Зеленые объятия

Зеленые объятия
В тот весенний день, когда они с Лешей условились встретиться после учебы, снег от тепла сползал с крыш и падал с громким уханьем на землю. Весеннее солнце слепило Инне глаза, и она прищурилась, чтобы увидеть идущего к ней навстречу приятеля. Девушка, наблюдала, как тот спешит навстречу своей торопливой неровной походочкой. В тот миг, видя его в ореоле ослепительного солнечного света, в раздробленном смеженными ресницами фокусе, ее знакомый показался ей совсем иным. Он шел навстречу ей и улыбался, а глаза излучали тепло и доверие, по которым давно тосковало ее сердце. Словно пелена спала с ее глаз и открыла сердцу что-то родное в этом привычным облике… Инна тотчас ощутила, как из сердца, точно аромат раскрывшегося под весенними лучами бутона, заструилась томительная нежность.
С Лешей они познакомились еще осенью, но до того момента этот невысокий, компанейский парень был для Инны только приятелем. Она была уже на втором курсе универа и вошла в «золотую» пору студенческой жизни, когда молодой дух свободы бьет ключом, когда кажется, что жизнь вечно будет наполненной телесной полнотой сил, игрой пытливого ума, сердечной жаждой дружеского и личного общения.
Они встречались на общих вечеринках, любили поболтать о том - о сем, «о снах, о книгах». На вопрос подруг «С кем в кино ходила?» она ровным тоном отвечала «Да с Лешей!» Ведь привлекали другие: высокие, яркие, смелые. Ростом ее сокурсник не вышел, и в целом обладал какой-то бесцветной внешностью. Ничего не зацепляло в нем – кроме разве что живого взгляда внимательных глаз. И взгляд, который был направлен на нее, свидетельствовал: ему-то отнюдь не все равно, с кем он ходит в кино!
Но в тот первый теплый день весны сердце Инны забилось вдруг так же звонко и часто, как разбуженная мартовским солнцем капель. Они гуляли всюду, не разымая рук, вместе восторгаясь чудом проснувшейся природы. Когда же вечер зажег на небе яркие звезды, влюбленным стало казаться, что те ревностно следят за ними. Гигантские светила, не испытавшие за свой космически долгий век и малую толику земных блаженств, сурово и завистливо взирали на этих крошечных в их масштабах, как пылинки, влюбленных, упоенных своим счастьем. «Почему же весь этот фейерверк сладостных чувств отдан столь мелким особям, но не нам?!» - гневно вопрошали они, мигая горящими холодным огнем очами. Темная пещера чужого подъезда пришла влюбленным на выручку, укрыв их первый, самый сладкий поцелуй от взоров соглядатаев небесных и земных…
Весь следующий месяц Леша и Инна провели в безудержном угаре чувств. Они не замечали ни многозначительных взглядов друзей, ни перешептываний знакомых… В учебе царил полный завал, но ворчанье преподов по поводу несданных зачетов и проваленных контрольных было для обоих пустым звуком. Урвать блаженные минуты наедине друг с другом – вот что стало их главным зачетом в ту весну!
Хотя все одногруппники давно уж «просекли», кто к кому неровно дышит, но парочка наивно хранила свой “секрет Полишинеля”. В компании Леша не позволял тех нежностей, какие обычны для пары в отношениях. Инне становилось от этого неуютно, но она объясняла себе поведение друга его воспитанием. С другой стороны, эта наигранная скромность, которая так смешила все понимавших про них друзей, еще больше подстегивала их взаимное влечение. Так что игра в «тайных любовников» продолжалась.
Когда же солнце за окном рассиялось по-настоящему и появились первые цветы, их встречи стали размеренней и реже. Леша все меньше задерживался в комнате Инны и уходил поспешнее, объясняя необходимостью исправить дела по учебе. Учебой и в самом деле следовало заняться, но та не шла девушке в ум. После их прощания, в преддверии сна, Инна по нескольку раз прокручивала в мыслях все моменты их встреч с Алексеем, и каждая подмеченная с его стороны небрежность или равнодушие больно задевали ее. По ночам она начинала испытывать приступы тревоги и тоски, а с утра жила ожиданием новых встреч. Всякий раз ее ум скрупулезно подсчитывал все знаки внимания Леши к ней, деля их на знаки внимания к другим девушкам. И всякий раз душа отказывалась принимать, что счет этот становится не в ее пользу.
В один такой вечер, когда Инна ждала его в своей комнате в общежитии, Леша так и не появился. Чтобы унять причиненную напрасным ожиданием досаду, девушка решила перед сном подышать свежим воздухом. Спустившись в вестибюль, Инна неожиданно заметила на выходе из общежития его спину... Да, это был Леша – ведь ту фигуру и походку она не могла спутать ни с кем на свете! Она ускорилась, чтобы догнать и окликнуть друга… Тот остановился и неохотно повернулся к ней, как бы застигнутый врасплох...
Его оправданиям, якобы «шел с другом, и тот уговорил зашли к каким-то знакомым девчонкам, где мы сильно задержались», Инна не поверила. При неубедительности его слов в этих прячущихся глазах явно читался другой ответ – она ему наскучила! Вот это было правдой и все объясняло. Не дослушав его пустых оправданий, Инна решительно отвернулась и пошла в другую сторону.
В тот миг мир для нее словно перевернулся. Земля, казалось ей, встала под ее ногами вертикально, как палуба тонущего Титаника. Она с трудом карабкалась вверх по вертикали дороги мимо бесформенно громоздящихся вдоль улицы домов, криво воткнутых в землю столбов с тусклыми фонарями. Несущий внезапное похолодание северный ветер студил ее пылающее лицо, заставлял тело коченеть. Но Инна не чуяла холода, как и земли под ногами. Ей не за что было уцепиться, чтобы не соскользнуть и не упасть туда – в зияющую тьму в конце квартала. Но вот впереди показался волнующийся под ветром сумеречный парк. Ей внезапно захотелось пойти туда.
Деревья… Вот где - надежная опора! Их основание лежит в земле. Они не упадут, даже если земля перевернется. Высокие и сильные стволы прочно удерживаются лежащими глубоко в земле корнями. Потому деревья так спокойны и мудры. Они помогут!
Инна шла по аллее от дерева к дереву, ощупывая твердые стволы деревьев, что, качаясь на ветру, оставались непоколебимы. Глаза ее остановились на старом раскидистом дереве.
Встать под деревом, стать деревом... Стать спокойной и равнодушной ко всему. Ни о чем не думать. Ничего не чувствовать. И этой боли, что разрывает грудь. Обнять ствол дерева, слиться с ним, чтобы боль, рвущаяся из сердца, застыла в одревеневшем от неподвижности и холода теле...
Инна так и стояла в темноте, обняв ствол дерева, до того часа, когда обеспокоенные ее отсутствием подруги нашли ее и привели домой. Но сквер с той поры стал местом ее притяжения.

…Теперь Леша приходил не к ней. В то время Инна уходила сюда, к этому дереву. Смыкая свои руки кольцом вокруг его ствола, она закрывала глаза, представляя, что обнимает своего любимого. Прижималась щекой к его коре, и ей казалось, будто в центре ствола слышно сердцебиение… Только очень тихое, медленное – точно у спящего. Слезы часто катились из глаз, стекая вниз по его коре - но даже холодное дерево казалось ей благодарнее и теплее, чем тот, кто так скоро охладел к ней чувствами! Опираясь на мощь огромного ствола, Инна понемногу обретала устойчивость к своей боли.
Но однажды, вернувшись с прогулки, она снова увидела в коридоре возле своей комнаты знакомую фигуру. Леша ждал ее. Инна посмотрела на него внимательно – давно не видела его лица близко. В своих мыслях тот представлялся ей вполне счастливым, удовлетворенным, купающимся в свежих чувствах. Но лицо его перед ее глазами казалось бледным и измученным. Она молча впустила его в комнату, так же молча ждала ответа – зачем он снова здесь? Он переминался с ноги на ногу и нескоро заговорил:
- Я виноват тысячу раз… Прости, но не могу так больше … Тогда, в тот вечер, я шел к тебе, как договаривались. Но друг упросил меня вместе с ним зайти к девчонкам – одному вроде неудобно… Мы немного потравили анекдоты, попили вместе чай, посмеялись. Я помнил, что ты меня ждешь, искал предлога уйти. И вдруг меня точно ударило…
Он примолк, пожал плечами, усмехнулся:
- Стрела Амура, что ли? Я посмотрел в глаза той хохотушке… и понял – все, пропал!
- Зачем ты это говоришь? – перебила Инна, - Хочешь мне сделать еще больнее?
Он вздохнул, покачал головой:
- Нет, совсем нет… Я уже решил уехать, только сессия закончится… Об одном прошу – отпусти меня!
Инна удивленно подняла на него глаза:
- Разве я держу тебя?!
- Держишь, - вымолвил Леша, выдержав этот взгляд, - Я знаю, что виноват: струсил объясниться с тобой, но... За то наверно и наказан. Всякий раз, когда обнимаю ее, чувствую, как твои руки в этот миг ложатся мне на плечи. Твое дыхание, прикосновение – ты как стена встаешь между мною и ей.… Я уже не понимаю: с кем я?! Которую из вас я обнимаю? Я ваши имена путаю и чуть не схожу с ума …
- Я тоже, - тихо проговорила Инна.
Тут он приблизился к девушке, чтобы обнять, но она быстро отстранилась, почти с испугом в глазах. Тяжело вздохнув, Леша взглянул на нее с той знакомой, щемящей нежностью, с которой теперь смешалась тоска по ушедшему чувству.
- Ну а тут как нельзя кстати, – продолжил он наконец. – Подвернулась удачная стажировка по моему профилю. Этого времени мне должно хватить, чтобы... Подумать и понять, что произошло… А там - видно будет...

В начале июня Леша действительно уехал. После его отъезда Инне стало легче. Прежде, пока любимый был тут, сердце девушки теплело прежней нежностью, если она хоть мельком видела его. Но нежность тотчас тонула в боли потери. А сейчас черты милого лица постепенно стирались из памяти, и она наконец почувствовала, как время по капле вливает в ее душу лекарство забвения.
Инна стала безразлична и равнодушна ко всему. С остервенение взялась за учебу, даже радуясь, что погружение в науки спасает ее от посторонних мыслей. Уже не бродила по парку, но скорой походкой старалась его миновать. Вспоминать о своих переживаниях ей было теперь так же неловко, как после романтической встречи найти под кроватью нечаянно завалившийся презерватив. Теперь жизнь ее протекала автоматически, и как-то она за собой заметила, что даже смеется деланным, сухим смехом.
. Жизнь снова стала «здесь и сейчас», и «сейчас» необходимо было досдать все хвосты, чтобы не остаться на второй год. Придя в знакомый парк с учебником, Инна хотела спрятаться под кроной высокого дерева от ярких солнечных лучей. Подойдя к высокому ясеню, она внезапно узнала его-то самое дерево... Это здесь ранней весной она проливала свои слезы! Только теперь оно казалось иным в облаке раскрывшейся юной листвы. Ей вспомнился тот тихий стук сердцебиения, что слышала она тогда, прижимая ухо к стволу ясеня. Девушка подошла и погладила грубую кору своей нежной ладонью.
- Ну, здравствуй! – прошептала она, – Ты узнал меня?
Ясень будто бы кивал ей в ответ, слегка клонясь под весенним ветерком.
- А ты, оказывается, совсем не старый! – удивилась она, оглядывая его зазеленевшие нежной зеленью ветви, - Такой ты стал… Прекрасный!
Тут же рассмеялась, поправив себя:
- Пре-зеленый!
Ясень снова прошелестел над ее головой, словно приняв ее шутку. Инна приникла щекой к его коре, ощущая приятную прохладу. Прижавшись ухом к его стволу, она замерла, пытаюсь вновь расслышать чудившееся ей тогда сердцебиение… Ей снова показалось, что она вновь слышит его! Только стук деревянного сердца показался ей теперь наполненным нежностью к пробудившейся вокруг природе, и к ней самой в том числе…
Инна подняла голову вверх, любуясь раскидистой зеленой кроной…. Прижавшись спиной ко стволу дерева, она засмотрелась на эту нежную зелень, украшавшую старую потрескавшуюся кору. Шелест листвы ласкал ее слух, точно лепет тайных признаний молодого любовника.
Она улыбнулась… Впервые за долгое время улыбнулась той бессмысленной улыбкой, какой улыбаются во сне маленькие дети и влюбленные. Вжавшись спиной в ствол ясеня, обхватив его руками, она стояла, точно в забытьи.

Ей казалось, что и дерево крепко-накрепко обнимает ее, прижимая руками-ветками к своей груди. Ветви тянутся, чтобы покрепче сомкнуть объятия, сделав ее своей частью. Теперь и само тело девушки превращается в зеленую ветвь этого дерева, соки которого от корней поднимаются вверх по ее ногам, неся живительные силы, обновляя ее самое существо. И поросль новых, свежих, чистых веточек-мыслей начинает роиться в ее голове. Она теперь знает, что не отделена, не сама по себе живет, но является частью всего, что поет и зеленеет вокруг в этом весеннем хороводе, где всюду – жизнь! И она сама – часть этой жизни, и потому - счастлива!