Нора под миром, последние главы

ГЛАВА 25. Лекарство от пришельцев

Кондаков недоумевал: куда все подевались? Примчалась взмыленная Виолетта и забормотала что-то про свиней и про баланду. Выходило, что Маниловна заставила её ставить чугуны. Потом примчался Димка и тоже понёс какую-то ахинею. Типа, ему надо на свидание с какой-то Нинкой. Любовь Захаровна явилась пьяная, как чукча в Новый Год. Гримёрша припёрлась в каких-то срамных калошах. Мазурович прикалывался тем, что угощал всех щепками. Осветители перемазались углём, как бомжи зимой. Все стаскивались на съёмочную площадку неохотно. Всё-то у них валилось из рук.
Марианна откровенно хохотала, глядя на всё это позорище. А Динара была просто в ярости. Она одна и привела всех в чувство.
- Слушай ты, помреж малахольный! - прошипела она Мазуровичу. - Брось свои щепки и займись делом, а то покусаю!

Подошла вездесущая бабка Евдокия и стала потешаться над безобразием, царящим на площадке.
Кто-то наяривал, как на гармошке, на брошенном чехле от камеры. Двое-трое пьяных осветителей толоклись, пихаясь локтями, на вытоптанном пятачке - плясали барыню. Четвёртым был чужой мужик. Никого и ничего не удивляло. Деревенские притащили с собой бутылку и угощали операторов. Рабочий из группы декораторов целовался с ёлкой.
- Ну что ты, милая, зачем же так толкаться? - нежно уговаривал он зелёную подругу.
- Под городом Горьким, где ясные зорьки, в рабочем посёлке подруга живёт! - распевали где-то в одичалом малиннике весёлые гуляки. Их дамы хохотали.

- А где Карсавин? - опомнился помреж Володя Мазурович.
Предстояло снимать сцены на природе. Героиня бродит со своим красавцем-фермером среди берёзок, а фермерша подглядывает из-за каждого пенька и рисует себе мысленные сцены: как она превращает Анастасию в труп.
Сцена пустяковая, нужна только для мотивации поступков главной героини. А то типа получается, только познакомились, так сразу в койку! Да, в принципе, конечно, можно. Только куда девать натуру? Что скажешь спонсору, когда он спросит: какого ради ... вы шатались на природу?
Но дело дрянь. Из деревни выехать не удаётся. Ладно, хоть актёры пока ни о чём не догадались. Так что особенно их гонять за выпивку не стоит.
Володя думал, будет хуже. Как себе представил, что кому-то приспичит мотнуться в Матрёшино за сигаретами или чем ещё, так потихонечку пошёл и ночью снял с карбюраторов все свечи. Типа местные упёрли.
А вообще-то интересно как всё тут получается! Мазурович был уверен, что в деревне будет скучно: глушь, темень, алкоголики и старики. И тут такая женщина ему попалась! Ой, мама! Представьте, живёт одна, ребята-близнецы.
Мазуровичу всегда нравились молодые, незамужние и худые топ-модели. А тут как глянул и подумал: и что я не кузнец? И вдруг ему представилось: живёт он с этой бабой-сказкой в колхозе этом десять лет. У них ребята - два белоголовых близнеца, корова, кур десятка два. С весны откормят поросёнка, осенью забьют. Дом справный. Подпол - лучше не бывает. Припасов море влезет. Солить-сушить грибы, огурчики мариновать, помидоры в банках.
Сколотить парник, поправить баньку. Ой, банька! С душистым веником, да с паром от печурки! Да с собственной женой! Напаришься, да так, что кожа словно бы становится атласной и дышит воздухом - едва душа не уплывает!
В предбанник вывалишься - голова кружится. Сядешь на прохладной лавке, а там вениками пахнет - ох! И квас ядрёный в трёхлитровой бутыли с высоким горлышком. Как тяпнешь - мама! - жить захочешь.
На волю выйдешь в чистой стираной рубахе, на мураву зелёную. Подсолнухи качают головами, на дичке зреют маленькие яблочки. Их есть нельзя: такие кислые, что челюсть сводит. Зато Глаша их хорошо сушить умеет на противне. Зимой такие пироги бывают! А пироги с грибами!
Как сядут они с Глафирой возле самовара после бани, робяты тут же за столом, нальёт она ему большую бабушкину чашку и скажет так...
- Володька, пень дубовый! - сердито рявкнул режиссёр. - Ты долго будешь столбиком стоять?! Где Карсавин?! Вы что сегодня все, как заколдованные, ходите?! Вот вкачу вам неустойку!
Кузнец Варюхин тихо сполз с облаков на землю. Чего там бригадир опять орёт? Ах, да. Карсавина позвать.

Слегка пришибленного актёра нашли немного в стороне. Он забыл, зачем явился на площадку. Сидел и считал пальцы на руках. Всякий раз выходило, что одного недоставало. Карсавин весь извёлся и подозревал, что какой-то гад ему тут крепко подсолил. Судите сами: на каждой руке ровно по пять пальцев. В сумме должно быть десять. А как начнёшь их пересчитывать, так один куда-то пропадает!
- Нет, этого не может быть! - твердил он и одурело принимался снова перебирать их все и называть по именам.

- Дубль первый, - предупредил актёра Кондаков. - Будешь портить - врежу в глаз.
Карсавин подтянулся и поискал глазами Марианну. А, вот она где. По сценарию он должен нежно обнять её за талию и отвести за дерево. Зачем?
- Чего "зачем"? - недовольно отозвался режиссёр.
Борька тоже оторвался от камеры и взглянул на этого лядащего верблюда.
- Он спрашивает, - ядовито пояснил Немучкин, - что ему делать с девушкой в лесу.
Тут сзади раздался такой хохот! Вся съёмочная группа бросила свои места и вместе с местными оболтусами собралась в одну толпу. Предводительствовала пьяненькая Любовь Захаровна Козлова.
- К чертям в болото такую работу! - разорался режиссёр. - Или вы работаете, или валите в преисподнюю! Мне такие олигофрены не нужны!
Наконец, всё кое-как наладилось. Все заняли свои места и сумели понять, что от них требуется.

- Не пойдёт, - сказал Кондаков. - Карсавин, ты мужик или что?
Тот поморщился и откровенно отстранился от Марианны. Режиссёр объяснял ему, что Марианна Сергею нравится. Девушка с изюминкой, не то что его фермерша. Да и не в этом дело, просто какой же нормальный мужик откажется от сладенького! В конце концов от него не требуется особой экспрессии! Просто ходи вокруг деревьев за девушкой и иногда целуйся.
- Да ты вспомни, с каким блеском ты играл сцены в доме! - вопил режиссёр. - А сцену в грозу! Только искры не летели! Карсавин, в тебе гормоны есть?! Что за кисель ты там жуёшь?!
- Карсавин, я тебе нравлюсь? - лукаво спрашивала Марианна. - Иди сюда, мой котик, я тебя за ушком почешу!
- Ай, девочка какая! - свирепо восхищался Кондаков. - Живой огонь! Ну Карсавин, ну чёрт тебя дери, ты будешь в кадре жить?! Видал кадавров я, но этот всех трупее!

Прекрасная вечерняя минута даром прогорала. Розовый свет, делавший березы словно бы живыми, иссякал и превращался в обыкновенный сумрак.
- Ну что ты будешь делать! - Кондаков умаялся орать и опустил руки. Вся группа лениво потешалась над бесталанным "кушать подано". Он изо всех сил старался, но в его безжизненных глазах не возгоралось ни искры.
- Дайте мне его, - плотоядно предложила Дина. - Я его кусну и он забегает кругами.
- Нет, это уже как-то слишком, - возразила бабка Евдокия. - Лучше я пошепчу над ним.
- Ай, да шепчи. - махнул рукой Виктор. - Всё равно ничего не получилось.
- Я его сейчас, заразу, искусаю! - вскричала Динара.
Карсавин, как пришибленный, поплёлся следом за старухой.

- Ладно. Сматывайте провода. - распорядился Борис Немучкин. - Бал сегодня погорел: принц никак не вылупляется.
- Так я к Нинке побегу, пока та не померла от пьянки! - обрадовался Димка и бросился начищать штиблеты.
- У меня корова не доена! - явилась возмущённая Виолетта.
Кондаков хотел послать её на вымя, но не успел. На площадку лёгким шагом вышел актёр Карсавин.
- Ба! - пьяно удивилась Любовь Захаровна Козлова. - Цыган в кине снимаетси, а "кушать подано" куды девалси?

***
Блеск дальних звёзд. Сияние воды. Призывно трепещут листьями берёзы. Тонкий ветерок щекочет кожу. Сладострастно пахнут травы. Всё словно опьянело от томительного ожидания какого-то таинственного чуда. Все попали под волшебный наговор. Как будто опрокинуто гигантской синей чашей небо. Украшен светлым ободком по горизонту высокий звёздчатый шатёр. С небес спускаются прозрачные потоки на истомлённую жарою землю. Так сладко дышится, так нежен воздух!
Все очарованы. Забыты посторонние дела - все распри, споры, недовольство. Камеры словно исполняют танец. Все молчаливы. Лица исполнены какой-то внутренней, едва заметной светлоты, как будто все спят и видят чудный сон.
Под сенями берёз, под кружевными крышами листвы, в таинственном живом дворце, сотканном из света месяца, софитов, звёзд, из запахов ночного леса, из гроздьев светлячков, в порхании бесчисленных ночных бесшумных мотыльков, в звуках луга и болота развёртывалось представление. Песня о любви. Плач по утраченному счастью. Воспоминания и явь. Реальность и иллюзия. Печаль и радость. Смех и слёзы, расставание и встреча, расстояния и годы, жизнь и смерть.

"Где был ты всё это время, милый?.."
"В земле лежал сырой... не помню ничего... всё пусто и темно."

"А я была озлобленной старухой, ведьмой. Жила, как в клетке, ненавидела людей."
"Не могу поверить. Моя Мария, звёздочка лесная..."

"Да, всё это было. Было и прошло. Оковы спали, тяжесть из души ушла. Я снова, как тогда, в лесу, у речки..."
"Не было ничего, Мария. Был только сон. Был злой и долгий сон. Мне снилось, что я умер."

"Я знаю: видела сама - тебя убили. Я видела, как на лицо твоё падал красивый, пышный снег. С тех пор я ненавижу зиму."
"Больше нет зимы. Здесь навеки будет лето. Мне обещали, что так будет. Ничто не нарушит нашего уединения. Всё будет, как когда-то, только без зла, без ненависти, без всего, что разлучило нас."

"Как можно, милый мой? Как можно? Я сама видала, что ты сторонишься солнца. Ты приходишь только ночью или в темноте, а днём тебя подменяет какое-то безжизненное чучело."
"Всё изменяется, любовь моя. Всё изменяется. Не знаю, как, но вскоре будет всё возможно. Терпи, солнце ясное моё. Смотри, какая ночь. Она мне вместо дня."
"Да, я знаю, милый мой. Я знаю. Я знаю всё. Здесь всё изменится. И все изменятся. Здесь будет мир, в котором зла не будет. Все будут счастливы. Все, кто умерли, вернутся. Они будут молодыми. И мы с тобой вернёмся в старый бабкин дом. Мы будем жить, мы проживём до самой старости и будем счастливы всю жизнь. Я знаю, мне обещано."

Ночь околдовывала всех. Шуршание листвы, порывы ветра, блеск дальних молний - всё, как музыка, как волшебство, как наважденье. Мерцание росы на сонных травах, вздыхающий ночными запахами луг, томный стон болота.
Двое среди молчания. Облиты лунным серебром. Волшебны лица, изумительны глаза. Слова, как птицы. Речь, как песня, как торопливый говор ручейка. Как плач иволги, как стон кукушки. Как шелест папортников, как журавлиный клич в высоком небе.
Обворожительна, по-колдовски чудесна ночь. Невесомый, сладкий аромат болотных трав, терпкий запах молодых еловых шишек. Плывёт волною земляничный дух. Кружится голова, немеют ноги. Упасть в зелёную перину, лицом зарыться в нежный пух замерших одуванчиков, заснувших полевых гвоздик, лёгких незабудок. Раскинуться среди наивных глаз ромашек, губами встретить лиловые колокольчики. Погрузить ладони в сладкое тепло земли, в щекочущую тьму, в тихий шёпот, в нежные ночные разговоры, в земляничную перину. Отдаться сонному течению и плыть по грёзам, как по счастью. Пусть сон несёт ладью к тишине и беззаботности, наивной радости и тихому покою.

Двое медленно покинули площадку и скрылись в темноте ночного леса. Кондаков торопливо шарил по страницам, выхватывая фонариком строчки. Ему казалось, что это уже не по сценарию.
- Да брось искать, - проронил Немучкин, который всегда помнил сценарий до последней буквы. - Это точно не по плану. Да разница какая, эпизод мы сняли. Сейчас луну ещё немного поснимаю и отбой.
После этих слов всё вокруг должно зашевелиться, но не зашевелилось. Никто не бросился сматывать провода и собирать аппаратуру. Никто не кашлял, не сморкался, не жаловался на радикулит. Никто не обсуждал качество обеда, никто не собирался пить ночью чай. Не искал оставленную кофту, не просил таблетки, не...
Всё было тихо. Вокруг в траве вповалку спали люди. И гости тоже спали.
- Умаяли мы с тобой людей, Виктор. - сказал Борис Немучкин. - Посвети не-много, я их поснимаю.
Они обходили спящих и снимали. Снимали Димку, как он умильно чмокал воздух. Снимали пьяную Любовь Захаровну Козлову. Снимали незнакомых мужиков с босыми пятками. Снимали спящих рядом с софитами чумазых осветителей и их странных приятелей. Снимали Виолетту - та во сне всё дёргалась и говорила:
- Мама, опрокинете чугун...
Из травы выросла неясная тень. Виктор посветил и удивился:
- Откуда ты, Борзилко? Тебя же картуши сожрали.
Пёс не ответил, только мрачно сверкнул зелёными глазищами и бесшумно исчез в высокой траве.
- На охоту побежал, - предположил Виктор, и свет упал на пару калош, надетых прямо на кроссовки.

Две фигуры поднялись и сели у куста.
- Пойдём домой с тобою, Глаша, - растроганно сказал гримёрше Мазурович. - Детишки, чай, уж спать легли.
- Пойдём, Митрюша, - ласково ответила Жвакина Кристина. - Попьём с тобою молочка. Я в баньке постелю.
- Что за уроды, - несчастным голосом промолвил Кондаков, провожая взгля-ом обнявшуюся пару - те уходили в лунном свете и нежно ворковали меж собой.

***
Динара неслась длинными прыжками. Утомительно нелепый день закончился. Она еле дождалась, когда съёмки подойдут к концу. Её бесило всё: бестолковая и непрофессиональная суета, расхлябанность и безответственность. С фантомов спроса нет, на то они и призраки. Им чего прикажут, то они и изображают. А эти все...
Пономаренко едва слышно зарычала на бегу. Хотела бы она погонять их по кустам! Загнать в болото и держать там, чтобы трясина их в себя тянула. И стоять над ними с оскаленной пастью и горящими глазами!
Особенно её разозлил этот идиот Мазурович со своей Жвакиной в калошах! Кретины даже не догадывались, что с ними происходит. Впрочем, им и не надо догадываться. Однако, дурак помреж едва не нажрался щепок. Вот будет дело, если идиот получит язву! Поэтому, пока они все не начали подыхать от голодухи, надо срочно добывать продукты. Работы много. Нужно обеспечить в короткий срок всем семьям всякую домашнюю живность. Картуши в этом деле абсолютно бесполезны. У этих дебилов только жрачка на уме.
Ведьма поручила это дело Динаре, а за это обещала, что вернёт её во внешний мир и что Пономаренко будет знаменитостью. Хотя, в облике волчицы Динаре даже не хочется и возвращаться. Да и плевать на эту актёрскую карьеру, когда такой кайф уже в заделе.

Она неслась в обход деревни. Мощь собственного тела несказанно восхищала. Иногда Динара даже бросалась наземь и неистово каталась с боку на бок, словно призывала самца. Но волков тут взять неоткуда. Не с картушами же, в самом деле, забавляться! Её пьянила мысль об охоте. В течение всего этого нелепого дня она надеялась, что Кондаков ей скажет: поди, Динарочка, кусни кого-нибудь.
Она почти беззвучно засмеялась, высунув язык. Вот идиоты! Они даже не догадывались, что смерть ходила рядом с ними. Она представила себе, как они заверещали бы, словно зайцы, когда увидели бы её настоящий облик!
Марианну ей, конечно, не позволят покусать. Старуха говорила, что ни волоска не должно упасть с её глупой головы. И вообще, здесь, в деревне, нельзя трогать никого. Картуши и так набедокурили: всех кур передушили. Им было велено задрать собаку, а они от крови одурели и лишили стариков последней живности. А нужны кому эти вонючие ополоумевшие старики? Её б, Динары, воля - она бы всех этих стариков на мелкие кусочки...
Она остановилась и принюхалась. Всё в порядке - Бермудский Треугольник. Волчица в неистовом волнении закружилась по полянке. Пахло очень многим, но добыча тут не пробегала. Тогда Динара села и высоко задрала узкую голову.
Месяц плыл по небу - широкий лунный серп. Его белый свет тревожил. Хотелось крови, мяса. Хотелось видеть страх. Все последние часы она сдерживала себя и вот теперь настало время насладиться охотой.
Пономаренко страстно завыла на луну. Заунывный волчий плач, крик одинокой самки, голос неутолённой жажды поплыл над спящею землёй. Болота поглотили звук.

В кустах раздался шорох. Шуршание и лёгкий топот доносились отовсюду. Волчица с довольным видом обернулась. Из травы выглядывали морды. Хитрень-кие глазки и чёрные широкие носы.
- Что, все собрались? - прорычала Динара.
Звери стали выбираться на поляну. Похожие немного на гиен, а немного на енотовидную собаку. При ходьбе они приволакивали задними ногами, а на передние подобострастно припадали. В целом они были подхалимы, но и садисты тоже неплохие.
- Запомнили все разом! - низко прорычала им Динара. - Повторять не буду. Ничего не жрать без моего приказа.
- Ну как же так? - заныл обтрёпанный и всегда голодный картуш. - Мы раньше ели, что хотели...
Он не успел закончить. Динара с коротким рёвом прыгнула, мгновенно свалила картуша, перевернула на спину, прижала лапой и поднесла к его горлу свои великолепные клыки.
- Не смей, паскуда, спорить с королевой!
Тот мелко задрожал и покорно отвёл свои маслянистые глаза. Картуши, нервно облизываясь, подступали к поверженному собрату.
- А можно нам его кишочков? - жадно попросил один. И тут же покатился от сильного удара лапой.

Динара всех построила во фрунт и теперь ходила перед ними, наслаждаясь властью и покорностью своей хоть и не волчьей стаи. Достаточно помучив их моралью, она стала наставлять охотников на дело. Пусть усвоят, что любое отступление от дисциплины приведёт лишь к одному: охота будет ждать. Хотя ей и самой дико не терпелось, но следовало навести порядок в стае. В следующий раз она поступит хуже: один из картушей послужит ей обедом. Зато другие будут точно знать: с королевой спорить бесполезно.
Вся стая безмолвно ринулась следом, когда чёрная волчица бесшумно скользнула в темноту.

Они мчались на лунный свет. Продирались сквозь заросли малины, сквозь заросший иван-чаем ров. И выскочили на дорогу. Картуши остановились и подождали нового сигнала.
Волчица завертелась. Там, в деревне, так соблазнительно пахли спящие в домах люди. А дети просто чудо! У них такие трогательные беленькие горла! Как хорошо бы подойти, зажмуриться и так тихонечко сжать зубы - ммм! Она точно знала, что все трое спят на чердаке, куда залезть - раз плюнуть.
Картуши учуяли состояние волчицы и тоже загорелись.
- Пойдёмте к Васиным, - жадно предложил один. - Сожрём детей!
- У мальчика иголка, - заныл потрёпанный.
- А у маленькой волшебный шарик, - сказал другой.
- Всё, хватит, - сухо прервала их Динара, досадуя, что сама же и спровоцировала бунт на корабле. - Учтите, непокорных буду жрать одна.
Вся стая мгновенно развернулась и помчалась следом за волчицей, слегка подтявкивая от нетерпения. От этого Динара отучить их не смогла. Что подделаешь, у бывших лизоблюдов неистребимые привычки.
Они погнали по дороге. Когда до барьера оставалось с сотню метров, вся стая тут же свернула в лес. Там, между пнём и гнилой осиной, был проход во внешний мир. Надо торопиться.
Первый картуш с разбегу промчался между пнём и деревом и нырнул под промокшую корягу, торчащую из воды, как арка. Он должен был упасть в болото, но не упал. Пространство словно поглотило лохматого зверька с натурой людоеда. За ним пошёл второй. Так все четырнадцать и проскочили. И только потом прошла волчица.

Снаружи тоже была ночь. Призрачный старухин мир уравнялся во времени с наружным миром. Пахло дорогой, по которой совсем недавно проехала машина. Пахло человеческими ногами: люди ходили вдоль леса и пытались обнаружить вход в деревню. Динара бесшумно засмеялась: пусть ищут, сегодняшний визит добавит им хлопот.
Вся стая снялась с места и помчалась под светом лунного серпа по пустынной дороге. Они мчались к Матрёшину.
В домах не было ни огонька, только одиноко светил фонарь у перекрёстка - он освещал поселковый магазин. Ставни все закрыты, дверь наглухо заперта.
Картуши притаились в старом пепелище на месте когда-то стоявшей тут избы. Место было немного выше, чем дорога, а магазин стоял в низинке, окружён-ный широкой полосой песка и щебня. От магазина дальше вниз вилась тропинка. Она уходила в густые заросли, предварявшие лесополосу. Дальше начинался заболоченный участок леса, сплошь прорезанный старыми канавами.
- Иди понюхай, нет нигде засады? - шепнула Динара опытному следопыту.
Тот бесшумно пополз назад.
Где-то забрехал хозяйский пёс. Ему стал вторить и другой.
- Давно пора бы гадов истребить, - пробурчал себе под нос один из картушей - Карнаухий.
Динара насмешливо глянула на него и спросила:
- Что ж не истребили?
Вернулся с разведки и доложился Нюхло:
- Охраны нет.
Тогда Динара стала рыть лапами в земле. Она отбрасывала сор и камешки, песок и угольки. И вскоре показался узкий свёрток.
- Всё. Можно выходить.

Деревня вся спала. Собаки лениво побрехали и умолкли. Никого особенно их перебранка не тревожила. Иногда по своим каким-то дням, псы сбивались в большую стаю и бегали ночами, голося напропалую и вызывая своим истеричным хо-ром ярость всей деревни. Хозяева тогда выскакивали на крыльцо и с руганью бросали в темноту всем, что попало в руки. Потом, под утро, домашний пёс по-лучал трёпку за несвоевременно поднятую тревогу и порушенный ночной покой. Поэтому никто не вздумал шевелиться, когда пара-тройка бдительных Шугаев принялась брехать со скуки.
На холме у магазина шла тихая возня. Из полынных зарослей молча подня-лась фигура. Она распрямила спину и стало видно, что это женщина, одетая в лох-мотья. Она откинула свои длинные, перепутанные волосы и грубо пихнула ногой что-то на земле. Там слабо тявкнули и выросла ещё фигура. Ростом почти такая же, но не в пример худее, сгорбленнее и лохматее. Скорее всего, это был мужчина, он крадучись направился к двери сельмага. Женщина шла следом и несла в руках отмычки.
Из полыни несмело вырастали человеческие фигуры. Они звериной походкой на полусогнутых ногах бесшумно стекались к магазину.
Первый ловко открыл замки, и дверь с едва заметным скрипом распахнулась.

- Совсем не то, что раньше, - заметил Нюхло.
Все рассеялись по магазину. Динара указывала, что надо брать. Консервы, ту-шёнка, макароны, колбаса, сосиски, печенье и всё прочее грузилось в мешки, ко-робки, ящики.
- Мы всё не унесём, - проскулил побитый.
- Не твоё собачье дело, - сухо отвечала атаманша. - Берите водку.
- Водка это хорошо! - обрадовался Карнаухий. - Давно я водочки не пил.
- Дурак, - безразлично сказала Динара. - Пьяный картуш хуже бешеной собаки. Водку надо красть, чтобы подумали на деревенских алкоголиков. Мы её потом в болото покидаем.
- Зачем в болото? - заскулил другой. - Давайте лучше выпьем.
- Шкуру обдеру и брошу на дорогу.
Больше возражений не было.

Они тихо переносили ящики к дороге.
- Далеко нести придётся, - шмыгнул носом Нюхло.
- Чушь, - ответила Динара и направилась к стоящей неподалёку от магазина кузовной "Газели".
К её удивлению, дверь была не заперта и в замке висели ключи - даже вскрывать не надо! Женщина опять беззвучно рассмеялась. Безалаберность деревенских жителей просто уникальна! В кабине всё ещё пахло алкоголем.

- Когда пойдём есть кур? - не вытерпел Кудлатый.
Их следовало поскорее покормить. У картушей желудок словно прорва, они без жорова дуреют.
- Сейчас, вот отгоню подальше, - пообещала им Динара. Ей и самой хотелось кур. А лучше поросёнка.
Ящики они выгрузили почти у самого прохода. И принялись протаскивать их внутрь по одному. Картуши не любят долго находиться в человечьем виде - ноги устают. А сытые они и подавно поленятся работать. Поэтому Динара их торопила всё разгрузить, чтобы успеть к ночной охоте по курятникам.
Всем не терпелось и они торопливо протаскивали пахучие ящики и коробки в низкую дыру. Никто не видел, как Драный задержался и оторвал от связки две сосиски. Он торопливо запихал их в щербатый рот, потом с гримасой вытащил пластиковую оболочку и утопил её в воде. Глотнул разом обе, вытаращив плоские гляделки. После чего обернулся картушем и ушмыгнул в дыру.
- Все в сборе? - спросила Динара, поблёскивая глазами. Она одна имела человечий вид, но это ненадолго - отгонит обратно машину и тогда повеселится.

- Взвейтесь кострами, синие ночи! - хором завывали картуши, трясясь и подпрыгивая в кузове машины. - Мы пионеры, дети рабочих!
Динара хохотала от восторга, небрежно гоня машину по всем неровностям дороги.

***
На так называемой Новой улице домов было немного. Новая улица уже жила тут лет примерно двадцать. Вся деревня раскинулась на пять рукавов. От улицы до улицы не близко. Одним концом ряд домов выходил на грунтовую дорогу, ведущую к обваленной церкви и магазину. А другим смотрел на поле. С одной стороны дома охраняли сваленные в кучу гнутые металлические балки, останки старого гвоздильного завода. С другой - свалка в овраге, из-за которой население Новой улицы постоянно воевало с прочими жителями Матрёшина. Те как привыкли валить всё в этом месте, так уже двадцать лет не желали менять свои привычки.
Сегодня в тёплую субботнюю ночь бывший колхозный зоотехник, а нынче пенсионер Михеев возвращался домой с гулянки. У свояка справляли день получки и запоздалый путник ощущал себя слегка неадекватно. От земляка он ушёл около часу ночи, но было такое неясное ощущение, что примерно полчаса ещё Михеев излагал свои мысли о будущем России и плане обустройства государства деревянному столбу электропередачи. Тот ничего не отвечал, но пенсионер чувствовал, что столб с ним полностью согласен.
- Продали всю Расею, гады! - гневно обвинял бывший зоотехник всю верхушку власти. - Какие деньги за границу увели!
Ванька Николаев, свояк Михеева, был сам по себе человеком образованным, читал газеты и не пропускал ни одной передачи про необъяснимое. Все нечастые встречи с ним всегда проходили очень интересно. Невысокий, в очках, колхозный бухгалтер, был убеждён, что на их с Михеевым родной планете хозяйничают инопланетяне. В этом непростом вопросе он был подкован так солидно, насколько это лишь возможно при доступности телевизионной и газетной информации. Ему не верили в деревне, но Михееву, как старому приятелю, бухгалтер по секрету поведал верное средство от инопланетян. Те имеют гадскую манеру паразитировать на человеке.
- Точь-в-точь, как бычий цепень! - ужасался бывший зоотехник.
- Вот именно! - блестя очками, втихую соглашался с ним бухгалтер, чтобы не слышала жена.
Пролистав порядочно литературы и просмотрев порядком кинофильмов, оба пришли к утешительному выводу, что инопланетянам можно и нужно противостоять!
За границей люди были деловые. Они устраивали такие масштабные акции по уничтожению чужих! Танки, авиация, ядерные бомбы, тайные лаборатории, спецотделы, Х-материалы - всё у них в работе! А у наших? Да ничего! Живут как в позапрошлом веке! Надеются, что Америка спасёт весь мир! Она-то, может, и спасёт, им это не впервой. Да только очень уж не хочется, чтобы изо рта щупальца полезли!
Зоотехник пугался и торопливо разливал в стаканы самогон. Они с Николаевым недавно поняли, что инопланетяне дико боятся самогону. Магазинная водка им тоже не по вкусу, но самогон для них - чистая отрава. Со времён Уэллса чужие очень попривыкли к земным микроорганизмам. Хотя зять говорил (он в городе живёт и лучше информирован), что в "Войне миров" с Томом Крузом чужие всё же дохли от микробов.
- У нас здесь нету Тома Круза, - резонно возражал Михеев. И это было чистой правдой. Поэтому, кроме как от самогонки, чужим в России дохнуть не от чего. Вот и судите сами, чем там заняты в правительстве: заводы продают и покупают Челси! Землёй уже торгуют навынос и вразвес. А наших моряков меж тем гноят в каком-то Конго. Одним словом, продали всю Расею!
- Мы скоро выйдем утречком на волю, а земля не наша! И не моги ступать! - разорялся бывший зоотехник перед столбом.
Он вздохнул и огляделся. Не видно ли где инопланетян? Пока всё было чисто.
До дома надо перейти через чахлый мостик - тот был переброшен через овраг, по дну которого лениво текла речка с именем, которое официально не называлось. Достаточно сказать, что в неё сбрасывали мусор.
Пошатываясь и чертыхаясь на председателя, который куда-то подевал все деньги, выделенные правлением колхоза на освещение ночного Матрёшина, Михеев поплёлся к мостику. Жена наверняка опять начнёт лаять и поминать недобрым словом свояка, который по её бабьему мнению, был сам хуже всех инопланетян, всех вместе взятых по району.

На мостике стояла собачонка.
- Пшёл вон, - заплетающимся языком сказал ей зоотехник.
Собака засмеялась и сказала:
- Смотрите-ка, мужик идёт один.
Зоотехник выпрямился и мгновенно протрезвел. Так. Собаки говорят. Что всё это значит?
- Мужик, а ты где живёшь? - спросил со спины такой же гнусный голос.
Михеев торопливо обернулся и увидел, что окружён собаками. На пенсионера пристально смотрели немигающие подлые глаза.
Его вдруг затошнило - он понял, что чужие уже тут, в Матрёшине. Содрогаясь от ужаса, несчастный зоотехник стал торопливо отыскивать во рту щупальца. Их было много, они всё лезли изо рта и лезли. Потом полезли из ушей, из носа. Михеев с рёвом рвал их от себя и бросал на землю. Они всё множились и он не успевал.
С криком человек повалился наземь и покатился под мосток, в мусор и сырую грязь. Пустое дело - самогонка от чужих не помогала.



ГЛАВА 26. Волшебная веранда

Косицыну на месте не сиделось. Он несколько раз пробовал магические пассы на матери и отчиме. Ничего не получалось. Они не превращались. Ещё раз убедившись в слабости своей магии, Лёнька отправился в разведку. Наташа с Катькой остались дома. Никто их там не трогал и не обижал. Пётр с Пелагеей даже стали всех троих принимать за своих детей. Видимо, что-то оставалось в их искажённом волшебством сознании. Наташу и Лёньку они называли их собственными именами, а Катьку упорно именовали Пелагеей. Оттого та пугалась и предпочитала со взрослыми не общаться. Чердак с его топчанами и старыми игрушками дяди Сани и его брата казался самым безопасным местом. Выходить на улицу девчонки категорически отказывались. Может, так и лучше. Это развязывало Лёньке руки.

Он снова предпринял попытку найти выход из этого хитро вывернутого пространства. Перенос не давал ничего. Лёнька окутывался голубым сиянием и снова попадал всё в тот же деревенский мир. Теперь в нём слились мираж и явь. Серых проплешин больше не было. Подлинная, живая зелень настоящих Блошек вместила в себя настоящие дома. И те медленно, но неуклонно преобразовывались, становились выше, ровнее, солиднее.
Даже одним глазом было видно, как вырастает на месте пепелища новая изба. Вчера там были только старые головёшки, среди которых распивали "чай" два осветителя и пара призраков. Теперь стены подросли и в окна стало видно нехитрое убранство деревенского дома. Там хлопотала по хозяйству женщина, во дворе что-то стругал незнакомый человек. Только лёгкая прозрачность говорила о том, что они ненастоящие. Но осветители этого не знали и усердно называли призраков родителями. Один осветитель стал шестнадцатилетним, а второй был повзрослее. В реальности одному было двадцать пять, другому - тридцать два.
Как ни странно, в этих новых Блошках имелась линия электропередачи. Лёнька сам видел, как провода тянулись за деревню и пропадали прямо в воздухе. Очевидно, где-то в этом месте и был барьер. Но обнаружить его при всём старании не удавалось. Тот волшебник, что сделал это место таким, был сильнее Лёньки и магия его была непонятной.

На сыром песке дороги явственно виднелось множество следов. Судя по круглым маленьким отпечаткам с торчащими когтями, это были картуши. Но были и другие следы: крупные вытянутые. Наверно, опытный следопыт признал бы в них следы лап волка, но уж больно они были все затоптаны. Похоже, что волк шёл первым, а картуши бежали следом. Значит, у них есть предводитель.
Лён двинул по дороге дальше, всё время держа наготове свою бесценную иголку. И вот топтание ног на дороге разом оборвалось. Такое впечатление, что все они разом кинулись в лес. Неужели, вели охоту? Всё это было очень скверно. Люди безвылазно заперты в небольшом пространстве деревни, окружённые лесом и болотами, и этим барьером. А между тем вокруг деревни рыскают хищники и теперь ещё волк. А киношники беспечно шляются, куда хотят. И местным стари-кам теперь спасенья нет. В их старых домах хозяйничают и гости, и призраки. Одно только и осталось: сидеть на лавочке, как близнецы Варюхи, и делать вид, что всё в порядке.

В лесу следы сразу же пропали. Не тот он следопыт, чтобы находить их на опавшей хвое, сухих листьях, среди растущих местами травяных островках. Но чем-то Бермудский Треугольник всё же тревожил Лёна. Если где и скрыта тайна, то только здесь. И он не колеблясь, пошёл дальше, внимательно оглядывая всё кругом. Нет ли где клочка шерсти на веточках.
Занятие это было довольно безнадёжным, но Лён упрямо углублялся в лес. Сидеть сложа руки и ждать, чем дело кончится, было ещё хуже. Понятно, что ни к чему путёвому это непрекращающееся колдовство неведомого врага не приведёт. С каждым днём всё только хуже.

Перед глазами расстилалось чёрное болото. Травянистый бережок обрывался прямо под ногами. А дальше начиналась топь. Лишь небольшая щёточка осоки отделяла воду от сухого места. Сплошные кочки, засохшие корявые берёзки. И ещё дальше виднелся низкорослый лес. Возможно, там, за трясиной, существует выход.
Лён отыскал сломанную тонкую осинку и потыкал в воду у берега. Палка почти сразу же упёрлась в пружинящий слой отмерших мхов. И сколько Лён ни нажимал на шест, дно не становилось твёрдым. Возможно, Леший и умеет мостить дорожки через такую топь. Да ведь не стал - предпочёл отсиживаться и голодать.
Разведка двинула дальше, старательно избегая мест, поросших ярко-зелёной, сочной болотной осокой.
Лёгкий ветерок лениво шевелил на воде сухие жёлтые листочки. Среди лис-точков плавала оранжевая колбасная кожурка. Ничего удивительного, не одни они засоряют окружающую среду. Другие, видимо, тоже повадились выкидывать мусор в Бермудском Треугольнике. И это может однажды плохо кончиться. Как объяснить киношникам, что шляться в Бермудский Треугольник смертельно опасно?
Трава вокруг была примята, словно по ней что-то волокли. Надо же ведь было кому-то так далеко идти, чтобы утопить мусор в болоте. Так, пожалуй, и осушат местные достопримечательности. Просто завалят мусором.
Лён повернулся и пошёл обратно. Обнаружить проход не удалось.

***
Наташа с Катькой устали прятаться на чердаке. Всё опротивело.
- Пойдём, Катюха, погуляем во дворе, - предложила Платонова.
- Конечно, погуляйте, - одобрил Пётр Васин. - А то сидят в пыли.
Он что-то мастерил, сидя в коридоре. Дверь в пустой коровник отперта, оттуда проникает немного света и в тёмном коридоре кажется немного веселее. Электрическое освещение Васины упорно игнорировали, хотя заколдованная Зоя охотно пользовалась плиткой. Ещё бы! Ведь так называемые "дрова", то есть старательно перепиленная старая мебель и всякие деревянные чурбачки из сарая и коровника давно уже закончились.
Пётр старательно смолил цигарку. И было это очень скверно, потому что табака у него не было и мужик набивал в самокрутку обыкновенное сено из сарая. То уже было лет десять как пересушено и в нём наверняка завелась и плесень и микроорганизмы. Васин крепко рисковал дядисаниным здоровьем, тем более, что сам Семёнов не курил. Он проводил девчонок неясными возгласами и снова продолжил своё дело.

Во дворе всё было тихо и Наташа рискнула лечь на топчане - позагорать. Катька тем временем необычайно молчаливо и деловито одевала и раздевала нарисованных Лёнькой кукол.
Чем кончится для них это странное лето? С каждым днём становилось всё хуже и хуже. Призраки уже без стеснения шатались по деревне, заходили в гости. Васины болтали с ними, как со старыми знакомыми. И вообще здесь все всех знали. Наташа сама видала, как помощник осветителя, Димка, гулял вечером с каким-то призраком. Он называл её Нинкой и клялся, что женится на ней. Наверно, это были жители иллюзорной деревни, в которой они побывали с Лёнькой много раз. Только теперь они выглядели неубедительными.
- Наташ, - шёпотом почему-то позвала Катерина. - Смотри, там баба Яга!
Платонова моментально скатилась с топчана и, схватив сарафан, кинулась под защиту вольно разросшихся смородиновых кустов. Там уже сидела Катька, засунув нос среди пахучей листвы, и смотрела сквозь зелень и штакетник на дорогу.

По улице шла бабка Евдокия. Прямо на пути у неё паслась семья призрачных кур. Бабка Евдокия оглянулась и присела.
- Цып-цып. - позвала она.
Куры оживились и подбежали, бестолково тычась клювами в траву. Старуха протянула руку и дотронулась до одной несушки, похожей как раз на ту, которую спасала из зарослей малины Платонова. Баба Яга провела ладонью по спине птицы и та вдруг словно испарилась. Так же пропали и остальные куры. После чего необычная старуха поднялась с колен и снова зорко огляделась. Особенно внимательно она смотрела на дом Семёновых. Наташа уже струхнула: не вздумает ли та заглянуть на огонёк?! Ей вдруг стало ясно, что это и есть их враг. И, если Лёнька прав и в образе старухи здесь орудует Лембистор, то попадаться ему на глаза было бы опасно. Какие-то были же у него планы насчёт Катьки.

Колдунья развернулась и направилась к дому старой бабушки Лукерьи. Туда Наташа опасалась заходить. Страшно было видеть Антонину в роли шестнадцатилетней девушки, совершенно не признающей свою дочь. Но Катька, к счастью, не считала поддельную девушку своей куда-то внезапно пропавшей матерью. Антонина выбегала во двор, перекликалась с кем-то из избы, весело смеялась и ничего особенного не происходило.
Они продолжали наблюдать из укрытия за происходящим. Старуха в дом не вошла. Она остановилась у крыльца.
- Лушка! - скрипучим голосом позвала гостья.
- Чего тебе, баб Дунь?! - звонко откликнулась из-за занавесок Антонина.
- Иди-ка, Луша, - ласково отозвалась старуха. - там из Матрёшина продукты завезли.
По тёмному коридору простучали босые пятки. На крыльцо выскочила быстрая, как стрекоза, шестнадцатилетняя девушка. Ничто в ней не напоминало Антонину. Катька осталась спокойна и не захныкала.
- Где, баб Дунь?! - спросила она, повязывая на светло-русые волосы косынку. Завидная коса тяжело моталась по спине.
- А вон иди, там на дороге выгрузили. Возьми, сколь сможешь унести. - разрешила бабка.
Антонина, ничему не удивляясь, торопливо побежала по дороге в сторону Матрёшина. Едва она скрылась из виду, на крыльцо выкарабкалась согнутая, как клюшка, настоящая Лукерья. Несмотря на немощь тела, она была непримирима и жестка.
- Зачем бабу заморочила, змеища? - холодно спросила она у Евдокии. - Дитё покинуто. Зачем брехала про козу? Какое молоко у нас?
- Молоко будет. - так же холодно откликнулась гостья. - С голодухи не помрёте.
- Зачем тебе всё это, Марька? - тоскливо спросила сестра. - Не воротишь больше ничего. Умер он давно. Зачем поганишь мёртвых? Зачем живых неволишь?
- Молчи, Лушка, - отвечала та. - Не зря я душу потеряла. Кого ты пожалела среди этих? Тебе они нужны? Двоих отпущу, как обещала. А остальные останутся.
- Не трогай меня, Марька, - просила старая Лукерья. - Как помру, не оживляй меня.
- Тебя не трону, - мрачно отвечала та. - Ты сына моего спасла. А за остальных и не проси. Двое выйдут, остальные - нет.
Ведьма круто развернулась и направилась через дорогу, прямо на девчонок.

Наташа с Катькой так и упали наземь.
- Я хочу домой! - заревела басом Катька и кинулась обратно в дом. Платонова - за ней. Катька неслась по тёмному коридору. Распахнула дверь на веранду и хлопнула со всей силы за собой. На голосистый вой выскочил из летника дядька Пётр. Наташа с ходу налетела на него и сбила с ног. Вместе они ударились о дверь веранды. Та распахнулась и мужчина, по инерции проделав несколько шагов спиной вперёд, упал навзничь. А следом кувырком полетела и Наташа.
- Катюха, что случилось?! Вы что так заметались?!
- Дядя Саня!!! - взревела Катька.
На полу веранды сидел ошеломлённый Семёнов. Он вертел головой, светлые волосы немного растрепались.
- Дядя Саня! - не веря себе, прошептала Наташа. - Ты расколдовался!

Всё это было очень странно. Семёнов смутно помнил события прошедших дней. Ему казалось, что он спит и во сне стал кем-то другим. И даже не просто другим - он стал собственным дедом, Петром Васиным. А Зоя превратилась в его бабку Пелагею. И та призрачная девочка была тенью его матери. Такой, какой та была в детстве, в свои шесть лет. И всё это с ними проделала эта старуха, Евдокия. Он не мог поверить, что под её личиной выступает какой-то потусторонний де-мон. Какие демоны тут, в Блошках, это же не кино. Но как же получилось, что он опять вернулся в свой нормальный вид? Может, стоит упасть на пол, как кол-довство исчезает? Тогда всё просто! Надо только уронить Зою!
Семёнов вскочил и бросился обратно в коридор.
- Пелагейка! - крикнул он и растерянно завертелся. - Ты куда девалась?
Катька с Наташей, от изумления разинув рты, смотрели как Пётр Васин заглядывает в коровник, на чердак. Раскрытой двери на веранду он не замечал. Да и не было тут для него никакой веранды! Её построит в восемьдесят третьем году его внук, Семёнов Александр. Вот почему ни один из Васиных не заходил на веранду. Её в сороковые годы просто не было! А это значит, что есть надежда! Не все места в этом заколдованном мире подвластны ведьме или демону, если так угодно!
- Дядя Сань, иди сюда! - позвала с веранды Катька.
- Где ты, доча? - он был растерян.
- Да здесь, иди сюда! - они уже звали обе.
Он не видел дверь.
- Здесь я, батя, - возвестила Катерина, встав прямо в дверном проёме.
У Петра округлились глаза. Ещё бы! Его дочь выступала прямо из стены!

Семёнов немного отошёл от шока. Втроём они наблюдали с веранды, как Пелагея внимательно осматривает коридор. Она никак не могла понять, откуда с ней говорит муж и девочки.
- Да что же это?! - едва не плача, восклицала она. - Петя, где ты? Девочки?
Едва она приблизилась к глухой стене в конце коридора, как из неё вытянулись руки и утащили вопящую от ужаса женщину.

- Какой кошмар! - говорила она немного позже.
Зоя тоже помнила, что была не собой. Странное это чувство. Вначале было очень непривычно а потом она стала забывать, что когда-то жила в городе, который звали Нижний Новгород. Что у неё была совсем другая работа. Потом откуда-то возник сын Лёнька и дочь Наташа. Зоя тоже не могла поверить в реальность де-мона. Нет, этого не может быть.
- Да здесь раньше и без демона колдунов хватало, - признался дядя Саша. - Мне бабка говорила, что была у них тут одна такая ведьма. Вернее, не одна.

- Пелагея, ты дома? - раздался голос от входной двери.
Все замолкли и повернули головы. На противоположном конце тёмного коридора открылась дверь. Наташа с Катькой переглянулись. Они забыли, что ведьма направлялась к Васиным!
Старуха проникла в коридор и открыла дверь в избу.
- Пелагея, ты дома? - снова позвала она.
Не получив ответа, ведьма вышла и направилась на выход.
- Чего ей надо? - шёпотом спросила Катька.
Старуха тут же замерла и стала оглядываться. Потом пошла вдоль по кори-дору, ощупывая и осматривая стены, потолок и даже пол. Четверо замерших людей наблюдали за её перемещениями через открытую дверь. Она их не видела! Хотя на полу явно выделялся четырёхугольник света, падающего из освещённой солнцем веранды!
Баба Яга подошла к самому торцу и встала у порога. Начала ощупывать руками воздух. Катька еле слышно пискнула. У Евдокии расширились зрачки.
- Выходите. Я знаю, что вы там, - негромко произнесла она.
Катька зажала рот руками, вытаращила глаза и затрясла головой, убеждая всех: ни в коем случае не отвечайте! Никто и не собирался.
Ведьма отступила. Исподлобья мрачными глазами смотрела в проём и не видела их.
- Где вы все? - спросила она. Лицо Евдокии исказилось. Она вытянула перед собою руки и глухо что-то забормотала.
Внезапно позади неё открылась дверь и в светлом прямоугольнике возник Лёнька.
- Наташа, Катька! - позвал он в темноту. - Что там за коробки на крыльце?
И тут увидел ведьму.

Они смотрели друг на друга и ничего не говорили.
- Это Лембистор! - крикнула Наташа из дверей веранды.
- Это ты, мальчишка? - спросила ведьма, щурясь на свет.
- Это я, - ответил он и достал иголку.
Серебряное сияние охватило Лёна целиком. В руке горел узорчатый кинжал. Демон не преобразился, он так и оставался старухой, и она растерянно смотрела на высокого тёмно-рыжего подростка. В свете серебряного пламени он казался нереальным.
- Давай поговорим с тобой, Лембистор, - сказал он.
- Не понимаю я, о чём ты, - пробормотала старуха.
- Сейчас поймёшь, - и крикнул: - Преображение!
На мгновение прямая фигура бабки Евдокии вспыхнула, но тут же и погасла. С ней ничего не произошло.
- Это не Лембистор, - отступая, сказал дивоярец. Серебряный свет вокруг не-го утих. - Это просто ведьма.
- А ты не просто мальчик, - сказала та и ушла в дощатую стену коридора так легко, как могут делать лишь волшебники и очень сильные волшебники. Такие, как Фифендра.



ГЛАВА 27. Ведьмин сценарий

В Блошках издавна пошаливали колдуны. Большей частью это были довольно слабые ворожеи или старики с дурным глазом. Баловались наговором, порчей, приворотами. При советской власти всё переменилось. Та не верила в потустороннее и запретила колдовство. И что скажешь против оперуполномоченного с наганом? Попрятали все ворожеи свои рукописные руководства по мелким пакостям и стали забывать в округе о дурной славе Блошек.
Но одна колдунья всё же оставалась. Была она неуязвима для советской власти, потому что власть боится неизвестного. А тёмные керженецкие леса и впрямь хранили в себе нечто, чего всегда боятся люди. Росли, сказывали старики, там особенные дерева. Кажется: сухая обломанная раскоряка. А кто ни проходит мимо, обязательно споткнётся. А некоторые из охотников говорили, что видели у дерева глаза. И не дерево это вовсе, а лесная нечисть: леший, озорник, багуля. Были и каменные бабы, которым в древности приносили жертвы. Всего и не упомнишь, потому что маленький Семёнов был пионером и в колдовство не верил.
Болота вокруг и раньше были дикие. А теперь и подавно подступают почти к домам. Среди болот и жила одна старуха. Говорили, что раз в сто лет родится в Блошках одна сильнющая ведьма. Сначала живёт, как человек, потом всё равно уходит ото всех. Так и не переводятся в здешнем лесу болотные ведьмы - это всё бабка говорила, сам Семёнов в эти предрассудки не верит.
Так вот, лишь только наступает время, старая колдунья умирает, а новая на смену ей. Как революция случилась, у всех голова кругом и пошла: одни съезжают с места, другие поселяются. Много постреляли тогда ещё. Вот про ведьму и забыли. Да она и сама не показывалась на глаза. А её и не трогал на болотах ни один уполномоченный. Особенно после того, как утоп один. И леса сельчане боялись. Так, по краю обрубают, а чтобы вглубь - ни-ни! Да и какая древесина из болотного-то лесу? Так, блажь одна.
Все уже забыли. Такое дело было: тридцать седьмой год. Семёнов и не знал бы, если бы не спросил однажды у бабки Пелагеи, зачем она каждый вечер проверяет лампадку в маленькой избушке на столбике. Вот она и рассказала всё точь в точь, как Леший говорил и даже больше.
Мария эта не пропала никуда. Она родилась ведьмой. Все это знали, да не говорили. Думали: может, обойдётся. И мать её всё знала. Они со старшей Пелагеей, бабкой Семёнова были близкие подруги. Вот как Марья убежала в лес, так председатель сдуру и послал за ней погоню. Он своенравный был, не из здешних. Очень уж его обидело, что Марья его сына оттолкнула. Потом как пошли искать тело уполномоченного, Пётр Васин, дед Семёнова, и рассказал, что видел он над телом чёрную волчицу. Он хотел в неё стрельнуть из дробовика, а она ему и говорит (нет, вы только не подумайте, что Семёнов во всё это верит!) чисто человечьим голосом, только с хрипотцой:
- Дядька Петро, это не последний. Будут ещё покойники в колхозе.
Он как вернулся ни жив ни мёртв, так и рассказал всё своей жене, Пелагее. Она в тот же день кинулась к старенькому батюшке. Уж не знай как советская власть его не закопала в землю. И принесла лампадку с вифлеемовским огнём.
Дед тут же смастерил маленькую избушку от непогоды с четырьмя широкими оконцами, чтобы было свет видать. И, раз уж иконку нельзя поставить, поставили лампадку у дороги. А сначала обнесли лампадкой всю деревню. Батюшка им так сказал: коли больше не соблазнится ни один из вас в деревне ведовством или даже наговором, охранит лампадка вас от болотной ведьмы. Только подливайте масла освящённого. Так и было до сего дня. Книги все с наговорами пожгли. Даже гаданием больше не занимались ни на воде, ни на воске, ни на чём другом. Так и сохранилось. Блошки деревенька тихая, приезжих тут не бывает. Леса вокруг глухие - кому ходить?
- Вот я и думаю, - сказал Семёнов, - что старуха эта - болотная ведьма.
- Дядя Саня, ты же в колдовство не веришь, - напомнил Лёнька.
- Ну... - неопределённо пожал плечами дядя Саня.

Они сидели, как не столь давно (а кажется, что очень давно) за самоваром на веранде. Зоя из неясных опасений закрыла все окна и от кипящего самовара немного запотели стёкла. Слабая лампочка под абажуром заливала светлое дерево веранды жёлтым светом, отчего всё казалось так уютно.
Лёнька внёс в дом ту коробку, что нашёл у порога. В ней оказались продукты: макароны, консервы, хлеб, масло, конфеты и многое другое. Кто подбросил им эти подарки? Лёнька задумался, глядя на сосиски в пластиковой оболочке приятного телесного цвета. Это были самые что ни на есть магазинные сосиски. И копчёная колбаса - тоже. Были даже сигареты.
- Зачем тут сигареты? - удивился дядя Саня. - У нас никто не курит. Ты, Лёнька, куришь?
- Да нет, дядя Саня, - сказала Платонова. - это ты тут куришь.
И рассказала, какой гадостью отравлял все эти дни Семёнов свои лёгкие. Тот обалдел. Что?! Курил сено с полу?! Да там навозом всё пропитано!
- Ну ведьма! - рассерчал он. - Заставила курить какашки!
Он уже забыл, что в колдовство не верил.

Была одна проблема: за пределами спасительной веранды оба взрослых превращались в Пелагею и Петра. А сидеть вечно на веранде тоже не получится. Хотя Зоя была готова к этому. Она ужасно боялась превратиться опять в бабушку Семёнова, хотя на фотографии Пелагея выглядела очень симпатичной.
- Здесь безопасно,- твердила она. - Даже ведьма не сумела войти сюда. И картуши тоже не пролезут.
- Кстати, а почему ведьма не прошла? - изумился Лёнька.
То, что Пётр с Пелагеей не видели прохода - это ясно. В их время тут не было никакой веранды. А вот почему ведьма не могла не только увидать но и даже войти? Ведь она явно что-то заподозрила, даже крикнула им, чтобы выходили.
Лён этого не понимал. Для колдуньи, обладающей свойством телепортации это было более чем странно. А вот вход на террасу был для неё закрыт!
- Лёня, что это с тобой такое было?! - взволнованно спросила Зоя.
Она впервые видела, как действует дивоярская сталь.

Когда Наташа крикнула, что перед ним Лембистор, Лён уже совершенно рефлекторно прибег к иголке и обезопасил себя. Тем более, что ведьма сказала фразу "это ты, мальчишка?". Так спросил Лембистор там, над потоком лимба во время боя в небе Сидмура. Выходит, что она его узнала. Так кто же это?
Рассказ Наташи и Катьки тоже был очень интересен. И Лён решил проведать бабушку Лукерью. Настоящую Лукерью. Она явно знала больше всех, но почему-то избегала говорить. Неужели, надеялась таким образом спастись от ведьмы. Та обещала не оживлять сестру. Значит, не врал Леший, когда говорил, что у старой Лушки была сестра. А "оживлённые", выходит, это все те призраки. Когда им достаётся тело, они становятся совсем похожими на людей. Ведьма воскресила фантомы такими, какими они были в сороковом году.

***
Старая Лукерья уже не пряталась на печке. Она сидела смирно за столом и смотрела, как Антонина наливает чай. Заварка была свежей, явно из таинственной коробки. Да и сама коробка стояла рядом, на ней имелась надпись: "растительное масло "Южное". В доме у одинокой бабки не имелось холодильника и в каст-рюльке варились сразу все сосиски.
- Не пойму, что за дрянь такая, - призналась Антонина. - А бабка говорит: вари! Как это есть-то? Курам лучше вон отдам.
- Какие куры? - машинально отозвался Лён, раздумывая, как лучше присту-пить к разговору.
Старуха молча отвела глаза.
- А вон куры! - показала мнимая Лушка.
В палисаднике, заросшем лопухами и крапивой, в самом деле копошились куры. Настоящие, живые куры, без всяких признаков прозрачности.
- Бабка Евдокия обещала, что козу нам приведёт, - охотно делилась сведениями Антонина.
Она как будто бы забыла, что совсем недавно под видом молока разливала по чашкам колодезную воду. Лён уже догадывался, что у наведённых на людей мороков своеобразная логика. Они не задумываются над очевидными вещами, не задают лишних вопросов, легко объясняют самыми невероятными причинами самые неудобные вопросы. Так и должно быть, ведь они не люди, а фантомы. У них лишь подобие человеческих реакций и кое-какие сведения из прошлого. Они бормочут про колхоз, но ни один из них не спешит утром в сторону Матрёшина. А на съёмочной площадке они даже немного приходят в себя, что позволяет Кондакову снимать свой фильм. Непонятно также, что думает об этом всём сам режиссёр. Является ли он марионеткой? Сложно сказать, потому что он и его группа давно уже не заглядывали на огонёк. Мало того, они теперь даже жили у Леха.
- Бабушка Лукерья, - спокойно спросил Лён. - Лех кем тебе приходится?
- Племянник он мне, - с улыбкой объяснила Антонина.
Старая печально посмотрела на неё, потом снова повернулась к Лёну.
- Чего тебе, малой? - безразлично спросила она. - С тобой тоже скоро так будет. И с девчонкой твоей тоже. И с ейной вон дочкой.
Она кивнула на молоденькую Лушку. Та с увлечением прихлёбывала чай с блюдечка.
- Как с ней бороться? - тихо спросил Лён.
Старуха ни на секунду не подумала, что он имеет в виду заколдованную Антонину.
- Никак, - кратко ответила она. И налила в чашку чаю. Рядом на столе в старой сахарнице лежали конфеты, на тарелке - разрезанный рулет "Торнадо".
- Зачем мы ей нужны?
Бабка вздохнула и отложила слишком твёрдую конфету. Шоколад был ей не по зубам.
- Когды я маненька была, ездила с батяней в город, - призналась она. - Там мы с Марькой видели такое место. Звери там всякие были в клетках.
Лён кивнул.
- У них в клетках нарисованы картинки, - продолжала бабка. - Как будто лето. А холодно так было, уже сентябрь. Вот батя и сказал: это чтобы они думали, что в своей стране живут. Вот и она сделала вам всем картинки. Будете жить в клетке.
- В зоопарке ходят люди, - напомнил Лён. - Они смотрят на животных. А тут кому морочить голову?
- Так мертвякова же невеста, - отвечала старая Лукерья. - Он и будет смотреть. Ни в чём он не виноватый, давно уж помер. Как она его подняла из земли? А ты говоришь - бороться! Молчи уж, малый, ешь конфеты... С голоду подохнуть она нам всем не даст.
Лукерья встала и тяжело направилась к кровати. Антонина тут же захлопотала и накрыла старую бабку одеялом.
- Спасибо, Лушенька, - ласково сказала ей старуха. - Сходила б, что ли, погуляла.
Второй глюк куда-то испарился: весёлая старуха в нарядном переднике, которая угощала их блинами. Не её ли звали бабкой Воробьихой? Теперь старая Лукерья изображает ту, что лежала на печке и спрашивала, кто пришёл.
Ведьма оказалась неплохим режиссёром: всем дала роли, всех оделила пайками. Только двое подростков оказались не у дел, да ещё Кондаков с Немучкиным почему-то неуязвимы.

Он вышел на дорогу. За огородами косил траву какой-то человек. Пролетела с жужжанием пчела. У кого-то песней заливался патефон. Весёлая, хорошая деревня Блошки. Скоро у всех будут козы, а вместе с ними молоко. Никто из живущих в сороковых годах не спросит: а что это за рулет такой "Торнадо"? Антонина тоже привыкнет есть сосиски. Катька... нет, это невозможно!
Как можно примириться с таким произволом?! У него-то и у Наташи по крайней мере мозги ещё не отшибло! Пусть он ещё и неумелый волшебник, но где-то должна быть у ведьмы слабина! Пусть она унаследовала знания многих поколений ведьм! Как она раздобыла все эти продукты в ящиках? Как сумела пронести сюда? Значит, можно выйти за пределы этого пространственного кокона! А солнце на небе - оно разве не настоящее?! Хотя ведь в изнанке Блошек тоже было солнце, правда, иллюзорное.
Лён закрыл левый глаз рукой и огляделся. Нет, солнце пока что настоящее.
Значит, она решила устроить мир, в котором будут жить безбедной жизнью те, кто жил когда-то в конце тридцатых годов. Здесь будут марионетки, изображающие давно умерших. Тех, кого когда-то привык видеть некто. Он мно-го лет был мёртвый, потом ведьма воскресила его. И он должен быть здесь, в Блошках. Кто из этих фантомов и живых кукол? Старики должны знать. Кого любила ведьма? Кого из воскрешённых ею?

***
Маниловна наслаждалась давно забытым вкусом колбасы. Она уже обдумала своё житьё-бытьё и немного отошла от паники. С голоду помереть во всяком случае ей не дадут. Сегодня Димка-квартирант притащил большой ящик со всякой всячиной и сказал, что это прислали из колхоза. Маниловна не стала спорить. Какая разница, чем это объяснять? Важно то, что продукты настоящие.
- Баб Клунь! - по своей незабываемой привычке проорал он в растворённое окно. - Сказали, что и козу дадут! И кур!
Маниловна удивилась про себя, но виду не подала.
- А поросёнка обещали? - осведомилась она.
Но Димка уже не слушал - он собирался на работу. Сегодня они готовят съёмки потрясающего эпизода. Хорошая нынче пошла колхозникам работа.
- Жень, внучек, - позвала она в окно.
- Чего, баб Клунь?
- Гулять-то седни будешь с Нинкой?
- А то!
- А сено-то косить козе, - напомнила коварная Маниловна.
- Ой, блин! - расстроился Дмитрий.
- Какое ж молоко зимой без сена, - мудро рассуждала бабка. - А курям чего кормить? Яички опять же. А поросёнку без баланды никак нельзя. Комбикормов однако нет. Свинью картофельными очистками ведь не напорешь!
- Баб, мне пора! - заторопился Димка.
- Сарай весь развалился, скотина вся зимой помёрзнет. Дим, плюнь ты на эту свою Нинку, ведь всё равно помрёт от пьянки! Женись вон лучше на Воронцовой Лушке!
- Да ладно! - проворчал тот. - Пацанка какая-то! Малолетка.
- Да уж лучше твоя Нинка! - прокричала ему вслед Маниловна. - Через неё деревню всю видать!
Муж убежал. Маниловна доела бутерброд и допила весь чай. Вытерла руки о себя и вышла на крыльцо.

К калитке подходила Дина Пономаренко. Она несла в руках большую картонную коробку. Старуха удивилась, когда женщина вошла к ней.
- Ты Маниловна? - холодно спросила актриса, взойдя на ступеньки со своей коробкой.
Тут старая вдруг увидала своими не по возрасту зоркими глазами, что у незваной гостьи странные глаза: чёрная радужная оболочка отделялась от зрачка тонкой голубой каёмкой.
"Таких глаз не бывает..." - мелькнуло в голове.
- Это тебе куры. Смотри, чтобы не убежали, - распорядилась Дина.
Поставила коробку на пол и собралась уйти.
- А чем кормить? - растерянно спросила Маниловна.
- Скоро всё будет, - ответила через плечо странная женщина и вышла, старательно прикрыв калитку.

Старуха ещё сидела на крыльце и раздумывала над происходящим. Судя по всему, ведьма поставила их на довольствие. Теперь старая Маниловна больше не одна - с ней внук и невестка. То есть муж и и свекровь. Неважно. Муж женится, если кто умнее не опередит его. А вдруг опередит?!
Маниловна сообразила: надо бежать к старой Лушке - договариваться о сватовстве. Живых невест раз-два да и обчёлся! Не женить же внука на этой Нинке, всё равно сопьётся, шпана прозрачная!
Грузная старуха резво соскочила со скрипучего крыльца, распугав всех кур, пасущихся в палисаде.
- У вас товар, у нас купец, - озабоченно пробормотала она себе под нос, репетируя в уме, что она скажет старой Воронихе. Той ведь тоже без внуки оставаться не захочется. А с другой стороны, девка молодая - кто-то всё равно сманит. Ой, тонкое тут дело!
И покатилась по тропинке, переваливаясь с боку на бок, как огромная курица-несушка.



ГЛАВА 28. Деревенская свадьба

Разрозненные детали никак не складывались в полную картину. Ясно, что в Блошках развёртывается настоящее злодейство. И его инициатор - эта странная старуха, бабка Евдокия. То, что она ведьма, совершенно ясно. И под её личиной не прячется демон, одно это уже хорошо. Но каковы её дальнейшие планы?
Лён не мог поверить словам старой Лукерьи. Ведьма собирается до смерти держать их всех в этой пространственной клетке? Чего ради? Да и возможно ли такое? Слишком мала клетка. Одно дело, когда в ней живут привидения, а совсем другое - живые, хоть и замороченные люди. Им надо очень много, чтобы жить годами. И клетка этого не может обеспечить. Кто-то будет доставлять сюда продукты? Значит, где-то тут есть дыра.
Лён представил себе, как он ползает в Бермудском Треугольнике в поисках норы, через которую попала в Блошки съеденная кем-то нетерпеливым магазинная сосиска. Наверно, через это окошечко доставки кто-то пропихивает ворованных в деревне кур. Кто всем этим занимается? Неужели у ведьмы есть пособники снаружи? Очень вероятно.
Он остановился, словно налетел на препятствие, и машинально посмотрел вперёд.
Прямо на тропинке, опершись о чёрную клюку, стояла ведьма и пристально смотрела на него.
- И что же мне с тобою делать? - спросила Евдокия.
Лён молча рассматривал её, не собираясь говорить всякие нелепости вроде: отпустите нас, бабушка, мы больше так не будем.
- Я сразу поняла, что кто-то тут есть, - продолжала ведьма.
- Неудивительно, - усмехнулся Лён. - Я сразу себя и выдал, как попытался отсюда перенестись.
- Вот-вот, - подтвердила ведьма. - Картуши тоже говорили что-то про иголку. Или про ножик, уже не помню.
- Так что ты хочешь от всех нас? - спросил он у ведьмы.
- Разве Лушка тебе не рассказала? - ответила та вопросом на вопрос. И, поскольку не услышала ответа, продолжила:
- Я много лет шла к этому. Всё отдала, чтобы своего добиться. Даже душу.
- Кому? - кратко поинтересовался Лён, заподозрив, что в деле снова возник демон.
- Марианне.
Он изумился. Марианна?! А кто она такая?
- Да никто, - словно ответила на его мысль ведьма. - Просто несчастная девчонка. Своё утратила, а может и вовсе не имела. Живёт, как на цыпочках ходит. Старается себя сберечь, а чего ради? Пустая оболочка.
Старуха засмеялась:
- Мне как раз подходит. В неё я поселила свою душу.
- Зачем?!
- Затем, что я хочу, чтобы он был счастлив. Марианночка похожа на меня на молодую. Как фотография на живого человека.
- Кто он?
- А ваш актёр Карсавин похож на него. Тоже хорошая оболочка.
- Ты воскресила мёртвого?! - спросил с ужасом Лён, вспомнив слова бабки Лукерьи. - Через столько лет?!
Какова же сила этой ведьмы?! Ни Магирус и ни Брунгильда не могли воскрешать мёртвых. Этого не мог сделать даже Гедрикс! Такое может лишь Живой Кристалл, сын Вечности!
- Нет, не воскресила, - с тяжёлым вздохом призналась старуха. - Сергей не человек. Такой же болотный морок, как и все другие. Я слепила его из собственных воспоминаний, придала ему призрачное тело. Поэтому он не выходит на солнце. Его тело - холодная болотная вода. И все прочие - тоже из моих воспоминаний. Как я их помню в те дни, когда мы ещё были счастливы и не бежали прочь. Но он не знает, что он не человек. Что-то чует, от солнца прячется, но всего не знает. И мороки не знают. Они думают, что живут. Всё, что им нужно - это только тело. Те, что вселились в живого человека, овладеют им и станут настоящими. Так и мой Сергей тоже скоро получит тело. Как только съёмки кончатся и Кондаков с Немучкиным уедут, так я всё доделаю до конца. Ты зря прикончил двух призраков. Я легко могу наделать новых. Все, кто жил тогда здесь - все вернутся. Я приведу сюда людей из другой деревни. Все получат оболочку. Они будут здесь жить и стариться, как в обычном мире. И Сергей с Марианной проживут долго и счастливо. Он не будет помнить ничего дурного. И вашей бедной Марианне так будет всего лучше. Я видела её душу и что там происходит. В болото надо выкидывать такую жизнь. Не тебе меня судить, ваш мир гораздо хуже моего.
- Я уже слышал подобные слова, - ответил Лён. - Вот только не пойму, зачем ты мне всё это говоришь.
- Всё ты понимаешь, - отвечала ведьма. - Я не знаю, что мне делать с тобой. Ты явно обладаешь магией и её сила мне неизвестна. Почему-то ты себя не проявляешь. Я предлагаю решить всё просто. Уходи, я тебя выпущу.

Лён смеялся. Значит, его отпускают? Очень хорошо. Где та дыра, в которую он вылезет обратно в свой жестокий мир?
- А зачем ты утащила Катьку и устроила ей избушку, как в сказке?
- А, это! - ведьма тоже засмеялась. - Девчонке было скучно, я и решила: пусть немного поиграет.
- Ага, и картушей приставила для охраны, чтобы девочка не забрела в болото!
- Само собой! - небрежно отмахнулась Евдокия.
- А потом увидела шарик у неё на шее и передумала играть с ребёнком в сказку! - продолжил Лён.
- Точно! - с удовольствием подтвердила ведьма. - Пусть так и живёт здесь с шариком на шее. Мне он не мешает, ей - тоже. Ей хорошо будет с Васиными, лю-ди ласковые. Конфет только не забывать подкладывать в коробке.

Лён перестал смеяться. Всё схвачено у этой ведьмы. Всё давно и хорошо продумано. Небольшие погрешности плана она легко исправляет на ходу. Осталось только выяснить, как избавиться от этой занозы - Лёньки. А мама, дядя Саня, Наташа, Катька и даже Антонина останутся тут на пожизненный срок? И не только они - все остальные тоже лишены и своей воли и своих семей и самой своей жизни. Только оболочки? Актёры второго плана? Хорошее кино у ведьмы.
- А почему Кондакову и Немучкину поблажка? Тела неподходящие?
- Не хами. Просто уговор такой: я мертвецам пообещала. Твой Кондаков у них неделю был в гостях. Они там с оператором такого наснимали! У мертвецов свои задумки, а они за это кое-что подарили мне.
- Понимаю, бартерный обмен.
- Он самый. Ты, конечно, будешь торговаться, попытаешься вытащить отсюда мать. Хорошо, я уступлю. В конце концов, всё равно тел не хватает, придётся добирать в деревне.
- Нет, я не буду торговаться.
- Вот и молодец.
- Я остаюсь. Чего мне бояться? Ты меня не достанешь, у меня защита и не только моя иголка. Я буду ходить по твоей тюрьме и портить всё, что ты будешь делать. В конце концов даже твой кадавр начнёт задавать вопросы. Я буду убивать и дальше твоих картушей. Ты права, действительно пора браться за дело и проявить себя.
- А где будешь прятать своих родителей? Не вечно же им сидеть в убежище? Мне ведь только дотянуться. Поставил преграду и решил, что защитил их?
Лён хотел ответить, но запнулся. Он не ставил никакой преграды. Ведьма не могла видеть веранды потому что той в сороковом году ещё не было. И тут до него дошло: это морокам неизвестно про пристройку в доме Семёновых, их прообразы давно умерли. А старуха жила тут и всё знает про деревню, даже какие в доме Васиных фотографии были на стенах!
- Если бы ты мог, то поставил бы преграду вокруг всего дома, а не только при входе на веранду, - продолжала ведьма. - Не пытайся сделать вид, что ты сильнее. Простая защитная магия для тела - всё, что у тебя есть. Да и ту поставил кто-то, а не ты. Тебе подарили волшебную иголку? Но сам-то ты немного можешь. Картушей рубить? Большое дело! Я новых понаделаю, людей вокруг полно. Теперь я на свободе, спасибо Марианне.
Ведьма засмеялась:
- Ничего, мальчик, у тебя не выйдет. Невозможно сражаться, имея за собой незащищённые тылы. Ты будешь всё время оглядываться, а мне нужен только маленький промах.
Он задумался. Обвести весь дом дивоярской сталью? Подействует ли? Здесь требуется магия, которой ему недостаёт. Волшебник оказался очень слабым. Вот Гедрикс тут бы развернулся. Достать клинок и рубануть с плеча? "Ты видишь этот меч, Эйчвариана?"
О каком препятствии говорила ведьма?
Лён поднял глаза. Старуха молча смотрела, опершись подбородком о свою высокую клюку. Почему ведьма не уходит?
- Неосознанная магия? - наконец, задумчиво проронила она. - Кто б поду-мал...
Она выпрямилась и исчезла. Лён остался на тропинке один.

***
- Витян! - воскликнул Немучкин, врываясь в монтажку и впервые называя Кондакова несерьёзным школьным именем. - Они там свадьбу затевают! Столы поставили прямо посреди улицы, водки натащили! Родни набежало из Матрёшина!
- Ну и чего? - отозвался Витька, просматривая снятый накануне материал. - Ты вот лучше посмотри, что за брак на плёнке? Что за типы такие, как привиде-ния?
- А, это? - Борис наскоро глянул в монитор. - Чепуха какая. Это мы с тобой снимали, как наши в траве дрыхли. Это я так, потом на капустнике крутить. Вот будет хохма! Да ты послушай, это же массовка и какая!
- Да что ты?! - оживился Виктор. - И много там народу?
- Народу-то не больно много, но всё такие типажи, такой сплошь колорит! Деревня, глушь, Саратов!
Оба торопливо похватали оборудование и выбрались на улицу. Там в самом деле царило оживление. Какие-то незнакомые мужики тащили из домов столы, накрывали простынями. Маниловна несла чугунок с картошкой. От чугунка шёл пар. Какие-то босые парни суетились, выставляли на стол из магазинной тары разно-мастые бутылки. Вытаскивались огурцы из кадок, грибы, выставлялись на стол конфеты, печенье, колбаса. Вся деревня веселилась. Никого из съёмочной группы видно не было.
- Куда все наши подевались? - недоумевал Виктор.
- А кто невеста? - крикнул Борька, при виде заранее пьяного Лешего.
- А Лукерьина внука! - охотно отозвался тот. - За вашего осветителя Димку выходит замуж!
И лесник с удальством развёл в стороны мехи старой, довоенной гармошки.
- Тына-тыны-гормотына, вот какая наша тына! - дурным голосом заблажил он.

Ну дела! Виктор с Борисом расхохотались. Вот так съёмки! Сманили парня, подлецы! Будут улучшать породу!
- А, может, она в Москву за ним поедет? - заикаясь от смеха, предположил Борис.
Завидев бабку Евдокию, оба заголосили и замахали руками. Обычно старуха в курсе всех событий. Та обернулась и, приветливо помахав рукой, снова углубилась в разговор.

- Ты что это задумала, Маниловна? - сузив глаза, спросила болотная ведьма.- Хитришь чего или совсем рехнулась?
- А что такого? Нам сказано, что будем жить тут, вот мы и живём. - рассудительно ответила толстая старуха. - Лушка девка молодая, самый сок. Не мой Евгений, так какой другой найдётся. Да что, такой-то молодайке, вечно что-ли за старухой выносить? Поженятся, дитёв вот нарожают. Будет в деревне весело у нас. А то всё старики одни. Всем будет хорошо.
Ведьма смотрела на неё, едва сдерживая смех.
- И то верно, Клавка, - согласилась она. - Пущай женятся, сердешные. Всю жизнь ты прожила без мужа, без дитя. Порадуйся хоть внукам.
Повернулась и пошла, оставив довольную Маниловну чистить вареный картофель.
Все с гомоном садились за столы. Вокруг с камерой бродили Кондаков и Борька. Они снимали всё подряд.
Во главе стола уселся молодой жених. В картузе, за ленточкой вьюнок.
- А где невеста?! - заголосили гости.
- Лёнь, сынок, - обратилась к проходящему мимо совершенно обалдевшему Косицыну нарядная тётка. - сходи-ка к Воронцовым. Скажи-ка Лушке, пущай торопится, все уж собрались.
- Хорошо, Виолетта Егоровна, - пролепетал он, глядя на неё одним правым глазом, - позову сейчас.
И опрометью кинулся в конец улицы.

Антонина кокетливо вертелась перед зеркалом, примеряя ленты из старого бабкина сундука. Сама старуха сидела у стола, подперев морщинистую щёку тощей лапкой и смотрела на "внуку" со смесью жалости, смеха и, как ни странно, зависти.
- Бабусь, а бусов нет? - почти тридцатилетняя девица легко, как мотылёк, подскочила к сундуку.
- Антоша, милая, - сказала ей старуха. - Не надо бы тебе...
Дверь открылась и вошёл соседский парень.
- Ой, грех какой, - вздохнула баушка Лукерья.
- Баба, брось! - раскраснелась и взвилась невеста. - Это ты всю жизнь у печки просидела! Ни детей, ни внуков. А я жить хочу!
- Чего тебе, малой? - безнадёжно обратилась к двери старая Лукерья.
- Что?! Уже зовут?! - встрепенулась, как огонёк, Антошка. - Сейчас иду!
Она бросилась к бабушке и поцеловала её в щёку.
- Бабусь, может быть, придёшь?
И кинулась к двери.
- Вас просит к себе на минутку Пелагея, - деревянным голосом обманщика проговорил засланный казачок.
- Она сказала... - Лёнька запнулся и быстро оглядел невзрачный наряд невесты, - что у неё такие бусы есть. И кофточка ненадёванная городская.
Антошка взвизгнула от счастья и полетела, как стрела. А Лёнька следом.

- Туда, пожалуйста! - едва угнался за нетерпеливой Димкиной невестой Косицын. Антошка вообще отличалась резвостью.
- Куда? - она завертела головой в тёмном коридоре.
- Сюда! - проговорила непонятно откуда взявшаяся Наташа и оба бывших ученика коварно толкнули бывшую учительницу прямо на доски в глухой угол.
- Вы что, ребята?! - растерянно пролепетала Антонина, падая в руки дяде Саше.
- Мама-ааа! - белугой заревела Катька.



ГЛАВА 29. Западня

Свадьба явно была на мази. Порядком пьяный женишок опять состыковался с Нинкой, к великому неудовольствию Маниловны. Последняя сидела за столом, подперев толстой ладонью свисающую щёку и голосила песню. Зато все гости веселились. Водка убывала очень быстро.
- Чего творят, петлюры! - Леший с тревогой наблюдал, как драгоценное горючее проливается сквозь призрачные глотки и поливает равнодушную к спиртному землю.
- Ась? - откликнулась осоловевшая Клавдия. - Не будет, Леший, у меня теперь внучков.
- А что так? - удивился слышавший разговор Виктор.
- Такое дело, Клавка, - сказал ей Леший, - каки уж детки. Каюк теперича деревне. По-нашему - финал.
- Вот любите вы, старики, покаркать про конец света, - отозвался Кондаков.
- А то сыграл бы, Леший, на гармошке. Знаешь, что? Сыграй такую жалистливую песню, - попросила Маниловна и сморщилась вся, приготовясь петь про несчастную любовь.
Леший растянул мехи и раскатил быстрое стаккато, и Маниловна грянула неожиданно голосисто, как на девичьих посиделках:

Как у нас один свояк
Был дурак, дурак, дурак!
Он соплями умывался,
Да блинами утирался!

- Барыня ты моя, сударыня ты моя! - залихватски и хамовато подхватил деревенский гармонист.
Маниловна вошла в раж и продолжила частушки:

Как у нашего козла
Репа из носу росла!
А у нашего Ванюши
Поросли крапивой уши!

- Тень-тень - едрён пень! - согласился Леший.
- На столе стоит чернила, а в черниле два пера! - неожиданно вмешалась в дело Виолетта Егоровна. - Ты - налево, я - направо, больше нету ни хрена!

Мой милёнок, как телёнок,
Только разница одна:
Мой милёнок пьёт из кружки,
А телёнок из ведра! - не сдавалась бойкая Маниловна.

Любовь Захаровна Козлова охотно подхватила тему:

Мой милёнок, как ребёнок.
Я его в руках ношу!
Заверну его в бумажку
И в кармашек положу!

- Есть у рыбы чешуя! - раздался со стороны дороги скрипучий голос. - А у Сеньки ни ...! Сенька по деревне скачет, два фига в кармане прячет!
К компании приближалась, раскорячившись в пляске, старая Лукерья. Она молодцевато ботала в землю старым валенком. И продолжила:

Жил в деревне какаду.
Раз ку-ку да два ку-ку!
Третий раз ещё кукнул
Да в навозе утонул!

И старуха завернула далее такие матерные частушки, с такими эпитетами и сравнениями, что даже Леший хохотал до слёз. Заливались тонким смехом белоголовые близнецы Варюхи. Басом гоготал кузнец. Трясла по-цыгански тощими плечами пьяная в дым Любовь Захаровна Козлова. Деревня гуляла.

***
Маленькая Катька отложила в сторону надоевших кукол. Ей было скучно. Играть не с кем. Даже Пелагейка больше не приходит. Хоть и прозрачная, а всё-таки была подружка. Мама с дядей Саней и тётей Зоей сидят на веранде. Лёньке с Наташей тоже всё время некогда. Они обсуждают свои взрослые дела.
Она поднялась на ноги осмотрелась. Вокруг - никого. Киношники снимают где-то далеко.
За забором что-то тихо постучало, как будто палочкой о палочку. Катька заинтересовалась и выглянула за калитку. Сначала ничего не увидала. А потом заметила слабое шевеление в траве. Подошла поближе и от удивления широко раскрыла глаза.
В невысокой мураве копошился маленький человечек. Он был сложен из палочек и желудей. Жёлудь-тельце. Жёлудь-голова. А на ней маленькая желудёвая шапочка с хвостиком. У него был носик, ротик, глазки.
- Ты кто? - изумлённая Катька опустилась на колени.
Тот не ответил. Он, как все тут, занят своим делом. Маленький человечек маршировал, размахивая сухой сосновой иглой, как саблей. Через плечо - золотая ленточка от сигаретной пачки.
Неподалеку зашевелилась трава и к человечку стали собираться такие же маленькие солдатики. Тоже с сабельками, но уже с красными ленточками. Они выстроились в колонну по двое и продолжали маршировать. У них даже были крошечные барабаны!
Командир взмахнул сабелькой, достал откуда-то тоненькую золотую трубочку и затрубил. И вся колонна двинулась в поход. А Катька - ползком за ними следом. Они пересекли дорогу, по которой гуляли куры, и углубились по едва хоженой тропинке за домом баушки Лукерьи. Солдатики прошли под лопухами и остановились. Катька села наземь и миролюбиво предложила:
- Давайте с вами поиграем!
- Нам некогда, - сказал маленький солдатик. - Нас ждут в одном волшебном месте.
Девчонка встрепенулась. Не там ли, где она уже была? В чудесном домике с чудесными игрушками!
Солдатик снова протрубил. И вот здорово! Из-под лопухов выскочили желудёвые лошадки! У них гривы и хвосты из мочалки. А ноги - спички.
Вся гвардия вскочила на коней, а лейтенант загарцевал под носом у обомлевшей от восторга девочки. Все снова построились в колонну и двинулись в поход. Теперь они двигались по тропинке в обход домов. На улице за домами что-то происходило. Там были крики, музыка и шум. А тут, на тропинке, очень хорошо.
Солдатики теперь двигались довольно быстро и Катьке пришлось прибавить ходу. Она споткнулась и потеряла великоватый ей сандалик. Хотела поискать, но он куда-то закатился. А маленькая колонна уходила дальше. И девочка побежала следом, шлёпая по горячей земле ногой в носочке.

Красненький сандалик остался сиротливо валяться в густой траве на обочине тропинки. Но пролежал он так недолго - к нему протянулась сухая смуглая рука с длинными, не по возрасту гибкими пальцами.

***
- Где Катька? - оторвалась от разговора Наташа.
Они огляделись. Обсуждение жизненно важной темы так занимало, что они забыли про ребёнка. Взрослые могли сидеть безвылазно на веранде, а Катерина - нет. Ей нужно гулять.
Лёнька вскочил. Неужели опять удрала в Бермудский Треугольник?!
- Сиди здесь, - кратко обронил он. - Я пойду искать. Наверно она решила проведать этот чёртов домик.
И он мигом скрылся в подсолнечниках за баней.
Наташа возмутилась. Ещё чего! Что это за тон взял себе премудрый дивоярец?! И совсем не факт, что Катька скрылась в Бермуде.
Она поискала в развалинах игрушечного домика и нашла там помятых бумажных кукол. Эти платья много-много раз надевали и снимали. Вся бумага истрепалась, краски побледнели, лица стёрлись. Кто будет играть такими чучелами?! А от "женихов" остались лишь мочалки - они много потрудились, играя в Катькиных спектаклях красивую любовь.
Наташа, вышла за калитку. Огляделась. Ей тут же на глаза попалась красная сандалька - она лежала прямо на тропинке, ведущей в обход огородов. Надо срочно догонять беглянку. Чего это она отправилась искать за домом Лукерьи? Было бы куда логичнее, если бы та направилась посмотреть на свадьбу. Все деревенские и призраки, и киношники гуляли на этой кошмарной свадьбе. Исчезновение невесты никого не огорчило. Воистину, все одурели.

Наташа бежала по тропинке. Та петляла среди невысоких склонов, заросших густой травой, и пышной осокой, заполняющей низину. Выше были дома, ниже - влажный луговой покров. А дальше - лес. Как же далеко успела убежать девчонка! Деваться ей с этой тропинки некуда, всё равно Платонова её догонит.
Тревога появилась спустя ещё несколько минут. Деревня осталась за спиной, а Катьки пока не видно.
Впереди вырастала берёзовая роща. Между деревьев мелькнуло светлое платье - девочка шла по краю леса. Справа - Марькино болото.
Со страхом Наташа увидала, что таинственная топь уже стала собирать над собой белесый удушающий туман. Она помчалась, рискуя попасть в ямку и сломать ногу.
- Катя! - закричала девушка.
Та обернулась, но уже было ясно, что Платонова опаздывает.

Девчонка стояла и с удивлением смотрела на неё, оставив что-то, которое до этого рассматривала в траве. А со стороны лесочка к ребёнку приближалась ведьма.
После того, как она раскрыла себя в доме у Семёновых, Евдокия больше не считала нужным таиться перед детьми. Наташа уже видела её лицо - на нём застыло немного надменное, немного насмешливое выражение. Словно все усилия, весь этот бег, все поиски совершенно напрасны. Ведьма видела их скорую судьбу.
У Наташи сжалось сердце. Зачем ведьме Катька? Неужели охранный шарик с аквамарином, дарованный Магирусом, здесь бесполезен?! Когда-нибудь Селембрис им придёт на помощь?! Почему молчат дивоярцы?! Почему бессилен Лёнька?! Когда закончится весь этот кошмар?!

Она схватила девочку, рухнув на колени. Обняла и прижала к себе, глядя на приближающуюся колдунью остановившимися от ужаса глазами. Та подходила не спеша, как неизбежность. Справа от неё возникла чёрная волчица - она стелилась над землёй, как ходят волки, приближаясь к своей добыче.
Ребёнок задрожал. Платонова прижала голову Кати к себе, стараясь скрыть от неё кошмарное видение.
Волчица прямо на ходу преобразовывалась в человека. Поднялась и пошла на задних лапах. Шерсть исчезла, спина распрямилась. Короткие волосы загривка сразу отросли и по плечам разметалась всклокоченная грива.
- Ха, - сказал оборотень. - Они попались.
И щёлкнула зубами. Из травы тут же возникли картуши. Наташа увидала, что окружена со всех сторон. И здесь не было Лёньки с его дивоярской сталью.

Евдокия вышла вперёд. Теперь она стояла прямо перед Наташей и смотрела на неё непонятными глазами.
- Все эти страхи, - она повела рукой вокруг себя. - лишь для непосвящённых. Просто средство держать в узде непокорных. Твой Лёнька скоро уберётся прочь. Смешной маленький волшебник.
Она засмеялась.
- Зачем тебе Катька? - стараясь не дрожать голосом, спросила Платонова.
- Больше незачем, - отвечала ведьма. - Есть кое-кто получше. Девочка, ты зря трясёшься. Тебе ничто здесь не грозит.
Старуха стояла на расстоянии, не делая попытки приблизиться. Картуши залегли в траву, оттуда торчали только их уши, а Динара отошла в тень.
Наташе не требовалось слушать много слов, чтобы понять: ведьма предлагает ей вступить в какую-то сделку. Это условие безопасности для Катьки. Тогда девочку не тронут.
- Что я должна сделать? - как тогда, в подземелье замка Лембистора, в кошмарном и отвратительном Сидмуре.
- Вот это разговор, - согласилась ведьма. - Уже гораздо лучше. Твой маленький волшебник не передал тебе мои слова? Я объяснила ему, зачем всё это делаю над этой маленькой деревней.
Наташа кивнула, не желая говорить. Катька судорожно вцепилась ей в шею и тихо всхлипывала в плечо. Вокруг так славно подувал ветерок и шевелили кронами берёзы. Умилительная летняя погода. Чудесный день. Вдали голосят киношники, ревёт в мегафон Кондаков. Как это всё не соответствует обречённости момента. Надо тянуть время. Может, Лёнька сообразит придти на помощь.
- Твой волшебник не придёт. - ответила, словно читала мысли, ведьма. - Он сейчас кружит по Поганому Углу, по вашему - Бермудский треугольник. Его ведут следы. Следы маленьких ног.
Ведьма обложила их, как загоняемую дичь.
- Что требуется?
Глаза у ведьмы словно потускнели.
- Я скоро ухожу, - проговорила Евдокия. - Мой век кончается. А этот маленький мирок, он должен жить. Кто-то должен заботиться о нём. Должен заботиться о пропитании, поддерживать иллюзии. Не давать упасть барьеру. Тот, кого я воскресила, получит скоро тело. Марианна тоже скоро завершит обращение. Я отдала ей свою душу, и скоро сама переселюсь в неё. Но тогда утрачу свою силу. Я стану снова молодой и всё забуду. Сергей тоже всё забудет. Двое молодых и никакой советской власти. Никто не придёт и не порушит этот мир. Мои фантомы не могут существовать вне этого кольца, их поддерживает моя сила. Только в этом замкнутом пространстве, среди иллюзий, среди нескончаемого лета. Ты будешь вместо меня колдуньей. Сначала я хотела приспособить под это дело девчонку, но ты отдала ей свой талисман. Не знаю, откуда он взялся, но так получилось ещё лучше. Ты не знала, тебе так и не сказал твой волшебник? У тебя есть магия. Ты тоже имеешь власть, да не такую, как этот надутый маленький простак. Всё, что у него есть - это подаренная кем-то иголка. Чужая власть, чужая сила. А ты ведь думала, что он - волшебник?
Старуха рассмеялась так легко, словно они беседовали о чём-то очень забавном.
- Что меня заставит сделать это? - спросила Наташа. - Угроза для Катьки и всех прочих? То, что ты собираешься сделать с ними, хуже во сто раз. А я ещё должна пособничать тебе? С какой же стати? Ты уйдёшь и я всё разрушу.
- Не всё так сразу, - ответила колдунья. - Это ты сейчас так рассуждаешь. Ты не знаешь, что такое власть ведьмы. Что такое сила. Ты не случайно сюда попала. В Блошках выродился народ, а магия болот осталась. Она призвала к себе того, кто ей родной. Ты, девочка, от рождения - ведьма!
- Нет! - вскрикнула Наташа. - Этого не может быть! Я никогда не ощущала желания ко злу!
- Я тоже с этим не родилась! - рассмеялась ведьма. - Да и кто назвал это злом? Твой маленький волшебник? У маленьких магов всегда огромные амбиции. Они любят назидать. Они полагают, что вправе навязывать другим свою защиту.
Она ещё что-то говорила, но Наташа не слушала старуху. Сзади жадно дышала в затылок волчица. С одной стороны картуши, с другой - чёрная вода болота. Если бы она могла снова стать голубкой. И как тогда, взлететь прочь от вурдалаков. Или если бы они могли стать ящерками и юрко ускользнуть в траву.
- Мамочка, - зарыдала Катька на плече, - я боюсь!
Раздался довольный смешок волчицы, а картуши задышали часто-часто - старуха сделала шаг вперёд, к своим жертвам. На лице усмешка.
Наташа с ненавистью смотрела на ведьму, внутри рождалось безумное чувство - желание раствориться в безмятежном, жарком воздухе, улететь лёгким ветерком. Испариться, рассыпаться мелкой пылью, исчезнуть.
Секунду ей казалось, что она оглохла, иначе откуда этот странный мелкий звон в ушах? Почему замолкло всё вокруг? Что за искры заметались справа от неё?
Медленно-медленно Наташа сумела повернуть голову, при этом почти безучастно удивляясь тому, как замерли её враги. Справа творилось нечто странное - в воздухе расползалась какая-то длинная щель, пространство распадалось, словно разрезанное какой-то волшебной бритвой, и из-под него выглянула чёрная изнанка.
Девушка не успела даже удивиться, как резкий порыв непонятно откуда взявшегося ветра сорвал её с места вместе с Катькой и занёс в бездонную темноту. Разрез мгновенно затянулся.

Ошеломлённая ведьма качнулась от воздушного удара, а картуши с визгом поныряли в траву. Всё произошло мгновенно - прямо в воздухе раскрылась дыра, и девчонок затянуло в неё.
- Что это такое?!! - в ужасе провыла Динара.
- Чего-чего! - грубо обронила пришедшая в себя ведьма. - Тебе знать не положено!
- Куда они девались?!! - с воплем подскочила к ней волчица.
- Заглохни, - ответила ведьма и неожиданным пинком в бок повалила Динару в траву. - Не приставай ко мне. Сказано - не твоё дело!
Она повернулась и быстрым шагом направилась прочь от деревни.
Динара осталась на месте ненадолго - она вздыбила шерсть, развернулась и бешеными глазами оглядела картушей. Те моментально прекратили притихли и перестали лыбиться.

- А почему бы мне не стать колдуньей? - льстивым голосом заговорила волчица, догоняя Евдокию.
- Тебе нельзя, - отвечала та, быстрым шагом двигаясь в Бермудский Треугольник. - Ты стерва кровожадная. А мне нужно, чтобы она их всех любила. И живых и мёртвых. Я знаю, чем мне повязать её.

***
- Смотри, Виктор, - с лёгким удивлением проговорил Борис. - Что-то странное не то с нашей техникой, не то с деревней.
На экране свадьба выглядела совсем иначе - не как в натуре. Среди вполне реальных жителей деревни, беззаботно веселящихся на свадьбе, непринуждённо слонялись слегка прозрачные фантомы. Они плясали, пили водку, пели песни, дрались между собой. Всё нормально, только сквозь них просвечивали даже не дома, а полуразваленные хибары. Зелень приобрела какой-то зловещий фиолетовый оттенок. Невеста была призраком, а Димка превратился в незнакомого молодого парня. Раззявленная пасть Лешего, поющего частушки. Кружащиеся, как ведьмы, древние блошинские старухи. Совершенно преобразившийся звук, как будто кто-то тёмный выл в ущелье. Невозможный вид неба, словно стянутого над деревней. А в центре, как в дыру, дико светило озверевшее от гнева солнце. Это походило на пир во время чумы.
- Знаешь, Борька, - задумчиво проронил Виктор, - шикарный получился кадр. Хоть это и явный брак, но в этом что-то есть такое, - он пошевелил пальцами - инфернальное!
- Но как?! - поражался Немучкин. - Откуда это всё взялось?!
- На свете много есть такого, друг Горацио, - ободряюще похлопал его по плечу товарищ, - что и не снилось нашим мудрецам!



ГЛАВА 30. Это Селембрис!

Ночная тьма накинулась на них, словно мечтала утопить в себе.
- Мамочка! - вопила, переворачиваясь в непонятной пустоте, Наташа.
- А-ааааа! - вторила где-то рядом Катерина.
Вокруг кувыркалась белая луна.
Руки их случайно встретились и случилось нечто удивительное. Словно кто-то невидимый резко дёрнул девчонок за спину. Они колотили руками и ногами, стараясь сдержать падение. И, странное дело - получалось! Снизу приближалось что-то непонятное. Что-то громадное и тёмное, словно спина гигантского чудовища, покрытая чешуями с рассеянным мерцанием.
Девочки упали прямо на это и заскользили с чешуи на чешую, как с трамплина на трамплин. Чудовища под ними не оказалось и вообще всё было непонятно.
- Ай! Ой! - кричали обе, не понимая, как не разбились. К их крикам присоединились вопли, тьма оказалась населённой.
И вот в последний раз перекувыркнувшись, девочки шлёпнулись на что-то мягкое.
- Я протестую! - крикнул кто-то. - Что за хамство?!
- Нет, это просто возмутительно! - отозвался невидимый голос. - Когда всё это прекратится?!
- Кто здесь? - пискнула Наташа.
- Какая наглость! - вскипел притихший было голос. - Вы отдавили мне сегмент!
- Господа, постойте, - прорезался чей-то слабенький фальцет. - Не надо волноваться.
- Посмотрите на него! - возмутился сразу целый хор. - Жалкий миротворец!
- Где? Где? - завякал дискант. - Где миротворец? Я ничего не вижу! Дайте свет!
- Тебя тут только не хватало! - отозвалось контральто.
- Нет, ну почему?! Если маленький, так сразу затирают! - упирался голосок.
- Дайте ему свет, а то всю ночь будет приставать. - с досадой отозвался сочный альт.
- Скажите, где мы? - с испугом спросила в темноту Наташа.
Этот вопрос вызвал новую бурю голосов.
- Да будем спать когда-нибудь?!!! - взорвался неслышимый доселе новый голос.
- Как спать, когда такое дело? - опять возник незримый миротворец. - Давайте лучше включим свет.
Все завозились и стали натыкаться друг на друга.
- Отстаньте, негодяй! - нервно вскрикнула какая-то особа. - Не хапайте меня за волоски!
- Где лампа? - пыхтел какой-то полный тип. - Потрите кто-нибудь её по брюшку.
- Кто это такие? - спросила тихо Катька у Наташи. Та и сама не знала, поэтому пожала плечами. Сейчас зажгут свет и всё само собою разъяснится.

Во тьме, в которую не проникало лунное сияние, зажёгся зелёный мягкий свет. Это был фонарь. Он свисал на тонкой нити. И это был пузатый, сонный, здоровенный, как собака, светлячок. Его уютный свет озарил странное собрание, сидящее кружком. Большие гусеницы. Одни - зелёные и стройные. Одна - дородная особа в меховом манто и с белым украшением на шее. Несколько жуков - все разные. Большая бабочка махаон и пара ночных совок. Зелёненькая тля с восторгом пялилась на Катьку. Жук-долгоносик и чёрная жужелица.
- Милая, зачем так грубо падать с неба? - сердито обратилась к Наташе меховая дама. - Вы отдавили мне сегмент. У вас что, крыльев нету?
Наташа от изумления разинула рот, не зная, что сказать. Но тут маленькая тля запрыгала и знакомым голоском завякала:
- К нам попали в гости эльфы!
- К-какие эльфы? - чувствуя неладное, спросила Платонова.
- Цветочные эльфы, - охотно пояснила жужелица. - Добро пожаловать, мы очень рады.
Тут Наташа обалдело осмотрела Катьку и с изумлением обнаружила, что за спиной девочки торчат самые что ни на есть настоящие стрекозиные крылья! Она в испуге пошарила за своей спиной и тоже поняла, что помешало им разбиться. Это были крылья!

- Однако, - с предупреждающим покашливанием выступил в серёдку обладатель фальцета. Это был жук-бронзовик. - Я хотел бы вам заметить, что мы так и не послушали последнюю историю.
- Казяв Хитинович! - пропрыгала под светляковый фонарь зелёненькая тля. - А это будет страшная история?
- О, это будет страшно страшная история!
Никого не смущали два незнакомых эльфа, свалившиеся непонятно откуда. Один эльф в джинсах и топике. А второй - с одной сандалькой на ноге. Очевидно, здесь это было в норме.
- Жучинский, не тяните долго паутину, - недовольно промолвила мадам в мехах.
Тот приподнялся на задних лапках и подёргал за ножку тускнеющего светлячка. Свет снова разгорелся. Светляк свисал на паутинке из темноты густой берёзовой листвы. И всё общество сидело на пологой и широкой ветке. Внизу волновалось от ночного ветерка широкое лиственное море, слабо озаряемое зелёным фонарём.
"Всё понятно! - с восторгом подумала Наташа. - Мы в Селембрис!"

Сказочное общество меж тем усаживалось поудобнее. Сверху мягко светил спящий светлячок, привязанный через подмышки паутинкой. Лиственный шатёр слабо шевелился.
- В одном прекрасном королевстве жила-была принцесса, - начал повествование жук-миротворец, Казяв Хитинович Жучинский, признанный рассказчик в собрании насекомых.
- Девочка в ранние годы осталась сиротой и приняла на себя все бремена правления в непростом деле государственных забот. Целый день бедняжка трудилась над указами, проектами законов, учреждала премии, председательствовала в судах и многое другое, о чём здесь слышать вам всем будет скучно. Ибо занятия монархов скучны таким простым созданиям, как мы.
- Очень, - подтвердила меховая дама.
- Вы все, наверно, думаете, что жизнь принцесс состоит лишь из балов, танцев, развлечений.
- Конечно, - подтвердила моль. - А как же?
- Так вот, а наша принцесса чахла над своим рабочим столом в прекраснейшем своём дворце. Был он полон царедворцев, челяди и прочих суетливых насекомых. Всем этим надо управлять, заботиться о них, приказывать, повелевать.
- Хотела бы я так, - вздохнула маленькая тля.
- Всё верно, милая моя. Кто бы не хотел? Но тут до царедворцев стало доходить, что при столь неестественном образе жизни у принцессы может так и не появиться наследник. Уж больно девочка была занята своими бумагами, приказами, указами, проектами, законами. Дела, знаете, делами, а любовь любовью! Стали царедворцы совещаться, как бы ненароком подсунуть королевне подходящего для пары кандидата. То одного подсунут, то другого - ноль внимания. Барышня сидит и пишет. Премудрые челядинцы придумали устроить конкурс: кто лучше рассмешит принцессу. Позвали кучу претендентов, бросили по государству клич, призвали таланты из народа, устроили показ. Две недели умники изощрялись перед троном, являли чудеса остроумия, изобретательности, мастерства. Рассказывали анекдоты, сочиняли комические стишки, пели частушки. Потом пошёл площадный юмор. Принцесса повелела всех юмористов показывать со сцены и в театрах. А всё множество материалов опубликовать отдельным сборником. И похвалила за устроенный на уровне кастинг.
- Ну, тут мы бессильны! - развели руками царедворцы.
- Постойте, господа, - вмешалась тут в разговор одна старая придворная муха.

- Так это были мухи? - спросила Катька.
- Конечно, девочка. Пожалуйста, не перебивай, - ответила меховая дама.

- Никто и не знал, что она ещё жива. Забершилась где-то в углу, высохла вся и пропылилась. Но умом старая придворная лукавица была ещё крепка. И поведала она придворным вот что. Есть-де недалеко отсюда, в глухом лесу, в гнилом дупле одна колдунья. К ней раньше молодёжь бегала за приворотом. И, знаете, действовало безотказно! Вот вы пойдите, найдите старую колдунью и попросите у неё средства от государственной тоски. А то ведь не сегодня-завтра принцесса околеет без потомства.
Ну, делать нечего, придворные собрались и всей гурьбой полетели в тот лесок, нашли дупло и поведали обо всём несчастье ведьме.
- Знаю, господа мои хорошие, - отозвалась суровая колдунья. - Все ваши горести давно я прочитала в книге. Не надобно печалиться, не надо горьки слёзы лить. Есть средство у меня простое, но очень радикальное. Валит наповал всех старых дев, замшелых крючкотворов и книжных червяков. Выпадет на вашу долю и веселья, и балов придворных и прочего другого. Вот, даю вам средство в запечатанной бутылке. Распорядитесь этим так. У вашей королевны скоро день рожденья. Так вот, под предлогом празднования круглой даты потребуйте устроить ассамблею. Принцесса не откажется - всё же дурной тон. Вот она там сядет и станет делать вид, что ей ужасно скучно с вами, что все затеи ваши не что иное, как легкомыслие и баловство. Вы с ней не спорьте, а побрызгайте вокруг из этой вот бутыли. Скажите: мол, заморские духи. А очки с неё снимите и попрячьте. На этот запах налетит такое множество отменных женихов! Вы ей его налейте и в тарелку, и в стакан, за пазуху, в причёску. Обрызгайте и женихов. Как она пойдёт с каким-то танцевать, так склеится и поневоле будет вынуждена беседовать, чтобы не утратить светский тон.

- Что за коварство... - вожделенно прошептала жужелица. На неё зашикали.

Идут придворные домой, в глазах горит надежда. Несут бутыль и каждый думает: обмажусь средством и полезу к королевне якобы поправить юбку. А там прилипну и взойду на трон. Вот где коварство, а вы говорите!
Вот с таким похвальным рвением все бросились организовывать большое торжество. Старались, как могли, всё сделали на славу. Из дальних королевств летели принцы. Собирались толстые бароны. Суетились графы. Виконтов мерили на сотню. На королей едва хватало мест. Это вам не какой-то жалкий кастинг с самодеятельностью из народа! Все чуяли, что будет дело. Одна принцесса ничего не подозревала, сидела в кабинете и производила горы никому не нужной писанины.
Придворные не стали спрашивать у королевны разрешенья. Взяли её от стола и вместе с недописанным приказом засовали в бархатное платье. С приказом даже лучше, а то принцесса больно исхудала. А тут всё же что-то под платьицем торчит. Принесли под всеобщие рукоплескания в тронный зал и усадили перед тарелкой. А сами сзади так давай принцессу поливать из той бутылки. Ну и себя не забывали.
Принцесса чует: пахнет вкусно. Тем более, что очки-то у неё отняли. И давай так с аппетитом наворачивать большой ложкой. Наелась, огляделась близоруко и почувствовала в себе большие силы. Придворные возрадовались: ну, баушка, ну угодила! А сами уж от запаха дуреют. Так сладко пахнет колдовское зелье. Тут и женихи скорее встрепенулись. Выскочили на середину залы и давай крутиться! Музыка играет, светляки сияют, все оживились. Такое зрелище! Ну, кажется, дело состоялось.
Принцесса уже забыла про приказы. Пляшет, веселится, кокетничает напропалую. То один прилипнет, то другой. Придворные тоже не теряют даром время. Кинулись и давай подкладывать витиеватые комплименты. Лукавы царедворцы, соображают: зелье-то загустевает, того гляди схватится да и засохнет. Тогда уж деваться некуда принцессе, придётся признать факт публичной связи! И тут, как водится, во всё вмешалось провиденье.

- Ой! - напугалась тля.
- Увы, моя милая, - вздохнула меховая дама. - Таков весь свет.

- Да! В невинно веселящейся толпе возникло страшное чудовище! Ибо что за сказка без чудовищ! Вошло такое страшное чудовище... ну, я прям не знаю...
- Большое?!
- Ух, большое!
- Громадное?!!
- Громадней некуда!!
- Ой, я боюсь! - запищала тля.
- Не бойся, деточка, тебе всё это не грозит.
- У-уууу...
- Так вот, идёт этот страшный монстр о восьми ногах, а глаз-то у него!... аж видимо-невидимо! И все горят кроваво-красным! А ноги!... Волосатые! Все восемь! Ну, гости испугались, к стенам прижались, крылышки дрожат! Проходит зверский монстр прямо в центр зала. Недовольно огляделся и зарычал: "Давайте музыку, болваны!"
Оркестранты от ужаса ударили в смычки и ну наяривать Камаринского! Гармошки тоже встрепенулись и давай плясать мехами! Тут уж балалайкам было стыдно умолчать. А там, глядишь, вступили барабаны. Ну, флейтам уж ничто не страшно.
"Танцуют все!" - велел страшенный паучила.
Придворные вскочили и торопливо кинулись друг к другу. А все короли, все королевичи, бароны, графы и князья, поспешно бросились искать среди придворных мух себе по паре. И, бедные, все позабыли, что обрызганы сплошь приворотным зельем! Как их посклеивало всех, так поначалу образовались пары. Король со фрейлиной, барон с виконтом! Граф сляпался с простой служанкой! Султан один заморский - с нянькой! Тут дальше - больше: пошли в дело все герольды, брандмейстер, кухмистер, танцмастер! Все носятся по залу, вертятся, кружат. Забавы, смех, веселье! А паучила страшный среди залы ногами дрыгает и басом распевает: "встаньте, дети, встаньте в круг..."

- Ну это как-то слишком, - усомнилась меховая дама.
- Зато, голубушка, педагогически доходчиво, - не согласился с ней Жучинский. - Светляк, не спите!
- Я не сплю.

Принцесса чует: все танцуют. Очки-то от неё попрятали. Видит только: круг кружится. А это все танцоры склеились в одну баранку. А посередине кто-то скачет да песенки поёт смешные.
Она уж вся была в варенье и тоже сильно захмелела. Указ поправила под платьем и на приманку полетела. Как вляпалась она в пройдоху, так громким криком закричала:
- Ох, милый мой! Я целиком вся ваша! Целуйте меня, милый принц, от хоботка до пят мушиных!
А он ей:
- Жизнь моя! Да я готов хоть щас вас съесть с вареньем или без варенья!
Придворные вдруг протрезвели. И так хотели закричать: не слушайте вруна, принцесса! От глаз нахальных не балдейте! Мы щас очки вам принесём!
Но ничего не прокричали. А почему? А потому, что склеились с бутылкой. Судите сами, господа: вот какова от пьянства польза!
Паук меж тем красотку вяжет, обматывает липкой лентой. И с наглостью ей обещает:
- Мы улетим с тобою вместе в мой замок крепкий паутинный. Я сам король над королями, и у меня есть королевство. Я посажу тебя, принцесса, посередине тронной залы. Я так люблю тебя, принцесса, до самой смерти обожаю. От поцелуя моего, ты милая, в момент загнёшься.
- О, мой король, - принцесса отвечает близоруко, - что за верёвочки на мне навиты?
- То не верёвочки, мой ангел. То платье свадебное я пошил тебе с любовью.
От слов таких и трезвая принцесса бы свихнулась, а пьяной, да и без очков, одна дорога - в паутину!
И что ж вы думаете? Взял муху, перешагнул ножищами через придворных, женихов, через пьяную прислугу и был таков! Ушёл, однако, с королевной!

- И всё? - убитым голосом спросила Катька.
- Нет, солнышко моё, не всё. Какая ж сказка да ещё про королевну без удальца-богатыря?! Без принца в плаще белом?! Без рыцаря с любовью в сердце?!
- Ах, как хорошо! - сказала Махаон, - Я обожаю про любовь!

Как только зала опустела, как только музыка утихла, случилось нечто, о чём никто и не подумал! Лежат вповалку царедворцы, с князьями склеены вареньем. На них налеплены служанки. По боку толстою каймой висят герольды, трубадуры. Графья, виконты, баронессы - подобно патоке сладчайшей. А сверху, как орехи, няньки. И светляки налипли, как цукаты. Такой шикарный тортик - режь да ешь!
И вот из тёмных коридоров несётся тихое жужжанье. Над молчаливым бубликом, лежащим неподвижно, перелетела прямо в серединку та очень старая особа, что вдула нашим царедворцам в их уши этакий совет.
Кто мог, тот из варенья выдрал уши. А кто не мог, лишь поморгал глазами.
- Ха-ха! - сказала старая мушилла. - Как славненько я вас всех подловила! Кто б знал, что можно так попасться на забродившее варенье! Ну, мухи, слушайте сюда! Я старая и мудрая колдунья! Когда принцесса ваша родилась, меня не допустили до банкета. Я обозлилась и затаила злобу. И поклялась ужасной клятвой: не встретит принцесса ваша круглой даты! Вот всё по-моему и вышло. Запомните, все женихи и царедворцы, что я у вас теперь принцесса! И тот, кто первый оторвётся от забродившего варенья, тот станет мне сегодня мужем! А ну, погнали, обормоты!

- Вя-аааа! - разревелись гусеницы.

- Нет, нет! На то она и сказка, чтоб появился белый рыцарь. Старуха только всё сказала, залезла, сыпя пыль, на кресло, как вдруг откуда ни возьмись влетает в залу королевич!
- Простите, други, задержался! Сердечно кланяюсь принцессе! Прекраснейшая королевна!.. - и обомлел: - Что там за рыло?
Старуха глянула в пенсне: посередине зала лихой гарцует комаришка. Усы колечком, нос иголкой. А ножки стройные такие!
- А принцессы дома нет, - сказала ведьма. - Я за неё сегодня подежурю.
- Врёт она, - шепнул из бублика придворный. - Принцессу утащил паук. А мы тут все скорбим глубоко.

Паук меж тем принцессу пьяную приклеил туда, куда и собирался: прямо в центр паутины. И детушек своих голодных к обеду сладкому скликал. Представьте все, что за коварство: мерзавец был уже женатый!
Принцесса чувствует сквозь хмель, что в двух платьях и одном указе ей как-то очень неудобно. И говорит, слегка икая:
- Мужчина, дайте мне очки.
- О, моя милая принцесса, - любовно проурчал негодник. - все ваши трудности - пустяк. Я уверяю вас, что скоро, минут примерно через десять, вам будет абсолютно не до платья. И ещё меньше до очков.
- О, баловник, - она сказала. - Как долго будешь меня мучить своими сладкими словами? Давай скорее, безобразник, с тобой вдвоём уединимся.
- Да я бы рад, - сказал мерзавец. - Но ведь детишки есть хотят.
- Корми скорее свою свору! - сердито молвила принцесса.
- Сейчас, голубушка, кормлю!
Лишь только это он промолвил, взял вилку, ножик и салфетку и всем ста сорока детишкам хотел привить культуру пищи, как в дом влетел прекрасный принц.
- Прочь, вражина! Убрал от королевны свои лапы! Принцесса, вас чуть не совратил паук!
- Что вы такое говорите? - принцесса очень удивилась. - Кто тут паук? Я ничего вокруг не вижу!
- Это не я, - нахально отвечал вражина. - Это он паук.
Он было думал, что сейчас начнёт плести за словом слово, опутает брехнёй мальчишку, закрутит, словно паутиной. И на обед его спокойно своим детишкам поднесёт. Не тут-то было, рыцарь смелый со шпагой ловко налетел. И негодяя прямо брюхом на ту иголочку надел!

- И правильно козлу досталось! - сказала Катька.
- Абсолютно! Потом была большая свадьба. Очки так, правда, не нашлись. А ведьму из принцесс прогнали.
- И как у них, с тем комаром любовь была? - спросила меховая дама.
- Была, была, голубчики. Была, - согласился рассказчик.
- И что же, родились детишки? - счастливо спросила моль.
- Нет, - виновато ответил Казяв Хитинович, - не родились. Какие ж, в почку, тут детишки - у мухи с комаром! Вот в этом вся мораль: уж коль не видишь без очков, так и не суйся к кавалеру!



ГЛАВА 31. Его величество Мургатый

"Пока я не вернусь с Селембрис, в том мире ничего не произойдёт"
Кто сказал эти слова? Наташа поворочалась на листе. Крылышки едва слышно зашуршали. Сон неторопливо утекал. Девушка поднялась и обвела вокруг себя сонными глазами.
Катька спала на листике, свернувшись в клубочек. Длинные стрекозиные крылья слабо трепетали: ей снился сон. Одна ножка эльфа была в сандальке, а на второй - грязненький носочек.
Все спали. Зелёные гусеницы подёргивались во сне. Лохматая мадам, жужелица, Махаон. Маленькая тля с закрытыми глазами грызёт листочек. А вот и Казяв Хитинович Жучинский. Похрапывает.

Рассвет занимался, розовел восток. Подуло лёгким ветерком. Листва едва флуоресцировала. Нежный пар потоками восходил с просыпающегося луга. Заструилась птичья трель, травы задышали.
В кристальном воздухе утра самозабвенно кружил под песню колокольчиков одинокий эльф. Гостья из другого мира.

***
- Друзья мои, - растроганно сказал Жучинский. - Я уверяю, это ненадолго. Как можно отказать гостям?! День-два, туда-обратно, и я снова с вами. Такое дело все-таки: девочкам нужны волшебники. Я только провожу и к вам опять. Мы ещё посидим на ветке вечерком. У меня в запасе ещё ой как много сказок!
- Казяв Хитинович, - жалобно сказала маленькая тля. - мы будем ждать вас.
- Да, голубчик, вы уж постарайтесь, - солидно проронила меховая дама, но было видно, что ей тоже жалко расставаться с бронзовиком.
Вся дружная компания столь разных насекомых прощалась с собравшимися в поход эльфами и их добровольным провожатым - Жучинским. Благородный старый сказочник не мог оставить в беде гостей.

Чудесный подарок Селембрис - эльфийские крылья! Вся троица легко летела над лугом. Их путь лежал на юг. Там, по словам жука, жили волшебники. Однако, особенно расслабляться не стоило: в чудесном подлунном мире тоже есть и свои хищники, и свои враги.

***
Погода к вечеру внезапно поплохела. Весь день светило солнышко, всё было замечательно. А тут вдруг откуда-то потянуло прохладным ветерком, какой-то дождливой свежестью.
- Пора трубить привал, - сощурясь на запад, проговорил Жучинский.
Но с привалом были сложности. До леса ещё полчаса лёту, а с неба уже летели тяжёлые мешки с водой - дождевые капли. Три путешественника завертелись на месте. Куда скрыться? Казяв Хитинович пророчил хороший ливень и слабые ромашки едва ли могли обеспечить путешественникам безопасный ночлег.
- А что вон там? - востроглазая Катька углядела неподалеку в траве что-то жёлтое. Все цветки прятались от дождика и большие лимонного цвета пятна не могли принадлежать маленькому цветочку.
- Полевые тюльпаны! - обрадовался Казяв Хитинович, определив по запаху. Все трое стремительно полетели к невысоким, но довольно крупным цветам.
Каждый такой цветок мог вместить троих Жучинских, но для эльфов полевые тюльпаны оказались впритык.
- Спокойной ночи! - пожелали они друг другу.

Цветок раскачивался на ветру, по жёлтому шатру стучал всю ночь настырный дождик. Внутри же было удивительно тепло: лепестки сомкнулись, не давая проникнуть сырости. Как ни странно, но спалось в тюльпане удивительно прекрасно.
В утренний сон проникла птичья трель, а вместе с ней и чей-то разговор.
- Папаша, тащите его книзу, - проскрипел чей-то неприятный голос.
Папанин голос был ещё противнее:
- Не получается, он больно толстый. Подгрызи немного сверху.
Наташа улыбнулась сквозь сон и перевернулась на другой бок. Кто-то уже занят утренними делами.
- Кантуй помалу, - сказал противный.
- Сам знаю: взрослый.

Цветок раскрылся и в спаленку проникло солнце. Погода - лучше не бывает. Лепестки распахнулись широко, словно спешили захватить побольше солнца.
- Я как Дюймовочка в цветке! - засмеялась Наташа. Наверно, Катьке тоже эта мысль понравится.
- Казяв Хитинович! - весело крикнула она. - Катя, просыпайтесь!
Жучинский выбрался из своего цветка и заблестел на солнышке, как золотой.
- Недурно выспались, не правда ли? А где же юная принцесса?
Они начали оглядываться. В каком цветке вчера оставили спать Катьку? Наташа точно помнила, что это было рядом. Вдвоём с Жучинским они обследовали цветы. Это было совсем несложно, потому что тюльпаны уже раскрылись.
- А это что? - с испугом спросил Казяв Хитинович, указывая на стебель без цветка. На обрыве застыла капля светлого сока.

Оба были в растерянности. Ясно, что недавний разговор принадлежал как раз тем, кто срезал цветок. Причём, вместе с девочкой. Наверно, она спала и ничего не услышала.
- Ну хорошо, - рассуждала Платонова, - цветок должен раскрыться и Катька улетит. Наверняка они должны заметить, что прихватили чужого ребёнка.
- Помилуйте, принцесса, - растерянно отвечал Жучинский, - кому тут нужно срезать такой большой цветок?! И что с ним делать?
- Может, эльфы платьица себе пошили?
Жучинский не ответил. Он всполз по толстому, как дерево, стеблю наверх.
- Что это?! - испугался он. К его лапкам прилипли белесые нити. - Наташа, это были пауки!

Положение просто кошмарное. Наверно, хищники выследили трёх путешественников заранее. И это были здоровенные пауки, если сумели оторвать и унести цветок да ещё с ребёнком. Бедная девочка! Висит где-нибудь на паутине, вся обмотанная мерзкой пряжей, и плачет от ужаса.
- Жучинский, ищите следы! - в отчаянии крикнула Наташа. Надо же, спастись от ведьмы, чтобы тут же попасться паукам!
Времени было в обрез.
Они бегали вдвоём между леса стеблей и не могли обнаружить ни мельчайшего следа. Кружили над лугом, выискивая хоть малейшую примету.
- Где могут жить пауки? Как далеко они способны утащить цветок?
На все эти вопросы Казяв Хитинович только разводил лапками. Пауков тут предостаточно и все они очень разные.
- Жучинский, кажется, ваша сказка была пророческой, - горько заметила Наташа.
- О, если б так! - взрыдал жук-сказочник. - Тогда бы должен появиться принц и спасти принцессу!

***
Сквозь сон прорывались какие-то звуки, но умаявшаяся за день Катерина не спешила просыпаться. Большой дневной перелёт вымотал ребёнка. Цветок раскачивался, трясся. А Катерине снились сны. В своих снах она летала высоко над землёй. Внизу протекали яркие луга, речка. Потом откуда-то явился принц. И вот она в белом платье и в фате. Они подлетают к сказочному дому и принц ей говорит...
Спаленка резко покачнулась и упала набок.
- Папаша, да что ж вы бухаете?! - раздался из-за жёлтой стенки спальни голос, совсем неподходящий принцу.
- Ничего не бухаю! - ответил ещё более подозрительный голос. - Держать надо было крепче!
- Эй, кто тут трогает мой домик?! - крикнула Катерина.
- А барышня проснулась, - заметил первый голос.
- Пойди, сынок, найди корону, - сказал второй. - А я пока сниму верёвки.
- Эй, кто там?! - уже требовательнее закричала Катька.
- А ты там не ори, - ответил кто-то. - А то рот заклею.
Катька принялась толкать руками упругие лепестки тюльпана. Вся спальня затряслась. Тогда девочка навалилась на стенку и цветок неожиданно покатился. Сама она упала. Лепестки не раскрывались - что-то снаружи их держало.
- Последний раз говорю! - грозно предупредила Катька. - Выпускай меня, а то в глаз получишь!
Там не ответили и с тяжёлым пыхтением медленно ставили цветок на донце. Потом лепестки раскрылись и Катька оказалась сидящей, как Дюймовочка, посреди цветка.
- Ну вот, - с довольным видом проговорил огромный паучище. - Настоящая принцесса.

В полутьме подземного жилища, под земляными сводами разыгрывалась драма. Паук Мургатый и его папаша, старый Пердюк Мамонич, гонялись за невестой.
- Ах, ты, маньяк с ногами! - ревела Катька. - Сожрать меня решил?! Я маме всё скажу, она тебя раздавит! Я Лёньку позову, он тебя иглой заколет!
При этом она ловко работала крылышками и чрезвычайно быстро удирала по переходам земляного замка от женишка и его престарелого папаши.
- К чему всё это?! - тщетно взывал паук Мургатый. - Я принцесс не ем. А эльфов и подавно. Я в самом деле на тебе женюсь!
- Ещё чего, козёл противный! - вопила Катька. - Ты меня верёвкой обмотаешь и повесишь в паутине!
- Да ты хоть послушай, я ничего ещё не объяснил!
- Ага! Сейчас! Маньяка слушать! Я пока не дура! У тебя сто сорок деток! И все сожрать меня хотят!
- Сынок! Лови её сетями!
- Да отвалите, папа! Она уже почти всё поняла! Мы почти договорились, а вы припёрлись тут с сетями!

Мизансцена номер два. Посреди слегка увядшего цветка сидела Катерина со склеенными крыльями.
- Ты за это мне ответишь, - заметила она Мургатому. - Ты думаешь, что я не знаю, что ты тут придумал? Тебя всё равно поймают. И ты за всё ответишь. Лично я дала бы тебе вышку.
- Сынок, давай заклеим ей рот, - вылез с предложением Пердюк Мамонич.
- Папаша, ваши примитивные манеры меня уже достали. Не умеете вращаться в высшем свете, так и не суйтесь в светский разговор.
- Тебе тоже светит зона, - пообещала Пердюку принцесса. - Вы в сговоре. За это дают много.
- Послушайте, принцесса... - начал снова паук Мургатый.
- Я без адвоката говорить не буду, - твёрдо заявила Катька.
- Давай заклеим...
- Сгиньте, папа!

- Вы ничего не получите за меня. У нас нет денег.
- Нет, я сейчас сойду с ума! Вы можете замолчать хоть на минуту?!
- Я говорил...
- Нет. Не могу.
- Здесь кто-нибудь ещё не потерял рассудок?!!!

- Послушайте, принцесса. Всё, что мне нужно: чтобы вы спокойненько сидели...
- Сидеть будешь ты, подонок, а не я.
- Сынок, ты бы обмотал ей ноги.
- Тебе такой навесят срок - мотать до крышки.
- ... здесь очень скоро будут гости...
- За групповуху есть статья.

- Прошу заметить, - горько проронил Мургатый, - я не сторонник крайностей. Вы сами вынуждаете меня.
Катька сидела со связанными руками-ногами и заклеенным лепестком ртом.
- Я не питаю никаких иллюзий относительно своих внешних данных. Но и вы меня поймите. Я в нашем паучином царстве почти король, но у меня нет королевы.
Принцесса фыркнула, сумев вложить в простейший звук большую гамму выражений.
- Мне очень жаль вас принуждать. Я зря надеялся, что вы оцените моё духовное богатство. Но я вас не виню: вы слишком уж прекрасны, чтобы при том ещё быть умной. Всё решено. Здесь через час прибудут гости, все очень знатные особы. Нас с вами сочетают браком. Скажите "да" - я буду счастлив.
Мургатый отодрал липучку, принцесса плюнула в него.
- Благодарю. Считаю за согласие.

***
- Мои друзья! - душевно обратился паук Мургатый к сонмищу чудовищ, сидящих кругом на поваленном дереве, поросшем лишайником и мхом. Банкет обещал быть пышным и всё паучиное высшее общество собралось послушать речи будущего короля. На почётном месте, в осыпавшемся и завядшем тюльпане, сидела невеста короля, принцесса-эльф. С завязанными руками и ногами, с заклеенным ртом. С незабудковой короной на голове и сердитыми глазами.
- Вы знаете, мои достойные друзья, как мало популярны пауки в нашем мире насекомых. Про нас сочиняют жестокие сказки, анекдоты и просто страшные истории. Что бы где бы ни случилось - во всём виноваты пауки. Я думаю, что надо кардинально решать задачу.
Общество одобрительно зашумело.
- Благодарю вас. Надо заметить, что мы и сами немало подаём поводов к тому, чтобы о нас плохо отзывались. Наша внешность, наши голоса, наш образ жизни - всё нелицеприятно. Никто не знает, каковы мы изнутри. Я имею в виду духовность. Мир не приемлет противоречия между внешним безобразием и внутреннею красотой. Все насекомые считают, что в насекомом всё должно быть прекрасно: и душа, и тело. А мы - изгои. Мой внутренний мир переполняет страдание. Я протестую против несправедливости судьбы! Я объявляю предрассудкам бой! И вот мой выпад против рока: я женюсь на эльфе! Я буду первым королём, сочетавшимся с прекрасным! Вы все свидетели началу новой эры!
- А принцесса согласится? - спросили свидетели.
Мургатый торопливо подбежал к принцессе и отковырял замазку от щеки.
- Скажите "да", принцесса, - шепнул он.
- Козёл, - сказала Катерина.
- Она сказала "да"! - с торжеством воскликнул паук-король, торопливо заклеивая рот невесте.
- Несите мух! - распорядился празднично приодетый Пердюк Мамонич. - Все гуляют!

***
- Это я во всём виновата, - спотыкаясь от усталости, проговорила Наташа. - Я не уследила.
Она вместе с Жучинским тащилась по земле. Может быть, найдётся след. Но комышки почвы слишком велики. Каждая песчинка величиной с булыжник. Какие уж следы!
- Знаете, - тоже спотыкаясь, проговорил Жучинский. - Я как-то раз бывал в этом месте. Здесь неподалеку живут две сплетницы-сестры. Хорошо бы их найти.

Скорбный путь привёл двух путешественников под дерево. На осине висело старое трухлявое гнездо. Большой шар из серой бумаги с круглым входом.
- Так ваши сплетницы - лесные осы? - догадалась Платонова.
- О да. Но этого мало: у них дурной характер. Они даже со своими не уживаются. Поэтому устроились отдельно.
Наташу это нисколько не удивило.
- Грыжа, Абордажь! Вы дома? - позвал Казяв Хитинович. Никто не отвечал.
- Вот плохо-то, - вздохнул Жучинский. -Давайте хоть поедим чего-нибудь.

Горе-горем, а есть хотелось. Уставший эльф и жук-бронзовик отправились на поиски ягод, цветов, грибов - чего угодно. Неподалеку, буквально в паре минут лёту, нашёлся лесной малинник. Ягоды усыпали кусты. Два путешественника расположились рядом и стали подкрепляться.
- Что за шум? - насторожился Жучинский.
И приподнялся на ножках, вслушиваясь в звуки леса. Они были в малиннике не одни.

- Это моя ягодка! А ты на ней посидела!
- А ты на моей зачем сидела?! Я её специально покусала, чтобы было видно!
- Это я её покусала! Чтобы было видно!
- Ты всё время всё у меня перенимаешь!
- Ничего я не перенимаю! Это мои ягодки, а твои вон! Я специально черту провела!
- Нет там никакой черты! Врёшь ты всё! Черта была вот здесь! Ты её специально стёрла!
Две осы кружили, сталкивались, разлетались над сплошным морем ягод. Падали на землю, дрались там и снова лезли метить ягоды.

- Которая из них Грыжа, а какая Абордажь? - спросила тихо Наташа у жука.
Они сидели на листе черёмухового дерева, возвышавшегося посреди малинника.
- Понятия не имею, - ответил тот. - Но они всегда ругаются.
- И как с ними разговаривать?
Осы между тем устали драться и сели отдохнуть.
- Не садись на мой листок, дура! - пихнула одна другую.
- Нет, это ты, дура, на мой листок села!
- Вот это моя половина, а та твоя!
- Ты себе больше отчертила! - и бросилась перечерчивать.

- Этот луг мой вот отсюда и до той берёзы, - сказала Грыжа, сидя на земле.
- Фиг тебе. Всё время себе больше забираешь, - отвечала Абордажь. - Вот от моей ноги и до той берёзы.
- Дура.
- Дура.

- Можно подходить, - шепнул Жучинский.- Здравствуйте, девушки.
Обе осы повернули к нему мутные глаза.
- Кто это? - спросила Грыжа.
- Это жук, дура, - сказала Абордажь.
- Сама вижу, дура.
- Мы с вами знакомы, меня зовут Жучинский, - он раскланялся.
- А меня зовут Наташа.
- Кто это? - с подозрением спросила Абордажь.
- Это эльф, дура.
- Сама знаю, дура. Чего им надо?
- Мы ищем ещё одного пропавшего эльфа, немного ростом поменьше. - признался Казяв Хитинович.
- Они ищут эльфа, дура.
- Сама дура. Такого же, поменьше только.
- У нас есть подозрение, что девочку поймали пауки, - продолжал Жучинский.
- Два паука, - уточнила Наташа. - Один другого называл папашей.
- Чего это? - спросила Грыжа, оглядывая обоих подбитым глазом.
- Наверно, это про ту девчонку, - брюзгливо пробурчала Абордажь. - На ней Мургатый женится сегодня.
- Так, дура, и сказала бы. Меня на свадьбу пригласили.
- Какой дурак тебя на свадьбу пригласил? - немедленно завелась оса. - Это меня на свадьбу пригласили!
- Девушки, девушки! - безуспешно пытался встрять в перепалку Жучинский. - Где Мургатый? Нас тоже на свадьбу пригласили!
Но "девушки" не слушали. Они снова взмыли над землёй и, перепихиваясь прямо на лету, направились к своему дому.

В домике ругань вспыхнула с новой силой.
- Ты скопировала моё платье?!!!
- Врёшь ты! Я его сама придумала!!
- Ты всё у меня сдуваешь!
- Нет! Это ты всё у меня сдуваешь!!!
- Сейчас. Проорутся немного. - пообещал Жучинский.

***
Сёстры не обращали на слежку никакого внимания. Они начали новую перепалку. Да ещё с таким азартом! Разлетались в разные стороны и шли на таран. А внизу бегали, как заводные, пауки.
Раздолбанный цветок - истоптанный и грязный. Жених валялся в стороне и сотрясался от рыданий. Пердюк Мамонич призывал всех сохранять спокойствие.
- Куда ребёнка подевали?! - грозно опустилась Наташа посреди раздавленных мух и покиданных комаров.
Пауки начали робко прятаться друг за друга. А паучихи, наоборот, нахально вылезли вперёд.
- Глядите-ка на неё! Явилась! Где ты раньше-то была?!
- А ну, говорите! - храбро выскочил вперёд Казяв Хитинович. - Где принцесса?!
- Смотрите! - закричали пауки. - Это он! Сказочник Жучинский! Это всё из-за тебя, злодей! Это ты выставил нас монстрами на всю Эльфиру! Бейте гада!

Наташа и сказочник-злодей кружили над поверженным деревом, ещё выше терзали друг дружку осы. А внизу бегали и сталкивались пауки.
- Иди сюда, мерзавец! - взывали паучихи. - Хоть ты и несъедобный, мы тебя просто так прикончим!
- Я обещаю! - кричал Казяв Хитинович. - Больше никаких сказок про пауков! Только отдайте нам принцессу!
Пердюк Мамонич взобрался на сучок и грозил оттуда костлявым кулачишком:
- Жучинский, ты покойник!
- Заткнись, дура! - орала Грыжа.
- Сама заткнись! - визжала Абордажь.
Всеобщее столпотворение.

- Стойте! - вдруг вскочил на дерево Мургатый. - Прекратите! Это просто гадко! Как вы можете?! В такой момент!!
Он снова зарыдал.
- О моя принцесса! Она в плену у Кретинакера! Я пойду! Я буду биться! Я победю! Она увидит и поверит!
Паук забегал по бревну туда-сюда, истерично дёргая себя за волоски.
- Она увидит. Она узнает. Она поймёт. Она поверит. Она полюбит.
- О великая Эльфира... - потрясённо молвил Жучинский. - Кретинакер...
- Кто такой Кретинакер? - чувствуя настоящую беду, спросила Наташа.
- Это муравьиный лев, - ответила сверху Грыжа, тараня в бок Абордажь. - Вот тебе, дура! Не будешь у меня платья сдувать!
- Да! Он крюгер! - крикнула та, хватая Грыжу жвалами за полосатый зад. - Вот тебе, зараза, за ягодку!
- Ну, подлая! - взвизгнула зараза. - Не крюгер, а фюрер, дура!

- Умоляю, ваше королевское величество! - взмолилась Наташа, падая перед Мургатым на колени. - Скажите, куда этот фюрер утащил ребёнка?!
- Да, да! - дудел сверху ненавистный паукам Жучинский. - Куда, скажите?!
Он опасался садиться наземь.

Мургатый перестал драть на себе волоски и обратил к Наташе сплошь зарёванную морду. Был он отвратителен и безобразен. И голос у него был такой, про который говорят, что с таким только сидеть в сортире и кричать "занято!" И лапы его гадкие сплошь волосаты. Но глаза у него были печальные. Все десять.
- Мы только хотели принести друг другу клятвы верности, - заговорил он. - Как откуда ни возьмись налетели муравьиные львы. Это ужасные создания. Принцессу вырвали из моих рук и унесли. Я бросился за ней, но упал и ударился головой.
- Да врёшь ты всё! - рявкнула сверху Грыжа. - Ты спрятался, козёл! Абордажь, стой там, я сейчас тебе как врежу!
- Ну вот, опять! - разревелся Мургатый.
- Точно! - подтвердила Абордажь. - Бросили принцессу и удрали!
И осы сцепились в воздухе.
Мургатый повесил голову.
- Я вас не упрекаю, - сказала Наташа с интонацией, обратной заявлению. - Вас слишком много обижали. Скажите нам, куда муравьи утащили девочку, и мы отправимся её спасать.
- Они промчались, словно ураган. Они неслись подобно бешеной стихии. Для муравьиных львов препятствий нет. Они берут добычу и уходят, как победители.
- Э, Мургатый, да ты поэт, - заметил недоступный паукам Жучинский.
- Куда?! - потеряв терпение, крикнула Наташа.
- В свой город, - дружно сказали свалившиеся на дерево подружки.

***
Маленькая компания летела над редкими лесными травами, растущими сквозь пожухлую хвою. Первыми с руганью и обзывалками летели осы. Следом - эльф в джинсиках и топике. Рядом - жук-бронзовик, бесстыжий сказочник, обидчик пауков. Внизу торопливо мчался его величество Мургатый и не успевал.
- Смотрите, вон их город! - крикнула Грыжа.
- Чего ты влезла, дура?! Я сама хотела им сказать! - заорала Абордажь и они принялись выяснять, кто кто первый должен был сказать.

Город представлял собой высоких холм. Наверно, для человека нормального роста это была бы маленькая горка. Но для эльфа и жука город был огромен. И сплошь издырявлен входами.
Мургатый безнадёжно отстал, если вообще не повернул назад. К тому же, он тут абсолютно бесполезен.
Осы самозабвенно занимались перебранкой, а Наташа с Жучинским предприняли попытку разведки с воздуха. Они принялись кружить невысоко над верхушкой муравейника. И тут же подверглись обстрелу зенитных батарей.
На верхушку города выскочили полсотни крупных чёрных муравьёв и в воздух полетели едкие струи муравьиной кислоты. Разведчики едва успели убраться.
Всей операцией командовал один крупный муравей в фуражке с большой кокардой.
- Батарея, к бою! - крикнул муравьиный лев. - По вражеским лазутчикам! Прямой наводкой! Безжалостно! А-гонь!
Струи взлетели с удивительной точностью и попали в то место, где только что были лазутчики.
- Промашка! - носился внизу и раздавал затрещины щеголеватый офицер. - Пойдёте все на силос!

- Что делать?! - закричала Наташа. - У меня нет боевого опыта! Как отбить ребёнка?!
- Голубушка! - взвыл Жучинский, уворачиваясь от очередной струи и торопливо уходя на высоту. - Хотите я придумаю про негодяев сказку?! Они побегут за мной, а вы полезете искать ребёнка!
- Надо звать наездников! - завопила Абордажь, валясь с высоты прямо на боевого офицера.
- Держись, зараза! Я иду на помощь! - и Грыжа тоже пошла на аварийную посадку.
- Взять шпионов! - разразился визгом сбитый с ног офицер. Но получил хорошего пинка и покатился со склона. Зенитная батарея потеряла управление.
- Фак тебе в тарелку! - победно взвыли осы, взлетая с тяжёлым жужжанием из самого пекла.

***
- Как я их поборола! - похвасталась Грыжа.
- Нет, это я их поборола, - без особого азарта отозвалась Абордажь. - Нас слишком мало. Надо звать наездников.

Как выяснилось, наездники - это особый вид похожих на муравьёв насекомых, но с крыльями и гораздо крупнее противных львов. Они были невообразимо элегантны: с красной полосой на голове, с широкой грудью и длинными ногами. И характер был под стать внешнему облику. Одним словом, удальцы!
Двух ос-скандалисток здесь знали хорошо. Их буйный характер не вызывал у воинственных наездником ни малейшего удивления. Сказочник Жучинский тоже был им известен. Но что делает тут цветочный эльф?
История с проникновением из другого мира никого не удивила. Мало ли какие есть миры. Однако, похищение эльфа Кретинакером - это из ряда вон выходящее событие. Надо срочно отбить ребёнка у муравьиных львов! И Бойк Левински, обер-офицер гвардии Гусарского полка, рассказал прибывшим о повадках муравьиных львов.
Фюрер Кретинакер построил идеальное военное государство. Он держит в страхе всех нелетающих насекомых. Да и летающих тоже, поскольку надо же где-то прятать деток. У него два рода войск. Первый - войска химической атаки. Командует ими лейб-мерзавка Казила. Вторые - армия СС - Самые Страшные. Их возглавляет оберштурмбанфюрер Гадзила.



ГЛАВА 32. В казематах Кретинакера

- Я хочу к маме.
- Молчать, военнопленный, - отозвалась Казила.
- Я в тюрьме? - недовольно спросила Катька.
- Да, ты под арестом, - высокомерно заявила лейб-мерзавка.
- Тогда мне полагается один звонок.
- Какой ещё звонок?
- Если я тебе скажу, то мне придётся тебя убить, - нагло отвечала принцесса.

Кретинакер вошёл в подземный бункер, по-военному печатая шаг. Швырнул перчатки в угол и мрачно водрузился в кресло.
- Каково число убитых врагов? - задал он вопрос.
- Ноль, мой фюрер, - отвечала лейб-мерзавка. - Подонки разбежались.
- Почему так мало пленных? - спросил он, искоса взглянув на клетку, где томилась Катька.
- Разведка доложила, что к нам движется неприятель. Сказочник Жучинский опять организовал провокацию. Он натравил на нас наездников.
- Подонки, - помолчав, сказал Кретинакер. - Так и норовят опорочить героя.
- Какого героя? - простодушно спросила Катька из-за решётки.
- Лейб-мерзавка, почему пленные разговаривают?
- Прикажете подавить бунт? - с готовностью вытянулась Казила. И обратилась к принцессе: - Молчать, военнопленный!
- Почему меня не кормят? В тюрьме должны кормить.
- Лейб-мерзавка, позаботьтесь.
Та щёлкнула каблуками и выскочила.
- Ты дурак, - сказала Катька. - Тебя в тюрьму посадят.
- Я непорочен, - мрачно отвечал фюрер Кретинакер.

Еда оказалась какой-то гнусной массой из пережёванных листьев.
- Вы нарушаете мои права! - кричала Катька, грохоча миской по прутьям клетки. - Я буду жаловаться!
- Мой фюрер, позвольте, я вкачу паршивке дозу кислоты! - разозлилась лейб-мерзавка.
- Не разрешаю! Это заложник!
- Мой фюрер! - вскочила в бункер вторая муравьиная особа. - Мы взяли пленного!
В центральный штаб армии втащили большого паука.
- Принцесса! - воскликнул он. - Я не бросил вас в беде! Кретинакер, вы мерзавец! Я требую обмена заложников! Я предлагаю себя в жертву! Принцесса, оцените мою самоотверженность!
Его бросили в клетку.
- Привет, козёл! - приветствовала его Катька. - Будем вместе срок мотать.
- Я счастлив, о принцесса!

- Нет, это просто невозможно! - простонал фюрер.
Заключённые безобразничали в клетке. Они распевали издевательские песни, требовали полдник, колотили мисками по прутьям.
- Мой фюрер! - остервенело подскочила лейб-мерзавка, - Позвольте прибегнуть к репрессиям!
- Не могу позволить! Чем я буду торговаться с эльфами?! Это же заложники! Эльфийская принцесса и её безобразный хахаль!
- Сижу на нарах, как король на именинах, и пачку "Космоса" мечтаю получить! - распевали пленники хулиганские стишки.
- Мой фюрер! - втащилась в бункер оберштурмбанфюрер Гадзила. - Нас атаковали превосходящие силы противника!
- Кто напал?!
- Наездники!

***
- Мы отвлечём их внимание! - крикнула Абордажь.
- Не мы отвлечём, - немедленно взвилась Грыжа, - а я отвлеку!
И обе осы, с азартом пересобачиваясь между собой, взмыли над верхушкой горочки. Они устроили такой скандал, так свирепо грызлись, что зенитчики и не пытались их сбивать, только смотрели с распущенными от восторга жвалами. Постепенно снизу стали тоже собираться зеваки.
Осы выделывали такие выкрутасы, так виртуозно лаялись, что зрители увлеклись зрелищем и стали комментировать ход схватки.
- Боевая машина по кличке Грыжа заходит на второй виток! Внимание, сейчас произойдёт решающая встреча! Абордажь тоже приготовилась к атаке! Трибуны безумствуют! Пошла, пошла, побольше оборотов! Есть!!! Грыже чуть не откусили лапу! Ка-кой пассаж!
- Давай, Грыжа, давай! Врежь по жвалам!
- А-бор-дажь! А-бор-дажь! - скандировала противоположная сторона.

***
- Мой фюрер! - ворвалась Гадзила в ставку командования. - Войска деморализованы!
- Так, покажите мне на карте, где проходит рубеж передовой!
- У нас на крыше!
- Когда они успели?!!!
- Спар-так чем-пи-он! Спар-так чем-пи-он! - орали и топали ногами заключённые.

***
- Берём штурмом нижние ворота! Охрана ослаблена! - крикнул своей армии храбрый наездник Бойк Левински, обер-офицер гвардии Гусарского полка.
Отборная сотня наездников с жужжанием взлетела из укрытий и, с ходу перегруппировавшись, дружно напала на два десятка нижних ворот. Оборона была ослаблена представлением на крыше. Там так громко орали и свистели, что защитники крепости не слышали шума снизу.
Сторожевые муравьи принялись поспешно баррикадировать входы. Они затыкали их мусором, дохлыми гусеницами, перегораживали палочками. Из оставшихся щелей угрожающе шевелились мощные жвала. Наездники налетели на ожесточённое сопротивление и оказались отброшены. Первая атака была отбита. Фактор внезапности утерян.

***
- Мой фюрер! - вскочила Гадзила. - Противник готовит танковую атаку!
- Врагам не сдаётся наш гордый "Варяг", пощады никто не жела-аает!
- Заткнитесь, заключённые!! Я ничего не слышу! Что там у них?!!
- Гусеничные вездеходы! Полная штурм-батарея!
Кретинакер только открыл рот и хотел отдать распоряжение, как из-за решётки вылетела сандалька и попала ему прямо по голове. Фуражка слетела и закатилась в угол.
- Мой фюрер!! - остервенело завопила лейб-мерзавка штаба армии, Казила. - Я больше не могу!! Я сейчас прикончу их обоих!!
И ринулась к решётке.
Мургатый быстро пульнул в неё струёй паутины. Казила моментально запуталась и покатилась под свист и улюлюканье заключённых прямо к толстым прутьям камеры, где оказалась моментально примотана к решётке.
- Это наш заложник! - крикнула Катька.

***
Наверху уже кое-что сообразили и осы зря продолжали драться. Зенитки смолкли, оставив вершину без присмотра. И теперь вся гора ощетинилась торчащими, как дула автоматов, брюшками со смертоносной муравьиной кислотой внутри.
- Эй! - крикнул Бойк Левински. - Чего вы так боитесь? Мы вам ничего не сделаем!
- Пошёл на фиг, козёл! - ответили оттуда. - Мы тебе не верим!
- О! - встрепенулся Жучинский. - Что-то знакомое!
- Был бы у нас огонь. - с досадой проговорила Наташа. - Мы бы их живо оттуда выкурили.
- Ну у вас и методы войны! - с уважением отозвался обер-офицер. - Расскажете как-нибудь потом?
- Нет. Не надо, - опомнилась Платонова.
Но Бойк Левински уже не слушал.
- Кабзец-атака! - торжественно провозгласил он. И скомандовал: - Товсь!
Из густой травы медленно стали выползать гигантские рогатые гусеницы, сплошь покрытые шерстью и с торчащими во все стороны острыми иглами.
- Имперские войска! - с восхищением проговорил Жучинский.
- Верно, - подтвердил Левински. - Штурм-батарея "Камикадзе".
Гусеницы медленно двинули на холм.

***
- Мой фюрер, всё хреново!
- Не ори, Гадзила, без тебя башка болит. Докладывай по форме.
- Противник выдвинул самоходные орудия. Броня меховая, химсредства бесполезны.
- А у жирафа шея длинная, а у жирафа шея длинная! А у жирафа шея длинная, он не умеет выпивать!
В штабе армии больше не реагировали ни на ехидные замечания из-за решётки, ни на издевательские песенки, ни на приглушённое бормотание лейб-заложницы Казилы. В ставке царило уныние. Никто не ожидал, что наездники встрянут в дело. Самый хитроумный план Кретинакера позорно прогорал. Он думал, что сможет выдвинуть цветочным эльфам ряд условий. Фюрер мечтал иметь крылья. И ещё он мечтал покорить себе всю страну Эльфиру, став верховным фюрером всего мира насекомых.

***
Гусеницы разрушали входы. Они ворочались в куче хлама, который выбрасывали им навстречу суетливые муравьиные львы. Те иногда даже набрасывались на вездеход, но длинные иглы и жёсткие волоски меха отбрасывали их. Муравьи падали под лапы самоходок и уползали прочь. Неутомимые лапки камикадзе отбрасывали назад мелкий мусор, откатывали палочки. Гусеницы знали, что там, внутри горы, спрятано невероятно вкусное лакомство - муравьиный хлеб, густая засилосованная листьевая масса.

Наездники кружили на безопасном расстоянии над боевыми укреплениями. Снизу им кричали всякие обидные слова. Жёсткие, как деревяшка, муравьиные львы не боялись укусов летающих врагов. А их химическое оружие весьма опасно. Наездники искали слабое звено. Но защита горы построена была с умом, поэтому наездникам больше ничего не оставалось, как выводить противника из себя.
- Что, лопухнулись, муравьиные собачки?!
- Чего это лопухнулись?! - отвечали те.
- Получили войну на своей территории?!
- А ты ещё попробуй, нас достать!
- А вот попробую!
- А вот попробуй!

Атака замерла. Вездеходы углубились в коридоры и теперь неутомимо пробивались к запасам жрачки. Ничто не могло поколебать их на этом пути. Часть наездников проникла следом и шла в кильватере у рогатых и шипастых камикадзе. Но продвижение это безумно медленное, а требовались быстрые решения. Уже много часов бедная девочка томилась у фюрера в его подземном бункере. Наташе страшно и подумать, что с ней могло произойти. Чего бы она только ни дала, чтобы добраться до ребёнка и спасти его от муравьиных львов.
- Жучинский, я не буду больше ждать. Я пойду и что-нибудь предприму.
- Да что ты?! - испугался тот. - Ты знаешь, что с тобой будет, если они тебя поймают! Это же такие головорезы!
Но Наташа больше не слушала.
- Обер-офицер Левински, у меня есть план проникновения в цитадель.
Бойк Левински с большой готовностью принялся слушать. Ему и самому надоело ждать, когда там гусеницы наедятся.
- Отвлеките их внимание, а я тем временем высажусь на вершине.
- А дальше что? - спросил Левински. - Там входов нет.
- Я его пророю. Руками.
- А, - глубокомысленно сказал Бойк. - Ага. Толково. Но неосуществимо. Там нужен экскаватор.
- Экскаватор?! - встрепенулся Жучинский. - Я неподалёку видел норку землеройки.
- Землеройки?! Так что же ты молчал, лукавый?! - грянул обер-офицер. - Послать отряд десантников за землеройкой!

Землеройку выгнали из дома. Её погнали прямо к укреплениям.
- Она не сумеет добежать до вершины, - сказал Казяв Хитинович. - Её закусают насмерть.
- Давайте так, - предложила Наташа. Все внимательно слушали боевого эльфа из другой страны. Она уже считалась признанным экспертом по методам диверсионной войны.
- Нужен отвлекающий манёвр. Притворитесь, что собираетесь проникнуть где-нибудь в одном месте. А я тем временем и добровольцы предпримем воздушную транспортировку груза.
Платонова взлетела и ухватила землеройку за шёрстку на спине. Десятка два крылатых наездников тоже включились в увлекательный процесс. Таким образом они быстро рассчитали необходимую подъёмную силу. План должен был сработать.

Наездники собирались в кучу и летели с грозным рёвом на охраняемые амбразуры второго яруса. Львы выскакивали и поливали воздух кислотой. Не долетая пары сантиметров до зоны поражения, наездники с воплями ужаса удирали прочь. Муравьи торжествовали.
- Ага, бодяги, испугались?!
- Бойк, они нас обзывают!!
Наездники возвращались и с обидными словами кидали в муравьёв песчинками. В воздухе стоял острый запах муравьиной кислоты. Защитники начали дуреть от химического отравления, поскольку рассеянные капли при полном безветрии оседали на сухой почве лысого холма.
- Иди сюда, Левински, - пьяно гоготали они. - мы тебе нальём чакушку!
И поливали кислотой окрестное пространство.
- Иди ты к птичке в зобик! - так же пьяно отзывался захмелевший Бойк Левински.
Все хохотали.

Пока внизу шло представление, на совершенно незащищённую вершину высадили экскаватор. Все были абсолютно трезвы и серьёзны.
- Копай давай, копай! - принуждала землеройку Наташа, сидя на ней верхом и старательно тыкая её головкой в землю.
Та лишь бесцельно ползала, беспомощно поводя по сторонам подслеповатыми глазами.
- Сюда, сюда копай! - бегал перед глупым животным сказочник Жучинский и топал слабой ножкой в окаменелую от сухости почву.
- А вот я тебе как тресну по сопатке! - с неиссякаемым азартом рявкнула Грыжа и свалилась прямо на башечку землеройке. И тут же свирепо вцепилась ей в ухо. Землеройка слабо пискнула.
Тут же свалилась и вторая оса.
- Кто мне треснет? Кто это мне треснет? - пыхтела она, стараясь добраться до подружки, которая постоянно всё у неё срисовывала. Но под жвалы всё больше попадалась землеройка.
Живой агрегат под ними дрогнул и начал быстро ввинчиваться в землю.
- Землёй швыряться?! - не поверила глазам своим Абордажь. - Ну, дура!
- Сама дура! - отвечала ослеплённая потоком летящих частиц Грыжа.
- Пошло! - тихо возрадовался Жучинский.
Наездники бдили по склонам площадки. Пока всё шло хорошо.

***
- Мой фюрер, няньки бьют тревогу! - ворвалась в ставку Гадзила.
- Какие няньки? - недовольно оторвался от карты Кретинакер. - Почему мне мешают думать?
Заключённые умаялись и лишь сидели у земляной стены, с довольным видом поглядывая сквозь решётку. Только замотанная в паутину Казила пыталась что-то пробулькать сквозь верёвки. Никто её не слушал.
- Идите и разберитесь, в чём там дело, - величаво махнул ручкой Кретинакер.
Гадзила вышла, посторонившись, чтобы пропустить прислугу с обедом для фюрера. Ставка будет кушать.

Под прикрытием замотанной в кокон Казилы шла тихая возня. Пленники сначала измотали фюрера своими безобразиями, а потом замолкли, будто бы устали. Тот был счастлив и не смотрел в их сторону.
Сухие сосновые веточки огораживали тесное пространство от потолка до пола. В нём, как в птичьей клетке, сидели заключённые. Мургатый раскачал прутик, и в боковой стене камеры появился вполне приличный лаз. Вот об этом и пыталась тщетно сообщить обмотанная паутиной лейб-кокон - верная идеям фюрера Казила. Только никто её не слушал.
Катька выскользнула меж прутьев, пока фюрер приподнимал крышечки судков и рассматривал, что там.
Коридор не охранялся. Все защитники крепости сосредоточились снаружи. И девочка бросилась бежать по тесным переходам. Как ни странно, она видела в полной темноте. Не слишком хорошо, но и не слишком плохо.

***
Упрямая землеройка норовила свернуть куда-то в сторону. А десантникам требовалось рыть только вниз. Осы остались наверху, заключив временное перемирие. Они славно повеселились сегодня и надумали пойти чего-нибудь поискать на закусь.
Земля под верхним сухим, почти непроницаемым для дождя слоем, оказалась вполне пригодной для рытья. Но землеройка заартачилась и копала всё время куда-то в сторону.
- Ну давай же, давай! - дёргал её Жучинский. Ноль внимания.
- Вот где они! - закричали сверху.
Наташа поняла, что оборона прорвана. Множество муравьёв заглядывали в широкий лаз.
- Сейчас мы вам, гадам, зададим! - очень храбро, но совершенно безосновательно завопил Жучинский. Обороняться было нечем. Планчик погорел. Они заперты в ловушке. Сейчас двух героев польют муравьиной кислотой и вынесут наружу их обугленные тушки.

Землеройка бешено заворочалась. Она тоже почувствовала угрозу. И принялась рыть новый ход, уже наверх. Наташа с Казявом отступали под её прикрытием.
- Сейчас уйдут! - проорал один муравьиный лев. И прицелился.
- Нельзя! - крикнули ему. Но тот пальнул в азарте. Жучинский завопил. Хитиновая броня его надкрылий задымилась. Он судорожно вцепился в землеройку, а та шла наверх, как меховой экскаватор. Казяв Хитинович висел у неё на заду и быстро возносился. Наташа осталась внизу.
- Платонова, я выбыл из игры! - слабо простонал сказочник.
- Держись, Казяв! - крикнула она. - Я сейчас взлечу следом и унесу тебя!
И тут под её ногами дрогнула и провалилась земля. Небольшая дырка, но её хватило, чтобы проскользнуть. Сверху продолжала сыпаться земля и завалила выход.
Наташа огляделась. Она одна в пустынном коридоре.

***
Катька пробиралась по каким-то узким переходам. Она понятия не имела, как выбраться из этого лабиринта. Мургатый сказал ей ободряющую весть: Наташа знает, что Катьку похитили муравьиные львы. Судя по донесениям Гадзилы, помощь в самом деле скоро подоспеет. Но Катьке не терпелось вырваться из этого гадюшника.
Заслышав шорохи, она кинулась куда-то вбок и взвизгнула от неожиданности. Обе её ноги в носочках попали в какую-то густую массу с острым и неприятным запахом. Она увязла до колен. А в дверь уже кто-то лез.
Это были обыкновенные рабочие муравьи. Почти безмозглые. Без нервов. Без чувства юмора. Почти роботы.
- В хранилище запасов посторонний, - невыразительно сказал один.
- Эй вы! - почему-то почувствовав страх, крикнула им Катька. - Не подходите ко мне!
- Его нужно обездвижить, - сказал другой.
И они двинулись к девочке, забирая её в клещи.

***
Наташа мчалась по переходам. Звала Катьку. Ей казалось, что стоит только проникнуть внутрь, как она тут же и наткнётся на ребёнка. Но холмик оказался сплошь изрыт переходами. Куча всяких припасов: мелких гусениц, червячков, мотыльков с обгрызенными крыльями. Возможно, где-то тут лежит парализованная девочка-эльф, подготовленная в пищу. Платонова не допускала мысли, что может вернуться без Катьки. При одной мысли об этом начинало скручивать в желудке. Поэтому продолжала бежать и звать.

Далёкий тонкий крик заставил её подпрыгнуть и завертеться.
- Катя! Катя! - звала Платонова и прислушивалась. Ей показалось, что крик нёсся из одного коридора. Она поспешно бросилась туда.
Второй вскрик, слегка придушенный, но уже ближе. И далее молчание.
Промчавшись ещё немного, Наташа налетела на крупный предмет. Тот с неясным возгласом повалился набок.
- Катя! Катенька! - радовалась Платонова, высвобождая от непонятной липкой массы слегка заторможенную девочку. Та вся была облеплена какой-то дрянью. Особенно трудно было отчищать крылья.
- Они сказали, что я мусор, - пробормотала Катька, выплёвывая эту гадость. - И что меня надо выкинуть.
- Не верь им, - утешающе проговорила Наташа. Она была невозможно счастлива. Дальнейшее казалось совсем лёгким.

Наташа закружилась в переходах. Она утратила ориентир. И вдруг уловила какое-то тепло из дыры в стене.
- Кажется, сюда. Здесь солнце греет сверху. Мы пробили дыру.
Она пока избегала говорить, что дыра охраняется. Там видно будет. Также в полной неизвестности судьба Жучинского. Возможно, самоотверженный сказочник погиб. Ведь землеройка лезла прямо в скопище боевиков.
Наташа втащила девочку в какое-то обширное помещение.
- Что это? - прошептала та.

Вокруг, сколько глаз хватало, на полу сидели белесые яйца. Между ними едва могла пройти нога. Удушливое тепло витало над всем этим скопищем. А в дальнем углу лежало на боку чудовищно раздутое тело. По нему прошла судорожная волна и на пол выползло из бледного его чрева ещё одно яйцо.
Их были тысячи. Все они светились слабым светом.
Наташа глянула вперёд и содрогнулась. На них смотрели мрачные белесые глаза. Самка ничего не говорила. Её мерзкий яйцеклад отложил ещё одно яйцо.
В ближайших яйцах шло какое-то неясное шевеление. Там копошатся будущие муравьиные львы.
- Наташа, - тихо позвала Катька.
Та резко обернулась. Из входов медленно лезли рабочие муравьи. Они неуверенно поглядывали на самку.
- Уничтожить, - прошипела самка.
Роботы молча двинулись на девочек, осторожно ступая между яйцами.

Она удивлялась лишь мгновение. Почему в ней взбурлила ярость, а не страх? И тут же зачесались кончики пальцев. Да так сильно зачесались!
Не отдавая себе отчёта в своём желании, Наташа вскинула безоружную руку. С кончиков пальцев сорвался пучок безмолвных фиолетовых потоков и ударил в ближайшего монстра. У робота разорвалась башка. Он рухнул на яйца и задрыгал лапками. Не понимая, что делает, Наташа повернулась к следующему и разнесла ему брюхо. Разум молчал. У него не было ответов на такое.
- Назад, - кратко скомандовала самка.
Рабочие молча попятились и скрылись в проходах.
- Уходи, - также немногословно проскрипела Королева.

Катя вся в напряжении. С неподвижностью детёныша, попавшего в смертельную опасность, она без колебаний доверила свою жизнь старшему. Старший всегда знает, что делать. Старшему надо помогать, чем только можно. Ему нельзя мешать. Он знает. Он сможет. Он сильный. Ребёнок безоглядно верил, что Наташа может всё. Они стали словно одним организмом.
Повинуясь бессловесной команде старшего, девочка отступала, осторожно нащупывая ногой промежуток между мерзкими дышащими яйцами. От пола тянуло вонью, от которого першило в горле. Маленький эльф рассчитывал каждую свою силёнку. Он внимательно следил за дверями. Тылы доверены ему. Опасность была так велика, что паника захлебнулась до того, как посмела возникнуть. Роботы ждут их за дверью. Но эти, белые, ещё противнее.

Самка не отрывала от них своих поганых глаз, не переставая при этом класть свои мерзкие белесые бутоны.
Рядом что-то слегка треснуло. Раздался лёгкий скрежет. Наташа скосила глаза, не опуская ставшую настоящим боевым оружием руку. Самка и её пухлый яйцеклад были под прицелом.
Из треснувшего яйца выбирался, обвешанный родовыми нитями из истощённого белка, немощный, но противный белый уродец. Он покачнулся, сидя на разорванной скорлупке и повёл слепыми детскими жвалами по сторонам. Детёныш искал пищу. Снова раздался треск, словно рвали бумагу. Самка что-то прошипела.
Тогда Наташа, уже нисколько не сомневаясь, полоснула фиолетовыми молниями по всей этой мерзкой пародии на детский садик. Яйца легко вспыхнули и загорелись. Самка уже не шипела, а верещала. Ей тоже досталось. Роботы высунулись было из дверей, но получили фиолетовый заряд и теперь горели, издавая едкий чад кипящей муравьиной кислоты. Рассадник превратился в ад.
- Бежим! - Наташа рванула за собой ребёнка.

Удача вывела их. Они искали выход наверх, но неожиданно блеснул свет в боковом проходе. Там мельтешели твари. Надеясь на свой неожиданный дар, Наташа ринулась туда. Пальцы зудели не переставая. Сила бурлила в ней, прося себе выхода.
Фиолетовая молния буквально сдула солдат из амбразуры. Девочки выскочили из прохода и с места взлетели в воздух. Внизу гремела битва. Все запасы муравьиной кислоты львы расстреляли. И теперь шла рукопашная. Бойк Левински был, как бог Марс.
Оставив Катьку на листе высокой берёзы, Наташа ринулась в бой. Но долго ей сверкать молнией не пришлось. Неожиданно муравьи начали сдаваться.
- Яйцекладка взорвана! - кричали они и прекращали бой. Их взяли в окружение и загнали в ямку.
Из разбитых нижних ворот, выбежали наездники.
- Командир! - кричали они. - Найден проход в бункер Кретинакера!

***
Фюрер торопливо собирал бумаги. Все военные планы, мемуары, письма с полей сражений. Нашёл завещание, свернул и засовал за пазуху. Гадзила, вытянувшись в струну, стояла рядом и непрерывно отдавала честь.
Казила, вытаращив глаза, мычала в своём коконе и пыталась дрыгать брюхом.
В коридоре послышался неясный шум.
- Что там такое? - уже без всякого интереса спросил Кретинакер.
В бункер лезла самоходка. Извиваясь и тупо поводя рогатой головой, она ломилась в узенькую дверь.
- Прекратить немедля! - завизжал фюрер.
Вездеход прорвался. Следом в разворочанную дверь лезла и вторая.
Гусеница приподнялась на задних ножках и повела обонятельными органами по сторонам. И после этого без колебаний направилась к столу главнокомандующего. На глазах у ошеломленного фюрера она махом слопала закапанную обедом карту. Потом поглотила мемуары. Следом пошли схемы будущих сражений. Потом письма восторженных поклонниц. А на сладкое -маленький сандалик.
- Мой фюрер, надо драпать, - сказала практичная Гадзила.
Он обернулся. И обнаружил, что окружён. Сзади подошла вторая самоходка, нашла в углу высокую фуражку и поела её с аппетитом.
Гадзила сдвинула стол с места. Под ним обнаружился узкий и глубокий лаз.
- Пойдёмте, Кретинакер, - позвала она. - Вам нужно сохранить себя для истории.
Фюрер потрогал под кителем завещание и решительно направился к дыре.

- Голуба, - голосом заправского казановы проурчал Мургатый, приближаясь к замотанной в кокон Казиле. - Ты к любви готова?
И нежно пощупал её клешнёй за мягкое брюшко.

***
- Жучинский! - обрадовалась Наташа, увидев сказочника с пластырем на надкрылье. - Я думала, что вы погибли!
Казява Хитиновича спасла землеройка. Она знала, куда следует ползти, и прорыла ход до того места, где можно было безопасно выбраться наружу. Так он и выехал на её корме.
В бункере обнаружили Мургатого. Паук повёл себя так самоотверженно, что заслужил уважение самого Бойка Левински. Но он совершенно напрасно питал надежды, что принцесса его полюбит.
- Да ты что! - возмутилась Катька. - Я вон какая, а ты вон какой!
- Не надо, принц, - утешала Мургатого Наташа. - Она ещё мала и не понимает истинных ценностей. Вы были подлинным героем. И ваши подданные будут от вас в восторге. Я убеждена, сейчас немало юных дев рыдает, ожидая вас с триумфом.
- Я воспою ваши подвиги в поэме, - пообещал сказочник Жучинский. - "Король Мургатый и муравьиный лев". Страна должна знать своих героев.
Так с добрыми наставлениями и сладостными утешениями король-паук был препровождён обратно к своему папаше. Пердюк Мамонич мог гордиться своим сыном. Его точно ждал триумф.

Королева была жива, но страшно обозлена. Ни о каких переговорах и ни о какой капитуляции она и слышать не хотела. Аферист Кретинакер обманул её. Он обещал, что наладит оборону города, а вместо этого притащил в её дом войну.
Совсем уничтожать муравьиных львов было нельзя, их численность теперь и так сократилась. Особенно после бойни, устроенной Наташей в питомнике.
Никто, даже Катька, не удивились, что у Наташи обнаружилось такое странное для человека свойство - фиолетовая молния в ладони.
- Конечно, - сказал Жучинский. - Ведь вы же эльфы. Волшебники то есть.
Наташа поразилась. Оказывается, волшебники, к которым их вёл Жучинский, были цветочные эльфы. И ни о каких других волшебниках тут сроду не слыхали. Ни о каких больших людях никто и ничего не знал.
Ну, раз больших волшебников тут не было, пришлось довольствоваться маленькими. И, простившись с народцем наездников, наказав передать привет... нет, два привета осам, вся троица двинулась в путь.



ГЛАВА 33. Дары эльфийских королей

Катька давно уже беспокоилась. Взрослые заняты своими делами - собирают нектар из цветов. А ей не давал покоя нежный запах ванили, миндаля и ещё чего-то безумно обольстительного. А вот колбасы, как ни странно, нисколько не хотелось. Поэтому она тихонько соскользнула со своей ромашки и, трепеща крылышками, направилась в сторонку. В тени большой берёзы, среди высоких травяных стволов что-то явно было. Лететь недалеко, так что наказа всё время оставаться на виду она не нарушала.

Это был домик. Даже не домик, а особняк. Совершенно сказочный дворец. И был он сделан из пряников. Круглые окошки застеклены разноцветной карамелью. Витые столбики высокого крыльца - бело-розовые палочки с запахом ванили. Такие же перила. Ступени - белая пастила. Дверцы кружевные. Крыша крыта шоколадными медальками.
- Вот ты где! - с негодованием воскликнула Наташа и тут же осеклась. Видение сказочного домика и девочка-эльф, стоящая на снежно-белом аромате крыльца, похожего на сон сластёны.
С гудением прилетел Жучинский.
- Мне кажется, это домик эльфа, - прошептал он, очарованный необыкновенной красотой, а главное, соблазнительностью бесподобного жилища.
Все трое постучали у дверей. Никто не отвечал и они решились проникнуть внутрь.
- Давайте просто полижем снаружи, - робко предложила Наташа. - Погрызём ступеньки и тикаем.
Ни Жучинский, ни Катерина её не слушали. Они вошли в дом и застыли от восторга.

Там было много комнат. Везде стояли кресла-пирожные - корзиночки с воздушным кремом. В них можно было утопать.
Главный зал был похож на торт. Розовая гладь малинового мармелада. Вдоль круглых стен высокие виньетки сливочного крема. Посередине три белых лебедя из меренгов с изящными длинными шеями. Зефирные диванчики - розовые, кремовые, белые и голубые. Потолок светился разноцветными огоньками и непонятно было, что там за этим прозрачно-розовыми плафонами. Изысканные скульптуры из нуги и белого шоколада.
Другой зал был украшен засахаренными фруктами. Его пол был выложен концентрическими кругами из свежих ягод: долек киви, цельных вишен, клубники, яблочных полумесяцев. И всё это залито гладким, толстым, прозрачным слоем карамели.
Третий зал - кремовый цветник. Алые розы, пурпурные гибиски, белые пионы, жёлтые тюльпаны, тигровые лилии, шафран, звёздчатка, нарциссы, георгины - всё это слилось в сплошных настенных гобеленах. Посередине - фонтан крем-соды. Путешественники уже объелись, пробуя всё подряд, и торопливо бросились к воде.
И, наконец, они пришли в последний зал. Белый шоколадный пол с безупречными рядами круглых плит настоящего чёрного шоколада. Весь зал выдержан в двух цветах. Рельефные потолки, похожие на ряды шоколадных плиток с наполнителем. Мраморные разводы стен. Строгие виньетки под потолком. И вкруг зала стоят высокие буквы из шоколада: Добро пожаловать в Эльфиру, дорогие гости!
- Кажется, нас тут ждали, - слегка заикаясь от переедания, заметил Жучинский.
- А может, и не нас, - рассудила перемазанная всем подряд Катька.
- А может быть, это всё ловушка, - зевая, предположила Наташа. - Мы расслабимся, заснём и нас съедят.
После этих слов они все поплелись в великолепные спальни из розового парфэ, плюхнулись во взбитые сливки, постеленные в хрустящие кружевные корзиночки и заснули крепким сном хорошо потрудившихся обжор.

***
Их разбудили птички. Два эльфа и один жук-сказочник сели, покачиваясь после оглушительно крепкого сна. Сказочные хоромы исчезли без следа. Все трое спали на листиках берёзы, кем-то заботливо подложенных под них.
- М-м, - сказала Катька.
Наташа обернулась и засмеялась: у девочки был совершенно склеен сладким рот!
Крылья тоже слиплись. Все трое были очень хороши. Удивительно, как их не съели! Неужели не нашлось голодной птички?
- Что это? - удивился Жучинский.
Со стебля колокольчика свисали на тоненьких плечиках два роскошных платья из воздушных кружев.
- Могу поклясться, минуту назад здесь этого не было! - воскликнул сказочник.
Катька бросилась к тому, что поменьше. Оно вспорхнуло и поплыло куда-то в сторону, девочка за ним. Второе платье тоже снялось с места и тоже полетело следом.
Наташе побежала за Катериной. А за ней - склеенный кремом Жучинский. Бежать пришлось недалеко. Вскоре обнаружился прелестный маленький водопадик, стекающий в чудесный естественный водоём. Вода в нём пузырилась и шипела.
- Да это же минералка! - изумилась Наташа и прыгнула в маленькое озеро.
Плавать в минералке было необыкновенно здорово. Пузыри выталкивали тело наверх, щекотали. Наконец, девочки разделись и принялись смывать с себя все следы вечернего пиршества. С узких листьев, нависающих над озерком, капала прозрачная жидкость, которая отлично мылилась. Пока девчонки хохотали и плескались, Жучинский осторожно зашёл в воду по колено и смывал с себя засохший сироп и крем.
Наконец, платья охотно дались в руки. На спине имелись аккуратные прорези для крыльев. Кружево было необыкновенно лёгким. Казалось, что обе девочки оделись в цветной свет. Наташа - в голубой, а Катька - в розовый. Только обувь у них осталась прежней. Так что Наташа была в кроссовках, А Катерина - босиком.
- Здесь кто-то сомневается, что мы достигли страны цветочных эльфов? - задиристо спросил Казяв Хитинович. У него совершенно зажило надкрылие - ни следа кислотного ожога.
Никто не думал в этом сомневаться. Это волшебная страна.

Едва они решили продолжать дальнейший путь, хотя ещё и не знали, куда направить свой полёт, на берег маленького озерка опустились три разноцветных птицы с длинными хвостами. Они не сели на землю, а запорхали, неощутимо трепеща крыльями. Путники сначала испугались.
- Это же колибри! - воскликнула Наташа.
Колибри величиной с доброго коня! Такими они должны казаться двум маленьким эльфам и жуку-бронзовику. Птицы слегка вертелись на месте, словно приглашали сесть на них. И путники решились. Они оседлали невиданных коней. И те легко взвились над лесом трав.

Незабудочное море. Лютиковое море. Океаны клеверов. Вересковые дубравы. Шиповенные леса. Белолилейные реки, цикламеновые берега.
Переливающиеся всеми цветами птице-кони несли их прямо к сияющему дворцу, вырастающему из цветочного буйства. Высокий, по-настоящему высокий холм, сплошь одетый в неистовую мантию цветов. Многоцветные виолы у подножия. Выше возносились гиацинтовые эвкалипты. Ещё выше - леса белых тюльпанов, калл, ирисов. Каскадами сбегали амброзийные потоки. Вся вершина утопает в бесчисленных оттенках роз - тысячи и тысячи сортов.
Воздух опьянял, голова кружилась. Хотелось петь и плакать.

Невесомые кони несли их к высоким створкам открывающихся навстречу гостям ворот. Не было названия материалу, из которых сделаны они. Свет солнца, запах вечного лета, дыхание ветра, сладкий детский сон - вот из чего отлиты прозрачные потоки стен, лестниц, куполов.
Нет нот для музыки, что встречала их. Звон хрустальных вод, смех мотыльков, слёзы звёзд, пение небес.
Их ждали. На мерцающих ступенях собирались, вылетали из дворца, выпархивали из цветов бесчисленные эльфы. Лёгкий шлейф сопровождения струился за тремя колибри.
Птице-кони зависли над широкой площадкой перед входом. Седоки не заметили, как оказались стоящими на алмазном полу. Они оглядывались и не понимали, снится ли им этот сумасшедший сон. Или всё происходит наяву.
Эльфы, окружающие их, были необыкновенны. Похожие на людей и непохожие. Едва ли не прозрачны лица. А широко раскрытые глаза разных цветов: аметистовые, сапфировые, хризолитовые, опаловые. Нигде не видно тёмных волос. Каскадами спадали с тонких плеч все оттенки золота и янтаря. Юноши и девушки. Все, без исключения, прекрасны. Мир цветочных эльфов. Вот он каков.

Гостей провели воротами. И они попали в волшебные сады эльфийского дворца. Сияли бесчисленные грани живых, растущих минералов. Развёртывались изумрудные почки и выпускали невиданные жемчужные, рубиновые, топазовые, сапфировые цветы. Лепестки дышали, распускались, освобождали путь волнам аромата.
Эльфы летели впереди, указывали гостям дорогу. Три путешественника почти забыли, кто они такие. Чудес было так много, очень много, слишком много. И не заметили, как попали во дворец.
А им казалось, что пряничный домик - это подлинное чудо. Маленький домик для гостей, пришедших с миром в волшебную Эльфиру. Домик-торт. Домик-шутка.
Небо смотрелось в алмазное зеркало полов. Бриллиантовый поток текучих стен. Свет звёзд и солнца разом.

На возвышении стояли два трона. Два простых хрустальных трона. А на них - два эльфийские владыки - Король и Королева. Их волосы подобны белому липовому мёду. А цвет глаз непостоянен. От грозового мрака до светлоты грибных дождей. Король и Королева оставались неподвижны.
Зал наполовину разделён почти прозрачной завесой, мерцающей миллионами оттенков. Все столпились в первой половине.
- Пусть гости подойдут к нам.
Лёгкие руки подтолкнули трёх пришельцев к прозрачной преграде. Они заробели. Шутка ли, явиться к эльфийским повелителям!
Завеса оказалась бестелесой. Но что-то произошло со всеми троими. Наташа с удивлением увидела, что растрёпанные косички Кати, давно нечёсанные, распустились, отросли и превратились в настоящий поток светло-русых волн. И сама она украсилась. Наташины красно-рыжие волосы не удлинились, но засияли. Жучинский стал весь золотым.

Они шли к тронам, уже не испытывая ни робости, ни страха. Недостойно бояться или робеть там, где тебя встречают, словно странствующих особ благородной крови. Странно, ни один из них не догадался воспользоваться крыльями. Они были тут просителями. И к ним были милостивы.
"Всё будет хорошо", - подумала Наташа. И эта мысль запорхала золотым сиянием вокруг её головы. Он посмотрела. У Кати тоже было подобие золотого облака над головой.

Гости остановились у подножия ступеней. Наташа поклонилась. Катька сделала что-то вроде книксена. Жучинский потряс надкрыльями.
- Мы слышали о ваших подвигах, - сказала Королева и засмеялась так, как могут смеяться только эльфийские владыки: окуталась облаком алмазных искр.
- Сегодня будет бал, - проронил Король. - Вы наши гости.
- Оденьте к балу это, - сказала Королева эльфов и повела в воздухе рукой.
Тотчас девочки почувствовали на головах невесомые обручи. Посмотрели друг на друга. Их волосы перехватывались алмазной диадемой. И тут они вдруг поняли, что их встречают как настоящих эльфийских принцесс. Гости из другого мира. Недаром все в пути им толковали, что они - принцессы!

Весь день они летали над садами. Купались в водопадах - розовых, сиреневых и изумрудных. Носились с эльфами наперегонки. Ныряли в незабудковое море. Катались на золотых водных скакунах.
А вечером был бал.

Тронный зал был полон народу. Наташа думала, что сейчас заиграет музыка и все пустятся танцевать. Но толпа не спешила. Эльфы перемещались парами, смеялись, переговаривались, флиртовали, угощались, вылетали в сад и возвращались. Жучинский затесался между ними, как будто всегда тут жил. Все словно что-то ждали. И вот запели фанфары, нежно зазвенели арфы, затрепетали колокольцы.
Посередине грандиозной залы замерцал воздух и в нём возникли три фигуры. Две уже знакомых - Король и Королева. А третьим был Принц - вечно юный Амброэль. Только эти трое имели белые волосы среди всех эльфов. И только у них были не стрекозиные крылья, а жемчужные пчелиные.
Завеса тронного зала исчезла. Сияющее трио медленно опускалось на пол, зримо распространяя вокруг волны волшебного аромата. Всё остальное не шло ни в какое сравнение с этим. Эльфы потянулись к ним, вдыхая его и отходили, улыбаясь.
Наташа тоже вдохнула этот сладостный дар эльфийских королей и почувствовала счастье, какое недоступно человеку.

Босенькая Катя стояла на сияющем полу своими ножками. Все царапины исчезли. Она тоже вдохнула аромат и теперь её лицо казалось словно бы фарфоровым, а глаза похожи на две вишни. Она была необыкновенно хороша. А крылышки так и трепетали. Ей хотелось танцевать.
"Разве принцессы ходят босиком?" - лукаво подумала Наташа.
- Ой, - сказала Катя.
Принц Амброэль шёл к ней, как ходят люди. Он улыбался.
- Разве принцессы ходят босиком? - спросил он, становясь перед маленькой Катериной на одно колено. Он протянул ладонь и на ней возникли сами собой туфельки. Конечно же, они были хрустальными.
Он сам надел их на ножки маленькой принцессе. Они были бесподобны. Нечего и думать, чтобы такие туфельки могли натереть ногу. Это совершенно исключено.
Наташа с лёгкой завистью посмотрела, как принц уносит Катерину в танце. Наверно, это была заветная мечта ребёнка. Принц из сказки.

Она очнулась, заслышав лёгкую волну аромата, какой идёт от королей. И обернулась. К ней шла эльфийская владычица.
- Не будем мешать танцующим, принцесса. Я приглашаю вас в свои покои.

Во дворце эльфов не было маленьких помещений. И покои Королевы подобны танцевальной зале, сплошь украшенной цветами. Но цветы здесь были размерами с земные. Это лишало их величия, но делало необыкновенно притягательными. Одна стена была свободной от цветов.
Королева обернулась к Наташе.
Она заговорила.
- Вы попали в самую древнюю часть Селембрис - Страну Эльфов. Мы были, когда не было ещё людей. Сюда не может войти ни один человек. Поэтому вы обратились в эльфов. Здесь нет больших животных. И сюда можно попасть только раз в жизни, даже если ты волшебник.
- Но мы не волшебники, - сказала Наташа.
- Иди сюда.
Королева подошла к белой стене и поманила за собой Наташу. Взяла её за руку и вместе с ней шагнула сквозь стену.

Они парили в глубокой тьме открытого Космоса, не ощущая холода межзвёздного пространства. Впереди кружился крохотный островок, освещённый непонятно откуда берущимся сказочно мягким светом. Из зелёно-золотого травяного покрова росло невысокое дерево со светлой зонтичной кроной.
Королева и принцесса подлетели к островку и опустились на тёплую траву.

Под деревцем было так чудесно - его гладкая кора источала тонкий запах. Листочки едва трепетали, издавая слабый шелест. Наташа сидела, утопая в своей пышной юбке и с наслаждением вдыхала нежный воздух. Тут из-за дерева вышла большая длинноногая птица, похожая на розового фламинго - с таким же загнутым клювом, с хохолком и тонкими красными ногами. Но от фламинго её отличала более яркая окраска - концы крыльев и пышный хвост мягко отливали алым огнём.
Не успела Наташа изумиться, как с другой стороны появилась вторая птица - такого же роста, но более похожая на цаплю. Только расцветка у неё зелёно-золотая, а ноги жёлтые.
Птицы медленно прошлись по маленькой полянке и стали нежно тереться клювами.
- Ихенвар и Клемансо, - тихо сказала Королева. - Они живут тут вечность. Мы к ним приходим, когда нас посещает грусть о нашем прошлом.
С дерева со слабым стуком упал в траву золотой плод, похожий на яблочко китайки. Наташа машинально подняла его, и тогда огненно-розовая Клемансо потянулась к плоду клювом.
- Смотри, она тебя признала, - улыбнулась Королева эльфов.
Птицы торжественно удалились неведомо куда, а владычица Эльфиры и её гостья остались сидеть под деревом, глядя на грандиозную картину плывущих в Космосе галактик, скоплений звёздной пыли и зрелища планет. В пространстве разворачивались, расцвечивались, насыщались звуками, бледнели, таяли и исчезали множество миров.

- Бал скоро кончится. И ваше время тоже, - сказала Королева. - Гостям Эльфиры можно здесь оставаться лишь неделю, иначе они становятся цветами. Ты видела наши цветники? Бесчисленное множество лет и бесчисленное множество гостей, не пожелавших покинуть наш дворец. Они приходят к нам, когда устанут жить. Мы проводим вас до границы.

Они не поднялись с травы - просто вокруг всё посветлело, заслышались звуки весёлого бала. Наташа огляделась: Владычица сидела на троне, а она у подножия его, на мраморной ступеньке. На душе так удивительно блаженно - казалось, это будет длиться вечность. Сидеть бы так и вечность наслаждаться видом бала. Смотреть, как кружат в воздухе лёгкие пары светловолосых эльфов. Как скользят маленькая Катерина в своих туфельках из хрусталя и эльфийский принц Амброэль, что значит "благоухание".
Но, их время вышло. Надо возвращаться в деревню Блошки и разобраться со старухой. Как всё это далеко и дико неестественно. Они непременно должны справиться с болотной ведьмой - иначе просто стыдно.
- Не надо думать о плохом, пока ты в Эльфире, - сказал Король. - Иначе минуты начинают течь быстрее.
- Всё будет хорошо, принцесса, - добавила его супруга.

***
Ночь ещё не наступила, но тьма текла из всех щелей. Кондаков и Немучкин выходили на свою рутинную работу. Требовалось наснимать массу натуры, чтобы потом монтировать на неё спецэффект.
Они выбрались на излюбленный луг у берёзовой рощи, где уже порядком понатоптано травы от прошлых съёмок. Лесок выглядел так сказочно, что его так и тянуло вставить в разные эпизоды. Кондаков хоть и был человеком приземлённым, но красоту природы чуял. А у Немучкина это было профессиональным.
Они уже трудились целый час, снимая натуру с разных ракурсов. Темнота почти совсем овладела рощей. Только таинственно светились белые тела берёз. Вот это бархатистое свечение и не давало Немучкину покоя. Он силился его запечатлеть. Потом на эту натуру наслоят анимационных картушей.

Тьма меж двух берёз беззвучно разошлась, как разрез в чёрном пластиковом мешке. И в эту щель хлынули потоки света. И всё это оказалось в кадре. Кондаков хотел выругаться, но не успел.
Из света вышли две нереальные фигуры. На миг показалось, что у них крылья за спиной. Пахнуло чем-то дивно сладким.
"Инопланетяне", - заторможенно подумал режиссёр.
"Ангелы", - подумал оператор.

Разрез закрылся, свет потух. Фигуры немного постояли, привыкая к темноте. Одна повыше, другая словно бы ребёнок. На них были светлые воздушные платья. И сияющие диадемы. Вокруг медленно увядал рой золотых искр.
Фигуры взялись за руки и легко двинулись, словно полетели мимо камер. Объектив не отставал от них. Плёнка запечатлела как они растворились в темноте.
"Ангелы", - подумал Кондаков.
"Инопланетяне", - решил Немучкин.



ГЛАВА 34. Ночной террор

- Что это такое, Катя?!
- Мама, а мы видели чужих! Наташа была Рипли!
- Платонова! - строго спросила бывшая классная руководительница. - Откуда эти платья? И что это за туфли?
- Мне нечего сказать вам, Антонина Андреевна, - едва скрывая улыбку, призналась та.
- Мама, да говорят тебе, мы были в стране эльфов! Мы были маленькими и летали, как стрекозы. Мы дрались с Кретинакером! Мургатый хотел на мне жениться! Я танцевала с принцем эльфов!
- Катенька, - терпеливо отвечала мама. - такого быть не может. Это только сказки! Как ты могла там быть целую неделю, если только утром я тебя видала?!
- Ну ё-моё! Ничего не верят! - возмущалась Катерина. - А Жучинский тоже мне приснился?
- А кто такой Жучинский? - поинтересовался дядя Саня.
- Это сказочник. Жук-бронзовик, - невозмутимо отвечала Платонова. - Казяв Хитинович Жучинский.
Зоя оторопело вертела в руках алмазную корону. Стоимость её была просто баснословной. Вторая такая была в руках у Антонины. Та отказывалась верить в её подлинность.

Наташа смеялась. Невозможно ни объяснить что-либо, ни придумать какую-нибудь историю. Факт есть факт: они вернулись спустя шесть часов, одетые в совершенно сказочные платьях, в хрустальной обуви и с фантастическими диадемами на головах.
- Катька! - со смехом говорила она. - Не вздумай камешки выковыривать и девочкам носить!
Постепенно суета на веранде угомонилась, и Наташа поинтересовалась, куда девался Лёнька.
- Лёнька вас ищет в Бермудском Треугольнике. Мы чуть с ума не сошли, пока вас ждали. Думали, что вас ведьма изловила.
Наташа немного посерьезнела. Она уже забыла и про ведьму, и про оборотня Дину, и про картушей. Она вернулась из Селембрис совершенно другой. Теперь Платонова знает, что она волшебница. А опыт - дело наживное.
На память пришли события, почти забытые во всей этой кутерьме. Тот барьер, который помешал ведьме проникнуть на веранду. Это ведь не Лёнька установил его. Это Наташа безотчётно воздвигла преграду и защитила их от Евдокии. Сможет ли она установить такой барьер вокруг всего дома? А если сразу уничтожить ограду вокруг деревни? Надо попробовать. Ведь у неё есть сила раскрывать межпространственные переходы. Не поэтому ли Катерина не утратила памяти, попав в Селембрис. Не потому и и она сама, попав туда в первый раз, не потеряла память! Всё объяснилось просто. Она - волшебница!
- Я пойду искать Косицына, - сказала Наташа.
- Куда ты ночью пойдёшь?!! - перепугались взрослые. - Тебя ведьма изловит!
- Не-а, - сонно отозвалась Катька. - У неё молния в руке. Я же говорила: она - Рипли.
Взрослые выпали в осадок.

***
Платонова не пошла в Бермудский Треугольник. А направилась мимо спящих изб прямо по тропинке к дому Леха. Он должен знать, где ведьма.
Ещё не доходя до пасеки, Наташа почувствовала, что её поджидают. От черёмухового дерева отделилась тёмная фигура. Колдунья подходила медленно, вглядываясь в девушку. И, наконец, проронила:
- Где же ты была?
- А ты где думала?
- Я думала, ты попала к мертвецам, как Кондаков с Немучкиным. Они там пробыли неделю. Материал снимали для фильма.
Не слишком понятно, о чём ведьма говорит.
- Нет, я была в Селембрис. В самой её сердцевине, в Эльфире.
Ведьма не ответила. Лишь во тьме блестели кошачьим зеленоватым светом далеко не старушечьи глаза.
- Ты знала, что я волшебница, как и Лёнька?
- Догадывалась.
- Ну, и что теперь будет?
- Ничего не будет. Ты не убийца. Пока ещё. Снимешь мой барьер - все приезжие останутся с иллюзией другой души. Морок не снять просто так. На веранде вечно прятаться не будешь.
Наташа не ответила. Она вообще не знала, что сказать. До этого момента всё казалось очень просто. У неё есть сила, чтобы вернуть Блошки в реальное пространство. А теперь она сомневается: вдруг ведьма не врёт. Вдруг правда всё так и произойдёт. Значит, надо найти способ вынудить ведьму сдаться.
- Тебе нужна война в этом маленьком пространстве? - спросила Наташа, оглядываясь в ночь.
- У меня нет выхода. Я слишком далеко зашла. Сергей должен получить тело. Он должен видеть себя среди привычных ему вещей. Он не должен помнить зла. Моя душа переселилась в Марианну. А моя колдовская сила должна найти нового хозяина. Тогда лишь я уйду.
- Я выйду отсюда и призову сюда волшебников. Теперь твой барьер мне не помеха.
- Не делай этого. Они убьют его. Для них он - лишь морок. Болотная вода. Возьми мою силу и найди способ освободить людей. Но его не трогай. Пусть он живёт тут с Марианной. Она - пустая оболочка. В ней давно убили душу.
- Ты же обманываешь меня, я чувствую. Чтобы он тут жил счастливо, здесь все должны остаться пленниками.
- Я прошу о милости.
- Я не могу.
Она отступала и уходила. Старуха стояла на тропе, опершись о клюку, и не делала попытки остановить её.

Что делать? Выйти и позвать волшебников? А вдруг они и правда истребят призрачного Сергея. Наташа уже знала, что их было двое. Один - ночной гость, он снимался в фильме. Второй - бесталанный Карсавин, снимался в дневных эпизодах и был очень плох даже на непрофессиональный взгляд. Он для ведьмы всего лишь тело. Тело для того, необыкновенного, волшебного принца, потерявшегося в стране забвения. Того, кто не играл, а просто жил в кадре. Наверно он даже и не знал, что его снимают. Блошки - это коробочка с чудесами.
И вот его-то могут уничтожить, словно обыкновенного вурдалака. Он - неживой. А Лёнька привык уничтожать нежить. Всё, что он может - это уничтожать. Ему попала в руки дивоярская сталь и он непоколебим. Он верит в своё предназначение. А ей никто даже не сказал в Селембрис, что она - тоже волшебница. И валькирия, и Магирус Гонда были заняты только выпестовыванием великого дивоярского чудодея - Лёлё Косицына. Ему служит перстень Гранитэли. Старухино счастье, что он неосторожно оставил его у Зоряны.
"Я не хочу его уничтожать. Я хочу найти способ всех спасти."

Сила ведьмы велика. Она может творить такое... Она унаследовала силы многих поколений ведьм. Сила - это только сила. Она, как оружие. Им можно убивать, а можно делать добрые дела. Сила, как говорил ей Лёнька, сама по себе нейтральна. Важна воля, направляющая её. Добрые намерения всегда приносят только верный плод. Как бы теперь ей пригодились лекции Фифендры. Великие дивоярские маги, не совершающие ошибки, где же вы были, почему вы просмотрели меня?!

***
Антонина смотрела на спящую дочь - девочка разительно изменилась. Откуда этот необыкновенный цвет лица? Пропали все веснушки. Кожа словно светится. Длинные лохматые ресницы. Волосы, какие бывают лишь у самых дорогих, фантастически ухоженных моделей. Обгрызенные ногти превратились в идеальные овалы. Это была настоящая принцесса. Кто-то сотворил сказку. Как жить ей теперь в этой жизни? Как не запачкать себя в море грязи?

Кате снилась Королева. Она подошла и опустилась перед Катей на одно колено. Её большие, переменчивые глаза приблизились. Благоухающие руки взяли в себя ладони ребёнка. Хрустальный голос прозвенел, как тысяча тончайших колокольчиков:
- Помни, девочка, что ты - принцесса. Всегда помни это, что бы ни произошло. Я дарю тебе прекрасную судьбу.
- Да, я знаю, - прошептала во сне Катя. - Я принцесса.

***
Лён остановился. В окружающей его тьме, слабо сдобренной светом бледной маленькой луны, шла какая-то возня. Кто-то подвывал, тявкал. Кто-то молча бухнул боком о дерево.
Он машинально сделал в воздухе пасс, охраняющий от нечисти. Меч доставать не хотелось, чтобы не выдавать себя его светом. Уже много часов он бегал по окрестным местам, заросшим одичалой малиной и шиповником. Ходил по другую сторону дороги. Забежал на пасеку, где орал в мегафон Кондаков. Ни Наташи, ни Кати не было.
Он облазил за целый день весь Бермудский треугольник. Он пытался проникнуть в изнанку, но её больше не было. Вернее, она поглотила Блошки и стала реальным миром. Он перемазался и вымок в болотах. Но обнаружил только странные следы. Кто-то шатался по этому углу. Трава примята и растерзана, валяются перья, клочки шерсти. Даже фантики конфетные. И всё истоптано следами. Как человечьими, босыми, так и маленькими круглыми следами картушей. И были крупные, волчьи. Такие следы оставлял Паф, когда был оборотнем.

Он ждал, притаившись под невысокой ёлкой. Вон то место, рядом с гнилой корягой, дугой торчащей из воды, там прямо-таки земля вытерта от ног. Два дня назад этого не было. А потом у всех жителей стали появляться продукты в коробках. И даже водка.
Именно где-то здесь находится дыра во внешний мир. И достаточно большая, чтобы можно было протащить ящики и всяческую живность. По деревне заходили куры, гуси, утки. У Маниловны заверещал поросёнок. У домов по утрам находили мешки с комбикормами. Только Семёновых сняли с довольствия. Но бабушка Лукерья из дома напротив тайком подкармливала Катерину творогом и молоком. У неё теперь коза. Кто-то носил всё это в деревню.

На лысоватый бережок выбрался первый картуш. Повёл по сторонам страшненькой серой личикой в воротнике густой шерсти. Следом выбрались другие. Их собралось тринадцать штук и они кого-то ждали.
- Запаздывает! - пожаловался драненький.
- Съёмки ещё не кончились, - с гаденьким смешком ответил другой.
- Чего она всё командует нам! - недовольно заявил третий. - Баба и командует!
- Ведьма так велела, - объяснил ему четвёртый.
- Ой, жрать хочу! - драный начал валяться по траве, повизгивая и подвывая.
- А вот пойду и нажрусь! - сообщил компании самый крупный картуш.
- Девочку хочу, мяконькую! - заныл маленький поганец.
- Девочка утопла, - сообщили ему.
Лён почувствовал, как тяжело бухнуло сердце в груди.
- Нет, не утопла. Они спрятались, - поспорили с ним. - Ведьма сказала, что они долго там не просидят.
- Как вылезут, так я её поем, - философски заметил гадёныш.
- Пошли, хватит ждать. Встретимся с ней около магазина, - авторитетно заявил большой.
И прямо на глазах у наблюдателя прыгнул под корягу. Но всплеска не последовало. Вода не пошелохнулась. А картуш словно испарился. Остальные спорили, вертелись, но так все, один за другим и проскользнули в дыру.

Лён уже раздумывал, не последовать ли за ними, как вдруг раздался глухой топот четырёх тяжёлых лап. На берег выскочил крупный чёрный волк. Завертелся вокруг себя, потянул носом.
- Удрали, сволочи! Не послушались!
В этом хриплом голосе Лён с ужасом признал голос Динары. Волчица взревнула и чёрной молнией скользнула под корягу. Вода не дрогнула. Значит, они пошли на охоту. Добывать пропитание по чужим домам, грабить магазины. Потом потащат добычу в Блошки. Как ведьма приказала.
Он вышел уже не таясь. Приблизился к проходу и попытался протянуть под корягой руку. Рука просунулась под ослизлую ветку и ничего не произошло. Тогда Лён решился. Он отважно кинулся в проём. И упал в воду. Пахнущая гнильцой болотная вода так и заходила вокруг него кругами. Ноги завязли в липком иле.
Едва выбравшись на берег, он отдышался и задумался. Ничего не получилось. Неужели, ключ к порталу у них с собой? Попробовать ещё раз? Купаться снова в грязной воде не хотелось и Лён обернулся совой. Этому он учился в Селембрис всё последнее полугодие после приключений в зимнем лагере. Пропадал там месяцами.
Он метнулся под корягу и выскочил над травой. Воды не было и в помине. Вот оно что! Лаз устроен довольно хитро. Он был непроницаем для человека! Ведь и жители деревни могли обнаружить его и сбежать. А тут только для картушей и оборотня припасена дорожка у ведьмы.
Сова гугукнула от смеха. Теперь уже чужое обличье не влияет на его внутреннее состояние. Это раньше было так, когда он был неопытным. А то сейчас бы отправился ловить мышей! Зато Динара стала совершенной зверюгой.
Он видел с высоты, на которой парил с бесшумностью совы, как волчица быстро нагнала коротконожек картушей и задала им такую трёпку! Она гонялась за ними по всему полю, валяла в полыни и драла их так, что клочья шерсти непрерывно летели по ветру. Визг стоял такой, что непонятно, как в Матрёшине не услыхали. Но там не зажглось ни единого огонька в домах.

Динара устала гонять свою гвардию. Она уселась на дороге и лениво рявкнула в истерзанную полынь:
- Все вышли и построились!
Там завозились, но возражать не посмели. Вышли и построились. Высказав ефрейтерским голосом ещё пару сентенций, оборотень скомандовала продолжить марш. Но помчались они не в Матрёшино, а в совсем в другую сторону. Сова полетела следом.
Видимо, схема уже была разработана. Летая бесшумно над магазином, Лён видел, как происходило ограбление. Картуши обратились в людей - худых, измождённых мужиков. Но двигались те очень резво. В момент был вскрыт замок и вся компания проникла внутрь. Никто не выбежал из домов, хотя дело делалось не слишком тихо. Не залаяла ни одна собака.
Оборотни выносили коробки, ящики, мешки. А Динара скрылась где-то в стороне. Вскоре послышалось рычание грузовика. Подъехала машина и всё наворованное погрузили в кузов. И поехали по дороге, не скрываясь.

Потом ящики пропихивали в дыру. Их принимали с той стороны. После чего Динара погнала пустую машину и бросила её далеко от дыры. Лён уже думал, что на этом их вылазка закончится. Но вся компания оборотней выскочила из машины и помчалась с весёлым лаем и выкриками к другой деревне. Они устроили на улице драку, орали в окна, царапали двери. Никто не открывал, свет не зажигался.
Тогда картуши стали лазать по сараям. Кое-где им удавалось чем-то поживиться. Они ругались и были явно недовольны малостью добычи.
Лён уже решил, что всё видел и хотел повернуть обратно, но тут раздался выстрел. И следом дикий визг. В одном сарае картуши нарвались на засаду. Чтобы лучше видеть, что происходит, сова опустилась на широкую ветку тополя, росшего во дворе.

Остервенев от ярости, звери ломились в сарай. Там происходил бой. Крики человека, визг картуша и куриные вопли сливались в один голосящий хор. Хлопнула дверь дома, выскочила женщина с топором, прорвался детский плач.
- Володя!!! - кричала женщина.
Часть картушей оторвалась от двери сарая и ринулась на неё. Женщина тут же вскочила в дом и стала заваливать дверь чем-то тяжёлым. Она рыдала.
"Всё, больше ждать нельзя!"

Картуши слепо ощерились на вспыхнувший за их спиной свет. На ветке дерева стоял человек, а в руке его был огонь.
- Ух, - проронил толстый зверь. - Он с ножиком.
- Плохой это ножик, - отозвался другой.
Человек провёл клинком по своим рукам, по груди, по ногам. И стал светлым, как его оружие. Под сиянием едва угадывались его черты. Тогда он спрыгнул на утоптанную землю. И двинулся к картушам. Те попятились, поскольку уже знали, что это за ножик такой длинный.
- Чего встали?! - с рычанием ворвалась во двор Динара.
И наткнулась на белый свет. Медленно она стала обходить сияющего человека, пытаясь понять, что это такое. Картуши помалкивали. Тогда она начала приближаться.
- Динара! - позвал сияющий.
Волчица остановилась, взъерошив загривок.
- Кто это? - прорычала она. Но хвост против воли выдал страх. Он по-собачьи поджался под брюхо. От этого белого несло страшной угрозой. Динара чувствовала смерть.
- Динара, - снова позвал белый. - Уходи, Динара. И прекращай это. Возможно, тебя ещё удастся вылечить.
- Кто это?! - в истерике воскликнула волчица и ринулась вперёд.
Свет полоснул её по боку и шерсть мгновенно вспыхнула. Затрещало и завоняло палёным. Оборотень катался по земле, превращаясь то в человека, то обратно в волчицу. Картуши разбежались.

От невыносимой боли Динара почти ослепла. Она уже не билась, а только лежала на здоровом боку и судорожно дышала. Сияющий человек обошёл её и присел перед ней на корточки.
- Динара, это я, Лён. Ты не завершила превращение, в тебе ещё есть человеческое. Тебя ещё можно спасти.
Женщина пыталась что-то сказать, но не могла. И только смотрела на человека слезящимися глазами.
- Я не знаю, что мне с тобой делать. И не могу оставить тебя здесь. Соберись с силами и уходи обратно в Блошки. Завтра я найду тебя и решим, что делать.
- Старуха... - выдавила Динара сквозь стиснутые зубы.
- Я знаю. У неё ничего не получится. Не слушайся её больше.
Он встал и направился к сараю. Оборотни очень живучи. Им не страшно никакое оружие человека. Если Динара не умерла, то встанет и пойдёт. А вот этот смельчак в сарае зря рисковал собой ради пары куриц. И, кажется, дела его сейчас очень плохи.

Меч легко срезал замок с двери. И осветил внутренность деревянного строения, перья на полу и давящегося курицей картуша. Это Драный. В его боку теперь красовалась кровавая рана. Но это только разозлило его. А в углу лежал, прислонившись к стене, бледный человек. Рядом валялся дробовик. Он дико глянул на Лёна. Весь в крови, как и следовало ожидать.
Меч легко рассёк картуша. Он и не понял, как умер. Тушка его задымилась. Но вскоре и потухла. Мёртвый вурдалак не горит. Тогда Лён убрал оружие. Свет, хранящий его, иссяк.
- Володя, ты знаешь, что с тобой дальше будет?
- Да. Знаю, - он стучал зубами. - Кого они кусают, они оборотни потом делаются.
Лёна охватил ужас. Он как-то не подумал, что творят картуши за пределами Блошек. Вот почему нигде не вспыхивает свет. Все прячутся.
Раненый едва мог говорить, он почти терял сознание и не столько от боли, как от мысли о том, что будет с ним дальше.
- Володя, это можно вылечить, - сказал ему Лён. - Только надо потерпеть. Не давай себе воли, не превращайся в зверя. Я скоро приведу помощь.

Лён вышел. Везде тишина. Динара убралась. За дверью глухо плакали.
- Женщина, откройте! - позвал он с крыльца.
- Как же, жди, открою, - ответил голос сквозь рыдания. - Оборотень проклятый.
- Они ушли, - терпеливо объяснял Лён. - Мне нужно знать, что здесь произошло.
За дверью помолчали, потом стали отодвигаться какие-то ящики. Наконец, выглянуло бледное лицо.
- У меня муж в сарае, - сказала женщина.

Они сидели под неярким, слегка трепещущим светом лампы. Напряжение скакало. Окна избы заколочены толстыми досками. Дверь укреплена.
Мужчина бледен и мрачен, он то и дело посматривал на свою располосованную когтями руку. Лёну были знакомы эти синеватые царапины с ярко-розовыми краями. Он немало повидал их на Селембрис во время атаки вурдалаков. Раны больше не кровоточили и почти не болели. Но мужчина уже знал, что это значит. Наверно, он был последним, кто решился выйти на картушей с оружием. Теперь все поумнели: свет не включают, дверь не отпирают.
Первым картушам попался пенсионер Михеев из Матрёшина. Его на прошлой неделе обнаружили утром в канаве. Говорит, собаки покусали говорящие. Только всем было не до того, той ночью магазин ограбили и в сараях здорово пошуровали.
Приехала милиция из райцентра, пошарили и нашли следы босые. Решили, что бомжи шалили. Да ещё машину у одних брали. Похоже, отвезли барахло куда-то да так аккуратно поставили на место. А кур наверняка порвали собаки - так милиция сказала. Следы-то сплошь собачьи. Всё так, да только через день Михеев завыл, как пёс, и на супружницу давай бросаться. Зачем-де кур всех порезала! А она не резала. А он не унимается, несёт какую-то ахинею про инопланетян, про говорящих собак, про щупальца. Потом говорит: крови хочу. Она его скалкой по башке, да бежать к соседям.
Пока так говорили, он залез в сарай соседский да всех кур и передушил. Вызвали на другой день милицию, а он на них полез. Его скрутили да пятнадцать суток за хулиганство. Посадили в райцентре в обезьянник. Хорошо, что пусто там было.
Той же ночью ограбили ещё один магазин, уже в Никитино. Опять милиция на ногах. И снова босые ноги по всем местам. Снова машину угнали и бросили на дороге. И рядом следы, да не собачьи - волчьи! Тут прислушались, что матрёшинские старухи говорят. А они говорят: картуши это, как до войны! Только тогда они людей не кусали - только крали птицу.
Милиции эти картуши без разницы. Разбирайтесь, говорят сами со своими предрассудками. А сами давай организовывать засады у магазинов. Да вот беда - где ждут они, туда воры не лезут. Менты давай промеж себя говорить, что кто-то из своих крышует над бомжами. Люди тем временем стали на картушей засады делать. И покусали тогда кой-кого. Тут вспомнили про Михеича - он уж третий день сидит в кутузке один. Пришли к нему хоть накормить да выпустить - не до него теперь.
А дальше мало кто верил. Менты говорят, он их как увидел, так и озверел и дальше, как в кино, превратился в какую-то зверюгу. Не то волк, не то ещё что. Они и порадовались, что замок открыть не успели. Как успокоится, опять в человека превращается. А как увидит кого, так снова в волка. То плачет, то хохочет.
Потом снова ограбление. Милиция уж с ног сбилась. Тут ещё двое стали превращаться. Только к ним уже никто не полез их успокаивать - сразу в багры и повязали. И быстро сообразили, что к чему. Теперь хоть режь кого, на улицу ночью не выйдут.
- Что теперь с нами будет? - тоскливо спросила женщина.
- Сколько дней назад Михеева покусали?
- Дней шесть.
Значит, время есть, подумал Лён.
- Я ухожу, - сказал он.
- А со мной что? - встревожился Володя.
- Я вернусь завтра. Пока ничего не будет. Время есть.
Мужчина отогнул рукав рубашки. Раны почти зарубцевались, но сохраняли ярко-розовый цвет. Он ещё больше побледнел и посмотрел на Лёна помертвелыми от ужаса глазами.
- Володя, - глядя в эти слегка вытянутые вверх зрачки, сказал твёрдо Лён. - Ты веришь мне?
Тот едва сглотнул и кивнул.
- Всё будет хорошо. Но ты должен держаться. Этому можно сопротивляться. Никакой охоты на кур. Только домашняя еда.

Лён вышел под бледнеющие звёзды. Всё было хуже, чем он ожидал. Превращение происходило катастрофически быстро. Он уже не мог позволить себе тянуть время, чтобы вернуться в Блошки и узнать, как там дела. Волшебник оглянулся по сторонам и окутался голубым светом.



ГЛАВА 35. Блошинская волчица

Наташа ждала возвращения Лёна до самого рассвета. Потом решила всё-таки пойти и поискать его. Страшно думать: что могло произойти. До этого он казался ей неуязвимым. Но теперь и у неё есть оружие. Наташа шла в Бермудский Треугольник.
В рассветном слабом свете, среди утреннего тумана ближайшие деревья таинственного леса выглядели нереально. Кусты редкого подлеска словно плыли среди полупрозрачных клубов сизого утреннего тумана. И вот из этих торжественно текущих волн выбрела растерзанная фигура.
Человек шёл по направлению к деревне, шатаясь и издавая еле слышное подвывание. Это была Динара. Грязное и бледное лицо, обморочные глаза. Она подтащилась ближе, и до Наташи донёсся смрад горелого мяса и шерсти. Она остановилась, в ужасе наблюдая эту картину. Что произошло с Динарой?
Женщина доковыляла до края дороги и только тогда заметила девушку. Мутные глаза с непередаваемым мучением взглянули на неё. Искусанные губы задёргались.
- Это твой парень так сделал, - с усилием прохрипела она.

Наташа слышала, что Лёнька убивал вурдалаков. Но никогда не видела этого сама. Этой зимой в Селембрис попали Чугунков и Бубенцовский. Что-то там у них такое было. Они даже проговорились, что уничтожили массу оборотней. Наташа всегда считала, что это правильно. Но вот теперь увидела, что такое рана от дивоярской стали.
Весь бок Динары был словно выжжен напалмом - в ране застряли клоки окровавленной шерсти. Женщина поковыляла дальше, постанывая на ходу.
Наташа осталась стоять, глядя прямо перед собой. Она не знала, что решить: совсем недавно, по земному счёту - вчера, волчица-оборотень была полна сил и готова с лёгкостью порвать Наташу с Катькой на кусочки. Это был враг -безжалостный, циничный и коварный. Как она вошла в сговор с ведьмой - неизвестно, но, судя по всему, была очень довольна и наслаждалась своей властью.
Теперь же всё оказалось иначе. Наглости Динары был положен предел. Лён настоящий дивоярец - истребитель нечисти. Он покончил с шутками и взялся за дело по-настоящему. Надо признать, что это справедливо.

Наташа повернулась и пошла следом за женщиной. Та, шатаясь, дошла до пустующего дома, в котором когда-то происходили съёмки, затащилась в дверь и не закрыла за собой.
Девушка решилась заглянуть внутрь.
Динара валялась на полу посреди горницы, как умирающая собака. Часто дыша, она повела вокруг мутными глазами и просипела:
- Дай попить.
Платонова встрепенулась и поспешно бросилась искать миску. Принесла ей воду и осторожно поставила рядом. Женщина с усилием принялась лакать по-собачьи. Наташу передёрнуло.
- Чем я могу помочь тебе?
Раненая напряглась и, не поднимая лица, проронила:
- Ничем. Я отлежусь.

Она вышла и сразу наткнулась на Евдокию. Та посторонилась, пропуская девушку, и вошла внутрь дома. Наташа подождала. Вскоре Евдокия показалась.
- Твой волшебник вышел наружу. - сказала ей старуха. - Не знаю, как это удалось ему. Дверь заговорена на человека. Или он умеет превращаться?
Ведьма вперилась в глаза Наташе, словно пыталась прочитать в них ответ на свой вопрос.
"А ведь и правда, - вспомнила Платонова, - Лёнька в самом деле умеет превращаться и превращать других!"
Значит, он совсем не так слаб! Даже выбраться сумел отсюда. Значит, всё это время вполне мог бороться с ведьмой. Играл он, что ли?
Тут до неё дошло. Ну, конечно же! Она ему нравится. Она же сама зимой говорила ему, что мечтает о приключениях и чудесах. Это как раз перед тем, как она стала царевной и попала к семи богатырям. И волшебник предпочёл не пользоваться своей силой в полной мере. Он и решил воспользоваться ситуацией, чтобы приключения не кончались быстро. Они тут бегают туда-сюда вдвоем, расследуют, ломают головы: что, как да к чему? А будь всё просто, так Наташа бы от тоски в глуши завыла. Да и домой сбежала.
Она даже не знает, какова его сила. Он сумел превратиться в Елисея, он сумел устроить ей целую сказку. Он дрался с драконом. Он спасал своих товарищей. Он побеждал всегда. В какие ещё чудеса он входил? Лукавый дивоярец, ему тоже свойственны слабости! Одна из его слабостей называется Наташа Платонова - просто человек! Принцесса, которая время от времени попадает в переделки. Так занятно спасать её. Потом она бы вспоминала это лето с восторгом. Такие приключения! А ведь волшебники мастера на шутки!

- Ты зря над ним смеялась, - сказала Наташа ведьме. - Он пошутил над тобой. И надо мной, кажется, тоже. А теперь решил, что время шуток кончилось.
- Ты его подруга, а он даже ничего тебе не говорил?
Девушка усмехнулась про себя. Да, она его подруга и он почти ничего ей не говорил. Жалел убогую. Зачем травить рассказами про Селембрис? Ведь ей остался всего один ещё раз. А, может, и не остался. Только теперь это совершенно не важно. Хорошо, что он не появился раньше, а то она бы на радостях всё ему и выложила. Как, мол, хорошо, Лёлё! Теперь мы с тобой вместе будем ходить по Селембрис! Я ведь тоже волшебница! У меня есть то, у меня есть это! Вот я какая! Возьмите, волшебники, меня к себе в игру!
Она посмотрела в зелёные глаза ведьмы и догадалась, что та понимает абсолютно всё, что происходит в душе Платоновой.
- Что они сделают с ним? - спросила Наташа. Обе знали, о ком идёт речь.
- Это запрещено, - едва проронила старуха.
- Что именно?
- Поднимать умершую душу.

Платонова помолчала ещё немного. Оглянулась на семёновский дом. И вдруг поняла, что ищет аргументы в пользу старухиного предложения. Она даже не хотела, чтобы Лёнька вернулся скоро. Почему она отказывается от силы? Ведь никто не принудит её применить свои способности, пока она сама того не пожелает. У неё нет обязательств перед ведьмой. Она ничем себя не повязала.
- Я пойду, - сказала старуха. - Кондаков с Немучкиным ждут меня.
Наташа обрадовалась этому. У неё есть время спокойно подумать.

***
На болотах разворачивались съёмки главной сцены фильма. Свадьба на болоте. Всё уже подготовлено с вечера. Заторможенные работнички ничего не спрашивали и ничему не удивлялись. Кондаков был очень рад этому. Ничто не отвлекало его от работы.
Съёмочная площадка располагалась внутри той самой церкви на болоте, в которой они встретились с Диким Трупом. Им пообещали сохранить её в неприкосновенности. Только смотритель снялся с верёвки и убрался. Зато вокруг висела такая роскошная паутина, какой можно добиться разве что в павильоне. Марианночка была необыкновенно серьёзна. Все чувствовали, что съёмки на натуре приближаются к концу и работали очень резво. Но неожиданно вышел спор со ведьмой.

Кондаков наставлял Марианну. Сцена должна пройти с перцем. Главная героиня вдруг обнаруживает, что её принц - хладный покойник. Вот драма! А она уже полюбила его до беспамяти. И Кондаков уже подумывал поснимать далее сцены в постели. Представляете, такая сладкая девочка и целуется с позеленевшим трупом! Ой, сколько будет дрожи в зале!
- Это же любовь - твоя работа! Публика жаждет страсти, жизни, остроты! Любовь с покойником, что может быть пикантнее! - внушал он Марианне.
А рядом сидел на стуле загримированный Карсавин, совершенно прокисший хуже всякого покойника, и портил всё впечатление от речи режиссёра. Его тошнило. Кажется, съел что-то не то. Марианночка посмотрела на блюющего "кушать подано" и перекривилась. Ей же целоваться с ним. Звезда не стала смотреть, как режиссёр уламывает Карсавина и вышла погулять.

- Мне кажется, никто лучше не сыграет роль мертвеца, чем сам мертвец. - проронила тогда ведьма.
Кондаков давно уже понял, что она подсовывала ему на съёмках какого-то вампира из своей родни. Тот был похож на Карсавина просто потрясающе - за исключением таланта. Парень был в самом деле находка. Но платить ещё одному актёру Кондаков не собирался. Надо выпускать в работу Карсавина. А то ещё вкатит неустойку.
- Заблуждение, коллега! - отвечал режиссёр. - В вашем покойнике слишком много романтизма и прочей деструктивной чепухи. Он слишком много вкладывает в роль личного. А наш актёр профессионал, он хорошо вписывается в кадр.
Кондаков смолк и огляделся. Все с отвращением взирали на этого типа. А во тьме за софитами прятался старухин красавец, с которым звезда Тверской снималась в лучших эпизодах.
- Ты знаешь, Карсавин, - наклонился к уху актёра Кондаков, - если ты сейчас не пойдёшь в бой, я поставлю твоего дублёра.
Тот махнул рукой и продолжал булькать внутренностями.
- Пойду-ка я его прогуляю по природе, - с сочувствием проговорила Виолетта. И вытащила провинциальную бездарность наружу, на зелёную травку. Тогда вернулась Марианна.

***
В болотной церкви царила тишина. Все двигались, словно сомнамбулы. Лишь Кондаков с Немучкиным упивались действием. Перед ними происходили чудеса. Камера брала их и запечатлевала. Ничего не надо было говорить. Ничего не надо объяснять. Ничем не приукрашивать и ничего не добавлять потом.
Ведьма преобразилась. Её лицо приобрело какое-то неестественное величие, резкость и жестокость. Фигура стала угловатой, старушечья кофта и юбка потемнели и слились. И вот на ней иноческая ряса. И сама она уже не женщина, а монах-чернец. Но только вместо креста на ней какой-то странный знак. Актёр, которого поставили на роль монаха, куда-то пропал. Но Кондакову уже было всё равно. Фильм - это всё.
Аналой, покрытый чёрной тряпкой, сам собой вдруг развернулся и на нём возникла широкая, очень старая книга с металлическими уголками и старинной застёжкой.
Чернец подошёл и простёр руку над книгой. Она стремительно зашелестела чёрными страницами. Тут грянул гром из-под самой крыши, и со стропил заструился мрак. Во мраке чудились безумные скалящиеся морды. Вся церковь осветилась диким чёрным светом. Вместо старых стертых образов проявились мрачные горящие глаза.
Чернец что-то произнёс. От этих слов у режиссёра заложило уши. Он сидел в своём режиссёрском кресле и видел, как мрак тянет к нему руки. Бестелесые руки с длинными струящимися пальцами касались его колен. Искры холода пошли по позвоночнику.
Старуха подняла ладони и начала молиться. Из стен пошёл треск. Глухой тягучий набатный звук рвал перепонки, забивался в мозг, терзал когтями внутренности.
Виктор с усилием оглянулся на оператора. Немучкин тоже испытывал недомогание, но не оставил аппарат. Осветители и все помощники валялись без сознания. Но Борис показал пальцами, что звук пишется. Кондаков успокоился и повернулся. А там уже происходило новое действие. Ни режиссёр, ни оператор более не контролировали съёмок. У старухи было своё кино.

Звук стих. И в полной тиши раздались шаги. Кто шёл, откуда - непонятно. Но каждый шаг впечатывался в мозг.
Из тьмы вышел старухин племянник, как его там зовут... Никто не знает, как его зовут. И Кондаков впервые взглянул на него пристально. Да, без сомнения, он мёртв. Он с самого начала был мёртвым. Что она сделала с ним?
Он протянул руку и из ногтей просочились капли чёрной болотной воды. Мертвец отдёрнул руку и опустил глаза.
Чернец указал ему место рядом с собой. Тот не посмел сопротивляться, хотя по бледной его щеке ползла слеза.
Вдруг Кондаков увидел то, чего нет в сценарии: у косяка привалился бледный, бледнее мертвеца, Карсавин. Он неотступно смотрел на своего двойника. В его глазах плескался ужас.
Не понимая, что происходит, Кондаков посмотрел на Немучкина. Тот пожал плечами.
И тут раздался далёкий горький плач. Кто-то страдал безмерно, кто-то жаловался судьбе, кого-то ломала жизнь нещадно. Босые ноги торопливо шлёпали по полу, руки шуршали, задевая щелястое дерево стен.

В чёрном свете болотной церкви возникла Марианна. Так и должно быть по сценарию. И Кондаков снова успокоился - ведьма знала, что делала.
Несчастная, перепуганная насмерть Марианна. Руки, расцарапанные в кровь. Волосы поднялись дыбом и самый цвет их словно поседел. Глаза непритворно широко раскрыты, но ничего и никого вокруг не видят.
"Что за актриса..." - с внезапным всплеском сердца понял Кондаков. Ах, вот оно - чудесное, мистическое, похищающее разум! Вот оно - бессмертное величие, волшебный миг, бездна наслаждения! О, как я понимаю - душу за кино!
- Серёжа! - вскрикнула актриса и кинулась к поникшей фигуре возле аналоя.
По сценарию ему надо красоваться с вывернутой шеей, с распухшими губами и белыми глазами. Но так гораздо лучше. В этой простоте столько драматизма.
Кондаков затаил дыхание, понимая, что сейчас что-то будет. Голова кружилась, губы онемели, он словно весь окаменел.

Карсавин дёрнулся с места и шагом парализованного человека двинулся к мёртвому. А тот поднял на Марианну свои глаза, в которых колыхалась чёрная болотная вода. Карсавин подошёл, встал сбоку и, незамечаемый актрисой, протянул ладонь и положил её на пальцы мертвеца.
- Возьмите друг друга за руки, - глухо заговорила почти невидимая во тьме старуха.
Марианна взяла обеими руками ладонь Сергея и лежащую поверх ней руку Карсавина.
- Я должен сказать тебе, Марианна, - заговорил вдруг мёртвый.
- Делай, что тебе велели! - приказал голос. - Мария, ты хочешь быть счастливой с ним?
- Да, - ответила девушка.
- Я должен сказать тебе... - глухо заговорил жених.
- Не говори! - крикнул чернец. От этого крика со стропил слетели черные силуэты.
- Я мёртвый, Марианна, - сказал Сергей.
Та не понимала.
- Возьми её руку, Серёжа, - тихо попросила ведьма.
От этого голоса Марианна очнулась и отступила, озираясь.
- Почему ты называешь меня так? Я не Марианна, я - Мария!
- Это всё обман. Я умер много лет назад.
- Ты оживёшь, Серёжа, - снова позвал голос ведьмы. - Как только обвенчаешься с ней, так и оживёшь. Вот твоё тело, оно стоит рядом. И я в этой девушке живу. Мы будем счастливы с тобой.
- Ты хочешь этого, Мария? - спросил он, глядя в глаза своей невесте.
Та молча отступала. И, не говоря ни слова, бросилась через дверной проём наружу. Карсавин закатил глаза и рухнул навзничь.
- Что ты наделал, - сказала ведьма.

- Снято! - воскликнул Виктор. От этого голоса все вздрогнули. Сергей с отвращением глянул на него. Мертвец перекривился, как от зубной боли, и быстро вышел вон, в серость болотного тумана. Декорации быстро исчезали. Ещё мгновение - и остались лишь пустые стены. Аналой был пуст. Только посреди столбов стояла ведьма.
- Пошёл ты к чёрту, - сказала она Виктору.
От этих слов пол под ногами режиссёра треснул, провалился и яма стала быстро заполняться мутной жижей.

Все торопливо спасали имущество. Стены болотной церкви уходили вниз, в трясину. А зелёный островок поблек и начал распадаться на части. По кочкам ковыляла съёмочная группа. Тащили тяжёлую аппаратуру, посылали друг дружку в сад, в баню, в библиотеку. Куда угодно, только бы не к чёрту. Блины, японские бабушки и факи так и сыпались в окружающую их среду. Наконец все выбрались на бережок и пересчитались.
- Все живы, матушки мои! - вздохнула Виолетта. - Пойду всё маме расскажу!
- А я к Нинке. - глядя на неё мутными глазами, признался Димка.
На режиссёра никто не обращал внимания. Все завозились, взвалили на себя аппаратуру и, вяло переругиваясь, потащились в деревню. Карсавин тоже тащился, только молча.
- Странно как-то это всё, - заговорил Немучкин.
Ответить было нечего и Кондаков промолчал.

***
- Я согласна.
- Что? - ведьма подняла голову.
- Я согласна принять твою силу. Но я не буду никого здесь держать в плену. С него достаточно иллюзий.
Ведьма не отвечала. Она словно колебалась.
- Он не вернулся? - спросила, наконец, Евдокия.
- Нет ещё.
А про себя подумала: ему незачем торопиться. На Селембрис можно пробыть сколь угодно долго, а здесь пройдёт лишь несколько часов.

Старуха шла к бане, в которой ранее происходили съёмки. Наташа - за ней. И разрывалась в мучительном раздумье. Чего же она хочет? Спасти людей или просто приобрести способности волшебницы? Она весь год завидовала Лёньке. Вчера только он был иной. А нынче она видит его и понимает: он ночью снова был в Селембрис и видел чудеса. И вот теперь перед ней открылись подлинные закрома волшебной силы. Ей предлагается всё это даром. Но раздумывать над этим было некогда. Он мог вернуться в любой момент. И Наташа точно знала, каково будет его решение. Ему только достать перстень Гранитэли и все его желания исполнятся. Эта мысль была решающей. Наташа переступила порог вслед за ожидающей её ведьмой.
- Меня убъют, - сказала ведьма. - Не вступайся за меня.

Всё было по-домашнему и совсем не страшно. Старуха поставила на пол тот деревянный ушат, над которым колдовала во время съёмок. Там была вода. Откуда-то с полок достала две зелёные свечи.
- Потом ты всё узнаешь, - сказала Евдокия. - И свойства трав. И свойства вод. Ты будешь слышать голоса деревьев. Они тебя научат. Я отдаю тебе лишь то, что приобрела от своих сестёр. Ничего более.
Она зажгла свечи, лишь дунув на них. Потом они взяли в левые руки по свечке и соединили ладони над водой.
- Прости меня, - сказала Евдокия.
- Чего простить? - не поняла Наташа.
- Так надо.
И обе посмотрели вниз, в чёрное зеркало воды.

Вода заколебалась, задрожала. Разошёлся круг из центра. И Наташа увидела себя бредущей по снегу. Она несла маленький кулёк. Из кулька шёл слабый плач. Она знала, что он умрёт, если она вскоре не найдёт тепло. Но сил было совсем мало. За ней тянулась цепочка босых следов.
Женщина ушла в свои видения.

Они недолго были счастливы после побега из деревни. Лишь пока держалось лето, да пока не пролетела осень. Жить зимой в лесу нельзя. Сначала ночевали по заброшенным избам. Потом стали промышлять по крестьянским погребам. И их поймали. Разговор короткий: в эшелон и на зону. И там она поняла, что деревенские обидчики только часть системы. Девчонка, жившая в деревне и никогда не видавшая иной жизни, узнала, какой злобой, страхом, гнусью и предательством наполнена страна. Лагеря были мясорубкой для людей. А люди - слепой массой фарша. Её собственная жизнь, жизнь её ребёнка, жизнь мужа потерялась среди этих чёрных волн нечеловеческого мрака. Она утопала и не было руки.
Они были по разные стороны колючей проволоки. Она со своим нелепо торчащим на истощённом теле животом - с одной стороны. А он - с другой. Он таял каждый день. Остались только эти странные глаза, которые и заворожили её сразу. Но это было в той, в другой жизни. Там был свет, тепло и радость. Это был маленький кусочек счастья на огромной, промёрзлой, больной от злобы земле.
И вот пришёл день. Она выбралась из барака с кульком в руках. А он шёл на расстрел.

Женщина добралась до заброшенной землянки и провалилась внутрь. Там было почти тепло после обмороженного леса. Валялись тряпки, птичьи кости. Душа молчала. Слов не было даже для младенца. Только тело ещё откликалось на его зов. Маленькому человечку досталось немного молока.

Она проснулась оттого, что её хватали жадные руки. Раскрыла в темноте глаза и едва не захлебнулась от удара по лицу. Ребёнка вырвали из рук и он жалобно пищал в стороне. А сопящие жадные хари лезли к ней.
И тут случилось невероятное. Из горла вырвался крик, ладони словно загорелись и кто-то заорал во тьме. Не понимая, что происходит, она мгновенно вскинула руку. Из пальцев вырвался фиолетовый огонь и осветил на долю секунды раззявленную в крике пасть с короткой рыжей бородой. Вытаращенные гляделки. Огонь вцепился в морду и визг перекрыл все звуки.

Ребёнок не пострадал - закатился за кучу мусора и тем спасся. В тёплом маленьком кулёчке сосредоточился весь смысл жизни.
Рассветная муть позднего утра обнаружила два мёртвых тела с выжженными напрочь лицами. Мария разучилась брезговать. Она сняла с трупов полушубки, валенки, штаны и вообще всё, что могло сохранить жизнь ей и её ребёнку. У загонщиков имелся при себе припас еды и оружие - они шли по её следу.
В этом мире мораль простая: хочешь выжить - убивай. Она хотела выжить. Но у Марии было оружие получше револьвера. Патроны вскоре кончились и она его выбросила. Что-то наградило беглую зэчку нечеловеческой способностью. В нечеловеческом мире сверхчеловеческое - это справедливо. Этот мир ей чужд, враждебен, ненавистен. Его не стоило жалеть. Достаточно того, что она не нападала первой.

Она пришла в родные Блошки с востока, через болотистые низины и безлюдные места. Поэтому сразу и не поняла, что добралась до дома. Была весна, начало лета. Мария два года шла домой. Непроходимыми лесами, сторонилась дорог, жилья. Почти разучилась говорить.
Ввалилась в избу с ребёнком и подумала, что несчастья кончились.
- Марька, - сказала ей младшая сестра, выросшая и неузнаваемая. - тебя же ищут. Уполномоченный шарит каждую неделю. Обещал, что как найдёт - пристрелит.

Худая жилистая женщина, прочерневшая насквозь, даже отдалённо не походила на красавицу Марию. Но мать, войдя в дом, её узнала сразу.
- Беги, Марька! - выдохнула она. - Оставь дитё и убегай!
Она ринулась к двери и упала навзничь, отшвырнутая ударом.
- Всё, Марька! Хана тебе! - не то прорычал, не то пролаял заплывший до самых глаз от дармового сала и самогона председательский сынок. И по его мутным глазкам она догадалась, что он помнит, как она посмеялась над ним, когда он со слезами бегал за ней по всей деревне.

Он не ожидал того, что увидал. Женщина на полу засмеялась. Встала легко, как рысь.
- А идём с тобой, Кирюша, поговорим в сенях, - и игриво вытолкала его прочь из избы.
Мать и дочь переглянулись Лушка держала на руках ребёнка. Егозливый маленький пацан, волосы чёрные, как у папки. И глаза такие же. Может, обойдётся?

Мария отошла к коровнику. Он давно уже пустой. Как хорошо здесь пахнет. Запахи родного дома.
- А теперь слушай меня, сволочь. Я не убью тебя, но мучить буду долго. Дня не проживёшь без страха.
- Ты чего... - он-то думал, что она пощады хочет попросить, в ножки постелиться.
И тут увидел нечто... Худое тёмное лицо преобразилось, вытянулось и обратилось в волчью морду. Руки потянулись к его горлу и скрючились - выросли чудовищные когти. Зверь блеснул лютыми глазами, оскалился, метнулся - и здоровый мужичина с заполошным криком бросился бежать.
Мария хохотала. Простое наваждение, а действует безотказно на мужиков!
В избе мать всё поняла - она схватилась за голову.
- Ах, ироды! Заставили-таки... прорвало!

- Уходи, Мария, - сказала ей враз постаревшая мать. - Тебе больше нельзя жить среди людей.
Пошла к кровати. Легла лицом к стене и больше не сказала ничего.

Она пошла, сама не зная - куда. Пришла в Поганый угол, села на пенёк и стала думать. Пожалуй, с ней и в самом деле что-то не очень хорошо. Вспомнились запечные шёпоты старух. Подружки что-то болтали в детстве. Бабы иногда качали головами. Слово выплывало постепенно: ведьма. Она-то думала, что это суеверия, а оказалось - правда.
Сучок треснул под ногой. Марька подняла глаза. На неё смотрели винтовочные дула. И наглые рожи над ними. Впереди опер, а за ним - верные его собачки.
- Сначала позабавимся, - сказал он. - А потом посмотрим. И пащёнку твоему найдём тёплое местечко. Есть места для выблядков советской власти.
И принялся расстёгивать ширинку.

Знакомая волна захлестнула её, как утопила. Она привыкла к звериному закону: либо ты ешь, либо тебя съедят. И вдруг ощутила свою силу. Что-то давно дремало в ней. А теперь лохматый зверь вставал на задние лапы во весь свой огромный рост.
- НА КОЛЕНИ, ТВАРИ!!!
Собачки повалились сразу, как подкошенные. А опер ещё не понял, слишком привык быть безнаказанным. До него дошло лишь тогда, когда она рванула его клыками за горло.
А потом села обратно на пенёк и приказала:
- Жрите, твари!

Они не могли ни встать, ни уползти. Они блевали, кашляли, молили о пощаде. Но она не отпустила их, пока они не обгрызли ноги у ещё живого зверя. Он булькал горлом, тянулся к револьверу, но она только смеялась. Мы звери, опер. Ты ещё не понял? Мы все тут звери.
Потом она встала и пошла, оставив его умирать в одиночестве, потому что его собачки убежали.

Потом ей было плохо. Она лежала на земле и плакала. Как хорошо, что он не видит, что с ней сталось. Так и нашла Марию ведьма. Привела к себе, обтёрла, накормила, успокоила. Да, дурное время. Так прямо скажем - волчье время.
- Живи тут у меня. Раз ты ведьма, тебе один путь: к нам, в поганый угол. Я покажу тебе наш ухорон.
Ведьма была совсем уж старой. Еле говорила. Она обрадовалась Марьке. И была она совсем одна. От неё беглянка узнала, что теперь её ожидает.
Болотные ведьмы сменяли одна другую. У них было убежище - серое безсолнечное пространство с вечной осенью и неким подобием внешнего мира. Там стояли засохшие деревья, сухой луг и стоячие пустые болота. Когда-то здесь было всё иначе.
Сам этот ухорон создала очень-очень давно одна страшно сильная колдунья. От неё осталась книга. Вот эту книгу она и поставила хранить болотных ведьм. Откуда она пришла - никто не знает. Куда ушла - неведомо. Но сказала, что будут тут рождаться раз в сто лет ведьмы и будут сменять друг друга возле книги. Их задача - сберечь книгу до её возвращения. А за это она им дарит долгую жизнь без болезней и многое из колдовских сил. Ремесло ведьмы прибыльное. Только не надо заглядывать в закрытые страницы книги.

Вот теперь стало понятно, что за сила в ней проявилась. И вместе с этим пришла уверенность: теперь всё будет иначе. В тот же день она пошла в деревню проведать своего сына. И наткнулась на непреодолимый барьер. Дальше рва шагу не могла ступить. Отбрасывало её что-то, как тот удар в лицо, которым наградил её Кирка, неудачливый женишок, от которого она сбежала. Деревню охраняла малая доминка на столбике, а в ней - свеча.
Озлобленная ведьма вернулась в свой поганый угол и там наткнулась на дядьку Петро. Тот обнаружил труп опера. Увидел её и вскинул двустволку.
- Не подходи, Мария! - дрожащим голосом сказал он.
- Скажи там, в деревне, - незнакомым себе глухим голосом прорычала Марья, - чтобы не ходили сюда, в мой лес. А то ещё будут мертвецы.

Ведьма нищенствовала. Это раньше, до советской власти, к ней шли за наговором, за травами, за другими надобностями. А теперь в ведьмином доме было пусто, хоть и чисто. Жила она, как все в деревне, даже немного побогаче. Даже банька исправная была. Хорошо ещё, что деревенские бабы оставляли ей немного еды, откупались от неё. Верили, что так отвадят ведьму, чтобы не напускала на девок колдовские чары. Известное дело, ищет к концу жизни болотная колдунья себе на смену молодую ведьму. Если не отдаст свою силу - не умрёт спокойно.
На другой день старуха и померла. Схоронила её Мария тут же, в сером ухороне болотных ведьм. Надела на шею талисман, что передают от ведьмы к ведьме. И в тот же день открыла чёрные страницы книги.
Теперь она знала, что сильнее её не было в поганом углу с самого того дня, как оставила его первая болотная колдунья. Даже ещё ничего не зная и ничему не научившись, она может больше, чем все прежние ведьмы, разом взятые. Её дар врождённый, а не наведённый.

Кирьян не ждал её. Он сидел у окна, непривычно трезвый. В новом доме с высоким фундаментом. Не то что у колхозников избёнки на четырёх кирпичах. У печки подвешена к крюку нарядная люлька под вязаным кружевным пологом.
- Кирюш, а Кирюш! - позвала она его у окна. Он так и затрепетал. Побледнел, отшатнулся и неумело закрестился.
- А как ребёночка твоего зовут, Кирюша? - лукаво пропела Марья.
- Не трогай, ведьма! - закричал он и кинулся за топором.
Она ушла со смехом и направилась к избе-читальне, где в прокуренном чаду сидели опера и занимались вопросом всемирной революции.
В тот же вечер они явились все к ней в поганый угол. Как побитые собаки. А ночью по деревням залаяли, завыли псы. Какая-то банда шарила по погребам, тащила кур и прочую живность. Опера днём рыскали с огнём и ничего не находили. Ночью эти самые опера превращались в картушей и воровали. А днём опять вели расследование.

А потом грянула война. И закрутило всех. Опера примчались к ней и заскулили, что не хотят идти на фронт. Это и верно - кому они нужны на фронте такие. Потому что не человеки они уже, а картуши. Им и нравилось быть картушами - не то собака, не то волк, не то гиена. А то ещё чего повеселее. Она им запретила выходить в деревни. Они охотились в лесах, а жили в ухороне.
Месть её насытилась. Кирьян сошёл с ума. И молодая тоже померла - заболел у ней ребёнок тифом. Но и Мария ещё много лет не видала своего сына. Пока не вырос он и не поселился на отшибе, построил дом, завёл пасеку. Тогда пришла она и всё ему рассказала. Одарила долгой жизнью. Одно плохо: семьи он не захотел иметь.
К тому времени Мария затосковала в своём поганом углу. Иметь такую силу и сидеть просто для охраны книги - нелегко такое. Прежние-то ведьмы были слабыми. Им и было поспокойнее. От власти их ухорон спасает, ремесло кормит - ну и хорошо. А Мария как прочитала чёрные страницы, так и поняла, что теперь ей можно сделать.



ГЛАВА 36. Конец всем наваждениям

Они были оба там - в замке Гонды. Едва посреди библиотеки засветился голубой свет, Брунгильда и Марирус оторвались от зеркала, в котором что-то искали.
- Лён, а ты где был?! - крикнули они одновременно.

В продолжении всего его рассказа они только молчали и изредка переглядывались.
- Ты полагаешь, это не Лембистор? - спросил у Лёна Гонда.
- Полагаю нет. Но магия старухи мне непонятна.
- Ты многого ещё не знаешь, Лён, - ответила Брунгильда. - Ты не можешь пока бороться против демонской магии "Инфернас Олэ" - "Восходящего ада".
Втроём они отправились в лабораторию собирать средства, оставшиеся от последней войны с Сидмуром.

***
Михеев сидел в своём закутке, запертый на три замка.
- Крови, крови, я хочу крови... - однообразно дябил он, раскачиваясь на изгаженном полу. Совсем ободранный, утративший человеческий вид, хуже последнего бомжа из подворотни. Не волк - не человек. Что-то среднее. Глубоко внутри тлела мысль: "что это со мной? Почему так..." Но всё заслонял нечеловеческий голод, дикая жажда крови. Он вспомнил, как сладко течёт горячая, живая влага по подбородку, когда зубы вонзаются в куриную тушку. Время от времени принимался выть, тогда поселковый милиционер, сидящий с автоматом на крыльце поселковой части, хватался за виски.
Заслышав шум двигателя, он измученно поднял голову и встрепенулся: переваливаясь по ямам, грузно подъезжал белый фургон скорой помощи.
- Жив ещё? - спросил щеголеватый доктор с длинными волосами, схваченными сзади резинкой. Он выскочил из-за руля, вытаскивая с собой толстый медицинский кейс.
Участковый не успел удивиться, что доктора сами нынче сидят за баранкой, как из фургона уже выбиралась красивая докторша с полной грудью и в высокой белой шапке. А следом - молодой санитар в великоватом халате.
- Больной на месте? - деловито спросила докторша сквозь очки.
- Забирайте его скорее! - взмолился до смерти перепуганный Иван Коробкин. - Его даже пуля не берёт!
- Настоящий, классический синдром водобоязни, - авторитетно заявил расфуфыренный фельдшер, тоже надевая шикарные затемнённые очки. - Типичное бешенство.
И доктора поспешно вскочили в провонявшее помещение. Участкового вежливо оставили за дверью. Да он и не рвался особо.

- Очень плох? - спросил санитар у врачихи.
- Очень, - кратко отвечала та.
- Нужна эвакуация, - подтвердил фельдшер. - Пока не уничтожим источник заразы, состояние больного не улучшится.

- Коробкин, хочешь табачку? - с таким вопросом выбрался рыжий санитар на крыльцо и вытащил пачку каких-то импортных сигарет. Тот не удивился, откуда парню известно его имя и почему он обращается с таким предложением к почтенному блюстителю порядка, отцу двоих детей.
- Давай, - вяло сказал милиционер, устав от переживаний последней недели.
Табачок оказался очень даже неплох.
"Где берёшь?" - хотел спросить Коробкин, но не спросил. А только мягко завалился набок, прислонясь к кирпичной стене отделения.
Пока он спал и видел хорошие сны, из отделения вынесли замотанного в кокон Михеева. Он тоже спал и очень крепко, но ничего во сне не видел. Его погрузили в машину, и она мигом ушмыгнула.

***
Володя сидел в сарае под замком, куда добровольно сам себя определил. Этот непонятный парень, убивший картуша, обещал вернуться. И у Володи не было другой надежды, как только верить в это. Поэтому он не удивился, заслышав шум подъезжающей машины и радостный возглас жены. Она ещё верила в медицину.
- Как дела? - спросил его этот рыжий, имени которого он узнать так и не догадался.
- Держусь, - коротко ответил Володя.
- Держится, - одобрительно заметил молодой доктор, раскладывая на земле свой сундучок. - Большое дело не заливать за воротник.

Дел было много. Не удовлетворившись простым опросом на предмет оцарапания картушем руки, ноги и прочих мест, доктора предприняли тщательный осмотр. Вертели над подозреваемыми какими-то блестящими штучками. Но, кроме двух мечущихся в заколоченных банях людей, больше никого не обнаружили.
Лечение оказалось быстрым. И вскоре доктора объявили, что всё будет хорошо: больные будут жить - бешенство сейчас лечится. Нашли средства.
- Ну вот! - с удовлетворением сказал свояк Михеева жене. - Вот видишь - бешенство! А ты всё: картуши, да картуши!
Та всё равно осталась при своём мнении. Им сдали на руки Михеева и велели давать ему каждый час лекарство. К завтрашнему дню всё пройдёт. А пить пенсионеру больше не разрешается, чтобы не было рецидива. Да и поменьше думать про инопланетян. А то точно тарелка примерещится или щупальца отрастут.
К вечеру в деревнях всё же не включали света и сидели взаперти. Пусть-ка сначала милиция родная картушей перестреляет, а потом уж будем песни петь по улицам.

***
Дорога была пустынной, как и полагается по ночам. Но эта тишина была необычайной. Всё живое словно разбежалось.
Обочина, и без того обычно пропылённая, в одном месте оказалась прямо лысой. Вокруг неё крепко натоптано собачьими следами. Но имелись и другие следы. Словно что-то волочили. В одном месте даже просыпана мука. И всё это ровно обрывалось чуть дальше вглубь, к лесу. За чертой уже стояла нетронутая трава. И ещё дальше - высокий лес.
Вокруг этого места имелось также множество других следов. Это были человечьи следы. Всевозможная обувь. Тут явно кто-то рыскал и вынюхивал. Вот и теперь неподалеку стояла армейская машина с задраенными наглухо стёклами, даже не смотря на ночную духоту. В машине этой все спали. Спал за рулём водитель. Спал рядом в обнимку с автоматом сержант. В кузове вповалку спали солдаты, тоже вооружённые.
Поэтому никто из них не видел, как над проплешиной мелькнуло тёмное лохматое собачье тело. И тут же раздался придушенный визг. Собака неистово завертелась в траве, выкатилась на дорогу и застыла там, посвёркивая маслянистыми глазами. Одно за другим выскакивали из ниоткуда тёмные тела и тут же с тихим визгом падали, дёргались и затихали.
Когда их набралось двенадцать, то из травы поднялись три фигуры. Они подошли к поверженным зверям и принялись внимательно разглядывать их. Те полаивали и пытались укусить этих нехороших людей. Картушам очень не нравилось то, что происходило. Они переругивались между собой и поминали какую-то Динару.
Трое выпрямились, наконец.
- Преображение! - прошептал один из них. И картуш превратился в человека. Он лежал в пыли, неспокойно глядя на людей. Весь измождённый, со свисающей сухой и серой кожей. И тем не менее не оставлял попыток вырваться из непонятных пут.
- Плохие люди! - заскулил он.
- Неужели их нельзя спасти? - спросил один из троих.
Женщина покачала головой.
- Они давно мертвы. Их держит только магия "Инфернас Олэ".
- Хорошо, - не сдавался молодой. - А души их можно освободить?
- Нет, Лён. Они добыча лимба.

- Давай его съедим, - предложил один картуш другому.
- Давно надо было съесть, - пролаял тот.
Во тьме сверкнула сильная вспышка, раздался мгновенный многоголосый вопль и всё стихло. Зато из травы взлетели три совы и одна за другой бесшумно проскользнули в никуда.

Сержант встрепенулся.
- Панкратов, ты чего слышал? - толкнул он водителя.
- Нет, ничего не слышал, - сонно отвечал тот.

***
Ночь близилась к утру. Бермудский треугольник изливал туманы. И в нём, скрытая от посторонних глаз, разворачивалась сцена.
Старуха стояла над дырой в барьере. Картуши проскочили и вода донесла их визги. Постояв немного, Евдокия поняла, что её слуги не вернутся. Она повернулась и медленно пошла сквозь лунные полосы. Из-за её спины бесшумно выскочили совы. Они все три облетели ведьму кругом, легко трепыхая пышными крылами и развернулись прямо в воздухе.

Ведьма не смела убежать, не могла перенестись. К ней с трёх сторон летели три волшебника, три дивоярца. Сияющее пламя вырывалось из их рук и замыкало треугольник. Сильная женщина с пепельными волосами, развевающимися без ветра. Высокий седой мужчина. И ненавистный подросток, который обхитрил её. Глаза всех троих пылали синим светом.
Они опустились наземь совсем близко от неё. Так близко, что она чувствовала исходящий от них гнев. Смертельная и мощная энергия исходила от всех троих и замыкала ведьму в непреодолимый треугольник. Евдокия почувствовала страшную и чужую силу, которя не трогает её лишь до того момента, пока она не вздумает бежать.
- Книгу, - сказала Брунгильда ровным голосом, и от этого Евдокии впервые в жизни стало страшно.
- Книгу, и мы пощадим его, - голосом, похожим на далёкий громовой раскат, произнёс мужчина.

***
День был долог. Прежде чем снимать барьер, требовалось освободить людей от морока. Вид бесцельно бродящих по деревне полубезумных людей был страшен. С исчезновением книги мороки ослабели и искусственная гармония в сознании людей нарушилась. Они не могли понять, что с ними происходит, но догадывались о многом.
Димка сидел на ступенях дома, раскачиваясь и держась за голову руками. Ему было отвратительно. Он понял, кто такая была Нинка: болотный морок, давно умершая пьянчужка.
Все отходили от кошмара. Их души требовалось успокоить. А кое-что из памяти просто удалить. Не может человек терпеть такое, особенно если не виноват. Это насилие над душой, над личностью, над человеческим достоинством. И волшебники считали это грязной работой. Нет ничего хуже, чем лишать человека воспоминаний. Даже ради его блага.

Машины выглядели брошенными. О них просто забыли. В некоторых набился мусор и даже угнездились куры. Вдобавок Володя Мазурович с трудом вспомнил, куда подевал все свечи с карбюраторов. Еле отыскал: старики Варюхи уже приспособились играть в них, как в чижик.
Очень плохо было всё с Динарой - гораздо хуже, чем с Михеевым. Её психика была повреждена необратимо, хотя внешне она выглядела почти нормально. Бедная женщина даже пить по-человечески разучилась - лакала, как собака языком. Она жаждала сырого мяса и временами подвывала. Ожог от дивоярского меча почти зажил, но рана в душе актрисы осталась. Теперь её всю жизнь будут мучить неконтролируемые вспышки гнева и последующей черной депрессии.
Как ни странно, лучше всех выглядел Карсавин. Он был только приторможен колдовством старухи. В остальном же совсем не пострадал.
Едва вспомнили про Марианну. Актриса спряталась в своём фургоне и закрылась. На пасеку к Леху она больше не вернулась. Если с остальных снять морок не составило особого труда, то тут всё гораздо хуже: собственная душа Марианны словно бы сплавилась с душой ведьмы. Это совсем не то, что ощущал Лён. В нём жили воспоминания Гедрикса, но сам он был свободной личностью. Здесь же произошло порабощение. Потому что это самое настоящее насилие. Ведьма напрасно пренебрегла душой Марианны - в ней не погибла личность. И сделать с этим было ничего нельзя.
Когда к Марианне постучали, она открыла дверцу. Глаза её были сухими.
- Я уезжаю, - сказала она.
И уехала. Села в свой японский джип и укатила в вечер, бросив все тряпки, косметику, запасы фитнесс-хлопьев и питьевой воды в пластиковых бутылках.
Только Кондаков с Немучкиным ничего не знали. Они с предыдущего дня не вылезали из своей монтажки - смотрели материалы.

***
Шестеро стояли кругом во тьме Бермудского Треугольника под молчаливыми деревьями. Трое дивоярцев, одна волшебница, так никому и не сказавшая о своём даре, болотная ведьма и воскрешённый дух. Ночь была чудна.
- Ты нанесла вред людям, - сказал Лён старухе. - Ты едва не уничтожила их души. У них не было возможности сопротивляться, они же не волшебники. Но хуже всех ты поступила с Динарой.
- Я освободил её тело, но душа исковеркана навеки, - проронил Магирус.
- Она не знала, - произнесла Наташа.
- Она знала, - резко ответила Брунгильда.
Ведьма ничего не отрицала. Не оправдывалась, не просила пощады.
- Книга, которой она владеет, это "Гениус Алама", украденный очень давно из Дивояра. В ней содержится запрещённый раздел "Инфернас Олэ" - демонская магия. Её искали, а она оказалась спрятана тут, в вашем мире. Ты первая из болотных ведьм, Мария, которая посмела открыть страницы этого раздела. Это карается смертью.
- Почему? - не выдержала Наташа.
- Потому что души неприкосновенны, - ответил Лён. - Первое правило мага. Этому учил нас Гонда. Это мы узнали в школе у Фифендры. Сначала запреты. Только потом - мастерство.
Наташа промолчала. У ведьмы как раз наоборот. Сначала вседозволенность, потом - осознание ошибки.
Она снова посмотрела на Сергея. Он - ошибка?!

- Он не цыган, - сказала ведьма. - Табор нашёл его на дороге. Памяти не было. Кто, откуда и куда идёт - не знал. Они его приютили и вырастили, дали новое имя. Но он так и остался странным.
Волшебники взглянули на Сергея. Во мраке его лицо слегка отсвечивало, словно тёмные воды таинственного Марькина болота.
- Я знаю, что я неживой, - отозвался он. - Ваша воля, делайте, что хотите.
Ведьма мучительно посмотрела на дивоярских магов и не проронила ни слова. Наташа почувствовала трепет, словно смерть грозила ей самой.
- Мы не убъём его, - проронила, наконец, Брунгильда. - Но живого тела он не получит. В нашем мире есть нечто лучше того, что ты хотела тут устроить. Он будет там существовать.
- Не жить?! - вскрикнула Мария.
- Нет. Существовать.
Магирус молчал.

- Я могу просить? - нарушила молчание ведьма. Никто не отвечал и она продолжила:
- Отпустите его прежде моей смерти.
- Да, - сказал Магирус. Он подошёл к Сергею. Тот не сопротивлялся, но посмотрел в глаза волшебнику своими глазами, похожими на лесные чёрные озёра. Гонда приподнял ладони, под ними заструился серый свет. Высокая фигура неживого окуталась этим светом и исчезла.

- Где это будет? - спросила Наташа.
- Здесь, - ответил Гонда.
- Когда это будет?
- Сейчас, - ответила Брунгильда.
- Что с ней сделают?
- Отправят в лимб.
- Кто это сделает?
Все промолчали.

Иголка выплыла из воротника рубашки Лёна. Сталь развернулась прямо в воздухе в простой, но безупречный клинок. По нему стекал огонь.
- Лён, твой меч карающий, - ответила Брунгильда. - Не знаю почему, но Каратель Дивояра избрал именно тебя.
Эти слова отозвались эхом в пустующей частице его души и выбили слова, как искры.
"Взгляни на этот меч, Эйчвариана!" - и дальше Гедрикс не сказал ни слова. Сияющая полоса взметнулась и бледное лицо волшебницы Рагноу исказилось. Голова казнённой скатилась прочь, пачкая своей нечистой кровью блистательный хрустальный пол волшебного замка Ванджийона. Тело подогнуло ноги и роскошные одежды распластались, прикрыв собою то, что больше не было прекрасной, как мечта, Эйчварианой.
Эрл распахнул окно. Мир испарился. Дворец бесцельно плыл среди осколков множества миров, в беззвёздной тьме, поглотившей души всех, кого любил и помнил Гедрикс.

- Да, мой друг, - тихо сказал голос Гранитэли. - Он так и поступил. Гедрикс - значит Истребитель.
Он молча перевёл глаза на ведьму. Чем она лучше вурдалаков? Хоть и не Лембистор, но суть одна. Так почему же ему так тяжело? Просить Брунгильду об услуге? Нет смысла. Он принял меч, а вместе с ним и долг.
"Мой меч Джавайна, как же ты тяжёл..."
Лён посмотрел в глаза Марии. Что за трусость - бояться глаз казнимого...
Она не пошевелилась, не отступила, как Эйчвариана. Не опустила глаз. И в них почудилась ему усмешка. Что нужно говорить? Он поискал в душе слова.
- Мне нечего тебе сказать.
- Да, Истребитель демонов, я знаю, - так же тихо отвечала ведьма. - Не надо слов, освобождай мир от меня.
Горящий гневом меч сам поднял руку.
"Нет, Дивояр, ты не прикажешь мне."

Пальцы крепко сжали рукоять и остановили стремительный полёт Карателя. Сталь подчинилась и замерла.
- Я отпускаю тебя.
И лезвие плашмя опустилось на плечо стоявшей прямо ведьмы. Не гнев, но милость. Фигура ведьмы стала таять, она теряла краски, делалась прозрачной.
Все молчали. Марии больше нет.

- Я поступил неправильно? - спросил он у Брунгильды.
- Нет, дивоярец. Твоя воля - твоё право.

***
Все вместе они медленно шли сквозь тьму к деревне. Высокие звёзды сияли над головой, но никого не радовали. Наташа немного поотстала и поравлялась с Брунгильдой, которая шла позади всех. Валькирия выглядела, как обыкновенная женщина. Молодая и немного усталая.
- Куда ушёл он? - спросила девушка.
- На Селембрис есть место, называемое Сумерки. Туда не проникает свет. Там бродят души без тел. Это всё, что я могу сделать для него. Мы приходим туда к ним. Там они находятся среди иллюзий. Мы дарим им иллюзии.
- Кто он такой? - спросила она у Брунгильды.
- Много лет назад он был моим учеником, - ответила валькирия. - Одним из лучших.

***
В уютном доме Семёновых было немного шумно. На веранде светила лампочка под абажуром. Окна открыты настежь и под пышной оранжевой юбкой с бахромой кружили бабочки и совки. На столе, поставленном в центре, отпыхивался жаром самовар. Вокруг сидела хорошая компания: Зоя и Семёнов, Лён с Наташей, Антонина с Катей и гости из Селембрис.
Здесь не появилось ничего волшебного. Никаких ковров, которыми любит обставляться Гонда. Ни самовоспроизводящихся пирогов. На столе стояли кривенькие зоины ватрушки в старых тарелках, слегка подгорелые пироги с луком. Обыкновенные магазинные конфеты в мутной стеклянной сахарнице с отколотым зубцом. Разномастые чашки без блюдец.
Селембрийцы оделись в обыкновенные одежды. На Брунгильде был сарафан и босоножки. Волосы она подобрала и уложила косой вокруг головы. А Гонда принарядился в джинсовую пару, он был похож на щеголеватого художника. Все разговаривали, смеялись и пили чай с зоиной выпечкой. Говорили о событиях прошедшего года, о полтергейсте в школе, о таинственной стране Селембрис, о мутантах и коте Вавиле. Антонине, наконец, стало ясно, что ничего ей тогда не привиделось. И почему так внезапно и необъяснимо изменились Чугунков и Бубенцовский. Оказалось, что её бывшие ученики очень занятны как личности и отнюдь не примитивны.

- Да. Они совершенно настоящи,. - подтвердил Гонда, рассмотрев алмазные диадемы. - Вы сможете безбедно жить, если сумеете обратить их в деньги.
- А можно? - поинтересовалась Антонина.
- Конечно. Ведь это ваше. - подтвердил Магирус.
- А туфельки и платье мне оставим, - сердито подала голос Катерина.
- Да, принцесса, - с улыбкой ответил Гонда.
Удивительное путешествие Наташи и Катерины в страну эльфов занимало всех ничуть не меньше, чем события всего последнего месяца, происшедшие в маленькой деревеньке Блошки. Катька со сверкающими глазами взахлёб рассказывала о паучиной свадьбе, о том, как она была пленницей муравьиных львов, о пряничном домике, о чудесном дворце эльфов, об эльфийских королях и о чудесном бале. Теперь её никто не перебивал и никто не сомневался в том, что это правда.
- Да, - подтвердила Брунгильда. - вам, девочки выпала редкая удача. Не всякому человеку даже в Селембрис выпадает случай побывать в гостях у цветочных эльфов. Даже из волшебников немногие могут похвастаться тем, что побывали во дворце эльфийских королей.
Этот маленький народ неуловим и местонахождение их таинственной страны никому не известно. Но, если уж эльфы кого пригласят к себе, то одаряют порой безмерно. Они дарят те дары, которые считают нужными. Поэтому девочкам гп время путешествия дали крылья, а Наташе - молнию в ладони, чтобы она преодолела трудности пути и воспряла духом.
- Так, значит, у Наташи больше нет молнии в ладони? - разочарованно спросила Катя.
- Нет, деточка моя, - ласково ответила волшебница. - Это только на время пути, как и крылья.
Утром отбывали в город Семёновы и вместе с ними - Антонина с дочерью. Поэтому под рассвет разговоры стихли и все отправились спать. А селембрийцы, попрощавшись, ушли в ночь. Они уходили в Бермудский Треугольник, попросив не сопровождать их.

***
- Ой, мама! - жалобно прощалась немолодая Виолетта. - Вы уж тут не пропадайте без меня!
- Да полно, Валя! - душевно отозвалась Маниловна. - Ты уж хоть изредка заглядывай ко мне! Чай не чужие!

- Батяня, - заголосили близнецы Варюхи. - конфет нам привези!
- Да ладно вам, деды, - смущённо бормотал помреж Володя Мазурович. - Да ладно, привезу.
Он стоял рядом со своей вовсе не дородной и не длинноногой, и даже не слишком молодой Кристинкой Жвакиной, простой гримёршей. Сам невысокий, с залысинами и далеко уже не первой свежести, затрёпанный в кинематографе мужик. Гламурные красотки куда-то сгинули, а вместо них возникло сказочное тепло домашнего уюта, запах свежего теста, молока, чудной деревенской бани, подсолнухи, грядки лука и моркови. По весне так сладко пахнет белая сирень, летом - раздольные поля люпинов. Яблочный дух плывёт из сада, стучат в окна со слабым ветерком раскидистые вишни. Летят белой свадебной фатой потоки нежных лепестков. Непередаваемый запах белых, подосиновиков, рыженьких лисичек. Пьянящий аромат сухих грибов, развешанных над печкой. Маслята в эмалированном ведре. Метёлки зверобоя.
- Когда-нибудь у нас с тобой всё это будет, - ласково сказал он своей Кристинке.
И она счастливо вздохнула. Видение не желало уходить: два белоголовых малыша рядком на лавке. Измазаны вареньем. А в пухлых пальчиках по прянику.

- Ты уж не подохни от пьянки-то, Кузьма, - просила Любовь Захаровна Козлова.
- Да ты, Люба, за меня не беспокойсь, - отзывался несгибаемый лесник. - Сама, смотри, в своём кине не пропади!

Все отъезжали. Один за другим фургоны и джипы отчаливали и уплывали под зелёный свод коридора, ведущего в нормальную жизнь. Без всяких колдунов, мороков, деревенских свадеб.
- Кондаков, вы едете? - спросил Мазурович, уже из машины.
- Ехай, Вова, - отозвался Виктор. - Мы тут маленько поснимаем из натуры и догоним вас.
Его фургон пойдёт последним: Немучкин надумал поснимать в дороге и теперь ставил на стационарную штангу свой драгоценный аппарат.
- Борис, смотри, Леший тащит к нам, - бросил оператору Виктор. - Наверно, попрощаться хочет. У тебя осталась водка? Нальём ему.

Лесник подошёл вихлявой походочкой и неспокойными козьими глазами осмотрел машину и двух её обитателей.
- Пчела из кельи восковой летит за данью полевой. - иронично прокомментировал его выход Кондаков.
- А дать бы тебе, Витюша, в рожу, - мечтательно сказал лесник.
Оператор с режиссёром переглянулись.
- Это за что же, Кузьма Матвеич?
- А чтоб тебе, барин, жилось нескучно, - ответствовал лесник.
- Ты, Леший, пережрался самогонки, - деловито известил его Виктор. - Поэтому последняя доза будет лишней.
И вылил весь стакан в траву.

Камера снимала выкрутасы, которые выделывал Леший перед задком машины и тщательно запечатлевала все его словесные фантазии.
- А ты какого ... сюда припёрся?! - кричал в камеру окончательно ополоумевший лесник. - Игра вам всё, ...! Не знаете, на что кидаться!
Его одичавшая физиономия с торчащими седыми волосами и драной, как мочалка, бородой заполнила весь видоискатель.
- Куды от вас деваться, от фашистов! Продали всю Расею!
Он заревел белугой и затопал сапожищем, грозя обоим заскорузлым кулаком.
- Спасу нет от вас, от окаянных! Силы небесные, смилуйтесь: что творится!
Обалдевший Кондаков не знал, что и сказать, чем успокоить дурака, как отвязаться. А Борис скрывал за камерой ухмылку.
- Отец, да ты чего... - растерянно проронил Виктор.
- Молчал бы ты, сынок! - издевательски кинул тот. - Бери-ка шапку да ступай за мной по кругу! Всю землю загубили! Анафемы продажные! Ироды расейские, Иуды Искариоты! Из всего смех да забаву сделали! Чего ты ещё тут не нашёл у нас?! На, смотри, вражина!
Деревенский скандалист разорвал на себе грязную рубаху и выставил на обозрение заросшую седой шерстью стариковскую костлявую грудную клетку.
- Ай, барыня, барыня! Барыня-сударыня! - заревел он, хлопая себя по заду.

Куражась и издевательски оря матерные песни, Леший удалялся вдоль деревни, дёргал жалкие жерди варюхинской изгороди, пинал ногами лопухи, сбивал со столбиков дырявые горшки. Заливаясь тонким смехом, оба старика Варюхи указывали пальцами на съёмочную группу. Вышла из дому Маниловна и встала у своей калитки, подперев ладонями широкую, как бочка, талию. Выставив вперёд засаленный живот, она с великим удовольствием наблюдала за отъездом дорогих гостей.
Из своего дома выбралась с ведром помоев старая Лукерья. Она не глядя выплеснула на дорогу картофельные очистки и луковую шелуху.
- До свидания, бабушка Лукерья, - вежливо сказал Кондаков.
- А скатертью тебе дорога, ...! - радушно отвечала бабка. - Не забывайте нас, ..., ходите чаще мимо.

"Вот скотина", - думал про лесника Виктор, стараясь ровно вести машину.
В задке фургона пристроился Борис. В его гениальную голову пришла идея запечатлеть уходящую ленту дороги. Всё же это был их первый фильм. И Кондаков представлял себе будущий капустник. Они будут крутить на них эти кадры. Немучкин обязательно потешит публику бессмертным монологом Лешего.
Запел сотовый. Кондаков даже удивился: он уже забыл, что в мире существует беспроводная связь. Достал мобильник и прижал ухом к плечу.
Звонил Володя Мазурович. Они опередили режиссёра на пару часов.
- Ну? - и дальше слушал молча. Потом убрал мобилу.
Дорога выводила к трассе. Немучкин перебрался на переднее сиденье.
- Кто звонил?
- Мазурович. Марианна разбилась вчера на развилке у Нехлюдова.
- Совсем?
- Совсем.

***
На Селембрис стояло лето. Сиреневый вечер опускался на луга. Синеватые сосны окутались предночной мглой. По лесной дороге шли два волшебника. Женщина в синем плаще и худощавый юноша в обычных джинсах и рубашке. Они о чём-то тихо беседовали.
Широкая тропа изгибалась среди лесной чащи, иногда выбегая на открые пространство, иногда забредая в глубокую тень под вековыми соснами. Откуда она выбегает и куда стремится - неизвестно. Но беседующие никуда не спешили.
- Он пропал много лет назад, - говорила женщина. - И был он именно таким, каким я нашла его в твоей деревне. Видишь ли, я подозревала, что в этом деле не обошлось без чёрной магии - пропажа "Гениус Алама" совпала с его исчезновением. И далее никаких следов, никаких сведений - человек и книга словно испарились из Селембрис. И только теперь я поняла, что тут действовала иная рука, кто-то много лет прятал книгу в твоём мире.
- Как же он сохранился таким молодым, если исчез из Селембрис очень давно? - спросил Лён.
- Я полагаю, имел место спонтанный временной парадокс - результат неосторожного обращения с магией чёрных страниц. Даже дивоярцы далеко не все способны обратиться к этой части книги. Затем она и была похищена, чтобы овладеть мощью "Инфернас Олэ".
Лён хотел спросить, кто же именно похитил эту книгу и зачем, но волшебница вдруг на ходу преобразилась. Лён с удивлением увидел, что она оделась в старый плащ лесной колдуньи, её лицо сразу постарело, нос заострился, брови нависли над глазами. Но сами глаза с улыбкой глянули на Лёна.
Не спрашивая о причине такой метаморфозы, он посмотрел вперёд, но тропа была пуста, только немного в стороне широкая еловая ветвь слегка подрагивала, словно её только что потревожили.
- А это ещё что у нас такое?! - грубым голосом вдруг заговорила колдунья. - Чего это ты делаешь в моём лесу?!
Она отвела ветку, и глазам Лёна предстал мальчишка лет семи, перепуганный, зарёванный, чумазый. Одет он был в довольно справную рубашечку и почти новые порты, только всё помялось и испачкалось - очевидно, пацан ночевал в лесу.
- Я... я потерялся... - с плачем проговорил ребёнок, а его глаза так и бегали от Фифендры к Лёну и обратно. Наконец, взгляд мальчишки с надеждой остановился на Лёне - очевидно, его внешность показалась ему более надёжной, нежели вид лесной ведьмы.
- Как это - потерялся?! - рассердилась Фифендра, но её каркающий голос не обманул Лёна - за напускной строгостью он отчётливо слышал нотки смеха.
- Тятенька пошёл в лес по дрова... - с рыданием рассказывал пацан. - А мне велел пойти поискать ручей: воды не взяли с собой...
- Ручей, значит, поискать?! - не унималась ведьма. - А сам собрался дрова рубить? А ты, значит, пошёл по тропинке искать ручей и заблудился? Небось, крошки на дорогу бросал, а птицы взяли да всё и поклевали?
В продолжение все речи мальчишка кивал головой и под конец совсем уже горько разрыдался, утирая сопли и слёзы.
- Ну, раз такое дело, придётся взять тебя к себе, - сурово заявила ведьма, не обращая никакого внимания на горе потерявшегося ребёнка. - Не сажать же тебя, в самом деле, в печку, да не есть тебя с косточками!
Перепуганный мальчишка обалдело уставился на страшную старуху и на отчего-то смеющегося парня. До него вдруг дошло, что он попался бабе Яге. А это, наверно, леший - одёжа-то у него какая странная!
А баба Яга присела перед мальчиком, взяла его за руки и притянула к себе.
- Забыл - кто и откуда, - быстро произнесла она и провела рукой перед лицом найдёныша.
А потом достала из кармана бублик, дала ребёнку и велела идти по тропинке, никуда не сворачивая.
- А вдруг снова потеряется? - с опаской проговорил Лён, глядя, как успокоившийся мальчик уходит по тропе, с увлечением обкусывая бублик.
- Некуда ему деваться, - ответила Фифендра. - Все тропинки в моём лесу ведут к дубу, в какую сторону ни иди.
И тут в памяти Лёна словно зажёгся свет. Тот давний день, с которого всё началось - эта сказочная страна Селембрис...
Он погружается в глубокий сон, и снится ему, что попал он в чудесный лес. Оказался на тропинке и пошёл по ней, очарованный необычайной тишиной, множеством запахов, летним теплом. А потом попал к фантастически огромному дубу, но почему-то не удивился, а всё воспринял как должное.
- А как же отец этого мальчика? - опомнился от воспоминаний Лён. - Он же, наверно, сейчас бегает и ищет его.
- Не бегает, не ищет, - усмехнулась волшебница. - Он сам привёл своего сына в лес, чтобы оставить его.
И поведала изумлённому Лёну то, о чём он не догадывался спросить за все годы.
Дело в том, что люди в Селембрис, как и на родной планете Лёна, спешат избавиться от тех, кто кажется им странными. Как правило, это люди со врождёнными способностям к магии. Как только этот факт выявляется, а обычно это происходит ещё в детстве, семья спешит удалить от себя такого ребёнка. Люди вообще стараются поменьше иметь дел с волшебниками. Поэтому Фифендра и заколдовала свой лес так, чтобы ходу в него людям не было - можно только подбросить к нему такого нежеланного ребёнка а дальше тропа выведет к дубу. Фифендра стирает память о прошлом у такого подкидыша, чтобы не искал дороги домой, и принимает его в свою лесную школу. Так в процессе несложного обучения, она выясняет степень одарённости ребёнка. А далее у каждого своя судьба - одним идти в подмастерья к магам, другие продолжают обучение. А с третьими, как с Долбером, происходит просто ошибка - у них нет никаких магических данных, и они просто уходят в жизнь.
- А я? Я буду продолжать обучение? - встревожено спросил Лён. Отчего ему казалось, что всё так безматежно?
- А разве ты не продолжаешь обучение? - ответила волшебница. - Каждое твоё приключение открывает в тебе новые грани твоего дарования.

***
В сумраке необычного и странного леса возникла фигура человека. Женщина. Некоторое время она вглядывалась, не понимая, что с ней произошло. Потом увидела тропинку и пошла по ней. Лес был красив. Деревья высоки, травы запашисты. Низкие облака скрывали солнце.
Тропинка выбежала на поляну. А далее виднелись огоньки деревни. Она уютно утопала меж холмами. Вечерний свет делал её сказочно красивой. Слабый ветер донёс далёкое мычание, поплыл волною колокольный звон.
Женщина неспешно пошла по узенькой тропе, минуя стаи заснувших ёлочек, россыпи маслят, весёлых мухоморов. Дорожка повела её к деревне, проводила через нарядный мостик с перильцами. Гостья вошла в деревню и вдохнула запахи жилья.
Её встречали у дороги. Тёмная фигура отделилась от заросшей просвирником ограды и качнулась навстречу. Она его узнала.
- Серёжа, где я?
- Мы дома, Марианна, - ответил он. - Ты пришла домой.
Больше ничего не говоря, они направились к одной из изб. Там весело светили в широких наличниках окошки. Слабый запах прогоревших дров и сладкий запах теста. Густой молочный дух. Звяканье ведра в колодце.
Дверь открылась, выпустив наружу сноп золотого света. Закачал головками шиповник, томно вздохнули вишни, качнула кроною рябина. Под лавкой у забора сладко спал лохматый пёс.
Это Сумерки. Здесь не будет солнца - только тёплый сумеречный свет.

***



ГЛАВА 37. Сила искусства

Фильм вызвал целую волну суждений. Одни ругали Кондакова. Говорили, что явный фрейдистский уклон при убогом сюжете и минимуме действующих лиц вызывает ощущение клаустрофобии и эмоциональный спазм. Другие восхищались и говорили о прорыве в жанре, хвалили за тот же фрейдистский уклон, за саркастическое пропесочивание отечественной убогой действительности, за изысканную сюрреалистичность. И, надо сказать прямо, хвалящих голосов было гораздо больше.
В целом мнения сходились: фильм явно удался. За себя говорил тот факт, что мелкие кинофирмы-однодневки торопливо бросились выпекать сюжеты про деревенские страшилки.
Особенно хорош был сюжет в передаче у Бекантриссы Пополунько. Эффектная шоу-дива, усыпанная блёстками, к которой стремился попасть весь артистический и политический бомонд, с наслаждением расспрашивала режиссёра Кондакова и главного оператора, Бориса Немучкина, о таинственных, ужасных, трагических и сверхъестественных событиях, сопровождавших съёмки скандальной ленты.

- Но трупы классные! - с уважением говорили телезрители, собравшись на форуме за круглым столом.
- Трупы классные, - соглашались критики.

- Я люблю няню и мертвецов, - заторможенным голосом говорил на камеру очередной закомплексованный ребёнок в одном из многочисленных опросов в эфире.

У очевидцев съёмок брали интервью. А те охотно распространялись о своих впечатлениях.
Непонятное исчезновение целой деревни из реального пространства, инфернальные видения у всех участников, чудовищные спецэффекты, кошмарное умопомешательство актрисы Динары Пономаренко. И, конечно, гибель непрофессиональной актрисы, игравшей главную роль - Марианны. Была разыскана и вытащена на белый свет её история провинциальной девчонки, сделавшей карьеру на Тверской.
Самые дотошные папарацци добрались до Соловьёвска и брали интервью, подстерегая соседей Люськи у грязного подъезда с разбитой дверью и исписанных похабщиной стен. Залезли в кухню к двум испуганным и ничего не понимающим людям. И те не знали, гордиться им этим шумом, как успехом, или стыдиться, как позора.

Актёр Карсавин пошёл по первым ролям, как российский Том Круз. Его физиономия с неподвижными глазами интроверта украсила обложку журнала "Каламбур истории". Впрочем, и Динара после месячного пребывания в психбольнице состоялась в новом амплуа: она возродила популярность женщины-вамп, демонического персонажа и была дьявольски эффектна на обложках. Правда, время от времени ей приходилось возвращаться в клинику и лечиться. Но эта пикантная деталь её необыкновенного таланта лишь добавляла делу перца.
Не оставили вниманием и деревеньку Блошки. Но там особо поживиться было нечем. Старики исправно брали дань с приезжих как продуктами, так и деньгами. Но на все расспросы придурковато щурились и болтали какую-то чепуху. И только Леший был великолепен. Необыкновенно художественно он живописал все деревенские скандальные истории, начиная от Мамая и включительно по запуск в космос Белки и Стрелки. Приезжие млели и снимали с разных ракурсов эту одиозную фигуру.
Но удивить отечественного телезрителя зрелищем задрипанного деревенского алкоголика было трудно. После многочисленных киноэпопей о жизни бомжей, проституток, наркоманов, воров в законе, драм на зонах, расписанных крутым фольклором подворотен и каждодневных сюжетов о сгоревших заживо в своих хибарах местных алконавтов народ пресыщенно наблюдал подобную "натуру". Сам Леший кино не видел, он так и не узнал, что мог бы потребовать с кинофирмы деньги за трёхминутный эпизод, в котором он красовался во весь экран со своей эпатажной речью. И хорошо, что не узнал, а то замучился бы добиваться своих кровных.

Но потрясающие кадры с мертвецами особо критику не удивили. Специалисты отмечали хорошую анимационную работу, грамотно сделанные эффекты, особенно удались картуши. Кажется, отечественная анимация и впрямь выходит на достойный уровень. Правда, выступили с протестами защитники животных. Они утверждали, что коварный Кондаков убивал в кадре не спецэффекты, а настоящих животных. Якобы он нарядил в шкуры и загримировал бездомных собачонок. А может и того хуже - накупил в Китае на зверофермах тамошних куопи вроде тех, шубы из которых иногда ещё встречаются на улицах провинций. Виктора окрестили в определённых кругах дьяволопоклонником и сатанистом. Под видом съёмок фильма он совершал перед камерой кровавые жертвоприношения. Под балконом режиссёра заходили с плакатами активисты местного подразделения зелёных.
Короче, вся эта шумиха сделала Кондакова самым рейтинговым скандалистом сезона. Сам он на свою популярность у жёлтой прессы не особо западал. Режиссёр был одержим идеей нового крутейшего российского ужастика. Он возмечтал снять новый фильм о "жизни" виртуальных мертвецов. Это должна быть киноэпопея - эпатажный, комический и чудовищно эффектный сериал.
Идея такова: между пространством виртуальных трупов и реальным миром начался обычный бартерный обмен. Сначала дело началось с туризма. Наши едут туда поучаствовать в сафари, поглазеть на тамошние всякие забавы. А мертвецы находят удовольствие в том, чтобы пожить немного обычной человеческой жизнь. Всё это вызывает массу комичных ситуаций.
Дальше - больше, мертвецы начали заводить семьи в нашем мире, занялись бизнесом, стали распространяться по всему миру. Это совершенно новая идея, а не те ужасы про мертвецов, которые с рычанием лезут и кусают всё подряд. Нет, покойнички у Кондакова будут очень цивилизованны, обаятельны, пристойны. Это будет новый вид искусства. Это как закон развития, прогресс.
Когда Голливуд утомил до смерти своих поклонников, замылив им глаза разнообразнейшими сюжетами про мертвечину, мистикой - сказочной и изуверской, безмозглыми вампирами и примитивными оборотнями-одиночками. Когда быстро приелась и пошла на спад волна эффектных фильмов про могущественные кланы кровососов и людоедов. Когда все виды тошнотворной гнуси забили зрительские стоки и уже казалось, что больше нечего сказать с экрана, на подиум явилась русская кинематографическая культура, до того уныло пробавлявшаяся жалким подражанием великому Олимпу - убогие многосерийные зрелища, жалкая возня в сарае. Весь этот мусор нужен - он почва, на которой вырастет шедевр. Тем и велик российский жанр, что он шагает с экрана прямо в жизнь.
Кондаков многое ещё сказал народу. Он был, как пророк, пока не набежало множество пророков - те принялись поспешно крякать про свои будущие достижения на ниве отечественных деревенских и городских страшилок. Вот погодите, ещё забегают по городу маньяки! Ещё будут с урчанием пить на помойке кровь юных жертв! Полезут упыри из мусоропроводов и баков! Умоется кровавыми слезами белый свет!

***
В темноте кинозала волновалось множество голов. Из четырёх динамиков давила музыка. Диалоги лезли в уши. В глаза назойливо ломилась нереальность.
Двое на самом последнем ряду терпеливо смотрели эпизод за эпизодом. И никак не могли определить, каков же вышел этот фильм: талантливый или посредственный? То, что он был зрелищным, подтверждала реакция зрительного зала. Но кто сказал, что зрелищность - высшая заслуга? Критериев не было у них и они молчали.

На экране разыгрывалась сцена ворожбы. Один из самых сильных эпизодов, вызвавший восхищение критики и слабый протест со стороны верующих масс. Режиссёр и его продюсер раструбили на все СМИ о некоей потусторонней силе, которая приняла немалое участие в создании этого необыкновенного фильма. Весь зал с дрожью наблюдал ворожбу над кадкой.
Поставлено всё это было с несомненным мастерством, как и многие другие эпизоды. И теперь многая критика поспешно извинялась за преждевременные выводы и оценки, порождённые агрессивной маркетинговой кампанией в пользу фильма. Все эти выпады дали свой плод и теперь публика с замиранием сердца обратилась вглубь своей родной, посконной, домотканной и сермяжной мистики.
Надоели всякие там забугорные волшебники с их большими замками. Оказалась близкой нехитрая, но глубокая простота деревенского наговора в обыкновенной кадке. Истосковалось сердце по родной глубинке, по всем её нецивилизованным прелестям и простодушно-очаровательному хамству. То, над чем смеялись раньше, оказалось спасительно-притягательным и даже романтичным.
Из-за внезапной, трагической гибели актрисы, игравшей главную роль, концовку фильма пришлось изменить. И в этом режиссёру опять-таки мистически помогли неведомые силы. Он словно по наитию наснимал случайный материал. Но было и кое-что другое. Нечто явило себя ему.
По сценарию Анастасия должна обвенчаться в болотной церкви и превратиться, как все жители этой странной деревни, в лесное существо. Но мертвец полюбил её и открыл ей свою сущность. Это было сыграно с потрясающей реалистичностью. Героиня убежала и тем спаслась. А накануне ей привиделись ангелы Господни, которые и указали верный путь. И вместо того, чтобы тоже превратиться в нечто непонятное, Анастасия уезжает из деревни, печально вспоминая свою несостоявшуюся любовь. Критики прямо взвыли от восторга, когда до них допёрло, как гениально соединил проницательный Кондаков чёрную жуть хоррора и жизнепобеждающую правду реализма.

Конец картины. Уходящие вдаль тёмные леса с их таинственной жизнью. Утекают под пасмурным небом в самый горизонт заросшие бурьянами поля. Помятый чёрный домик у дороги, заколоченные окна. Колодезный журавль. По краю асфальтированной ленты бредёт зыбкая фигурка. Мелькнули светлые, бездумные глаза. Белый пух на гладкой, словно детской голове. Застывшая улыбка. И он уплыл в невозвратность времени - тихий деревенский старичок, лёгкий призрак, безмолвный сон. И снова одиноко извивается, тоскливо плачет под серой моросью дорога - штрихи разметки, как сбегающие из души слова. Морочит и томит, поёт и плачет. Зовёт и стонет, дышит и молчит.
Весь зал притих. Сейчас будет фрагмент, о котором Кондаков с дрожью говорил, что не снимал его. Тот сам, мистически, по воле деревенской ведьмы, вторгся в ленту.

Тьма залила экран, а вместе с нею - зал. Никто не вскакивал и не спешил на выход. И вот затеплилась свеча - синий, обморочный свет. Из тьмы явилась ведьма. Лицо приблизилось. Свет преобразился, приобрёл неяркое домашнее тепло. Зелёные болотные глаза: ведьма смотрит, словно ищет кого-то в зале. Лицо её дрогнуло и отстранилось - она нашла, кого хотела. И уходила. Тьма упала окончательно и пошли титры. Затем зажёгся потолочный свет.

Ведьма безмолвно говорила к ней с экрана. Как мне жаль, говорила она, как жаль, что я не преодолела ненависти. Как мне жаль, что я обратила свой дар во зло. Как жаль, что волшебники нашли меня так поздно.

***
- Жила, как дура, и умерла, как идиотка, - с сожалением проговорил московский папик над могилкой Марианны. Два бугая по обе стороны немедленно состроили сочувствующие физиономии, не переставая внимательно оглядывать убогое заснеженное кладбище под Соловьёвском.

***
- Виктор, - спросила Кондакова практичная Анжелка, - тут после Марианны остались коробки с фитнесс-хлопьями и БАДы. Я заберу себе?

***


Вместо эпилога

- Саш, ну перестань, я хочу досмотреть сериал!
- Зой, ну что ты в самом деле! Да ты их смотришь каждый день! А тут такое дело!
- Слушай, эти фильмы показывают на каждое двадцать третье февраля! Одно и то же!
Спор происходил, пока тянулся рекламный ролик. Никто не смотрел на экран. А там шла по саду принцесса и любовалась на себя в зеркало. Из кустов вывалился растрёпанный принц. В голове его бродила перхоть. Безмолвными губами он сделал принцессе предложение. Она подарила ему шампунь от себореи. Конец рекламы.
- Предки, чего ругаетесь? - спросил Лёнька, шагая мимо на кухню. Там по случаю праздника сидел в холодильнике большой торт.
- Да тут показывают "Семьдесят два метра", - сообщил Семёнов. - А...
Больше ничего говорить не требовалось.
- Дядя Саня! - возмутился Лёнька. - Что же не позвал?!!
- Да я не знал...
Зоя поджала губы и удалилась на кухню, где тоже был телевизор - семёновский "LJ". Только СТС он плохо брал. Рябило всё.

- Я тоже служил в североморском флоте, - проговорил Семёнов, не отрываясь от экрана. - Мы были на Гремихе. Такие вот дела... А ты говоришь, кино хорошее у нас снимать не умеют.
- Это не я говорил. Это говорил Кондаков.
И больше они не проронили ни слова, утонув не только глазами, но и душами в необыкновенной драме человеческих судеб, в глубинах сердечных, в верности, любви и долге.


Конец третьей книги

Февраль - март, 2006г.