Владек Шейбал

Глава двадцать четвертая
Весь последующий год Владислав жил как во сне. Действия. что совершал: будь то готовка, поход по магазинам, съемки в фильмах, постановка пьесы или написание сценария - проводились на автомате, только без былых чувств и порывов. За окном осенний золотой листопад сменился холодным падающим снегом. Справив Рождество, он не заметил, как пришла весна с ее холодными дождями, тающими сугробами и распускающимися листьями, а там за маем, войдя в силу, наступил жаркий июнь. И как все живое под лучами солнца растаяла грусть в душе Влада. Он не звонил больше брату, но с Янкой общался часто. Сестра, так горячо любившая его, рассказывала о матери, которая совсем потеряла память и с тех пор не узнает даже тех, кто находится подле нее. Янка призналась, как сильно скучает по брату: для нее Влад все еще оставался тем маленьким мальчиком, которого она часто брала на руки. Разговоры с ней успокаивали встревоженного Владислава, но думы о больной любимой матери не давали ему покоя, особенно долгими одинокими вечерами, когда и дом и сад погружались во тьму. Ах, если бы он мог сию же минуту очутиться в Варшаве, он сделал бы все возможное, дабы облегчить участь Брониславы, но ему отказано раз и навсегда пересекать границу Польши.
Однажды вечером раздался телефонный звонок. Это происходило часто: звонили и ранним утром, и днем, и даже глубокой ночью. Влад тем временем пил кофе на кухне, не думая ни о чем. Но именно этот звонок отчего-то заставил его вздрогнуть; рука, державшая кружку, расплескала несколько капель. Шагая по длинному коридору к телефону, он уже видел перед внутренним взором новую пьесу: занавес еще не раскрылся до конца, но край сцены уже был виден.
- Слушаю, - встревоженным голосом проговорил он.
- Добрый вечер, мистер Шейбал, это Говард. У меня для вас хорошая новость.
- Неужели? - спросил Владислав, а сам подумал: "Я так и знал".
- Скоро в Японии состоится съемка масштабного сериала по мотивам романа Джеймса Клавелла "Сегун" о мореплавателе семнадцатого века. Мне удалось договориться и производственная группа предложила вам роль капитана Ферриера. Персонаж хоть и отрицательный, но занимает не последнюю роль в судьбе истории.
- Я не знаю, что и сказать, Говард...
- Ничего не говорите. Завтра приходите на прослушивание в отель "Дорчестер" к самому автору романа. Если он одобрит вашу кандидатуру, то успех гарантирован.
- Спасибо большое. Завтра к обеду я буду на месте.
Ранним утром Владислав уже был у дверей отеля и что странно - на сей раз он сохранял абсолютное спокойствие, будто предстоящее прослушивание не имело никакого значения. Администрация Дорчестера давно знала Влада как частого гостя, отыскав его в списке кандидатов, девушка вычеркнула ручкой и, позвонив куда-то, сообщила артисту:
- Мистер Шейбал, вас ожидают на четвертом этаже в номере 456, - она приветливо улыбнулась, указав на лифт, добавила в конце, - удачи вам.
Владислав одарил девушку ясной улыбкой и пошел к лифту, еще не осознавая, какой поворот в судьбе его ожидает. В номере класса люкс его поджидал писатель Джеймс Клавелл. Высокий, крупный, в небрежно надетой рубашке, он тем не менее оказался на удивление любезным, простым в общении человеком, с улыбкой пригласивший Владислава входить и усаживаться поудобнее. Первое время оба они пристально изучали друг друга, но сначала нарушил молчание Влад вопреки законам кинематографа:
- Вы и есть режиссер сериала?
Джеймс рассмеялся, в его глазах светились любопытство и торопливость.
- Мне уже доложили в Голливуде, что вы всегда первым задаете вопросы, тем и отличаетесь от остальных артистов.
- Простите мою несдержанность, - начал было Влад, но писатель взмахом руки прервал его:
- О, какой вздор! Вы уже сделали себе имя и потому имеет много больше преимуществ, нежели нынешние артисты. А зовут меня Джеймс Клавелл, я являюсь автором романа "Сегун", а также сценаристом. Режиссером будет Джерри Лондон, который прибудет в Англию на следующей недели. Вы мне понравились и как артист, и как человек, вот почему я сам лично порекомендую ему вас. Кстати, вы читали мою книгу?
- Мне стыдно признаться, но я с ней не знаком, но мой агент немного поведал о капитане Черного корабля, сказав, что это лучшая роль для меня.
- Я тоже так думаю. Все ваши персонажи колоритны и не оставляют без внимания, не даром о вас ходит молва, будто вы крадете роли у других артистов.
- Это преувеличение, я просто выполняю свою работу, - отозвался Владек, немного смущенный похвалой.
- Посмотрим, но я надеюсь, что мистер Лондон выберет именно вас. Главную роль исполнит Ричард Чемберлен, съемки сериала начнутся через десять недель в Японии.
- Здорово! - воскликнул Владислав, позабыв, что еще ничего не известно наперед.
- Удачи вам, - ответил Джеймс Клавелл, пожав ему руку.
Последующие два месяца тянулись словно два года. Влад вернулся к привычной жизни: ходил по магазинам, вечерами принимал гостей, участвовал в концертах и церемониях, но в тишине одиночества, когда мысли устремлялись вглубь души, он мечтал с тревогой о роли в грандиозном сериале - таком, который ждал всю жизнь, и становилось ему тогда весело и страшно одновременно. Мировая слава так притягательна, так тяжела. Вынесет ли он столь давящий груз?
Долгожданный день настал. Владислав встретился с Джерри Лондоном, о котором был немало наслышан, режиссер с широкой улыбкой протянул ему руку, сказал:
- Вы приглашены на роль капитана Ферриера. Весь ваш сценарий вы получите посылкой.
- Спасибо, - отозвался Влад, сердце его под мясом и ребрами сильно колотилось от нахлынувшего волнения, и тайным взором перед ним распахнулась новая дверь.
Вечером он позвонил Говарду, восторженным голосом воскликнул:
- Говард, я с нетерпением жду, когда полечу в Японию. Роль капитана - это самое лучшее, что мне когда-либо предлагали. Десять дней и я уже буду в Токио. Поверить только: десять дней!
В течении оставшейся недели, бродя из комнаты в комнату, гуляя по саду, Владислав раз за разом повторял слово за словом, фразу за фразой из текста своего сценария, менял интонации, манеру разговора. Опыт в кино подсказывал, что артист должен наизусть выучить свою роль, он должен быть готов к съемкам заранее. Влад как бы сам с собою репетировал роль, мысленно представляя себя в ином обличье, в иной жизни, дабы сказанные слова исходили бы не из его уст, а из собственной души, собственного сердца, поднимая его ввысь сквозь века и тысячелетия. Только так он мог изобразить своего героя в кино или на сцене.
И вот наступил долгожданный день: из производственного офиса раздался звонок, молодой человек объявил, что следующим утром прямо к дому подъедет автомобиль и отвезет артиста в аэропорт Хитроу, вместе с ним полетит в Японию другой актер Алан Бэдел, которому досталась роль кардинала дель'Аква. Весь вечер и ночь Владислав пребывал в волнении: вот и сбылась мечта, однако, легкая холодная тревога вновь закралась под сердце и он не знал, отчего.
Утром, как и предполагалось. к воротам прибыл презентабельный автомобиль. Шофер по-джентльменски поприветствовал артиста, галантным жестом пригласил усаживаться в салон, а сам тем временем аккуратно поместил дорожную сумку в багажник.
- Вам удобно, сэр? - поинтересовался водитель, вновь садясь за руль.
- Да.
- Надеюсь, вы в курсе, что сейчас мы заберем мистера Бэдела?
- Конечно, - Владислав уставился в окно, лишь мельком бросив взгляд на пустующий свой дом.
Не прошло и десяти минут, как они остановились напротив коттеджа в старинном английском стиле. Шофер повернулся к Владу, сказал:
- Это дом мистера Бэдела.
Владислав вышел из машины и вместе с ним отправился к двери. Водитель позвонил и дверь отворила немолодая женщина, по-видимому, давно ожидавшая их приезда. Вскоре показался сам Алан в сопровождении дочери Сары, что бросила взгляд на Владислава и приветливо улыбнулась. При виде девушки у него в груди - под сердцем, что-то кольнуло, к горлу вновь, как когда-то, подступил комок рыданий и он силился не заплакать от тех грустных, теплых воспоминаний. Сара по лицу, фигуре походила на Янину: те же огромные бездонные глаза цвета моря, те же роскошные белокурые волосы. Перед его далеким внутренним взором предстал осенний парк с длинными аллеями и высокими деревьями, дорожки, покрытые опавшей листвой, и их непонятное, полузабытое расставание на перроне - вот и все, что осталось от Янины, облик которой вновь возник перед ним уже в образе Сары.
- Как поживаешь, Владек? Я счастлив лететь с тобой, - прервал его думы голос Алана.
Владислав резко вышел из оцепенения, дивясь на самого себя, улыбнулся, ответил:
- И я тоже.
Они посматривали, изучали друг друга. Алан много раз слышал о Владе, тот часто видел его имя на афишах театра и кино, но только теперь познакомился в живую, удивившись, что Алан оказался много выше, чем представлялся на экране. Супруга и дочь вынесли чемоданы. попрощались с Аланом. Женщина чуть подалась к Владиславу, с улыбкой проговорила:
- Мистер Шейбал, приглядывайте за Аланом, он такой нерасторопный.
- Конечно, - ответил он, в тайне дивясь, зачем Алану понадобилось столько чемоданов.
Его глаза вновь встретились со взглядом Сары и он почувствовал искру, промелькнувшую между ними, и стало ему от этого немного страшно, ведь он давно любил одну лишь Ирену. Может, судьба подает ему тайные знаки?
Машина вновь мчалась по улицам Лондона. Владислав все время поглядывал в окно, собираясь с мыслями, наконец, проговорил:
- Жаль, что я не знал ранее, как близко мы живем друг от друга.
- Теперь знаем и ты и я, - дружелюбно ответил Алан без доли хитрости, - вот ты узнал одну из моих тайн. Ныне настала очередь другой.
- Что за тайна? - Влад пристально взглянул в его большие светлые глаза.
- По крови я не англичанин, а француз, однако всю жизнь проживаю на этом острове.
- Ты, Алан, такой же как и я. Все меня считают поляком, но по правде сказать я армянин, рожденный в Польше, детство проведший в Кременце - ныне этот городок принадлежит Украине.
- Я слышал давно о тебе, о твоем прошлом. Нелегко тебе пришлось и мне очень жаль. Ты, который рожден в богемной семье, столько пережил во время плена.
- Разве я один? Сколько людей тогда томилось в лагерях, но хуже всех приходилось русским, она на глазах превращались в живые скелеты... Много всего было: война есть война.
На минуту в воздухе повисло молчание - тяжелое, все пропитавшееся страхом прошлого и одиночества. Дабы скрасить темные воспоминания, Алан все таким же дружелюбным голосом молвил:
- Я с нетерпением жду окончания путешествия, когда мы ступим на землю Японии и воочию увидим иной мир с необычной культурой. Мне так интересна японская история, что мне порой кажется, будто в своих прошлых жизнях я был самураем.
- Посмотрим, - ответил Владислав, подавляя тревогу, когда вдалеке показалось здание аэропорта.
Всякий раз, стоило ему лишь ступить в Хитроу. как сердце его начинало неистово биться в груди: сколько тайных надежд, горечи и расставаний испытал он при встречи или прощания с родными? В памяти всплыли последние встречи с Иреной и матерью - тогда он плакал, остро осознавая, что видит их в последний раз. Так было и на сей раз. Из производственного офиса их встретил человек с билетами, поведал:
- Ваш рейс идет в Токио через Москву.
- Как через Москву? - воскликнул Влад, весь побледнев. - А разве не через Северный полюс?
- По какой-то причине рейс изменился, но это даже лучше для вас.
- Лучше? - закричал Владислав, желая бросить все и уехать обратно домой. - Вы понимаете, что я не могу, не смею останавливаться в Москве, ибо я враг коммунизма? Нет, никогда моя нога не ступит на советскую землю. Я ухожу, отказываюсь от съемок. Позвоните мистеру Лондону и попросите его найти мне замену.
Человек потерял дар речи, не в силах сказать что-либо. Все задуманные планы рушились как карточный домик, а как хорошо начинался сегодняшний день. Владислав стоял, сжимая в кулаке дорожную сумку, его волнение сменилось гневом, он осознавал невиновность человека из офиса, но что он мог поделать? К нему приблизился Алан, положил ладонь на его плечо, тихо проговорил:
- Я понимаю тебя и знаю, что ты чувствуешь, но сейчас ты должен сам принять решение: лететь или нет. Выбирай.
Влад посмотрел в его спокойное лицо, затем перевел взгляд на молодого человека, наблюдавшего за ними испуганными глазами, какое-то время обдумывал исход событий и тайное чувство подсказало ему, промелькнув в голове кометой, что самое лучшее - согласиться, ибо уже много лет он является британским гражданином и ему бояться нечего под дланью королевской короны.
- Ладно, я согласен лететь, - он взял свой билет, добавил, - простите мою слабость, простите...
На табло объявили время посадки их самолета - через полтора часа, в запасе оставалось немало времени. Алан пригласил Владислава выпить чего-нибудь в баре. Официантов оказалось мало и им пришлось долго ждать свой заказ. Все то время Влад с грустью глядел в большое окно, там, на улице, ярко светило солнце и перед его внутренним взором всплыли воспоминания. Мысленно он улетел в Варшаву, под ее лазурное небо: там сейчас, в своей квартире, медленно умирала мать и от этого ему хотелось плакать, но он сдержался, ибо не смел вновь показать свою слабость, только не сейчас.
- Вот твой заказ, Влад, - проговорил Алан, с сочувствием глядя в его влажные глаза, - попробуй, это двойная водка, она в миг разгонит все тревоги и печали.
- Спасибо за все, Алан. За тот час, что мы знакомы, ты столько сделал для меня хорошего, что и не знаю, как отблагодарить тебя.
Добрая, теплая улыбка озарила красивое лицо Алана, он был искренне тронут словами Владислава, но все также продолжал сохранять рыцарское достоинство. Расплатившись за заказ, они устремились к стойке регистрации, народу оказалось немного и вскоре они уже сидели отдельно ото всех - в первом классе. Влад расположился у окна, с нетерпением ожидая полета. Он знал, что путь в Москву лежит через Вильнюс - древний прекрасный город, некогда принадлежавший Польше; давно, будучи школьником, он ездил со своим классом туда на экскурсию, посещал старинную церковь у моста, где до сих пор хранилась почитаемая христианами Остробрамская икона Богоматери. Ныне Вильнюс принадлежит Литве, а Литва входит в Советский Союз. Владислав поделился мыслями с Аланом, которого уже считал другом. Тот с интересом выслушал его историю, затем ответил полушепотом, словно боялся, что кто-то посторонний может услышать его слова:
- Мы должны помолиться чудотворной иконе Остробрамской Богоматери об успехе нашей компании.
Сотворив крестное знамя, они сидели какое-то время в полной тишине, лишь шевеля губами, затем прошептали "Аминь" и, успокоенные, откинулись в удобные кресла. Вдруг случилось невероятное, голос пилота объявил через громкоговоритель: "Дамы и господа, из-за незапланированности рейса наш путь проходит не через Вильнюс, а Варшаву. Через тридцать минут мы будем пролетать над Польшей".
Владислав потерял дар речи, глаза его широко раскрылись и на ресницах набухли слезы. Потрясенный не менее, Алан обернулся к нему, спросил:
- Ты понимаешь, что произошло?
- Алан, - Влад схватил обеими руками его плечи, задыхаясь от волнения и тугих рыданий, проговорил, - моя мама, она сейчас умирает там, в Варшаве. Я... я просил Богоматерь хотя бы на миг оказаться рядом с ней, в последние минуты ее жизни проститься с той, которая любила меня больше, чем кого бы то ни было.
Стало заметно, как побледнело лицо Алана, трясущейся рукой он вновь перекрестился, молвил словно во сне:
- Влад, я не могу поверить, ты, кажется, творишь чудеса! Твои молитвы долетают до Господа быстрее, нежели мои. Такое под силу лишь святому.
Зажимая рот, дабы не заплакать в голос, Владислав впился взором на черепичные крыши варшавских домов, на узкие старинные улочки, широкие проспекты - все то родное, знакомое, что он давно уже потерял. Тугой комок сдавил сердце и он уже был не в силах сдержать рыдания: прямо под ним показалась серой лентой улица Марцалковски, а там, на углу стоял дом, то самый, где сейчас умирала Бронислава.
- Вон дом моей матери, - дрожа, прошептал Владислав в тихой святой тишине, - ее квартира там, на четвертом этаже... я чувствую ее присутствие, моя драгоценная матушка рядом... вот...
Все те мгновения были проникнуты непонятным светлым чувством, словно чья-то длань раскрылась перед ним дверь - тот новый невиданный путь, которого он боялся и ожидал одновременно. Алан тоже не смог сдержать слез: расставание с жизнью, что испытывала в эти секунды незнакомая ему женщина, подействовало на него с той силой, на которую был способен человек, когда рядом плакал друг. Владислав ощущал всем сердцем, всей душой мимолетные мгновения перед разверзшейся вечностью между небом и землей: в его взоре предстала картина, как душа Брониславы расстается с телом, как вздымается ввысь - к нему, и как ее почти невидимая рука ласково в прощании коснулась его щеки и он услышал только ее призрачный голос: "Будь счастлив, мой любимый мальчик". Руки его тряслись, он развернул к Алану покрасневшее от слез лицо, молвил:
- Она была здесь, она простилась со мной. Теперь я не чувствую ничего.
- Господи, - проговорил в полузабытье Алан, - ныне мне стало ясно, почему изменился наш рейс: Бог желал, чтобы ты простился со своей матерью как и хотел.
Владислав ничего не сказал, Алан тоже сохранял молчание: слишком многое произошло за эти полтора часа, слишком тяжелое потрясение и чудеса пришлось им пережить.
Через несколько минут внизу засверкали золотыми куполами православные храмы - величественные, белокаменные, что смогли пережить революцию и войны, дальше красовался Кремль и Красная площадь. Алан немного наклонился вперед, с интересом вглядываясь в диковинную для него страну, о которой читал лишь в книгах.
- Это сам Кремль, ему уже много веков, а это площадь, раньше русские называли ее Лобным местом, - пояснил с гордостью Влад, зная об истории России еще со школьной скамьи - ныне его знания как-никак пригодились.
- Какая Москва красивая! Признаться, я представлял русский город несколько иначе, - сказал Алан, не отрывая глаз от иллюминатора.
- Думал, что по русским городам ходят медведи с балалайками?
- Нет, конечно. Но русскому народу столько пришлось пережить, что я удивлен, как они смогли сохранить историческое наследие.
Самолет совершил посадку в Шереметьево, и Владислав, глядя в серые пасмурные небеса, не чувствовал теплого присутствия матери, тот первый страх перед коммунизмом вновь закрался в душу. Внизу у линии самолет ожидали люди в формах, каждый из них держал пулемет.
- Что это все значит? Влад, ты не знаешь, что происходит? - впервые испугавшись, воскликнул Алан.
- Наверное, будут всех проверять.
В салон вошла статная молодая женщина в военной форме, громко объявила по-английски:
- Всех пассажиров просим покинуть самолет и пройти в транзитный зал. Пожалуйста, достаньте ваш багаж и поставьте его на ваши места, а паспорта положите сверху.
Руки Владислава похолодели, он то и дело поглядывал на женщину, удивляясь про себя, почему такая красавица держала строгую маску на лице. Он слегка дернул Алана за рукав, зашептал:
- Я опасаюсь, если они вдруг обнаружат у меня в багаже блокнот с адресами, кои могут вызвать у них подозрение, тогда я не знаю,что со мной... с нами будет. Мое имя и так в черном списке у коммунистов.
- Тогда отдай мне этот блокнот. Ко мне подозрений не будет.
- Нет, Алан, я не могу подставлять тебя, твою жизнь. Мы и так оба рискуем и все из-за меня. Если нас арестуют, то отправят в гулаг на север, долго мы там не проживем.
Офицеры с пулеметами приблизились к ним и вежливо попросили покинуть салон самолета. Очутившись в аэропорту, Владислав ловил пристальные взгляды окружающих, что иной раз показывали на него пальцем и усмехались. Алан в недоумении поинтересовался, отчего русские обращают внимание на Влада - и только на него, тот ответил:
- Посмотри, что на мне надето: белые брюки, белые туфли, белая рубашка и ярко-зеленый пиджак. Ты же в своем классическом английском костюме просто потерялся на моем фоне. Сегодня я украл твою роль.
Оба рассмеялись. Проходящие мимо три молодые девушки оглянулись на них, одна проговорила:
- Посмотри на этого западного попугая.
Красавицы захихикали, не догадываясь даже, что "попугай" понимает русскую речь.
- Что они сказали про нас? - спросил Алан, теряясь в непонятной русскоязычной толпе.
- Они сказали: "посмотри на этого попугая". имея ввиду меня.
Артисты подошли к барной стойке, заказали пиво и уселись в ожидании. Иностранцев было мало, в основном граждане Союза, спешащих на междугородние рейсы. Алан, потягивая пиво, пристально разглядывал русских людей, ибо видел их впервые в жизни.
- Какие русские красивые! - в восхищении молвил он. - Сколько много типажей лица, в Европе нет такого разнообразия. Отныне я понимаю, чем вдохновлялись русские писатели и поэты в своих произведениях.
- Тебе приглянулись местные девушки? - усмехнувшись, спросил Владислав.
- Конечно! Тут каждая первая красавица.
Влад посмотрел на соседний столик и так весь замер: девушка в военной форме, что недавно объявляла об осмотре вещей, села напротив них и заказала кофе, а он то и дело бросал на нее пристальный взгляд, десятки чувств и слов смешались в его душе, но он обуздал свой первый порыв подсесть к ней ради знакомства. Девушка мельком взглянула в его сторону, лицо ее оставалось все таким же серьезно-задумчивым.
- Посмотри, Алан, это та девушка-офицер, она так прекрасна, но почему на ее лице нет улыбки? - спросил Владислав друга, хотя по сути дела обращался к самому себе.
Алан озадачено развел руками и, пожав плечами, ответил:
- Она на службе, наверное, ей не полагается улыбаться.
- Русские отличаются ото всех нас. Эти люди, живущие почти на краю земли, могут есть мороженое в зимнее время на улице - в мороз, ты представляешь?! А еще они искренне любят свою страну не смотря ни на что. Их культура, литература. музыка уникальны и не похожи на другие культурные наследия. Русские национальные песни чаще грустные и поются о дороге - да, всегда только о дороге, у которой нет ни начала ни конца.
- И именно эти люди подарили миру Достоевского, Чехова, Пушкина, Толстого, именно эти люди совершили революцию, свергнув царя, в надежде на лучшую жизнь...
- И, увы. ошиблись. Царь, как-никак, являлся помазанником Бога, в его длани были не только бразды правления, но и церковь, поддерживающая верующих. С приходом жестокого коммунизма законного царя свергли, церковь уничтожили. Ленин бросил вызов Самому Господу, и в гордыне своей погубил русский народ. Я читал исторические книги о России, их старинные летописи. Признаюсь, у них интересная, но жестокая история.
- Та девушка все еще смотрит на тебя, - как бы невзначай шепнул Алан и улыбнулся, - ты ей, видимо, понравился.
- Или мой костюм попугая, - с усмешкой ответил Влад.
Вскоре объявили посадку и пассажиры с облегченными вздохами уселись по местам. Проходя мимо вооруженных пограничников, Владислав с улыбкой прощался, но никто ему не ответил: они все также стояли с каменными лицами, держа пулеметы в руках. Последней из офицеров оказалась именно та прекрасная незнакомка, на которую он обратил внимание. Когда Влад поравнялся с ней, то бросил в ее сторону приветливый взгляд и сказал по-русски:
- До свидания, барышня.
Девушка удивленно приподняла черные дугообразные брови. спросила с любопытством:
- Вы говорите по-русски?
- Конечно, я армянин.
- Очень приятно, - в смущении, заливаясь нежным румянцем, проговорила она и две ямочки мило засветились на ее щеках.
Владислав широко улыбнулся, не в силах оторвать взор от ее чистого белого лица, горячая южная кровь ударила по вискам, но ему пришлось сжать кулаки, дабы обуздать свой порыв.
- Спасибо за вашу улыбку, вы очень красивая... Да свидания.
- До свидания. Счастливого полета.
Алан наблюдал за этой сценой, жалея, что не понимает по-русски ни слова. Когда полет был объявлен, он поинтересовался, о чем они говорили. Влад не стал скрывать:
- Я сделал ей комплимент, она очень удивилась поначалу и спросила, откуда я знаю ее язык. Я признался, что я армянин и что русский - один из языков моего детства.
- Эх, жаль, я не владею русской речью, а то непременно познакомился бы с русской красавицей, - мечтательно от всего сердца признался Алан и глубоко вздохнул.
Самолет поднялся в воздух, уносясь все дальше и дальше на северо-восток. Осталась далеко внизу едва различимой точкой величественная Москва, остались позади зеленые поля и ленты рек, земля сменилась лесистыми горами и блестевшими вершинами. Солнце, сев за кромку северной полосы, в последний раз на сегодня осветило желто-красными лучами край земли и исчезло. Медленно сгущались сумерки, на небе загорелись яркие звезды, а самолет летел уже над Сибирью, поражавшей своей дикой нетронутой красотой сказочных высоких сосен и полноводных рек и озер.
- Погляди, Алан, какая там красота! - воскликнул Владислав, всей своей эмоциональной натурой всматриваясь в неведомый северный мир.
- Мне никогда не доводилось видеть столько сосновых лесов и рек, - молвил тот, поражаясь не меньше, - русским повезло с землей, хотел бы и я хоть немного пожить дикой жизнью.
- Я полюбил лес во времен моего плена в Альтварпе, хотя сейчас я вновь боюсь густые темные чащи: я теряюсь в них, глохну, слепну.
Невысокая стюардесса-японка изящными движениями подала им ужин: суши и рыбный суп. Впервые в жизни Влад попробовал японскую еду, которая вскоре - по крайней мере, на несколько месяцев, станет единственной для него пищей.
Скоро совсем стемнело, внизу уже не было видно ничего, только иной раз горели вдалеке огни городов и поселений. Все укладывались спать, ибо ранним утром самолет должен приземлиться в Токио. Все та же миловидная стюардесса подала Владиславу и Алану одеяла, пожелав спокойной ночи.Алан сразу заснул, согретый теплом, а Влад еще какое-то время глядел в неведомую пустоту - слишком много случилось за один лишь день, слишком многое он пережил: смерть любимой матери, обыск в коммунистической Москве, что мог закончиться его арестом, а теперь он сыт и летит над Сибирью, сливающейся с краем земли. От этих дум, от толкающегося в груди сердца и нависшей тишины он сам не понял, как заснул, впав в некую каталепсию.В сновидении мелькали то отдаляющиеся, то приближающиеся яркие картинки прошлой жизни, вырванные из утомленного разума: то он видел себя посреди немецкого концлагеря, а злобный гестаповец, потрясая винтовкой, окриком заставлял его чистить уборную от фекалий, затем отхожее место сменилось просторной кухней с разбросанными повсюду рыбными потрохами и картофельной кожурой, а большая толстая кухарка, громко смеясь, предлагала ему съесть тухлую рыбу. не в силах сдержать рвотный позыв, Владислав ринулся вон из кухни, стараясь бежать как можно быстрее, и попал в небольшую чистую комнату с кроватью и письменным столом, за которым сидел молодой немец. При виде Влада молодой человек рассмеялся и стал мастурбировать. В ужасе, хотя и во сне, Влад крикнул и побежал дальше. Коридор, которому, казалось, нет ни конца ни края, расступился, исчезнув, растворившись в белом облачном тумане, и глазам предстала пустыня с редкой колючей травой. Владислав, закутавшись с головой в длинное шерстяное покрывало, пошел вперед, словно знал куда идти. Ноги его ступили на улицу между рядами глинобитных домов с плоскими крышами. До его ушей доносились крики и причитания на непонятном языке, но он ясно понимал теперь каждое слово. "Распни его, распни!" - кричала со всех сторон надвигающаяся волной толпа. Тяжелые, окованные металлом, ворота распахнулись и на улицу ступила римская кавалькада, командир легиона величественно ехал на поджаром вороном коне, следом вооруженные солдаты разгоняли плетями любопытных зевак, а, замыкая шествие, шли в одних хитонах трое осужденных. Легко пробившись сквозь столпившийся народ, промчавшись мимо легионеров, Владислав приблизился к одному приговоренному на казнь и, поравнявшись с ним, воскликнул:
- Господи, я пойду с Тобой, не брошу Тебя. Туда, на Голгофу.
Не отставая от Иисуса Христа, Влад брел по пыльной дороге к одиночной горе за воротами Иерусалима. Он наблюдал за Учителем, несущего крест, как и он сам нес свой всю жизнь. Он наблюдал за казнью и слезы текли по его щекам. Он медленно поднял глаза к небу и... резко проснулся.
В самолете было светло и это означало, что утро уже наступило. Рядом зашевелился Алан, он вытянул руки вперед, проговорил:
- Доброе утро.
- Доброе утро, - вторил ему Владислав, приходя в себя от ночных кошмаров.
Красавица-стюардесса с улыбкой подала им завтрак: круассаны и кофе, сообщив, что скоро будет посадка в Токио, а пока что самолет летит над темно-синем морем.