Черная Оспа

Начало девяностых, ранняя осень.
Гумилев и полиэтилен.

- Ах, Гаврюшенька, внучек, исхудал то как! – Благообразная старушка с серебряными волосами, уложенными на затылке затейливой ракушкой, жадно вцепилась в здоровенного волосатого амбала, одетого в черную майку с черепами. – И какой бледненький! У тебя все хорошо? Ничего не болит?
- Нет, бабулечка, все в порядке. – Гаврюша попытался вырваться из цепких бабушкиных объятий, но делал это не очень активно, для вида.
- Иди, кушай. Марьяна уже накрыла на стол. А то ты не завтракал. Я проснулась, а ты уже убежал куда-то, даже чаю не попил! Нельзя так, мальчик мой, ты испортишь желудок. Ах, если были бы живы твои родители! А то я уже старая, мне за тобой не уследить.
Бабушка продолжала ворковать, целеустремленно утаскивая Гаврюшу за рукав к столу, на котором уже стоял разлитый по тарелкам суп и золотистой горой возвышались пирожки.
- Да разве ты, бабулечка, старая! – Произнес Гаврюша запланированный по сценарию комплимент. – Ты, бабулечка, молодее всех молодых! Ты у меня просто супер!
- Ох, ты меня балуешь! – Старушка залилась мелодичным и слишком фривольным для ее возраста смехом. – Ну, рассказывай, как твои дела.
- Да вот, контракт заключили с продюсерами. «Клюшин и Гольф», слышала о таких? Диск будем выпускать, а потом клип снимем, в Москву отправим, а затем на гастроли поедем.
- Ох! – Всплеснула руками бабушка. – И куда, далеко ли? Ты смотри, кушай там лучше! А то все эти ваши гамбургеры, пиццы, это не еда, а так, баловство одно!
- Еще не знаю. – Гаврюша запихнул в рот ложку горячего рубинового борща и, проглотив, продолжил. – Еще рано говорить, бабуля.
- Ну да, ну да. – Проворковала старушка. – Так сказать, шкура неубитого медведя. Но я верю в тебя, мальчик мой. Если бы твой отец был бы жив, вот он обрадовался бы! Наш мальчик будет звездой!
- Бабуля! – Гаврюша попытался сбить бабушкин пыл. – Рано еще говорить, сама же знаешь, а то сглазим.
- И то верно, внучек. – Согласилась бабушка и вновь оседлала своего любимого конька. – Но ты так много работаешь, так много занимаешься! Целый день в обнимку с гитарой! Совсем себя не жалеешь! Но я всегда знала, что из тебя выйдет толк. Даже Семен Ефимович (ты же помнишь Семена Ефимовича?) говорил, что ты сможешь стать хорошим музыкантом. Жаль, что ты поменял скрипку на гитару, хотя я ничего не имею против гитары, есть очень много знаменитых гитаристов, но скрипка моему старому сердцу все же милее. Ах, это все мода! Вот одно важное слово, которое я не могу до конца воспринять должным образом. Ведь это все возраст, внучек, если бы я была бы моложе! Если бы не погибли твои родители, они бы наверняка лучше бы тебя понимали, чем я.
- Ну что ты, бабулечка! – Запротестовал Гаврюша, поглощая пирожок с капустой. – Ты меня лучше всех понимаешь!
- Это все лесть, молодой человек! Кстати, о моде. Ты прости, Гаврюшенька, но твоя футболочка со скелетом окрасилась. Это Марьяна не так постирала. Ты на нее не сердись, она не специально, просто у нее нелады с техникой, никак не усвоит, какую кнопку надо жать на стиральной машинке. Вот и скатерть мою любимую изуродовала! Но зато она пироги вкусные печет, правда ведь, внучек, и готовит отменно. Я так думаю, Гаврюшенька, человек не может быть талантлив абсолютно во всем. Предположим, не было бы у Марьяны проблемы со стиркой, так она, может быть, тогда бы готовила преотвратно, или, прости господи, воровала! А так, что поделать, такой она человек. Так что ты, внучек, не ругай ее, не стоит.
- Жалко майку. – Проворчал Гаврюша, продолжая есть. – Дорогая была, импортная!
- Это все барахло, тряпки. – Парировала бабушка. – Это все дело наживное! О себе надо переживать, о людях, а не о тряпках. Ты кушай, хлебушек бери, Марьяна сейчас второе принесет, твое любимое, пюре и котлеты.
Старушка помолчала немного, потом произнесла:
- Вот смотрю я на тебя, Гаврюша, и вспоминаю одно стихотворение. Помнишь, у Гумилева, «Духи ада любят слушать эти царственные звуки. Бродят бешеные волки по дорогам скрипачей.» Так это про тебя, помнишь? Хочешь, я прочту тебе?
- Ты уже читала недавно, бабушка. – Ответил Гаврюша.
- Ах, прости, склероз. Старость, как говорится, не радость. Но я очень люблю это произведение, знаешь ли… а кстати, о бешеных волках, как поживают твои друзья? Что-то давно никто в гости не заходит. Как этот, рыженький, Дима кажется?
- Ржавый то? – Уточнил Гаврюша, разламывая вилкой аппетитную гигантскую котлету. – Ржавый хорошо живет.
- Ох, ну и имечко он себе выбрал. «Ржавый», просто собачья кличка, а не имя! Кстати, - Бабушка вновь задорно рассмеялась, - помнишь, ты маленький был, мы дачу на лето снимали у Лизаветы Петровны? Помнишь, у нее пес был, тоже Ржавым звали? Так вот, Гаврюша, я как твоего друга увидела первый раз, так сразу того пса и припомнила! Уж больно они друг на друга похожи, прямо одно лицо.
- Так это я и прозвал его Ржавым, в честь пса. – Пробормотал Гаврюша.
- Ах, юморист! – Бабушка вновь расхохоталась, потом вдруг резко перестала и продолжила:
- Так он помер!
- Кто? – Удивленно спросил Гаврюша и чуть не подавился при такой внезапной смене настроения беседы.
- Ржавый, пес который. Да, внучек, уж года три, может более. Помнишь, я прошлым летом ездила к Лизавете Петровне на похороны ее супруга, Льва Леонидовича? Достойный был человек, царствие ему небесное, академик! Так вот, Лизавета Петровна мне сказала, что он, бедняга, полиэтилену нажрался…
- Кто? Лев Леонидыч? – От удивления Гаврюша чуть не уронил изо рта кусок котлеты.
- Да нет же! Пес их, Ржавый! Его три дня кровью рвало на лужайке, а потом он того, издох.
- Фу, бабушка, я же ем! – Возмутился Гаврюша и брезгливо скривил рот.
- И то правда, внучек, прости меня, заболталась.
Бабушка умолкла на какое-то время, вероятно погрузившись в какие-то далекие воспоминания.
- Ах, Гаврюша! – Вскоре вздохнула она. – Как бы я хотела прийти к вам на концерт! Ужасно хочется послушать, как ты играешь.
- Я играл тебе намедни баллады. Ты что, не помнишь?
- Так это ты для меня играл, а я хочу посмотреть на тебя на публике! Это же совсем другое дело, когда музыкант играет на публике.
- Мы тяжелый рок играем, бабушка. – Ответил ей Гаврюша. – Трэш, тебе не понравится.
- Ах, мода, мода! – Вздохнула старушка. – А, знаешь, Гаврюша, что я заметила. Человеку всегда нравится то, что совпало со временем его молодости, лет до тридцати, не больше, а все остальное воспринимается им как досадное раздражение. Вот я, например…
- Ой, бабулечка, извини, заболтался я с тобой! – Прервал внук старушкины размышления. Он, как приличный мальчик, вытер рот салфеткой, надел косуху, взял в руки чехол с гитарой и, под конвоем бабушки направился на выход.
- И куда ты, Гаврюшенька? – Участливо спросила бабушка.
- На репетицию, бабуля, работы много, скоро диск писать.
- Ах, внучек, наверняка, поздно воротишься? За полночь? Может быть попросить Марьяну тебе с собой пирожков положить? Перекусите с ребятами?
- Спасибо, бабуля, не удобно как-то. – Смущаясь ответил внук. – Я обещаю тебе, что непременно поем, как вернусь.
- Ну, беги! На тебе денежку, купи чего-нибудь.
Бабушка дежурно похлопала Гаврюшу по спине, Гаврюша дежурно чмокнул бабушку в лоб и скрылся в кабине лифта.
- Хэви метал, хеви рок… - Задумчиво пробормотала старушка, направляясь к буфету. Она достала большую пузатую рюмку и графин с настойкой на черноплодной рябине, налила до краев и залпом выпила. Она достала из кармана папиросу, пойдя к окну, прикурила, рассматривая сквозь тюлевые занавески удаляющийся меж гаражей лохматый силуэт внука.
- «Что ж, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ…»! «Охренеть», сказал бы в этом случае Гаврюша. Надо что-то с этим делать.
Гаврюша уже скрылся от зоркого бабушкиного ока, завернув за угол, когда его окликнули:
- Эй, Бык! Ты чего, слепой? Мимо прешь, очки купи себе!
- А, Стрекоза! – Он двинулся навстречу милой молоденькой девушке с красным платком на шее, завязанным на ковбойский манер. – Давно ждешь?
- Ты чего так долго? – Возмутилась Стрекоза. – Я минут сорок здесь торчу!
- Да, бабка грузила…
- Понятно.
- На. – Бык-Гаврюша протянул девушке несколько купюр. – Возьмешь дозу геры и пару пакетов шишек. Не будет шишек, бери план, сгодиться. Через пару часов подтягивайся на базу. Бухло мы сами купим. Будем отмечать подписание контракта.
- Wow! – Радостно завопила Стрекоза. – Теперь зазнаешься, поди, узнавать перестанешь!
- Да брось. – Пробормотал Бык. – Вот еще, Стрекоза, ты знаешь что, ты подружку эту свою страшную, Синицу, постарайся не брать. Мне то все равно, хотя я не фанат на ее рожу смотреть, но Гала на нее зуб наточила, обещала порвать по пьяни, да и Ржавый что-то в ее адрес гонит. Ты же знаешь Ржавого, его лучше не бесить, когда выпьет. Я, конечно, понимаю, вы подруги и все такое, а у нас страна свободная, но постарайся ее на хвост не сажать. Припрется сама - хрен с ней, но звать не надо, поняла?
- Посмотрим. – Ответила Стрекоза и упорхнула прочь, на полпути обернувшись и проводив Быка томным взглядом.

Стрекоза и Чебурашка.
- Ах, Катька! – Полуседая женщина в очках и с короткой мужской стрижкой подняла лицо от таза со стиркой и вытерла об линялый халат красные мыльные руки. – Где ты шляешься? Нет, ты скажи мне, как может девочка так испачкаться! Девочка! Где можно так угваздать джинсы? Я стираю, стираю, а ты будто по стройке лазаешь, грязь одна!
На разговор выползла из своей комнаты бабка Смирнова, сделала вид, что ей нужно на кухню, а сама подслушивала разговор.
- Мама! Я не шляюсь, сколько раз говорить! Я в училище была, ты что забыла?
- Ты погруби матери! – Встряла в разговор бабка Смирнова. – Козинские, вы мне за свет денег не отдали! Ты скажи, Наталья, своей козе Катьке, пусть тебе квитанцию даст, что я ей вчера давала. Ты передала матери квитанцию то, вертихвостка?
- Не смейте оскорблять мою дочь! – Возмутилась Наталья Козинская. – Катя, где квитанция?
- Не знаю. – Ответила Катя и юркнула в комнату.
- Где квитанция, Катя? – Мать последовала за ней попятам. – Неудобно перед соседями.
- Да не знаю я! – Заорала Катя. – Не давала она мне ничего! Что вы все ко мне привязались со своими идиотскими вопросами!
- Не позорь меня! – Злобно прошипела мать. – Не смей меня позорить! И сними немедленно этот чертов платок!
Мать ухватилась за красный платок бандано, повязанный у дочери на шее, дернула в попытке сорвать, но, не ожидая, что узел окажутся крепким, перестаралась. Катя упала и ударилась головой об угол шкафа.
- Да пошли вы все! – Закричала она и выбежала из квартиры.
Катя вышла на улицу и зашла в соседний подъезд, поднялась на второй этаж и постучала по металлической двери.
- Эй, Ильнур, открывай! Это Стрекоза! Я знаю, ты дома!
Дверь растворилась и на пороге появился татарин Ильнур, за глаза прозванный Чебурашкой за свою выдающуюся лопоухость и маниакальное пристрастие к апельсинам. Ему было примерно лет тридцать, и в их микрорайоне он был, пожалуй, самой одиозной фигурой. Кто-то говорил, что он бандит. Некоторые уверяли, что он торгует наркотиками. Многие считали его сексуально озабоченным маньяком, а кое-кто имел смелость заявлять, что он стучит ментам. Стрекоза же твердо знала, что, по крайней мере два из этих слухов чистая правда. Чебурашка действительно озабочен и торгует наркотиками.
- А, Стрекоза прилетела! – Ильнур посторонился ровно на столько, чтобы девушке пришлось протискиваться между ним и дверным косяком, дабы иметь возможность пощупать нежное девичье тело. – Апельсинчик хочешь?
Чебурашка протянул Кате оранжевый фрукт с частично ободранной кожурой.
- Нет, спасибо. – Ответила Стрекоза. – Вот, дозу геры и два пакета шишек.
Она протянула Чебурашке деньги, тот взял и убрал в карман, не пересчитывая.
- Шишек нет. – Сказал Чебурашка. – Есть трава, но хорошая, отвечаю. Будешь брать?
- Буду. – Проворчала Стрекоза и отошла от него подальше, смущаясь его развратного взгляда.
- Эх, Стрекоза, Стрекоза! – Произнес Чебурашка, удаляясь куда-то в глубины своей необъятной, но заваленной всяким хламом квартиры. – Хорошая ты девка, Стрекоза! Вот только общаешься с сопляками, да и мозгов у тебя не особо много, а то бы поняла, что Ильнурчик тебе лучшая компания, чем эти волосатые недоноски! Ну, кто они такие, что они могут дать тебе в жизни? Триппером заразить, разве что. А Ильнурчик мог бы тебе многое дать, мог бы весь мир положить к твоим ногам! Он бы даже безобразничать перестал, если бы ты пришла к нему и сказала: «Я твоя!».
Чебурашка принес заказ и протянул Кате. Она взяла наркотики и убрала в карман джинсовой куртки, тоже особо не разглядывая. Странно, но они полностью доверяли друг другу.
- А, знаешь что, Стрекоза? – Чебурашка задержал ее еще немного, продолжая с высоты своего роста разглядывать ее сиськи в вырезе майки. – Ведь ты придешь ко мне. Придешь, когда тебе понадобится моя помощь. А она тебе рано или поздно обязательно понадобится. Хочешь знать, почему? Я тебе объясню. Пункт первый – ты маленькая и глупенькая девочка. Пункт второй – ты общаешься с придурками. Пункт третий – ты таскаешься по городу с наркотой. Какой из этого можно сделать вывод? А вывод такой, сладкая моя, что ты обязательно попадешь в какую-нибудь неприятную историю. Тогда ты вспомнишь про Ильнурчика и попросишь у него помощи. И Ильнурчик, заметь, обязательно тебе поможет. Знаешь, почему? Потому что у Ильнурчика есть такое хобби – помогать маленьким и глупым девочкам. Кто-то кормит кошек на лестничной площадке, кто-то собирает марки, а Ильнурчик помогает маленьким и глупым девочкам. Вот такой он, Ильнурчик!
- Ладно, я пойду! – Катя постаралась вырваться на свободу, но Чебурашка преградил ей дорогу.
- Скажи: «Ильнурчик хороший!» и поцелуй в щечку, а то никуда не пущу и надаю по попке!
- Ильнуррррчик хорррроший! – Попугайским голосом сказала Стрекоза и выскочила за дверь.
- Козел! – Проворчала она, оказавшись на свободе, и убежала на улицу.
Когда Катины шаги стихли на лестнице, Чебурашка поднял телефонную трубку и привычно набрал номер.
- Это Ильнур. – Произнес он. – Да, взяла. …Уже вышла…. Джинсовая куртка, на шее красный платок… нет, сейчас не бери, у нее мало, если на всех раскинут, то статью не влепишь. Просто проследи, куда она пойдет …Да, я дам отмашку…. Ну, бывай!


Страсти и страдания.

- Здорово, Синица! – Стрекоза плюхнулась на скамейку рядом с подругой. – Как дела?
- Да достало все! – Недовольно проворчала Синица. – Этот техникум, будь он неладен, ни одного приличного человека! Парней хрен да нихрена, одни уроды. Девки все тупые, как пробки! Черт меня дернул пойти в этот «Текстильный»! ведь хотела же в Москву ехать поступать, так батя разнылся, мать тоже отговаривала. Придется теперь здесь гнить до пенсии! У тебя то как?
- Да так. – Ответила Стрекоза. – Козел этот, Чебурашка, взбесил окончательно. Псих какой-то!
- Домогался?
- А как ты думаешь? Вот, Быка видела. Говорят, они контракт с какими-то продюсерами подписали. Будут диск издавать. Завтра концерт у них в ДК «Сталеваров», потом еще, в субботу, кажется. Круто люди взялись за дело.
- Да, круто. – Проворчала Синица, как-то уж слишком равнодушно.
- Да ты че такая тухлая, подруга? – Стрекоза попыталась привнести каплю бодрости в беседу. – Я, прям, тебя не узнаю!
- Да, не клеится!
- Что не клеится?
- Со Ржавым не клеится! Вот что! – Синица неожиданно взбесилась, а заодно и оживилась, предвкушая интересную для себя тему. – Прикинь, Стрекоза, я столько времени на него потратила! Он уже почти в меня влюбился, а тут эта Гала, черт бы ее побрал! Старая кошелка, а туда же! Крутит своей задницей у всех под носом, шлюха проклятая! Все ее имели неоднократно, а ей видно только это и надо! Мало того, что она наших мужиков всех отбила, так она, стерва, еще и их между собой стравливает! Помнишь, вчера она базар завела, что Скарабей импотент? И за что? За то, что он ни разу на нее не позарился! Прям, при всех его опустила! А он ничего, только побледнел от злости. Я рядом сидела, я видела! Казалось, убьет ее. А наши то, Ржавый с Быком! Так перед ней выделываются, будто бы на Гале свет клином сошелся, а она лишь забавляется! Ей по приколу молоденьких мальчиков пощупать, а мы с тобой страдать должны! Ведь ты страдаешь, Стрекоза, ведь правда?
- Конечно, страдаю. – Ответила Катя. – Еще бы мне не страдать! Понимаешь, я первый раз влюбилась по-настоящему! Бык, он особенный, а не фуфло какое!
- А как же Колька Степкин? – Ехидно спросила Синица и совсем по-птичьи прищурила один глаз.
- Колька, это не то. – Страстно произнесла Катя. – Колька, он обычный, он как все, а Бык, он другой! От Кольки что мне надо было? Чтоб цветы дарил, подарки делал, по кафешкам водил гулять, в парке на каруселях катал, а сам по себе он мне был совсем не интересен. С ним даже говорить не о чем, он все по свои модельки рассказывал, тоска, да и только. А с Быком другое, с Быком у меня страсть! Мне ничего от него не надо, только бы рядом был и все!
- Так уж не надо! – Хитро спросила Синица.
- Нет, надо конечно! – Продолжала Стрекоза. – Ты не представляешь, какое было счастье, когда мы с ним …, ну ты понимаешь! Жаль, что всего один раз было, а я уже размечталась, что он станет знаменитым, потом мы поженимся, будем жить долго и счастливо. А тут, как назло, эта коза Гала! Кошка драная! И принес же черт! Да ты сама знаешь, Синица, что все сразу стало плохо. Вроде бы, все нормально, с первого взгляда, но как-то не так. Вот мы Быком общаемся, как и раньше, разговариваем, только он на меня не смотрит, не обнимает, не целует, а все на Галю пялится! И, вроде бы, надо отношения выяснить, а боюсь, подруга, окончательно все испортить.
- Так чего ждать? Чего страдать? – Обреченно проворчала Синица. – Кобели они все!
- А вот и нет! – Перебила Стрекоза. – Тут с умом надо! У Гали муж есть. Она почти на десять лет его старше…
- На семь. – Уточнила Синица.
- Не важно! У нее нет будущего в нашей компании, да и мужики наши ей не нужны, так позабавится и бросит, уберется, откуда пришла. А я останусь. Тогда Бык все поймет, кто человек, а кто дерьмо!
- Это ты правильно думаешь, подруга! – Синица развязала рюкзак и достала бутылку подозрительного голубого ликера. Профессиональным движением она свернула пробку, отпила из горла несколько больших глотков и протянула Стрекозе. – Надо подлечить душу немного. Сладкий, зараза,.В палатке купила, не дорого, а вставляет хорошо! Знаешь, как я страдаю! Ведь Ржавый, он совсем не такой, как твой Бык! Ржавый, он настоящий, он с идеей! Музыкант он, прямо скажем, паршивый, да и поет так себе, но он верит во все это, подруга! Понимаешь, он живет «металлом», он старый станет, а не изменится! Бык твой, он, конечно, прикольный, ты не подумай плохого про меня, но Ржавый, он настоящий мужик! Вот я с ним сто раз спала, а ни разу от него ни одного доброго слова не слышала. А это все потому, что он, как это говорится, «брутальный», вот! А Гала, она его не понимает, как я! А Ржавый, он знает, что только я его и понимаю, больше никто. А хуй не мыло, не смылится!
- Ты знаешь, что, подруга, - Стрекоза внезапно сменила тему разговора. – мне тут Бык кое-что сказал про тебя. Ты только не обижайся, но я скажу тебе все, как есть. Бык просил тебя не приводить больше на базу. Сказал, что типа Ржавый с Галой против тебя сговорились.
- А что ты? – Синица испуганно заглянула в лицо подруге.
- Я сказала, что, если ты захочешь придти, то придешь.
- Правильно! Я пойду! Я назло всем пойду! А еще я нажрусь и набью Гале морду, чтобы знала свое место! Тоже мне, фифа, задумала козни против меня строить!
- И это правильно! – Поддержала Стрекоза. На этой бравурной ноте девушки допили ликер и пошли дальше.


Клюшин и Гольф.

События, описанные ниже, происходили немного ранее.
Утром бравая троица коллектива «Черная Оспа» в лице Ржавого, Быка и Скарабея, стояла в нерешительности возле массивной двери продюсерского центра «Клюшин и Гольф». У каждого из троих были свои мотивы проявлять нерешительность.
Ржавый с утра уже выпил прилично пива и теперь сожалел, что не додумался предварительно отлить. Вдобавок, он совершенно не знал, как следует общаться с продюсерами, так как не имел в этой части абсолютно никакого опыта.
Бык очень переживал от того, что Ржавый уже пьян, и опасался, что он начнет как обычно хамить и все испортит. Еще Бык переживал, что достопочтенным продюсерам не понравится их творчество.
Скарабей же вообще очень терялся во всех официальных учреждениях, ощущая себя не в своей тарелке даже от визита в сберкассу, где регулярно получал зарплату токаря первого разряда. А еще Скарабей в душе ненавидел все начальство, руководителей, директоров и все, что с ними связано.
Помявшись немного, друзья все же вошли. Первым их встретил серьезный охранник с выражением лица Стивена Сигала и манерами уголовника-рецидивиста. Затем их передали по эстафете миленькой секретарше с поразительно чистым лицом: ни морщинки, ни прыща, ни угря. Секретарша вежливо попросила присесть и уцокала каблучками куда-то в недра продюсерского центра под восторженные взгляды металлистов. Вскоре она вернулась и приказала следовать за собой. Ржавый слишком громко делился впечатлениями от созерцания ее стройной фигуры, за что был неоднократно ударен локтем в бок.
Симпатичная секретарша подвела троицу к очередной внушительного вида двери, распахнула ее, пропуская визитеров вперед, и незамедлительно захлопнула ее за их спиной, словно там внутри были дикие тигры.
Диких тигров, конечно же, в нутрии не оказалось. Кабинет самых известных и единственных на весь город продюсеров представлял собой образец шикарного кича. В нем было собрано все, что на данный момент могло бы именоваться термином «круто». На стенах были деревянные панели, скорее всего, какой-нибудь жутко ценной породы, повсюду была лепнина, на окнах висели хитроумные многослойные гардины. Кроме того, в одном углу стояла статуя девушки, «типа античная», в другом углу стояло чучело бурого медведя со злобно оскаленной пастью, в третьем углу стояла какая-то здоровущая икебана из пластмассовых цветов и крашенных палок. На стенах во множестве присутствовали копии картин импрессионистов, деревянные африканские маски, какая-то китайская бамбуковая хреновина, коллекция поддельных японских мечей и электронные часы, попеременно показывающие время, температуру воздуха, атмосферное давление и календарную дату. На многочисленных полочках стояли и лежали хромированные «мобили», ритмично покачивающие своими блестящими шариками. По соседству с ними стояли всевозможные этнические безделушки, сделанные заботливыми руками трудолюбивых туземцев из далеких тропических стран. Но это еще не все. Особый восторг у посетителей вызывала здоровенная, в человеческий рост, матрешка, раскрашенная под голую беременную женщину и блестящий трехведерный самовар, соседствующий с электрическим чайником фирмы «Tefal». Картину завершал лежащий на мозаичном паркете ковер с репродукцией картины Сальвадора Дали «Предчувствие гражданской войны» и здоровенный стол, вполне пригодный для игры в пинг-понг, за которым в богатых кожаных креслах восседали обитатели кабинета.
Кто из них Клюшин, а кто Гольф, друзья так и не поняли, но это было и не важно. Оба они были чертовски похожи, но, в то же время, были совершенно разными. Похожи они были одинаковыми малиновыми пиджаками, стрижкой «бобрик» и обилием золотых украшений, в том числе и совершенно одинаковыми массивными золотыми цепями на том, что только человек с очень большой фантазией назвал бы вульгарным словом «шея». Реально же это была не шея, а головогрудь, плавно переходящая с одной стороны в круглую, но маленькую, голову, а с другой стороны, в такое же круглое, но очень большое пузо. Разница между продюсерами заключалась в том, что у одного из них глаза были посажены очень близко к носу, как говорится, «в кучу», что придавало его лицу хищно-жадное выражение. У второго же, наоборот, глаза были расположены очень далеко друг от друга, делая своего обладателя немного туповатым, даже придурковатым, на вид.
Судя по интерьеру кабинета, его обладатели были натуральными космополитами, которым, как говорится, не чуждо ни что человеческое. Еще они обладали большим чувством юмора, или же уже давно как свихнулись.
На этом самом ковре с картиной Дали и остановилась наша троица друзей, восторженно разглядывая предоставленную экспозицию. Клюшин и Гольф, напротив, любопытно рассматривали пришедших, будто перед ними находятся не живые люди, а заспиртованные уродцы кунсткамеры.
Затянувшуюся паузу прервал один из тандема Клюшин-Гольф.
- Итак, если мы не ошибаемся, вы группа «Черная Оспа»? – Спросил тот, чьи глаза были в кучу. Ржавый утвердительно кивнул.
- Если мы правильно запомнили, - Вступил в разговор тот, чьи глаза были возле ушей, - господа Ржавый, Бык и Сколопендра?
- Скарабей! – Обиженно проворчал Скарабей и покраснел, морально готовясь уйти прочь.
- Просим прощения, уважаемый Скарабей. – Проворковал первый. – Это очень хорошо, что вы, милейший, оказались именно Скарабеем, а не Сколопендрой. Сколопендра, знаете ли, уже есть на нашей рок-сцене, причем, это дама. А Скарабей – это совсем другое дело!
- Что же, - Принял эстафетную палочку второй, - мы видим, что вы, ребятки, фактурные. Хорошо получитесь на фото. Вот только вам, уважаемый Скарабей, мы бы рекомендовали сменить форму очков, а то вы похожи на Леннона или Летова, а ритм вашей музыки предполагает угловатость форм, а не округлость. Квадрат, вы поняли? Не круг, а квадрат. А, в остальном все очень даже комильфо.
- Мы тут прослушали вашу кассетку. – Первый в подтверждение своих слов вытащил кассету откуда-то из ящика стола и демонстративно положил в центре. – Неплохо, скажем вам, весьма недурно, даже для дебюта. Музычку, простите, вы писали? – Он ткнул толстым пальцем в сторону Быка.
- Да, я. – Ответил Бык и смутился.
- Мы так и подумали. – Произнес второй. – У вас самое умное лицо, хотя, для рок-музыканта, к сожалению, это не всегда комплимент. А тексты чьи?
- Мои! – Гордо сказал Ржавый и сделал волевое лицо.
- Тексты слабоваты, скажем прямо. – Сбил его гордость первый. – Хотя вы так кричите, что слов почти не разобрать. Ну, сами посмотрите, что это такое? – Он выложил на стол лист бумаги и начал декламировать:
- «На траве кровавый след. У-А! У-А! Это оборотня след. У-А! У-А!». Позвольте, молодой человек, вы же наверняка, русский, наверняка учились в школе? Неужели нельзя было написать: «На траве кровавый путь. Это оборотня след.» или «Пятна крови на траве. Это оборотня след.» Ведь есть же синонимы!
- Но это не страшно. – Продолжил мысль второй. – У нас есть очень хороший поэт, Черненко-Чернышевский, может, слышали? Он пишет все тексты для группы «Раскольников и Идиоты». Он тут вам подправил кое-что, можете ознакомиться, причем общая концепция не пострадала.
Ржавый принял из его рук листки и принялся ревниво изучать, скривив в презрении губы.
- Да. – Сказал первый. – Черненко-Чернышевский толковый парень, знает свое дело. Не зря бабло получает. Мы зовем его, за глаза, конечно, а то обидится, «Мастером умных слов». Знаете ли, у него очень большой словарный запас, и он очень ловко умеет вставлять всякие умные слова, типа «энтропия», «бодхисатва», «экзистенция», «фрустация», «тотальная аннигиляция»…
- Но это все «профанация»! – Вставил второй и оба Клюшин-Гольф, как по команде, широко разинули рты и заржали.
- Что вы имеете в виду? – Внезапно осмелев спросил Бык, который с детства имел склонность к философским дискуссиям.
- Да мертв он давно, этот ваш рок-н-ролл! – Весело ответил ему первый, продолжая трястись от смеха.
- А вот и не умер! – Гневно вступил в диспут Ржавый, задетый за живое.
- Не смешите нас, юноша! – Произнес второй. – Рок-н-ролл мертв, а все, что мы с вами сегодня можем наблюдать, это его последние предсмертные отрыжки, которые еще не просохли. Ведь и у мертвецов какое-то время растут ногти и волосы. Вы и есть эти самые ногти.
- Да! – Вступил первый. – Ведь чем был рок, по крайней мере, в нашей стране? Это был протест! Протест против коммунизма, борьба за свободу, попытка привить западный образ жизни. А теперь коммунизма нет, свободы хоть жопой жуй, правда, привить толком ничего не привили, кроме «Сникерсов» и «Кока-Колы», но протестовать больше ни к чему. И бороться не с чем.
- Скоро, - Влез второй, - вот увидите, ваш рок загнется под волной негритянской музыки. За ними, за цветными, будущее. Вот в Штатах они с ними сюсюкают, потому что там цветных во много раз больше, чем белых, и они, при желании, порвут этих белых как тузик грелку, хотя, так им и надо. Скоро мы с вами, господа, будем все дружно плясать под негритянские речевки, именуемые гордым словом «рэп».
- И в этом есть своя правда. – Продолжил мысль первый. – А то, что у нас сейчас называется «рок», это не больше, чем инерция. Люди уже начинают потихоньку проникаться новым, иногда слезливо ностальгируя по хорошо забытому старому. Потом многие, еще не поняв, что мир вокруг изменился, продолжают на автопилоте с чем-то там бороться, не догадываясь, что их самих уже давно побороли, дав победить.
- Мы называем это «Синдром Че Гевары». – Сказал второй. – Мы надеемся, что вам знакомо это имя. Так вот, мы объясним, почему мы так это называем. Видите ли, Че Гевара хотел совершить революцию на Кубе и он ее совершил, но ему показалось этого мало, потому что он привык бороться, а когда бороться не с чем, ему было просто нечего делать. И он попер дальше, собираясь бороться со всем мировым капитализмом и совершить мировую революцию. И его убили. В этом ему чертовски повезло, потому что, если бы его не пристрелили, то он бы наверняка сам бы повесился, когда освободил весь мир от гнета проклятых буржуев. Улавливаете смысл?
- Не совсем! – Отреза Ржавый и уже было открыл рот, чтобы начать спорить, но бдительные Клюшин-Гольф убили эту его идею в зародыше.
- Но это все фигня! – Радостно подытожил первый. – Мы с вами еще успеем заработать на похоронах рок-н-ролла, причем немало. Мы берем вас. Слушайте и запоминайте.
- Работы будет много. – Начал второй. – Завтра вы играете сольник в ДК «Сталеваров», мы уже договорились. Еще один концерт в субботу. Через месяц должен выйти диск. Потом мы с вами снимаем клип, еще решим, на какую песню, малобюджетный, но крутой. Потом едем в Москву и запустим вас в ротацию на радио. Одновременно с этим вы отправляетесь под зад ногой на гастроли по России и СНГ.
- Правило первое. – Сказал первый. – Во всем слушаться продюсеров. Правило второе – много не пить. Правило третье – соберетесь пукнуть, спросите нашего разрешения. Правило последнее – вам десять процентов от сборов, наши права на песни и название. Все устраивает?
- Десять процентов, это каждому? – Настороженно спросил Скарабей.
- Десять процентов – это на всех. – Ответил ему второй. – Как будете делить, ваше дело. От нас могу заметить, что в обиде вы не останетесь. Мы предполагаем, что это будет примерно такая сумма.
Он написал на листке четырехзначную цифру, показал ее первому, тот дорисовал рядом значок доллара и отдал Ржавому.
- Это в год? – Спросил он, удивленно округлив глаза.
- Это в месяц. – Ответил первый. – Причем, каждому, если делить поровну. Ну что, контракт подписываем?
- Да! – Единогласно ответили друзья.
Они вышли на улицу, предварительно подписав все, что им предложили, и остановились перекурить. Ржавый немедленно устремился к ближайшей коммерческой палатке и вскоре вернулся с охапкой пивных бутылок.
- Странные они какие-то. – Задумчиво произнес Бык, пуская голубые дымные кольца. – Говорят всегда за двоих, будто у них мозги общие.
- Да, придурки! – Подхватил Ржавый и торжественно роздал всем бутылки.
- Но теперь мы прославимся! – Как-то странно оживился Скарабей и умолк, задумавшись о чем-то личном.
Дерьмо и юность.

- Галя! – Муж Сергей незаметно подкрался сзади и отразился в зеркале бледным привидением. Галя делала макияж.
- Чего тебе? – Недовольно бросила она через плечо, сжимая в пальцах тюбик помады.
- Галя! – Повторил Сергей. – Куда ты собралась?
- Гулять. – Равнодушно ответила Галя и продолжила краситься.
- В таком виде? – Он придирчиво осмотрел ее наряд. – Вырядилась, как проститутка.
- Ты знаешь, - Устало произнесла Гала, - то же самое, слово в слово, мне говорила мама лет пятнадцать назад.
- И куда тебя черт понесет? – Озлобился Сергей.
- Я иду на репетицию моей любимой группа «Черная Оспа». А ты что, против, дорогой?
- Идешь раздвигать ноги перед этими своими сопляками? – Сергей больно схватил Галю за руку. – Скажи мне, за что ты так со мной?
- А ты подай на развод! – Предложила Галя.
- Ага! – Повысил голос Сергей. – А ты отсудишь у меня половину магазина? Заберешь половину квартиры? Половину машины и дачи? Все, что я таким трудом наживал! Нашла дурака!
- И правда. – Ответила Галя. - Именно дурака я себе и нашла.
- Но, почему? – Сергей продолжал сжимать Галину руку, костяшки его пальцев побелели от напряжения. – Ведь у нас с тобой была нормальная семья!
- В том то и дело, что была!
- Но, почему? Зачем тебе нужно это дерьмо? Зачем ты связалась с этими малолетками? Ведь ты им нужна только для одного!
- Ты прав. – Ответила Галя. – Я им нужна только для секса, и они этого не скрывают. Они честны со мной, а ты нет! Ты предал меня!
- Ну вот! Снова здорово! – Сергей обиженно уселся на диван. – Когда я тебя предал? Ну когда?
- Я все тебе объяснила уже сто пятьдесят раз! – Крикнула Галя.
- Значит, объясни в сто пятьдесят первый! – Не отставал Сергей.
- Помнишь, ты приставал ко мне с идеей секса втроем? – Злобно спросила его Галя. – Помнишь, как ты ныл, умолял, убеждал меня, что это только секс, ничего личного? Помнишь, как ты долго уговаривал меня пригласить еще одну женщину?
- Так ведь ты согласилась! – Возбужденно крикнул Сергей. – Ты же сама согласилась!
- Да, я согласилась. Но я согласилась лишь для того, чтобы посмотреть, действительно ли ты на это способен, или нет. А у тебя уже и кандидатка была на примете, разведенная соседка по лестничной клетке! И я поняла, что ты давно уже все решил, все продумал. Ты просто побоялся изменить мне, просто взять и тупо изменить мне с ней, потому что ты прекрасно понимал, что я подам на развод и отберу у тебя половину всего! Я поняла, что ты уже давно меня не любишь и не уважаешь, раз тебе насрать на мои чувства, и ты предлагаешь мне добровольно разделить тебя с другой!
- Но ведь мы так никого и не позвали! – Сергей явно не понимал, из-за чего весь сыр-бор. – Мы же тогда с тобой поссорились совершенно по другому поводу!
- Нет, дорогой! – Сказала Галя. – Мы действительно поссорились с тобой по другому поводу, но причина была одна – я тебя больше не уважаю. И ты меня не уважаешь. И сейчас ты качаешь права, а собственно, что тебе не нравится? Я готовлю тебе обед, я сплю с тобой, я стираю твои носки и выслушиваю твои бесконечные жалобы на налоговую инспекцию и санэпидемстанцию. А все остальное – это просто секс, дорогой, ничего личного!
- Жестоко! – Застонал Сергей. – Как это жестоко! Ну ладно, я понимаю, что ты просто наказываешь меня, пусть, но эти то, эти прыщавые ПТУшники, что они в тебе нашли?
- Они не ПТУшники и не прыщавые. Они музыканты, играют в группе. Я им даю то, что они хотят. Я имею опыт, я привлекательна, я не лезу к ним со своей любовью и сопливыми разборками, я не ревную, на мне не надо жениться, а если я залечу, то это мои проблемы. Ровесницы не могут дать им всего этого. А потом, с ними я чувствую себя намного моложе, но тебе, дорогой, этого не понять. Помню, мне было лет пятнадцать, я еще училась в школе, так у меня на стене висел плакат группы «Kiss». Помню, я смотрела на них, и думала, какие же они крутые, я хотела быть такой, как они, но у меня тогда, отчего-то не вышло. А потом я забыла об этом, я потеряла то ощущение, что давала мне их музыка, я стала другой. Я даже не помню, куда делся плакат и все мои пластинки, наверное, мать выбросила. А теперь, общаясь с этими парнями, я вдруг вспомнила все, я словно вновь стала юной и теперь я могу жить, как хочу и быть такой, как хочу. А ты, дорогой, сам разрешил мне все это, первым произнеся наше новое правило: «Это только секс, ничего личного». Так что, извини, но мне надо идти. Ужин в холодильнике, в красной тарелке. Поставишь в микроволновку на две минуты. Я приду поздно.
Галя поцеловала мужа в щеку и ушла. Сергей брезгливо потер место поцелуя рукавом.

Личинки и личности.

- Ку-ку! А вот и я! – в дверь проскользнула туго затянутая в кожу Гала. – Ну что, мальчики, заждались? Соскучились?
- Как по проказе! – Злобно проворчала Стрекоза и надменно отвернулась.
База группы «Черная Оспа» располагалась в полуподвальном помещении заброшенного цеха фабрики-прачечной, о чем напоминал стойкий специфический запах мокрого грязного белья. Помещение было большое, но так себе, зато с акустикой там было все в порядке. Было электричество, была вода, был даже туалет с одним единственным разбитым унитазом, но брали за помещение сущие копейки, а что еще нужно для счастья будущей рок-звезде?
Уже все, кого ждали и не ждали, были в сборе. Ржавый, Бык и Скарабей настраивали инструменты, алчно поглядывая на батарею полных пивных и водочных бутылок, выстроенную вдоль стены. Стрекоза и Синица, как обычно, сидели вдвоем в углу и тихо мирно шептались о своем, о женском. Гала прогуливалась по большому залу, ослепляя всех присутствующих глянцевым блеском своей суперузкой и суперкороткой кожаной юбки, недавно прикупленной на местном вещевом рынке. Еще рядом крутились Тухлый, Бельмондо и какая-то безымянная телка в лосинах, но они скоро ушли, так как полностью осознали тот факт, что поить их на халяву никто не собирается. Были тут и «неудачно разделенные сиамские близнецы», так прозвал Бык продюсеров Клюшина и Гольфа, но они лишь поводили носом и скрылись с обещанием подобрать более достойное место для своих новоиспеченных подопечных.
- И так, мальчики, рок-н-ролл! – Громко завопила уставшая бродить кругами Гала и откупорила себе бутылку пива.
- Завтра концерт. – Зачем-то напомнил всем присутствующим Бык. – Давайте сыграем, бухать после будем.
- Да… - Задумчиво протянул Ржавый. – Мы, конечно, реально пару раз играли на сейшенах, но сольник! Это засада. Сиамские близнецы велели играть минимум полтора часа, мол так в афише указано, а у нас материала минут на сорок пять всего.
- Так давай новые сыграем! – Предложил Скарабей. – Ведь у нас есть штук пять новых песен, Ржавый?
- Мы их не репетировали еще! – Гневно ответил Бык. – Я предлагаю сегодня гонять новье, старые мы и так знаем.
- А я придумала сюрприз! – Гала подошла поближе и пикантно облокотилась на стол.
- Какой еще сюрприз? – Спросил Ржавый и подошел к ней вплотную.
- Давай потом, Гала! – Проворчал Бык. – Уже четыре часа, нам играть надо! Как бы не облажаться нам завтра с концертом!
- А это все Ржавый виноват! – Обиженно произнес Скарабей. – Это он пальцы гнул, что мы хоть сейчас играть можем!
- Ладно, не ссать, мужики! – Торжественно произнес Ржавый. – Прорвемся!
- Так я о сюрпризе! – Не унималась Гала. – Эти ваши продюсеры говорили, что хорошо было бы завтра какой-нибудь скандальчик подкинуть, мол, журналюги припрутся из местной прессы. Так я придумала очень клевый скандальчик! Будете довольны!
- Какой еще скандальчик? – Томно спросил Ржавый, неприлично трогая Галу за интимные места.
- А это сюрприз! – Взвизгнула она. – Уйди, противный, мне щекотно!
- Какой еще сюрприз? – Зло спросил Бык, с ревнивым отвращением наблюдая эту публично-интимную сцену.
- А не скажу! – Глупо прохихикала Гала, нехотя отрывая от себя руки Ржавого.
- Ты смотри, чтобы у нас потом геморроев никаких не было! – Проворчал Скарабей, расставляя свои барабаны. – А то подкинешь нам свинью!
- Это она может! – Огрызнулась из угла Синица, но на нее никто не обратил внимания.
- Ты, Скарабей, прям как злобная личинка! – Набросилась на него Гала. – Все тебе не нравится, только ворчишь вечно, короед проклятый! Я по телеку видела, и кенгуру может на барабанах играть.
- А ты рот закрой! – Огрызнулся в ответ Скарабей. – Сама ты личинка! Глиста в жопе!
- А ты пидор! – Продолжила полемику Гала. – Гнойный пидор ты и есть! Бабами не интересуешься, значит ты пидор!
- Я тебя трахать не стану! Если, конечно, ты себя имеешь в виду! – Сказал Скарабей, взбесившись не на шутку.
- Да ты просто мудак, раз от меня отказываешься! – Завопила Гала. – Я тебе глазки строила, хотела групповушку с тремя мужиками, а ты морду свою поганую от меня воротишь, чмо очкастое! Да я сама тебе теперь не дам!
- Да я лучше подрочу, чем к тебе близко подойду!
- Ладно, уймитесь! – Бык попытался примирить враждующие стороны. – Скарабей, работать надо!
- А ты лучше шлюхе своей пасть закрой! – Ответил ему Скарабей, брызжа огнем из глаз. – Личинка! Да все вы тут личинки!
- Ты Галу нашу не обижай! – Вступился Ржавый за подругу. – У нее юмор такой, она так шутит. Чего ты напрягся!
- Зато я не шучу! – Зло прошипел Скарабей. – Да пошли вы все!
Он отбросил в гневе барабанные палочки и удалился, мощно хлопнув дверью. От стены отвалился кусок штукатурки и в полной тишине, с противным хрустом, шлепнулся на кафельный пол, разломавшись на части.
- Блин, Гала, ну нахрена ты это сделала? – Обиженно проворчал Бык и побежал догонять Скарабея.
- Это он из-за своей Любочки так бесится. – Подвел итог Ржавый, разливая водку в пластиковые стаканы на всех оставшихся.
- Из-за какой еще Любочки? – С интересом спросила Гала. – У него что, баба есть?
- Да долгая история. – Ответил Ржавый и выпил, не предлагая другим. Все остальные последовали его примеру.
- А мы никуда не торопимся! – Проворковала Гала. – Расскажи, Ржавый, а то все равно девки над душой сидят, не побалуешься!
- Да, так, старая сказка. Учились мы со Скарабеем в одном классе. На последний год к нам новенькая пришла, Любочкой звать, просто чистая Белоснежка. Нет, в натуре, как Белоснежка, та, что на вкладыше к жвачке, диснеевская. Волосы черные, глазки голубые, вся такая розвенькая, хорошенькая… Тогда все на нее запали, и я тоже запал, только она ни с кем не хотела гулять. Всегда одна ходила. И, вроде, не хамит, не грубит, а на сраной козе не подъедешь. Добивался я тогда ее тело помять, но все без мазы, а ведь я самым крутым в школе был. И по-хорошему хотел, и по-плохому, все мимо! Смотрит на меня, как на говно, да и только! Тогда я придумал одну штуку. У нее кот был, сам по себе гулять выходил, сам возвращался. Так вот, я этого кота поймал, шею ему свернул и принес Любочке. Говорю, что так мол его, беднягу, и нашел. Она, естественно, в слезы, я ее успокаиваю, обещаю собственноручно найти и казнить живодера. Она решает, что я все же в глубине души хороший, и начинает со мной встречаться. «Дружили» мы с ней, скажу вам, как надо, по полной программе. Она мне уже надоедать стала своей правильностью, но тут Скарабей меня выручил. Рассказал он все Любочке, всю горькую правду о гибели ее кота. Она, не вопрос, меня тут же отшила, обозвав гадко, а Скарабей ее себе прибрал на правах прекрасного принца. Стала Любочка со Скарабеем дружить. Только дружили они не долго. Скарабей ее на мотоцикле катал, да и уронил на вираже. Грохнулась она и что-то там себе повредила, теперь уже года два как не ходит, дома лежит. Вот после этого Скарабей разговоры о бабах не любит. У него это, типа, комплекс!
- Понятно! – Протянула Гала. – Но ты то, ржавый, у нас без комплексов?
- Жалко девочку. – Грустно проговорила Синица и налила себе еще водки.
- И кота жалко! – Поддержала грустную ноту Стрекоза.
- А мне никого не жалко! – Браво ответил Ржавый. – Видать, у них судьба была такая! Правда, Гала?
Гала не ответила, потому что в это время вернулся Бык, таща за рукав грозного Скарабея.
- Все, кончай базар! – Распорядился он. – Надо играть, а то обосремся завтра на концерте! Дамы, покиньте помещение! Нам работать надо. Приходите завтра, а то опять кто-нибудь поссорится!
Девушки вышли. Гала пошла своей дорогой, на прощание помахав всем ручкой. Синица и Стрекоза пошли куда глаза глядят, потому-то никаких дел у них больше не намечалось.
- А, все таки, сволочь Ржавый! – Вдруг произнесла Стрекоза. – Как он мог! Убить кота, чтобы закадрить телку! Просто зверь какой-то!
- Я тебе говорила, что он настоящий мужик. – Ответила ей Синица. – Он личность, поэтому всегда поступает так, как ему хочется. Он со всеми поступает так, как ему хочется. Это все равно, что осуждать собаку за то, что она кусается.
- Может быть, ты и права, подруга. – Сказала Стрекоза. – Но Гала, какая сволочь, а?
- А вот Гала как раз личинка, а не личность. С ней не грех поступить так, как хочется. – Пробубнила Синица. – Она этого заслуживает.

Ковбои и губка.
- Васенька! – Благообразная старушка с серебристыми волосами, уложенными на затылке затейливой ракушкой, посмотрела в упор на немолодого господина, иначе и не назовешь. Господина, наверное, уже лет тридцать никто не называл «Васенькой» и от такого обращения он, мгновенно впав в детство, смутился.
Импозантный Васенька, с проседью в волосах, в дорогущих очках и со слишком аккуратными, будто нарисованными фломастером, тонкими черными усишками, внимательно смотрел ей прямо в глаза, пытаясь угадать тему предстоящей беседы.
- Васенька! – Повторила старушка. – Как твои дела? Как Америка, как детки?
- Спасибо, Венера Владиленовна. – Ответил Васенька. – Все хорошо. Бизнес расширяется, детки хорошие. Долли в колледж поступила, Бетти у нас спортсменка, в теннис играет. Все замечательно.
- Вот и отлично! – Восхитилась старушка и мгновенно переменила тему разговора. – Васенька, а ты помнишь, в детстве, ты болел сильно? Помнишь, твоя матушка, царствие ей небесное, умоляла меня найти хорошего врача за любые деньги? Помнишь, я нашла, причем совершенно бесплатно? А ты выздоровел и, вон какой красавец вырос!
- Конечно, помню. – Ответил Васенька. – И безмерно вам благодарен за это.
- А, помнишь, Васенька, - Продолжала старушка. – сын мой Алешенька, упокой господь его душу, помог тебе? Помнишь, он помог тебе, когда у тебя были проблемы? А ведь мог не помогать, но помог, хотя и сам очень рисковал. Помнишь? – В уголке ее глаза показалась слезинка, блеснула в свете лампы и куда-то внезапно пропала.
- Да, Венера Владиленовна, еще бы. – Вася не понимал, куда клонит старушка. – Никогда не забуду этот его поступок. Он спас меня.
- Так вот! – Старушка придвинулась поближе к Васеньке и произнесла ему прямо в лицо:
– Я хочу, чтобы ты забрал Гаврюшу с собой в Америку. Я объясню тебе мотивы моего решения, и, я считаю, ты сочтешь их убедительными и не откажешь, принимая в расчет те услуги, которые оказывала тебе моя семья.
Старушка налила себе и Васеньке коньяку, придвинула поближе к нему хрустальную вазочку с нарезанным лимоном и начала:
- Понимаешь, Васенька, Гаврюша очень хороший мальчик. У него ранимое любвеобильное сердце и нежная душа, впитывающая все вокруг, словно губка. А ты ведь знаешь, Васенька, что губка непременно впитывает в себя ту среду, в которой оказалась. Положишь ее в молоко и она пропитается молоком, бросишь в лужу и она мгновенно наберет в себя всякой грязи, швырнешь в канализацию, и она наполнится нечистотами так, что потом и не отмоешь до конца. Но губку, прежде чем она что-либо в себя впитает, надо как следует выжать. Тут я, каюсь, приложила свою руку.
Старушка потрясла перед Васенькиным лицом крепко сжатым кулачком, покрытым сетью голубых вен и продолжила:
- Помнишь, какой Гаврюшенька был в детстве? Любо дорого смотреть. Всегда чистенький, аккуратный. Лет с пяти сам начищал до зеркального блеска свои ботиночки, прежде чем выйти на улицу. У меня наворачивались на глаза слезы умиления, когда я наблюдала эту картину. Но видел бы ты его сейчас! Так вот, Гаврюша всю жизнь тянулся к музыке. У него абсолютный слух, у него есть определенный талант, но нет дара! К сожалению, он абсолютно бездарен, у него нет элементарной пластики пальцев, чтобы стать выдающимся скрипачом, а просто играть на скрипке для него было не достаточно. Ему было лет четырнадцать, когда я открыла ему горькую правду. А сама помогла ему выжать досуха губку его души, но я делала это из благих соображений, чтобы позже, в боле зрелом возрасте, он не испытал горечь разочарования и не тешил почем зря свое самолюбие напрасными иллюзиями. Я стара, Васенька, мне уже за семьдесят! Возможно, если бы были живы его родители, они бы заметили, но я пропустила тот момент, когда губка плюхнулась в грязную лужу. И она моментально впитала в себя всякую мерзость.
Старушка помолчала немного. Васенька хотел было что-то сказать, но она жестом попросила его обождать и продолжила свою мысль:
- Чтобы очистить губку, Васенька, ее надо неоднократно полоскать чистой водой. Выжимать и промывать, пока вся грязь из нее без остатка не выйдет наружу. Так вот, Васенька, пока душа моего внука не загрязнилась окончательно, пока можно что-то исправить, отмыть, я хочу спасти его. Знаешь, Васенька, Гаврюша начал выпивать. Конечно, у него еще остались приличия, он не смеет приходить домой пьяным, но я знаю, что он пил! И он балуется наркотиками. Я знаю, о чем говорю. Мой первый муж, а ты, естественно знаешь, кем он был, увлекался кокаином, но это было нечто другое, время было другое. Я вижу симптомы, так мне знакомые. Поэтому я заверяю тебе, что Гаврюшу надо спасать. И спасешь его ты, Васенька.
Старушка посмотрела на него, пытаясь разглядеть реакцию на свои слова, но Васенька был хорошим бизнесменом и умел скрывать свои чувства, когда надо.
- Я хочу, - Продолжила старушка. – чтобы ты уговорил его, завлек идеей, запудрил ему мозги, а ты прекрасно умеешь пудрить мозги, и считай это комплиментом! Я хочу, чтобы ты расписал ему прекрасное будущее в Америке, его блистательную карьеру, чтобы он сам увлекся этой идеей. Я уверена, что ты, Васенька, в состоянии это сделать. А потом я хочу, чтобы ты загрузил его работой, якобы временно, не пыльной, но отнимающей все свободное время, чтобы у него не было возможности отвлекаться на чепуху. Английский он знает неплохо, ведь не зря же десять лет в языковой школе проучился. Что ты скажешь на это, Васенька?
- Я подумаю. – Ответил он.
- Что? – Возмутилась старушка и одарила Васеньку таким взглядом, полным укора и праведного гнева, что ему тотчас же стало не по себе, стало стыдно.
- Я хотел сказать, Венера Владиленовна, что мне надо подумать, куда именно его можно пристроить. – Смущенно, словно провинившийся школьник, пробормотал Васенька. – А вот, кстати, у моего тестя есть ранчо в Канзасе. Он разводит лошадей. Бизнес так себе, больше для души, но работы там много. Как вам такой вариант?
- Замечательно! – Старушка сменила гнев на милость и восторженно всплеснула руками. – Ковбои, это то, что надо! Гаврюша любит ковбоев, это так романтично! Я уверена, что он согласится. Когда, Васенька, ты сможешь его забрать?
- Надо переговорить. В любом случае я здесь пробуду до конца следующей недели. Зайти к вам могу завтра.
- Завтра у Гаврюши концерт. Давай в воскресенье. Он точно будет дома, ведь это традиция.
- Отлично. – Ответил Васенька. – В воскресенье в два часа я у вас. Вы же в два обедаете?
- Верно, Васенька, верно! – Залепетала старушка. – Я была уверена, что ты поймешь меня правильно и поможешь. Ты порядочный человек и спасибо тебе за это.

Белоснежка и доллары.

- Тетя Нина, это я, Олег! – Крикнул Скарабей из-за закрытой двери.
Дверь тот час же отворилась и женщина в трикотажном спортивном костюме с надписью во всю грудь «PUMA» пропустила его внутрь.
- Как Любочка? – Спросил он, протягивая женщине пакет. - Я тут бананов ей купил, ананас.
- Ах, Олежка, зачем такие траты? – Вздохнула женщина, но пакет взяла и моментально утащила на кухню. – А Любочка, как всегда. Только что покушала, сейчас лежит, телевизор смотрит.
- Я пройду? – Спросил Скарабей, а сам уже направлялся к закрытым дверям Любочкиной комнаты. – Кстати, - он понизил голос, - тетя Нина, а был врач? Вы приглашали этого, ну, профессора? Что говорит?
- Ах, был, Олежка, был с утра. Говорит, что нужна операция. У нас таких не делают, только в Германии. На все про все нужно не меньше десяти тысяч долларов, и то, это по минимуму, если осложнений не будет. Шансы, он говорит, высокие, процентов девяносто пять, что Любочка поправится. Помочь обещал, если деньги соберем. Но где их взять, деньги то? Мы уже и так продали все, что можно было. Отец, вон, и так занял. Так что, ты ей не говори. А без операции, сказал врач, ходить она уже никогда не будет.
- Я, тетя Нина, может быть, найду деньги. – Неожиданно произнес Скарабей. – Вы только Любе пока ничего не говорите, не обнадеживайте, а то вдруг ничего не получится, а она верить станет.
- Так где же ты такие деньжищи то возьмешь! – Всплеснула руками женщина и вдруг сама испугалась своей догадки. – Ох, ты, Олежка, смотри, не натвори чего! А то ты один у Любочки остался, больше никого нет.
- Да нет же! – Поспешил Скарабей ее успокоить. – Я никого грабить не собираюсь, просто мы контракт подписали с продюсерами, будем диск издавать, на гастроли поедем, может, я и заработаю нужную сумму. Надеюсь, что заработаю.
- Ах, Олежка! – Женщина пала на грудь смущенному Скарабею. – Что бы мы без тебя делали!
В маленькой комнатке, где Любочка проводила все свое время, неподвижно лежа на жесткой, без матраса, кровати, неприятно пахло лекарствами и болезнью, вызывая желание поскорее оттуда убежать. Любочка задремала, она и впрямь очень напоминала Белоснежку, уснувшую вечным сном в своем хрустальном гробу, вкусив отравленного ведьминого яблока. Скарабей не удержался, склонился и поцеловал ее в приоткрытые алые губы.
Любочка проснулась.
- Привет! Как дела? – Браво спросил Скарабей.
- Как обычно. – Грустно ответила она. Поясница очень болит. Ночью почти не сплю. Врач приходил.
- Да, твоя мать мне сказала. – Произнес Скарабей. – Врач говорит, что есть шансы.
- Лично мне он ничего не сказал. – Любочка беззвучно заплакала, роняя крупные прозрачные слезы на подушку.
- Я во всем виноват! – Заключил Скарабей. – Это я во всем виноват. Не знаю, сможешь ли ты когда-либо простить меня.
- Да, брось ты, Олег! – Произнесла Любочка, сквозь слезы, стискивая его руку в своих полупрозрачных пальцах. – Ты ни в чем не виноват. Это я сама упросила тебя покататься на мотоцикле. Видно, судьба у меня такая.
Она немного помолчала, а потом добавила:
- Я все слышала, о чем ты с моей матерью говорил. Знаешь, а я тебе верю. Обидно только, что все упирается в доллары, в эти чертовы зелененькие бумажки! Все крутится вокруг них! Противно!
Она помолчала немного, отвернувшись к стене.
- Уходи, Олег. – Тихо проговорила Любочка, не глядя на него. – Мать мою позови, мне в туалет надо.
- Я приду еще! – Крикнул Скарабей, пытаясь выглядеть веселым. – Завтра, послезавтра, я всегда буду рядом. Я очень люблю тебя.
- Я знаю. – Ответила Любочка.

Шоу и бизнес.

- Первый концерт! Наш первый сольный концерт! – Бык ходил из угла в угол по гримерке, возбужденно потирая руки. – Все билеты проданы! Будет полный зал!
В углу Ржавый смущенно стоял перед прибежавшими на шоу продюсерами Клюшиным и Гольфом. Те его жестоко отчитывали.
- Мы тебе устроим! – Кричал первый Клюшин-Гольф. – Тоже мне, удумал! Никаких факелов! Нас администрация ДК в два счета выкинет, а мы, между прочим, уже денежки заплатили!
- Я хотел, как у «Металлики»… - Пытался оправдаться Ржавый, но его доводы не дошли до сердец продюсеров.
- Мы тебя предупредили! – Визжал второй. – И убери отсюда это! – Он гневно указал пальцем на бутыль с керосином, стоящую в углу. – Тоже нам, шоумен нашелся! Где «Металлика» и где ты? Это же дореволюционная постройка! Загорится так, что не потушишь. Увидят – прогонят, а мы с тебя неустойку вычтем!
- Ладно, ладно! – Нехотя проворчал Ржавый и пошел краситься перед выступлением.
- А вы чего расселись? – Продюсеры набросились на затихших на диване девчонок. – Давайте, помогите им, причешите поэффектней, а то только место занимаете!
Вскоре начался концерт. Музыканты вышли на сцену, предварительно разогревшись большим количеством водки. Грянули первые аккорды музыки и зал взревел:
- Оспа! Оспа! – Скандировали сотни голосов. – Ржавый! Жарь! Черная Оспа! Черная Оспа!
- Ух ты! – Прокричал Бык прыгающему рядом Ржавому.
- А то! – Ответил он и сделал сальто назад под рев толпы.
Первая часть прошла на «Ура». Зал ликовал, сотни рук тянулись к сцене, сотни голосов орали и подпевали. Продюсеры, довольные, убрались восвояси, оставив своих подопечных. На галерке кто-то дрался, щелкали фотоаппараты репортеров местной газеты, у входа скучал толстый «секьюрити» с соответствующей биркой на шее.
После перерыва на сцене произошло пополнение. Вылезла в люди пьяная Галя, сняла майку, на радость разгоряченной толпы, и принялась зажигательно отплясывать, потрясая голой грудью.
- А вот и мой сюрприз! – Прокричала она Ржавому, стараясь переорать громкую музыку. – Будет шоу, как у «Коррозии Металла»!
Народу нравилось.
- А вы что встали! – Галя схватила стоящих за колонками Стрекозу и Синицу и вытащила их на авансцену. – Давайте, раздевайтесь! – Кричала она им в уши. – Или сиськи отвислые?
- Ничего у нас не отвислое! – Обиделась пьяная Синица, и принялась стягивать через голову футболку, еле держась на ногах. Стрекоза последовала ее примеру.
- Все! Все снимай! – Не отставала Галя и, в подтверждение свои слов, стащила свою кожаную юбочку, под которой ничего не было надето. – Давай! Или стыдно? Слабо, да?
- А вот и нет! – Храбро прокричала Стрекоза и разделась совсем, с пьяну даже не постеснявшись видавшего виды нижнего белья. – Синица, давай утрем нос этой корове!
Синица тоже разделась. Девушки, все втроем, начали изображать неумелое подобие стриптиза, радуя своим голым видом шумящую и орущую толпу фанатов.
Далее все вышло весьма неожиданно. В разгар танца Стрекоза получила мощный удар в спину и, не удержавшись на ногах, полетела вниз, где множество рук мигом вцепилось в нее со всех сторон. Судя по раздавшемуся рядом истошному крику, Синицу постигла та же участь.
Стрекоза пыталась подняться, но жадные руки больно хватали ее, бесцеремонно трогали, щипали, царапали. Она кричала и вырывалась, но все было бесполезно. Вдруг она оказалась на полу. Что-то холодное и гладкое ткнулось ей между ног, чей-то немытый член качался возле ее лица. Стрекоза потеряла сознание.
А шоу тем временем продолжалось. Музыканты играли, Гала танцевала и громко смеялась, подзадоривая толпу, журналисты рвались к месту события и щелкали камерами.
Концерт кончился и публика, довольная проведенным временем, покинула зал, оставив после себя кучи мусора, окурков и пустых бутылок. Голая Стрекоза пришла в себя и поднялась на ноги. На ее животе отпечатался четкий след ботинка. Неподалеку сидела Синица, пытаясь остановить текущую из носа алую кровь. Вновь прибежали Клюшин и Гольф.
- Если вы думаете, дамы, что мы вам заплатим, то вы ошибаетесь! – Визжал один из них, кружась возле голой Стрекозы. – Бизнес есть бизнес! В контракте вы не прописаны!
- Но шоу удалось! – Подхватил второй. – Сами придумали? Но, в следующий раз, обговаривайте подобные выходки с продюсерами! Эй, господин Ржавый, это вас касается!
- Надеюсь, вы совершеннолетние? – Вновь обратился первый к девушкам. – А то у нас будут неприятности.
- Да. – Сухо ответила Стрекоза и пошла одеваться.
- Ну как сюрприз? – Ликовала Гала, отхлебывая водку прямо из горла. – Супер, да? Я же говорила, что вам, мальчики, понравится!
- Ты молодец! – Пробасил Ржавый и заключил Галу, успевшую уже одеться, в крепкие объятия. – Не ожидал!
- Я тоже от тебя этого не ожидал! – Произнес Бык, в плотную приблизившись к полуголой Стрекозе, собирающей разбросанную по сцене одежду.
- Тебе понравилось? – Спросила она, покраснев, и подняла на Быка свои голубые глаза.
- Я думал, что ты хорошая девушка. – Ответил Бык. – А ты такая же, как Гала!
Он развернулся и ушел. Синица от обиды заплакала, но ее слез никто не увидел.

Кавалеры и реальность.

- Мариша! – Мать погладила Синицу по залитым лаком волосам. – У тебя все хорошо?
- Да. – Скупо ответила Синица, продолжая хлебать суп из сайры.
- Ты в последнее время какая-то странная. – Продолжала мать. – Ешь много, потолстела, вон, прыщи все лицо обсыпали. Ты, случаем, не беременная?
- Нет! – Грубо бросила Марина.
- Ты уверена? – Наседала мать. – Я знаю, что ты уже давно не девочка. Я не дура и все вижу. Отцу я, конечно, ничего не говорила, а то он замучает нас с тобой своими солдафонскими замашками. Марина, хочешь, я тебя к доктору свожу?
- Ничего не надо. – Ответила Синица. – У меня все хорошо.
- Ведь ты врешь! – Возмутилась мать. – Почему ты мне врешь? Ведь я вижу, что с тобой что-то не так! И эти прыщи. Когда я тебя носила, у меня вот так же, всю рожу обсыпало, прошло только после родов. И мерзкие такие прыщи, ничем не выведешь. Прямо, как у тебя. Может, сходим все-таки к доктору?
- Никуда я не пойду! – Разозлилась Синица.
- Так, какой срок? – Спросила мать.
- Два месяца.
- Что же ты сидишь! Надо срочно делать аборт, потом поздно будет!
- Я не буду делать аборт. – Проворчала Синица. – Я совершеннолетняя и могу решать сама. Я рожу этого ребенка.
- Ты обалдела! – Мать с недоумением уставилась на дочь. – У тебя же ни работы, ни образования. Потом, ты ему, мальчику своему, рассказала? Что он говорит?
- Он ничего не знает. – Синица как-то глупо и мечтательно улыбнулась.
- Не понимаю! – Заволновалась мать. – Он, что, бросил тебя?
- Я и не думала, что ты поймешь! – Закричала Синица. – Он никогда ничего мне не обещал, поэтому не мог меня бросить!
- Так ты что, собираешься быть матерью-одиночкой? Ты собираешься одна растить ребенка? Реальность такова, Марина, что это очень трудно и не просто. Посмотри на свою Катьку и ее мать! Это же кошмар! Она сама всю жизнь мучается и Катьку твою замучила! Реальность, девочка моя, вот реальность! А если отец твой узнает, представляю, что будет! Нет, надо делать аборт, пока не поздно.
- Я не буду делать аборт. – Твердо заявила Синица. – Я люблю его и рожу ему ребенка, а потом скажу, что он отец. Тогда он поймет, кто его любит по настоящему, а кто только так, насрали!
- Да он пошлет тебя куда подальше! – Закричала на Синицу мать. – Если ему сейчас наплевать на тебя, то с ребенком он вообще на тебя смотреть не станет! Такова реальность, поверь, я знаю жизнь, знаю мужиков! Но, мне даже интересно стало, кто же этот твой загадочный кавалер?
- Не твое дело! – Грубо ответила Синица, но мать ее не слушала.
- Это, наверное, Витька Крымов. – Размышляла она вслух. – То-то он повадился к тебе ходить уши прокалывать! Нет, Витьку весной в армию забрали. Кто же тогда?
- Ты его не знаешь! – Проворчала Синица. – И не надо лезть мне в душу!
- Как не надо! – Обиделась мать. – А, вот еще что! Ты же пила! Ты же вчера пьяная в стельку пришла после этого своего концерта!
- Ну и что! – Сказала Синица.
- А то, что твой ребеночек дурачком родится! Ты беременная, а пьешь!
- А я знаю одного человека, - Произнесла Синица с серьезным лицом. – чьи родители всю жизнь пьют. А он ничего, не дурачок, а наоборот, очень талантливый, он очень умный!
- Слушай! – Мать осенила страшная догадка. – А это случайно не рыжий, сынок уборщицы из нашего гастронома?
По выражению лица дочери, она поняла, что попала в точку.
- Боже мой! – Застонала мать. – Нечего сказать, нашла ты себе, доченька, кавалера! Шикарный кавалер! Это его папаша прошлой зимой надрался в стельку и замерз в сугробе? Он, я точно помню. И сынок его, наверняка, такой же, пьянь пьянью! Вот так кавалер!
- Я так и думала, что ты меня не поймешь! – Воскликнула Синица и горько заплакала. – Я люблю его! Какое ты имеешь право так говорить о нем? Он гениальный, он музыкант, он играет в группе! Он самый лучший и я уже все давно решила. Я буду рожать! Точка!
Синица наскоро оделась и убежала из квартиры, оставив мать в недоумении посреди кухни. Некоторое время мать простояла неподвижно, то принимаясь плакать, то сжимая от злости кулаки. Потом вдруг ее лицо разгладилось, глаза приобрели осмысленное выражение. Мать подошла к телефону, извлекла из тумбочки старинную потрепанную записную книжку, полистала ее и решительно набрала давно забытый номер.
- Але! Томик, это ты? – Нежно проворковала она в телефонную трубку. – Это я, Ира. Да, сколько лет, сколько зим. Надо, как-нибудь, встретиться. В гости приходи к нам, поболтаем. Слушай, Тамара, у меня к тебе дело. Помнишь, ты плод изгоняла, когда твой Лешка в армии служил? Да, сто лет назад. Тамара, ты помнишь, как те таблетки назывались, что ты пила тогда? Точно? Погоди, дай запишу. Нет, у нас все в порядке. Созвонимся! Да, до встречи.


Смерть и зрители.

Субботний концерт группы «Черная Оспа» грозил аншлагом. Куча зрителей, не доставших билеты, толпились небольшими кучками возле ДК «Сталеваров», единственного очага культуры во всем маленьком городке.
К ДК подъехал черный здоровущий джип, из которого вылезли уже успевшие стать легендарными музыканты в сопровождении двух круглых продюсеров. Толпа ринулась к ним, окружив со всех сторон. Девушки визжали, парни продирались вперед, всем им нужны были автографы.
Не без помощи охраны, музыканты проникли внутрь ДК и направились в гримерку.
- А где ваши дамы? – Спросил по дороге Клюшин-Гольф, тот, у которого были глаза в кучу.
- Да! – Подхватил второй продюсер. – Зрители хотят зрелища! Ваш стриптиз в прошлый раз имел успех, вот и «Вечерний Сталевар» написал! Вы читали?
- Да! Читали. – Ответил Скарабей, волоча тяжелый короб с ударными инструментами. – Мы уже отметили это дело.
- Мы видим. – Прервал его первый Клюшин-Гольф, нехорошо покосившись в сторону пьяного и шатающегося Ржавого. – Мы надеемся, это не отразится на вашем выступлении?
- Гала уже здесь! – Ответил Бык на первый заданный вопрос. – Я ее только что видел. А остальные, не знаю, мы их с утра не видели. Придут, наверное, как же им не прийти!
- А не придут, хрен с ними! – Громко проговорил Ржавый. – Наша Гала десятерых стоит!
Ржавый подмигнул Быку, но тот не отреагировал на его мимику.
Далее все шло, как обычно. Продюсеры ушли по своим важным продюсерским делам. Музыканты выпили еще водки. Ржавый достал из кармана пачку «Циклодола» и торжественно предложил товарищам, но все, кроме Галы, отказались, приводя каждый свои веские причины. Стрекоза и Синица так и не появились, но, похоже, что этот факт никого не озаботил. Настал указанный в афише час, занавес поднялся и началось действо.
- Давай, Гала, раздевайся! – Ржавый подошел к девушке, усевшейся на полу в углу сцены, как только отыграла первая песня «Черный флаг и труп пирата». – Пойдем, будешь плясать, как в прошлый раз, а то зрители хотят голого женского тела!
- Что-то мне как-то хреново. – Проворчала Галя. – Это от твоих колес. Как-то в башке крутит.
- Так это же круто! – Прокричал Ржавый. – Это же цикла, она по кайфу!
- Я пойду в гримерку, полежу. – Ответила ему Галя. – Позже, может быть, выйду. Если захочу.
- Надо, Гала, надо! – Сказал Ржавый и начал расстегивать молнию на ее юбке.
- Да пошел ты! – Галя гневно пихнула его в грудь и ушла за кулисы.
- Вот тварь! – Выругался Ржавый, присоединяясь к остальным музыкантам и подхватывая на басу первые аккорды следующей песни. – Хочет все обломать! Сука!
- Она не обязана. – Ответил ему Бык.
- Что значит, не обязана? – Возмутился Ржавый. – Водку нашу пьет, а отработать не хочет, гнида!
Его возмущение было прервано необходимостью начинать петь.
После небольшого перерыва, символизирующего середину концерта, Ржавый наведался в гримерку.
- Это тварь спать улеглась! – Гневно пожаловался он. – Не хочет нам помочь! Удавил бы суку!
- Уймись! – Цыкнул на него Бык. – Черт с ней, сами справимся. Давай, играй «Марш сатаны».
Возмущенный и еще более пьяный Ржавый взял в руки гитару и попытался играть, попадая пальцами мимо струн, но зрители все равно были довольны и громко кричали:
- Черная Оспа! Черная Оспа! Стриптиз давай!
Не успели еще отзвенеть последние аккорды музыкальной композиции под названием «Марш сатаны», как здание славного ДК «Сталеваров» огласилось бешеным ревом пожарной тревоги. На сцену выскочил дядечка в сером стародавнем костюме, насильно вырвал у сопротивляющегося в состоянии алкогольного опьянения, Ржавого, микрофон из рук и прокричал в зал: «Пожар! Всем немедленно покинуть помещение!».
Толпы зрителей устремились аморфной черной массой к выходу, толкаясь и давясь в дверях, некоторые, не восприимчивые к голосу разума, субъекты, остались в зале, и были позже выдворены охраной, оказывая сопротивление подобному произволу. Музыканты побежали за кулисы, похватав все более-менее ценное из инструментов.
В коридоре по пути к гримерке уже все заволокло едким дымом. Было трудно дышать, чем-то мерзко воняло.
- Ты куда? – Какой-то храбрый работник ДК, не спешивший эвакуироваться наружу, схватил Быка, отчаянно рвавшегося в гримерку.
- Отвали! – Оттолкнул его Бык. – Там моя Галя! И гитара новая, дорогая!
- Да ты че, бестолочь? – Попытался его остановить храбрый работник ДК, но Бык уже открыл дверь и заглянул внутрь.
То, что он там увидел, потом долго мучило его в ночных кошмарах. Диван пылал, источая смрад. Яркие языки пламени расползались вверх и в стороны, бежали по стенам и потолку, гудели и шипели. Первым делом в глаза ему бросилась гитара, уже поглощенная пламенем. Потом он поискал глазами Галю, в глубине души надеясь, что она уже на улице, и сперва не нашел, обрадовался. Потом его взгляд зацепился за странную кучу на диване, охваченную пламенем, и уже превратившуюся в нечто бесформенное. В алых языках что-то блеснуло, что-то очень знакомое. Бык сосредоточился и разглядел в центре этой кучи сморщенную от жара кожаную юбку. Рядом, на полу, валялись туфли на высоком каблуке, еще не горящие, но начинающие плавиться. Он все понял и поспешил захлопнуть дверь.
Какие-то руки вцепились в Быка и потащили его по коридору, сквозь дым, к спасительному выходу. Оказавшись снаружи, Бык долго не мог прийти в себя, жадно глотая чистый воздух опаленными легкими. Только спустя несколько минут он смог разумно мыслить.
Рядом стоял Скарабей. Подбежали Клюшин и Гольф, долго кричали, махали руками, потом заявили, что разрывают с группой контракт «на основании пункта 11.1.7», затем забрались в свой джип и укатили. Приехали пожарные и принялись разматывать свои шланги. Зрители, не желая расходиться, толпились кучками, горячо обсуждая пожар, периодически кто-нибудь из них подходил к музыкантам и что-то говорил, но Бык их не слышал. Что-то страшное зародилось внутри его головы, еще пока не оформившееся в мысль, но уже вполне готовое это сделать.

Преступление и наказание – 1.

- Где это сволочь? – Вдруг прокричал Бык, схватив верного Скарабея за плечи. – Где Ржавый?
- А что случилось? – Тупо спросил Скарабей.
- Где он! – Проорал Бык, потрясая руками, и голова Скарабея замоталась в воздухе.
- Сказал, что на базу пойдет. – Ответил Скарабей. – Сказал, что пережрал и ему надо отдохнуть немного.
Бык побежал. Скарабей последовал за ним.
- В чем дело то? – Не унимался он, пытаясь схватить бегущего Быка. – Что случилось? Что загорелось то?
- Он убил Галлу. – Пробормотал Бык, буквально выдавливая из себя эти слова. – Он ее сжег!
- Как! – Удивился Скарабей.
- А так! – Ответил Бык. – Взял и сжег!
- И что мы будем делать? – Не унимался Скарабей. – Менты приедут, надо его сдать ментам, и все дела!
- Нет! – Прорычал Бык. – Я сам с ним разберусь, по-своему. Если хочешь, беги к ментам, а я сам его накажу.
- А если это не он? – Спросил задыхающийся от быстрого бега Скарабей. – А вдруг она сама? Или, это кто-то другой?
- Я знаю, что это он! – Ответил ему Бык. – Он керосин притащил. Он таблеток нажрался и напился так, что крыша поехала. Он на нее разозлился очень, что она не стала стриптиз показывать. И, главное, он ходил в гримерку в перерыве, а, когда вернулся, сразу же сирена включилась!
- Хорошо! – Согласился Скарабей. – Пусть, это действительно Ржавый. Так его посадят! А тебе это зачем? Тебя же тоже посадят, только из-за него!
- Я любил ее! – Крикнул в отчаянии Бык. – Да! Пусть, она шлюха, я знал, но я ее любил! А он подонок! И я его накажу!
Они прибежали на территорию фабрики-прачечной, пробежали вдоль обшарпанных корпусов и ворвались на репетиционную базу. Громко играла музыка. Та самая демонстрационная кассета, с которой они пришли к продюсерам, та самая запись, сулившая им деньги и славу:
«Он вампир, убей его
Он захватчик душ.
Сатана его отец
И черны глаза.
Острым колом заколи,
Вбей вампиру в грудь.
Свою душу сбереги
От его зубов».
Ржавый сидел и мирно пил водку, сжимая полупустой граненый стакан в вялой руке. Рядом, в пакете, стояли еще целых три бутылки и большая пластиковая баклашка с пивом. Ржавый основательно затарился перед отдыхом.
- А! Мужики! – Радостно произнес он, заплетающимся языком. – Садись, наливай!
- Ты, сука! – Заорал Бык и бросился на него, почти не сопротивляющегося. Ржавый полетел на пол, вместе со стулом, на котором сидел. Бык принялся бить его ногами. Скарабей стоял и безучастно смотрел, сложив на груди руки.
- Да ты че? – Попытался спросить Ржавый, уползая по полу от Быка.
- Ты Галу убил! – Зарычал Бык, обрушивая на него новую серию ударов.
- Я? – Удивился Ржавый, защищая одной рукой пах, а второй голову. – Чего?
- Погоди! – Скарабей остановил Быка, готового забить Ржавого до смерти. – Давай его допросим!
- Допросим! Ментовские замашки у тебя, Скарабей! – Усмехнулся Ржавый, тяжело вставая на ноги и растирая кровь по лицу.
- Заткнись! – Бык снова ударил его и Ржавый отлетел в угол. Он забился там и сел.
- Ты поджег Галу в гриммерке. – Тоном следователя начал Скарабей. – Ты разозлился на нее и решил убить.
- Она что, подохла? – Спросил Ржавый, за что получил удар ногой в челюсть.
- Она погибла! – Закричал Бык. – Она сгорела и это ты виноват!
- А что я? – Попытался оправдаться Ржавый.
- Ты ходил в гримерку, а потом включилась сирена. – Пояснил Скарабей.
- Какая сирена? – Пробубнил Ржавый. – Не помню никакой сирены.
Он замолчал, пытаясь восстановить память, потом вдруг воскликнул, осененный мыслью:
- А это ты, Скарабей, ее сам и сжег! Все знают, что ты ее ненавидел! Ты же псих, у тебя крыша едет! А еще ты тоже уходил, я видел тебя в коридоре, когда возвращался на сцену! Или ты, Бык! Ты же ревновал ее ко мне, потому что я ее лучше трахал, чем ты! Вот и разобрался с ней, а теперь на меня валишь! Или это продюсеры! Да, точно, они! Они же хотели скандал, вот вам и скандал!
- Заткнись! – Вновь заревел Бык и обрушил на Ржавого серию мощных футбольных ударов. – Я любил ее! А ты ее убил!
- Ну так что? – Спросил Скарабей?
- Что? – Переспросил его Бык, переводя дыхание.
- Что делать будем? – Уточнил Скарабей.
- Казнить! – Отрезал Бык голосом, не терпящим возражений.
Он оторвался от своей жертвы и обвел глазами помещение. Взгляд его наткнулся на полиэтиленовый пакет с водкой. Бык подошел к нему. Вытащил бутылки, одну из них открыл и жадно, как воду, выпил из горла на треть, не поморщившись. Сжимая в кулаке пустой пакет, он направился к Ржавому.
- Знавал я одного пса, - Произнес Бык тихим замогильным голосом. – который нажрался полиэтилена и подох в корчах. Этого пса, кстати, тоже звали Ржавый. Так ты сейчас повторишь его судьбу.
- Что ты собираешься делать? – Испуганно спросил Скарабей, оглядываясь по сторонам. Ржавый в ужасе вытаращил глаза.
- Сам будешь жрать, или тебе помочь? – Продолжал Бык тем же тоном. – Я могу сам запихнуть пакет в твою поганую глотку, но тогда тебе будет очень больно.
- Да пошел ты… - Героически произнес Ржавый, за что был вновь избит, пока не потерял сознание.
Быку было этого мало. Он склонился над бесчувственным телом, какой-то железякой, валявшейся на полу, разжал ему зубы и принялся заталкивать полиэтилен внутрь. Одного пакета ему показалось мало, и он заприметил краем глаза другой, а потом еще один. Ржавый очнулся, схватился за горло, задыхаясь, потом захрипел и снова потерял сознание.
- Все! Пошли отсюда! – Устало проговорил Бык, утирая пот со лба. – Он скоро сдохнет.
На прощание Бык еще несколько раз пнул ногой тело бывшего друга, и они со Скарабеем ушли.

Преступление и наказание – 2.

К субботнему вечеру у Синицы сильно разболелся живот. Боль была пульсирующей и какой-то гадкой. Накануне ей все казалось каким-то странным. Еда была горькой, вода была горькой, на душе было погано.
- Это все из-за Гали! – Убеждала себя Синица. – Это все она.
Несмотря на боль, Синица все же оделась и пошла прогуляться. Зашла к Стрекозе, поболтали о том - о сем.
- Я не пойду туда больше! – Стрекоза была какой-то потерянной, кажется, она только что плакала. – Мне стыдно! Эта сволочь Галя нас с тобой подставила! Как вспомню, прям повеситься хочется!
- Один раз нам все же стоит туда сходить. – Проговорила Синица, погруженная в свои мысли. – Черт! Так пузо крутит!
- Может, съела что? – Участливо поинтересовалась Стрекоза.
- Да беременная я! – Открыла Синица тайну. – От Ржавого!
- Блин! – Произнесла Стрекоза, вложив в это короткое слово весь спектр эмоций, обуявших ее в этот момент.
- Галя сука! – Зло сказала Синица. – Пойдем, начистим ей морду?
- Пойдем! – Приняла предложение Стрекоза. – Так сказать, восстановим справедливость.
Они без труда прошли в ДК. Их уже все там знали. Охранник глумливо усмехнулся вслед девушкам, подливая горького отвращения в их души.
- Я не могу. – Стрекоза остановилась посреди коридора. – Мне стыдно. Я дальше не пойду.
- Тебе будет стыдно, пока мы не отомстим этой твари. А потом, поговори со своим Быком. Мне кажется, что ты ему не безразлична, иначе бы он промолчал тогда.
- Ты думаешь? – Опасливо спросила Стрекоза.
- Я уверена! – Ответила Синица, направляясь к гриммерке.
- Стой! – Остановила ее Стрекоза. – Вон Ржавый прется. Давай подождем, когда он уйдет.
- А Галя, наверняка, на сцене, сиськами машет! – Заметила Синица.
- Вот Ржавый уйдет и проверим.
Ржавый, через несколько минут вышел, бросив через плечо: «Я тебе это припомню, Гала!».
- Она там! – Зашептала Стрекоза. – Похоже, что одна.
Галя, действительно, была одна. Она лежала на диване и мирно сопела. Юбка ее задралась, открывая плотные ляжки, туфли валялись на полу.
- Сука! – Заворчала Синица. – Дрыхнет! Нажралась уже!
- И что будем делать? – Зашептала ей в ухо Стрекоза. – Неужели, мы будем бить ее спящую?
- Нет! – Решительно ответила Синица. Она подняла с пола склянку с керосином и направилась к дивану.
- Ты что! – Еле вымолвила Стрекоза и прикрыла рот рукой.
Синица ей не ответила. Она отвернула пробку, поморщившись вдохнула едкий запах керосина и вылила целую бутылку на спящую Галю. Та даже не проснулась.
- На! – Синица протянула Стрекозе зажигалку, но подруга шарахнулась от нее, энергично отмахиваясь руками.
- Нет! – Прошептала Стрекоза. – Я не могу! Я не хочу так!
- А она бы смогла! – Зло зашептала Синица. – Она бы и не задумалась! Она нас унизила, она нас опустила ниже плинтуса! Теперь все на тебя, подруга, будут пальцем показывать, а тебе здесь еще жить! Ты не хочешь наказать ее? Ведь она заслужила наказания?
Стрекоза не ответила. Она пятилась к выходу.
- Эх ты, ссыкуха! – В сердцах произнесла Синица, подошла к дивану и щелкнула зажигалкой.
Через мгновение подруги спешно шли по коридору к выходу.
Они долго шли молча, не зная куда. Дошли до окраины города, купили в палатке пива, молча посидели на скамейке и выпили, купили еще, потом поднялись и снова куда-то пошли.
- И что теперь? – Нарушила молчание Стрекоза. – Нас посадят?
- Нас никто не видел. – Рационально рассудила Синица. – Бутылку я рукавом протерла, отпечатков нет, да и сгорит все…
- А дальше что? – Испуганно спросила Стрекоза.
- Ты, как хочешь, а я пойду на базу, буду ждать Ржавого. Там я ему расскажу про ребенка.
- Ну, удачи тебе. – Стрекоза похлопала подругу по плечу. – Иди. А я, не знаю, я пока подумаю.
Было уже за полночь, когда Синица добралась до базы. Несколько раз ей приходилось останавливаться и приходить в себя. Подлый живот крутило просто дико.
Она зашла внутрь и включила свет. Громко играла музыка, магнитофон крутил на автореверсе кассету «Черной Оспы». На полу лежал Ржавый.
- Нажрался опять! – Досадливо проворчала Синица, сожалея, что нормального разговора не получится.
Она подошла к нему, наклонилась и закричала от ужаса. На нее смотрело мертвое окровавленное лицо любимого человека с куском полиэтиленового пакета, торчащего изо рта. В том, что он уже давно мертв, не было никаких сомнений.
Стрекоза выбежала наружу и присела на траву, согнутая пополам очередным приступом боли. Вдруг внутри у нее что-то хлюпнуло и что-то теплое потекло по ногам под джинсами. Никого не стесняясь, а стесняться все равно в этот час было некого, Синица расстегнула молнию и приспустила брюки. В свете тусклой лампы она заметила что-то темное, она сразу поняла, что это кровь. Противный маленький комок шлепнулся ей в руку.
- Это пиздец! – Обреченно пробормотала Синица. – Теперь все.

Преступление и наказание – 3.

Стрекоза купила на все деньги, стипендия плюс производственная практика, гашиша у Чебурашки и решила пойти выяснять отношения с Быком. Время было позднее, и она очень переживала, что бабушка Быка ее не пустит, прогонит, а завтра у нее уже не хватит смелости на объяснение в любви. Но, на ее счастье, Бык сидел на лавочке возле подъезда и нервно курил.
Стрекоза подошла к нему и села рядом.
- Привет. – Смущенно произнесла она. – Как дела?
Бык ничего не ответил.
- У меня гашиш есть. Давай раскумаримся? – Стрекоза попробовала еще раз начать разговор, но снова получила лишь молчание в ответ.
- Слушай, Бык, я люблю тебя. – Собравшись, наконец произнесла она, но снова ответа не было.
Так и сидели они вдвоем, молча слушая ночные звуки, погруженные каждый в свои мысли, когда из кустов вырулил милицейский «бобик». Из него вышли милиционеры, погрузили их внутрь и увезли.
На утро дверь камеры, в которой сидела Стрекоза, распахнулась и молоденький, но уже толстый милиционер громко сказал ей:
- Козинская! На выход.
Стрекозу повели куда-то долгими коридорами, затащили в безликий кабинет, выкрашенный в горчичный цвет.
Катя словно не понимала, что происходит. Все было, как в тумане, как во сне, когда разрозненные сюжеты никак не хотят складываться в стройную историю. Она помнила запах керосина, помнила Галу, лежащую на диване, помнила, как они сидели с Быком и молчали, помнила, как ее обыскивали в отделении, нашли наркотики, заставили что-то подписать, а затем забрали шнурки и ремень. А что происходит и почему это происходит – все поглотил противный сизый туман, набивающийся в голову и мешавший думать.
Стрекоза села на стул, стоявший перед столом, за которым сидел какой-то человек. Он заговорил первым, и только тогда Катя поняла, что это был Чебурашка. В руках он держал уже очищенный и разделенный на дольки апельсин.
- Долеталась, Стрекоза! – Радостно заголосил он. – Хочешь апельсин?
- Нет! – Грубо ответила Катя.
- А зря! В них весь витамин, а в тюрьме очень не хватает витаминов.
- Значит, это правда, что ты стучишь ментам! – Зло воскликнула Стрекоза, устремив на Чебурашку взгляд, полный гнева и презрения.
- Я, девочка моя, не стучу ментам. – Спокойно ответил Чебурашка. – Я и есть эти самые менты.
Тут, будто в подтверждение его слов, в дверь постучали, и вошел милиционер в погонах сержанта.
- Товарищ капитан! – Произнес он. – Тут адвокат Быковского и Скарбина пришел. Говорит, у него есть срочное заявление.
- Пусть подождет! – Недовольно ответил Чебурашка. – Я скоро освобожусь.
- Итак, - Произнес он, когда сержант закрыл дверь с другой стороны. – вам, гражданка Козинская, инкриминируется следующее. Во-первых, это незаконное приобретение, хранение, транспортировка и распространение наркотических средств. У вас изъято в присутствие понятых три грамма гашиша. Во-вторых, - Чебурашка немного помолчал, наблюдая за Катиной реакцией, затем продолжил. – Во-вторых, вас вместе с гражданкой Синициной М.С. 1975 года рождения видели в ДК «Сталеваров» незадолго до поджога. Есть свидетели. А еще есть свидетели, которые видели, как вы с ней убегали с места преступления. А там целых две статьи: умышленный поджог и преднамеренное убийство с особой жестокостью. Кстати, о Синицыной. Наверное, ты не в курсе, что она вчера ночью повесилась у себя в квартире, в туалете. А перед смертью она оставила прелюбопытную записочку. На, почитай!
Чебурашка вынул из папки и протянул Кате тетрадный листок, исписанный аккуратным женским почерком. Стрекоза взяла его дрожащими от потрясения руками и попыталась прочитать. Сперва буквы плясали у нее перед глазами, потом она все же смогла разобрать слова.
«Я не хочу больше жить. Я не желаю дышать одним воздухом с людьми, убившими мою любовь. Ржавый мертв, наш ребенок погиб, общество переживало нас и выплюнуло, как кусок тухлой колбасы. Я ухожу, чтобы встретиться с любимым в аду, где мы обязательно будем вместе и будем счастливы. Пошли вы все на хуй!
Кстати, это Я сожгла Галину, извините, не знаю ее фамилии. Я убила ее за то, что она тварь. Я очень рада, что сделала это.»
- Ну как? – Спросил Чебурашка, когда Стрекоза закончила читать и положила листок на стол.
Катя ничего не ответила, только горько заплакала, закрыв лицо руками.
- Я продолжу, гражданка Козинская. Итак, хоть в предсмертной записке Синицына и призналась в убийстве гражданки Порожняк Галины Петровны 1965 года рождения, но вы, милая Стрекоза, пойдете соучастником преступления. Вы же присутствовали? Вы же не попытались предотвратить? Вы же не сообщили в органы об убийстве? Все это плюс наркотики принесут вам минимум, я подчеркиваю слово «минимум», пять лет лишения свободы. А если принять в расчет ваш аморальный образ жизни, - Чебурашка помахал перед Катиным носом пятничным выпуском газеты «Вечерний Сталевар». – и отсутствие денег на адвоката, то вы, гражданка Козинская, надолго нас покинете. Итак, Стрекоза, теперь я тебя слушаю.
- Ильнурчик! – Жалобно провыла Катя. – Ильнурчик! Помоги мне, пожалуйста! Ильнурчик! Я вся твоя, спаси меня!
- То-то! – Довольно ухмыльнулся Чебурашка. – Я же предупреждал тебя, что рано или поздно я услышу от тебя эти слова! Ну, не переживай, теперь все у тебя будет хорошо. На, поешь апельсин, он очень полезный.

PS.

Далее произошли следующие события.

Скарабей взял на себя всю вину за преднамеренное убийство с особой жестокостью гражданина Спиридонова Дмитрия Семеновича 1973 года рождения, в обмен на обязательство семьи Быковских полностью оплатить лечение Любочки за границей и все сопутствующие этому расходы. Гражданин Скарбин Олег Сергеевич был осужден на десять лет строгого режима и умер в тюрьме от острой формы туберкулеза.

Бык уехал в Америку, в штат Канзас, и стал работать на ранчо. Был жестоко искусан гремучими змеями и помер по дороге в больницу.

Бабушка Венера Владиленовна вскоре после этой трагедии скончалась от разрыва сердечной мышцы. Домработница Марьяна обнаружила ее поутру сидящей в кресле с томиком Гумилева в руках, заложенном детской фотографией внука Гаврюши на стихотворении «Волшебная скрипка».

Американский бизнесмен и благодетель Васенька разбился на частном самолете по пути из Нью-Йорка в Чикаго.

Стрекоза Катя вышла замуж за Чебурашку и родила ему двух лопоухих близнецов-татарчат Равиля и Рамиля. Чебурашка стал приличным семьянином, холил и лелеял Катю, подарил ей на день рождения почти новую красную «восьмерку» BMV. На этой машине Стрекоза совершила свой последний полет зимой с моста в реку.

Чебурашка через пару лет стал жертвой заказного убийства и получил пулю в голову.

Любочка поправилась, уехала в Москву и поступила в институт. Потом она удачно вышла замуж за обеспеченного москвича, поехала в Египет поплавать с аквалангом и утонула.

Сергей, муж покойной Гали, вскоре после трагедии женился на разведенной соседке по лестничной клетке. Он свалился на даче с крыши дома, когда полез туда чинить кровлю, и свернул себе шею.

Неудачно разделенные сиамские близнецы, продюсеры Клюшин и Гольф, вместе со своей чистоликой секретаршей, вскоре уехали на ПМЖ в Израиль. Все втроем они погибли при взрыве арабской бомбы, когда кушали в кафе в Иерусалиме.

Наверное, еще кто-нибудь умер тем или иным образом, но они не являются героями данной истории, поэтому, их судьба не заслуживает нашего внимания, хотя она, наверняка, тоже интересна.
Итак, все выше сказанное еще раз подтверждает общеизвестный факт, что черная оспа очень заразное и смертельно опасное заболевание.