Ночь коротка. Рассказ из сельской жизни

С одной стороны мне кажется, что я уже четыре месяца как впала в ступор. С другой стороны - все же за это время хоть что-то, но вполне успешно написано. К чему такая к себе строгость? Об** и другие меня могут. Зато оторвалась от своего «мрачного подземелья», в котором между прочим - почти безвылазно провела восемь лет.
Теперь же совсем другая объективная внешняя причина творческого застоя: исчезновение всех раздражающих факторов превратилось в новый глобальный раздражающий фактор, который никак не осилюсь преодолеть.
Поэтому, став на тропу борьбы с творческим кризисом, обспросила окружающих: какие из польских фильмов им особенно запали в память и душу. Получив нужную информацию, занялась их отсмотром. В рамках этой акции уже/ пока посмотрела четыре кина, которые все оказались трагикомедиями. Что ж, данный факт указывает на близость трагикомедии к народной душе.
И вот, стала я нести подружайкам свои новые знания. Трындеть-то о чем-то хочется, а все темы давно избиты. Ну-ка, каждый день по полтора часа! Уже и рецепты кулинарыне, и рецепты от всех болезней обсосаны, а имена знакомых даже лень и упоминать... а тут такая насущная трагикомичная тема подвернулась!
Короче, рассказываю подруге финал фильма «Ничего смешного», приводить его тут не стану, чтоб лишний раз не спойлерить, а она мне в ответ: «Да что там эта придуманная история. Слушай, как у нас было!» И мы внезапно вышли на новую живительную волну.

А было у них в Комиссаровке так: ко всем несомненным праздникам, типа Пасха, Красная Горка и другие похожие, плюс даты и годовщины местного значения Василий Петрович Ткач и ещё пара - тройка сознательных жителей деревеньки подходили со всей ответственностью - то есть с усердием маршрутного транспорта обходя кучкующиеся на кладбище группы поминающих.
Василий Петрович выделялся особой памятью на все эти не малочисленные и с неприятной быстротой пополняющиеся даты. Он досконально помнил кто, когда, и точно - где, чем снискал себе славу местного эрудита. И не обделенный некоторым актерским дарованием он всегда вовремя подрывал к нужной могилке, когда народ уже слегка поддал и появлению нового компаньона обрадуется. А он - дескать: «Как раз шел мимо, а тут вы. Надо же! И мне неудобно даже подумать пройти мимо, не разделив с вами вашу скорбь».
Так эти сыновья лейтенанта Шмидта и шныряли по местному погосту изо дня в день, из года в год.
В удачные для охоты дни домой направлялись уже по сумеркам. Но тут по разному бывало, иногда мокрые, иногда ползком, или к утру свежевыспамшись на свежем месте, в лучшем случае - ближе к ночи, поддерживая деревья, заборы или что еще вокруг явно нуждалось в их опоре.

И вот однажды удачным вечером Василий Петрович уже почти дошел до выхода, но остановило его нелегкое на самом краю погоста у дороги, где в пухлую землю совсем недавно ушёл его закадычный друг, сосед, да к тому же ещё и полный тезка - Василий Петрович Кунцев.
Остановился Василий Петрович чтоб ещё раз попрощаться с другом. Подошел поближе, посмотрел на приколотую неровно фотографию товарища, потянулся её поправить, а она возьми и упади. Во всяком случае так было впоследствии рассказано. А кто его всё видел, кроме проявляющихся первых звезд августовского неба?
Василь Петрович, конечно, за фотографией нагнулся, хоть ему уже и тяжело было это упражнение совершать, чай не мальчик, а годочков уже вокруг полтинника. Короче, поднял он это фото, приладил как мог, и потянуло его в последний раз перед уходом, дорогого друга поцеловать.
На свежей могиле неровностей полно, земля просаживалась, тем более дождь недавно прошел... Но Василь Петрович все же от своего плана не отставал, и как-то до фотографии губами дотянулся. Но опять поскользнулся. Короче, прислонило его к кресту этому глубоко вбитому, деревянному, крепкому, теплому, а дальше окончательно закружилось все вокруг и он затих.
И надо же было соседке - доярке Марийке ещё после Василия-то Петровича с кладбища задержаться выходить. Она в надвигающемся сумраке при виде замеченной издалека странной фигурной конструкции сначала испуганно замерла, потом по одежде узнала соседа и окликнула. Объект не отзывался. Марийка подошла поближе. Василий Петрович стоял прислоненный полупрофилем к фотографии усопшего, его широко раскинутые руки возлежали поверх крыльев креста, изо рта на фото покойного струилась присыхающая слюна и раздавалось посвистывающее похрапывание, а ноги, так и хочется сказать «задние», наверное потому что они были далеко отставлены, создавали конструкцию опоры падающего забора. Мешковатые темно- коричневые штаны заметно измазались изрытой вокруг влажной землей, указывая, что Василий Петрович провел неравный бой со скользкой поверхностью, и все же не дал ей себя поглотить, а с колен встал. Сереющая в надвигающихся сумерках белая рубаха с присохшим на лопатке земляным комом сильно выбилась из брюк, и несколько пуговиц на ней расстегнулись, обнажая голубую майку, то есть человек так мог и замерзнуть.
Походив вкруг соседа, Марийка определила, что он может со временем и соскользнуть на землю, а та - с дождя пока ещё сырая.
- Не ровен час Васька так и простудится, - пробормотала она. - Может разбудить?
Но при мысли, что тогда придется тащить засыпающего Василия Петровича до самого дома чуть не на себе, а он - не легкий, то желание будить у Марийки испарилось.
Тогда дабы не дать соседу упасть и замерзнуть, она придумала удачный на её взгляд ход: сняв с головы платок, а так же порывшись в своей поклаже, она насобирала подходящий к её плану инвентарь и принялась за дело.
Быстрыми и умелыми движениями Василий Петрович оказался накрепко прификсирован к своей опоре без особой возможности к шевелению.
Осмотрев добротно выполненную работу Марийка отправилась домой. Какой у неё был дальнейший план на спасения соседа от простуды история не сохранила... Тем более, что дорога её окончательно сморила, и придя домой совсем усталая Марийка уже не очень помнила о произошедшем, так как с удивлением обнаружив отсутствие на голове платка, несколько раз пошарила у себя по затылку в поисках оного.

Через часик, возвращающаяся на велосипеде с дальней бахчи Оксана Андреевна, подъезжая к кладбищу, ещё на дальних подступах к нему услыхала какой-то вопль. Она и так недолюбливала этот участок дороги... А тут стала настраивать себя, что ей просто слышится. Но по мере приближения вопль не смолкал, а переливался с хрипами, срывался на фальцет и смешивался с каким-то стуком.
Оксана Андреевна, стараясь не думать о потустороннем, осматривалась, надеясь увидеть какой- нибудь легитимный источник шума. Женщина она была не робкая, тем более при ней имелась большая тяпка и еще кое какие орудия, но всякой смелости есть предел. А тут всё же - кладбище, куда поздним вечером одиноко заходить она привычки не имела и сейчас точно не намеревалась.
Ах, если бы Василия Петровича Кунцева похоронили чуть дальше от дороги, или ночь намечалась менее лунная, то неизвестно до чего бы достоялся Василий Петрович Ткач! Но с дороги его было всё же заметно.
Ускорившись было на своем транспорте, Оксана Андреевна притормозила, присмотрелась... Прислушалась... Взяв свою оборонительную тяпку подошла чуток поближе.
Если бы она ехала на двадцать минут позже, то может уже бы трудно было ей что-то разглядеть... Но вот ещё все же разглядела.
- Кто тут? - послышался ей немного узнаваемый голос.
- Вась, это ты что ль? - спросила она.
- Кто тут? - из последних сил надрывно повторил Василий Петрович.- Спасите! Помогите! - вихляя головой перед надписью на кресте перешёл он на фальцет.
Осмелев, Оксана Андреевна подошла поближе. Увидела в лунных лучах красный с сиреневыми петухами явно знакомый Марийкин платок, которым Василий Петрович был привязан ко кресту...
- Ах!- быстро сообразила она проблему.
Его руки, так же привязанные какими-то связанными между собой разноцветными грязными бечевочками, возлежали примотанные запястьями и локтями на крыльях креста. Василий Петрович со всех сил безуспешно тряс ими, словно пытающийся взлететь огромный обессиленный подранок. Крест он уже заметно из земли расшатал, но вырваться из ужасающих его объятий не мог, разве что завалиться вместе с ним на сырую землю.
Искаженное ужасом лицо мужчины было чуть выше слегка помятой и испачканной фотографии его тезки, как раз там, где прилажена была табличка с именем покойного.
- Погодь! Сейчас отвяжу, - сказала ему Оксана Андреевна и начала разбираться с узелками, пока не поняла, что там всё сделано добротно.
Она решила принести нож и повернулась сбегать за ним. При виде того, что его тут оставляют, Василий Петрович взвыл:
- Куды ты, Окса-а-ана! Стой, повернись, - захрипел он.- Отвяжи же же меня.
- Да не ссы ты! - почему-то уже веселым полушёпотом отозвалась она.- Щаз мигом вернусь. Я тока за ножом.

Когда мокрый и трясущийся Василий Петрович наконец оказался отвязанным, он не говоря ни слова благодарности своей спасительнице, встал, повернулся и волоча за собой струю известного запаха какими-то удивительно ровными широкими шагами пошёл удаляясь с поля. В его прямой походке присутствовала некая торжественно- величественная размеренность.
Оксана Андреевна аккуратненько свернула Марийкин платок, полюбовалась во след удаляющемуся соседу, затем быстро села на велосипед и обгоняя Василия Петровича помчала рассказывать о его чудесном спасении.

** Следующий правдивый рассказ - в следующий раз.**