Сынок

Дождалась. Вернулся. Сынок мой милый. Единственный.
Со службы контрактной. С войны со Шматландией.
Угрюмый, злой, с каким-то внутренним надломом, но живой.
Даже не ранен.
А знакомые, с соседнего дома, парнишку в самом начале войны
схоронили. Большие были похороны, с почестями. Орден героя, посмертно,
дали, помощь материальную.
Мой, как рассказала, только выругался.
- Знаю про этого придурка, - говорит, - Даже выстрелить не успел.
Оружие с предохранителя не снял. Нам про него все уши прожужжали.
А что толку от такого поступка. Я этих шматландцев знаешь сколько
положил? И что в награду? Штамп в личном деле «склонен к трусости».
Сволочи штабные. За разрыв контракта отомстили.
- Верю тебе, сынок,- пытаюсь успокоить, - Если так сделал, значит
иначе нельзя было.
- Просто, понял, что удачу исчерпал,- признается он. - Там отовсюду
пули летят.
- А ты только в военных стрелял? - как тяжело было это спросить,
но смолчать не смогла.
- Там нет гражданских,- сказал, как отрезал, - Старики, женщины, дети –
все против тебя.
Нехорошо стало от такого признания, а сынок только добавил  :
- Мама, посылка с микроволоновой печью пришла?
- Пришла, - сознаюсь,- Как ты просил, я не открывала.
Только головой кивнул и стал распаковывать. Обычная печь. Зачем?
У нас своя есть. Открыл крышку и достал изнутри черный сверток.
Видно, что увесистый.
- Что это? - спрашиваю.
- Материальная помощь мне, - отвечает, ухмыляясь.
Единственный раз его улыбающимся видела. Какой злой оказалась улыбка.
Что за дела скрывала она. Боялась спрашивать. Не хотела знать.
Главное, вернулся. А жизнь дома черствость отогреет.
Напрасно надеялась. Никуда не делись злость и угрюмость.
Из-за штампа в личном деле на работу не брали. А курьером и
подсобным рабочим быть не хотел.
- Я маетой своей много чего заслужил, - пояснял сын, -
а знаю столько, что кое-кто немало за молчание заплатит.
Со временем, злился все больше. Не брали и не платили.
Тут в моей жизни мужчина появился. Хоть мне слегка за сорок,
все равно, успела отчаяться в поисках счастья. С отцом ребенка тоже
не повезло. Оказался обычным лентяем, к тому же агрессивным и пьющим.
И что к нему потянуло? Отсутствие мозгов.
Вот стала в одиночку ребенка тянуть, сразу ума прибавилось.
Работала, старалась обеспечить жизнь. Шалопай вырос. Себе на уме.
Но сообразительный. Главное, говорит, понять, где деньги лежат. И
имел в карманах, помимо того, что давала. Что-то покупал-продавал.
Крутился. Забрали в армию. Послужил и контракт заключил. Платили
и обеспечивали неплохо.
Потом война. Как соседского паренька похоронили, сна лишилась
Но успокоил. Ловкий, говорит, не пропаду. Потом привыкла к постоянной
тревоге.
Вернулся, а еще тревожней стало. Чужой теперь совсем.
Мужчина в моей жизни появился внезапно, вскоре, после
возвращения сына. Зашел в магазин, где работала, глянул в глаза,
и пробежала та самая искра промеж нас. Стали встречаться.
О работе своей не говорил. Даже не проговаривался. Видела в
нем человека умного, начитанного, со знанием и глубоко затаенной теплотой.
Видимо, некому было ее дарить, и досталось незваное счастье.
Сын к нему, поначалу, заревновал, а потом открылся, словно,
давно понимающего человека искал. Долго они разговаривали меж
собой, меня не посвящая.
Сын успокоился и стал писать, лист за листом.
- Изъяслав Вячеславович, - говорил, у нас во Всеславии все Славы,-
на хорошую службу принять обещал. Надо только за прошлое покаяться,
на бумагу все беды изложить. Излагаю. Имена, фамилии, номера, никого
стараюсь не забыть. В этом деле как, кто первый успеет, тот и прав,-
и продолжил сосредоточенно писать. Много вышло.
В тот день у меня выходной был. Утром ушел, к обеду вернулся.
- Все,- сообщил радостно с порога, - нет в моем деле клейма о
трусости. Честностью искупил. Всех сволочей, с кем служить довелось, сдал.
На хорошую службу взяли. Заживем теперь.
Не успела обрадоваться, как стук в дверь. Незнакомый, настойчивый,
требовательный.
Сын как вскочит из-за стола и на балкон, на седьмом этаже жили.
- Вячеславыч пару дней поберечься велел,- крикнул на ходу.
Поняла, что на соседний перелезть хочет, там спрятаться. Видать,
опасная служба у Изъяслава.
Выждала время, неспешно подхожу, открываю.
Мужчина и женщина.
- Проверка регистрации счетчиков электроэнергии, - бесстрастно
сообщает она.
Впускаю в коридор. Смотрят счетчик.
- Все в порядке, прошу расписаться в акте проверки, - удовлетворенно
говорит напарник.
Расписываюсь, уходят. Облегченно вздыхаю. Иду на балкон.
А он внизу лежит. Сыночек мой.
Далее как в тумане. Врачи, полиция, Изъяслав.
Признали несчастным случаем. Видела, что не шибко хотят
расследовать. Хотела в прокуратуру пойти, но любимый отговорил.
- Туда пойдешь, назад не вернешься. Не хочу тебя терять, -
убедил он, - Сын твой, пока воевал, дел нехороших натворил. Пояснять не
буду. Жить с этим не смог, поэтому контракт разорвал. А другие
могут и живут. Разбудил я в нем совесть, и теперь эти мерзавцы свое
получат. Только есть те, кто их покрывает. Следили они за сыном
твоим. А как поняли, что дело плохо, убили его. Не спеши, от
возмездия им не уйти. Верь мне.
Я не знаю, чем он занимается. Лишь понимаю, что люблю
и готова верить. Что еще остается?