы поступить в ремесленное училище и пропал: папа считал что он связался с бандитами и сгинул.

Младшая сестра папы была слепая на один глаз, умственно не развитая, очень стыдливая и безмолвная Рита. Мама моя недолюбливала свекра и обвиняла дедушку Яшу в пьянстве, утверждала что из-за пьянства деда Рита и родилась неполноценной. Риту я хорошо помню.

Дедушку Яшу я видел мало – он рано умер. Помню приехал к нам в Свердловск торговать мясом с бабушкой Прасковьей: распродались, выпили вечерком и дед сразу принялся «воспитывать» бабушку Прасковью и хотел ее побить, но ему не дали. Мама говорила, что дед как выпьет, сразу начинал бить бабушку. Мы с братом бабушку Прасковью любили как родную и она нас любила.

Я выспрашивал у папы о дедушке, прадедушке и особенно о бабушке Марусе.

Прадед мой Иосиф был кузнецом в Реже, детей и братьев, сестер имел много. Когда мы приезжали в гости в Реж то постоянно ходили по родственникам в гости: бубушки, дедушки, дяди, тети, двоюродные, троюродные браться и сестры и бесчисленные племянники… Хорошие, добрые, очень приветливые, скромные, даже стыдливые люди, казавшиеся мне, свердловчанину, деревенскими, но какие-то мелкие, ниже среднего роста – папа среди них выглядел высоким благородным красавцем. Хмельные застолья с песнями…

Помню в Реже навещали папиного дядю которого звали Ваня – маленький седенький стыдливый старичок который целыми днями сидел в горнице первого, уходящего в землю, с низким для папы дощатым потолком, этажа двухэтажной черной от старости бревенчатой избы. Папа брил своего дядю Ваню опасной бритвой, был с ним очень ласков и во всем старался ему помогать. Папин дядя сидел у огромной русской печи и смотрел выцветшими глазами на пылающие угли и хотел, как мне казалось, остаться один, посылая нас на верх, где в высокой горнице за столом собирались все родичи.

В Свердловске в центре жила в двухэтажном бараке папина тетя Нюра – аккуратная, сосредоточенная на своих мыслях, маленькая, как дедушка Яша, как папин дядя Ваня, красивая старушка, которая в войну потеряла мужа, всю жизнь проработала в театре. К ней мы частенько приезжали в гости. Она нас любила.

Хорошо помню еще семью папиного двоюродного брата Филагрия, которого мама моя за глаза называла Филашкой. Филашка был крупным, всегда полупьяным, краснолицым, грубым и крикливым, имел семь душ детей, из которых мама нормальным считала только старшего Анатолия. Анатолий лет в пятнадцать сбежал из дома и заехал к нам в Свердловск просить денег. Папа долго беседовал с племянником и против воли мамы дал ему какую-то сумму якобы на дорогу домой, но он точно знал, что Толя останется в Свердловске. Больше я Толю не видел, но бут-то бы он стал вором.

Еще была хорошая, по маминым словам, семья папиной двоюродной сестры Геры, но я не помню ее семью, хотя всегда приезжая в Реж, навещали их.

Помню еще семью папиной двоюродной сестры Маруси, муж которой Юра был сталеваром с жуткими ожогами – они имели двух дочек и жили на втором этаже двухэтажного дома с видом на озеро на отшибе. На балконе их квартиры я сунул голову между прутьев и застрял. Мама считала Марусю и Юру замечательными людьми.

Больше всего в Реже мы общались с семьей папиного сводного брата Николая, носившего фамилию Антропов, который считался в нашей семье очень порядочным человеком, имел приветливую жену Марусю, сыновей Сергея и Михаила, дочь Людмилу. Когда я был совсем маленьким Люду называли моей невестой, а я, соответственно, числился ее женихом. Уже когда мы жили в Одессе к нам приезжали Миша и Люда. Люда несколько лет прожила в Одессе, вышла замуж за болгарского паренька из Бессарабии Ивана Касап, увезла его в Реж и там они размножаются.

Находил в интернете несколько графских родов по фамилии Лукины, но имеем ли мы к ним отношение с уверенностью сказать не могу. Больше об этой ветви, к сожалению, сказать не могу.