НА СТОЛКНОВЕНИИ ЭПОХ.(Часть 1)

ПРОЛОГ.
1967 год, февраль. Москва. Заброшенный переулок на Лубянке. Старый подвал. В нем заседают с ночи до утра два, не совсем нормальных профессора. Но ненормальные они только в пределах нашего понимания о норме человеческого поведения и образу мыслей. Скорее сказать, они паранормальные. Провидцы будущего. Хотя общество давно отказалось от них, но прекратить свою деятельность они не могли. Это был их интеллектуальный хлеб, их жизнь, их рассудок и их будущее.
Один из них, пожилой профессор кафедры экспериментальной физики института НИИ, уже давно вышедший на пенсию. Другой, профессор кафедры биологии того же института НИИ, занимался изучением физиологии животных и их поведением в необычных условиях изменения температуры, влажности воздуха, атмосферного давления и т. д. До пенсии доработать он не смог. Его выгнали из института за незаконное проведение экспериментов над людьми, а, в частности, над самим собой. Об этом стало известно, когда у соседей по квартире вылетела стена, граничащая со спальней профессора, в которой была расположена его домашняя лабораторийка, вследствие неудачно проведенного эксперимента. Выгнали его из института, можно сказать, не из-за этого. Выпавшая стена являлась только предлогом. Он наотрез отказался рассказывать, в чем заключаются его эксперименты. В результате чего, его действия признали небезопасными для общества и сделали строгое предупреждение с дальнейшей уголовной ответственностью. Но профессор не покорился, забрал документы из института и ушел сам, не дожидаясь пока его попросят. Знал, что этим дело может не окончиться для него… Теперь он промышлял тем, что изготовлял на самодельном верстачке глиняные горшочки, сам разукрашивал их и продавал из под полы любителям народного искусства, выдавая за подлинник, привезенный откуда-то из глубинки.
Но это было днем. А чем же занимались чудаковатые ученые ночью. Они проводили эксперименты, те, что начал молодой профессор, еще работая в институте. Это были эксперименты над временем и пространством. И ставили они их исключительно на себе.

1987 год. Москва. Все тот же подвал на Лубянке. Кризисные после перестроечные годы. А эксперименты в подвале продолжают проходить. И проходят, надо сказать, успешно. Но теперь они ставятся уже не двумя сумасшедшими, а группой ученных все того же НИИ. Проводятся они строго подпольным образом и только по ночам. Иначе советское правительство и правоохранительные органы могли бы запретить их вовсе, закрыть подвал, конфисковать, сконструированную своими силами аппаратуру, а экспериментаторов отдать под суд. В 1999 году Московскому научно-исследовательскому институту удалось взять под свою опеку небольшую лабораторию, основанную двумя профессорами, но втайне от правительства и властей, и дать ей другое название «Изучение физиологии животных».

2031 год. Июнь. Украина. Небольшой провинциальный городок. На самой его окраине проходят научные испытания. Эта зона, принадлежащая полигону военных действий, под охраной. Испытания проходят втайне от населения. Научные исследования поддерживаются базой Московского научно-исследовательского института. Здесь расположен его филиал. Такие филиалы теперь разбросаны на тысячу верст от самой Москвы по всевозможным пригородам и окраинам, где удобно проводить научно-исследовательские эксперименты вдали от населенных пунктов. Что изучают ученые на сей раз? Все та же проблема – пространство и время. Надо сказать, в своих экспериментах они достигли успеха. Если в далеком 1968 году первооткрывателям удалось переместиться на пять минут во времени вперед и назад без изменения пространства. В 1978 году – на час, с таким же успехом. То теперь, спустя столько времени и кропотливых трудов, ученные смогли добиться сногсшибательного успеха. Изменив связь времени и пространства, они смогли перемещаться во времени на сколь угодно длительные расстояния с изменением координат пространства в любой его точке и в любую понравившуюся минуту.
Станция располагалась в подвале. Снаружи этот подвал был защищен небольшим бронированным сарайчиком, похожим на заводское сооружение, но располагался на километр поодаль от оружейного завода. В сарайчике находился щиток временного поля, с которого нужно было начинать перемещения...











Книга 1. Этюд в реальных полутонах.

Солнце снова.
Зовет огненных воевод.
Барабанит заря
и туда,
за земную грязь вы!
Солнце!
Что ж,
своего
глашатая
так и забудешь разве?
В.Маяковский (поэма «Человек»)

Что же ты ищешь,
мальчик-бродяга,
В этой,
забытой
Богом, стране?...

ГЛАВА 1.
Лето, жарко. Лера бредет по городу в поисках работы. По своему родному городу. Но работы нет. То есть, работа есть, очень много. Но для нее – нет. И Лера знает, что она одна из тысячи, а, может, одна из миллиона, кто нуждается в работе. Лера – выпускница вуза. Закончила учебу в этом году. Не просто закончила, с красным дипломом. Очень хотелось работать по специальности. Но работы для нее нет. Везде один ответ – нам нужен специалист со стажем не менее двух лет работы. Да и когда бы набрался у Леры этот стаж, если ей самой едва исполнилось двадцать два в этом году, а институт она окончила месяц назад. Но Лера упрямо шагает по городу в поисках работы.
Вечер. Лера возвратилась домой совершенно вымотанная и уставшая безрезультатными поисками. На мамин вопрос: «Ну, как сегодня?» только угрюмо мотнула головой: «Лучше не приставай» и заперлась в своей комнате. Упала на диван, достала газету. И вдруг объявление: «Научно-исследовательский институт приглашает на работу специалистов, имеющих ВО. Стаж работы не обязателен». Далее был указан адрес предприятия. «Неужели все так просто? -- подумалось Лере, -- Но почему так далеко? Это же даже не в нашем городе, а где-то в глубинке. Впрочем, не так уж и далеко, около ста километров отсюда.»
Утро следующего дня началось все теми же заботами для Леры. Но любопытство взяло верх над благоразумием и, ничего не сказав маме о новой своей перспективе, она отправилась прямо по указанному адресу. Признаться самой себе, она даже не верила, что ей там повезет. Даже если ее захотят взять на новую работу, вряд ли ей понравиться ездить каждый день в такую даль. Хотя, за спрос, как говорят, не бьют в нос.
Лера подъехала на стареньком «Богданчике» почти к самому зданию литейного цеха. Остановка для маршруток находилась именно здесь. Местонахождение филиала института ее насторожило. Было мало вероятности того, что здесь может пригодиться ее профессия. А, если она и нужна, то место уже может быть занято кем-то. Но Лера неуклонно двигалась дальше. Обратилась сначала в отдел кадров завода, но там пожали плечами в ответ на показанное Лерой объявление. Это ее несколько озадачило. Она в замешательстве еще немного побродила по коридору, пока высокий бородатый мужчина не спросил у нее, что она здесь ищет. Лера опять показала ему газету с приглашением специалистов на работу.
-- Ах, так это не здесь, -- улыбнулся бородач, -- Пойдемте, я вас проведу.
И он повел Леру в многоэтажное здание, расположенное рядом.
-- На втором этаже, кабинет напротив окна, к Василь Петровичу, -- направил он, приветливо улыбнулся и исчез.
Лера постучалась и, не дожидаясь ответа, заглянула в кабинет. За столом возле окна сидел солидный, старше средних лет, мужчина. Одет он был небрежно. Галстук, хоть и новый, не подходил под цвет выгоревшего пиджака, который, почему-то смотрелся мешковато на нем.
«Наверное, начальник какой-нибудь корпорации, -- решила Лера, -- Но почему такой затасканный?»
-- Присаживайтесь, -- пригласил хозяин кабинета Леру в небольшое уютное кресло.
Лера присела.
-- Вы по поводу работы? – сразу же задал он наводящий вопрос.
Лера утвердительно кивнула головой.
-- Перейдем сразу к теме, -- продолжал мужчина, не спрашивая больше ни о чем.
Мысли о том, что это кто-то из начальников фирмы, получили новое подкрепление. Поскольку в бизнес в наше время берут не на основании корочек, а на способности выживать. Лера приготовилась к собеседованию.
-- Итак, вы пришли сюда, чтобы сотрудничать с нами?
-- Да.
-- Готовы ли вы к неожиданностям?
Лера замялась, но отступать было поздно, и она утвердительно кивнула головой.
-- Простите, а кто вы по специальности? – наконец задал вопрос собеседник, которого Лера ждала в самом начале, – Вы ведь имеете высшее образование?
-- Ну, конечно. По специальности я – психолог. Имею полное высшее образование. Академическое звание – магистр. Ищу работу и хочу учиться дальше.
-- Очень хорошо, -- удовлетворительно кивнул мужчина, -- Но готовы ли вы к риску?
-- Готова, -- не задумываясь, ответила Лера, поскольку бизнеса без риска не бывает.
-- Милочка. Я говорю о настоящем риске, -- вдруг перешел на строгий тон почти шепотом мужчина.
«Наверное, это какое-то разведывательное учреждение, -- смекнула Лера, -- Вот это будет для меня настоящая практика!»
Восторг, видимо, был выражен у нее на лице, потому, что мужчина сделал утихомиривающий жест рукой.
-- Нам нужны именно психологи, наша работа на восемьдесят процентов связана с риском. Да и где вы видели работу психолога без риска? Даже сидя в уютном кабинете с клиентом, нет ни какой гарантии, что он в следующую минуту не кинется на вас с кулаками. Ведь к вам зачастую приходят нервные люди, и вы несете за них ответственность. Но у нас немного другого рода занятие…
Лера заинтригованно слушала работодателя.
-- Вы любите следить?-- вдруг задал он неожиданный вопрос.
-- Что? Вы хотели сказать наблюдать, -- поправила его Лера, поскольку наблюдение являлось одним из ее любимых методов.
-- Нет, именно следить. Шпионить.
Такого подхода Лера уж никак не ожидала. Теперь она была почти уверенна, что попала в разведывательный пункт. Но почему с ней так открыто говорят об этом? Удивление снова отобразилось у нее на лице. Собеседник заметил и это, но скрыл свое недовольство.
-- В общем, если хотите узнать о работе подробнее, обратитесь к Денису Николаевичу.
И он в трех словах обрисовал Лере, как его найти быстрее, блуждая по лабиринтам темных коридоров. Как только за Лерой закрылась дверь, Денис Николаевич обо всем уже был оповещен звонком своего начальника, кто к нему идет, откуда и с какой целью.
-- Объясни ей все доходчивей, -- наставлял начальник своего подопечного.
-- А, если проболтается?
-- Не проболтается. Ее примут за сумасшедшую или просто не поверят. Но такие, как она нам нужны, неиспорченные… Она все сможет сделать так, как положено. Ты, главное, ее осведоми, чтоб поверила и заинтересуй. И научи скрывать свои эмоции, а то у нее все на лбу написано.

ГЛАВА 2.
Наконец Лера нашла заветную дверь таинственного Дениса Николаевича. Подстрекаемая любопытством, она забыла о времени, усталости и собственных неудачах. Ну, вот она, та дверь, которую я так искала. Лера остановилась в конце коридора на четвертом этаже. Постучала и стала дожидаться ответа с замиранием сердца. Но ответа не последовало. Тогда Лера осторожно отворила дверь. Прямо перед ней за письменным столом новейшего дизайна возник молодой человек приятной внешности. Судя по всему, это и был Денис Николаевич. Лера вежливо поздоровалась.
-- Входите, -- пригласил хозяин кабинета.
Лера вошла. Внезапно ею овладела робость.
«Нет, меня и здесь не примут, -- пронеслось в голове у нее, -- Да я и не готова…»
-- Присаживайтесь, -- последовало приглашение от Дениса Николаевича.
Лера присела на стул, стоявший напротив стола. Она с любопытством рассматривала все, что было в кабинете. Мебели было не так уж много. Всего лишь – книжный шкафчик и, рядом стоящий... сейф. Зачем он здесь, Лера задуматься не успела. Денис Николаевич отвлек ее. Он был молод, лет двадцати семи на вид. Одет элегантно и аккуратно, и больше своего наставника походил на владельца крупной корпорации. Лера растерянно молчала, глядя на него.
-- Я – Денис Николаевич, -- представился теперешний собеседник, – но можно просто – Дэн и на ты. Хорошо?
При этом Дэн приветливо улыбнулся.
-- Л-лера, -- запинаясь от волнения представилась Лера.
-- Значит, вас направил ко мне Василий Петрович, – не дожидаясь объяснений, сам ответил Ден.
Лера утвердительно кивнула.
-- Теперь я буду вашим куратором, Лера. Или можно тоже на ты?
-- Д-да, -- Лера вся дрожала от переживаний. Ей показалось, что за нее уже все решили. Быть может, ей отсюда следует улепетывать, не оглядываясь… Наконец, она набралась храбрости и выпалила:
-- А, что, если я вам не подойду? Ну, не справлюсь с заданием?
-- Такого не может быть. Если сам Василий Петрович направил тебя ко мне, значит, уже подошла. Остальное – обучение нужным навыкам, снабжение необходимой информацией, мы берем на себя. Ты должна справиться.
-- Но я физически не готова, -- сопротивлялась, как могла Лера.
-- Ничего, подготовим.
-- Да я с вами не расплачусь за обучение…
-- Это все бесплатно. Единственное, что требуется от тебя – самоотдача.
-- Да, но…
-- Заплатим за работу хорошо. Тебе одного месячного жалования на год нормальной жизни вполне хватит.
-- А кто вы? – наконец выпалила Лера наболевший вопрос.
Тут Дэн стал неожиданно строгим, он сомкнул брови на переносице и в полголоса произнес:
-- Мы – Разведывательное управление по межгалактическому пространству и времени, сокращенно – РУМПиВ. Работаем под руководством Московского научно-исследовательского института.
-- Что-о-о? – обалдело протянула Лера.
-- Сейчас объясню, -- уже веселее продолжал Дэн, -- Фантастику любишь?
-- Люблю.
-- Про машину времени читала?
-- А-а. Кир Булычев, Кейт Лоумер, Рей Бредбери, Станислав Лем… Да и многие другие.
-- Да, да, да. Начиная с Герберта Уэльса. Но все оказалось гораздо прозаичнее.
-- Ах, так вы фантастику производите? -- облегченно вздохнула Лера.
-- Не совсем так, девочка. Мы ее творим.
-- Как???
-- Ну. Что здесь удивительного, -- устало вздохнул Дэн, -- Ведь когда-то фантасты о телевизоре мечтали. А о компьютере и мобильной связи, и думать не могли. Так ведь?
-- Верно, -- согласилась Лера.
-- Посмотри лучше сюда, -- Дэн, как фокусник достал откуда-то из пиджака булавку. Обычную дамскую булавку с крошечной перламутровой головкой.
-- Ой, какая прелесть, -- изумилась Лера, на миг, представив, что Дэн хочет подарить это ей, но вовремя опомнилась.
-- Нравится? Сейчас понравится еще больше.
Дэн таким же легким движением руки вставил булавку, как флэшку в, стоявший рядом, ноутбук.
-- Теперь смотри сюда, -- предложил он Лере.
Та, как под гипнозом уставилась на экран дисплея. И вдруг там появилось изображение кабинета, в котором находились они оба. Все, что делалось там минуту назад, но Дэна видно не было, а была видна одна Лера. Причем, изображение было цветное, яркое, озвученное.
-- Не верю, -- вдруг отпрянула назад Лера, -- Где-то там камера вмонтирована, настоящая.
-- Это хорошо, что ты не легковерна, как другие. Значит, мы не ошиблись, взяв тебя на работу сюда. Да, вот беда, камеры здесь везде. А эта, обрати внимание, была направлена именно на тебя с моей позиции и с близкого расстояния. Верно?
-- Ну, да, верно, -- согласилась Лера, а про себя подумала, что если он захочет обмануть, то все равно обманет и не стала мешать его дальнейшим фокусам.
-- А что ты скажешь вот на это, -- Дэн опять с ловкостью фокусника достал откуда-то из ящика стола шпильку для женской прически и тоже воткнул ее в компьютер, -- Любишь историю? -- спросил он Леру.
-- Я – нет, а они меня – да. Все время влипаю в какие-нибудь истории.
Дэн усмехнулся.
-- Я не про то. Историю нашей страны, например.
-- Не любила в школе, но все же учила.
-- Выучила?
-- Да.
-- А теперь смотри.

ГЛАВА 3.
Дэн нажал на клавишу, и на экране появилось изображение старого здания. Запись была, видимо, очень старая, черно-белая, без озвучивания, но отреставрированная. Это было здание двадцатых годов двадцатого века, внутри на эстраде шел концерт. Концерт в духе того времени. На сцену по очереди выходили писатели и поэты – светилы того времени, и читали свои произведения. Принять участь в подобном мероприятии удавалось не каждому и считалось почетно по тем временам.
Лера смотрела, не понимая, зачем ей это все показывают. Дэн прокрутил запись до конца.
-- Ну, что, внимательно смотрела?
-- Старалась, -- с вялым видом откликнулась Лера.
-- А теперь посмотри вот это.
Дэн нажал на клавишу в компьютере и на экране возникло изображение того же здания только уже в цветном варианте. Далее последовала та же самая запись.
-- Мы до утра это будем смотреть? – изнывая от скуки, спросила Лера.
-- Нет, -- коротко ответил Дэн, -- Смотри.
Он сделал так, что экран разделился на две части – одна черно-белая, со старой записью, другая – цветная. Изображение на них прокручивалось одновременно.
-- Теперь, обостри свое внимание до предела, -- обратился он к Лере.
Лера впилась глазами в экран. Но там ничего, кроме того, что она уже видела, не произошло.
-- Вот, смотри, -- командовал Дэн.
Изображение на экране перестало быть одинаковым. Черно-белое продолжало повторяться, как было, а цветное показывало ту же запись, только с другой позиции. На черно-белом фоне, выступающий на эстраде, стоял в анфас, а на цветном – в профиль.
-- Теперь, смотри, -- Дэн указал на экран, -- Все детали в зале совпадают до мельчайших подробностей, а съемка разная. И в углу штукатурка осыпалась одинаково, и цветы ему дарят одни и те же, а главное, лица.
Он сделал прокрутку медленней, чтобы Лера могла рассмотреть.
-- Техника, -- безучастно произнесла та, зевнув. Ей уже до чертиков поднадоели все эти заморочки. Она хотела домой.
-- Да, техника, но какая! – не унимался Дэн.
-- А ты знаешь, когда была произведена вот эта старая съемка? Сто пятнадцать лет тому назад!
-- Да-а, -- Лера изобразила удивление.
-- А новая – две недели назад.
-- Какой хороший монтаж, до чего дошла техника, -- Лера опять зевнула.
-- Пошли, -- Дэн взял Леру за руку и увлек за собой.
Он вел ее по полутемным коридорам, затем вывел во двор на улицу.
-- Куда мы идем?
-- Сейчас узнаешь.
Дэн предложил ей сесть в небольшой автомобильчик наподобие джипа.
-- Это надолго? – с опаской спросила Лера.
-- Нет. Не бойся, я на работе. Кроме того, нас все видят. Пропасть тебе никто не даст.
Они проехали около километра от заводского здания и остановились в заброшенном дворе около сарайчика, обитого металлом.
-- Это наша лаборатория, -- осведомил ее Дэн.
Лера недоверчиво глянула на него. Дэн уловил ее взгляд:
-- Но, ведь я тебе доверяю. А вдруг ты разболтаешь все наши секреты…
Лера упрямо шагнула вслед за Дэном.
В сарайчике было прохладно и по-научному чисто. В потолке горели вкрученные лампы. Стены выложены отполированной плиткой. Пусто. Небольшой столик, пара стульев возле него.

ГЛАВА 4.
Лера бегло рассмотрела все вокруг. Ей здесь не очень нравилось. В прохладном терпком воздухе присутствовал незнакомый запах чего-то электрического и, как будто, сладковатой лаванды. Лампы светили тускло. Дэн подвел Леру к одной из стен, перед которой была проведена красная черта.
-- Не заходи за нее, пока не разрешу.
Судя по всему, Лера и не собиралась. Дэн открыл каким-то незаметным образом в стене щиток. Нажал на одну из кнопок, и на щитке загорелась электронная красная лампочка. Он стал нажимать какие-то кнопочки с цифрами и буквами, которые загорались тут же. Вывел, непонятную Лере, дилемму, вспыхнувшую на стене красной электронной формулой. А в низу – зеленая надпись «Добро пожаловать». Только куда, Лера не поняла.
-- Становись сюда, -- скомандовал Дэн, указывая Лере на круг, который едва заметным очертанием светился внизу. Наверное, он был металлический. Лера робко стала на него. Дэн опять стал нажимать кнопки. Лере показалось, что это устройство – электронные весы, а Дэн, зачем-то хочет проверить ее вес. Она хотела пошутить по этому поводу, но не успела. Все вокруг обволокло каким-то синеватым сиянием. Дэн пропал в нем, как в тумане. Так длилось несколько секунд. Потом сияние рассеялось, все снова стало видно. Но Дэна рядом не оказалось.
-- Дэн, -- беспомощно позвала Лера.
-- Иди сюда, -- отозвался Дэн откуда-то из глубины комнаты.
Лера робко шагнула на пол рядом с кругом. Казалось, он стал шатким.
-- Дэн, -- снова позвала она.
-- Да здесь же я.
Дэн сидел в кресле возле одной из стен под светильником и допивал уже остывший кофе. Лера обратила внимание, что в первую минуту ни кресла, ни светильника, ни приспособления для заваривания кофе здесь она не видела.
-- Где я? – произнесла она слабым голосом.
-- Да все там же, -- улыбаясь, ответил Дэн.
Он ловко подхватил Леру, видя, что она почти падает с ног, и быстро усадил ее в другое мягкое кресло, взявшееся тоже непонятно откуда. Вытащил откуда-то из стены приборы и начал ловко устанавливать их на Лериных руках, ногах, голове. Вероятно, он что-то измерял.
-- Отлично, -- наконец произнес он, -- пульс в норме, давление не превышает предела дозволенного, энцефалограмма… ну, чуть-чуть увеличена частота мозга. Но в целом, все нормально.
-- Вы что, меня в космос запускать собрались?
-- Нет, нам на земле работы предостаточно. На, выпей, -- Дэн подсунул ей под нос чашку дымящегося ароматного кофе. Лера с удовольствием поднесла ее к губам, наслаждаясь, затем маленькими глотками стала прихлебывать. Дэн внимательно наблюдал за ней.
-- А ты девушка манерная, -- вдруг сказал он.
Лере показалось, он за ней хочет поухаживать.
-- Пошли, -- вдруг быстро по-деловому сказал Дэн и увлек Леру на поверхность подвальчика.
Лера не могла сориентироваться, сколько времени они провели там – час или полтора. Дэн отвез ее в исходную точку на том же авто, из которой забрал.
-- Как ты себя чувствуешь? – еще раз осведомился он.
-- Нормально.
-- Отлично! Иди домой. Постарайся никому не рассказывать о том, что видела. Завтра приходи утром к девяти ко мне в кабинет, будем продолжать работать. Все. Пока.
С этими словами он развернулся и зашагал к дверям здания. Лера, не говоря ни слова, побрела на остановку. По дороге домой, и весь вечер дома она думала только о произошедшем в подвальчике.

-- Ну как, она годится для работы у нас? – спросил Василий Петрович Дэна у себя в кабинете, -- Ты все проверил?
-- Годится. Но ей нужна тренировка, -- ответил Дэн.
-- Само собой, -- согласился Василий Петрович, -- Она нас не выдаст? Вот сейчас будет ехать домой и по дороге болтать со своими подругами по телефону: «Представляешь, Ленка, а мне сегодня так повезло, ты не поверишь, меня взяли на работу в секретное учреждение…»
-- Ей действительно никто не поверит, во-первых. А потом, что ж я – дурак? Я ей все показал, ознакомил, пусть привыкает потихоньку. Но что все эти приборы значат и для чего они, не сказал. Рано еще. Вот, когда выучится всему, подпишет с нами договор – трепаться будет не в ее интересах. Вот тогда я ей все и расскажу.
-- А с чего ты взял, что она и завтра сюда придет, не передумает?
Дэн хитро улыбнулся и подмигнул.
-- Если бы ты видел, как заинтригованно она на меня смотрела все время. Тонкий психологический подход!
Дэн не без гордости взглянул на начальника.
ГЛАВА 5.
Вечером Лера легла спать пораньше, она очень утомилась. И завтра ее ждал такой же утомительный день. Утомительный, но интересный. Маме ничего рассказывать не стала, пусть думает, пока, что Лера все еще в поисках работы.
Утром, чуть встало солнце, Лера уже была на ногах. Не дожидаясь назначенного времени, быстро перехватив бутерброд с чаем, она отправилась в институт.
Дэн ничуть не удивился, когда она без стука влетела в его кабинет, но на лице изобразил удивление.
-- Как, ты уже здесь? Почему так рано?
-- Да, вот, так получилось. Автобус только в шесть утра, а потом – в полдень. -- стала робко оправдываться Лера.
-- Ну, что ж, пойдем за мной.
На этот раз Дэн отвел Леру в другую комнату в том же здании. Она была большая и светлая, и напоминала музей исторических находок. Чего тут только не было. Каски, шлемы древних римлян, египетские писания на клочках пергамента, китайские древние нэцкэ. Но вот, что странно, все было такое свежее, новое, словно не пролежало в пыли века, а вчера было доставлено сюда. Дэн рассказывал про каждую из этих вещиц интереснейшие истории, но на Лерин вопрос, откуда это все, постоянно увиливал от ответа. Лера не понимала, зачем он ее посвящает в тайны истории. Сомневалась, что все эти вещички – не подделки, хотя слушала с удовольствием. Дэн буквально не давал проронить ей ни слова. До полудня они пробыли в комнате-музее, напоминавшую страну сказок. Близилось время обеда, Дэн пригласил Леру к себе в кабинет на чашечку чая с бутербродом. Не давая ей опомниться и во время чаепития, крутил ролик какой-то хронологической записи. Запись была цветная, яркая и четкая. «Наверное, хорошо отреставрировали» -- решила Лера. На ее вопросы Дэн не отвечал. После чаепития они снова поехали в чуланчик-лабораторию, Дэн заставил проделать Леру тот же самый эксперимент. Но теперь, когда они вышли на улицу, Лере показалось, что были они там гораздо дольше. Уже начинало смеркаться. Долгий июльский день неуклонно шел к концу. Солнце отбрасывало последние лучи за тонкой полоской облаков, протянувшейся по всей линии горизонта. Оно золотило металлическую поверхность небольшого сарайчика, из которого только что вышли Лера и Дэн. И от этого он становился похожим на причудливый инопланетный корабль, который вот-вот должен взлететь и раствориться в космосе за дымкой облаков. Вообще, вся обстановка, в которой перебывала теперь Лера, казалась ей загадочной и какой-то фантастически интересной. Кроме того, она испытывала тайную гордость от того, что теперь, быть может, ее зачислят в научные сотрудники, и она сможет выполнять работу по своей специальности, о которой давно мечтала. Вот только в чем она будет заключаться, и для чего все эти эксперименты, она, пока не понимала.
-- Сколько сейчас времени? – спросила Лера у Дэна.
-- Около девяти вечера, а что?
-- Да, так, ничего. Просто понять не могу, мы ведь заходили днем и пробыли совсем немного…
-- О-о, это только так кажется, что немного. Время в этом удивительном чуланчике проходит очень быстро. Или, наоборот, очень медленно…
Лера хотела еще что-то спросить, но Дэн увлек ее за собой.
-- Пошли, нам некогда, я должен дать тебе задание на дом. А тебе ведь еще ехать.
Они снова вернулись в кабинет Дэна. Он важно сел за свой стол и достал из него несколько увесистых книг. Книги были не новыми, от них пахло стариной и плесенью. Это были учебные пособия по истории.
-- Вот, -- пододвинул он их Лере, -- Это тебе, прочитаешь, завтра принесешь.
-- За один только вечер?! – изумилась Лера.
-- А за сколько можешь?
-- Ну, хотя б за три… -- протянула Лера.
-- Давай, как можно скорей, у меня еще задания будут.
Лера внимательно посмотрела книги. «Новая история 1800 –1921гг. Учебник для учащихся вузов. Год издания 1972 .» -- прочитала она на обложке одной из них.
-- Что это? Вы хотите меня переучить? Ведь я – психолог!
У Леры на глазах даже слезы навернулись.
-- Нет, -- коротко ответил Дэн, -- Читай внимательно, потом узнаешь. Обучаем тебя бесплатно, за счет нашего учреждения. Выполняй задание. Давай…
С этими словами он провел Леру к двери.

ГЛАВА 6.
Вечером Лера усердно читала одну из книг, которую дал ей Дэн. Ничего не лезло в голову, хоть лопни. Один вопрос мучил ее: для чего все это надо? Но так и не найдя нужного ответа, Лера не выдержала и легла спать, решив: завтра, во что бы то ни стало, выспросить у Дэна правду.
Но на следующий день повторилась все та же загадочная картина, как и прежде. Дэн и не собирался докладывать ей ни о чем, схватил за руку и поволок… в столовую. Лера стала активно сопротивляться:
-- Я не ем по утрам до двенадцати. Чай уже пила.
-- Кто тебе сказал, что ты там будешь есть.
-- ???
-- Ты будешь там работать. И очень усердно. От этого зависит твой… наш успех.
-- Я буду мыть полы на кухне???
-- Милая моя! – разозлился Дэн, -- Мыть полы у нас есть кому! Ты давно должна была догадаться, мы хотим поручить тебе достаточно ответственное задание. А ты? Ведешь себя как малолетка сопливая.
-- Задание!!! – у Леры загорелись глаза, -- А какое?
Вместо ответа Дэн приложил палец к губам:
-- Тц-ц-ц-ц! – прошипел он на нее, оглядываясь по сторонам, -- Будешь умницей, узнаешь все сама, а пока сказать не могу – вдруг разболтаешь.
-- Я, я, ни-ни, -- почти умоляюще вцепилась Лера Дэну в руку.
-- Вот и умница. А теперь делай, что тебе говорят, и старайся схватить все из последних сил.
Они зашли в зал столовой. Он был не слишком широк, но уютен. Самое большее, что поразило Леру, это оформление обычной заводской столовой в духе конца девятнадцатого века. Высокий белый потолок. Вместо жалюзи мягкие бархатные шторы на окнах. Овальные столики, покрытые скатертью с бахромой, спускающейся до самого пола. На столиках по центру стояли светильники в форме лампад, кое-где живые цветы в рефренных вазочках. Посетителей сейчас было немного, и говорили они между собой шепотом или в полголоса. Говорили не только о делах, но и о досуге, на разные темы. Лера не стала прислушиваться, но ей такая обстановка показалась более, чем странной.
Дэн галантным жестом пригласил Леру присесть за один из столиков. Лера подчинилась.
-- Да расслабься ты, -- посоветовал Дэн, -- Представь, что мы просто отдыхаем.
Но расслабиться Лере так и не удалось. Как только они уселись за столик, Дэн снова принялся командовать:
-- Убери локти со стола. Выпрямись, не сутулься. Улыбайся, ты не на войне. Не смотри по сторонам и не оглядывайся. И, вообще, научись наблюдать так, чтобы никто этого не замечал.
Лера едва успевала выполнять его распоряжения. Правда, вид у нее был по-прежнему напряженный, и улыбалась она через силу.
-- Ничего, -- подбадривал ее Дэн, -- Тяжело в учении – легко в бою. Теперь возьми меню-раскладку и закажи блюда, которые тебе по вкусу.
Лера дрожащими руками взяла раскладку, боясь чем-нибудь не угодить нравоучителю. И тут же последовали наставления:
-- Держать меню надо так, чтобы оно не лежало на столе, а то, что написано в нем, было видно только тебе – таковы правила хорошего тона. Начинать заказ следует с первых блюд, обычно – это супы или, в крайнем случае, салаты. Произносить название блюд выразительно, чтобы слышал партнер, ему придется расплачиваться. При этом цену блюда не называть. После сделанного заказа раскладка аккуратно закрывается и кладется рядом с правой стороны.
Дэн щелкнул двумя пальцами и рядом с ними тут же оказался официант. Волосы гладко зачесаны на бок, белоснежная рубашка, бабочка, жилетка, через руку перекинуто полотенце. Он учтиво поклонился:
-- Чем могу быть полезен?
Дэн кивнул Лере, заказывай, мол. Лера неуверенно стала произносить названия блюд, которые хоть немного знала. Официант все записал, поклонился и через пару минут принес заказ с приборами, которые состояли из всевозможных ложечек, вилочек, ножей. И тут для Леры началась основная часть концерта. Когда официант удалился, командованию Дэна не было предела. Как держать ложку, вилку, ножик, в каких случаях в какой руке. За это время они оба не сделали ни единого глотка, не проглотили ни единого куска в течении двух часов. Потом Дэн захотел перекурить. Они вышли на небольшую площадку перед столовой специально для курильщиков. Лера уселась на подоконник и почувствовала, что дико голодна.
-- Кстати, -- опять наставительно произнес Дэн, -- На подоконнике сидеть нельзя, -- потом смягчился, -- Ладно уж, сиди.
Он о чем-то поразмыслил.
-- Сейчас пойдем, по-настоящему поедим. И попробуй ложку держать не так, как надо!
Лера опасливо покосилась на него.
-- Шучу, -- коротко ответил Дэн на ее взгляд и направился к дверям столовой, но потом остановился. Дама должна пройти первой.
Спрашивать Лера ни о чем больше не решалась. Об одном она догадывалась: ее хотят заслать шпионом в высшее общество. И это может быть даже опасно.
Под конец дня Дэн в своем кабинете вручил Лере еще пару книг.
-- Я же еще те не дочитала, -- удивилась она.
-- Дочитывай. Это дополнение к ним. Их нужно читать не по очереди, а все вместе.
Лера глянула на книги. Одна была зеленая с березками на обложке, другая – красная. На красной книге большими буквами было написано: «Владимир Маяковский».
-- Это еще что?! – шокировалась Лера, -- Стихи?! Да я их никогда не понимала, а в школе терпеть не могла!
-- Теперь придется понять и полюбить.
-- На память учить не надо?
-- Пока, нет.


ГЛАВА 7.
Целый вечер Лера листала книги по истории, то одну, то другую. Пыталась запомнить даты, события, найти связь между ними. Но больше, связь между этими книгами и событиями своей жизни. Потом она взяла, ненавистные ей с давних пор, издания стихов. В одной из книг, с березками, была поэзия начала двадцатого века. Биографии известных поэтов того периода: Есенина, Ахматовой, Цветаевой, Блока, Пастернака. Она была намного толще первого, посвященного только одному автору. И вдруг Лера поняла, их судьбы тесно переплетены между собой. А учебники истории помогают понять, чем был знаменателен каждый промежуток жизни каждого из них. Задачка номер один была почти решена ею. В конце концов, Лера даже заинтересовалась чтением, включая стихи изучаемых поэтов. Но произведения автора, которому посвящалась вся другая книга, давались Лере очень тяжело. Его стихи не несли в себе никаких правил стихосложения. На другой вопрос, как ее собственная судьба могла быть связана с их судьбами, она так и не смогла ответить. Выбилась из сил от размышлений, решила дальше плыть по течению и завалилась спать.
На следующий день ее ждал новый сюрприз. На удивление, Дэн не спросил ее о прочитанном ни единого слова.
-- Ты спортом давно занималась? – поинтересовался он с порога, как только Лера открыла дверь в его кабинет.
-- В школе.
-- На уроках физкультуры?
-- И после.
-- А каким видом. Уж не борьбой ли? – усмехнулся он.
-- Кикбоксингом.
-- Да ну! Я думал гимнастикой или плаваньем…
-- Нет, я в детстве очень слабой была. Все обижали. Вот мама и решила отдать меня на тренировки. Только я часто туда не ходила. Уж больно было падать, когда на пол кидают. Освоила азы, и тикать от туда.
-- Ну, теперь не убежишь, пока все не освоишь, как положено.
-- А зачем? – не сдержалась Лера.
-- Для большей уверенности в себе. Пошли.
Дэн отвел ее в спортзал, который располагался в этом же здании. Спортзал на удивление был достаточно большим и хорошо обустроенным для систематических занятий физкультурой и спортом. Он состоял из нескольких комнат-отсеков. В каждой из них стояли тренажеры и снаряды разного назначения. Был даже гимнастический зал и небольшой бассейн. Дэн привел Леру в зал, где занимались борьбой разных видов. Там уже шли тренировки и отовсюду слышны были крики типа «кия». Лера с изумлением смотрела на это все.
-- А можно, я сегодня поплаваю, -- наконец выдавила она из себя.
-- В чем? В голом виде? Ты ведь не брала с собой купальник, -- пошутил Дэн.
Лера смущенно заулыбалась.
-- Но и форму я тоже не брала, -- попыталась отшутиться она.
-- Это мы тебе сейчас предоставим, -- успокоил ее Дэн.
Лера поняла, что от падений на маты ей сегодня не отвертеться. Дэн принес ей откуда-то из загашника смятое кимоно и бриджи грязно-бежевого цвета из льняной ткани.
-- Потом дома разгладишь, постираешь. А пока позанимаешься и в таком.
Лера вздохнула. Но ее тревожные ожидания были напрасны. Сегодня была только разминка. Хотя после двух с половиной часов занятий Лера почувствовала себя совершенно вымотанной.
-- Хочу есть и пить, -- заявила она Дэну.
-- Тебе надо поправляться, -- критически обсмотрел он ее с верху в низ, -- Ладно, даю пять минут на душ и пообедаем. По кабинкам. Время пошло.
Они пришли в ту же столовую, где были раньше.
« Ну, теперь можно будет нормально поесть, не так, как тогда»,-- подумала Лера, а вслух спросила:
-- А ничего, что я в таком виде?
-- Не переживай, здесь все свои. Пока свои…
Леру насторожил намек, но виду она не подала.
-- За одно, покажешь свои знания, чему я учил тебя вчера, -- продолжал Дэн, когда они усаживались за столик. У Леры внутри все аж вздрогнуло.
-- Ты не расхолаживайся, -- продолжал Дэн, -- Часок передохнем и опять на тренировки. И так – три раза в неделю.
Таким образом, у Леры стал складываться сам собой график занятий на каждый день, в который входили и обучение этикету, и спортивные тренировки, и проведение экспериментов в чуланчике, и занятия историей в музейной комнате и на компьютере, и даже обучение английскому языку. Выходными были суббота и воскресенье, как полагается при работе на производстве. В конце каждого дня Дэн выдавал Лере книги, которые ей необходимо было прочитать и освоить. Но, почему-то он никогда не проверял, насколько хорошо она их изучила.
-- Экзамен будет? – однажды пошутила Лера.
-- Нет, -- коротко ответил Дэн, не желая разговаривать на эту тему.
-- Так можно их и не читать, -- дерзко заявила Лера, которой уже начали поднадоедать сплошные тайны и загадки.
-- Попробуй только, я все равно пойму.
При этом Дэн круто обернулся и зашагал прочь, давая понять, что здесь распоряжения выполняются безоговорочно, как в армии. А сегодня рабочий день окончен, и общаться им больше не о чем. Лера устало вздохнула и поплелась на остановку.
« Ну и сухарь же ты. Сухарь и жмот, -- с досадой подумала она, Мог бы хоть по секрету сказать, куда они меня готовят. Может, я бы лучше старалась.»

ГЛАВА 8.
-- Как новый агент, годиться к запуску? – спрашивал требовательным тоном Василий Петрович у Дэна.
-- В общем-то, да. Только, вот, со стихами у нее туго. Не любит она их, что ли. Постоянно путает авторов. Исторические даты запоминает и на видео распознает, где, какое событие, а, вот продукты творчества – не очень.
-- А в моральных качествах как? Махлевать не пытается?
-- Нет. Достаточно наивна и простодушна. Верит всему на слово, сама пытается выполнить все, что пообещала.
-- Это хорошо. Сколько времени еще понадобится, чтобы полностью подготовить агента-RX-j017 к запуску?
-- Неделя, -- уверенно ответил Дэн.
-- Действуй. На следующей неделе сдаешь отчеты, и мы запускаем.

Дома Лера усердно почти зубрила наизусть все автобиографические даты и историческое события, совершенно не понимая, зачем ей это нужно, но интуитивно предчувствуя, что от этих знаний может зависеть ее дальнейшая судьба и профессия. Особенно тяжело ей давались стихи поэтов начала двадцатого века, которые ей необходимо было постигнуть. Она их путала, они все казались одинаковыми. Ну, если автор, более менее, известный, и пишет складно, даже наизусть могла рассказать. Но если это был новаторский модернизм, модный в то время, у Леры крышу сносило набекрень. Она упорно пыталась понять, о чем это и не могла. Особенно тяжело ей давались стихи Маяковского, книг которого у нее уже накопилось несметное количество, а дела все не сдвигались никак в лучшую сторону. Однажды Лера чуть не расплакалась за проклятущим учебником: « И что за шкаф коммунистического покроя этот бред придумал, как его учить-то можно. Он хоть бы подумал об этом! Не дай бог столкнуться вот с таким в жизни!» И тут же себя успокоила, что с таким, как он, столкнуться ей, к счастью, не придется, потому, что это не реально, а в нашей жизни таких больше нет – эпоха не та…

После выходных Леру ждала неожиданность. Наконец-то ей открыли тайну. Но открыли не сразу. Для начала ее заставили заключить договор.
-- Я не скажу тебе ни единого слова, пока ты не прочитаешь условия контракта и не подпишешься ниже. У тебя есть возможность еще раз подумать и отказаться от работы с нами.
Лера, хорошо научившаяся за это время скрывать свои мысли и эмоции, не задавать лишних вопросов, принялась внимательно читать договор. Перед глазами у нее мутилось от волнения. Там были указанны все ее права при работе на данном предприятии, ежемесячная заработная плата и льготы были так же заманчивыми для теперешнего Лериного положения. Но нигде в договоре не говорилось, в чем заключается ее работа. Усилием воли она взяла себя в руки и, наконец, решилась спросить, пряча предательскую дрожь в голосе:
-- Почему вы решили, что я справлюсь с заданием?
-- Результаты тестов показали, -- беспристрастно ответил Дэн.
Лера почувствовала, как пол уходит у нее из под ног. Необходимо было сделать выбор прямо сейчас, от которого зависела ее дальнейшая судьба, а может, и жизнь.
-- А что, если я не справлюсь? – робко спросила она.
-- Кумушка, мы не на базаре, -- строго ответил Дэн, -- Если агент не готов, мы работаем с ним до тех пор, пока он не будет готов! Я даю тебе ровно десять минут на размышление, после этого ты будешь у нас работать или оставишь наше учреждение навсегда без дальнейшего права восстановиться. Но, скажу тебе по секрету, если ты трусишь и не умеешь просчитывать и рисковать, то даже в бизнесе тебе делать нечего… Все, время пошло, -- с этими словами он вынул из бокового кармана рубашки сигарету и вышел за дверь.
Лера первую минуту сидела в оцепенении. В следующую – ей очень сильно захотелось отказаться и бежать, бежать, бежать, не оглядываясь, из этого учреждения. Но потом она стала представлять свои скитания по городу в поисках работы, хитрые физиономии владельцев фирм и центров занятости. Опять это безденежье, а учиться дальше хотелось бы… Да и неизвестно, на сколько сильно она рискует, устраиваясь на любую из фирм, что ее завтра не обманут и не выгонят. А тут она уже прижилась, обзнакомилась с сотрудниками и многому научилась. Кроме того, с ней готовы работать дальше при любых проявлениях ее недостатков. « Если сотрудник не готов, мы работаем с ним дальше», -- эти слова Дэна ее обнадежили и ободрили. А вдруг, случиться так, что потеряв право восстановиться здесь, она не сможет устроиться больше нигде. Тем более, тесты показали…

ГЛАВА 9.
К той минуте, когда Дэн вошел в кабинет, Лера была готова подписать договор.
-- Вот и чудненько. Для тебя и для нас. Но теперь, став полностью нашим агентом, ты не имеешь права говорить о своей работе даже дома с родной мамой. В договоре указанно.
Лера согласно закивала головой. Молчать она умела. Дэн продолжал говорить медленным умиротворяющим голосом, видя, что для Леры сегодняшний день стоит огромного напряжения и даже стресса.
-- Теперь я буду постепенно посвящать тебя в тайны нашего, то есть, теперь и твоего ремесла. Сейчас мы пойдем туда, где первый раз проводили эксперименты. Помнишь, я ведь не напрасно с первой же минуты твоего появления здесь показывал тебе видео и все приспособления, которыми можно производить съемку.
-- А, все эти шпильки и булавки? -- апатично заметила Лера, она начала успокаиваться и ее потянуло ко сну. Работа здесь ей теперь казалась обыденной и рутинной не несущей никакой опасности. Но Дэну такое ее расположение нравилось больше. Ведь когда у человека спокойные нервы, он усваивает информацию быстрее и в больших объемах. Мыслит трезвее и вовремя предчувствует опасность. Хотя, расхолаживаться полностью организму позволять нельзя. Этому всему Лере предстояло научиться в короткий срок.
-- Умница, помнишь, -- похвалил Дэн, -- А теперь посмотрим, насколько ты усвоила минувший опыт.
Они снова спустились в чулан. От привычного металлического круга снова почему-то повеяло тревогой, хотя Лера знала, как он действует, но не понимала, что все это значит. Вот это и волновало.
-- Ну, что стоишь, -- с небольшой насмешкой подмигнул ей Дэн.
Лера в нерешительности замялась.
-- Что, боязно? – продолжал загадочно измываться Дэн.
Лера вдруг вспыхнула:
-- Да, чего мне бояться, чего я тут не видела?!
-- Да самого главного. Ты почему-то перестала задавать вопросы.
-- Ты запретил.
-- Еще раз умница. Люблю исполнительных подчиненных. Но еще больше люблю, когда свои нервы держат в порядке и не выдают нахлынувших чувств.
Лера промолчала.
-- Я вижу, за это время ты возросла. Но теперь я позволяю спрашивать, ахать и удивляться. Только в обморок не падать.
Но Лере как раз не хотелось ни удивляться, ни прыгать от радости, ни, тем более, падать в обморок. Назло Дэну она коротко произнесла:
-- Говори, что за махина. Я подписала договор и имею право знать.
Дэн шумно выдохнул воздух:
-- А ты у нас с сюрпризом. Ну, так знай же с этой минуты. Это и есть самая, что ни на есть настоящая машина переброски во времени и пространстве. Другими словами, машина времени, как писали многие знаменитые фантасты. И вот теперь сейчас она перед тобой. Небольшой такой автомобильчик.
Теперь шумно вздохнула Лера:
-- И это все, чем ты хотел меня удивить?! Уж я-то думала, здесь динозавр сушенный в закромах имеется.
-- И динозавра достать мы тоже умеем…
-- А что требуется от меня? Потрошить его и готовить к сушке на зиму?
-- Нет, конечно. Твоя задача намного сложнее. Ты должна научиться охотиться за «динозаврами».
-- Догадываюсь, что приемам кик-боксинга вы меня обучали недаром.
-- И не только приемам борьбы. В основном, ты должна будешь пользоваться другими приемами собственного интеллекта.
Далее Дэн стал объяснять, как нужно управлять устройством, чтобы попасть в нужный момент и в нужное место, набирая на щитке управления коды и цифры. Они снова проводили опыты, но теперь Лера совершала переброску сама без подсказок. Пять минут вперед, пять минут назад. Полчаса вперед, полчаса назад. Она ужасно радовалась, что у нее все получается. Дэн периодически измерял приборами ее самочувствие.
-- А теперь, чтоб ты не сомневалась и не запуталась во времени, проведем последний заключительный эксперимент. На часах сейчас половина третьего дня, мы пробыли в подвале около трех часов.
-- Верно, пора обедать.
-- Сделаем так, что при выходе отсюда пора будет ужинать. Если не веришь мне, выгляни наружу.
Лера быстро вскарабкалась на поверхность из чуланчика. Во дворе вовсю светило солнце, заливая его ярким полуденным светом. Август близился к концу, а на улице июльский зной. Климат совсем поменялся к середине века. Страшно даже становится, что все озера могут пересохнуть, превратив плодородный чернозем в пустыню. И Азов стал на много мельче. Но сейчас Лере об этом думать было некогда. Она вернулась в подвальчик и задала такую программу на щитке, чтобы уже был вечер, часов девять, и она оказалась рядом со своим домом. Машина послушно приняла заказ. Одна минута яркого красно-сине-фиолетового свечения и…
Лера с волнением глянула на Дэна.
-- Ну, чего стоишь, давай, выползай наружу. Провожать тебя сегодня не нужно, ты уже дома.
Лера медленно нерешительно поднялась по ступенькам подвала. Ноги немного подкашивались. А, вдруг, это все розыгрыш и никакой машины времени, на самом далее, не существует. И, вообще, это невозможно. Но, как только она ступила на последнюю ступеньку этого подвала и, открыв люк, глотнула свежий ночной воздух, голова ее закружилась еще сильнее. Звезды ярким ночным хороводом усеяли небосвод. В темноте Лера не могла понять, в какой местности она находиться. Она быстро выкарабкалась полностью из подвала. Что? Просто потрясающе, это ее дворик и ее одноэтажный домик стоит в темноте под одиноким фонарем, дожидаясь ее прихода. В окне кухни горит свет – мама готовит ужин. Лера подбежала к окну и заглянула в щелку, желая проверить, не ошиблась ли она, не мираж ли это. Нет, так и есть, она у себя дома. В восторженном возбуждении Лера побежала на прежнее место, чтобы доложить Дэну об удачно проведенном эксперименте. Но никак не могла найти вход в прежний подвал. На его месте были только булыжники да вновь выросшие бурьяны. Дальше – знакомая щебенка, песок и огородные грядки. Входа в подвальчик нигде не было.
За ужином Лера была молчалива и рассеянна.

ГЛАВА 10.
-- Ну, как ты сегодня? Готова к дальнейшему проведению экспериментов? – Дэн был предельно серьезен и внимателен.
-- Да, готова, -- Лера не уступала ему в сосредоточенности.
-- Настало время открыть наши замыслы до конца по поводу твоей дальнейшей работы. Как ты уже поняла, будешь работать в научно- исследовательском институте по переброске во времени и пространстве.
Дэн сделал паузу, многозначительно глянув на Леру.
-- И куда же вы меня забросите? В каменный век к мамонтам?
-- Нет, в Серебряный век к поэтам.
Вдруг Лере все стало понятно, проще простого. С самой первой минуты существования здесь, все, чему ее обучали, должно пригодиться. И даже те шпильки с камерами – вот, где нужно будет их применить. И те, первые видеозаписи, которые она видела в компьютере – они были сняты в реальном мире. Но не сегодня, не вчера, а много лет тому назад нашими современниками – ученными этого института. А Дэн продолжал:
-- Мы запускаем в прошлое своих людей с целью добыть достоверные факты из жизни тех личностей, которые вошли в историю, и, благодаря которым, изменилась жизнь на земле в лучшую или худшую сторону. На данный момент нас интересует эпоха модернизма, сразу после НТР. Известно, что у многих людей бывшего дворянского сословия в то время были слуги. Имена слуг, разумеется, не вошли в историю. Мы отслеживаем события, немного опережаем их и подсылаем на службу к данной личности своего человека. Таким образом, он непосредственно соприкасается с жизнью исследуемого субъекта и его деятельностью. Но как же тогда знаменитая теория Рея Бредбери о мотыльке, которого раздавили, и при этом изменилась судьба всего человечества? – спросишь ты. Теорию пришлось немного опровергнуть, проведя не один эксперимент. Не бойся, цепочка событий при этом не поломается, если все выполнять аккуратно и правильно, не вмешиваясь в судьбу и ход мыслей исследуемого. Ведь у них у всех были возлюбленные, которые вошли в историю и, которым они посвятили множество стихов. Но какое превеликое множество стихов было посвящено неизвестным людям и событиям. Кому они были предназначены, приходиться только догадываться. Ведь поэт – существо влюбчивое, ему, зачастую, все равно в кого влюбляться и плакать горько «над малым цветком, над каждою тучкой летучей». И сколько таких «тучек» было с ними рядом, которые не вошли в историю и ничего для нее не сделали, никто не знает. Вот тут-то мы и подсылаем своего исследователя. Нужно быть просто тенью возле него. Но тенью анализирующей события, подмечающей все факты до мелочей и снимающей их на мельчайшие камеры.
-- Шпильки, которые будут спрятаны у меня в шляпке...
-- Третий раз умница. Неоценимые качества для шпиона – сообразительность и отличная память. Вот за это мы тебя и взяли на работу. Перейдем ближе к делу. Известно, что у Маяковского была домохозяйка. Как ее звали, кто она была, история стерла все сведения. Мы хотим доверить это дело тебе.
-- Что-о??? К Маяковскому!!! О, как же я его люблю! Я их всех очень люблю… -- Лера сделала несчастную физиономию и шмыгнула носом.
-- Придется полюбить.
« Ну, парень держись, я тебе расскажу, как стихи писать надо, чтоб дети в школе потом не страдали над ними…»
-- Лера, что с тобой, ты в себе?
Лера покраснела от напряжения. Она не знала, что ждет ее там, в далеком двадцатом веке и много ли опасностей ее подстерегает. Теперь ей стало не по себе.

ГЛАВА 11.
--Известно, что домохозяйка у него появилась только в период прославления. До этого он мыкался по гостиницам, но жил не один – ты об этом должна знать.
-- Да, да, знаю о «друге на всю жизнь».
-- Ты постоянно меня поражаешь своими способностями. И настораживаешь умением прятать их. Для чего ты это делаешь?
-- Для того, что и вы постоянно скрываете от меня.
Дэн сделал вид, что пропустил мимо ушей Лерину поддевку.
-- У нас совсем мало времени. Мы должны полностью подготовить тебя к запуску. Всю неделю будем усердно заниматься. Но, когда мы тебя запустим, это не значит, что занятия прекратятся. При нашем расположении временем и пространством легко совмещать работу и дальнейшее обучение агента по мере необходимости.
-- А моя учеба в аспирантуре?! Как же моя дальнейшая учеба? – спохватилась Лера, о ней-то недавняя студентка совсем позабыла, -- У меня ведь вступительные экзамены через несколько дней, а потом – учебный год.
-- Об этом не беспокойся. Все будет настигнуто. Мы останавливаем твою ссылку во времени, ты попадаешь в свое время, делаешь все, что тебе нужно, а потом мы возвращаем тебя в ту секунду, из которой «украли» и ты дальше продолжаешь свои наблюдения.
-- А когда же я смогу подготовиться к экзаменам?
-- Ну, я не знаю, это уже тебе решать. Главное, чтобы об этом никто из людей прошлого века не догадался. Не нести и не оставлять наших знаний там у них. Даже распространенных фраз или слов, которыми мы пользуемся, типа «ОК!». Не вмешиваться в магистральные, основные события их жизни. Иначе, от этого может произойти путаница в событиях, кардинально измениться история и погубить человечество в целом.
-- Общаться с ними можно?
-- Не можно, а нужно. Но только в случае необходимости, чтоб не вызвать подозрения и лишних эмоций в свой адрес. Только на их языке и на общепринятые темы. Запомни, ты – посредственность, частица пейзажа, как куст или дерево, не привлекающая к себе особого внимания, но наблюдающая при этом очень внимательно. И не просто, наблюдающая, тебе все необходимо снять на камеру. Будешь вести себя правильно, все будет хорошо и с тобой ничего не случится. Поняла?
-- Поняла.
-- И так, на чем мы остановились? Ах, да, на домохозяйке. Нам необходима информация о данном субъекте с самого начала его творческого пути. Мы завербуем тебя в те моменты, где он встречал людей, чьи имена не вошли в историю и остались доселе неизвестными. Ими могли оказаться кто угодно. Это могли быть случайные попутчики или кратковременные романчики, о которых мы ничего не знаем. Но об этих незначительных событиях самим автором написаны немаловажные вещи. И мы хотим изучить их до конца, чтобы понять их суть лучше и проникнуться глубже чувствами автора.
-- И кем же буду я в этом случае?
-- Посмотрим по обстоятельствам.

Всю оставшуюся неделю Дэн обучал Леру всему, что необходимо, задавая ей двойную нагрузку. Еще более тщательный просмотр видеозаписей и обучение пользованию шпильками и пуговицами с вмонтированными видеокамерами. Тщательная отработка манер поведения в обществе того времени. Постоянные тренировки в спортзале. И, надо сказать, что Лера очень преуспела в кулачном бою и овладела не одним приемом кик-боксинга. И, как завершение всей картины подготовительного процесса – необходимость прививок против чумы, сыпного и брюшного тифа, холеры и других возбудителей болезней, которые были достаточно распространены в те времена. Параллельно с этими занятиями Лера успешно сдала экзамены в своем вузе, где обучалась ранее, для продолжения учебы на аспирантуре. Наступил день ее запуска во временно-пространственную разведку для наблюдения за данным объектом-RХ-j017.
-- Ни о чем не переживай, думай главным образом о задании. Если будет совсем туго, ты знаешь, где находится спасительный подвал со встроенной в него панелью перемещения во времени. Да только смотри, будь внимательна, не забреди с перепугу в ледниковый период или на северный полюс к медведям. Иначе, тогда точно не спасем.
-- В чем заключается моя задача?
-- Необходимо достать некоторые сведения о жизни поэта в раннем его возрасте. Мы направляем тебя в Грузию. Необходимо будет вести себя так, чтобы он ни в коем случае не увидел на свету твоего лица. Камера отлично снимает каждую деталь и в потемках. Пробудешь ты там, на первый раз, не долго, один вечер. Посмотрим, как ты справишься с этим заданием, потом доверим посложнее.
-- А если не справлюсь?
-- Об этом и думать забудь. У тебя нет выбора.

ГЛАВА 12.
Лера очнулась в слабом свете заходящего солнца. Она не сразу поняла, где находится. Свежий воздух был насыщен терпким запахом трав, в основном, лаванды и мелисы. Озон сразу же наполнил ее легкие, и от этого закружилась голова. Где-то за вершинами гор прятался огромный шар оранжевого солнца, и его остывающие лучи едва ли доносили сюда свой последний привет. Лера поняла, что сидит она на тропке между холмов. Скоро наступит ночь, и она останется в полной темноте совсем одна. Становилось прохладно. Где-то завыл зверь, может, просто собака. Но собак Лера тоже боялась. Что делать? Куда идти, в какую сторону? Где искать укрытия на ночь? Может, меня не туда закинули, ведь здесь никого нет? Вдруг Лера услышала вдалеке приближающийся шум. Это был топот. Целое стадо каких-то животных. Они приближались все ближе и ближе. Лера замерла в оцепенении. Она не могла понять, с какой стороны приближается топот и блеяние. Похоже, это была отара овец. Значит, правда, это Грузия. Но, где же тот субъект, что необходим для исследования? В следующий момент Лера еле успела отбежать в сторону. Откуда-то с вершины холма прямо на нее, как лавина, надвинулась масса животных. Они проходили мимо нее бекая и мекая, поднимая тучу пыли вокруг. Это действительно были овцы с длинной волнистой шерстью и бараны с огромными закрученными рогами. Лера закашлялась, стоя в кустах. Она, молча, наблюдала, как нескончаемое море животных движется мимо нее. Сердце замирало от страха, когда одно из них подходило очень близко. Что было делать? Она уже было решила – настолько не повезло ей с первым запуском, что и живой отсюда не выберется.
« До чего же я невезучая, меня прислали людей изучать, а тут – животные.»
Как вдруг, бесчисленное стадо закончилось, и в конце его показалась хрупкая фигурка пастушка. Он прутиком подгонял животных.
-- Мальчик, мальчик, -- закричала Лера, увидев человеческую фигуру, -- Как мне выбраться отсюда? Я заблудилась...
Но мальчик лишь прокричал ей что-то на совершенно непонятном языке, указывая прутиком на тропинку, ведущую вниз по склону, и скрылся вслед за отарой. Через несколько минут пыль улеглась, Лера протерла глаза и, вдруг, расплакалась от отчаянья. И зачем она только согласилась работать в этом смутном заведении под названием НИИ. Ее попросту обманула шайка шарлатанов, незаконно проводящих эксперименты и выдающих себя за научных сотрудников. Что ей делать теперь? Скорее всего, адаптироваться как Маклухо Маклаю на необитаемом острове среди дикарей, не зная даже их языка. Лера плакала, растирая слезы по пыльному лицу, и от этого оно стало грязным. Вдруг она услышала неторопливую речь вдалеке. Лера перестала плакать и прислушалась. Голос был юным и бодрым. Он принадлежал мальчишке или взрослой девушке. Но это не был диалог. Разговор вел сам с собой один человек, а, может, он напевал песенку. Звуки приближались все ближе и ближе. Лера практически замерла в кустах, прислушиваясь к каждому слову, пытаясь понять, на каком языке речь. Но понять ничего не смогла, уж слишком далеко был говорящий. Наконец, из-за холма показалась фигура. Это был мальчик лет десяти. На нем были простецкие холщевые штаны и блуза, подпоясанная плетенным веревочным пояском с кисточками. Он шел, весело размахивая стебельком какого-то цветка, и, не то пел, не то говорил сам с собой. К Лериной превеликой радости речь его оказалась русской со вставленными грузинскими словами. Мальчишка шел по тропке, где раньше стояла Лера и, так бы и прошел, не заметив ее, как она сама окликнула его:
-- Мальчик, мальчик, помоги выбраться отсюда. Я заблудилась.
Мальчишка резко остановился возле нее, пристально разглядывая ее силуэт.
-- Откуда сама-то?
-- Я из ближнего селенья. Пошла прогуляться и заблудилась.
Голос Леры дрожал при этом, наготове расплакаться вновь.
-- Ближайшее селенье – казачий хутор. У меня там нет друзей. Да не реви, дурра, помогу я тебе выбраться. Только не говори никому.
Мальчишка весело зашагал вдоль по тропке, а Лера поспешила вслед за ним. Он был рослым для своих лет, почти с нее ростом и только тонкий мальчишеский голос выдавал, что он еще перебывает в счастливом детском неведении превратностей этой жизни.
-- А как тебя зовут, мальчик? – робко спросила Лера.
Но мальчишка вел себя не робко, и это еще больше смущало Леру. Она почувствовала себя рядом с ним нескладехой.
-- Меня зовут Владимир, -- не без гордости твердо и уверенно ответил он так, словно единственный на свете носил это имя.
У Леры дрогнуло внутри: так, может, это тот Владимир, который нужен.
-- Ты русский?
-- Да.
-- А фамилия твоя как?
-- Маяковский.
Лера обомлела. Тропинка вела ее по верному пути, теперь бы с нее не сбиться. Никакого обмана не было. Она почувствовала себя ответственной за выполнение задания.

ГЛАВА 13.
Извилистая тропка вела вниз по склону ущелья. Солнце почти совсем спряталось за горы, и скоро должна была воцариться полная тьма и тишина.
-- Нам далеко еще до хутора. К ночи не успеем и заблудимся. Пойдем лучше ко мне, я здесь живу неподалеку, -- предложил мальчишка.
-- Пойдем,-- обрадовалась Лера, все шло по плану, как задумано. Именно туда ей и было нужно сейчас.
-- Зовут-то тебя как?
-- Меня – Катерина. А тебя мама дома как называет?
-- Володя, -- слегка смутившись, ответил мальчуган.
«Не такой уж он и задиристый, -- подумалось Лере, -- Есть в нем едва заметная чувствительная жилка, прикрыть которую он во всю стремиться чрезмерной энергичностью.»
Мальчишка напевал себе под нос какую-то песенку. Потом вдруг громко продекламировал, почти пропел:
« Люблю я цепи синих гор,
Когда, как южный метеор,
Ярка без света и красна
Всплывает из-за них луна,
Царица лучших дум певца
И лучший перл того венца...»

--Лермонтов, -- поняла Лера.
-- А ты грамотная, все знаешь.
-- Я гимназию закончила.
А про себя Лера подумала:
« А ведь это не правда, что он поэзию не любит. Он же вырос на ней. Но, тем не менее, написал в автобиографии «стал тихо ее ненавидеть». Это когда его заставляли зубрить наизусть непонятные строки: «Помню – специально для папиных именин:
Как-то раз перед толпою
Соплеменных гор...
«Соплеменные» и «скалы» меня раздражали. Кто они такие, я не знал, а в жизни они не желали мне попадаться...»
Достаточно строптивый характер у мальчишки. И противоречивый. Ну, гений же. Кавказец в душе, в крови – славянин. Но гордый непокорный и горячий грузинский нрав всю жизнь будет играть в его сердце страстями.»
Лера с любопытством пыталась разглядеть в потемках исследуемый силуэт. Ей необходимо было снять его как можно подробнее и со всех сторон. Она, улыбаясь, разговаривала с ним, пыталась смазать все острые углы и колючки при этом, которых у парня было полно. Поворачивалась к нему всеми пуговицами на блузке и другими местами, где были видеокамеры – на заколке в волосах, и даже сзади на булавке в длинной юбке.
Солнце село окончательно, но вышла старушка луна и осветила вершины гор, о которых только что пропел будущий поэт. Подул прохладный ветерок, растрепывая длинные Лерины волосы и холщевую юбку до самого пола. Лера поежилась.
-- Что, замерзла? Сейчас придем, уже почти дома.
С этими словами мальчишка попытался обнять Леру за талию, но она ловко выкрутилась и подбежала к дереву, росшему на краю отвеса.
-- Смотри, какой вид отсюда.
« Ну и плут же ты малолетний. С тобой надо быть на чеку.»
-- Подумаешь, вид! Вроде я не видел никогда. Все вы женщины одинаковые – красота, поэзия. Пустота это все.
« Значит, поэзия его интересует, только та, что ближе к делу. Все вы мужчины одинаковые, об одном только и думаете!»
Но вслух Лера произнесла, как настоящая барышня девятнадцатого века:
-- Нет, что ты, здесь бывал Пушкин.
Лера пыталась понять, какого цвета у него глаза, но в темноте это сделать было крайне трудно.
-- Пойдем скорее, не то и ко мне домой добраться не успеем.
С этими словами он круто развернулся и, не оглядываясь, поспешил вдоль по тропке, ведущей вниз горы. Лера еле поспевала за ним следом.

ГЛАВА 14.
-- Уже пришли.
Дом уже был виденным Лерой на видео, но теперь он показался ей совершенно другим. Бывшая старинная грузинская крепость – теперь жилое помещение в два этажа. Мальчишке, должно быть, это все было жутко интересно. Чувствовалось, он в тайне гордиться своим местом жительства. Он по-хозяйски провел Леру на второй этаж.
-- А что на первом? – спросила Лера, зная ответ заранее, ей необходимо было услышать информацию от него самого.
-- Винный заводик.
-- Ух, ты, как интересно! Покажешь?
-- Че там интересного? Вино давят из винограда, жарко. Ладно, завтра покажу.
С этими словами мальчик отворил тяжелую дубовую дверь. Они вошли. Лера сразу же окинула взглядом помещение. Бояться здесь, что увидят ее лицо, было пока нечего. Электричества не было и в помине, никто не знал, что это такое. Вся комната была слабо освещена светом керосиновой лампы, стоящей на столе посреди большой комнаты, вероятно, зала.
-- Мама, это Катерина, из казачьего хутора, в горах заблудилась. Можно, у нас переночует? -- обратился он к женщине, сидящей за столом у лампы. Она что-то шила.
Женщина взглянула на Лерин силуэт в потемках. Вероятно, он ей понравился.
-- Ну, конечно, можно. Места на всех хватит, -- ответила она мягким голосом, -- Сейчас будем ужинать, присаживайтесь к столу. Только умойтесь сначала.
Мальчишка, ни слова не говоря, провел Леру в другую комнату к умывальнику. Когда-то такой был у Лериной бабушки в селе и то, Лера видела его в раннем детстве один раз. Он, каким-то образом, уцелел у нее с незапамятных времен. Был передан прабабушкой по наследству и служил на тот случай, когда в водопроводе не окажется воды. Мальчишка гостеприимно подал Лере полотенце. Они по очереди умылись.
« Как интересно, я вытираюсь тем же полотенцем, которым вытирается он, кто мне может не позавидовать… -- и вдруг у Леры в груди что-то невольно защемило, -- Бедный мальчик ничего не знает, зачем я здесь. Но ведь я ничего плохого не делаю, -- тут же успокоила она себя.»
Они вернулись в зал. На столе было все уже накрыто и расставлено. Вся семья была в сборе. Мать, отец и две сестры.
« Отлично, мне удастся снять всех и все, что мне нужно.»
Лера заняла место в отдаленном углу так, чтобы ее другим не было видно. Зато ей было видно всех. Удачное место для съемок. Но тут вмешалась мама:
-- Катя, садитесь рядом с Володей, не стесняйтесь.
-- Нет, нет, что вы. Мне как раз хорошо его видно… То есть, разговаривать с ним… -- запротестовала Лера.
-- Да вы не бойтесь его, он только с виду такой. Он добрый.
-- Мама, ну что вы, -- смущенно запротестовал Володя, -- Пусть сидит, где хочет.
Потом вмешался в беседу папа.
-- Катерина, а вы из какого хутора? Тот, который ближе к старой мельнице или в трех верстах от клепочного завода?
У Леры все похолодело внутри:
-- Ой, я не знаю местности. Мы недавно сюда переехали.
-- И, откуда же вы будете родом?
-- Из окрестностей Приднепровья, -- выпалила Лера, надеясь, что там у них никого знакомых нет.
-- Правда?! – обрадовался глава семейства, – А я тоже родом с Украины. Из запорожских казаков буду.
Лере опять чуть не стало плохо. Кусок стал у нее в горле, она чуть не поперхнулась.
-- Вот вода, -- услужливо предложила старшая сестра. Они все были в тайне заинтригованы незнакомкой, -- А когда у тебя день рождения?
-- В июле, -- по привычке брякнула Лера.
-- Ой, как у Володи, -- поддержала старшую сестру младшая, -- А какого ты года рождения?
« Володе сейчас десять, мне двадцать с лишним…»
-- Восемьдесят четвертого, -- сориентировалась Лера.
-- Почти как я, а мы думали ты моложе, -- заверила старшая.
-- У тебя жених есть? Дома хватятся? – сыпали вопросами сестры.
-- Я завтра утром провожу домой и все объясню, -- вступился Володя, -- Пойдем, я чего покажу.
Он стал водить по комнатам Леру и показывать ей все до мельчайших подробностей. Видимо, «Катерина» понравилась всему семейству, а, может, это были просто гостеприимные доброжелательные люди.
-- Ты где гимназию заканчивала?
-- У себя дома.
-- А на лошадях любишь кататься?
-- Ну, в общем, да. Но не всегда, -- Лера опять впала в отчаяние, на лошадях «юную казачку» ездить не научили.
-- А я люблю. Пойдем, покажу.
И мальчишка потащил Леру на улицу. Он привел ее в небольшое стойло. Там было несколько лошадей разной масти. Он подошел к одной из них. Нежно погладил по гриве.
-- Это мой. Красавец. Мальчик звать. Мы завтра на нем с отцом в объезд по лесничеству поедем. Поедешь с нами?
-- Я бы с радостью, но мне домой надо.
-- Это не долго. Я потом вмиг на нем тебя домой домчу.
-- Н-ну ладно… -- робко произнесла Лера, чувствуя себя при этом заколдованной принцессой, которая с рассветом должна превратиться в лягушку.
« А жаль, с ним интересно. И мы, кажется, подружились. Ну, может Дэн что-нибудь придумает…»
Потом все вместе отправились спать. Дети спали все в одной комнате. Там же нашлось место и для Леры рядом со старшей сестрой. Раздеваться она не стала, сняла только юбку и положила рядом собой на стул. Ей предстояло встать завтра до рассвета при первых петухах и выйти незамеченной.
Когда все заснули, и послышалось мерное посапывание, Володька легонько запустил в Леру небольшим яблоком, которое валялось на, рядом стоящем, столике.
-- Эй, а ты кроме Пушкина еще кого-нибудь читала?
-- Читала, -- робко отозвалась она, ей все-таки хотелось еще пообщаться с необычным собеседником.
-- Жуля Верна, «80 тысяч лье под водой.»?
-- Читала. Но мне больше нравятся «Дети капитана Гранта».
-- Тоже неплохо.
« Эх, если бы ты видел экранизацию того и другого. Эти подводные виды. Или хотя бы, канал Дискавери… Вот бы тебя к нам. Ну, хоть на минуточку, хоть на секундочку… Может, это возможно?…»
Сон брал свое, ресницы Леры смыкались.

ГЛАВА 15.
Лера сквозь дрему смутно различила крик первого питуха. Тяжелые веки едва поднимались. Зашториное окно было совсем еще темное, но через полчаса забрезжит рассвет и Лера это знала. Это значило, что нельзя терять ни минуты. Она осторожно приподнялась на локте. Вокруг темнота да сопение спящих рядом. Лера, медленно приходя в себя после сна, стала припоминать события вчерашнего дня. Как она здесь оказалась, кто с ней рядом. И, вдруг, ей бешено захотелось домой. Все эти события показались ей просто сумасшествием. Она – шпион в семье великого русского писателя… Да обычная семья, обычные люди! Нет, хватит, назад, к себе, в свою семью. Лера стала сползать на пол и неловко зацепила спящую сестру. Та заворочалась и проснулась.
-- Ты куда?
-- На двор. Мне надо.
С этими словами Лера быстро схватила юбку с драгоценной булавкой и, не одевая, пока никто не проснулся, тихо, как кошка шмыгнула в дверь.
Она, перемахнув через ров, по не поднятому мостику вышла за калитку. Куда дальше идти? Лера растерянно смотрела вокруг. Неловко надетая юбка неуклюже топорщилась спереди. Внезапно Лера испытала такое же отчаяние, как и при первой минуте пребывания здесь. Она неловко двинулась вперед.
-- Лера, Лера! – вдруг послышалось сквозь прохладный утренний туман. Где-то вдалеке показалась узкая полоска света. Она очертила вершины гор и спящие верхушки деревьев. В этот ранний утренний час Лере показалось, что с ней творятся неимоверно мистические вещи.
-- Лера, сюда! Ты, что оглохла! – снова послышалось сквозь дрему природы.
Лера в отчаянии оглянулась. Вдруг откуда-то из-за кустов выскочила взлохмаченная физиономия. Лера не успела даже рассмотреть, только по железной хватке поняла:
-- Дэн!
-- Не кричи, людей разбудишь, -- полушепотом зашикал он прямо ей в ухо.
Но Лера не могла сдержаться. Она обняла его дрожащими руками и зарыдала.
-- Т-ш-ш, тихо, тихо, -- успокаивал он ее, -- Нам пора. Сюда.
Они скользнули меж ветвей кустарника в узкий проем. Вот он, спасительный круг. Яркое фиолетово-сиреневое сияние и – дома.

-- Ну, как самочувствие? – Дэн заботливо усаживал Леру в кресло и поил крепким кофе с подкрепляющими биодобавками. Он опять мерил приборами ее давление, пульс, снимал энцефалограмму работы мозга.
-- Даже не могу передать ощущения, словно все было не со мной.
-- Это нормально. Многие переживают то же самое в начале эксперимента. У некоторых после первой заброски такое состояние длиться некоторое время. Приходиться выводить их из комы, но и это нормально. А ты, я вижу, молодцом. Держишься. Что чувствуешь, расскажи?
-- Ой, столько впечатлений… Оказывается, это нормальный парень, любит фантастику и приключения. Он мне понравился. А нельзя ли его к нам. Ну, хоть на одну минуточку.
-- Лера, Лера, -- с упреком покосился на нее Дэн, -- Кажется, он слишком тебе понравился. Ты забыла, что парень не совсем нормальный и мы для него тоже. Ты что, хочешь лишить мир великого гения?! Мы не должны вмешиваться в их жизнь.
-- Мы же вернем его обратно…
-- Лера, не серди меня! Ты задаешь глупые вопросы, не свойственные тайному агенту. Если ты будешь мыслить в том же духе, мы будем вынуждены отстранить тебя от работы.
Лера угрюмо потупилась в край стола, чувствуя, что делает глупость.
-- Я больше не буду, -- замялась она.
-- В таких случаях, когда лезут в голову нелепые идеи, вспоминай рассказ о мотыльке, которого раздавили, и изменилась судьба всего человечества. Но перед нами не мотылек. Судьба будущего может измениться так, что и мы исчезнем с лица земли, и все остальные.
-- Но ведь ты сам говорил, все будет так, как должно быть, даже если будет наоборот.
-- Не в этом случае. Мы можем подставлять своих агентов, только в те события, которые уже сбылись. Кстати, как тебе удалось ночью перешмыгнуть через крепостной ров? Ведь мостик на ночь поднимается? – Дэн сделал хитрые глаза.
Лера замерла с полуоткрытым ртом. Она только сейчас поняла, что ей грозила куда более серьезная опасность.
-- Да, да, голубушка, -- Дэн видел ее напряжение и решил его смягчить, -- Для этого и существует наша служба. Наши люди работу знают.
Он достал ноутбук в виде узорчатой ракушки и поставил на стол перед Лерой. Сам сел рядом.
-- Ну, что, давай посмотрим материалы, которые ты принесла.
Лера охотно закивала головой.

-- А ты замечательная артистка, -- похвалил ее Дэн после просмотра, -- Артистка, шпион и аналитик. В общем, можно тебе давать более сложные задания. Первоначальный опыт у тебя уже есть. Самое главное, не впадай в панику. Мы в любом случае подоспеем на помощь.

ГЛАВА 16.
Лера шла, осторожно ступая по каменной мостовой. Длинная бархатная юбка непривычно слегка путалась в ногах. Сверху облегало приталенное, такое же длинное, фетровое пальто. Дул пронзительный осенний ветер, срывая с головы шляпку. Лера придерживала ее рукой, обтянутой кожаной перчаткой. Под шляпкой, лицо ее было плотно закутано в шерстяную вязанную шаль, серого цвета. Так, что можно было не бояться, что ее кто-нибудь запомнит даже днем.
Вот она, Бутырская тюрьма. Лера спешила на свидание к экс-мужу, который сидел за распространение нелегальной литературы. Но встретиться она должна была с совершенно с другим человеком.
Лера подошла к входным воротам.
-- Вы к кому? -- строго спросил надзиратель.
Лера назвала имя и фамилию своего супруга. Затем назвалась сама.
-- Его здесь нет. Вчера он был направлен в другую тюрьму за нарушение дисциплины.
Лера нарочито вскрикнула:
-- Господин начальник, позвольте мне хотя бы у друзей его спросить, как он жил здесь в последнее время. Как теперь к нему добраться.
Надзиратель отворил перед нею ворота.
«А «менты» здесь добрее, чем у нас. А, может, глупее. Ведь я могу пронести запрещенную литературу или сведения, важные для побега.»
Но, тем не менее, Лера ступила на порог тюрьмы и, грациозно, как истинная аристократка, зашагала вдоль по мрачным коридорам. Надзиратель следовал за ней, не отступая ни на шаг.
-- Надо обратиться к старосте заключенных. Он все о каждом знает. Чаще всех с ними общается.
Он подвел Леру к одной из камер и загремел ключом в скважине. Отворилась решетка, за ней другая, затем тяжелая дверь. Надзиратель вошел вглубь полутемной камеры и объявил сидящему в ней:
-- К вам пришли… и хочет спросить про своего супруга… отправили по этапу…-- все, что могла расслышать Лера за его спиной.
Затем надзиратель обратился к ней:
-- Входите.
Сам он при этом не собирался выходить из камеры и, в течение всего разговора, присутствовал рядом.
Лера подошла к находящемуся в камере человеку, который считался старостой. Он сидел на стуле перед окном, откуда пробивался слабый свет и что-то рисовал карандашом на обрывке грубого ватмана. Лера пригляделась к нему, как могла. Как она и ожидала, это был совершенно молодой человек. Он был высок, это чувствовалось, даже когда он сидел. В полутьме она смогла различить пробивающиеся усики у него над верхней губой и строгий взгляд огромных глаз под насупленными бровями. На вид ему было сейчас лет восемнадцать, но Лера знала, что ему лишь четырнадцать. Она остановилась перед ним. Присесть было негде, но молодой человек встал и предложил ей свой стул. Лера покраснела, хорошо, что в темноте не было этого видно:
«Ну и дела, у нас от воспитанной молодежи уважения редко дождешься. Кажется, из написанного в источниках, он должен быть озлобленным.»
Лера замялась, стесняясь присесть на предложенный стул, но парень и не думал возвращаться в прежнее положение. Встал и отошел в другой угол комнаты. Лере пришлось сесть на стул, чтобы он вернулся назад и приблизился к камерам, встроенным в ее одежду.
-- Вы староста? – начала она расспрашивать мягким просящим голосом.
-- Да, я.
-- Но вы так молод. Вам должно быть сложно?
-- Мне узники здесь доверяют. Они хотят, чтобы я рисовал их с натуры. А вам чем могу быть полезен?
-- Вы знали моего мужа? -- Лера назвала фамилию и имя.
-- Да, он из двадцать седьмой камеры. Его вчера по этапу отправили в какую-то губернию.
-- О, мальчик, -- почти зарыдала Лера, расскажи, что-нибудь о нем.
Молодой человек не бросился успокаивать Леру. Он стал подробно рассказывать о ее, так называемом, муже. Говорил много хорошего. Во время разговора он что-то рисовал. Когда закончил рассказ, достал откуда-то еще один кусок изрисованного ватмана, протянул Лере:
-- Возьмите, это вам. Я рисовал и его. А вот это, -- он протянул только что изрисованный ватман, -- Тоже вам, на память.
Лера бегло взглянула на портрет «мужа», которого в глаза никогда прежде не видела, и разрыдалась:
-- Спасибо, спасибо, мой дорогой, -- Она стала пожимать и нежно гладить его руку, -- Спасибо.
-- Свидание окончено, -- вдруг послышался за спиной голос надзирателя, который присутствовал на протяжении всей их беседы.
-- Поставь здесь, пожалуйста, свою подпись, чтоб я помнила тебя очень долго.
Парень размашисто что-то начертал на обоих листах и отдал их Лере.
-- Да хранит тебя господь, -- Лера трижды перекрестила его и направилась к выходу.
Надзиратель шел за ней следом вдоль по мрачному коридору. Возле проходной он потребовал показать рисунки. Лера подчинилась. Она знала, что если внушит поведением подозрение, то ценнейший для нее груз могут отобрать.
-- А, сантименты, -- махнул рукой надзиратель и вернул Лере ватманы.

-- Ну, ты молодчага! -- рассматривал Дэн Лерину «добычу», -- Такая находка для музея, да еще с подписью, и как тебе удалось?
-- Да, кто знает, он сам предложил.
-- Видно ты играла как надо. Сумела разжалобить. А это что? – Дэн развернул второй ватман.
К своему великому удивлению Лера увидела перед собой... собственный портрет. Оказывается, в полутьме, пока он разговаривал с незнакомкой, почти наугад, сумел изобразить ее. Скорее, не так, как видит, а как чувствует.

ГЛАВА 17.
-- И так, кое-что из его прошлой жизни нам уже известно. Но нам необходимы достоверные источники данных. А что может быть достовернее его собственных показаний. Необходимо подослать для него мудрого опытного собеседника.
-- А если он соврет?
-- Ведь ты же психолог, Лера! Сделай так, чтоб не соврал.
-- Да, но ведь так мало сведений добыто. Всего лишь рисунок, да видеосъемка семейного очага.
-- Лера, ты меня удивляешь и нас недооцениваешь. Ты хороший знаток своего дела, но постоянно задаешь ненужные вопросы. Кроме тебя работают еще люди. В разное время и в разных местах они сталкиваются с нужными нам людьми. Крупинка к крупинке – вот он, психологический портрет исследуемой личности. Без всяких сплетен и ошибок биографов. И ты вносишь в наше дело неоценимую лепту.
-- Куда забросите на этот раз?
-- В поезд. Он будет следовать из Саратова в Москву. 1913 год. Нашему герою едва ли стукнуло двадцать. Ты должна стать его попутчицей и интересной собеседницей. Интересной не для того, чтобы понравиться, а чтобы выудить необходимую информацию.
-- А, припоминаю, -- мигом сориентировалась Лера, у которой была замечательная память на прочитанное и оставившее впечатление, -- «Облако в штанах». Только в этой поездке, кажется, он должен завалить меня вопросами.
-- Лера, ты же психолог. Должна из оговорок извлекать истину. И, вообще, направляй его вопросы так, как нужно тебе. Мне ль тебя учить?!
-- Ну, это все бы ничего. Да только он парень бравый. Это я поняла с первой встречи. А, вдруг, приставать начнет?
-- Делай так, чтоб не приставал. Ты барышня благородных манер. Пусть он тебя стесняется, там все не так, как у нас. Но в любом случае, в вагоне полно людей. Бригада наших телохранителей всегда начеку. Приемы борьбы пока не применяй, оставишь о себе неизгладимое впечатление, а это поведет к созданию новых произведений, которых не должно быть.
-- Но ведь в его автобиографии написано…
-- Там ничего не написано, кто была эта девушка, как выглядела, отношение к ней. Ею может быть любая. Только не вздумай влюблять его в себя.
-- Ну, что я, по-твоему, роковая женщина. Мне не впервые. Разберусь.
-- Мы очень на это надеемся.

Лето. Июнь. В вагоне душно, мухи облепили стекло небольшого окна. Хотелось открыть форточку, но Лера не должна была делать это сама. Только мужчина и только по ее просьбе, иначе контакт не состоится. Лера терпеливо ждала своего попутчика. На ней было летнее платье из шелка, на голове соломенная шляпка с легкой вуалью, закрывавшей лицо. Вагон был второго класса, но лучше, чем остальные. И, наконец. Дверь купе распахнулась. Лера замерла от напряжения, во всю рассматривая вошедшего. Ей с трудом удалось взять себя в руки, изображая надменный хладнокровный взгляд. От волнения озябли руки. Голос мог предательски сорваться или охрипнуть.
Попутчик, как ни в чем не бывало, вошел, поздоровался и почти увалился на скамью, кинув модную фуражку на стол возле окна. Он вытер потный лоб платком. Лера искоса следила за ним. Парень был высок, темноволос и темноглаз. Судя по взгляду, направленному прямо на нее из под широких бровей, никому не собирался кланяться и угождать. Темные пряди густых волос то и дело падали на лоб и он поправлял их движением ладони назад. И вдруг Леру как молнией поразило:
« Славка, да ведь это же Славка из десятого «Б» класса! Ведь это же он…»

ГЛАВА 18.
Славка учился в той же школе, что и Лера, но пришел он в нее гораздо раньше, в конце девятого класса. Отъявленный двоечник и хулиган. Вся школа содрогалась после его прихода. Ходил он в школу, когда вздумается. Его в этом, как ни странно, никто не напрягал. Учителя отдыхали, если его не было на занятиях. Иначе, он норовил во всем сделать замечание преподавателю. Особенно на уроках истории и литературы, подчеркивая отсутствие подлинности в источниках информации, которые заставляли изучать. Он был хитер и остроумен, и не столько необразован, сколько своенравен в собственных взглядах на жизнь. Учителя, включая директора, пытались перевоспитать строптивца, или, скорее, сделать вид, что они это делают. Нет, они его побаивались. Славка был в определенной степени начитан и науськан старшими товарищами и на каждое порицание находил обоснованную отговорку.
Ходил Славка, исключительно, в старых джинсах, не смотря на замечания учителей. Просто у него не было другой одежды. Темноволосый и смуглый, со жгучим взглядом карих глаз. Он был похож на цыгана. Сердцеед. Пленял девчоночьи сердца своими длинными ресницами и обаятельной улыбкой с ямками на щеках. Уж сколько вздыхательниц было у него за спиной, которые не только прощали все его грубые шутки, но и возводили их в знак внимания к собственной персоне, а потом переводили в легенду, пуская изустно рассказом по школе.
Хотя, некоторые более близкие к Славке люди, жалели его, зная неблагополучное положение его семьи. Отца у Славки, можно сказать, не было. Он ужасно пил, а потом и вовсе ушел из дому, пропал неизвестно куда. Но, с тех пор, Славка мог спокойно ночевать у себя дома, не ожидая новых скандалов на пьяную голову со стороны родителя. Раньше часто он ночевал на чердаке и не являлся в школу.
Зарабатывать на жизнь пришлось рано. Он брал любую работу – дворником или мусорщиком, мыл чужие машины за копейки. Ему хотелось хоть как-то поддержать убитую горем мать.
Лера не осуждала вихрастого парня, но, все же, его побаивалась. Вероятно, он чувствовал это. Постоянно норовил выбить портфель из ее руки, сделать подножку исподтишка. Однажды, не рассчитав, он так саданул по школьной сумке сзади, что Лера не удержалась и упала прямо на грязный асфальт после дождя. Она чуть не зарыдала в голос от унижения и досады, что никак не может ответить этому негодяю. Рыжая челка разметалась в разные стороны, упала прямо на глаза, придавая курносому личику угрожающий вид.
-- Ах ты, гад! Вот, я тебе! – стала грозить она кулаком.
А Славка стоял напротив и нагло усмехался. И у Леры брызнули слезы из глаз просто от бессилия.
-- Ой, упала, -- неожиданно мягким тоном произнес вдруг Славка, -- Вымазалась и коленку ушибла. Ну, вставай, давай помогу, -- он протянул ей руку.
-- Не трогай! Обойдусь без соплей! -- резко ответила Лера.
-- Давай помогу, -- грубовато и настойчиво требовал Славка.
Он схватил Леру за предплечье и дернул, едва не вывихнув его.
-- Не трогай! -- заорала во все горло Лера от боли и злости.
Славка отшатнулся от ее крика в сторону и отступил. Лера поднялась, потирая руку, взяла сумку и поковыляла домой. Все уроки сегодня в школе были окончены. Но Славка не отставал. Он шел поодаль, наблюдая за Лерой. В руке у него была травинка, которую он покусывал и размышлял, что делать дальше. Вдруг он подкараулил момент, когда Лера перекладывала сумку из одной руки в другую, изловчился и выбил ее из рук ногой. Сумка со свистом отлетела в сторону.
-- О, опять упала, -- довольно произнес Славка, -- Летучий день у тебя сегодня.
Он подхватил Лерину сумку с земли. Та от удара о землю раскрылась. Славка наспех собрал учебники, вывалившиеся из сумки, и сгреб их обратно в нее.
-- А что в ней лежит еще? -- он полез грубыми лапами в сумку к Лере и, на весу, доставал предметы из нее и рассматривал, -- Так, яблочко, можно съесть, -- он откусил от сочного яблока кусок.
Лера забеспокоилась. В сумке были ее девичьи секреты – фотки с другими мальчишками, записки от девчонок.
-- Отдай, -- заволновалась она, пытаясь вырвать сумку.
-- Яблочка хочешь, -- издевался Славка, -- Да на, я не жадный.
Славка ткнул Лере в лицо надкушенное яблоко. Лера ударила по руке Славку и выбила яблоко. Вдруг Славка выпустил сумку из рук и обнял Леру за шею:
-- Ты проголодалась? Сейчас я тебя покормлю.
Он сделал жест губами в направлении ее раскрасневшихся губ. От злости Лера со всей силы стукнула Славку по лицу и отскочила в сторону.
-- О, вот это удар! Мастерски, -- потирал он ушибленную щеку, -- А мне даже понравилось.
Лера, не оборачиваясь, шла прочь по тропинке, устеленной клевером и спорышом. Славка пробовал увиться за ней следом, но отстал.

ГЛАВА 19.
-- Простите, можно ли приоткрыть форточку в купе?
-- Конечно, можно. Даже нужно.
Парень с готовностью поднялся со скамьи и открыл фрамугу. Поезд уже тронулся и в окно ворвался свежий ветер. Он снес мух с окна, растрепал занавеску и хлынул прохладной свежей струей Лере в лицо. Вуаль затрепетала, сопротивляясь свежести. Лере хотелось сорвать душную шляпку и кинуть на стол рядом с фуражкой незнакомца. Но… хорошие манеры… маменька не велит заговаривать с незнакомцами первой и открывать перед ними прелестное личико. Хотя, один из запретов, она уже нарушила. Но второй принадлежал по закону фирме, на которой она сейчас работала.
Парень снова плюхнулся на скамью, развалился на ней, опершись о спинку и широко раскинув длинные колени перед собой. Он достал сигарету.
-- Можно? – спросил он у Леры, -- Я возле окна.
Лера чуть было не кивнула головой, но тут же вспомнила – хорошие манеры…
-- Ах, этот дым. Я просто задыхаюсь. Пожалуй, я выйду. С курильщиками так трудно.
И, скорчив обиженную гримасу, она собралась выйти из купе.
-- Да, нет уж, лучше выйду я. С некурящими женщинами так трудно.
-- Нахал, -- кинула она ему вслед.
Парень вышел в тамбур.
« Ну, вот, а вдруг он не вернется. Кажется, я проваливаю задание. Свои должны помочь.»
Лера смотрела в окно и ждала. Поезд ехал настолько медленно, что казалось, его можно настигнуть пешком. Зеленые ветви иногда проскальзывали в открытое окно. Парень, накурившись, вернулся. Увалился на ту же скамейку, где сидел раньше, напротив Леры.
«Ура! -- екнуло у Леры в груди, — Все идет по плану.»
Сигареты, которые он курил, вероятно, были крепкие и запах от них распространился по всему купе. Лера невольно чихнула.
-- О, я не переношу этот запах.
Парень, нахмурив брови, молчал. Лера стала обмахиваться веером, предполагая дальнейшие действия. Разговор не клеился. Вдруг парень неожиданно произнес каким-то ласковым тоном:
-- Да вы не бойтесь меня. Я и не мужчина даже, а что-то вроде облака в штанах.
Эти слова прозвучали для Леры своеобразным сигналом к боевым действиям, как пароль у зашифрованной двери.
« Сейчас он начнет исправлять положение, чтобы эта, пресловутая теперь, фраза ни кем не была услышана после…»
И вправду, парень вдруг начал оживленно болтать на разные темы и сыпать вопросами, желая убедиться, что Лера ничего уже не помнит. Лере было ужасно смешно, и она едва не расхохоталась. Ну, во-первых, на что такой вычурной девице, которая только и думает о своей репутации, твои обороты, и где она сможет их применить? А потом, ведь он совершенно не знает о том, что она, Лера, уже знает все, о чем он напишет или уже написал. Но у парня был совершенно серьезный, озабоченный вид и Лере от этого становилось еще забавнее. Лера веселилась от всей души и, вдруг, ей стало жаль незамысловатого чудака. Как сильно он верит в то, что делает. Он без этого жить не сможет. И, будь он даже в настоящем времени с Лерой наедине, она бы и в этом случае не посмела разбить его святые мечты и чистые помыслы. А ведь здесь до них нет никому дела. Пока нет. Он одинок, но пока не знает даже об этом. У него все впереди…
-- Ты читала Анти-Дюринг? – спрашивал парень.
-- Нет, а что это? – Лера сделала удивленный вид.
-- Это новейшая литература.
-- О, как интересно, -- Лера изобразила глуповатую гримасу.
-- Меня из-за нее чуть из гимназии не исключили, -- не без гордости сообщал ей собеседник, -- Но я сам ушел.
-- О, какой ужас! – прикидывалась Лера, как могла, -- Бедный май бой, -- произносила она внос, а сама чуть не давилась от смеха.
-- А потом я сидел в тюрьме, -- парень видел заинтересованность собеседницы к его персоне и пытался заинтриговать ее дальше.
-- За что? -- Лера изобразила наивность и сострадание.
-- Я работал в партии большевиков и раздавал листовки. Мне тогда было одиннадцать лет. В четырнадцать попался.
-- О, май гот. Бедный мальчик.
«Хороша партия! Детей эксплуатировать наивных и доверчивых. Особенно, оставшихся без покровителя. А потом, они по тюрьмам, а политики снова у власти. Вот так у нас все делается с незапамятных времен. Белогвардейцы ведь тоже малолеток использовали. На войну посылали, свои чины защищать.»
Далее парень рассказывал Лере о своей судьбе подробнее. Все необходимые сведения она зафиксировала на пленке очень удачно. Без помех. В купе никто не мешал.
-- Последним моим училищем было Московское училище живописи ваяния и зодчества. Это было единственным местом, куда меня приняли без свидетельства о благонадежности. Я его сам избрал. Работал, аж пыхтел. Так хотелось получить образование и профессию. Стать на ноги, зарабатывать деньги. Ведь от меня дома три женщины помощи ждут.
-- Ты женат?
-- Нет, у меня мама и две старшие сестры. Я самый младший. Но меня выгнали и оттуда.
-- За что?
-- Там подражателей лелеют, как и везде, самостоятельных гонят. Все та же обывательщина. Я стал за выгоняемого. Да еще вел активную критику и агитацию против них. Генералитет искусства предложил прекратить, но я отказался.
-- А друзья у тебя там были или ты «сам на сам» с ними.
-- Ну, конечно! Дэвид Бурлюк. Это мой самый лучший товарищ. Он ввел меня в мир нового искусства и сделал из меня настоящего поэта. Поначалу, думал, писать не могу. Все не так получалось. Я с ним, когда впервые столкнулся, подрался. Вид у него наглый, на все с призрением смотрит через лорнетку. Я стал задирать. А потом, как-то после концерта столкнулись, и расхохотались друг в друга. Оказалось, мы одинаково ненавидим всю эту училищную и классическую скуку. Я ему тем вечером стихи свои читал первые, вернее – куски. Их нигде не печатали. Я сказал, что это не я писал. А он осмотрел меня сквозь лорнет да как рявкнет: «Да вы же ж гениальный поэт!» После этого знакомил меня со всеми и представлял знаменитым поэтом. А на меня потом рычал, отойдя: «Теперь пишите, а то вы меня ставите в глупейшее положение». Вот так и началась моя писательская жизнь.
Вечерело. Начинало смеркаться. В купе стало почти совсем темно.
« Как хорошо было бы снять эту душную шляпку с этой шторой на глазах.»
Вдруг парень резко присел очень близко к Лере. Он настойчиво и грубовато обнял ее за талию, потом резко поднял вуаль с лица. Шляпка упала с Лериной головы на пол. А парень, не задумываясь, стал целовать Леру крепко в губы. Это был Славка. Тот Славка… Лера не смогла даже ойкнуть в ответ.
Рано утром, когда туман еще не развеялся на перроне, а подопечный крепко спал, Лера стала пробираться к дверям вагона. Ей надо было уйти незамеченной.

ГЛАВА 20.
-- Все замечательно, но почему потом вдруг стало темно?
-- Наступил вечер, освещения было мало. Я выключила камеры и легла спать.
-- Ты, что, спала в купе? А если бы…
-- Ну, что ты, Дэн! Я же барышня благородных манер.
-- Смотри мне, барышня!
Лера с облегчением вздохнула и отвела в сторону взгляд:
-- Куда закинут меня еще?
Дэн пристально посмотрел Лере в лицо. Лера не отвела взгляд и смотрела прямо Дэну в глаза своими чистыми синими и невинными.
-- На этот раз закинем тебя к нему на дачу, -- объявил Дэн после выдержанной паузы, -- Нам необходимо узнать сам творческий процесс. Литературоведы нашего времени утверждают, что «Маяковского не представить в лесу. Если тот, разумеется, не «каменные джунгли». Хотя, это чушь. Он же родился и вырос на цветущем Кавказе. Может, он и не восхищался величаем его природы в своих поэмах, но о том, что он коренной южанин, говорит каждая его строчка. По некоторым сведениям, он любил природу, особенно водоемы и плавание в них. Известно, что большую часть времени летом поэт проводил именно на даче. Там написал много произведений. И мы хотим проверить это достоверностью фактов.

Лера снова брела по пыльной дороге, как в первый раз. Но теперь это были не горы и не кавказские ущелья, а обычный подмосковный дачный поселок начала двадцатого столетия. На Лере был легкий ситцевый сарафан, стыдливо прикрывавший коленки. Впрочем, нет, по тем временам, дерзко открывавший загорелые стройные голени. Вокруг благоухали июньские цветы, заботливо выращенные в дачных двориках и на верандах двухэтажных усадьб. Они свешивали свои обильные гроздья через узорчатые заборы. Где-то раздавалось пение соловья или иволги. Вероятно, река или водоем, были близко. Вечерело, медленно надвигались сумерки, и над дачным поселком взошла, едва различимыми контурами луна. Кое-где в двориках был слышен говорок местных жителей. Лера немного замечталась. Обстановка сама к тому располагала. По научно-исследовательскому заданию, она должна была постучать в нужную калитку, попросить воды и сказать, что заблудилась, да там и остаться на всю ночь. Известно, поэты – народ ночной, вечерним гостям только рады. Вот там, за чашечкой чая и выспросить все секреты творчества.
Лера в задумчивости постучала в красивую разукрашенную золотыми ангелочками калитку. Ответа сразу не последовало. Через несколько минут за забором послышалось басовитое пение. Мужской голос пел, или, скорее, распевался. Лера внутренне напряглась. Она не знала, что ее наблюдаемый еще и петь умеет. Почему ей этого не сказали. Вдруг калитка отворилась, и перед ней предстал высокий джентльмен с усами. Лера, как и следовало по сценарию, попросила у него немного воды. Тот призадумался, глядя на Леру с опаской. Затем впустил ее во двор, предложил сесть в плетеное кресло, а сам отправился в дом с резными верандами. Через некоторое время он вернулся, неся перед собой разрисованную алыми розами фарфоровую кружку с водой. Лера вдруг почувствовала, что действительно очень хочет пить. С жадностью она осушила всю кружку, наполненную до краев, тут же поблагодарив за это.
-- Простите, но я заблудилась, -- начала она отрепетированный заранее рассказ.
Джентльмен не дал ей договорить:
-- Пойдете по главной дороге, выйдите на дачную площадь, а там указатели на все стороны света, -- учтиво объяснил он, подводя Леру к калитке за локоть, -- Счастливого пути.
Лера в растерянности оказалась за порогом, опять на пыльной дороге.
-- Напоить путника – это святой долг каждого, но оставлять на ночь не известно кого – извините, -- слышался за калиткой бас усатого джентльмена. Вероятно, он жил не один.
«А ведь я заблудилась, -- подумала Лера.»
Лера двинулась дальше по улице в поисках. Уже совсем стемнело, облака плотно затянули горизонт, и вокруг ничего не было видно. Невозможно было найти в такой поздний час даже спасительный чуланчик.
« Ладно, поищу место для ночлега, а утром будет видно,» -- решила Лера и юркнула в один из заброшенных садиков. Там все заросло травой, и можно было спокойно переночевать под любым из фруктовых деревьев. Лера удобно пристроилась под грушей, свернувшись клубком. Но заснуть ей не дал внезапный шорох и хруст сухих веток. Кто-то пробирался по заброшенному саду. Нет, скорее, ломился. Он почему-то не шел по протоптанной, еще не заросшей тропке, а блуждал, словно в слепую, по зарослям кустов. Вдруг человек приблизился к груше, под которой пряталась Лера. Та насторожилась и юркнула за ствол, вцепившись в него пальчиками с длинными ногтиками, как утопающий в соломинку. «Дачный медведь» приблизился почти вплотную к Лере. Но, как ни странно, он ее не видел, а она его разглядела полностью, да еще и сфотографировала. Это был великан двухметрового роста, крепкого сложения и одет достаточно просто и легко. Его темную копну волос на голове растрепал ветер. Он что-то бубнил себе под нос и, кажется, ничего не видел перед собой.
«Жарко, -- вдруг произнес он, -- Покупаться бы…»
Оказывается, за садом был водоем. Великан сбросил с себя одежду и совершенно голый направился к озеру пружинящей походкой спортсмена.
«Вот тебе и раз, а ведь это он и есть, мой объект для наблюдения. И как я сразу не догадалась, ведь его ни с кем нельзя спутать…» И вместе с этими мыслями в Лерином воображении вновь неожиданно возникла фигура Славки. «Наверное, он стал таким же.» Лера вожделенно посмотрела плечистому великану вслед. Она проследила, ползя по кустам, пока он подойдет к песчаному берегу и войдет в воду до половины. В следующую минуту, он, с легкостью и грациозностью дельфина, нырнул с головой в вечернюю чистую воду. Над поверхностью мелькнули изгибы его мускулистого тела да голые пятки. Он поплыл по направлению к закату. Лере посчастливилось это все снять на пленку. Еще секунда и не выдержала она сама. « Славка, это мой Славка, -- стучало ее сердце, -- Неужели я увижу его снова!»
Она мигом разделась догола, чтоб не испортить ни одну из камер. Предохраняя заведомо, чтоб не снять лишнего, она спрятала одежду аккуратно в кусты. Хорошо запомнила, где, и мигом нырнула в воду. Великан возвращался назад к берегу, когда Лера вплотную подплыла к нему и обвила шею руками. Уже взошла луна из-за расступившихся облаков, но даже она не могла выдать тайну Лериного лица.
-- О, ты откуда такая?! -- ошеломленно воскликнул великан. Он твердо стоял на песке по шею в воде, а Лера находилась на плаву рядом с ним, -- Ты кто, русалка? Наяда?
-- Наяда, только лесная. У меня ножки есть.
И Лера обвила своими длинненькими ножками его торс. Дальше все происходило молниеносно. Двойник Славки впился в Леру своими ненасытными губищами и целовал всюду, где было возможно. Нет, это уже был не Славка. Лера была не рада, что связалась. А великан, насладившись водной страстью, схватил Леру в охапку, и вынес с собой из воды. Оказалось, что его домик расположен на окраине сада и, как его обитатель, имеет не совсем ухоженный вид. Великан внес Леру на своих руках прямо в неосвещенный дом. Он уложил ее на кровать, сам улегся рядом и, к Лериному счастью, уснул.
Лера проспала совсем не долго. Внутренняя тревога разбудила ее. Наверное, она боялась. Не теряя ни секунды, она высвободила из-под волос одну из своих потайных камер встроенных в заколку. Убедилась, что ее испытуемый крепко спит. На ощупь начала обследовать помещение, дабы найти в нем продукты творчества. Она осторожно подкралась к столу, нащупала там какие-то бумаги и наудачу сняла все, что могла. Она услышала, как великан заворочался. Затаила дыхание. Еще миг и Лера уже искала тропку по заброшенному саду при свете полной луны. Она забрала свою одежду под намеченным кустом, быстро облачилась в нее. Необходимо было найти чулан и – домой. К счастью, убежище оказалось рядом.
« А ведь он остается один на долгие годы, -- вдруг подумалось Лере и ей стало жаль незадачливого чудака.»

ГЛАВА 21.
-- Это все, что ты узнала о нем? Не густо.
-- Он рано лег спать в этот вечер.
-- Ты даже ни о чем не поговорила с ним.
-- Сначала я заблудилась… А потом не успела…
-- Ладно, для полуночных разговоров мы подошлем другого человека. Девушкам по ночам ходить в гости опасно.

Вскоре Лере необходимо было попасть на сессию в родной университет и сдать, какими угодно судьбами, экзамены. Но для этого, хоть иногда надо было посещать занятия. Лекции, по любимым прежде предметам, больше не вызывали у нее интереса. На коленях у Леры притаился томик стихов в красном переплете.
-- Покажите, что у вас за источник информации, которым вы пользуетесь на данный момент.
Лера плюхнула на стол красную истрепанную книжку.
-- Так, так, -- протянул профессор, -- Почему же вы в таком случае, уважаемая, не поступили на филологический факультет?
-- Потому, я считаю, что настоящий психолог должен быть всесторонне развит.
-- Тогда скажите мне, к примеру, что такое лонгэтюдное наблюдение?
-- Это продолжительное наблюдение за субъектом, длящееся месяцы или даже годы. После чего делаются выводы о развитии его личности под воздействием тех или иных факторов, -- не сомневаясь ответила Лера.
-- Я надеюсь, вы успешно проводите наблюдения для защиты своей дипломной?
-- Еще и как… Только на данный момент применяю архивный метод. Анализ психики по продуктам творчества, что не под силу сделать ни одному из литераторов.
-- Не слишком ли вы увлеклись, милейшая. По моему, вас больше должны интересовать живые люди.
-- Ни сколько. Тренировка ума никогда не помешает. А живые люди нашего времени, надо думать, состоят из того же, что и сто лет назад. Только развиваются иначе под воздействием иных факторов существования. Именно эти факторы меня интересуют.
-- Ну, что ж, не плохая тема для обсуждения с аспиранткой гуманитарного университета.
Профессор, покашливая, отдалился от Леры, но ненадолго. Он пристально наблюдал за ней. Странная аспирантка внушала ему уважение и подозрение одновременно.
Но Лера в этот день с трудом пыталась сосредоточить свое внимание на новом лекционном материале. Мысли рассеянно блуждали вслед за взглядом по аудитории. Они все стремились туда, к парню в ярко желтой блузке, так похожему на Славку. Неразгаданная тайна не давала покоя. Кто он – гений или девиант? Действительно великий человек, пробивший дорогу своим трудом не только себе, всему поколению или обычный прощелыга-сердцеед, жаждущий славы и вошедший в историю только лишь по воле обстоятельств?

ГЛАВА 22.
Славка не отступал от Леры ни на шаг после той пощечины на тропинке к ее дому. Но теперь он вел себя несколько иначе. Он больше не пытался унизить или обидеть Леру просто так. Он искал повод столкнуться с ней на такой же узкой тропинке при похожих обстоятельствах.
Закончился учебный год, наступило лето. Лера окончила седьмой класс, Славка – девятый. Ему шел шестнадцатый год, но выглядел он намного старше из-за своего немаленького роста и какого-то деловито-настырного взгляда. Да и внутренне Славка повзрослел очень рано. Лера выглядела слишком юной рядом с ним и такой неказистой. Рыжие волосы ниже плеч с темновато-медным отливом, курносый веснущатый нос, нагловатый взгляд выразительных синих глаз и по-мальчишески квадратный подбородок с небольшой ямкой. Впрочем, ямки были и на щеках у Леры, когда она дерзко улыбалась своему противнику пухлыми четко очерченными губами. А его эта улыбка подзадоривала еще сильнее, дразнила, заводила, уводила… И он шел за ней как загипнотизированный.
-- Дочка, ты хоть бы занялась, чем-нибудь. Ну, хоть бы огородик сполола. Что ж так все лето и будешь маяться? -- сокрушалась мама, видя Лерино, безразличное ко всему, состояние. Прежде она вела себя более участливо во всем. Но саму Леру такая позиция ничуть не угнетала. Она пыталась вести себя как прежде и помогать по дому, но без всякого интереса. Становилась оживленной лишь тогда, когда нужно было выполнить работу, связанную с выходом за калитку родного дворика. Особенно, пройтись по улице, где жил Славка. Отца у Леры, как у Славки, не было. Он ушел от них, когда Лере было одиннадцать лет. Даже вещи не собрал, сказал, новые наживу. И это рубануло по душе Леру больше всего. Но она не плакала.
Однажды Лера случайно зашла в Славкин подъезд. Нет, не случайно. Но себе она упрямо твердила, что хочет навестить подругу. Прежде они никогда не имели ничего общего. Подруги дома не оказалось, и Лера обрадовалась. Можно было подольше постоять на площадке, где жил Славка и потрезвонить в дверь. Вдруг дверь отворилась, но не подружкиной квартиры. Соседняя. На пороге стоял взъерошенный заспанный Славка в одних спортивных трусах. Дело близилось к полудню, а для него – раннее утро после ночи в кабаке за игрой в карты. Славка был зол, вероятно, сегодня ему не очень повезло. Но, увидев Леру, он изменился в лице:
-- А-а, рыжая! Как давно тебя не видел. Вот я тебя сейчас…
Лера опрометью кинулась наутек вниз по ступенькам с третьего этажа. Но не тут-то было. Внизу уже на улице Славка схватил ее и крепко прижал к себе.
-- Теперь не уйдешь! – его глаза горели как раскаленные угли в печи.
-- Пусти! Пусти! – трепыхалась Лера.
-- Что-то слабо отбиваешься.
Лера собрала последние силы:
-- Ненавижу тебя! – прорычала она. Потом изловчилась и вцепилась мертвой хваткой Славке в нечесаную шевелюру. Тот взвыл от боли и вынужден был согнуться вслед за Лериной рукой. Лера почувствовала свою власть над противником и трепала его столько, сколько душе было угодно. Наконец, Славкино терпение иссякло, и он схватил зубами Леру за ногу выше колена. Та взвизгнула и отпустила. Но прежде, чем отскочить в сторону, повторила свой козырный прием, отвесив Славке очередную оплеуху. Потом отвернулась к дереву, надув губы. Славка стоял с минуту поодаль, переводя дыхание.
-- Малыш, да ты чего? Давай мириться, -- наконец произнес он.

Однажды ранней осенью Лера возвращалась вечером домой. Короткий осенний день догорел быстро и темнота застала Леру на полпути к дому. Вдруг почти возле самой калитки Лера услышала голоса:
-- Эй подруга, закурить не найдется? Только не говори, что ты не куришь – тебе же хуже.
Лера действительно не курила, но поняла, что им нужно другое. Она замерла на месте, как вкопанная, не зная, что делать. От страха голос осип и пропал вовсе. Лера не могла даже закричать. Вдруг откуда-то из-за деревьев к ним подошел еще один силуэт. Он курил, но запах от сигареты был не такой, как обычно – сладковато-терпкий. Парень оценивающе обсмотрел Леру с ног до головы. Вероятно, он был из их компании. Потом вдруг присвистнул и до боли знакомым голосом произнес:
-- Отпустите ее, это моя сестра.
-- Ты че, Цыган, нет у тебя сестры.
-- Есть. Двоюродная. Она мне как родная.
-- Да врет он все, паца. Себе лошадку присвоить хочет, сам покатается.
Один из них сделал шаг в сторону Леры. Защитник, в котором Лера узнала Славку, сделал шаг навстречу нападающему. Тот не отступал, все были за него. Славка тоже отступать не думал, он заслонил Леру собой. Проворно рукой скользнул за рукав куртки. При тусклом отблеске фонаря в руке что-то блеснуло. «Беги!» -- шепнул он Лере. Та попятилась назад и мигом шмыгнула в собственную калитку.
-- Мама, мама, там драка возле нашего дома, -- влетела она в дом со слезами, -- На Славку напали, он один против всех отбивается.
Мать осторожно выглянула со двора на улицу. Компания еще не разошлась.
-- Вы что это тут шумите? – обратилась она к парням.
-- Да ничего, не волнуйтесь, это мы по-своему…
Парни стали расходиться.
-- Говорил же, сеструха моя, уже мамке нажаловалась. А ты не верил, -- не без гордости заявил Славка своему сопернику.

Встречалась Лера со Славкой не долго. Где-то, через год за ним приехала ментовская машина и забрала. Как потом сложилась его судьба, Лера узнать не смогла. Говорят, он попался на продаже наркотиков, что было похоже на правду, поскольку его старшие друзья только этим и занимались. Потом пошел по этапу из одной тюрьмы в другую. А, может, по выходу из нее нашел себе другое пристанище. Одну только фразу Лера запомнила четко, сказанную им на прощание: «Как бы оно там ни было, а по-другому я жить уже не буду. Не смогу.» И эта фраза оставила неизгладимый след на душе у Леры. Она так надеялась, что Славка выберет другую дорогу в жизни и будет рядом навсегда. Она долго хранила его фотографию у себя на письменном столе, даже тогда, когда ждать уже было бессмысленно. Она уже не ждала. Она просто хранила память.




ГЛАВА 23.
С тех пор Лера настороженно относилась абсолютно ко всем людям, так или иначе идущим не по «той дороге». И это совершенно объяснимо не только для нее одной, для любого здравомыслящего.

Лера медленно передвигалась по безлюдной жаркой улице. Корсет и жаркие, закрытые полностью туфли неимоверно давили. Да еще все та же шляпка с вуалью не давала сделать вдох полной грудью. Впрочем, на улице было сравнительно не жарко в самом конце дореволюционной весны 14 года. Всего двадцать шесть градусов по Цельсию. Но в таких шмотках можно было задохнуться от жары.
« Эх, сейчас бы мои любимые сандалеты, бикини и на пляж! – мечталось Лере, -- Они тут все сумасшедшие. Просто ненормальные…»
Лера зашла в одну из кофеен на Арбате и заняла, указанный ей ранее столик. Душное полутемное помещение было облеплено мухами. Был вечер, около семи. Сейчас сюда должны были войти, нет, ворваться ее исследуемый субъект со своими однодумцами. Но прежде сюда должны прийти их соперники и расположиться именно за этим столиком. Именно здесь между этими группировками должны состояться разборки по поводу не согласия в образе мыслей. Лера все должна была снять на камеру. Внутренне она находилась в напряжении и повторяла про себя одну мудрую истину: если противника недооценить – не хватит сил для победы, если переоценить – уйдут лишние силы и следующий бой будет проигран. Поэтому она заставила себя перестать волноваться и сосредоточилась на том, что будет происходить здесь. Могла произойти драка. Лера готовилась к «бою». Она не производила впечатления работающего внутренне человека, скорее, скучающей барышни. Взяла в руки развлекательную газету и заказала кофе. В зале было почти пусто. Но вот в него вошел человек. Парень лет двадцати, среднего роста, немного прихрамывающий. На нем был небрежно накинутый пиджак, удушливый галстук. Растрепанные волнистые волосы коротко острижены. Парень сел рядом с Лерой. Лера насторожилась, там ли она сидит. Парень выглядел слегка рассеянным и робким. Огромные темные глаза на худощавом смуглом лице, нос с горбинкой, выдающиеся скулы, полные, резко очерченные губы – то, что сумела разглядеть Лера в полутьме кофейни.
-- Я вам не помешал? – вежливо спросил он, – Дело в том, что у меня сейчас здесь встреча с моими товарищами, а это очень подходящий столик.
-- О, нет, нисколько, -- так же вежливо отвечала Лера, -- Быть может, мешаю я?
-- Нет, что вы. Просто мы будем разговаривать по-мужски на скучные для вас темы.
-- Ничего, я вовсе не слушаю, о чем говорят окружающие. Я люблю читать газеты с рисунками, -- и Лера с увлечением развернула газету, только что купленную у мальчишки-газетчика на улице. Но любопытство взяло верх. Она не удержалась и зацепила собеседника снова:
-- И какие же скучные темы теперь обсуждают мужчины?
Собеседник оказался на редкость словоохотлив и снабдил Леру всей, интересующей ее информацией:
-- Видите ли, мы – литераторы, -- начал он, -- Мы входим в одно литературное сообщество. Сейчас сюда должны явиться мои коллеги для выяснения отношений.
-- С вами?
-- Не только со мной. Один из них – мой союзник, он на моей стороне. Трое других – наши соперники. Мы должны убедить их в нашей правоте.
-- Двое против трех. Это нечестно.
-- Но мы знаем, что мы правы. И на нашей стороне художественный совет нашего сообщества.
-- А в чем возникли разногласия?
Тут собеседник замялся. Лера почувствовала, что он уже сомневается в своей правоте. Он только выполняет порученную ему кем-то миссию. Но собеседник продолжал таким же спокойным тоном:
-- Эти парни, которые должны подойти сейчас к нам, они совершенно неординарны. Мы все, закончившие академии искусств и университеты, совершенно ничего не понимаем в искусстве. Мы привыкли жить по шаблону. У них же пробуждается что-то свое, живое, неистребимое, важное. А мы должны переубедить их в обратном...
-- Так не делайте этого. Ведь вы уже на их стороне. Они вам симпатизируют.
-- Не могу. Слишком поздно. Да и дело чести... Все началось с того, что они нам сказали что-то резкое, мы им ответили еще резче. Ну и пошло-поехало, теперь не остановишь.
-- Так, может, вам лучше помириться?
-- Боюсь, что они этого не захотят. По праву, победа должна принадлежать им. Я сам уже давно вхожу в это сообщество. Соблюдаю все правила хорошего тона, играю в дисциплину, поступившись своей совестью и душей. Так пусть же теперь восторжествует справедливость. Я всего лишь представитель этого общества.
Лера не успела задать еще один вопрос, как вслед за этим парнем вошел еще один. Он тоже был невысок и небрежно одет. Он увидел первого издалека и направился к нему, сел рядом за столик. Вероятно, это был его компаньон. Лера с интересом украдкой стала наблюдать за обоими. Они негромко о чем-то беседовали. Камера в точности снимала каждое их движение и слово. Лере при этом напрягаться не приходилось. Но, вот, у дверей вновь послышались голоса. Они были более оживленные, чем у других посетителей. Те, кто вошел, мало обращали внимания, на то, что о них подумают другие. Их было трое. Одеты они были, в отличие от тех двоих, проще и аккуратнее. Самый высокий темноволосый был в авангарде. Двигался он быстро и проворно, хотя движения были резкими.
« Славка, -- опять екнуло у Леры в груди, -- Черт возьми, опять он. Но ведь это мой подопечный!»
Как только троица вошла, в зале сразу же воцарилось оживление. Многие повернули головы в их сторону, настолько шумны и веселы они были, что не свойственно людям того времени. А Лера замерла на месте как заколдованная. Она даже забыла, что читает газету. Все трое подошли к столу, за которым сидела Лера и ее наблюдаемые. Двое расселись по обе стороны от них, а великан размашистым движением отодвинул стул и сел, чуть ли не в центре стола, напротив Леры.
« О, какая прекрасная позиция, то, что мне и нужно.»
Все трое имели вызывающий вид, словно хотели сказать: в обиду себя мы не дадим.
Великан подмигнул Лере:
-- Что, барышня, так смотришь? Нравлюсь!
Лера моментально уткнулась в газету.
« Ой, подумаешь, хвастун. Знал бы ты, зачем я здесь!»
Великан пробасил тем, кто сидел за столом:
-- Мы пришли сюда решить вопросы, которые назрели в «Центрифуге».
Лера напряглась – знакомое название. Это их литературное сообщество. Все сходится по спецзаданию. Об этом сообществе она читала из статей Пастернака. А рядом с ней, по приданию, должно быть... сам Пастернак.
« Вау! – чуть не выкрикнула Лера, -- Сам Борис Пастернак, мой любимый писатель. Вот так удача! С ним – Бобров, а противники – Шершеневич и Большаков.»
С этого момента она, не отрываясь, следила за всеми, кто сидел с ней за столиком, и пыталась понять все, о чем они говорили. Видимо, компания решила перекусить заодно и все заказали… молоко с пирожными. Лера чуть не рухнула со стула.
« Вот почему у них та-а-акие мужчины! Они молоко вместо водки пьют, даже на разборках. Все понятно, драки не будет, можно расслабиться.»
-- И барышне тоже, -- снова подмигнул великан Лере, -- Я угощаю.
Лера смущенно опустила глаза в газету.
Молоко оказалось теплым и жирным, не говоря о пирожных. Для таких мужиков – один раз глотнуть, а Лера с трудом сделала два глотка. Ее чуть не стошнило от жары, но отказываться от угощения было нехорошо. Признаться, Славка никогда не угощал ее пирожными. Иногда предлагал покурить травки, но Лера курить не умела.
Между противоборствующими сторонами завязался спор. А дело было в следующем. Маяковского и двух его товарищей выгоняли из литературного клуба за нарушение дисциплины и моральных требований. Они же активно сопротивлялись, доказывали свою точку зрения. И, как ни странно это показалось Лере, которая ожидала драки, доказывали достаточно конструктивно, культурно и грамотно. Они разговаривали попарно один с другим и менялись партнерами по спору. В конце победила притесняемая сторона. Лера с захватом слушала их диспут. Рядом сидящий Борис тоже. Казалось, он больше любуется вошедшими противниками, чем дискутирует с ними.
Спор близился к концу, а Лера никак не могла допить проклятое молоко. Под ногами замяукала кошка. «О, мое спасение.» Лера плеснула ей в блюдце из-под пирожного почти весь стакан недопитого молока и поставила перед кошкой прямо на пол. При этом она уловила на себе любопытный взгляд великана.
-- Она же есть хочет, -- жалобно произнесла Лера, выпрямляясь.
Тот добродушно заулыбался.
-- Приходи завтра вечером к скверу, там увидишь чего получше.
Так сказал он и скрылся из виду так же легко и непринужденно, как появился в сопровождении «своей свиты». А Лера с Борисом так и остались сидеть, изумленно глядя им в след.
-- А что будет завтра у сквера? – наконец решилась спросить Лера.
-- Его выступление, -- задумчиво ответил Борис, -- Он скоро станет великим поэтом. Настоящим поэтом.
-- Так почему же вы изгоняете его из своего клуба?
-- Да, это глупость. Очередная житейская глупость.

ГЛАВА 24.
Небо потемнело, когда Лера и Борис вышли из кондитерской на улицу. Где-то блеснула молния, прогремел гром, и на землю упали большие капли дождя, как символ правоты ушедших победителей и торжества на их стороне. Зонтиков у собеседников не было, но дождь шел не долго, лишь смочил атласную листву и освежил воздух. Они стояли под навесом, пока шумел недолгий майский ливень, и разговаривали. Но, как только он пронесся стороной, можно было идти гулять по освеженным проулкам навстречу заходящему солнцу.
Лера не могла оторваться от интересного собеседника. Кроме того, ей улыбнулась удача узнать так много о своем наблюдаемом и об эпохе в целом из уст очевидца. Борис рассказывал ей о своей первой встрече с парнем в желтой блузке. Тогда его вид был просто ослепительно экстравагантным на фоне серой чопорной одежды окружающих. Он произвел огромное впечатление не только внешним видом, но и написанными стихами, стиль которых был совершенно неожиданным и правдивым среди всех этих фальшивых «роз и слез».
« Интересно, что за стихи… Неужели они еще и нравиться кому-то могут, -- изумленно думала Лера, -- Как тяжело их было учить в школе. Я только с учебника под партой их считывала, когда вызывали на уроках рассказать их наизусть, а запомнить никак не могла. Но, этот парень вовсе не такой, как я представляла…»
Незаметно наступили сумерки, а Лера вовсе забыла, что она не здешняя, и что Борис тоже будущий великий писатель и поэт. Она болтала с ним, как со старым знакомым, правда, не всегда понимала некоторые устаревшие философские термины. В таких случаях ей приходилось переспрашивать.
-- Вот, посмотрите, это его первая книга, которую он мне подарил, — Борис вытащил из кармана пиджака небольшую книжечку в оранжевой обложке. На ней золотистыми буквами было написано «Облако в штанах». У Леры глаза загорелись – какая находка для музея! Борис почувствовал это и предложил:
-- Я могу подарить ее вам на память о нашей встрече. Я ее уже зачитал, знаю почти наизусть, и она мне больше не нужна. А вам...
-- Правда, как это хорошо с вашей стороны! Но мне нечем отблагодарить вас взаимно.
-- Нет, ничего не нужно. Я и так долго помню встречу с любым хорошим человеком.
-- Только я вас очень попрошу, -- на прощанье Лера искренне взяла Бориса за руку.
-- О чем же?
-- Если вы действительно писатель и захотите написать о событиях сегодняшнего дня. Обещайте же мне. Только обещайте, я должна быть уверенна.
-- Хорошо, я обещаю, -- поспешил утешить спутницу Борис, видя ее волнения.
-- Обещайте никогда, ни под каким видом не писать ни мое имя, ни даже намек на образ, даже на то, что я здесь была. Не то мне грозит... – Лера расплакалась.
-- Уверяю вас, ни малейшей тени на ваше присутствие, -- успокоил ее Борис, понимая, что время сейчас смутное.
На прощание он крепко пожал Лерину руку. Лере вдруг стало неловко перед столь великодушным человеком. Ведь она изначально не собиралась возвращать ему книгу, в целях, выполнить задание как можно успешнее. Впрочем, он сам говорил, что терять полезнее, чем находить. Так пусть его потеря окажется нашей находкой.

Навстречу Лере из-за кустов вышел стройный человек в длинном пальто, когда она шла по мостовой, обдумывая, как найти подвальчик.
-- Лера, в чем дело? Я жду тебя уже два часа, -- голосом Дэна тихо произнес человек, наклонившись прямо над ее ухом.
Лера вздрогнула.
-- Тихо! – сцепив зубы, почти прорычал Дэн, -- Пошли.
Он увлек ее в кусты. Со стороны могло показаться случайному прохожему, что муж тянет домой загулявшую жену.

-- Лера, тебя посылали только на их разборки, а ты целых два часа делала то, чего не должна была делать. Ты что, на увеселительной прогулке?! – вычитывал Дэн в своем кабинете.
-- Дэн, я столько узнала! От самого Бориса Пастернака.
-- А что, если этот Борис Пастернак возьмет и напишет завтра о тебе стихи, которых нет в истории. А потом влюбится… Ты представляешь, что можешь поставить историю с ног на голову. Нас ждет катастрофа с непредсказуемыми последствиями.
-- Не напишет и не влюбиться. А вот презент для нашего музея, -- Лера достала оранжевую книжечку с золотистыми буквами.
-- Что это?!
-- Достоверный источник информации о нашем наблюдаемом.
Дэн внимательно посмотрел на книжечку.
-- О, да ведь это же первая его книга! – он хотел взять ее, но Лера ловко отвела в сторону руку, в которой держала находку:
-- Сначала мне на изучение, я должна знать об эпохе больше.
-- Читай учебники, мы ведь много тебе их дали.
-- Они советского покроя, в них все искажено.
-- Есть новейшие источники информации.
-- В них все слишком желчно, как в желтой прессе. Кстати, почему вы не сообщаете толком, в какой момент времени меня закинете? Я должна подготовиться лучше.
-- Нам нравиться, как ты работаешь в режиме «онлайн». Но тебя посылают только за информацией, а не для установления отношений.
-- Если бы я знала лучше, что изучаю, то и принесла бы больше.
-- Ладно, валяй, изучай, -- вяло произнес Дэн и откинулся на спинку стула, утомленный беседой, -- Только не забудь, завтра тебе на выступление кумира в сквере…
-- ОК, я уже там!
Дэн пристально посмотрел Лере в след.

ГЛАВА 25.
Лера стояла в толпе зевак перед эстрадой. Совершенно такая же, как все. Одна из всех. Было душно под знойным майским небом, вечерние лучи солнца еще не утратили свою пылкость.
« Просто удивительно, у них климат не такой жаркий, как у нас. Сейчас приблизительно двадцать четыре по Цельсию, но в этих одеждах можно задохнуться. Людям, видимо нравится духота.»
Наконец, на сцену вышел первый чтец своих произведений. Его объявили, как Игорь Северянин. Он сам объявил себя эгофутуристом. Первый, вышедший на сцену и все последующие за ним, читали стихи из сборника « Пощечина общественному вкусу».
«Вот как интересно, футуризм тогда преследовался, как совершенно новаторское течение, неприемлемое многим. Ну, это как в конце восьмидесятых хард-рок.»
По окончании его чтения толпа зааплодировала.
«Похоже, они тут все футуристы. А, может, пощечина слабовата? Они ей только рады.»
После него читали стихи другие представители этого же течения. Толпа, так-сяк, реагировала на них положительно. Но вот на сцену вышел высокий черноволосый парняга, появления которого Лера так сильно ожидала, по долгу службы, разумеется, а может… Его вид был внушительно-грозным. Он басистым красивым голосом звучно объявил: «А все-таки».
«Какой голосище! Ему и в наше время микрофон бы не понадобился!»
Он начал читать, произнося слова четко, с отрывом, на распев. И Лера вдруг обомлела. Она вспомнила школьные годы. Выпускной класс, конец мая. Скоро последний звонок и выпускные экзамены. Ее вызывают к доске прочитать стихотворение Маяковского наизусть. Их учительница литературы требует, чтобы все было заучено с точностью до запятой. А Лера ни строчки толком не запомнила, потому, что не поняла. Перед глазами все переворачивается от волнения и пристальных глаз ее одноклассников. Лера знает, что они такие же, как она – ничего не знают. Но сейчас не повезло именно ей, а не им. И они тихо хихикают, сидя за своими партами, от радости, что вызвали не их. Этот смех не вызывает у Леры злости или досады, она знает, что за нею пойдет отвечать очередной неудачник. А сейчас ее очередь отстреливаться. Она тянет время, медленно произнося каждое слово, а их там много и все непонятные. Все перепуталось. Лера пытается чеканить слова, чтобы хоть видимость создать, что она все знает. Спотыкается, забыв фразу, на ходу придумывает свою: «Я вышел на улицу, не прожеванный квартал надел на голову, как рыжий старик.» Слышит смешки одноклассников. От смущения произносит еще что-то не так, и класс ревет от хохота.
-- Лера, сядь на место! – не выдерживает учительница.
Лера выдыхает облегченно воздух – пришел конец ее пытке. Она плетется на свое место и плюхается за парту.
-- Я так старалась! – произносит она таким голосом, словно только что разгрузила три вагона с углем.
-- Это тебе только за старания, -- выводит учительница в журнале самый низкий балл, закрыв на все глаза, -- Если бы Маяковский услышал твое чтение его стихов, то застрелился бы только по этой причине.
-- Нет, он бы ее застрелил! – выкрикивает кто-то из глубины класса. Новая волна смеха взрывает класс. Но Лере, признаться, уже все равно, лишь бы поскорее закончить школу. Класс продолжает реветь от хохота, ожидая нового комедианта.

А голос басил на всю:

Улица провалилась, как нос сифилитика.
Река – сладострастие, растекшееся в слюни.
Отбросив белье до последнего листика,
сады похабно развалились в июле.

Я вышел на площадь,
выжженный квартал
надел на голову, как рыжий парик.
Людям страшно – у меня изо рта
шевелит ногами непрожеванный крик.

Но меня не осудят, но меня не облают,
как пророку, цветами устелят мне след.
Все эти, провалившиеся носами, знают:
я – ваш поэт.

В толпе прокатился мятеж вроде шепотка. «Это он про нас – рыжий парик, -- шептались вокруг, -- Каков наглец!» Кто-то произнес слово «долой!». Оно было подхвачено другими, превратилось в крик, затем в рев. Лера не могла слушать из-за ненавистных фраз, летевших прямо ей в уши. Хотелось крикнуть: «Тихо, хватит!» На секунду ей показалось, что все эти выкрики в ее сторону. Она больше не чувствовала себя одной из всех. А великан все читал, размахивая огромными кулачищами, и голос его заглушал недовольное роптание, словно комариный рой:

И бог заплачет над моею книжкой!
Не слова – судороги, слипшиеся комом;
и побежит по небу с моими стихами под мышкой
и будет, задыхаясь, читать их своим знакомым.

Лера стояла, задыхаясь от волнения. Она больше не в состоянии была слышать то, что делается вокруг, а слышала только его – могущественный голос и стихи, которые к собственному стыду не смогла понять раньше. Лера смотрела на эстраду, сложив руки на груди, как при молитве. Парень, лет двадцати, в ярко-желтой блузке, с ярко-желтым бантом, так похожий на ее Славку. Но… это был не Славка. Наверное, ей, а может, таким, как она будет написано позже: «девушка, смотрящая на меня, как на брата.» Но сейчас он читал только для нее.

ГЛАВА 26.
Все закончилось внезапно. Чтец, вдруг не помня себя, перешел со стихов на прозу:
-- Эй, вы, холенные морды, вы не знаете откуда берется поэзия! Я вам расскажу, откуда она берется!
И он стал рассказывать о своем происхождении, красочно дополняя речь словами, которые не переводятся ни на один язык мира. Кто-то из толпы крикнул:
-- Да он сумасшедший! В дурдом его!
На что сумасбродный поэт немедленно, дерзко и с пафосом ответил:
-- Желающие получить в морду, соблаговолите стать в очередь!
Кто-то выскочил на эстраду и попытался столкнуть с нее выступающего. Тот, недолго думая, отпихнул его. Нападающий упал вниз, в толпу. Очень быстро откуда-то подоспела карета скорой помощи. Два здоровенных санитара скрутили парня и заволокли в нее. Лера от напряжения забыла, что она не здешняя и, что ее работа только снимать факты на пленку. Она устремилась автоматически вслед за парнем, не помня себя. Вдруг, кто-то сзади остановил ее, положив руку на плечо:
-- Лера, ты куда? – прорычал ей прямо в ухо знакомый голос.
-- Дэн! – в смятении выкрикнула Лера. На секунду она почувствовала себя счастливой, что не из этой эпохи.
-- Тихо! Денис Николаевич, не иначе. И на вы – здесь только так!
Лера едва открыла рот, чтобы что-то сказать, но Дэн перебил ее:
-- Быстро в кусты, там ждет новая одежда. Мы отвлекли медсестру скорой помощи. Ты поедешь с ним вместо нее. Возьми у него подробное интервью. Сама говори мало. Вперед!
Лера оглянулась вокруг. Двое парней заигрывали с молоденькой медсестричкой, предлагая ей вина и денег, пока санитары запихивали, вовсю сопротивляющегося, «Славку» в машину. Мигом, Лера оказалась в кустах. Дэн натягивал на нее поверх платья белый халат. Голову обтянула белая косынка с красным крестиком до самых бровей.
-- Вперед! – скомандовал он.
Лера незаметно выползла из-за кустов.
-- Сестра! Сестра! – вовсю разрывался врач возле машины. Настоящая сестра в это время была в кустах в безмятежном состоянии, забыв обо всем.
Лера опрометью кинулась к машине.
-- Я здесь, доктор!
-- Марья Федоровна, ну так же нельзя! – с упреком покачал головой врач.
-- Я только на секунду, живот прихватило…
-- Полезай к больному, его надо успокоить. Потом сделаем укол.
Лера полезла в кабинку к буйному парню. Тот выкрикивал отрывистые фразы как в горячке, размахивая руками. Санитары пытались его придержать. Он чуть не плакал от досады. Полные губы раскраснелись, глаза стали огромными и влажными, как у лошади, на щеках болезненный румянец. Лере сразу бросилась в глаза его нервозность. Движения его были постоянными и беспорядочными, дергающимися. Мышцы на лице и чувственный рот двигались даже тогда, когда он делал паузу. Уголки губ то поднимались вверх, то опускались вниз при этом. Худощавость, острые плечи.
«Нервический тип характера. Должно быть, очень ранимый чувствительный человек, -- сразу отметила про себя Лера, -- Эмотивная акцентуация, присущая большинству художников.»
Санитары пытались уложить его на лежанку, но он постоянно вскакивал, крича при этом:
-- Почему, почему так не справедливо! Я никому не хотел плохого!
-- Отойдите от него, я сама разберусь, -- почти приказала Лера санитарам.
Те удивленно глянули на нее, но послушно расселись по местам. Машина тронулась и поехала.

-- Почему, почему так не справедливо! – плакал Славка на ее груди, когда его под залог выпустили из милиции, -- Вот, знали бы они как все достается. Их деточки по престижным вузам за взятки учатся, которые они же сами наперли. А тут, подумаешь, преступника нашли!
Лера понимала, что в его словах много правды, но знала, что должна его переубедить.
-- Ну, может, не надо так деньги зарабатывать, -- пыталась отговорить его Лера, -- Наркобизнес опасен, тебя свои же подставить могут…
-- А как надо?!
-- Ну, может, поступить попробовать, -- говорила Лера, понимая, что это фантастика. У Славки нет на образование денег, -- Ну, может, хоть в ПТУ.
-- А потом, что, в шахте уголь долбать после твоего ПТУ…
Лера понимала, что уголь «долбать» – это не для каждого, но нужно набраться терпения.
-- Но потом можно подняться на поверхность.
-- Если выживу…
-- Можно для начала и другой работой заняться, подсобной.
-- Вагоны разгружать или машины жидовские за копейки мыть.
Лера была в отчаянии. Она не знала, что сказать строптивцу, а сердце рвалось на части и рыдало, потеряет она парня. В то время ей шел шестнадцатый год. Из неказистой «рыжей» стала получаться стройная миловидная барышня с синими глазами и темно-медными длинными волосами. Ее не портили веснушки на переносице. Подруги с завистью пророчили ей карьеру топ модели. В наше время—это запросто и очень престижно. Но после того, как Славку забрали, Лера сказала себе, что пойдет учиться только на психолога. Сколько еще таких заблудившихся людей, должно быть, ждет ее помощи. Она чувствовала вину перед ним, что не смогла, не сумела переубедить. На прощанье Славка жарко целовал ее в губы, говорил, что никогда не забудет, но по-другому жить не научился. Поцелуи того вечера запеклись ранами на душе на всю жизнь.

ГЛАВА 27.
Увидев пред собой молоденькую медсестричку, парень перестал сопротивляться. Он поддался движению ее руки и прилег на лежанку.
-- Почему все так? – вопрошал он, потеряв силы, -- Меня не понимают. Они не хотят по-другому. И я не буду жить по-другому! – парень опять возбужденно задвигался, веки его задрожали.
-- Т-ш-ш, тихо, -- успокаивала его Лера.
«Какое уж там интервью в таком состоянии!»
Парень попрежднему, задыхаясь, произносил отрывистые фразы. Он рассказывал что-то бессвязное о самом себе. О том, что он дворянин по крови, не хуже тех, кто его отвергает, но всегда был на стороне несправедливо обиженных. Об отце, который умер, когда ему едва исполнилось двенадцать, о его свободолюбивом характере и воинственном казацком происхождении. Вместе с тем, это был благородный, порядочный мещанин и хороший хозяин, никогда не обижавший крестьян своей губернии. О своем счастливо проведенном детстве в Грузии, пока был жив отец. О том, как он вынужден был, скитаться и искать случайный заработок, чтобы прокормить мать и двух сестер, когда они переехали в Москву. К тому же, две сестры и он сам учились в гимназии. О том, как он вынужден был уйти из гимназии из-за вступления в большевистскую партию, в лице которой увидел покровителя не только своего, а всех обездоленных. Об одиннадцати месяцах заключения в свои четырнадцать лет, долгих и тоскливых в одиночной камере, в результате чего и заработал неврастению. О том, что сейчас он безнадежно любит необыкновенную и самую лучшую на земле девушку Марию, которой посвятил поэму. До встречи с ней он не знал соблазнов и чар земных дев. Но это чувство, нет, громада чувств, охватила пожаром всю его душу. Они познакомились в Одессе в одном из его творческих туров. Он ждал ее весь вечер и всю ночь. Она пришла под утро и заявила, что выходит замуж. Все уже давно решено. Он не смог справиться с этим первым ударом, нанесенным так внезапно. Не знал, как быть, куда деться от самого себя. Горючая рана в сердце излилась кровью чувств на белый лист поэмой...
Лера внимательно слушала, ее видеофоны все записывали. Вдруг машина остановилась, санитары вышли из нее, оставив их наедине.
-- Куда меня привезли?! Я не хочу в дурдом!
-- Тихо, тихо. Никакого дурдома не будет, если ты немедленно успокоишься, -- пообещала Лера.
Парень тут же перестал нервничать и присел на лежанке. Его губы были плотно сжаты при этом, брови нахмурены, кирпичный подбородок напрягся, выдавая неглубокую упрямую ямку в нем. Нет, это был не Славка.
-- Прибереги свои нервы для будущих свершений. Ведь ты же поэт, на тебя все смотрят, на тебя ровняются. Ты должен быть в авангарде. А что кучка негодяев? Они баламутят весь свет. Еще Кант говорил, что на сотню талантов приходится один гений, а сотня талантов – на миллион бездарностей. И все талантливые люди разбросаны по свету, бывает, даже и не встречаются друг с другом. Теперь ты понимаешь свое положение?! Они увидели в твоих стихах самих себя, потому и недовольны собой, а не тобой, понял! И то, что они шумят против тебя – это всего лишь результат удачно проведенной психотерапии.
-- Понял, -- уже спокойно ответил парень, он внимательно слушал и о чем-то думал. Но последние слова так, кажется, и не дошли до его сознания. Вероятно, ему еще хотелось побеседовать, но Лера не могла терять время. Она выглянула за двери душной кабины. Прекрасно, они как раз остановились у ворот психиатрической лечебницы. Доктор сидел в кабине шофера, санитары показывали пропуска, чтобы въехать. Сильно развитая бюрократическая система того времени теперь была на их стороне.
-- А теперь, -- скомандовала она, -- Вылась втихую из машины и – быстро в кусты, пока никто не видит.
Они оба вылезли и, озираясь вокруг, скрылись в густых зарослях кустов, которые обильно росли везде, где только можно в те далекие, не загрязненные ничем времена.
-- Беги! – подтолкнула его Лера легко в спину.
-- Но, как тебя зовут?
-- Мне нельзя говорить настоящее имя, я скрываюсь. Пожалуйста, не пиши об этом случае ничего. Обещаешь?!
-- Обещаю!
Парень скрылся в кустах. Минуту подождав, за ним скрылась и Лера.

-- Лера, Лера, ты забываешься, ты не должна говорить ничего, тем более спасать кого-то в этом времени!
-- А я ничего и не говорила…
-- А про психотерапию ты что наплела?!
-- Да ничего я не плела. Он все равно, не понял, что это такое. Я по его глазам видела…
-- Лера, ты не должна его спасать, только сопровождать. Если суждено ему попасть в дурдом или в тюрьму, пусть попадает. Это его судьба, мы в этом не виноваты и не имеем права ее менять. Мотылька раздавили – что произошло?!
Дэн в неистовстве размахивал руками. Лера чувствовала себя школьницей на ковре у директора школы.
-- Ну, Дэн, это легко проверить. Вот учебники, вот биография. Посмотри, ничего не изменилось. Кроме того, нигде ведь не сказано, что Маяковский лечился в дурдоме. Там только Есенин побывал, когда спасался от преследователей.
-- Изменилось. Четвертая мировая революция с твоей помощью произошла!
-- Но Дэн…
-- Что еще ты узнала о нем?
-- Ничего особенного. Обычный анализ его психологических и физиологических данных. Астенический тип телосложения – высокий, худощавый, правда, с примесью атлетического. Шизоидный радикал...
-- Он что, шизофреник?
-- Нет, ну что ты! Он просто отличается оригинальностью в своем поведении и погружением в собственные мысли при неудачах, склонностью к депрессиям. В прочем, для меланхоликов это естественно.
-- Да какой он меланхолик?! Он же бешенный!
-- Иногда бывает. Меланхолик с холерическими проявлениями. Но, ни один сангвиник или холерик не станет так дотошно ковыряться с рифмами и изучать себя изнутри. Он склонен к самоанализу, а это очень важно для писателя и... психолога.
-- А склонность к суициду у него есть?
Лера замялась. Потом сделала короткое резюме:
-- Характер у него далеко не из покладистых. Но именно такой тип меньше всего склонен складывать «ласты» и камнем падать на дно, при каких либо трудностях. Во всяком случае, пока я этого не наблюдала.
-- Ты смотри у меня. Наблюдать, наблюдай, а «руками не трогай». События, я имею в виду.
Лера не стала выдавать своего несогласия с куратором. Она была полностью согласна с великим фантастом, но ей была по вкусу еще и другая теория: чему быть, того не миновать. Все будет так, как должно быть, даже если будет наоборот. Все равно все останется на своих местах, сколько не вмешивайся.
-- Что, Дэн! Будешь так себя вести, отстраним от экспериментов. Кстати, где книжка, которую ты привезла оттуда и забрала.
-- Завтра принесу. Осталось немного дочитать. Я анализирую. Очень интересно, что свои психологические труды наши гении выкладывали не в научном виде, а именно в литературном. Получается, «колыбель психологии» вовсе не Америка, как принято считать сейчас...
-- Ох, как мне надоели эти твои исследования. В диссертации об этом напишешь.
-- Если доживу...
-- Что за пессимизм?! Отставить! Ладно, иди, дочитывай.

Признаться, Лера еще даже не открывала заветную книжку, но сегодня был именно тот момент…
На первой странице красовалась его фотография и автограф, сделанный собственной рукой на память своему товарищу. Лера почувствовала, что ни за что не сможет расстаться с этой книжкой. Ведь это подлинник. Сам автор держал ее в своих руках и еще один великий писатель. Она начала читать поэму, отрывки которой были напечатаны в хрестоматии десятого класса. Но что это… Те места, которые были пропущены в хрестоматии, с ссылкой на их большой объем, здесь забиты точками. Листа два сплошных точек. Леру пронзил холодный пот. Какой ужас – снова ложь. И тут сплошная ложь! Ей сразу же перехотелось оставлять книгу у себя, она потеряла к ней всякий интерес.
« Так вот почему я так не любила Маяковского в школе, и Есенина тоже с его заупокойным звоном. И вообще, поэзию не любила. Одного Пастернака приняла, когда впервые увидела его рассказ «Апеллесова черта» полностью, какой он есть. Но Пастернак не был занесен в программу учебников… Ему повезло…»

ГЛАВА 28.
-- Отстранить ее от экспериментов мы не можем, она уже вошла в курс дела и очень удачно. Хорошо исполняет свою роль. Кроме того, она лучше других переносит нагрузку после каждого запуска. Другие неделями отходят и восстанавливают свои силы, а она на следующие сутки как огурчик.
-- Василий Петрович, я вас полностью поддерживаю, но она совершенно неуправляемая и поступает так, как вздумается ей. Нам грозит всемирная катастрофа. Вы представляете…
-- Представляю, Дэн. Но тем-то она и ценна для нас, что мыслит самостоятельно и не нуждается в постоянной нашей поддержке. Выглядит очень органично и естественно на любом фоне, в любое время. А на счет опасности… Вот что, мы сделаем так, что в нее никто не сможет влюбиться, никто не захочет общаться, и, все, что она не скажет, будет просто смешным для жителей прошлого столетия. Так будет легче работать и нам и ей.

-- Лера, готовься. Мы отправляем тебя на длительную переброску. Возможно, тебе придется пожить среди них какое-то время. Необходимо полностью войти в роль прислуги, но примут на работу тебя не сразу.
-- Что я должна сделать?
-- Повторить все, чему мы тебя учили. Вплоть до простолюдинского языка и иностранных языков тоже. Будешь действовать в зависимости от обстоятельств.
-- Когда произойдет запуск?
-- Через неделю. У тебя есть время.
-- Хорошо. Можно идти готовиться?
-- Иди.

Лера стояла возле огромного серого здания. Был ноябрь 1923 года. Старая Москва. Дул холодный северный ветер и Лера продрогла в тонком стареньком пальтишке, придерживая рукой поношенную шляпку. Она ожидала его, ради кого она здесь находится по спецзаданию. Ох, как же дорог он ей теперь, еще дороже, чем был когда-то. Но ничего не поделаешь, работа есть работа. И, вот, наконец. Своего подопечного Лера научилась различать издалека. Высокий, нескладный, в фетровой шляпе, под которой, кажется, не было вовсе волос, в пальто, не прикрывавшем выдутые колени коротковатых брюк. На шее шарф, заправленный за воротник пальто. В стиснутых зубах – постоянная папироса. В правой руке – неизменная железная трость. Он идет и что-то бормочет себе под нос, поэтому, слишком рассеян. Лера выжидает момент. Он идет в это здание, где будет организована его будущая группа футуристов. Немного позже ими будет издаваться новый революционный журнал «Леф», который станет, впоследствии, его стабильным делом и заработком. Но сейчас он об этом еще не знает. Он постоянно делает нечто революционное. Но ни одно стоящее дело никогда не начиналось без определенных коллизий.
Лера подходит к нему с обескураженным видом:
-- Извините, я заблудилась.
-- Что? -- чудак смотрит на нее свысока, пытаясь сосредоточиться на происходящем, -- А вам куда надо?
-- Я не знаю, но никак не могу попасть домой.
-- А где вы живете?
-- Я, я не здешняя. Я здесь не жила…
-- А где же вы жили? – чудак раздраженно стал жевать сигарету, ему явно стал надоедать нелепейший разговор. Лера это почувствовала.
-- Я не помню. Я плыла на пароходе. Потом начался шторм. Наверное, корабль затонул, а меня выбросило на берег. Потом меня подобрал рыбак, который жил возле моря и вернул мне жизнь. Я жила до весны в его лачуге. У него было пятеро детей и беременная жена. Мне неудобно было оставаться у него на иждивении, и я ушла в селение. Там ходили поезда, я села на поезд и приехала в город, затем из него – в другой. Я искала тот, где жила раньше. Живу здесь третий день, мне добрые люди дали одежду и ночлег, но я хочу домой. Мне негде сегодня ночевать. Как выбраться отсюда, не знаю.
Здоровяк осмотрел Леру с ног до головы. Та наивно хлопала глазами.
-- Назови, хотя бы место, где ты жила.
-- Я не помню. С тех пор, как в уши попала вода, я ничего не помню, кроме своего имени.
-- Ну, и как же тебя зовут?
-- Лерика.
-- Как? Лирика?
-- Лерика, но можно просто Лера, -- более громко произнесла Лера. Ее начальство из каких-то умыслов не захотело менять ее настоящее имя на псевдоним.
Имя у Леры действительно несло странную историю своего возникновения. Папа хотел назвать ее Эрой в самый момент рождения. Но маме не понравилось это слишком громкое экстравагантное звучание. Тогда сошлись на том, чтобы назвать Эрикой. Но при этом невозможно было называть ребенка ласковым именем, как хотелось маме. И от грозной Эры осталась только Лерика. Друзья и родные чаще называли ее Лера.
-- Странное имя. Редкое, -- здоровяк потер затылок, жуя сигарету краешком рта, он размышлял, -- Ну, что, Лерика, пойдем со мной. Мне сейчас некогда. А потом подумаем, что с тобой делать дальше.
Они направились в серый дом.
« Ура, там я сниму все и всех кого необходимо.»
Они вошли через парадную дверь.
-- Только сидеть тише мыши, -- предупредил здоровяк.
Лера согласно закивала головой.

ГЛАВА 29.
Они вошли в полутемный зал. Близился вечер, было уже часов пять пополудни. Короткий осенний день оставлял прощальные лучи солнца где-то там, за горизонтом, которые из-за облаков сюда не доходили. Возле стены стоял большой письменный стол, на нем горела керосинка и чадила вокруг копотью. Вокруг стола сидели люди только мужского пола.
«Понятно, девочек сюда не принимают.»
Лера с трудом могла рассмотреть их лица, но угадала почти всех по изученным ранее писаниям.
-- Это со мной, -- коротко представил здоровяк Леру своим товарищам.
Лера скромно уселась в углу, так, чтобы ей были максимально видны лица и замерла. Казалось, никто не обратил в ее сторону внимания, хотя отнеслись с уважением, и, в случае необходимости, вежливо называли барышней. Ведь Лера выглядела молодо и миловидно. Обращались они друг к другу только на вы, называли по имени отчеству или чаще, просто по фамилии. Из всех присутствующих Лера отметила одного крупного, с круглой головой и намечавшейся лысиной. К нему чаще всего обращались по фамилии Асеев. Вероятно, он больше других был в авторитете и теснее связан с Маяковским. Лера слышала и другие фамилии, но мало что знала из биографий этих людей. Ей только помнилось из написанного очевидцем, что Асеев был хорошим товарищем для него. Но даже он, впоследствии, не смог, а, может, не захотел поддержать то, что было задумано.
« Если они так тесно общаются и понимают друг друга, почему не смогли продвинуть общее дело? Все те же извечные человеческие недостатки… Зависть, деньги, слава… Вот и все.»
Через парадную дверь без приглашения проник парень с длинной курчавой челкой и украдкой примостился в одном из уголков, наблюдая за собравшимися. Лера сделала вид, что не видит его, не желая вмешиваться. Когда собравшиеся окончили обсуждения и собрались расходиться, кто-то заметил парня и спросил тихо другого:
-- Кто это? Вы его знаете?
Между заседавшими пошел шепоток.
-- За нами следят… Да нет, это один из любопытных…
Парень отозвался сам:
-- Да, да, господа, вы, кажется поэты? Я тоже поэт. Мне так интересно, что вы задумали создать газету, в которой будут печататься все желающие поэты, -- парень говорил с наигранной напыщенностью и восторгом. От его слов веяло излишней любезностью. Чувствовалось, что он хочет угодить окружающим. И, тут, здоровяк не выдержал:
-- А что вы умеете, как поэт?
-- Я… У меня прекраснейшие, восхитительнейшие стихи о музыке, о музе, о ветке палестины… О росе и солнце, играющем, как в хрустале…
Здоровяк слушал терпеливо, жуя сигарету и размышляя при этом:
-- В общем, ничего конкретного, -- сделал он резюме, глянув на одного из товарищей. Тот подмигнул.
Парень опять зашелся в комплементах:
-- Мне так интересно, что вы хотите делать.
-- А нам интересно, как вы здесь оказались без приглашения, -- великан явно начинал раздражаться.
-- Как, вам ни капельки не интересна моя поэзия?
-- Милейший, такие стишки только жене на ночь вместо сказочки годятся. Вы способны действовать?
-- Действовать? Как?
-- Как в армии действуют!
-- О, я – поэт, а не военный!
-- Тогда убирайтесь ко всем чертям! У нас не пансион благородных девиц, а поэзия нового времени. Мы – марксисты, мы ценим дело, а не слова! Страну не розами да грезами поднимать надо!
Парень стал возмущенно припираться, говоря о том, что он самый лучший в кругу своих друзей. Что девушки падают в обморок от восторга, когда читают его стихи. И еще какую-то чушь. Лера слушала молча, неподвижно сидя в своем углу. А великан разозлился не на шутку наглости непрошеного гостя. Он стиснул кулаки, подошел ближе к возможному шпиону и заявил без намека:
-- Вот своим девушкам стихи и читайте, а мы слюнтяев не терпим!
Далее покатился каскад иностранных слов, понятных всем, но не переводимых.
« О, о, «шкаф» в разнос пошел. Это же надо заснять.»
Лера подкралась к великану и стала снимать его со всех сторон. В горячке он этого не заметил. Лицо снять у нее не получалось, нужно было зайти спереди, а он размахивал в воздухе кулаками, доказывая и проповедуя при этом идеи революции. Лера чуть не получила кулаком сверху по голове. Наконец наступила секундная пауза между лозунгами. Лера изловчилась и выскользнула прямо перед его лицом.
-- А, барышня, и вы тоже тут! Чего изволите, автограф на память?!
Лера придала невинное выражение своим огромным, синим глазам и глупо закивала при этом. Великан на секунду размяк и заулыбался:
-- А поработать, не хотите ли…
Он схватил Леру за предплечье и, притянув к себе, стал бесстыдно шептать ей в ухо, на каких местах он поставил бы ей автограф. Лера пыталась вырваться. Да, это был не Славка. Его пальцы железной хваткой сомкнулись на Лериной руке. Схватить его за волосы она не могла, их просто не было на совершенно лысой голове. Ей ничего не оставалось делать, как отмахиваться другой рукой и кричать: «Отпусти!» А великан только усмехался, наслаждаясь Лериной возней у него в руках. Наконец он ослабил хватку. Лера вырвалась и забилась в угол. Но великан не собирался здесь задерживаться и просить у нее извинения:
-- Так, барышня, если не хотите остаться без ночлега сегодня, пойдемте со мной. Я и так опаздываю.


ГЛАВА 30.
Они вышли на темную улицу. Кое-где тускло светились фонари, которые в то время казались последним достижением цивилизации. Туман, выпавший к вечеру, окутывал все предметы и пробирал до костей, хотя ветер улегся. Чтобы не замерзнуть, идти надо было быстро. Великан шагал своими размашистыми шагами, а Лера едва поспевала за ним следом. Она не знала, чего можно ждать от него. Тревожность подкатывала предательским комом к горлу:
« Ну, если я погибну от рук развратника, считайте меня коммунистом при исполнении важного задания.»
Лера даже стала читать какую-то молитву про себя.
Они шли по широкому проспекту. Вдруг к ним подошел человек и поздоровался со здоровяком за руку. Тот выпустил из ноздрей обильный табачный дым и громко выразительно пробасил:
-- А, Борис, дружище, приветствую вас!
Тот скромно поздоровался с ним и с Лерой тоже, ничего не спрашивая у нее.
-- Это со мной, -- коротко представил великан Леру, -- Барышня без дома осталась, надо помочь. Зовут Лирика или… как вас зовут?
-- Лерика. Можно Лера.
-- Необычное имя, даже я еле запоминаю.
-- Да, имя редкое, -- согласился Борис.
-- Сейчас иду к своим друзьям, может, они и ей помогут, -- продолжал басить здоровяк, -- Пойдемте со мной.
-- Я с удовольствием, -- оживился Борис, так словно только и ждал этого приглашения.
В темноте лица были едва различимы, но по уже услышанному голосу и манерам, по легкой хромоте, которую Борис изо всех сил сдерживал, Лера поняла, это Пастернак. На душе ей стало на много легче. Она почувствовала, что обижать всерьез ее никто не собирается. Мужчины разговаривали о своих творческих замыслах, о политическом положении страны, о том, как нужно жить при новом строе и новой власти. Здоровяк был настроен оптимистично. Кроме того, его восторгало, как ребенка все новое и казалось смешным все отжившее, старое. Другой же мудрый гений относился несколько иначе ко всему. Он словно видел во всем позитив и, в то же время, опасался негатива, который может нагрянуть неизвестно откуда. Одно было ясно Лере: один из них – лидер, другой восторгается им, забыв даже о своих произведениях.
Они подошли к пятиэтажному дому. Здесь жили друзья здоровяка. Вероятно, очень давние и закадычные. Нужно было подняться на пятый этаж. Судя по их разговорам, в те времена жить на такой высоте было очень престижно. Не пугало даже то, что в доме не было лифта. Пришлось забираться по лестнице самостоятельно. Для двух здоровых мужчин это не составляло труда. Да и для Леры, выросшей среди многоэтажек, преодолевавшей еще и не такие высоты, это не показалось чем-то особенным. И, все же, на последнем этаже она запыхалась.
-- Что, барышня, не привыкла к новым домам. Нам бы пониже да попроще.
Здоровяк насмешливо подмигнул Лере. В полутемном коридоре она смогла различить лишь его огромный силуэт. Но камеры видели все.
-- Я не барышня, я – Лера, -- оборвала его насмешку Лера.
-- Смотри не упади, Лера, -- здоровяк придержал ее за плечо, когда она приблизилась к перилам, -- Ладно, завтра покажу, какой вид открывается отсюда. Сегодня уже темно.
Они позвонили в одну из дверей. В полутьме Лера провела ладонью по ее поверхности и почувствовала рельеф. Вероятно, дверь была резной. Через несколько минут за дверью послышался лай собаки, шаги и традиционное, по сей день: «Кто там?»
-- Это я, Лиличка, -- откликнулся здоровяк, -- Не один, с друзьями.
« Лиличка. Это та, которой он писал стихи. Вокруг их романа даже сейчас ходят стремные слухи, так, словно уже не все равно, кто кого любил, и сколько было измен. Странное дело, фанатики.»
Дверь отворилась и на пороге, в такой же полутемной прихожей Лера смогла различить силуэт невысокой женщины. Ее волосы были гладко зачесаны назад и связаны в пучок. Наверное, она улыбалась. Под ее ногами вертелась собака породы карликовых бульдогов. Она подпрыгивала перед здоровяком, становясь на задние лапы, и радостно повизгивала.
-- Проходите, -- пригласила хозяйка гостей мягким голосом.
-- Ты нам рада? – здоровяк хотел крепко обнять ее за плечи, но ждал ответа.
-- Ну, конечно. Мы с Осей давно ждем тебя.
Здоровяк разочарованно расслабил объятья. Этот жест не ускользнул от проницательной Леры.
-- Ну, проходите же, проходите, -- приглашала хозяйка.
Мужчины сняли шляпы и пальто, и оставили их в прихожей на вешалке. Лера тоже сняла шляпку и пальто, осталась в простой ситцевой блузе и холщевой юбке, закрывавшей даже голени.
Лиличка провела гостей в небольшую комнату, где освещение было немного получше, вроде шестидесятивольтной лампочки, и стала хлопотать, накрывая что-то на стол.

ГЛАВА 31.
Гости уселись за, накрытый скромными угощениями, стол. В то время и эти дары были роскошью. Картофель, варенный в кожуре, соленые огурчики, серый хлеб, селедочные хвостики и самогон в графине. Вдруг здоровяк бесцеремонно взял Лиличку за руку и отвел в сторону пошептаться. Лера сделала вид, что задремывает. Отодвинулась на край стола и, опершись на спинку дивана, прикрыла глаза. Слух ее напрягся до отказа.
-- Вам хватает денег, которые я приношу, на питание? -- шептал здоровяк прямо в ухо своей любимой. Судя по всему, он от природы не умел говорить тихо, и Лера могла слышать каждое его слово.
-- Да, конечно, мы с папочкой так тебе благодарны. Но все же, мне не хватает витамин и соли. Я вся опухла…
-- Скоро у нас будет свой журнал, и я смогу заработать больше…
Что делал Ося в это время, или, как его назвала Лиличка, папочка, Лера видеть не могла, а так хотела бы. Но это все видели камеры. Далее разговор пошел напрямую о самой Лере.
-- Послушай, любимая, эта девушка, которую я привел с собой – Лера, потеряла кров и память, она попала в кораблекрушение. Не могли бы вы взять ее к себе, на первое время прислугой. А потом я ее пристрою в пансионат.
Оставаться в послереволюционном пансионате, в Лерины планы не входило, и она забеспокоилась, заерзав на диване, соскользнула на самый его край, и нечаянно упала на пол. Разговаривающая парочка обернулась в ее сторону и оба прекратили разговор. К Лере поспешил на помощь, всегда сочувствующий Борис. Он подал ей руку и усадил на диван.
-- Какие у тебя холодные руки, ты вся дрожишь.
Он держал в своих ладонях Лерины, пытаясь их согреть.
-- Для этого хорошо одно средство. Налейте ей нашей «настоечки», — предложил Лерин подопечный.
Мужчина, которого называли Осей, круглолицый, среднего роста и в круглых очках, налил в хрустальный фужер для Леры белой жидкости из графина. Здоровяк поспешил подать ей бокал:
-- Пей, барышня, здоровее будешь.
Лера, почти не дыша, едва сделала один глоток. Во рту у нее моментально запылало, в глазах потемнело, и она снова упала, но теперь уже на диван в беспамятном состоянии.
-- Да что же это?! – вскрикнула Лиля в испуге. Она начала обмахивать Леру своей шалью. Кто-то додумался расстегнуть верхнюю пуговицу на Лериной блузке. И тут она вскрикнула и вскочила. Даже в полуобмороке тайный агент помнила о своих драгоценных пуговицах и о выполнении задания.
-- Да что вы, барышня, не бойтесь, никто не посягает на ваше целомудрие, -- насмешливо произнес здоровяк. Но Лера и не думала смущаться. Она чуть было не ответила, что хоть бы им бояться не пришлось, но вовремя сдержалась.
-- Давайте, все к столу, -- пригласила хозяйка.
Лера весь вечер сидела с сердобольным Борисом, и он подкладывал ей на тарелку лучшие кусочки. Хотя, в тайне, ей было жутко неудобно перед этими людьми за то, что она, барышня из пресыщенного века обманывает их, а они готовы поделиться с ней последним куском.
-- Кушай, тебе надо, ты такая худенькая, -- говорил он ей всякий раз.
Остальные, сидящие рядом мужчины, говорили все на те же, волнующие их темы: о политике, о поэзии, об эмиграции, о продуктах и ценах, и, даже, о войне. Здоровяк сидел рядом с Лиличкой и не спускал с нее глаз, словно она его жена, а не этого лысого бобрика в очках, который сидел с другой стороны возле нее. Она же успевала вежливо уделять внимание как одному, так и другому. Лера с любопытством наблюдала за их отношениями. Ей стало казаться, что между двумя мужчинами происходит тайная борьба, и очкастый уступает своему сопернику во всем, но ее он не уступит. А она относилась к здоровяку как к наивному ребенку, который видит перед собой идеальный мир, не желая принимать реальность, такой как она есть. Она ему сочувствовала, но признавать своим не хотела и, все-таки, отдавала предпочтение старой супружеской связи. Ей так было надежнее. Волны противоречия двух миров и характеров захлестнули Леру полностью. Она перекидывалась то на одну сторону, то на другую. Во всех источниках, которые она изучала и, даже в современных документальных фильмах, говорилось, что он любил ее, а она его нет. И все. Историки примитивно истолковывали этот факт, как несчастную любовь поэта, и причину его самоубийства. Иногда даже рисовали роковую женщину. На самом деле все оказалось гораздо сложнее. Любовные треугольники всегда сложны и представляют загадку даже для опытных психологов. Одному из «углов» приходится поневоле становиться полигамным. Чья в этом вина? Да, но мало кто рассматривал серую, едва заметную фигуру Оси в этом всем, так словно его и вовсе не было. А между тем, может, именно он и был ведущим звеном в этих отношениях, соединяющим и, в то же время, разлучающим.
А, между тем, Ося, выпив самогонки, начал прославлять творчество удачливого поэта и предлагать вместе сотворить третью мировую революцию. Не на деле разуметься, на бумаге. Так проще войти в историю. Он – теоретик, знает, как это делается, а Маяковский напишет гениальные стихи к этой теории. И «величайший поэт», на удивление Леры, соглашался и, кажется, даже был доволен подобным абсурдом: «Взрывами мысли головы содрогая,/ артиллерией сердец ухая,/ встает из времен / революция другая –/ Третья революция / духа».
« Отчего он сейчас не злится? От самогонки раздобрел, что ли. Его же труды используют. Ведь его мысли присваивают себе. А, может, просто чувствует долг перед этим богатеньким сусликом из ювелирного завода. Ведь он является на данный момент еще и начальником отдела рекламы «Окон РОСТА». А талантливый агитатор, работающий рядом с ним, написал около трех тысяч плакатов и сделал около шести тысяч стихотворных подписей к ним. Вероятно, он считал, что эта работа его спасает. Да, будущий покровитель первым обратил внимание на шедевры еще непризнанного гения и единственный дал денег на издание «Облака в штанах», которое тогда ни в одном издательстве не принимали. В лучшем случае, печатали только отрывки. Но ведь не так уж бескорыстен этот «лучший друг». Лера чувствовала чутьем психолога, что мотивация его помощи не такая уж гуманная. И не только во имя человечества...

ГЛАВА 32.
Сидевшие за столом, поужинали, наговорились, и к часу ночи стали подумывать о том, что уже поздно, хочется спать, а завтра у каждого из них масса важных дел. Борис засобирался домой. Причем пешком, трамваи в такой поздний час уже не ходили. В прихожей уже одетый великан прощался со своей любимой и выглядел перед ней еще больше своим гигантским ростом. Лера стала поближе, чтобы расслышать их шептания. Где был Ося в этот момент, она опять видеть не могла.
-- Скоро мы будем вместе, -- горячо шептал он ей, -- Я перееду к вам в квартиру. Мы уже договорились, так будет лучше для нашего общего дела, которое мы вместе задумали. А эта девушка пусть останется сегодня у вас. И, вообще, на какое-то время. Я не могу ее оставить с собой, поскольку сам постоянного жилья не имею.
-- Конечно, конечно. Пусть остается, я так устала сама справляться по дому. Вот в былые времена…
-- Мы сможем больше времени проводить вместе, если у тебя появится прислуга.
-- Это хороший подарок с твоей стороны.
-- Не обижайте ее, она немного не в себе.
-- Ну, что ты, Щен, никогда.

Лера спала в одной комнате с новыми знакомыми и с их собакой, поскольку другой комнаты в этой квартире не было. Утром ей пришлось встать раньше, чем ее теперешние хозяева. Так подсказал ее здравый рассудок. До чего же Лере неприятно было чувствовать себя домработницей и ожидать чьих-то распоряжений. Еще тяжелее притворяться дурочкой, потерявшей память. Но ничего не поделаешь, этого требовала ее работа и то задание, которое ей поручили. Ведь потомки должны знать правду о своих предках.
Лера сонно зевнула и поплелась на кухню, вернее, маленькую кухоньку. По тем временам жить в отдельной квартире, хотя бы такой, со своей кухней было роскошью. Лера знала, что ее подопечный ютится сейчас в коммунальной комнатушке и платит за нее всем, что заработал за день. А, вот, как он зарабатывал еще, кроме рисования плакатов, одному богу известно. И Лере было жутко любопытно выведать об этом все.
Серые стены кухни, выкрашенные в грязно-синий цвет, пожелтевшие от копоти. Да, это не фирменный пятизвездочный отель и, даже, не кабинет ее куратора или, хотя бы, укромный уголок подвальчика, в котором проходили эксперименты… И как здесь готовить завтрак, на каком приспособлении? Посреди кухоньки круглый стол, на нем самовар, тарелки аккуратной стопкой прикрыты относительно чистым полотенцем. И все. Лера привыкла к комфорту, плита электрическая или, хотя бы, газовая. Но выживать в таких условиях ее руководство не научило. Лера растерянно оглядывалась по сторонам. Затем бессильно опустилась на стул и стала ждать. Ведь здесь даже умыться невозможно. Хотя нет, вот древнейший умывальник. Такой она уже видела там, в доме-крепости, когда выполняла первое задание. Кое-как она умылась, вытерлась полотенцем, висящим на стене рядом. Прислушалась. В комнате кто-то встал. Начал одеваться. Лера ждала. Это был хозяин квартиры. Зевая, он вышел на кухню в брюках и рубашке. Поздоровался с Лерой, она ответила ему. Вероятно, он хотел чаю, это было написано на его бритой физиономии, которая Лере, почему-то не очень нравилась. Голова у него тоже была гладко выбрита. Под носом щетка-усы.
« На Гитлера похож, -- пронеслось у Леры в голове, -- Хитрый.»
-- Вы теперь будете у нас домохозяйкой, -- обратился он к Лере, -- Кажется так? Ведь вас для этого привел сюда мой многоуважаемый друг.
Лера кивнула головой.
-- Голубушка, приготовьте-ка нам чайку и что-нибудь на завтрак.
-- А-а что вы хотели бы на завтрак? – растерянно произнесла Лера.
-- Ну, как что. Пшенную кашу, хотелось бы яичницу. Но яиц в доме нет, надо купить.
С этими словами он достал из комода деньги. Лера удивленно наблюдала за ним. Она видела, как эти деньги вчера положил туда ее подопечный, когда шептался со своей любимой. Лера покраснела вся от напряги.
-- А это ваши? -- не выдержала она.
-- Конечно мои. Мы всем делимся поровну, у нас нет границ между своим и чужим. Скоро наступит коммунизм, и все люди будут вести себя так же, делиться между собою последними крохами и этим будут богаты.
Далее последовала долгая теория коммунизма.
-- Ну, это все хорошо, -- не выдержала Лера, оборвав нудный тон своего собеседника, -- Но ведь Володя отдал эти деньги ей.
-- Володя хорошо зарабатывает. Ведь не даром я...
-- Вы даете возможность ему заработать? Но это не дает повода...
Тут Лера поняла, что зашла далеко и произнесла лишнее, недозволенное. Тут же она перевела разговор на другую тему, стараясь «запудрить» собеседнику мозги:
-- А как и на чем я должна варить кашу?
-- Как, вы не знаете?
-- Не забывайте, пожалуйста, я после кораблекрушения. Надолго вышла из строя, потеряв память. Теперь помню только свое имя. И все! – чуть не плача, напомнила Лера.
-- Это же очень просто. Последнее слово техники.
С этими словами хозяин достал предмет, похожий на лампу Аладдина.
-- Вот, это – примус, -- торжественно объявил он, -- Это мой друг приобрел и подарил Лиличке.
« Хороший друг. Отчего бы не дружить с таким.»
Но примус для Леры представлял действительно уникальное изобретение. Ведь на нем была всего лишь одна «конфорка» и та жутко чадила и вздымала пламя очень высоко. Нужно было проявить сноровку, чтобы изловчиться и поставить на нее кастрюльку с водой. Сначала Лера чуть не обожглась. Потом приноровилась регулировать пламя. Кое-как за полчаса каша была готова. Лера закутала ее по совету хозяина в тряпки и поставила немного остыть и запариться. Теперь необходимо было приготовить чай в огромном самоваре, который разогревался дровами или головешками. Сначала его надо было установить.
-- Ладно, с этим я уже сам разберусь, -- великодушно освободил хозяин Леру от ее миссии, -- А вы, голубушка, пока извольте скупиться. В доме даже кусочка хлеба нет.
Лера взяла огромную корзину и вышла в лавку.


ГЛАВА 33.
-- Стой, куда ты!
Лера едва успела открыть рот от испуга и сразу же закрыла его. Дэн цепко держал ее за предплечье, неожиданно появившись из-за кустов.
-- Я в лавку. За продуктами... – Лера едва отдышалась от неожиданного стресса.
-- То же мне, Красная Шапочка. Я тебе за кем посылал наблюдать?!
-- Но, Дэн… Так получилось, он меня здесь оставил. Прислугой. Сказал, сдаст потом в пансионат…
При этих словах Лера чуть не расплакалась.
-- Лера, зайка, тебе в пансионат нельзя. Тебе задание выполнять надо. А за его возлюбленной есть, кому наблюдать. Нам нужен он.
-- То есть, как это есть? А вот я такое видела! Вашим биографам и не снилось. Тем более, он сказал, скоро будет жить с ней, вернее, с ними под одной крышей, и творить общие дела вместе. Мне отсюда никак нельзя уходить.
-- Ладно, -- Дэн поразмыслил, -- Не уходи. Но, как только твой исследуемый появится на горизонте, ни шагу от него. Не можешь остаться рядом, оставляй заколку или булавку. Правда, лучше, если сама. Ну, все, выполняй задание…

Когда Лера вернулась из лавки, Лиличка уже проснулась и напевала какую-то веселую песенку, вертясь перед небольшим зеркальцем на тумбочке возле окна.
-- Гуд монинг, -- поздоровалась она с Лерой.
«Ну, ты и кокетка. Ответила бы я тебе в другой раз.»
Но в этот раз Лера прикинулась, что ничего не поняла и глупо захлопала ресницами. «Кокетка» расхохоталась еще громче. Лера отправилась на кухню продолжать стряпню. Минут через пятнадцать завтрак был готов.
-- Ах, какой аромат, я давно такого не слышала, -- продолжала восхищаться кокетка.
-- Это для тебя, радость моя. Я для тебя стараюсь, -- обихаживал ее супруг, -- Что тебе подарить к Новому году?
-- Подари такой перстенек с алмазным камешком…
Лере было непривычно слушать их сюсюканья, она чуть не прыснула со смеху и отвернулась, готовя чай. Камеры на поясе юбки делали свое дело.

Наступил вечер после долгих Лериных испытаний в роли домохозяйки «принеси-подай». Счастливая чета, включая их «бобика» ждала явления кумира. Но больше всех ожидала его появления Лера. Она ждала не просто потому, что должна была выполнить задание. Она ждала его как собственного избавителя от наблюдения за нудными перипетиями «примерных семьянинов». А он все не шел. Лиличка начала скучать. Лера начала волноваться.
«Что скажет Дэн?! Я потеряю работу…»
Собака то и дело поглядывала на двери, подбегая при малейшем стуке чужих шагов. Один хозяин квартиры оставался относительно спокоен. Вдруг, он взглянул на карманные часы из под стекол своих круглых очков, и сделал вывод:
-- Наверное, Володи сегодня не будет. Мы договаривались на полвосьмого. Уже девять. Его нет, значит, чем-то занят. На него не похоже, чтобы он опаздывал.
-- Не будет… -- разочарованно протянула Лиличка.
-- Как не будет! – подпрыгнула на диване Лера, через силу справляясь с собственным сердцебиением, -- А что будет со мной?!
-- А вы, голубушка, останетесь у нас домработницей. Жалованья мы вам не обещаем, но крыша над головой и провизия у вас уже есть. А это немало для вашего положения. Вы со мной согласны?
-- Да, -- Лера с трудом подавила разочарованность в голосе. Она продолжала наблюдать за происходящим.
« Ну, гений, поступил бы ты так со мной…»
-- Папочка, когда мы возьмем Щена к себе? -- заворковала Лиличка перед супругом.
-- Скоро, дорогая. Мы договаривались с ним.
Лера изумленно смотрела на них обоих.
« Просто шок. Ну, ладно, она любит обоих. А кто такой Ося-папочка для нее. Почему все позволяет. Совершенно понятно, почему она держала при себе их двоих. Один скучный, как треска, зато надежный и благоустроенный да, плюс ко всему, все позволяет. Хотя, не исключено, что и сам подгуливает. Другой – красивый, знаменитый, интересный, постоянно держит в напряжении, не соскучишься. Но как с ним жить?! У него же настроение, как погода осенью. И ничего с этим сделать нельзя – творческая личность, высокие мечты, наполеоновские планы… Надо прощать. Надо любить всецело. Всецело отдавать себя. А кто на это решиться? Да, гения любить сложно. Они все не от мира сего…»

ГЛАВА 34.
Прошла ночь в мучительных мыслях о невыполненном задании.
« Ну, Щен, ну предатель, -- Лера не знала, кого обвинять в неудаче, — И что он сам думает по поводу своего нелепейшего положения и своей клички, которую ему тут прилепили. А как теперь я узнаю, что он думает… С ними все понятно, но меня приставили наблюдать за ним, а его здесь нет. И когда появится, неизвестно. А что думает мое руководство по этому поводу? Я рискую потерять работу…»

Дэн перехватил Леру по пути в лавку за покупками.
-- Дэн, его здесь нет, -- жалобно произнесла Лера.
-- Я знаю. Передохни. Пойдем.

В кабинете Дэна они вместе просмотрели материалы, снятые Лерой.
-- А, в общем-то, немало. Такие уникальные сведения об их отношениях. Будь на чеку, он скоро объявится, никуда от нее не денется. Так даже лучше, когда ты следишь за обоими сразу. Но помни, ты исследуешь его, будь к нему поближе, возможно, останешься с ним.
-- Хорошо, Ден.
-- Хочешь отдохнуть?
-- Еще и как!
-- Даю тебе день отгула. А послезавтра в ту же минуту, на то же место… Чтоб как штык была готова!
-- Есть!
Лера радостно побежала к двери. Ее ждал целый день нормальной жизни.
-- Подожди, давай подброшу. Ведь у нас своя техника…

-- Где пропадала, голубушка? – хозяин хмурил брови, глядя на Леру, — Неужели за хлебом необходимо ходить так долго?
«Вот черт, просчиталась, -- Лера взглянула на часы, висевшие над кухонным столом, -- На полтора часа ошиблась, вот и получилось так долго.»
-- Я ожидала, очередь была.
-- Очередь?
-- Ну, да, хлеб долго не привозили.
-- Ну, в наше время это бывает.

А вечером пришел он. Наконец-то. Лера сразу же почувствовала облегчение. Даже большее, чем Лиличка. Зашел или, скорее, завалил медвежьей поступью. В руках три гвоздики. Лиличка, как всегда, улыбалась.
«Каков жених! Вот интересно, в стране голод, хлеба нет, а цветы и бриллианты – сколько угодно… Да и кому они нужны, если есть нечего? А, вот, нужны…»
-- Ты мне рада? – сразу задал он требовательный вопрос.
-- Ну, конечно! – она повисла у него на шее.
Лера приблизилась, чтобы снова послушать, но хозяйка ловко вручила ей букет и отправила на кухню за вазой, не желая иметь по близости лишние уши. А Лера опять прикинулась:
-- А какая ваза у вас любимая?
-- Да любая же…
Весь вечер он смотрел на свою возлюбленную требовательным ревнивым взглядом, словно вопрошая, действительно ли она любит только его. Но, не добившись конкретного ответа, кажется, психанул. А, может, он хотел чего-то большего, чем просто разговоры и переглядки.
« Да, ну и характер, как у моего Славки, но тот конкретно говорил, чего хочет. А у этого еще и мысли читай, гений же.»
Лере снова взгрустнулось.
« Это ведь про него писала одна их поэтесса… кажется Цветаева: «Сколько храмов разбил, а один дороже всего». Не удивлюсь, если «храм» этой поэтессы он тоже разбил. Хотя, он сам писал еще в далеком шестнадцатом, когда они только год провстречались с Лилей:

Сердце обокравшая,
всего его лишив,
вымучившая душу в бреду мою…

Да ведь он сам сердцеед. Вот и мучается и других мучает. Глупые историки судят обо всем только по тому, что написано, ни капли не анализируя события и факты и, по их мнению, она играла его «сердцем, как мячиком» хотя, кто знает, сколько раз он сам играл другими сердцами, ища для себя ту единственную любовь, которую носил в подсознании. А в жизни так всегда.
А потом еще он писал в том же году:

В грубом убийстве не пачкала рук ты.
Ты
уронила только:
« В мягкой постели
он,
фрукты,
вино на ладони столика.»

Вот, еще одно доказательство против него, женщины стремятся к благополучию, мужчины их за это осуждают и требуют, чтоб их любили бескорыстно. Ну, предположим, что его великие страдания того стоят. Но ведь это было в начале, а теперь он в состоянии содержать семью, а потом сможет разъезжать по заграницам, жить в гостиницах первого класса и даже купит автомобиль. А она так и не захочет жить с ним. Значит, дело не в деньгах. Ему попрежднему чего-то не хватало рядом с ней, а она не могла быть с ним слишком долго. Вероятнее всего так. Даже миролюбивый Пастернак писал: « К Маяковскому нельзя привыкнуть.» Да, у него особый креативный склад мышления, который постоянно работает в режиме onlinе, держит мозги в постоянном напряжении и свои и чужие, поэтому, простому заурядному обывателю с ним тяжело. Он возбуждает ее центры мозга, которые без него спят и тем самым привлекает к себе внимание, разноображивает скучную жизнь. Но долго она этого выдержать не может, поскольку ее мозги не привыкли к длительной нагрузке, потому и оставаться с ним надолго не хочет, а тем более, жить вместе. А он, как «величайший Дон-Кихот», все-таки рисует идеальную картину мира и идеальные образы в нем. И, причем, наивно верит не только женщинам, всем, кто его окружает, верит в счастливое будущее нового строя и идеальный коммунизм, где все люди – братья. Вот потому таких чудаков легко использовать в своих корыстных целях. Вот потому он перенес жесточайшее разочарование, столкнувшись с действительностью, когда даже правительство, которому он свято верил, показало свое истинное лицо, не говоря о близких друзьях. Хотя, нет, вот еще строки поэмы «Флейта-позвоночник», написанной в 1915 году. А в то время, под воздействием бешеной страсти он пообещал своей единственной возлюбленной, что все написанные произведения он будет посвящать только ей:

Только –
слышишь –
убери проклятую ту,
которую сделал моей любимою!
..................................................
Какому небесному Гофману
выдумалась ты, проклятая?!

Да ведь тут уже не до любви! Тут пытка. Он хорошо понимал и понимает, что его не любят. Понимает, но освободиться от нее не может. Это мольба об избавлении. Да, у парня серьезные проблемы...»

Мужчины разговаривали опять о политике, о грядущей эпохе, о том, как нужно строить новую жизнь и об их новом журнале. Женщины скучали каждая по своим углам. Вернее, Лера только делала вид, что скучает. Когда закончились мужские разговоры, Лиличка кокетливо приблизилась к своему ухажеру:
-- А почему ты вчера не пришел? Мы тебя весь вечер ждали.
-- Работы было много. У нас теперь не только издательство МАФ, новый журнал «Леф», который охватывает все социальные проблемы. Я сплотил всех футуристов, которые со мной заодно и мы вместе воплощаем новые идеи.
-- А про меня ты забыл?
-- Нет, не забыл. Я ведь и для тебя стараюсь. Хочу денег заработать, чтоб тебе платья новые купить. Может, тогда ты меня полюбишь.
-- Я и так тебя люблю достаточно. Разве тебе мало?
-- А жить вместе не хочешь.
-- Но ведь ты же сам понимаешь, нам негде… Живи у нас…

ГЛАВА 35.
-- Нет, она вовсе не лгала нарочно. На уровне интуиции она сумела создать для него образ, который был ближе всего к тому, который он хотел видеть перед собой. Потому они и провстречались так долго, целых десять, а может, двенадцать лет, а может и всю его оставшуюся жизнь. Вот потому в двадцать пятом году, согласно автобиографическим данным, он подойдет к ее двери и не захочет, не сможет встретиться с ней. Просто потому, что всякий раз, сталкиваясь с действительностью, его драгоценные мечты будут разрушаться.
-- Лера, мы не просим тебя анализировать, а только наблюдать, тем более, забегать наперед в событиях.
-- Просто я хочу сказать, что он, как истинный художник, всю жизнь прожил в иллюзиях, не с теми людьми, кто был ему нужен.
-- Уж не хочешь ли ты сказать, что ты – именно тот человек, который ему нужен?!
-- Я?! Я просто хочу сказать, что ему нужно подсказать…
-- Лера, опомнись! Что ты собралась ему подсказывать? Ты не у себя дома. Это его судьба, не вмешивайся, просто следи за событиями – это твоя работа, а то…
-- …отстраним от эксперимента…
-- Да! Отстраним!
Дэн нахмурил брови и строго посмотрел Лере в глаза.
-- Есть, начальник, -- Лера устало козырнула со вздохом, -- Разрешите идти?
-- Иди, -- более спокойно произнес Дэн.

-- …Она подсказывать ему решила!
-- Да, ну и пусть себе подсказывает. Все равно, ей никто не поверит и всерьез не воспримет. А, если воспримет… То, я больше опасаюсь за ее собственную судьбу.
-- А если она женит его на себе?!
-- Что?! Сенсация! Истинные аристократы на служанках-простолюдинках не женятся.
-- Там больше нет ни аристократов, ни простолюдинов, они все равные. Он и сам больше не аристократ.
-- Это он с виду не аристократ... Но почему-то не женился, ни на ком...
-- А вы не боитесь, что нас постигнет мировая катастрофа из-за одной нелепой шутки, нечаянно сказанного слова?
-- Армагеддон, Всемирный Потоп… Дэн, ты романтик. Во всяком случае, в учебниках истории об этом ничего не написано…
-- Зря вы смеетесь, Василий Петрович. Моя подопечная небезопасна, как сам Армагеддон. Я устал ее контролировать.
-- Ладно, расслабься. Если что натворит, сама же и поплатится…

Сегодня Лерин подопечный явился вовремя, как пообещал. И не просто явился сам, ввалился со всеми своими немногочисленными шмотками и объявил:
-- Теперь я буду жить здесь!
«Наконец-то», -- с облегчением подумала Лера.
Лиличка восторженно захлопала в ладоши. Но теперь им пришлось разместиться втроем в крохотной комнатушке, да еще вместе с собакой, у которой должны были появиться щенки. Леру при этом спровадили жить на кухню к ее превеликому огорчению.
«Как же я теперь буду наблюдать за ними? Придется оставлять булавку в комнате».
В комнатке сразу же произошли перемены. Не было никакого намека на то, что историки назвали «шведской семьей». Напротив, на Лиличкиной кроватке мужчины сразу же водрузили надпись «не садиться». Лера поняла сразу, что даже в такой тесной обстановке между ними продолжается незримая борьба за место с «единственной». Здоровяк сразу же облюбовал письменный стол (или, что-то наподобие письменного стола). Кажется, он сюда ради работы только и переехал, а этого нудного типа считал своим соратником во всем. Они сразу же стали обсуждать свои планы в работе на будущее.
« Одного не могу понять, -- думалось Лере, -- Ведь ты же видишь, на сколько он глупее и хуже тебя. Настолько хуже, что ты его даже за серьезного соперника не считаешь. Почему же ты подпустил его так близко к себе. Это что, чары манипуляций, которым ты поддался?»
Однажды, когда все ушли из дома и даже собаку взяли с собой, Лера, убирая на письменном столе, стала фотографировать дневник исследуемого субъекта. В глаза ей невольно бросилась запись: «Четверо в помещении — Лиля, Ося, я и собака Щеник…»
Лера так и села от удивления на рядом стоящий стул. Она так заинтересовалась, что стала читать дальше, анализируя при этом.
« Это как же так… А ведь он не был самовлюбленным – истинный простак с таким талантищем. Ведь он на первое место все-таки поставил любимую, потом своего соперника, а потом только себя перед собакой. Я бы не удивилась, если бы собака заняла место впереди него.»
Конечно для простого обывателя, особенно начала двадцатого века, такая запись ничего важного не несет, кроме факта события. Но хороший психолог многое смог понять по тому порядку, в котором были расположены имена самим автором записи.

ГЛАВА 36.
-- Я сегодня должен идти на важную встречу.
-- А меня с собой возьмешь?
-- Нет, нет, дорогая, в другой раз.
-- Но мне так хотелось показать новое платье, которое ты для меня купил.
-- Моя родная, это не то место, где можно показывать платья. Там будут решаться важные политические вопросы. Это касается нашего журнала.
-- А помнишь, как мы вместе ходили на выставку твоего товарища по перу. А потом еще на одну авторскую встречу.
-- Скоро в ВОКС приезжает японский писатель. Я обязательно возьму тебя с собой.
Великан крепко поцеловал любимую в губы и направился к двери. Лера похолодела от ужаса. Это значит, ей опять сегодня целый вечер придется сидеть возле супружеской пары при жалком свете лучины, слушать их кудахтанье и дожидаться приказаний, утопая от тоски под протяжный вой осенне-зимнего ветра. Уж лучше скитаться по темным холодным улицам.
-- Возьми меня с собой! – не выдержала она, подбежав к своему подопечному. Тот удивленно и хмуро глянул на нее.
«Тебя еще там не хватало!» -- было написано в его глазах.
-- Мне не нужно показывать платья, я буду сидеть тише мышки в углу, а, если что, могу прислужить.
-- Правда, возьми Лерочку, -- не без оснований вступилась Лиля. Ведь в ее присутствии факт измены был бы исключен. Великан поразмыслил.
-- Ну, что ж, пошли. Только без баловства.
Лера на бегу впрыгнула в свое худенькое пальтишко. Как только за ними захлопнулась дверь, супружеская чета куда-то засобиралась.

Они подошли к жилому трехэтажному дому. Лера едва поспевала за своим подопечным. В этом доме жил товарищ великана Николай Асеев. У него часто собиралась пишущая братия. Леру великан представил коротко как свою домработницу и назвал ее имя. Их приняли радушно. Казалось, здесь нет никаких запретов и ограничений. Первую половину вечера великан провел за чашкой чая, обсуждая проблемы продвижения нового журнала со своими товарищами. Решить нужно было немало. Как продвинуть журнал, кто его будет читать, кого печатать, какой денежной платой вознаграждать. Выяснилось, что на продвижения журнала должно пойти немало денег. Но где их взять? Надо было поработать, вначале может даже бесплатно. Лера во время всего разговора находилась рядом с великаном. Он не давал ей никаких распоряжений, и она спокойно могла все записывать на пленку, вставленную в свою заколку на волосах. Еще одна находилась в булавке. Ох, сколько всего интересного она тут узнала! Потом разговор стал приобретать все более расплывчатые очертания, стали затрагиваться какие-то житейские темы. Собеседники расслабились и теперь просто пили чай и разговаривали на разные темы.
В квартиру приходили еще какие-то люди. Лера их не знала. Вероятно, не знал их и сам великан. Он решил с ними познакомиться и пересел за игральный столик поближе. Дружески улыбнулся, достал колоду карт. Подмигнул одному из них:
-- Ну, что, перекинемся?
Тот в ответ достал из кармана купюру и положил на стол. Великан сделал тоже самое и начал сдавать карты. Лера тихонько подсела ближе, она наблюдала из-за плеча великана, затаив дыхание. Игра становилась все напряженнее. Вероятно, великан не хотел, чтобы присутствовал кто-то посторонний, когда он играет и попросил Леру:
-- Лерочка, детка, пойди, пообщайся с Борисом, ведь ты его знаешь. Он только что пришел.
Такого оборота событий Лера не ожидала. Она собиралась выяснить, каким образом великан выиграет партию. Ведь во всех источниках было сказано, что он хороший картежник.
-- Хорошо, -- не долго думая ответила она, и, словно невзначай, ловко отстебнула и оставила на столе свою булавку.
Но не успела она отойти, как услышала у себя за спиной бас великана:
-- Черт тебя возьми! Это твоя булавка?!
Лера обернулась. Великан уколол палец и чертыхался вовсю.
« Он же боится острых предметов…»
Лара кинулась к бутылке самогона, стоявшей на обеденном столе, быстро намочила в ее содержимом свой носовой платок и ловко обмотала великану палец. Тот понемногу успокоился.
-- А ты ничего, барышня, соображаешь! У меня тетя медсестра. Так она также делает…
-- Я не барышня, я – Лера.
-- Ну, ладно, Лерочка, дай нам доиграть.
-- А можно, моя булавка здесь полежит пока. Она мне на поясе мешает?
-- Чтоб я опять накололся?
Лера удачно воткнула булавку в краешек стола.
-- А так?
-- Ладно, можно, ступай…
Лера отошла в сторону. Она подсела к наблюдавшему всю эту сценку Борису. Тот пил чай и, молча, созерцал происходящее все вокруг. Лера знала, что он является первым и самым достойным поклонником творчества ее исследуемого. Но близко он к нему не всегда имел возможность подойти и предпочитал наблюдать за ним на расстоянии. Как только Лера подсела к Борису, он сразу же налил ей чаю и заговорил на волнующую его тему:
-- Вы работаете домработницей у Маяковского? Как вам повезло. Он талантлив и не просто интересен. Человек большого обыкновения, но совершенно непредсказуем, хотя не всегда бывает деликатен. К нему невозможно привыкнуть.
-- Да уж, деликатности у него не занимать. Хотя он сам говорит, что у него с рождения ее нет. Зато креативность, ну, непредсказуемость… Ну, очень высокая активность, причем во всем. Ему нужны постоянные выступления и амбиции, тесный контакт со зрителем. Он может и должен оказывать влияние на массы. Но это не результат сублимации, как считают ученики Фрейда. Это хорошо развитые лидерские способности, обусловленные самой жизнью. Ведь для сублимации необходима полная изоляция отношений с противоположным полом. В его жизни таковой не наблюдается.
-- Лера, вы рассуждаете как ученный. Просто поразительно для девушки вашего возраста и положения… Признаться, я не все понял из того, что вы сказали. Или, скорее всего, ничего. Ведь я не ученный. А вот то, что он очень активный – это да. Я бы сравнил его образ с ранними героями Достоевского.
-- Его реальный образ очень близок к идеальному, который сотворил он сам и во всю старается сблизить реальный мир с идеальным. Да, он живет в своем строгом мире и те, кто с ним встречаются, начинают ощущать остроту несовершенства своего реального образа. Особенно те, у кого идеальный образ далек от реального. Те, кто пытается обмануть себя и окружающий мир. Потому они его не любят, даже ненавидят и прикидываются, что не понимают. Прекрасный психотерапевт.
-- Лера, откуда вы так много знаете?
-- Мой папа был ученным. Он водил меня еще в детстве на различные конференции и сам рассказывал много. Память стерла все, что было до кораблекрушения, но то, что было очень давно, я начинаю припоминать. Но, все же, мне еще очень тяжело. Бывают совершенно неожиданные провалы памяти. Ничего не помню. Ничего. Особенно по утрам. Наверное, был сильный ушиб головы.
-- Понимаю… -- Борис сочувствующе прижимал ее руку к своей груди.

ГЛАВА 37.
В комнату вошли еще трое. Они присели к столу. Их, как и всех остальных угостили спиртным и чаем со скромным угощением. Один из них, вихрастый, светловолосый, подсел к Борису и дружески потрепал его по плечу.
-- Привет, дружище. Читал твою последнюю вещь, «Близнец в тучах». Вот это по-нашему!
-- Да, но я пытаюсь перейти на другой жанр, более научно-обоснованный. Я не хочу, чтобы от моих стихов у народа ноги сами в пляс пускались. Я хочу сотворить что-то более серьезное и полезное на все века.
-- А вот это ты брось. Красота мира, нашей земли, на которой мы живем – вот это на все века! Где еще найти такую красоту, как у нас?! Ни одна заграничная поездка не оправдает ее…
-- Я с тобой согласен. Ты в этом деле достиг совершенства и сотворил на века сказочный образ русской земли. И сам похож на Ивана Царевича, который на сером волке перелетел через океан и поймал там Жар-Птицу.
Борис, как обычно, был совершенно спокоен и легко принимал точку зрения любого своего собеседника, не теряя при этом своей. Его собеседник с симпатичным лицом и энтакими пижонистыми манерами, сразу же начал красоваться перед Лерой и всячески делать ей знаки внимания. Конечно же, Лера узнала в нем еще одного исследуемого, правда не своего. Но и его творения ей пришлось изучить очень тщательно.
« Надо же, как разоделся, а еще вчера в лаптях ходил и ничего другого всем назло надевать не хотел.»
-- Сергун, -- дерзко протянул «незнакомец» руку Лере.
Лера протянула в ответ свою:
-- Лерика.
-- Очень приятно, -- Сергун поцеловал Лерину руку, та чуть не расхохоталась. Ей были не привычны такие манеры поведения.
-- Это домработница Маяковского, -- пояснил Борис.
Сергей покосился в сторону великана, вовсю резавшегося в карты. Тот прихлебывал вино и забыл обо всем.
Товарищи по перу, сидящие рядом с Лерой, продолжали разговор. Они пили вино и с упоением объяснялись друг другу в творческой любви и в любви ко всему русскому творчеству. Они читали наизусть стихи и отрывки из поэм Пушкина, Лермонтова, Жуковского и всех остальных. Потом пылко обнимались и братались навек. Вдруг Борис сказал:
-- И, все-таки, я не считаю необходимым раньше времени выходить на эстраду и легкомысленно срывать плоды славы, устраивая шумиху вокруг себя.
-- А вот это ты не прав, -- отвечал хорошо уже поддатый его собеседник, -- Ты и сам так не думаешь, как говоришь.
-- Нет, думаю. Это входит в мои творческие планы.
-- Не ври. Я не верю, слава – это все. Те, кто считают иначе, просто кокетничают!
-- Так что ж, по-твоему, я кокетничаю?!
-- Ну, конечно! С таким талантом оставаться в тени… Я никогда не поверю, что тебе этого действительно хочется!
-- Я просто сказал, что слишком быстрая слава меня не прельщает. Но, вероятно, ты еще не дорос до этого состояния души, потому меня и не понимаешь! Ведь ты прославился очень быстро. Это может тебя испортить.
-- Я не дорос?! Ты просто завидуешь! Вот я тебе сейчас покажу, как я не дорос!
С этими словами буйный собеседник повалил своего соперника на пол. Тот отреагировал тем же: отбивался, выкрикивая при этом:
-- Я не собираюсь жить на публику и веселить народ, словно паяц…
-- Так что ж получается, я – паяц!
-- Ты будешь паяцем до тех пор, пока не вырастешь из имажинизма до настоящих философских мыслей. Образ должен двигать развитие вперед, а не оставаться застойным болотом в умах читателя. Читатель должен делать выводы сам…
-- А я не хочу философски мыслить! И плевал я на ваш футуризм!
Оба тузили друг друга и дискутировали при этом, забыв об окружающих и о Лере. А Лера от испуга юркнула под стол. Оттуда было лучше наблюдать катавшихся по полу.
«Говорят, в спорах рождается истина. Что-то она не рождается. Нет, психотерапевты из них не получатся, это факт!»
А ее подопечный великан, увидев всю эту свалку, громко выругался:
-- Тьфу, чертовня какая! Не умеют свое доказать, так надо драться!
Он не хотел вмешиваться, когда драчунов растаскивали по углам. У Сергея был подбит глаз, у Бориса разбита губа. Великан стоял около двери, надевая пальто.
-- Лера! – звал он громовым голосом, -- Где моя Лерка!
-- Я сейчас, -- отозвалась Лера, выползая из-под стола, -- Моя булавка!
-- Она у тебя что, золотая?!
-- Она мне дорога! Подарок бабушки…
-- Быстро одевайся и пошли!

ГЛАВА 38.
-- Вот глупая какая драка! Ведь он же сам писал: «Нет тепла от звездного огня». А кричит противоположное.
-- А, Есенин. Да ему лишь бы пошуметь и подраться почем зря. Уж сколько раз ему говорил, присоединяйся к нам. Одному тяжело. Но он не хочет делать общее дело вместе. Он слишком самовлюблен и за это расплачивается.
-- Я думаю, он просто боится потерять свою индивидуальность в общем потоке.
-- Чушь какая. Что такое индивидуальность – это ваше буржуазное понятие. Так он его боится потерять? У нас есть прекрасные поэты – и Большаков, и Шершеневич, и Асеев, и Третьяков. Дэвид Бурлюк, наконец. И они все разные, но мы все заодно!
-- Нет, ты не правильно понимаешь слова. Индивидуальность – это неповторимость образа. Ты, вероятно, хотел сказать индивидуализм, или, еще точнее, единоличность.
-- Да называй, как хочешь, это все блажь, мещанство. Нам всем необходимо сплотится для поддержки друг друга. А любоваться лишь собой – это отжившее понятие.
«Вот странно, почему они меня не понимают. Я их поняла, понимаю и теперь. А они меня словно не слышат, не видят. Я для них – призрак. Да! Я – призрак. Но это и есть моя работа.»
-- А Борис?
-- Пастернак? Он талантливый парень. И понимает все как надо. Но он для меня загадка. Мы хотим пригласить его печататься в нашем журнале…
Потом великан стал напевать себе под нос какую-то песенку. Вероятно, настроение у него в этот вечер было хорошее.
-- Вот, -- решил похвастать он перед Лерой, -- Проиграл всего лишь два раза, остальное – выигрыш. Куплю Лиличке новое пальто.
« Оригинально господин гений зарабатывает деньги, когда за стихи не платят. А ведь Славка…»
Вдруг Лере стало нехорошо от воспоминаний о своем бывшем парне. Ее опять захлестнула волна сомнений – настоящий ли гений перед ней? А гений шел домой бодрым шагом. Было около десяти вечера. Ветер улегся, но легкий заморозок сковал лужи, предвещавший к утру первый снег. Вдруг на перекрестке возникла одинокая фигура патрульного. Здоровяк забасил восторженно:
-- Вот они, перемены к лучшей жизни. Моя милиция меня бережет! Здравия желаю, товарищ милиционер!
-- Ваши документы, товарищ, -- беспристрастно обратился к проходящим мимо него патрульный.
« Менты во все века одинаковые!»
Великан стал рыться в своих карманах. Наконец он нашел свою «паспартину» и ткнул «менту» чуть ли не под самый нос.
-- Вот он. Советский!
Патрульный рассмотрел паспорт при слабом свете фонаря.
-- Пили?
-- Ну, самую малость. На именинах у племянницы.
-- Ладно, идите. Только не шумите.
Но товарищ поэт видимо не наговорился за весь вечер и решил поразвлечь патрульного своими рассказами о новой жизни и об идиллии, которая наступит при коммунизме. Но для этого нужно всем неустанно трудиться и так, как совесть того позволяет. Патрульному эта болтовня, видимо, не очень понравилась, и он хотел было засвистеть в свисток. Лера вовремя сориентировалась. Она потянула за рукав великана:
-- Пошли, Володя! Дочка ждет, без нас спать не ложиться. Я должна ей перед сном микстуру дать. У нее ведь ангина.
«Мент», видимо, передумал свистеть, а великан, как ни странно, поддался Лериному призыву и послушно пошел вслед за ней.
«На этот раз пронесло!» -- облегченно вздохнула она.

ГЛАВА 39.
Семейная пара вернулась где-то близко к полуночи. Лера проснулась от звонкого женского смеха. Ее наблюдаемый еще не спал, он жег на столе последний керосин и писал. Писал не отрываясь. Он никак не выдал своих эмоций, когда не застал их дома. Он ничего не сказал сейчас, когда они вошли после веселой прогулки. Лиля громко смеялась, обсуждая впечатления этого вечера.
-- Такая приятная женщина, а ее супруг, ну просто душка! Такой образованный и видный. Он занимает высокое положение в обществе... Щен, а почему ты так долго жжешь керосин, у нас его и так осталось мало.
Но он писал. Писал, не отрываясь так, словно крохотный истерзанный буквами клочок бумаги поглотил весь огромный мир его подсознания, как черная дыра. А те, кто находились рядом являлись действующими лицами разыгрывающейся в его вулканическом воображении драмы, сами того не зная. Потом он коротко ответил:
-- Сейчас, иду спать.
И лег, не раздеваясь на свою тахту. Он лег и отвернулся лицом к стене, подложив под голову руку так, словно не было рядом подушки. Потом устало, а может обиженно засопел. Наверное, спал.
Камеры на булавках снимали все, но Лера могла только слышать. Утром она проснулась от того, что услышала рядом разговор:
-- Так что ж, ты меня уже не любишь? – басил великан.
-- Ну, почему же, люблю. Но я не могу, не могу так жить! Я хочу жить свободно! Мне необходимо отвлекаться от будней, общаться. А ты приходишь поздно, да еще керосин изводишь, когда нам с Осей спать хочется… -- голос хозяйки был, пронзительным и властным. Она почти кричала, так же звонко, как и умела смеяться.
-- Так тебе Ося дороже? Я же вижу, тебе он нужен. Еще немного и меня вовсе выгонишь.
-- Да, выгоню! Ты не должен себя так вести! Ведь я просила тебя не вмешиваться в мою личную жизнь. Ты ушел по своим делам, а я по своим. И, вообще, я с Осей под куполами стояла, между прочим!
-- Нет, дорогая, пойду я лучше. От куполов и от осей... Нет нам с тобою счастья, а несчастье я делить не согласен. Уж если нет любви, то лучше расстаться сразу без обид и ругани.
-- А, вообще, кто такое стерпит…
-- Не надо. Вот не надо этого. Давай расстанемся красиво, по честному. Пожмем друг другу руки и – прощай, раз не получилось.
-- Ты правильно делаешь, что уходишь. Я не хочу тебя видеть до самой весны. Слышишь?! Я устала от тебя и твоих выходок!
Великан кое-как запихивал в чемодан свои немногочисленные вещи. Он насуплено молчал и больше не говорил ни слова в ответ. Лера к этому времени уже поднялась со своей, так называемой, постели и оделась. Теперь она в напряжении ждала, что же будет дальше. Она поняла, что ее подопечный сейчас уйдет отсюда, и у Леры громко стучала, пульсируя внутри, тревога. Неужели ей опять предстоит наблюдать за этой, до тошноты надоевшей, «сладкой парочкой», а по вечерам так и вовсе оставаться одной, в ожидании, когда они наразвлекаются, каждый по-своему, и вернутся давать ей новые распоряжения. Нет, нет, только не это! Что угодно, какие угодно трудности и скитания, только не эта тюрьма! Лера услышала, как хлопнула входная дверь. Она опрометью кинулась в комнату. Хозяйка стояла, отвернувшись к окну.
-- Он ушел, ведь он же ушел! – закричала в отчаянии Лера.
Хозяйка повернулась к ней лицом, сначала удивленно глянула, затем окатила надменным взглядом:
-- Ну и что, что ушел, -- произнесла она так, словно он вышел по ее распоряжению.
-- Ведь он же больше не вернется!
-- А тебе-то что, деточка? – настороженно произнесла хозяйка.
-- Но что же вы стоите? Вы же должны его остановить!
-- Да ничего я не должна.
-- Надо! – Лера, не помня себя кинулась к двери. Впопыхах поскользнулась, чуть не упав на собаку. Та, испуганно скуля, отскочила к стене.

Лера мчалась по улице. Она не могла даже знать, в каком направлении ушел ее исследуемый своими огромными шагами. По лицу ее хлестал ветер, обжигая солеными каплями собственных слез. Жухлые листья под ногами носились в круговороте. Утренний туман еще не развеялся полностью. В воздухе пахло гарью от костров и порохом от ночных выстрелов.
-- Вон туда, -- на ее пути откуда-то вынырнул Дэн, как только она замедлила бег.
-- Ах, булавка! – внезапно вспомнила Лера.
-- Ничего, наши люди заберут. А ты – догоняй!

Лера подбежала к нему и схватила за огромную руку, чуть не оборвав рукав.
-- Не уходи, не уходи от меня! – рыдая, повисла она на его плече, -- Возьми меня с собой. Я буду прислуживать задаром. Мне идти некуда, а там меня не хотят. Не прогоняй меня!
Великан шел размашистыми шагами, «мял» под собой мостовую. Его лицо было того же цвета, что и она. Смешной и нескладный, по сравнению с модным Дэном. Коротковатые штаны не скрывали кожаных стоптанных ботинок, которые он специально подковал железом. Наверное, за всю свою жизнь он имел одну только пару. Хотя, по тем временам, это был последний писк моды.
-- Да не гоню я тебя, только удобств не жди. Я сам не знаю, где ночевать сегодня буду… Впрочем, у меня есть кабинет на Лубянке.
Великан был бледен, как стена, ему было не до Леры. Та еле поспевала за ним. Ей необходимо было сфотографировать его лицо в этот момент, но видеть она могла своего подопечного только сзади. Она собрала последние силы и забежала вперед. Положила ладони на широченные плечи:
-- Ну, зачем ты так? Ведь она не для тебя.
-- Да, знаю я, -- почти огрызнулся он, не желая, чтобы кто-то посторонний вмешивался.
« И что он в ней нашел, она же ветреная. Ему нужна трудяга, как он сам, как его мать или сестры, а он все время будет любить не того, кому нужен.»
Ветер носил по мостовой последние жухлые листья, обрывки листовок и первый выпавший снег.

ГЛАВА 40.
«Кабинет», в который они пришли на Лубянку, оказался комнатушкой в коммунальной квартире. Хотя обставлена она была достаточно оригинально и уютно, во вкусе своего хозяина. Мебели было не много, но располагалась она очень своеобразным образом. Прямо перед окном стоял крепкий дубовый письменный стол. Рядом находилась тахта, так, чтобы можно было в случае усталости тут же завалиться на нее после кропотливых писательских трудов.
Как только они зашли, начались сплошные эмоции и переживания. Едва великан присел от усталости на свое ложе, вдруг обхватил голову двумя руками и зарыдал, совсем как маленький. Слезы, которые он сдерживал ранее, лились из его глаз ручьем. Лера сначала растерялась. Она никогда бы не подумала, что мужчина такого сурового склада характера настолько может быть раним. Сейчас он не стеснялся своих чувств и освобождал их полностью.
«Нет, шизофрения от переизбытка эмоций ему не грозит. Он вовремя сбрасывает нагрузку.»
Дождавшись, когда великан вытрет последнюю слезинку, Лера попыталась с ним поговорить. Но «клиент» не давал ей этого делать. Он достал откуда-то из под стола бутылку с мутной жидкостью и предложил Лере:
-- Давай, выпьем.
Не дожидаясь ответа, он разлил содержимое в два не очень чистых стакана, которые достал с полки, расположенной над столом. Лера сделала небольшой глоток горючей жидкости, а он проглотил одним залпом все, что было в стакане. Теперь им овладела волна воспоминаний. Он вспоминал, сколько времени и где провел со своей любимой. Сетовал на жизнь и ее превратную несправедливость. Почему женщины любят только богатых? Нет у них ни души, ни разума. Бабы, одним словом.
-- Ты ошибаешься, тебя любят без денег. Но ты этих людей не принимаешь всерьез, не замечаешь, -- пыталась утешить его Лера.
-- Почему она не хочет жить со мной?! – упрямо вопрошал в отчаянии великан.
-- А где вы будете жить? Здесь?
« Как же, станет она жить в коммуналке...»
-- А, знаю я эти штучки. Дом купи, барахло в нем накапливай. Я вообще дома сидеть не умею, мне ездить надо, выступать. Работа у меня такая.
-- Ну, вот, видишь, а ей необходимо благополучие и..., -- тут Лера замялась, -- Забавы. Даже если она тебя и полюбит, ты сам не сможешь жить вместе с нею. Тебя ведь все время несет за горы, за моря… А она ждать тебя не будет. Если бы хотела, то ждала бы уже сейчас.
Великан, кажется, и не слышал ее слов, хотя молчал, когда Лера говорила. Он не обращал на ее болтовню внимания и думал обо всем по-своему. Наконец, шмыгнув носом, сделал вывод:
-- Во всем виноват строй и окружающая среда.
«Вот тебе и здрасьте!»
-- Надо сроить коммунизм. Только тогда все люди станут братьями и будут понимать друг друга! Не будет ни измен, ни замужеств...
« Ну, конечно, измена, она везде – измена. Да, интересно. Мы считаем причиной всех социальных неурядиц проблемы личного плана. У него же наоборот – личные проблемы из-за неправильного социального уклада. Потрясающе! Так вот что явилось для него стимулом в творчестве. Страна-утопия, которую изобрел он сам и поверил в нее. И эта вера для него являлась своеобразной религией, противоборствующей тогдашним церковным учениям, державшим людей в неведении и покорности. Его образ действительно похож на образ Иисуса Христа, с которым он себя постоянно отождествляет, но только в интерпретации того времени. «Совсем не Иисус. Нежней. Юней. Он ближе стал, он стал комсомольцем.» Он действительно нес людям новое просвещение свободы, любви и братства. А его, как и Христа, не принимали. Тут Лера вспомнила, как он писал в одной из поэм:

Чтоб не было любви – служанки
замужеств,
похоти,
хлебов.
Постели прокляв,
встав с лежанки,
чтоб всей вселенной шла любовь.
Чтоб день,
который горем старящ,
не христарадничать, моля.
Чтоб вся
на первый крик :
-- Товарищ! –
оборачивалась земля.


Здоровяк окончательно успокоился и уселся за стол. Достал чернильницу, бумагу и стал писать.
«Про это. Посвящается Ей и Мне.» -- прочитала Лера из-за плеча великана.
«Ну, конечно, именно сейчас он станет писать все, о чем я только что подумала. А у меня хорошая память. Или просыпается дар предвидения?»
Леру он и вовсе перестал замечать, она ему не мешала. Она же не торопилась спать. Она подглядывала, что пишет великан и наблюдала за его поведением. Ну, вот эти строки, подтверждающие его отношение и к той, что его выгнала сегодня, и к бытию. Тогда, когда Лера читала их, сидя в душной комнате, изучая своего будущего подопечного, они показались ей совсем не понятными. А теперь яснее ясного:

«Семь лет я стою.
Я смотрю в эти воды,
К перилам прикручен канатами строк.
Семь лет с меня глаз эти воды не сводят.
Когда же, когда ж избавлнения срок?
Ты, может к ихней примазался касте?
Целуешь?
Ешь?
Отпускаешь брюшко?
Сам
в ихний быт,
в их семейное счастье
намереваешься пролезть петушком...»

Ну, вот теперь совершенно понятно, что он призирает их образ жизни, и себя, за любовь к той, что его не стоит. Но, почему же, еще и еще раз будет возвращаться к ней как «к себе домой»? Но вот ответ и на этот вопрос:

«Тесьма.
Натянута бечевкой тугой.
Край один – я в моей комнате,
ты в своей комнате – край другой.
А между –
такая,
какая не снится...»

Он видит перед собой не ее, а образ, «который не снится». Но, тем не менее, никуда не может уйти от реальности, подсознательно понимая, что он находится в своем мире, как в своей комнате, она – в своем. Между ними – «тесьма», связь, зависимость. А понимания нет. И он всеми силами старается избавиться от этой связи, но не может. Она его влечет к себе при помощи хитрых манипуляций с той же силой. Страсти накаляются, а любви все меньше и меньше. Но ему нужна именно любовь и понимание, как живительный поток энергии. Он задыхается. И на последнем дыхании пишет стихи... И, все же, не правы те, кто считает, что только на фоне несбывшейся любви могут рождаться шедевры культуры. Ведь у него же была цель. Огромная, благородная, пусть несбыточная. Сделать счастливыми всех людей на планете. Он умел прочувствовать боль каждого, с кем находился рядом. Он верил. И только эта великая Вера в человека, и в человечество в целом рождала в нем гениальные, неслыханные ранее вещи. Ведь не зря же «Бурлюк говорил: у Маяковского память, что дорога в Полтаве, -- каждый галошу оставит.»
Так размышляла Лера, любуясь работой великана. Уже близилось утро, когда она почувствовала усталость и больше не могла вместе с ним летать и «быть возвышенной». Обычная человеческая слабость взяла верх над высокими мыслями.
« Он относится ко мне как к призраку, не слышит и не видит. А ведь я и вправду, призрак, ведь я еще не родилась. Потому они не воспринимают мою информацию, а видят только оболочку. Вот так феномен! А Дэн переживал… Но это немного развязывает мне руки. Я смогу проводить эксперименты.»
Лера, сонно зевая, смотрела, как великан пишет. Он полностью ушел в свою работу, иногда бубнил что-то, иногда читал вслух написанное. Он ничего не видел и не слышал вокруг. Потом встал и начал прохаживаться туда-сюда вдоль по небольшой комнатке. При этом он все время бубнил, иногда произносил громко и отчетливо уже сформированные фразы, тут же кидался их записывать.
-- Можно, я спать буду? – Лера устало зевнула.
-- А? Что? – великан недовольно метнул искру в ее сторону, -- Могла бы и не спрашивать. Спи, конечно, и не отвлекай меня больше.
Лера упала на тахту. Да, но кто же будет наблюдать? Она ловким движением протянула руку, воткнула в небольшой комод булавку с камерой. Хотя, можно было это сделать совершенно спокойно, здоровяк все равно ничего бы не увидел.
А утром у него начался новый «бзик».
-- Лера! – горланил он, сидя за письменным столом, -- Просыпайся! Я есть хочу!
Лера, едва успела вскочить с лежанки.
«Это от нервной перенагрузки, которой предшествовал эмоциональный стресс, а потом еще всю ночь умственной деятельности. Он себя совсем не бережет, хотя вовремя снимает усталость на окружающих.»
-- Я уже проснулась...
-- Выспалась?
-- Да.
-- А теперь, детка, бери кошелку и сгоняй за хлебом и папиросами. Мне плохо, курево закончилось.
-- Курить вредно.
-- Сам знаю, -- почти прорычал здоровяк. Лера поняла, что его лучше сейчас не трогать.
-- Да забери свою чертову булавку! Опять чуть не накололся!
«Тоже мне, принц! А ведь заснешь ты вовсе не от булавки.»

На этом страдания «принца» не окончились, только начались. Его благоверная отшила не зря, совершенно точно рассчитав, что и кто будет ей нужен в следующий отрезок времени. Получилось здорово. Великан ушел сам. Он провинился. Лез, куда не следует, не имея на то никаких прав. И она имела полное право выгнать его. Отлично! Ловкий план сработал как нельзя лучше. Теперь она – свободная женщина. Ну, не считая Осика-папочки. Так ведь он же все позволяет, он добрый. Не то, что этот медведь-верзила. Чуть что, сразу бешенство. Он, конечно, интересен своим талантом, и стихи посвящает не плохие, после чего про всех троих говорит высший свет. Но бывает до тошноты скучен своею ревностью. Быть может, он больной, невменяемый. А мы с папочкой и так много для него сделали. Без нас бы он никогда не прославился! А все эти романчики, это пустяки. В них виноваты сами мужчины. А что же делать бедной женщине, брошенной всеми, которая все еще хороша собой. А посторонние представители сильного пола это замечают. Мужчины с положением. И, вообще, доктор сказал, что эти измены у нее от неуверенности в себе. Просто она хочет доказать своему супругу, что кому-то нужна.

Так вот, следующим вечером несчастный великан услышал от своей соседки по коммуналке сплетню, что у «этой Брик» новый роман. Романчик не шуточный, с руководителем Промбанка Краснощековым. Об этом уже говорит все светское общество.
Здоровяк не поверил. Он вбежал в комнату из коридора, где разговаривал с добродушной тетушкой. Лера стояла в этот момент около двери и подслушивала их разговор. Он ее не заметил, отшвырнул в сторону. Та отлетела, как легкая соломинка и упала на тахту.
-- Володя, ты куда? – едва успела спросить она, когда он натаскивал на себя пальто.
-- К вечеру не жди! – только и успел бросить он в бешенной спешке и выскочил за дверь.

Он пришел пьяным в два часа ночи. Лера спала, свернувшись клубочком на тахте, даже не раздеваясь.
-- Володя, поешь. Я, все таки, приготовила кое-что.
Володя, не снимая пальто, рухнул на тахту рядом с ней. От него разило перегаром и табачным дымом. Ее он не слышал. Закрыл лицо огромными ладонями и зарыдал.
-- Я ей не нужен... У нее другой...
-- Ну и что, что ей ты не нужен. А, может, ты нужен кому-то другому.
-- Никому я не нужен! Я хочу умереть.
-- И это говорит человек, который считает самоубийство слабоволием!
Он ничего не ответил. Только упал на подушку лицом. Он тихо плакал.

После этой сценки проблемы у Леры не окончились. Великан очень много пил. Просто уходил в запои. Иногда напивался дома. Чаще шатался по кабакам. Лера «насильно» следовала за ним.
«Ну и работа у меня! Тайным агентам за вредность приплачивать надо. А еще Дэн не хочет, чтобы я проявляла здесь свои способности. Да, если бы не я, он быстрее бы повесился...»
Но здоровяк был на редкость крепким малым, чем показался Лере. Вешаться он и не собирался, топиться или травиться тоже. Он задумал другое. Теперь после принятия изрядной дозы спиртного он торопился к дому любимой и караулил ее в подъезде. Он выследил, когда его соперник приходит сюда, сколько времени проводит в их квартире, когда должен уходить. Но где в этот момент находится Ося, ни ему, ни Лере не было известно. Лера так же не могла понять, что делает «несчастный влюбленный» здесь, чего ожидает. А на ее вопросы и уговоры он всякий раз хмуро и сдержанно рычал в ее сторону:
-- Не мешай, барышня, сам разберусь!
И день мести настал. Влюбленная пара находилась в квартире, где до этого бывал великан. Сам великан, в сопровождении своей домработницы, находился в подъезде на первом этаже. Лера тщательно пряталась за него, не желая мешать «ходу истории». Наверху хлопнула дверь. Послышались тяжелые мужские шаги, цоканье женских каблучков, звонкий заливистый смех и щебетание. Не сложно было догадаться, кому они принадлежат. Дойдя до первого этажа, звонкая щебетунья чуть было не столкнулась вплотную с угрюмой фигурой великана. Она хотела обойти его стороной, словно не заметила, но он преградил ей дорогу:
-- Так вот почему ты меня выгнала. Вот, ради кого! Я все сразу понял.
Она растерялась, но виду не подала. Вовремя совладала с собой и строгим властным тоном произнесла:
-- Володя, почему ты здесь?! Я что тебе сказала – мы расстаемся до весны. Иди домой и не вмешивайся в мою жизнь, ведь таким был наш уговор, не так ли?! Если ты не будешь соблюдать его, мы не увидимся никогда!
Эти слова подействовали на великана просто магически. Он, ничего не говоря, развернулся и пошел прочь, еле успевая вытирать при этом едкие унизительные слезы от стыда и бессилия. В эту минуту чуть не разрыдалась сама Лера. Но распускать сантименты ей было некогда. Она обязана была догонять своего исследуемого.
И это была не последняя его пытка в подъезде. Он почти каждый вечер выстаивал на «вахте», желая увидеть свою «госпожу». Он мучился не столько от безраздельной любви, сколько от желания доказать ей, что он Человек, и с ним нельзя так поступать. Сколько раз он произносил вслух мысли о желании убить своего соперника и ее. Лера пыталась отговорить его. Но могла бы этого не делать. Увидев счастливую парочку, всякий раз, он снова вытягивался как по стойке смирно и, ничего не произнося, провожал их взглядом. А она весело смеялась, унося с собой его слезы.

ГЛАВА 41.
Солнце светило ярко после надвигающейся, но отступившей метели. Оно играло золотыми лучиками в замерзших лужах и пыталось растопить их своей энергией. По земле и тротуарам бежали редкие ручейки вчерашнего выпавшего снега.
«А у них тоже бывает солнце. Оно во все времена одинаково светит, и настроение поднимает так же, как у нас. Наверное, Борис сейчас пишет…»
-- Ой! – замечтавшаяся Лера чуть не выронила от неожиданности корзинку.
-- Пойдем, тебе надо отдохнуть, -- прозвучал над ее ухом знакомый голос.

-- Так, хорошо! Ты сняла не только то, что от тебя требовалось. Правда, за Есениным мы установили другого человека. Он был среди есенинцев и снять должен был совершенно другую личность. Невозможно наблюдать за всеми сразу. А ты, молодец, не растерялась!
-- У меня просто не было выбора. Он меня все время отсылает, что б я не подслушивала и не подглядывала.
-- Правильно, подслушивать и подглядывать не хорошо. Это признаки дурного тона. А он все же аристократического происхождения. Не забывай об этом.
-- Это не просто происхождение, это внутренняя организованность, крепкий моральный стержень и высокое духовное развитие. Потому он и гениален. Жизнь сама способствовала развитию его «самости» и таланту. Парень, выросший на свежем воздухе в горах, в такой дружной семье с высокими моральными принципами. Да еще друзья грузины, они ценят дружбу и верность превыше всего. Он никогда не мог принять химерных правил существования цивилизованных горожан. Она же с детства была избалована сначала вниманием родителей, потом мужчин. Поняла эту фишку, что все может и должно быть именно так, как хочется ей и ничего кроме удовольствия в ее душе никогда не задерживалось. Надо сказать, от нее многие были без ума, от ее нагловатой и дерзкой самоуверенности, что только она нравится абсолютно всем. Порхала как беспечный легкомысленный мотылек с цветка на цветок. От мужчины к мужчине. Ее муж ей все позволял, знал, что ее не переделать и ей такая жизнь подходила.
-- Откуда ты все про нее знаешь? Ты же не за ней наблюдаешь...
-- Так у нее все на лбу написано. И прошлое, и настоящее, и будущее. Ну, а этот чудак, поэт с перенасыщенным воображением, влюбился по самые уши. Хуже того, он верил ей. Ей, а не самому себе и тому, что видит. Но даже в минуты глубочайшей тоски не мог отойти от своих жизненно важных принципов и принять все как есть. И от этого тоска его становилась еще сильнее. От нелюбви. От всеобщей деградации и нелюбви друг к другу. Одного не могу понять, почему он не мог больше не являться к ней. Неужели так сильна власть эмоций для его сознания? Я ведь психолог, анализирую развитие личности по сопутствующим факторам и наоборот. Но даже я понять этого не могу.
-- Ты все проанализировала?… Но за проявленную креативность – тебе благодарность. Если не будешь своевольничать, станешь одним из лучших разведчиков. Мы повысим тебя в статусе и гонорар соответственно прибавим.

ГЛАВА 42.
Ссора затянулась. Эскулап страдал каждый вечер, утопая в стихах. Часто он страдал от депрессивных припадков. Он плакал, сетовал на жизнь и несправедливость в ней, не понимая, главную причину собственных невзгод. Лера частенько пыталась заводить разговор «по душам» со своим подопечным. Ее не могли не волновать те депрессивные приступы, которые он переживал после очередной разлуки со своей, не в меру эксклюзивной, пассией. Профессиональный долг психолога внутренне требовал от нее облегчить существование своему клиенту.
-- Скажи, ты любишь ее?
-- Да, -- коротко и резко отвечал Эскулап, что в переводе на современный русский означало: «отвяжись!»
-- А она тебя?
-- Не знаю. Да чего пристала, тебе то что?!
Эскулап был пока сдержан.
-- А какой, по-твоему, должна быть любовь?
-- Во-первых, без измен.
-- Так у вас без измен:
«Вымерена, выверена
Ее не сломают ни ссоры, ни версты...»?
Эскулап заметно начинал нервничать, понимая правоту Лериных домогательств.
-- Н-ну, нет.
-- А с чьей стороны измен больше?
-- Ну, с моей... – нерешительно произносил великан, желая поскорее отвязаться.
-- Значит, ты ее не любишь?
-- Люблю, -- почти огрызался великан.
-- А почему изменяешь?
И тут Эскулап не выдерживал. Он взрывался окончательно. Рыдания, как гром среди ясного неба раскатами вырывались из его воспаленного, не всегда трезвого горла. Потом следовала череда проклятий, адресованных внешнему миру. Но ни единого слова не было выкрикнуто среди них той изменнице, из-за которой рвалось на части массивное сердце, стремящееся именно ей одной отдать всю глыбу чувств. Из-за ее «коварных измен» вынужден был он скитаться пьяным по улицам и вступать в связи с кем попало. Лера знала об этом. Она так же знала, что ему надо выплеснуть бурю эмоций. Наступит катарсис и ему станет легче. Однажды она не рассчитала:
-- Это она дала тебе кличку Щен? Щенок, так кажется. Ты для нее забавный щенок.
Эскулап явно выражал глазами надвигающуюся бурю. Он пристально смотрел в сторону Леры, но молчал. И тут завелась сама Лера. Почему он молчит? Почему он не хочет посмотреть правде в глаза, этот правдолюбец?! Эти мысли разозлили ее еще сильнее. Она почувствовала, что теряет контроль над собой:
-- А какую кликуху дала она себе? Собака Баскервиль, пойдет?!
Эскулап молчал, прощая Лере все невыносимые фразы. Пока он принимал их за неудачные шутки.
-- Ты просто боишься, что потеряв ее, ты выйдешь из своей иллюзии, в которой ты находишься. Не так ли? – сыпала Лера язвительными вопросами.
-- Да отвяжись же, стервоза! – рявкнул в сердцах Эскулап.
-- Разве я не права? Ты просто боишься признаться в этом самому себе. Конечно, хорошо и спокойно находиться в счастливом обмане, как в спасительном коконе, который ограждает от жестокой реальности. Куда сложнее строить свою судьбу самостоятельно, чем плыть по течению...
-- Я строю жизнь!!! – заревел Эскулап, -- Не только свою! Мне есть о чем переживать. Сколько обездоленных в мире... Туберкулез, сифилис, проституция, голод... Вот, о чем я ревную, а не о какой-то бабе!
-- Но ты не можешь без страстей. Ты – самоед и сердцеед. Жизнь без эмоций – для тебя тюрьма. Ты хочешь любить. Но ты не видишь тех, кто любит тебя!
-- Детка, я знаю, чего в этой жизни стоит настоящая любовь. И что такое уважение других. Неподдельное.
-- Так от чего же ты все время не там...
-- Не твое дело!
-- Интересно, от какого слова произошла фамилия Маяковский? От слова «маяк» или от слова «маяться»?
Лера почувствовала, что переборщила, глядя на свирепый взгляд Эскулапа. Еще немного, и он кинулся бы в ее сторону. И... Она схватила кошелку и – вон на улицу, в лавку за продуктами. За спиной у себя она услышала грохот сапога с железной подковой, который с силой ударился в захлопнувшуюся за ней дверь.
-- Каналья!!! – услышала Лера за той же дверью, и еще череду всяких непонятных слов.
На лестнице она столкнулась с Борисом, который, вероятно пришел навестить своего коллегу, и поговорить о журнале, который вместе создавали.
-- Что случилось? – участливо спросил тот, видя испуганные Лерины глаза.
-- Ничего страшного. Клиент слишком буйный попался, -- задыхаясь, ответила та, не помня себя.
-- Что-о? Вы имели неосторожность с ним беседовать в такую минуту?! Бедняжка. У него очень вспыльчивый нрав. Приходит в ярость из-за малейшего пустяка...
-- Да обычный человек. Только очень несчастный...
Лера не стала объяснять дальше, сбежала вниз по лестнице. А уже через час, возвратившись, прислушалась у двери. Там было тихо. Чей-то размеренный разговор в два голоса. Бориса и Эскулапа. Лера осторожно вошла в комнату:
-- Я хлеба принесла и папирос.
-- Так заходи, чего стоишь, как не у себя дома.

ГЛАВА 43.
Теперь задача Леры была упрощена. Здоровяк везде был вынужден водить ее за собой, считая, что дела с головой у нее обстоят совсем туго. «Как бы не натворила чего без присмотра», -- объяснял он своим знакомым. Он представлял ее своей домохозяйкой, а на домохозяек в то время высшее общество, или, точнее сказать, его остатки, мало обращало внимание. Лере это было на руку. Она наблюдала, как представители одного литературного течения доказывают сою правоту и необходимость представителям других течений. Те, в свою очередь, защищались, как могли. Между ними, зачастую, завязывались дискуссии, которые подкреплялись количеством выпитого вина и оканчивались драками. Здоровяк в драках не участвовал, зато он басил и горланил во всю, выкрикивая какие-то лозунговые речи. Да с ним драться никто и не пытался, опасаясь огромного роста, крепких кулаков и железной трости, с которой он не расставался. Позже в кармане его «широких штанин» кроме «паспартины» появится хорошо прилаженный маузер – смерть врагам революции. Хотя стрелял он из него крайне редко, почти никогда и ни в кого.
Следуя за Эскулапом даже во время его прогулок, Лера весело напевала себе под нос песенку:

Что же ты ищешь, мальчик-бродяга,
В этой, забытой, Богом стране?
Что же тебя снова манит куда-то,
Что ты так ясно видел во сне?

Оттого, что ее сумасшедшие замыслы удаются, на душе было легко и радостно. Эскулап равными шагами мерил дорожку в парке. Он каждый шаг проделывал в такт ритму своих строк. Что-то бубнил себе под нос. Вдруг, запнулся. Рифма дальше не шла. Его лицо исказилось мукой. А Лера все мурлыкала себе под нос:

... Это значит – дождь и знакомый ветер,
И опять один ты на целом свете...

-- Стой! – вдруг рявкнул Эскулап.
Лера вздрогнула и испуганно глянула на него. Он пристально посмотрел ей в глаза:
-- Откуда такие стихи? Сама сочинила?
-- Н-нет.
-- А кто?
-- Знакомый один...
-- Скажи этому знакомому, что завтра у нас вечер. Пусть приходит, почитает.
-- Не могу. Я ведь не помню, где он.
-- Ах, да... Тогда почитаешь сама.
-- Нет! Только не это!!! Я не могу...
-- Сможешь.
«Что делать? Завтра надо будет куда-нибудь смыться.»
Но «смыться» Лере никто не дал. Эскулап настойчиво взял ее за руку и потащил на отчетный концерт лефовцев.
Зал был заполнен людьми. Лера выпросила разрешение выступать последней.
«Вот здорово, что я сюда попала. Я сниму весь концерт на пленку. Но что делать с «моими» стихами?»
Лера пристально наблюдала за каждым выступающим. Но, в основном, за своим подопечным. Он был сдержан и напряжен перед выступлением. Но глаза его просто светились, горели азартом и внутренним светом. Он не просто готовился к ответственному моменту. Он готовил пожар. Пожар эмоций и мыслей. Зажечь «ясным пламенем» зал – вот его основная цель здесь и сейчас. И он жил этим мигом. Вдыхал его полной грудью.
Он слышал, как объявляют его выход. Залпом допил чай из граненного стакана. Затем отправился решительным шагом на подмостки. Лера пристально следила из-за кулис за каждым его движением, каждой паузой и произнесенным словом, каждым вздохом. Она испытывала напряжение не меньшее, чем ее подопечный. Главным образом, от страха, что же будет делать она, когда он закончит. А он все трубил, чеканя каждое слово, помогая при этом своим массивным кулаком.
Когда вернулся за кулисы, в зале все еще слышались аплодисменты.
-- Теперь ты, -- подошел он к Лере, -- Ты обещала.
-- После тебя... Мне уже нечего делать!
-- Такие стихи нельзя упускать.
Он схватил Леру в охапку и вынес на сцену.
-- Это – дебют, -- объявил он.
Публика зааплодировала. Великан скрылся за кулисами. А Лера осталась один на один с залом. Хорошая практика для психолога – уметь войти в контакт с аудиторией в необычных условиях. Можно сказать, боевое крещение. Но что делать со стихами? И тут она, неожиданно для самой себя, стала читать... Пастернака:

Любимая, – жуть! Когда любит поэт,
Влюбляется бог неприкаянный.
И хаос опять выползает на свет,
Как во времена ископаемых.

Глаза ему тонны туманов слезят.
Он застлан. Он кажется мамонтом.
Он вышел из моды. Он знает – нельзя:
Прошли времена и – безграмотно.

Он видит, как свадьбы справляют вокруг.
Как спаивают, просыпаются.
Как общелягушечью эту икру
Зовут, обрядив ее, – паюсной.

Как жизнь, как жемчужную шутку Ватто,
Умеют обнять табакеркою.
И мстят ему, может быть только за то,
Что там, где кривят и коверкают,

Где лжет и кадит, ухмыляясь, комфорт
И трутнями трутся и ползают,
Он вашу сестру, как вакханку с амфор,
Подымет с земли и использует.

И таянье Андов вольет в поцелуй,
И утро в степи, под владычеством
Пылящихся звезд, когда ночь по селу
Белеющим блеяньем тычется.

И всем, чем дышалось оврагам века,
Всей тьмой ботанической ризницы
Пахнет по тифозной тоске тюфяка,
И хаосом зарослей брызнется.

Успех не обошел ее стороной. Но когда она вернулась за кулисы, Эскулап преградил ей дорогу:
-- А это ты хорошо придумала. Борис не смог сегодня прийти, он в отъезде. Так ведь я ж тебе такой шанс давал!
-- Оставь... Голова болит... Снова приступ... – Лера устало уткнулась в плечо Эскулапу.
-- Эх, ладно! – махнул тот рукой и попросил, чтобы Леру отвезли домой.
После рассказа Эскулапа Борис долго и смущенно благодарил Леру. Она уверяла, что его стихи того стоят.

Вот и сейчас Лерика шагала рядом с этими удивительными великанами, считавшими друг друга коллегами, знакомым, кем угодно, только не друзьями. А, между тем, разговоры их приобретали все более откровенные черты. Они читали друг другу стихи прямо на улице, спорили о чем-то. И это было не удивительно для людей того времени. Мало кто из прохожих обращал на них внимание. Да, что там говорить. Стихи читались тогда везде: и в ресторанах, и на вечеринках, и, даже, в трамваях. Именно в трамваях, под мерный стук колес и в такт тряске, не смотря на то, что вагон забит пассажирами.
Близился вечер. Зажигался электрический свет в витринах магазинов – самая примитивная иллюминация. По тем временам – роскошь. Даже настольная лампа приводила в восторг кого угодно. Они проходили мимо музыкального магазина. Вдруг Лерин подопечный остановил взгляд на одной из нотных тетрадей, выставленных на витрине. Он восхищенно залюбовался ею. Затем воскликнул:
-- Смотрите-ка – вот он, футуризм!
Лера и Борис вместе уставились на обложку тетради, что же там интересного. Лера глянула на Бориса. Его лицо заметно помрачнело и выразило недовольство. Сама Лера от удивления чуть не раскрыла рот. На обложке самой обычной ученической нотной тетради была изображена «красотка непоправимой нереальности». А Эскулап торжествующе любовался ею, мечтательно, как ребенок. Борис стал его отговаривать, что это же вовсе не новаторство в искусстве, а «безымянная допередвижническая пошлятина», которая не попадает даже в «передвижники».
«Ну, конечно, пошлятина, -- думалось Лере, -- Знали бы вы, какие «красотки» на наших ученических тетрадях. Контрольные в них стыдно сдавать...»
Потом она снова взглянула на своего подопечного. Его взгляд попрежднему был прикован к «футуристической» тетради. Он внешне, вроде бы, соглашался с Борисом, а сам думал о своем. И это Леру разозлило. Она вспомнила фразу из одной скандальной телевизионной передачи, произнесенную самим ведущим. Улучив подходящий момент в паузе их разговора, она выкрикнула вызывающим тоном:
-- Красивые женщины для мужчин без воображения!
Оба эскулапа так и замерли на месте. Они недоуменно переглянулись. А Лера резко обернулась и зашагала прочь в сторону Лубянки. Им ничего не оставалось, как следовать за ней. После недолгого молчания Борис снова завел неторопливую беседу о настоящей ценности искусства. Эскулап во многом соглашался с ним, но предложения выступать против «экзотики того периода» не принял.

ГЛАВА 44.
Как раз в те времена борьбы с имажинизмом, Есенин искал примирения с Маяковским, который относился к противоборствующей стороне – футуристам. Вероятно, он чувствовал в нем сильную личность, умеющую поддержать. Но помириться все никак не мог. Наверное, мешала собственная гордыня. Он просил помочь свести их Бориса Пастернака, отношения с которым складывались на много проще и мягче. После бурных дискуссий и даже драк, они могли при встрече снова обниматься, как давние приятели. Хотя виделись довольно редко, говорили друг другу «ты». Пастернак с Маяковским встречался почти каждый день, но отношения при этом оставались сложными. Они продолжали называть друг друга по имени отчеству и обращались не иначе, как на «вы». Нередко дискутировали, оставаясь каждый при своем мнении, хотя не теряли при этом взаимного уважения и симпатии.
Однажды Лера присутствовала при таком разговоре. Она сидела рядом и боялась даже громко вздохнуть, настолько ценным показался ей диалог. В конце Маяковский сделал соответствующий вывод с немного огорченным видом, как показалось Лере:
-- Ну, что же. Мы действительно разные. Вы любите молнию в небе, а я – в электрическом утюге.
И от этих слов огорчилась Лера. Она поняла, почему столь талантливые люди не могли продуктивно сотрудничать вместе. Ни один их конфликт не разрешался конструктивно. Они не умели идти на компромисс, оберегая только свою территорию. Поэтому и были каждый по-своему одинок. В их понятиях индивидуальность – пережиток буржуазного строя, отождествлялась с эгоцентричностью. Каждый мечтал об объединении всех народов и, в то же время, боялся на чисто подсознательном уровне потерять свое лицо, попав в общий котел. Но уступать, похоже, они так и не научились.
Совершенно понятно, почему они были «люди разные». Борис родился в центре Москвы, вырос на высокой культуре того времени, сам закончил философский факультет университета. Он имел профессию, которая его кормила, а писательство для него было подспорьем. Потому прославляться он не торопился, взвешивая каждое свое произведение. Чего нельзя было сказать о его соперниках по перу, с которыми он неоднократно спорил. Ведь на собственном опыте Сергун знал, как тяжело достается слава. Знал, что только она его кормит и не собирался терять ее ни на минуту. Именно на эту тему между ним и Борисом возникали разгоряченные споры. Истинные мотивы нежелания раннего прославления Пастернака знал только Маяковский. В свою очередь, Борис понимал никчемность отжившего строя и тянулся к новому. Ко всему, что давало свободу воли и развитию человеческой личности. Вместе с тем, цивилизация со своими новшествами его не прельщала. Он больше тянулся к природе и ее первозданности, чего так не хватало в центре Москвы. Читая его произведения впервые, Лера думала, что их написал «лесной» человек или выходец из деревни. Но, как раз наоборот, «лесной человек» был горячим поклонником всевозможных новинок техники того времени, которых не было в том глухом краю, откуда он вышел. Они ведь так упрощали тяжелую трудоемкую повседневную работу. Практичность и желание помочь всем, кто должен трудиться, чтобы добыть хлеб насущный, правила им. Да еще огромная любовь ко всему, что живет на этой земле.
«Ох, и почему у них не было психологов, их так здесь не хватало. Никто не мог помочь им решит конфликты между собой», -- думалось Лере всякий раз.
Хотя, по последним сведениям, единственный Петербургский институт психологии был закрыт в двадцать первом году. Психологию изгнали, как мистику, мешающую продвижению материалистических идей Маркса. А, между тем, у Маркса было много трудов по психологии, которые продолжил Энгельс и Ленин. Их стали изучать полноценно только в начале двадцать первого столетия. Но где же они были тогда?! Опять все было скрыто…
О примирении решено было попросить Леру, так как она ближе всех расположена к здоровяку и общается с ним смело на «ты». Всем стало известно, что он снова живет у себя в «кабинете» на Лубянке.
-- Хорошо, я помогу тебе, Сергей. Но помни, все зависит от тебя самого. Я – всего лишь посредник. Убедить в своей правоте сможешь только ты сам. Приходи в гости вечером, я тебе посигналю, когда он будет дома…

Условились, когда великан будет работать в своем «кабинете» одним из вечеров, Лера выйдет за табаком. Будто бы, встретит на улице Сергея. Потом предложит зайти на чашечку чая. А там разговор завяжется сам собой.
Провернуть такой план оказалось не так-то уж сложно. Здоровяк долгими зимними вечерами трудился над плакатами, которые ему поручила газета «Окна РОСТА». В маленькой комнатушке было достаточно свежо, и рисовать ему приходилось, не снимая каракулевой дубленки, которая тогда называлась толстовкой.
-- А-а, Есенин, ну что ж, заходите, потолкуем, -- откликнулся он сразу, как только Лера и Сергей переступили порог комнатушки, дыша морозным зимним снегом.
Похоже, объяснять о чем-то Лере так и не пришлось.
-- Лерочка, принеси нам, пожалуйста, чайку, -- обратился хозяин комнаты к Лере так, словно не она привела гостя, а он сам его давно ждал.
Есенин уселся за стол рядом с великаном. Они закурили и стали разговаривать. Лера сидела рядом. Вначале разговор шел ни о чем. Вероятно, они ее просто стеснялись. Потом великан предложил срезаться в картишки. Лера ждала, когда же они начнут говорить о чем-то более важном. Но сбыться ее ожиданиям было не суждено. Время шло за полночь, ее клонило ко сну, а два хулигана так вошли в кураж, что забыли и о важных делах, и о поэзии, и о революции в целом. Но Лера упорно не уходила. Ей очень хотелось узнать, кто же останется «дураком». Она сонно зевала во весь рот, но отправляться спать не собиралась. Наконец, Великан предложил ей напрямую:
-- Лера, детка, иди отдыхать.
И Лера, незаметно воткнув булавку в угол комода, стоявшего рядом, отправилась за ширму. Но, как только она удалилась, тема разговора играющих сразу же сменилась.
-- А ведь я был прав на счет одежи, -- басил великан, -- Вы очень быстро распрощались с деревенскими лаптями. И стиль ваш писательский тоже скоро поменяете, если соединитесь с рабочим классом.
-- Я! Да никогда! – почти орал Сергей нервозно отбиваясь.
-- Тогда тоже вы кричали «никогда». Так для вас было бы перспективней и надежней. Имажинизм устарел, он хорошая почва только для нетмачей да буржуев.
-- Причем здесь буржуи. Я из крестьянского рода. Я за крестьянскую бедноту. И рабочий класс я тоже уважаю. Но писать я буду только для своей земли. А эти ваши новомодные штучки нам, деревенским, никогда не принять!
-- Так я ведь тоже для пролетария стараюсь, не для себя же. Когда-то вы говорили, что и денег вам не принять. А теперь за границу изволите ездить, -- не без иронии поддевал здоровяк своего собеседника.
Они резались в карты до самого утра, курили и громко спорили так, что Лере было слышно каждое слово. Но, даже не смотря на этот шум, усталость взяла верх и она, все же, под утро заснула.
А на утро оба соперника, видимо, так и не пришли к общему решению проблемы. Совершенно обескураженный Сергей, капризно, как ребенок, схватил шапку и выскочил за дверь. Такого исхода проблемы Лера не ожидала. Ей стало жаль чудаковатого парня, и она бросилась за ним вдогонку.
-- Сергей, подожди. Не обижайся, он не хотел тебя обидеть. Я знаю, он просто хотел убедить… Он любит острить...
-- Беги, беги, -- пробубнил вслед великан, -- Как бы тебе обижаться не пришлось.
Лера выскочила на улицу. Белый снег ослепил глаза после полутемной комнаты. Белые пушистые снежинки падали и с неба. Было морозно и туманно. Над крышами домов клубился дым от печей-буржуек. Сергей почти бежал, сам не зная куда. Пальто его было нараспашку, шапку он так и держал в руке, не надевая, золотистые кудри растрепал ветер. Лера подбежала к нему. Он тяжело и горячо дышал.
-- Ну почему ты так? -- в отчаянии обратилась она к нему, -- Ведь он же ничего плохого не сказал. Ты ведь талантлив и он это знает. Он не хочет, чтобы твой талант пропал в одиночестве.
Сергей остановился, взял в ладонь комок снега, приложил к воспаленным губам.
-- А если Россия пропадет, он не боится? Если это все заграничное заменит нам наше, родное... – губы Сергея дрожали, по щеке скользнула слеза, но он ловко поддел ее кулаком.
Лера чувствовала и понимала, что он по своему прав и что не соединится он с футуристами никогда, и талант от этого не пропадет в безызвестности. Она так же знала, что великану по-своему дорога Россия, он не любит заграницу и никогда туда не уедет. Но он же хочет, чтобы его страна была не хуже, цивилизованней и образованней. Одно только для Леры сейчас стало настоящей трагедией. Два таких гениальных ума, нет, даже три. Эти три гения, три великана русской поэзии, три ее держателя, три медведя – один из самого центра Москвы, другой из рязанской деревни, а третий так и вовсе с гор спустился. И эти три здоровяка не могут найти компромиссное решение своей проблеме. А как бы они могли сотрудничать… Лере только сокрушаться приходилось втихомолку, но рассказать об этом она им не могла.
Вдруг Сергей предложил:
-- Пойдем, выпьем!
-- Пойдем, -- согласилась Лера, она поняла, что ему надо выговориться.
ГЛАВА 45.
Дешевый кабачок. Дешевое кислое вино. Музыканты бредили какую-то скучную мелодию. Но уже через минуту Лера захмелела. В другую минуту они с Сергеем, тесно прижавшись друг к другу лбами, уже беседовали открыто, как на духу. И он ей исповедовался, роняя слезы на серую скатерть. О родной земле. О старушке матери, оставшейся так далеко и все время ждущей его на пыльной дороге. О срубленном вишневом саде, который раскинул свои ветви и своими побегами по весне «искал», заглядывая в окна, тех, «кто жив». О нем было пролито немало слез, и только родная сестра знала эти слезы. Там за городскими туманами ждала его девушка, которая любила и прощала все хулиганства. А он теперь каялся. Каялся в том, что не любил ее. Ему бы вернуться к ней… Каялся он теперь Лере. А ей невольно вспоминался Славка. Взгрустнулось, и она зарыдала. На пьяный стол, на серую скатерть катились слезы их обоих. Каждый о своем… Но так близко, словно всю жизнь прожили вместе. Это был их общий резонанс чувств.
Сергей плакал и рассказывал Лере свою недавнюю историю любви, случившуюся здесь, в этом мраке столичных улиц. И она повлияла значительным образом на его дальнейшее развитие, внутренний мир и творческий путь. А, может, и на судьбу.
Они вдвоем любят одну и ту же женщину. Она любит двоих одновременно – его, парня в лаптях, неотесанного выходца из деревни, сумевшего зажечь ни одно сердце перед собой, и преуспевающего режиссера Мейерхольда. В те времена были в моде анархические браки из трех человек. Она была музой для них обоих, но остаться предпочла не с поэтом-расстригой, катившимся по ветру на крыльях судьбы.
Он познакомился с Зинаидой Райх в далеком семнадцатом, в редакции левоэсеровской газеты «Голос народа». Тогда она была неприметной машинисткой, только что окончившей гимназию. Он еще не прославился, грамотности маловато. Но его талант уже замечен кем-то. Перспектива стать народным гением становится все реальнее и ближе. В том же году они и поженились. Поселились в крохотной коммунальной комнатушке. Вскоре должен был появиться на свет ребенок. Она переживала о будущем потомке. А он переживал внутренний ад. Ее интересовали лишь семейные хлопоты, его душу рвали неразрешенные проблемы творчества. Часто он напивался в кабаке, уходя от горькой реальности и непонимания со всех сторон. Буйный норов. Любое неосторожное слово могло вызвать бурю эмоций. Даже слащавые «фанатики» вызывали в нем негодующее раздражение. А «хорошие» друзья подливали чарку одну за другой: «Давай, брат, выпьем, за любовь, за поэзию, за красоту...» Это было время, когда в страну только-только из-за границы, как диковинка, стали поступать первые порции кокаина и морфия. Наркомания, в основном, процветала в деревнях, где были расположены госпитали, и можно было раздобыть морфий, предназначенный для раненных солдат. В городах «передовые» люди уже все перепробовали «кайф» новейшего производства. Душа их жаждала еще и еще «петь в унисон» с поэтами нового времени. А без «допинга» какая уж там поэзия... Сергей пил много, не желая видеть «людскую рвоту». В завершении, зачастую, драка. Не просто так. За любовь, за поэзию, за красоту... Утро часто встречалось в милицейском участке. Жестокое похмелье. Суета, шум, теснота – это смерть для творческого ума. Безобразие того времени, которое было обусловлено развалом государства. Оно сгубило ни одну душу. Искалечило ни одну судьбу: «Их мало, с опытной душой,/Кто крепким в качке оставался.»

Не покидала его мысль о том, его ли потомок на самом деле недавно появился на свет. А, что, если не его? Значит, это обман, и он даром влачит здесь свое жалкое существование ради нелюбящей женщины, которой не перечил ни в чем. Серг не выдерживал и убегал из дому. В кабаке снова и снова напивался до беспамятства. Боль своей души вымещал в драках и скандалах с каким-нибудь «хозяином жизни», который имеет право на все, даже украсть чужую любовь.
А дома, в тесной коммунальной комнатушке, где должен был появиться на свет еще один ребенок, сплошной кошмар. Его недавно горячо любимая женщина, с косой темной, как смоль, перестает быть им желанной. Все реже и реже они беседуют на важные темы. Ее внимание теперь чаще привлекает ребенок, постоянно хнычущий и не дающий спать по ночам. Но поэт, не смотря на свое аморальное, для того времени, поведение, все же становится знаменитым. Казалось бы – его проблемам конец. Деньги, слава. Что еще нужно для счастливой жизни. Но нет. Чувство одиночества лишь обостряется. Он понимает, что его окружают лживые завистливые людишки, которые считают себя его поклонниками. Те, кому он нужен, лишь хотят от него иметь выгоду – нажиться на его таланте: «Те, кого любил я – отреклися,/ Кем я жил, забыли про меня.» А верных друзей по-прежнему нет. Нет понимания и в кругу семьи. Постепенно он теряет интерес к семейной жизни. Становится безразличным к своему первенцу, находя забвение в алкоголе:

Тогда и я
Под дикий шум,
Но, зрело знающий работу,
Спускался в корабельный трюм,
Чтоб не смотреть людскую рвоту.
Тот трюм был –
Русским кабаком.
И я склонился над стаканом,
Чтоб, не страдая ни о ком,
Себя сгубить
В угаре пьяном.

И, наконец, Серг не выдержал такого бытия. Попросил, пока еще, единственного друга, чтобы тот сказал его жене, что у Сергея есть другая, и не вернулся в этот вечер домой. Но сам пошел не на свидание, а в кабак, и опять напился. Она исчезла из его жизни навсегда.
Спустя время Сергун узнает, что у него теперь не только сын, еще и дочка. Она не признает его папой, а бывшая любимая теперь не с ним. Эта боль раскаленной лавой бурлит в его груди. Он ищет встречи с ними. Хочет видеть своих детей. Только о них и сожалеет. Он изредка может видеться с нею и своими детьми в квартире одной из подруг его бывшей жены. Она живет с другим, преуспевающим режиссером. Работает в его театре и считается первой актрисой. А у него, у Серга, кроме горестей ничего. Да еще робкая надежда на любовь той девушки, которую он когда-то не заметил. А ведь она готова была на все...
Да, это был настоящий поэт, умеющий затрагивать тонкие, но основные струнки человеческой души. Заставляя звучать их со своей душей в унисон. Вот он – настоящий человек. Оттого-то товарищ Маяковский ценил и уважал его, сам не осознавая этого, но как-то по своему, со своим уникальным мировоззрением. Оттого ревновал к творчеству и не смог переубедить. Но это была профессиональная ревность гения к гению. Но ребята, почему же вы не хотели искать компромисс и сотрудничать?... Этот вопрос всякий раз застывал у Леры комом в горле и она снова плакала… плакала… обо всем. О нелепостях судьбы… и обо всем мире… и о себе самой.
Эмоции, видимо, стали слишком жгучими, они перелились за край, как вино. Последняя чарка оказалась лишней. Кровь молодецкая ударила в удалую голову.
-- А, ну, музыку! – закричал гений-балагур, -- Музыканты, давай веселей!!!
Кажется, музыканты просто не поняли, что от них требуется. Серега подскочил к ним, почти выхватил у одного гармонь и растянул так, что та аж затрещала.
-- А теперь слушайте, как у нас в Рязани…
Сидящие в зале устремили свои взгляды на сцену. Гармонь заиграла что-то веселое, народное. Но доиграть ему не дал полный господин в дорогом сюртуке. Он подкатился к музыкантам, сунул в руки одному пачку купюр и хотел отойти в сторону. Музыкант попытался отобрать гармонь, но державший ее, активно засопротивлялся:
-- Ах ты, шкура продажная! Вот я тебе!
Он оттолкнул музыканта в сторону так, что тот свалился на остальных.
-- А ты, толстая гадина, сейчас получишь!
С этими словами Сергун набросился на толстяка.
-- Выходи по-честному на кулачный бой! – вопил Серега.
Лера растерялась. Она не знала, что делать. Оставаться в стороне или помешать драке? В потасовке могли разбиться камеры и тогда – провал задания и… прощай работа!
-- Сережа, не надо! – возопила она не своим голосом и потянула буяна за рукав. Но тот был достаточно уперт и крепок, как деревенский бычок. Он вцепился толстяку в ворот сюртука и тряс его как грушу. Тот раскраснелся, но отбиваться и не думал, только сопел недовольно и пытался отмахнуться как от комара. Кто-то позвал милицию. «Менты», которых в то время было много на улицах, кинулись наводить порядок. И в зале уже послышались свистки. Где-то разбилось окно, где-то керосинка, и так излучавшая слабое сияние. Воцарилась темнота.
-- Бежим, -- шепнула Лера на ухо Сергею и они, воспользовавшись моментом, выскочили на улицу. «Ментов» было несколько. Одни остались в кабачке, двое выскочили вслед за беглецами. На улице к ним присоединились еще и, свистя в свистки, побежали за двумя странными силуэтами. Двое беглецов быстро и проворно прятались в тени заснеженных деревьев затем скользнули под обледенелую арку. Из нее свернули в переулок. Преследователи не отставали, оглушая свистом. В переулке было темно, ни света звезд, ни фонарей. Полная луна спряталась за облака. Двор оказался замкнутым. Сергей остановился, тяжело дыша. Преследователи остановились напротив. Их было трое.
-- Надо драться! -- проговорил он Лере.
-- Нет!
-- Да чтоб я этим гадам в руки просто так дался!
Не успела Лера глазом моргнуть, как один «мент» свалился в сугроб от увесистого кулака. Другой попытался напасть с боку, но деревенский топтыгин перекинул его через себя, как соломинку. Третий, посмекалистей, выхватил из кобуры пистолет:
-- Руки вверх, стрелять буду!
И, возможно, он бы выстрелил. Может, в воздух, может, по ногам. Но Лера не выдержала. Воспользовавшись темнотой, она крикнула:
-- Берегись, сзади!
Сергей оглянулся на «мента», который поднимался и готов был напасть. В этот момент Лера подкралась к «менту» с пистолетом со спины и, ловко нажав цепкими пальцами на предплечье, вывихнула ему руку назад. Тот взвыл от боли. Она одной подножкой уложила его на снег отдыхать. Сергей, занятый своим противником, не увидел, что произошло. Да и сам «мент» понял, что он лежит, когда беглецы уже были далеко в другом переулке.

-- Ой, говорила мамка в детстве: дочка, учись драться, в жизни пригодится! Так я: нет, зачем, я же девочка! А вот теперь как бы пригодилось!
-- Да-а? А мне наоборот, говорили – не дерись, это плохо. И боженькой тыкали. А я…
Отдышавшись, беглецы посмеялись еще немного. Но вдруг новая волна эмоций совершенно противоположных захлестнула Сергея и он разрыдался. Отчего и сам не знал. Но плакал он теперь не так, как в кабаке. Он плакал зло и с насмешкой.
-- Вот гады, хотели меня в милицию… а потом в психушку… Да ни один из них не знает, с кем дело имеет, на кого руку подымает. Народная власть у них! А я ведь, сколько народу отдал…
Он упал прямо на сугроб и обнимал руками снег, который сгреб под собой. Он рыдал. Лера растерялась. Она понимала, что это уже невроз и она могла бы помочь ему решить его проблему, но не имела права. Здесь она просто наблюдатель. Все, что ей оставалось делать, это гладить его по волнистым кудрям да говорить всякие успокоительные нелепости. О том, что власти во все времена одинаковые, но не стоит от этого сходить с ума, она говорить не могла. Ее слушали.

Утром Лера вернулась к своему наблюдаемому. Но, как это ни странно, внутри у нее таилась тревога, похожая на стыд.
-- Ты где была? – пробасил великан с легким оттенком ревности.
-- Мы с Сергеем… Ну, мы немного пообщались.
-- И по хулиганили.
-- Ну, да, немного.
-- Пила?
-- Ну, да, немного… -- Лера вдруг почувствовала, что оправдывается.
-- Тебе ж нельзя, у тебя ж неврастения. Голова у кого по утрам болит?!
-- Ну, я совсем немного…
-- Может, ты еще и курила?
-- Куришь ты, а я только вдыхаю…
-- Ох, Лерка, не доведет тебя такая жизнь до добра.
« Подумаешь, наставитель нашелся, на себя бы смотрел.»
-- Я хочу спать, -- заявила Лера.
-- Ну, конечно, после бессонной ночи…
-- Я хочу спать, -- упрямо повторила Лера.
-- Ладно, иди, спи, завтрак я сам приготовлю.
Лера шмыгнула за ширму. Она была полностью удовлетворена своею работой. Ценные материалы были у нее в кармане.

ГЛАВА 46.
Зимним вечер. В их маленькой коммунальной комнатке так холодно, что невозможно согреться им обоим. А на дрова денег нет. Великан предложил Лере:
-- Иди ко мне, обогрею.
Лера юркнула к нему на тахту под одеяло. Рассуждать долго не пришлось, холод ведь не тетка. Она лежала, прижавшись к нему и уткнувшись в плечо носом. И стало так тепло, что и клопы рядом не мешали. А утром великан сказал:
-- Знаешь, мне приснился удивительный сон. Словно я плыву на пароходе. Вокруг синее море, солнце, свежий ветер. Вдруг, откуда-то сверху ко мне спускается существо, вроде, как на тебя похожее. Ну, волосы рыжие, а лица не разглядеть. И я хочу ее полюбить и остаться с ней, а она мне:
-- Ты не можешь меня любить, ведь я из будущего, я еще не родилась. Я буду жить через сто лет.
Я ей говорю:
-- Да хоть через тысячу. Я отправлюсь за тобой и на пять тысяч лет вперед!
А она мне:
-- Тогда ты должен умереть здесь и родиться там заново...
Великан не смог продолжить, он услышал сдавленный плачь.
-- Да чушь это все футуристическая! – выпалил он, -- Я снам не верю – это мистика. А мистика – это чушь. Но ради такого я и умереть готов...

Все было прежним вокруг, когда Лера отворила калитку и переступила порог родного дома. Все было прежним, но что-то изменилось. По-другому пах картофель в мундирах и пирог, печенный в духовке. Другой показалась ей мама, туман за окном, и дым от костра сухих листьев и ботвы в огороде. По-другому ей теперь отдыхалось в родном доме.
-- Лера, что с тобой, на работе что-то не так? – с участием спрашивала мама, когда Лера в задумчивости пила чай и о чем-то вздыхала.
-- Нет, все так. Просто задания дают странные, сложные. Решать их приходится самой, без поддержки. А решить надо. От правильности моего решения может зависеть судьба будущего…
-- Сколько же ты получаешь за такую сложную работу?
-- Пока не знаю, зарплата идет на мое имя в банк. Если мне понадобится, я смогу снять деньги.
-- Как же ты без денег? И так дома редко появляешься. На работе-то хоть кормят? Исхудала вон как. Уже второй год почти трудишься.
-- Не переживай мама, нас хорошо обеспечивают питанием. Моему руководству можно доверять.
Так отвечала всякий раз Лера и снова погружалась в свои мысли, вызывая тревогу у мамы. Ведь не знала та, что на самом деле ее дочь работает не второй год, а пятый. О том, что дома она бывает гораздо реже, чем этого хотела бы. И годы ее идут в настоящем времени гораздо быстрее все из-за этой, сверх ответственной работы, которую бросить теперь нельзя. А вторая ее жизнь протекает... среди предков, прародителей ее поколения.

Так она и жила среди них. Долгими зимними вечерами беседовала с Борисом на философские темы и пыталась «по-новому», по ихнему понять смысл его статей. Гоняла голубей да прикармливала бездомных собак из собственной ладони на улице вместе с бесшабашным Сергуном. Проникалась духом восстания во время выступлений Маяковского. И это все было живым, одухотворенным, трепещущим, как нерв.
Сидя в своем «кабинете», после очередных посиделок в чужой квартире, Лерин подопечный не раз затрагивал волнующие его темы. Сейчас он завел разговор на тему, волновавшую саму Лерику:
-- Ну и много же он пьет. Добром не кончится. Постоянно в драке.
Лера сидела рядом с ним за письменным столом и помогала разукрашивать плакаты, которые он делал под заказ, через трафарет. Она сразу же поняла, о ком идет речь:
-- Он просто пить не умеет. Меру не знает. Таким образом, пытается уйти от реальности. Да еще от комплекса неполноценности, который возник тут, среди городских.
Подопечный покосился на Леру и продолжал:
-- Не правильный к нему подход у окружающих. То хвалят, то кроют. А так как есть, никто не скажет. Мы думали, друзья за ним присматривать будут, чтоб не дрался да не пил...
-- Господи, да какие друзья?! Эти, почитатели его, что ли? Так они же первые его спаивают. Им весело, когда он скандалит да разоряется. А менты потом его берут, а они не причем – хорошие.
Подопечный опять косо глянул в ее сторону после слова «менты». Лера поняла, что сказала не то и замолчала. А эскулап продолжал так, словно и не слышал ее:
-- Самовлюбленный сильно. Его это портит.
-- Нет, его этот испортил... ну... его продюсер бывший, который его прославлять начал. Водил по кабакам и они вместе частушки пели. Личность еще не окрепла, а уже вкус легкой славы поняла. Вот теперь ему сложно слышать упреки в свой адрес, да и ответить он на них не умеет, хотя и пишет красиво.
-- Я б его научил, как рифмой отвечать... Перо – это оружие, если оно у поэта в руках. Это вам не березки прославлять... Все эти подражатели проклятые. Сладкие песни поют и ничего не видят вокруг, что делается. И их тьма тьмущая. Вот я бы их!
-- Они просто хотят угодить зрителю и этим прославиться.
«Вот, с чего началось массовое искусство и современный шоу-бизнес.»
-- Да не зрителю они угодить хотят, а верхушке общества. И у Есенина тоже большое множество стихов на поповский манер. А я говорю, пролетариат должен победить! Маркса читать надо!
-- Да ты что, он же культуру русскую просто сберечь хочет. Ведь в городе ее уже почти не осталось. Он за это болеет. И вера у него далеко не «поповская». Он же отрекся от нее:


Не ищи меня ты в боге,
Не зови любить и жить...
Я пойду по той дороге
Буйну голову сложить.

-- И кулаками машет пьяный тоже оттого, что культурный?...
Лера вдруг остро прочувствовала причину невроза обсуждаемого, которая являлась подоплекой литературных подвигов. Она тут же заявила:
-- Он так же, как и вы все ненавидит богатых. Они оттеснили таких как он, талантливых выходцев из деревень, своей бездарностью. Они являются хозяевами жизни, они диктуют свои правила, свои вкусы. Относятся к нему высокомерно и пренебрежительно, не желая видеть в нем талант. Оттесняют его гениальность в дальний угол «деревни», которая по-прежнему остается ему родной. А сами при этом используют его труды в своих корыстных целях. Ну, и не только его труды...
-- Так пусть остается и живет в своей деревне, если не хочет бороться с богатыми и бездарными рядом с нами.
-- Вот все вы так, но ведь там основная масса серых людишек не признает его, видя в нем нечто «ненормальное», инородное для себя. Они изгоняют человека, умеющего высоко летать потому, что заувидуют. В результате он бунтует против тех и против этих, отстаивая за собой право оставаться собой.
-- Да я ведь не против деревенских, я сам из деревни. Деревня – кормилица наша. Он талантлив и мне его стихи не могут не нравиться. Но ведь он же навеки так и застрянет в своих «березках». Когда я увидел его впервые, это был милый малый. Только весь какой-то не настоящий, опереточный. Кудряшки, щечки румяные, вышитая сорочка, петушки-гребешки всякие на ней. Словом, как на открытке нарисованный. А я ему: «Есенин, это все ненадолго. Вы должны быть с нами. Мы занимаемся настоящим искусством.» А он: не вылезу, мол, из своих лаптей. Они мня, вроде как, на сцене удерживают. Так ведь и я с того же начинал. Желтую рубаху сшил, и она мне здорово помогла. Так ведь другая жизнь наступает. Все не настоящее, фальшивое уходит.
-- А что плохого в «березках»? В них не просто образ, глубокая тоска... Ведь за границей всего этого нет. А сколько люду нашего туда переехало.
-- Да не в березках дело. Поэзия должна быть перспективной для народа. Она должна жизнь вперед двигать. Решать наболевшие проблемы. А он коровьими рогами в паровоз уперся и не с места. А кому от этого легче?!
-- Он очень одинок. Его здесь никто не понимает. А ведь его тоска – начало всех начал. Он не может принадлежать к имажинистам, потому, что его произведения наглядно отображают путь развития личности, а не просто образы березок. Имажинизм отживает свое, потому, что образ, как отстойная вода в болоте, не имеет дальнейшего развития. Но ведь он же ясно отображает путь развития собственной личности, которая не стоит на месте, а познает все новые и новые истины. Да, он часто бывает пьян. Он ошибается, падает, потом осознает свои ошибки и вновь поднимается высоко в небо. И оттуда доносит свой образ, свой голос. Голос истины, которую только что познал в страданиях и боях за правоту. Мне кажется, со временем он бросит пить. Это просто буйство молодости:
Сказать приятно мне:
Я избежал паденья с кручи.
Теперь в Советской стороне
Я самый яростный попутчик.

Пейзажи являются лишь дополнением к его чувствам, подчеркивают их и этим ценны. Те, кто говорит о его стихах, видят лишь образы, но сути все равно не понимают. И он по-прежнему далек от политики. Зато, его стихи становятся все глубже и богаче психологизмом...
-- Да ты знаешь, детка, какая гвардия этих самых имажинистов выстроилась за ним! От них, как раз, это болото и образуется...
-- А ты знаешь, какая гвардия подражателей выстроилась за тобой?! Они специально делают ошибки в словах, перекручивают их, чтобы текст был не понятен. А потом доказывают, что их дураки понять не могут. А на самом деле дурак – автор!
-- Нет, я такого не знаю.
-- А я знаю! Вот сейчас на эстраде...
Здоровяк все явственней косился в Лерину сторону. Теперь его взгляд отражал скорее хмурое любопытство, чем недовольство. Он готов был воспринять Леру не как человека, перенесшего черепно-мозговую травму и потерявшего рассудок, а как факт своего сознания. Еще немного и он бы прозрел... Но Лера вовремя опомнилась.
«Ох, знал бы ты, какая проблема сейчас у нас – потерять собственное лицо из-за влияния американской «парнухи». И что его стихи особенно сейчас популярны. И его, и Есенина, и Пастернака... и других. И мы цепляемся за них, как утопающий за соломинку. Да и как бы ты писал, если бы жил в наше время? Ох, ребята, держались бы вы все вместе, не жили бы мы сейчас так, как живем. Это и было бы начало нового дня, новой эпохи. Но вы так нелепо – врозь, каждый без поддержки...»
И тут Лера содрогнулась. Внезапная догадка поразила ее. Сам Эскулап признавал талант Есенина, а тот, в свою очередь, понял, немного позже, что именно с ним рядом для него будет реальная поддержка. Что же мешало им сотрудничать? А не все те же ли завистники, которые окружали самого Эскулапа? Бездарные мелочные людишки, которые сеяли смуток и ложные понятия футуризма везде, где появлялись. Из-за них из Лефа ушел Борис, который мог бы быть опорой для их истинного лидера. И не только он, другие талантливые люди, поддавшиеся подобным интрижкам и манипуляциям. Как жаль, что человек так несовершенен и все начинает понимать слишком поздно. Лера вспомнила строки Цветаевой, адресованные Пастернаку: «Не рассо*рили – рассори*ли...» Их, по нелепой ошибке, судьба тоже раскидала в разные края, но ни какие сплетни не смогли повлиять на их дружбу.
Ведь сам Эскулап едва ли являлся футуристом. Он, как любой гений, не принадлежал ни к какому течению. А, впоследствии, сам же раскритиковал этих горе футуристов. Вероятно, им было совершенно не выгодно, чтобы к их группе примыкал еще один талантливый человек, способный оттеснить бездарей в «дальний угол». Есенин претерпевал гонения и притеснения со стороны, так называемых, футуристов. Вот отсюда и пошли нелепейшие слухи о том, что Маяковский враждовал с Есениным и не признавал его дар. Тем не мнение, враги были возведены на пьедестал лучших друзей.
Да еще взрывоопасные упрямые норовы обоих способствовали разногласию взглядов. И, в то же время, какая-то напряженная жилка в организации собственной натуры каждого из них, соединяла их обоих едва заметной натянутой стрункой. Сама Лера отметила при изучении творчества каждого из них, что на поздних этапах своего развития, Есенина все чаще интересуют те же события, что и Маяковского. Они оба затрагивают одни и те же темы и очень похожи в своих взглядах. Человеческие отношения – сложная вещь. Они бывают разными в разные моменты и в разные годы жизни. Но одно бывает ясно во все времена – этот человек не способен на подлость по отношению к другому. И этот момент оказывается самым важным.
-- Я же говорю, пусть к нам присоединяется. Вместе бороться всегда легче. Я ведь вижу, он хочет этого, даже завидует нам, Лефовцам.
-- Может оно и так, но он не хочет сливаться с общей массой, рискуя потерять свою индивидуальность.
Эскулап глядел на Леру искоса, нахмурив брови. Лера прищурила глаза и глядела в упор на него:
-- Ты сам давно ли плакал о том, что так одинок?
-- Вот когда победит коммунизм на всей планете, ни один человек на свете больше не будит чувствовать себя одиноко. Всеми будет править только любовь. Большая, единая.
-- Так что же ты идешь к людям, которые тебя не любят? А тех, кто нуждается в тебе, не замечаешь?!
Эскулап вдруг надулся. Кажется, этот факт привел его в ярость:
-- Что, опять невроз? Опять голова болит?! – заревел он на Леру, -- А ну, быстро спать!
Лера шмыгнула за ширму.
-- А помочь ему можешь только ты. Ведь он к тебе тянется! И у вас похожие проблемы... – выкрикнула она оттуда и юркнула в постель.
Она о многом начала догадываться сейчас, но рассказать обо всем Эскулапу вряд ли смогла бы. Он попросту не хотел ее слушать.
Прошло совсем немного времени, как ее предположения начали находить все более веские подтверждения.

ГЛАВА 47.
-- Куда мы идем, -- поминутно спрашивала Лера, еле поспевая за Великаном.
-- К моим друзьям, -- коротко отвечал тот всякий раз.
-- К новым?
-- Нет, к старым.
-- У-у. Зачем к старым? Ведь она же тебя опять прогнала. Да еще кричала при этом вслед: «Чтоб я тебя не видела!» Я бы на твоем месте совсем не появилась! И на улице не поздоровалась!..
-- Так надо! Она сегодня позвала... – Великан почти задыхался от волнения.
Они шли очень быстро. Лера едва поспевала за широченными шагами Эскулапа, который готов был бежать и подскакивать на ходу, не видя перед собой мартовских луж. Он торопился и был возбужден. Лера это чувствовала. Она понимала причину его возбуждения, ведь сегодня солнечным утром собственноручно вручила ему записку из рук одной домохозяйки его любимой. Но больший шок Леру ожидал впереди.
Едва они переступили порог знакомой квартиры, и Лера снова увидела перед собой не желаемое лицо, как великан взорвался от эмоций, переполнявших его всю дорогу. Он кинулся к ней, так, словно целую вечность не видел дорогого друга. Прижал крепко к своей огромной груди. Та невольно вскрикнула, и крик этот показался Лере чрезмерно радостным и торжествующим. Конечно, она знала, ее Великан вернется, потому и не бежала за ним следом, а томила долгими вечерами одиночества, ничего не давая о себе знать. Зато он за это время просто извелся. Не было дня, чтобы он не посылал Леру с новой запиской в ненавистную ей квартиру. А Лера, придя туда, заставала ее всякий раз с новым ухажером. И о каждом выгодном для нее романе теперь говорила вся Лубянка. Лера не пыталась докладывать об этом своему испытуемому. Зачем, он и так все знал. Страдал, напивался. Но, все же, любил. Не мог иначе. Наконец, «коронованная» особа смилостивилась и послала своему верному «пажу» ответную записку...
Великан, на удивление Леры, теперь не требовал к себе столь пристального внимания, как прежде. Он был одурманен встречей. Обнимал, целовал и читал стихи, написанные за это время в одиночестве для нее. Именно ту поэму, которую видела Лера своими глазами, с надписью «Ей и мне». Он так вдохновенно читал ее. С особым пристрастием выделял те строки, которые яснее ясного говорили о его оскорбленных громадных чувствах. О факте измены с ее стороны. О его одиночестве. А потом... разрыдался. Он упал перед ней на колени. А она все это время торжествующе и победоносно смеялась. Она слышала в его строках лишь возвеличивание ее собственной персоны. Вероятно, ей уже грезился ореол славы. А ее преданный великан был оглушен этим смехом. Он слышал в нем звон бубенцов и великое всепрощение. И плакал навзничь на ее коленях, как ребенок. Он ей снова верил.
Лера вспомнила. Еще недавно до ссоры великана с его возлюбленной, она вошла в гостиную после похода в местную лавку. Но, войдя, ужаснулась. На полу, посреди комнаты, валялись лоскуты обивки дивана. Диван был ободран почти полностью. Вокруг также валялись обломки поломанных стульев. Среди этого хаоса на полу, обхватив голову обеими руками, сидел Великан и плакал. Нет, он не плакал, он выл. И выл зло, сжимая кулаки. Казалось, еще чуть-чуть и он вышибет ими кому-то мозги. И, вероятно, им претендовал стать, сидящий на диване, хозяин квартиры. Но человек на диване сидел спокойно, без малейшей тревоги на лице. Он вкрадчивым и приглушенным тоном говорил своему товарищу: «Лиля, как стихия. Ее нельзя ни понять, ни остановить. Уж если она чего-то захочет...»
Никто не вспомнил про Лерино присутствие и сейчас. А она замерла возле стены и стала призраком, молча наблюдая всю сцену. Перед глазами снова Славка... Он рыдал и ползал на коленях перед ней, когда она решилась бросить его. Она так больше не могла. Поздние визиты. Не один, с друзьями. Не трезвые. Вино, наркотики, карты, деньги. Проигранные деньги. Кто-то должен платить. Денег нет. У Леры тоже нет. Постоянные обещания, что все бросит ради нее, в последний раз одолжи червонец. Но и этот раз был не последний. А потом снова мольбы, слезы, обещания...
Лера стояла бледная, как стена, почти слилась с обоями. Никто не слышал, как она рыдает со своим подопечным в унисон. Рыдания раздавались лишь у нее внутри.

Предположения Леры подтвердились, когда ее исследуемые, все втроем, после затяжного разрыва снова стали жить вместе. Лера наблюдала. Однажды вечером ее подопечный Великан после очередной «схватки» с одним из критиков весь вечер просидел надутый в квартире своей возлюбленной. Там были и другие гости. Он ни с кем не хотел разговаривать. Леру это удивило. Получается, он не видит поддержки ни в ком, кого называет друзьями. Вдруг в распахнутую форточку откуда-то с улицы донеслись молодые комсомольские голоса. Они читали нараспев «Левый марш». Великан оживленно вскочил. Он прильнул к окну и не отходил, пока голоса не смолкли. А после этого выпрямился во весь свой огромный рост, повернулся ко всем лицом и торжествующе объявил радостным голосом:
-- Жизнь прекрасна и удивительна!
-- Ну, вот видишь, -- не удержалась Лера, -- Я же говорила, критики – ничто. Для тебя читатели главное!
Он ободряюще потрепал ее по плечу. Лиличка видела эту сцену и окинула Леру взглядом, ясно говорящим: «Сиди на своем месте. Ты – служанка и больше никто!»
Тем же вечером, когда все гости разошлись кто куда, странное семейство, состоящее из трех человек – двух мужчин и одной женщины, продолжало сидеть за обеденным столом в кухне. Они допивали остатки чая. Рядом находилась их домработница Лера и собака. Потом законный муж обнял хозяйку за талию и увлек в другую комнату. Там они заперлись вдвоем. Великан стиснул зубы при этом, сдвинул на переносице свои косматые брови и запер дверь на кухне в свою очередь. Вероятно, чтобы не слышать их вздохи. Леру он опять перестал замечать. Эскулап достал из кармана нечто вроде огрызка карандаша. Лист бумаги поднял с пола. Они, с его появлением в этой квартире, валялись везде. Он стал писать. Он опять ушел в работу всецело. Лера не хотела ему мешать и тихо следила за ним, притаившись в углу кухни под печкой, в которой догорало последнее небольшое поленце. Вдруг ей на ум пришли строки, которые запомнились наизусть, когда она изучала литературу, порученную Дэном:

А я вместо этого до утра раннего
в ужасе, что тебя любить увели,
метался
и крики в строчки выгранивал,
уже наполовину сумасшедший ювелир.
В карты б играть!
В вино
Выполоскать горло сердцу изоханному...

Эти стихи были написаны в далеком 1916 году, когда их автору было только 23, он только-только познакомился со странной четой. И в этой же поэме тогда он писал:

Думает бог:
погоди, Владимир!
Это ему, ему же,
чтоб не догадался, кто ты,
выдумалось дать настоящего мужа
и на рояль положить человечьи ноты.
Если вдруг подкрасться к двери спаленной,
перекрестить над вами стеганье одеялово,
знаю –
запахнет шерстью паленной,
и серой вздымится мясо дьявола...

Строки явно говорили о том, что автор не мог не знать, с кем имеет дело. Ведь он все знал!... И все же, все же, что его удерживало здесь, возле этой спаленки, от которой пахнет «шерстью паленной»?
А между тем Эскулап бубнил и записывал на клочок бумаги, все, что хотел сказать. Он был сдержан в своих эмоциях и только, крепко сжатая в уголке рта папироса, свидетельствовала о неистовстве его боли. Он даст потом волю своим чувствам, но не здесь, на сцене. И все будут говорить, охая: «Какой прекрасный мерзавец!» А пока он исступленно пишет. Пишет, как профессионал, а не любитель, полностью выгорая в чувствах и отдаваясь своему делу.
Лера наблюдала за ним и размышляла. Потом заснула. Утро застало ее спящей возле остывшей печурки. Ее наблюдаемого – за столом среди непомытых чашек. Она не могла больше спать, стало совсем холодно. Лера встала и попробовала выйти в другую комнату. Та уже не была заперта. Ее обитатели куда-то «свалили» с утра пораньше.
-- Выходи, узник, -- предложила Лера Эскулапу, -- Их больше нет. А я пойду за провизией схожу. Холодно и чаю хочется.

ГЛАВА 48.
А потом Лере удалось быть свидетелем важных для анализа разговоров. В одном из них участвовала она сама.
К хозяйке пришла подруга. Видная дама из высшего общества. Эскулапа в этот момент не было рядом, и ее законного муженька тоже. Лера сидела перед хозяйкой на стуле и дожидалась распоряжений. Та весело сплетничала с гостьей, обсуждая последние новости и события, хвасталась своими новыми платьями и ухажерами:
-- А этот муж бывшей нашей знакомой, полковник в отставке, такой милый! У него такие связи! Он и папочке понравился. Папочка разрешил мне с ним... ну... – хозяйка покосилась на Леру и запнулась, но, увидев, что Лера зевает, продолжала, -- Прошлым летом, в электричке, я встретила милого старичка. Я ему понравилась, и он пригласил меня в гости. Меня и папочку. Но папочка не захотел к нему идти, и меня не отпустил. Сказал, он нам не нужен. А тут сразу два знакомых и с обоими можно!
Вдруг гостья, вроде как, нечаянно спросила:
-- А что, этот великан с голосом, как у трубы, к вам больше не приходит?
-- А, Володя. Он у нас живет. И ты знаешь, он такой забавный. Мы с папочкой любим заниматься любовью. В этот момент мы запираем его на кухне. Так он, все то время, что мы вместе, плачет, царапается в дверь, и просится к нам. Такой милый, преданный, как щенок. Я так и называю его – Щен.
-- И тебе его не жаль? -- ухмыльнулась подруга.
-- Нет, Володе полезно страдать. Он потом пишет хорошие стихи. Стихи для меня и обо мне. Папочка говорит, что самые талантливые произведения появляются от безответных чувств. Мы правильно себя ведем с ним. Да и пусть он не забывает, кем был до встречи с нами. Кем может стать без нас...
Эти слова хозяйка произносила с таким воодушевлением, словно сама поэму писала. От такой неслыханной лжи и наглости у Леры просто скулы свело, а глаза, ее огромные синие глаза, выразили весь ужас и негодование. Хозяйка мимолетом глянула в ее сторону. Вероятно, она думала, что глупая домработница с провалами в памяти подтвердит ее слова кивком головы. Но, взглянув на Леру, тут же отвела недовольный взгляд в сторону. Потом дала ей распоряжение, чтобы та немедленно «умелась» подальше.

Однажды, когда Лера хозяйничала в тесной кухоньке, к ней подошел хозяин. Никого в квартире больше не было. Вероятно, он воспользовался этим и обнял Леру сзади за талию. Та в ужасе отскочила в сторону к окну. Ну, предположим, наглыми выходками мужчин ее удивить было трудно. Она знала на этот случай пару спасительных приемов. Но булавка в поясе... С ней необходимо было быть крайне осторожной.
-- Как вы можете?! – вспыхнула гневом Лера. Она глянула за окно, так, словно хотела увидеть, что там происходит и позвать на помощь. Но хозяин истолковал этот жест иначе:
-- Вы там бывали?
-- На том бульваре?
Лера глянула на бульвар напротив дома. Там стояли дамы загадочного происхождения. К вечеру их становилось больше. Начиналась их работа. Не нужно было досконально изучать историю, чтобы понять, кто они такие.
-- Так ведь там же проститутки! – выпалила Лера.
-- О-о, деточка! Много ты знаешь о жизни, если произносишь такие чудовищные слова.
Лера присела на, рядом стоящий, стул. Она поняла, что сейчас выпытает очень интересную и важную информацию:
-- Вы там бывали?
-- Я с ними веду беседы. Разговариваю, помогаю, чем могу.
-- Вы пытаетесь их перевоспитать?
-- Ни в коем случае. Я учусь у них жить.
-- Как???
-- Да вот так. Я среди них король. Они мне верят и сделают все, что я хочу, если я пожелаю.
При этих словах он хитро усмехнулся.
-- Но у вас есть жена.
-- Ну и что. Впрочем, я не знаю, с кем она сейчас.
-- Как с кем? С вашим другом, Володей, -- Лера подняла глаза к потолку, указывая на огромный рост. Но в ответ на этот жест хозяин опять подхихикнул.
-- Это одному только богу известно...
Глаза у Леры с каждым словом становились все круглее и удивленнее.
-- Но как вы к этому относитесь?
На этом наивном вопросе хозяин кажется, разозлился:
-- Барышня, двадцатый век на дворе. Теперь мы должны жить иначе, не так, как раньше. Более развито. И что вы все время спрашиваете. Не пора ли вам повзрослеть наконец-то. Займитесь чем-нибудь более важным, чем мытье посуды. Более денежным.
Тут Лера скорчила совершенную «дурочку» :
-- Поступить в пансион благородных девиц.... Но у меня нет денег.
Хозяин не выдержал и вышел прочь, хлопнув дверью.
«Есс!!! Вот это интервью! Я подтвердила свои предположения фактами. Но интересное только начинается. Ведь это не последний факт сложившейся истории.»

ГЛАВА 49.
И вот снова лето. Лето двадцать четвертого. Вся пишущая братия собирается на одной из пригородных дач. Лера, как требует ее задание, рядом со своим наблюдаемым, не отступает от него ни на шаг. Он, как обычно в чете странной семейки, впрочем, неплохо вписывается третьим. И, что самое интересное для Леры, ведет себя как послушный щенок, которого подобрали на улице, тихо и покладисто. С воодушевлением и преданно смотрит в глаза своей хозяйке. Среди гостей другие лица. Лерино внимание привлекает высокая видная женщина. Ее темные длинные волосы собраны улиткой на затылке. На шее – ожерелье. Горбоносый профиль не портит ее, напротив, придает очарование. Она не многословна и задумчива. Не спешит высказаться. И только под конец вечера по просьбам и уговорам начинает читать собственные стихи. Она медленно встает с дивана, кутаясь в шаль. Прохладно, на улице давно взошла луна и звезды. Из открытого окна веет свежий ветерок, играя ажурной занавеской. Она читает в такт этой занавеске и, уносящему вдаль, ветерку. Читает медленно, задумчиво, глубоким внутренним голосом. И вдруг Лерика догадывается: «Так это же Анна!»
После вечера гости расходятся. Но Лера заинтригована еще одним знакомством. Она как завороженная провожает Анну до самой реки. Там, в зарослях ив, Лера пытается развязать разговор:
-- Не могу понять, что его тянет туда, снова к ней? Ведь она его ненавидит. Обращается хуже, чем с прислугой. И он это знает, чувствует и все равно...
-- Таких, как она, в средневековье на кострах сжигали. Она как ведьма, умеет очаровывать. А красоты в ней нет, одна только наглость и алчность. Ведь ни одну судьбу сломала, жизнь не одному уже испортила.
Лера не ожидала услышать таких откровений от возвышенного душей человека, которым только что была сама околдована. Ей они показались меркантильными и желчными. Потом картинка, как искра мелькнула перед глазами. Неужели она...
-- Да ты просто завидуешь ей! – закричала Лерика в лицо собеседнице. Пока ты под ивами мечтала, кое-кто все сумел взять от жизни. Даже отобрать...
Лера круто обернулась и, не оглядываясь назад, побежала назад к дачному домику. Она бежала без тропинки, путаясь в траве и падая. А ее собеседница спокойно смотрела ей в след. Едва слышно даже самой себе она произнесла:
-- Еще одна жертва безумной, безумной любви...

Спустя полгода зимой на вокзале, когда Лерика со своим подопечным собирались ехать в один из его многочисленных туров по соединенным республикам, она снова встретилась с Анной. Лерика смущенно опустила глаза. Но Анна была спокойна и миролюбива. Она едва улыбнулась при встрече Лере. А Лера, волнуясь, в полголоса произнесла:
-- Простите меня, я была не права.
Анна пожала ей руку:
-- Все бывает обычно так, как должно быть. Ни о чем не жалей, ни о чем. Ты еще слишком юна...
Лера просто таки растворилась в небытие от этих слов и рукопожатия. Забыв о своем задании, она сняла с себя небольшой серебряный перстенек, подаренный бабушкой, и вложила его в ладонь Анне:
-- Это на память, помни меня долго! – горячо шепнула Лера.
-- Не надо это. Я и так не забуду. Память хранится в сердце о каждом из нас, хотим мы этого или нет. Прощай.
-- Прощай, -- гулко отозвались колеса поезда, когда Лера сидела в вагоне.
А снег все падал и падал... И вот уже лица совсем скрылись за его пеленой, но Лера долго помнила теплоту последнего рукопожатия. И лишь на следующий день вспомнила, что она чуть не натворила: кольцо. Она не должна оставлять ничего здесь от себя. Вернуть его было бы невозможно. Колечко ей было подарено бабушкой. А той подарено ее мамой и было ценно тем для всей семьи, что подарила его в осажденном Ленинграде во время отечественной войны какая-то женщина, чтоб та купила хлеба. Но Лерина прабабушка, почему-то, сохранила колечко, не смотря на страшный голод. Впоследствии она просила хранить его, как семейную реликвию. Чем же оно было так ей дорого? И кто была эта женщина? Счастливая догадка начала волновать Леру. Теперь она пуще прежнего будет хранить это кольцо. Благослови тебя господь, Анна.

ГЛАВА 50.
Совершенно прав был товарищ Маяковский, считавший причиной невротических есенинских выпадов глубокое душевное одиночество. И рад он был помочь ему и не только ему, любому, кто находился рядом, да не в ту сторону тянул он своей бешенной активностью и «тягой ко всему новому». Именно эту тягу жаждал видеть в любом, с кем разговаривал, а, если не находил ее, обижался, как ребенок, которому не угодили. И обижался, иногда, на столько, что впадал в депрессию.
Он тоже чувствовал себя одиноко в этом мире. Часто одиночество настигало и среди друзей, и рядом с любимой. Просто ему было некогда слишком долго размышлять над этим, поскольку «не привык нянчиться со своей персоной». Одержимость мыслью о духовном соединении людей, живущих на всей планете, брала верх. А как же, ведь после ее победы он найдет свою единственную любовь и будет счастлив навсегда! И он, и Есенин оба мечтали об одном и том же, да только каждый по-своему и никто из них так и не понял, как же достигнуть этой победы. А ведь понять человека, живущего рядом с тобой, сложнее всего...
Самым уравновешенным из них оставался Пастернак. Да и то, не исключен был тот момент, что его выводила из равновесия лживость и неискренность окружающих. Именно поэтому он, впоследствии, не захотел оставаться в «Новом Лефе». Но почему, почему, почему же надо было бросать своего кумира без поддержки?! Этот вопрос всякий раз сводил Леру с ума. Ведь он один тянул газету и издательство, объединял людей, как мог. Был и главным редактором, и бухгалтером, и корректором чужих стихов, и «менеджером» по продаже. Так внимательно относился к чужим писаниям, а про свои, зачастую, забывал. Хотя, его самого печатали в нескольких газетах. И за эти все труды получал совершенно небольшие гонорары. А у самого на содержании была собственная семья с матерью и двумя сестрами, да еще любовница с ее ненасытным мужем. И возможно, не одна. И как он это все выдерживал, Лера тоже не могла понять. И почему людям, даже умным и ценящим друг друга, так сложно быть вместе. А не вместе – тяжело...

На одном из концертных вечеров выступления самого авторитетного, на тот момент, поэта Александра Блока, Эскулап подошел к Борису. Лера, как мышка всюду следовала за ним, не желая ничего упускать из его жизни. А разговор заключался в следующем. Блок, выступив перед одной публикой, должен был продолжать выступление перед другой аудиторией. Он еле поспевал всюду, чтобы никого не обидеть и не обделить вниманием. Откуда-то до ведома Эскулапа дошла информация, что там, в другом концертном зале, выступление хотят сорвать кучка негодяев и по окончании устроить автору «кошачий концерт». Эскулап предлагал своему коллеге опередить подлость и сорвать их мероприятие. Но для этого нужно было успеть на второй концерт.
-- Для этого мы должны уйти пораньше с первого, -- не выдержала и вмешалась Лера.
-- Барышня, вас не спрашивают, -- шутливо оборвал ее Эскулап и щелкнул по носу.
-- Но ведь его отвезут на машине, а у нас машины нет. Кроме того, у Бориса больная нога.
-- Я в состоянии ходить быстро, -- заверил Борис.
Тут начался концерт, и все вошли в зал. Больше о проблеме никто не заговаривал до окончания выступления Блока. А по окончании оба хулигана, как сумасшедшие сорвались со своих мест. Лера еле поспевала за ними. Вечерняя изморозь сковала ноябрьские лужи, но всем троим было жарко от быстрой ходьбы. И вот то здание, где сейчас выступал Блок. Они влетели в него. Но, что такое? Концерт давно окончился. Подлецы успели сделать свое дело. А сам Александр Александрович не растерялся. Он достойно выдержал осаду. И, теперь, выйдя из концертной залы на улицу, слушатели с удовольствием обсуждали, как ловко он вывел на чистую воду нападающих. Как настоящий поэт.
-- Я же говорила, надо было раньше... – возмутилась Лера.
-- Барышня, мужские вопросы оставь мужчинам, -- недовольно рявкнул Эскулап.
Лера хотела надуть губы.
-- Я думаю, подобная перепалка пошла Блоку только на пользу. Еще больше закалила его, -- миролюбиво заметил Борис.
-- Хотел бы я оказаться с ним рядом в эти минуты! – мечтательно произнес Эскулап.
Да и сама Лера уже настолько вжилась в образ, что забыла о том, что все окружающие ее люди не просто эпизоды в ее жизни. Они призраки для нее, за которыми можно лишь наблюдать, а она – призрак для них.

Однажды осенней ночью Леру разбудил громкий звонок по телефону. Ее подопечный не спеша взял трубку. Но Лера интуитивно занервничала. По ночам к нему звонили редко, и звонки обычно были не слишком громкие, робкие, не будили ее. Но что же на этот раз?!
-- Да, я слушаю, -- говорил Эскулап в полголоса, -- Как убит... Кем... Повесился?! Когда... Ночью... В гостинице... Только что из Америки... Я так и знал! Я ведь говорил тогда, надо бы за него взяться. Пил он слишком много... Ничего хорошего... До свидания.
Он почти бросил трубку и снова уткнулся в свои толмуты. Но работа, судя по всему, не шла на ум. Лера тоже больше не смогла спать. Она предчувствовала недоброе, совсем забыв о тех событиях и датах, которые почти зазубрила наизусть, отправляясь сюда. Лера вышла из-за ширмы.
-- Что случилось? – спросила она настороженно.
-- Есенин повесился, -- сухо и без обиняков произнес великан.
Лера так и ахнула. Она совсем позабыла, что сейчас по их календарю 25-й год. Стон застыл у нее на губах.
-- Как? Не может быть!
-- Может, детка, может...
-- Ведь я с ним разговаривала и не раз. Обо всем... И о нем, и о жизни, и о его судьбе... И он меня понимал, смеялся... Как он мог! – последняя фраза вылетела из Лериных уст почти с упреком.
Великан смотрел на нее из под вечно нахмуренных бровей:
-- Так ведь и я говорил ему не раз...
Но Лера больше не могла разговаривать на эту тему. Судорога сковала горло. Она, не помня себя, упала великану на массивное плечо и разрыдалась. Он крепко прижал ее своими могучими объятьями.
-- Плачь, деточка, плачь. Это жизнь. Это реальность.
И Лера плакала. Плакала и не могла остановиться. Но плачь этот был вовсе не тот, что за Славкой. Это был плачь безысходности, неизбежности. Ведь она все равно, как бы не хотела, как бы не старалась, была чужой в их судьбах и не могла повлиять на ход событий. И еще один суицидник сидит рядом с ней, и она плачет у него на груди. Тайный агент должна хладнокровно наблюдать за всем, что происходит вокруг нее. Кому-то это было нужно. Да она и сама сейчас, как подопытный кролик.

-- Молодец Лера! Хорошо играешь роль. Они тебе верят и открываются. Надо же, как похоже ты рыдала!
Вдруг Дэн содрогнулся и, в испуге, зажал свои уши ладонями. Его просто таки отшвырнул в кресле пронзительный свист.
-- Эй, ты чего! Прекрати, хулиганка! Ты чего это рассвистелась тут, в моем кабинете!
-- Да так, ничего, -- огрызнулась Лера, -- Сергун научил.
-- А я думал, Соловей Разбойник. Да какой он тебе Сергун?! Сергей Александрович...
-- А ты что, учитель литературы?
-- Ну, ты не расхолаживайся. От эксперимента мы тебя еще не освобождали. Только по имени отчеству, и не иначе.
-- Лера опять засвистела как одержимая.
-- Да ты что, с ума сошла, что ли? А ну, перестань, а то у меня перепонки полопаются.
Лера вдруг замолчала. Она угрюмо потупила глаза в низ.
-- Ну, чего ты? Дисперсия, сброс эмоций? Ладно, даю тебе неделю отгулов и готовься к очередному заданию. Поедешь в Америку.
Тут Лера вспыхнула:
-- С Маяковским?!
-- Ну, не со мной же.

ГЛАВА 51.
На пристани их ждал пароход. Настоящий. С паровой трубой и гудком для сигнала, оповещавшей отплытие. Назывался он «Эспань». Эта посудина произвела на Леру почти такое же сногсшибательное впечатление, как и, увиденный ею впервые, паровоз, изготовленный в конце девятнадцатого века. Было очень странно стоять у такого тарантаса под названием «поезд» с нелепыми огромными колесами, выхлопной трубой, дымящей так, что все вокруг скрывалось в тумане угарного газа. Он мог совершить, самое большее, семьдесят километров в час. Но вокруг слышались восторженные возгласы: «Вот это – да! Вот это – прогресс! Наука!» Лера чувствовала себя космонавтом среди первобытных людей.
Эскулап сам нес чемоданы, наполненные своими бумагами и некоторыми вещами. Лера опять еле поспевала следом, таща свою сумку с условными вещами. Едва они подошли к пристани, она просто ахнула. Неужели, на этом корыте им предстоит пересечь океан?! А Эскулап назвал его «маленьким, с наш ГУМ». Ведь это же так опасно. Ведь там бывают и бури, и штормы. А ведь люди этого не боялись, ходили как пешком по морю, туда-сюда. Вот, «Титаник», такой большой, и то... Впрочем, хватит, не надо о «Титанике»...
-- А сколько дней добираться до Америки?
-- Ну, дней двадцать. Как с погодой повезет.
-- А бури будут?
-- Ну, конечно, будут. Это, вам, барышня, не на диване отлеживаться.
Вероятно, лицо Леры приняло зеленоватый оттенок, потому, что к горлу подкатил предательский ком. Великан глянул на нее:
-- А ты что, боишься? Бурь не переносишь? Тогда, марш домой, я тебя у своей мамы оставлю, пока не вернусь.
-- Нет, нет! Я с тобой!
«За мамой другие наблюдают. Я без работы останусь. А для меня – это смерть. Уж лучше утонуть!»
-- Тогда, ступай на палубу. И не ныть!
Лера стала карабкаться по мостику. Эскулап, улыбаясь и отпуская шуточки, подталкивал ее сзади, чтоб та не свалилась.
Они заняли каюту «люкс» на самом верхнем третьем этаже. Это был этаж высшего класса. Второй этаж – для среднего, первый – для бедняков. Пароход выпустил вместе с паром прощальный гудок, матросы стали поднимать якорь и судно отправилось в плавание.
Пока «кораблик» усердно бороздил воды родных рек, было терпимо. Но как только он вышел на просторы Атлантического океана, у Лера сразу же разыгралось мрачное воображение. С каждой новой волной ей казалось, что их кораблик тонет, проваливаясь на дно океана, а сверху их накрывает вал, баллов, энтак, в девять. Хотя на море было, пока, небольшое волнение. Потом она стала воображать акул или китов, или просто мистически огромных рыб, которые могут проглотить их небольшое суденышко. Эскулап лишь иронично улыбался, глядя на ее мучения:
-- Так плавать, лучше дома сидеть, -- сочувствующе произнес он наконец, -- Ладно, больше не возьму тебя с собой, а то еще помрешь от переживаний. А ведь нам еще на самолете лететь предстоит.
-- Н-на каком самолете?
-- На таком. Аэроплан называется. Последнее слово техники, -- с гордостью объявил Эскулап.
Лера представила самолетик под названием «кукурузник» как в старых фильмах. Ее от этого замутило еще больше и она едва не свалилась на палубу, уцепившись за перила.
-- Ну, ну, детка! И как бы ты в будущее отправилась, если бы машина времени существовала? Там еще покруче, чем у нас. Отправлю-ка я тебя домой встречным пароходом. А мама дома встретит, я ей телеграмму вышлю.
-- Нет, не надо! Это у меня так, голова закружилась от свежего ветра. Я, может, стихи сочиняю. Да. Вот голова и кружится, -- выкрутилась Лера.
-- Ну, ладно. Только иди, сочиняй лучше в каюте.
Лера скрылась из виду, но долгого заключения не вынесла. В каюте было скучно. Да и работать было невозможно. Лера опять выползла на палубу. Под вечер погода немного улеглась, ветер стих и на палубе появилось больше народу. Темные дорогие пиджаки с бабочками или галстуками на мужчинах. Меха и бриллианты – на женщинах. Они важно прохаживались вдоль палубы парами под ручку. Сюда иногда захаживали представители второго класса, одетые более скромно, длинноволосые и с гитарами. Но пробыть долго не могли, поскольку места им здесь не находилось. Среди всей этой круговерти Лера еле узнала своего подопечного. Надо сказать, что одет он был достаточно прилично, и почти ничем не отличался от величественных особ. Только две приметы, не позволяющие Лере потерять его в толпе тысячи тысяч, таких, как он – неизменная папироса в уголке рта, плотно стиснутая зубами и записная книжка, в которой он вечно что-то писал огрызком карандаша, позабыв обо всем. Лера направилась к нему.
-- Ну, как, насочинялась? -- спросил он, не отрываясь от своей работы и даже не глядя в ее сторону.
-- Мне уже намного легче, -- заверила его Лера.



ГЛАВА 52.
Пятый день штормило, шел проливной, хотя и теплый дождь. Эскулапа такая погода восхищала. Он не только писал, но и говорил про нее вслух, упиваясь «белыми нитками» сшившими «небо и воду». И что он находил в такой погоде привлекательного, Лере было не понятно. Она не любила дождь и сырость, когда все вокруг мокрое и зябкое, а ты чувствуешь себя как лягушка в ожидании принца, который тебя расколдует и увезет в теплые края. И вдруг Лера перестала бояться моря. Сырой погоды, маленького парохода, который может затонуть. Больших волн, которые могут поглотить ее саму. И, даже, шторма. Внезапно она поняла всю романтику морского путешествия. Прелесть этих соленых брызг. Перед ней настоящий морской волк, знающий всю суровость жизни. Мало того, с трудностями он всегда на «ты». Он даже их любит и выходит из схватки победителем. С ним можно ничего не бояться. Вот и сейчас он стаял, и торжествующе улыбался радуге в небе, которая вспыхнула после дождя.
Пароходик неуклонно двигался на юг. Ровно через сутки погода поменялась. Выглянуло солнце, разогнав все тучи с небосклона, ветер стал не таким резким и холодным, и, вскоре, прекратился совсем. Потеплело. Пассажиры стали сбрасывать теплые одежды, мужчины – пиджаки, женщины – меха. Потеплело еще сильней. Потом еще и еще. Становилось жарко. Жарко и сухо. На море установился штиль. На небе – зной. Высокое и раскаленное, ни одного облачка. Пить, чистой прозрачной пресной воды просило все вокруг. Люди сбрасывали шелка, оставаясь в ситцевых рубашках и платьях, и пили, пили, ненасытно пили воду. Лере сбрасывать было нечего. Она и так была одета в ситцевую юбку и блузу. Но и в них ей было непривычно оставаться, поскольку летом у себя дома она привыкла ходить в шортах и майке. Но здесь было жарче, чем у нее дома. Эскулапу тоже сбрасывать с себя было больше нечего. Теперь он был в простой хлопковой рубашке, с коротким рукавом. К такой жаре не мог привыкнуть даже смуглый горец. Он сидел на палубе с полусонным видом, пытаясь что-то начертать в своей книжечке, и только время от времени глотал из высокого стакана чистую питьевую воду. Лера сидела рядом. Она тоже пила воду из стакана. И вдруг... Ей показалось, что он закатил в полуобмороке глаза и вот-вот упадет на палубу вниз головой. Она глянула на исчертанный небрежным почерком листок. Толи это от жары стали мерещиться странные видения, толи от зноя возникают миражи в раскаленном воздухе. Перед глазами у нее возникла ясная фраза: «Любовь моя, Лерика...» Недолго думая, Лера схватила свой стакан и вылила все его содержимое на бритую голову Эскулапа. Тот очнулся, открыл глаза и просто остолбенел от неожиданности. С минуту он так и сидел в неподвижной позе, не поняв, откуда взялся этот ливень. Прохаживающиеся по палубе пассажиры, стали невольно оглядываться на странную парочку, переглядываться и шептаться между собой. Ничего нельзя поделать, этика поведения того времени чудачеств не позволяла. Но Эскулап остался самим собой и в этом случае. Не обращая ни на кого внимания, он вдруг заревел:
-- Ты чего, от жары сума сошла, что ли! Ты ж мне всю писанину чуть не испортила!
Он вскочил, быстро стряхнул капли воды с книжечки, не обращая внимания на мокрую одежду.
-- Володенька, успокойся, она сейчас высохнет. Я подумала, тебе плохо, помочь хотела... – пыталась успокоить его Лера.
Великан немного поутих и уселся на место:
-- Спрашивать надо в следующий раз!
-- А чего спрашивать. Ты чуть не упал на палубу.
-- Я просто задремал...
Но, вылитая на голову вода, видимо, подействовала благотворно. Великан немного оживился и посвежел. Быстро начал что-то записывать. Лера наблюдала это все со стороны. Потом она так робко обняла Эскулапа за руку выше локтя и стала шепотом у него просить:
-- Володенька, ты про меня ничего не пиши, хорошо. Самое главное, даже имени моего не употребляй. Нельзя мне светиться. Меня преследуют. За мной следят...
Эскулап нервно покосился в ее сторону:
-- Ну, и кому ты нужна?! – почти рявкнул он.
-- Тихо, не кричи! – зашикала Лера, -- Вон там, он уже скрылся...
-- Детка, у тебя от жары температура поднялась! Поди, в море охладись.
Лера надула губки. Вот сейчас он возьмет и запишет все, что произошло, на бумаге, и тогда все... Все пропало! Конец света. Новые поколения родятся по-другому. И родятся ли вообще?! А те, что есть, исчезнут. Исчезнет и сама Лера. А, главное, ее выгонят с работы. Надо его остановить. Остановить немедленно. Сейчас!
-- Вот пойду и выброшусь в море! – с досадой крикнула она почти на ухо великану.
-- Ступай, только мне не мешай!
-- А вот и брошусь!
И, с этими словами, Лера, разбежалась, сделав сальто над перилами, сиганула в гладкую прозрачную воду. В первую же секунду она испытала КАЙФ. Кайф огромнейший, который могла бы получить уже давно, будь она в своем времени. Их ребята без комплексов додумались бы прыгать в воду с перил. И никто бы им не возражал. Но здесь...
Лера плавала, раскинув руки и глядя в высокое бездонное небо. Свежесть растекалась постепенно по всем клеточкам ее разогретого тела. А на палубе послышались крики:
-- Человек за бортом!
Лера глянула на борт кораблика. На самой верхней палубе, почти перекинувшись вниз, склонились Эскулап и капитан экипажа.
-- Кто она? С какого класса? – спрашивал капитан.
-- Да, жена моя, -- сухо ответил Эскулап.
-- Шлюпку на воду! – скомандовал капитан.

ГЛАВА 53.
-- Черт тебя возьми! – ругался Эскулап в каюте, ища сухую одежду для Леры.
-- Володенька, ты только про меня ничего не пиши...
-- Да кто тебе сказал, дурре еловой, что про тебя писать кто-то будет! Мне есть о чем писать!
-- Ну, мало ли, -- Лера скромно опустила невинные глаза.
Эскулап изучал ее пристальным взглядом. Он не мог понять, что она от него хочет.
-- И, между прочим, женой я тебя назвал перед капитаном только потому, что спасти хотел. Назвал бы домработницей, до сих пор бы там плавала. Ясно!
-- Ясно, -- угрюмо откликнулась Лера.
Эскулап вышел из каюты.
Как бы там ни было, но когда Лера фотографировала экземпляры рукописей, те которые дошли, и те, которые не дошли до наших дней, обнаружила какое-то, плотно заштрихованное, слово. Над этим словом было написано только короткое «мы».

На восемнадцатый день плавания пароходик наконец-то достиг берега и остановился на несколько дней в порту пополнить запасы питьевой воды и провизии. Это была Южная Америка. Бразилия. Жара и москиты. Далее пароход должен был дрейфовать вдоль ее берега вплоть до Соединенных Штатов.
Эскулап должен был обязательно спуститься на берег и осмотреть местность.
-- Володенька, может не надо, -- ныла за спиной у него Лера, цепляясь ему за руку.
-- Мне надо. А ты оставайся в каюте, раз боишься. Я не для праздного удовольствия здесь, а по особому писательскому заданию. Товарищи мне поручили. Я должен посмотреть, а затем написать, как живут рабочие в других странах. Чем их быт лучше, а чем хуже.
-- Я не боюсь за себя. Я боюсь, чтоб ты не потерялся.
-- Не бойся, глупая. На пароход я все равно вернусь.
Лера шмыгнула носом и упрямо поплелась за ним, не выпуская из собственных рук его огромную ладонь. Он и не пытался ее высвободить.
В порту было оживленно. Много темнокожих людей – негров и индейцев, одетых в белые короткие штаны или шорты, они искали работу среди «бледнолицых», одетых в дорогие костюмы. Великан и Лера удивленно смотрели по сторонам. Великана удивляло, что индейцы без перьев, а Леру то, что они вообще живы, поскольку видела впервые чистокровных хозяев джунглей. Лера даже забыла свои опасения. Она, разинув рот, смотрела по сторонам, немного отстав от наблюдаемого. Тот ушел вперед. Еще немного и толпа затопила пространство между ними. Лера поняла, что потерялась, как вдруг цепкие пальцы сомкнулись у нее на предплечье. Горячий шепот раздался над виском до боли знакомыми словами:
-- Лера, сюда, сюда. Ты должна передать нам собранные материалы.
«Дэн!» -- чуть не взвизгнула Лера от радости. Их встреча значила, что ей полагается небольшой отдых.

-- Снимай камеры, разоружайся.
В кабинете у Дэна было прохладно от кондиционеров. Лера осторожно снимала все пуговицы и заколки, как «ценнейший груз».
-- Что новенького на этот раз привезла?
-- Да ничего особенного. Путешествие по морю, кстати, очень сходится с тем, что описано у него в очерках «Открытия Америки». Съемки рукописей я выполнила, даже тех, которые у него выкрали в одной из гостиниц. Роман, кажется. Впоследствии, он так и не захотел его восстанавливать...
-- Лодырь. А как на счет конфиденциальности с твоей стороны. Ты не забыла, что не должна попадать в историю?
-- В истории я каждый день попадаю. А вот на счет исторических данных... Я об этом позаботилась. Меня там не будет.
-- Обещаешь?
-- Железно!
-- Заметано.
-- Дэн, я, все-таки, боюсь моря. Вдруг с этим нашим корытцем что-то случится...
-- Не бойся. В биографии об этом ничего не сказано. Ты ведь помнишь...
-- Это в его биографии ничего не сказано, а в моей?
-- А ты держись все время возле него, и с тобой ничего не случится, -- Дэн безразлично зевнул, -- Ну, ладно, оснащу тебя рацией, на всякий случай, чтоб ты не боялась. Если будешь тонуть, наши люди всегда окажутся рядом. Ты их знаешь, это Мишутка и Красавчик, которые обучали тебя борьбе.
Лера согласно закивала головой. Она уже успела подружиться с этими качками, ловкими не только в борьбе, но и в быстроте мышления.
-- Нажимаешь на кнопку, -- продолжал Дэн, -- Сигнал работает целый час, издавая ультразвуки. По ним наши спасатели смогут определить, где и в каком времени с тобой случилась авария. Ты можешь выключить его раньше. Рация будет вставлена у тебя в нижней пуговице. У спасателей вставлены такие же рации, только принимающие сигнал. Понятно?
-- Да.
-- Ну, теперь можешь передохнуть.

ГЛАВА 54.
Лера отчаянно искала в толпе великана.
«Разиня! Сама виновата. Я ж вернулась в ту самую секунду, когда толпа вот-вот должна была сомкнуться между нами и не смогла догнать его. Но здесь должны быть свои ребята, они обязательно помогут.»
Но не успела Лера так подумать, как с севера резко подул холодный ветер, ясное знойное небо нахмурилось, и на землю упали первые огромные капли дождя. Они были вестниками надвигающегося ливня, который может идти сутками. Толпа запаниковала. Все ринулись в поисках укрытия. Лера не знала, в какую сторону ей бежать. Она поддалась движению толпы. В каких-то ста метрах шумел океан и грозил, растущими с каждой минутой, волнами. Ветер наклонял деревья все ниже и ниже. С неба внезапно обрушился ливень. И не просто ливень. Можно сказать, водопад, потоп, не позволяющий глотнуть хоть каплю воздуха. Да, это настоящий бразильский ливень, «сплошной поток воды с прослойкой воздуха». Лера, не видя ничего перед собой, начала метаться в панике. Пред ней метались люди. Вероятно, каждый из них знал заранее, где можно укрыться и найти убежище мог наугад. Но Лера этого не знала. Она не знала, где сейчас ее исследуемый и звать его было бесполезно, и все же, в отчаянии она звала... Толпа постепенно оттеснила, оттолкала Леру к бушующему океану. А тот в момент бури простирал свои волны все дальше и дальше по берегу, снося все на своем пути. Неожиданно Леру накрыло соленой водой. Хотя разобрать, дождь ли это или море, она смогла только лишь по вкусу соли на губах. Лера в ужасе почувствовала, что задыхается. Дрожащими руками она нащупала самую нижнюю пуговицу на блузке и нажала, что было сил. Потом, когда волна на секунду отступила, попыталась крикнуть, что есть силы: «Помогите!!!» Следующая волна накрыла ее с головой и потянула в море. Лера ухватилась за что-то твердое, это был корень старого дерева. Вот-вот он мог оборваться. «Ну, где же, где они! Ребята-спасатели!» Еще секунда, еще... Лера почувствовала, что теряет силы от нехватки воздуха. Она уже почти ничего не понимала, как вдруг сильные руки поволокли ее куда-то на твердую почву. Все дальше и дальше. И вот, свежий глоток воздуха. С Леры струями стекала вода. Она лежала у кого-то на руках, вокруг было много людей, они разговаривали каждый о своем. Лера попыталась приоткрыть глаза и, первое, что ожидала она увидеть – лица знакомых ребят. Но что это? Над головой навес. Вокруг за укрытием шумит, не смолкая ливень. Лица людей совершенно незнакомые, черные, белые. Патрульных ребят из ее фирмы нет. Должно быть, они далеко уже отсюда – сделали свое дело и ушли. Но и за то им спасибо!
-- Ну, барышня, наконец-то, очнулась! – услышала Лера у себя над ухом знакомый бас, -- Ну и попали же мы! А ведь не подумал я про ливень-то бразильский. Чуть сам не утонул.
Лера приподняла голову. Оказалось, что лежит она на коленях у своего великана. А тот, кажется, принимал все возможные меры, чтобы ее оживить. Лера постепенно приподнялась в сидячее положение.
-- Где ты меня нашел? – спросила она у великана.
-- В воде. По горло в воде ты была. И сверху над нами тоже вода. Я сам за толпой бежал, укрытия искал. Вдруг, слышу, по-русски кто-то зовет, чтоб помогли. И за корягу держится. Ну, я и потащил за собой. Все! Больше от меня ни на шаг, если хочешь живой остаться!
Внезапно Леру охватил озноб. Так, значит, ее спасение – это случайность. Но, где же ребята? И тут Лера вспомнила, что рацию она до сих пор не отключила, она так и вибрировала по телу неприятными излучениями. Лера рассеянно нажала на пуговицу. Но ребят не было и близко. И тут она потеряла силы во второй раз. Слезы хлынули у нее из глаз таким же бразильским ливнем, как тот, что чуть не утопил ее. И, теперь, чтобы не утонуть в них, Лера уткнулась в распахнутую настежь грудь великана. Она рыдала, но только плечи, содрогаясь, выдавали ее срыв.
-- Все, все, не плачь ты, дуреха. Уже все позади, -- успокаивал великан. Потом он взял папиросу и закурил. Лера подняла голову:
-- Володенька, не надо, тебе плохо станет. Здесь и так воздуха мало.
-- Хороший жина у вась, -- говорил рядом стоящий китаец, -- Про муж заботиться. Я вась вдвоем на параходь видеть. Хороший пара. Ошинь хороший.

ГЛАВА 55.
-- Опять гостиница, опять клопы.
-- Здесь клопов нет. Это первоклассный номер «люкс».
-- Если здесь нет клопов, то почему же дома есть? Разве ты не можешь дома от них избавиться?
Великан нахмурился. Ведь Лере было хорошо известно, кому он отдает дома все деньги и что отдают ему взамен.
После одной из таких вот заграничных поездок великан вместе со своей домработницей опять оказался в квартире своей драгоценнейшей пассии. И что его тянуло как магнитом туда, даже Лера, как психолог, понять не могла. Это была загадка вечности. Великан притащил любимой кучу подарков, купленных для нее, все, как писал в письме: «Как только приехал, сразу же кинулся выполнять твои поручения. Купил все, что ты указала в списке. Только духи не могу литрами покупать, буду высылать флаконами...» А из этой поездки он привез по ее капризу еще и... автомобиль. Новейшей марки. Как им с Осей хотелось. Они вдвоем обсудили и вынесли это решение, а после написали Эскулапу в письме: «Володя, привези автомобильчик. Вот только мы с папочкой еще не решили, какой марки. Ему хочется «Форд», а мне «Мерседес», решили «Рено». Лере лично довелось видеть эти строки. Видела она и «автомобильчик». Огромный, как современный микроавтобус. Фары, как фонари на улице. На его фоне, рядом стоящего человека, почти не было видно. В салоне – простор и пустота. Зато, как трясет при поездке, Лере впоследствии тоже удалось испытать. Она смотрела на эту махину-дом огромными глазами. Не столько от удивления, сколько просто хотела запомнить уникальный антиквариат, которых, в то время, на улицах было еще совсем немного. Считанное количество. Лере все это надо было снять на пленку. Лиличка заливалась громким смехом и крутилась, кокетничая, рядом с авто. Она позировала, желая сфоткаться на его фоне. Потом задиристо выкрикнула фразу, которая просто таки достала Леру окончательно:
-- Володя, посмотри, какие у твоей служанки глаза. Словно она с Луны упала и ничего здесь не видела.
-- Барышня просто онемела от великолепия современной техники, -- добродушно откликнулся тот, -- Она ведь никакой раньше не видела.
Они оба расхохотались громким радостным смехом. Лера обиженно отошла в сторону:
-- Я не барышня, я – Лера! – крикнула она им.
«Смейтесь, смейтесь! Мартышка и осёл с рогами...»
Но Эскулап догнал ее уже сидя в машине за рулем. Рядом с ним на переднем сиденье кривлялась его «мартышка».
-- Садись, барышня. С ветерком прокачу! – радостно позвал он Леру.
Той пришлось сесть в машину, но тут же захотелось выскочить на улицу от еще одной сногсшибательной фразы ненавистной ей «мартышки»:
-- Володя, а когда я сама смогу сидеть за рулем?

Дома его нимфетка сразу же начала облачаться во все наряды по очереди, то в платья, то в пижамки. Она так была счастлива при этом, что казалось, больше никогда не разлучится и не рассердится на своего возлюбленного, прощая ему все недостатки на тысячу лет вперед. Но счастье длилось не долго. Пришли гости. Уселись за стол. Выпили. Началась дружеская беседа. Кто-то новенький понравился Лиличке. Она забыла про великана и даже про его подарки. В следующую секунду она непринужденно болтала со счастливцем, пожимала ему руку, прикуривала с ним из одной сигареты. Великан, сидящий рядом, гневно метал искры из глаз, стискивал зубами недокуренный огрызок папиросы во рту. Лера пыталась его успокоить, сжав его огромную ладонь под столом своими, озябшими от волнения, пальцами. Но все было тщетно. Великан не выдерживал подобного оскорбления своих чистых огромных чувств. Он вскакивал с места и уходил, громко хлопнув дверью. Лера, отметив про себя, что его возлюбленная этого даже замечать не хочет, вскочила вдогонку за своим подопечным. Она еле успела настигнуть его на улице. А за спиной у себя Лера услышала хвастливую фразу, произнесенную веселым непринужденным голосом обладательницы дьявольского дара: «Володя отличается от извозчика тем, что извозчик управляет лошадьми, а Володя ... – рифмами.»
Лера знала, что у Володи есть незаконнорожденный ребенок в Париже. От своей пассии он, судя по всему, скрывать этого не собирался. Однажды, после такой поездки он решил ей все рассказать. Та сидела за столиком и лениво потягивала коктейль. Казалось, она посмеивается над долгим и мучительным рассказом своего влюбленного раба. Тот впился в нее взглядом. Неужели ей безразличны его переживания. Но повелительница чувств со свойственной ей самоуверенностью и хладнокровием вдруг произнесла:
-- Володенька, так ведь ты равнодушен к детям. Тебе нельзя жениться, а то зажиреешь, отрастишь брюхо, и талант твой пропадет!
В следующую секунду Лера вскрикнула от удара стекла о каменный пол кофейни. Великан схватил фужер с коктейлем и швырнул его на пол. Но его пассия осталась равнодушной, ни один мускул не содрогнулся на ее смазливом личике. Потом железным тоном она произнесла:
-- Володя, так больше продолжаться не может. Нам надо расстаться.
За этим последовала пауза, после которой совсем обескураженный и измученный переживаниями Володя произнес:
-- А ты стала еще красивей!
В этот же вечер Лера видела, как он написал матери своего ребенка письмо в Париж, о том, что у него только одна любовь на этом свете. А расходы для ребенка он берет на себя. Хотя, может, такое решение последовало только из-за любви к родине, которую на самом деле он любил больше всех своих возлюбленных. Ведь эмигрантка, ставшая парижанкой, переехать к нему не захотела бы и не смогла.
Леру очень удивлял тот факт, что у великана было много любовных связей. И, всякий раз, заводя знакомство, он верил и надеялся, что на этот раз ему повезет. Это, наконец-то, его настоящая и единственная любовь. Но опять следовало разочарование. Опять разлад отношений. Хотя, в начале, все завязывалось хорошо. Отчего все так происходило? Лера упорно задавала себе этот вопрос. «Ну, не могу же я с ними в постель улечься...» -- оправдывалась она перед Дэном, который хотел докопаться до той же истины. Хотя, это ей и не требовалось, для чего тогда волшебные булавки. И, скорее всего, Дэн знал много того, чего не знала Лера...
Однажды Лера стала свидетелем одной из драм, произошедших на вокзале. Великан к тому времени познакомился с симпатичной скромной девушкой, работавшей в библиотеке, где он любил брать книги. И брал их очень часто. Великан взял ее в одну из поездок, но старых связей со странной четой не разорвал. В силу своей открытой радушной натуры продолжал считать их своими друзьями и по-прежнему доверял им все свои тайны. Так произошло и на этот раз. Перед приездом в Москву он дал телеграмму бывшей своей пассии о том, что приезжает. Да еще и не один. Та незамедлительно явилась на вокзал встречать его, хотя раньше никогда этого не делала. Она ждала на перроне все такая же жизнерадостная и самоуверенная в том, что только она в состоянии покорить его сердце. А даже если он не подчинится, ему же хуже... Великан подошел к ней, как к старому другу, которого долго не видел. Та повисла у него на шее. Увидев такую трогательную сцену и соперницу со смутной репутацией, о которой знала почти вся Москва, подруга великана бросилась бежать, едва сдерживая горестные рыдания. А великан, почему-то, так и не бросился ее догонять. Что было потом, Лера знать не могла. Но происходящая сценка затронула ее надолго, оставляя недоумение и любопытство глубоко в подсознании.
Не редко великан признавался Лере, что устал от этих интрижек, «коварных измен» и хочет заехать далеко. После чего следовала очередная поездка за границу, якобы по поручению товарищей по перу или «поправить здоровье».

-- Ну, тогда здесь хоть отдохнем от них! – Лера презрительно хмыкнула в сторону великана и увалилась на тахте рядом с письменным столом.
-- А чемоданы кто распаковывать будет? Я сам?! – недовольно рявкнул великан в ее сторону, но, все же, первый полез в свою сумку.
Лера подниматься не торопилась. Она лежала на тахте, расслабленно болтая ногой, и наблюдала за великаном. А тот, надув губы, как ребенок, усердно копошился в вещах, не зная, куда их положить.
-- Да положи ты их на стул, пока... – подсказывала Лера.
-- Сам знаю, -- буркнул великан недовольно себе под нос и в суете рассыпал по полу листы какой-то рукописи. Лера чуть не рассмеялась.
-- Ох, мужчины! – она поспешила на помощь. Аккуратно собрала драгоценнейший, не только для него, материал. Положила его стопочкой на стол. Потом начала разбираться в вещах, вешая их на тремпеля в шкаф.


ГЛАВА 56.
Наконец великану надоело ходить только по делам и, кажется, он решил развлечься. Лера, как всегда, сопровождала его, еле поспевая за ним. Они зашли в огромный, по тем временам, Нью-Йоркский лунопарк. Леру вообще удивляло все, что она видела на своем пути. Америка во все века была самым продвинутым государством по части цивилизации и техники. Вот и сейчас она владела всеми чудесами света, которые на нашем континенте появятся только годам к 60-м двадцатого века. Лера ходила с разинутым ртом. Ей казалось, что она почти у себя дома. И небоскребы, и разноцветные электрические огни с иллюминацией, и все эти новшества лунопарка, наподобие «американских горок», которые у них почему-то назывались русскими, и «колесо обозрения», все это ей напоминало ее детство. Она то и дело просила великана: «Ну, давай на горочках прокатимся! Ну, давай на колесе... Я уже взрослая, я не боюсь!» Но великана, как ни странно, не вводили в восторг все эти достижения цивилизации. Он мрачно и скептически смотрел на все вокруг, считая пустым занятием. Время от времени ворчал Лере:
-- Ничего в этом интересного нет, подумаешь, колес никогда не видели... На любую многоэтажку вылезь – то же самое увидишь! И, вообще, тебе с твоей головой нельзя, свалишься еще!
-- Не свалюсь, я уже каталась! – забывшись, выпалила сгоряча Лера и тут же прикрыла рот ладонью.
-- Где это ты каталась?
-- Ну, в детстве на карусели.
-- И не свалилась?
-- Нет.
-- То-то я смотрю, до сих пор с тобой хлопот хватает.
Лера встревожено оглянулась вокруг. Громко играла музыка, раздавался веселый смех отдыхающих, и никому до них не было дела. Наконец, великан раздобрился и позволил Лере развлечься одним из аттракционов. Необходимо было накидывать кольца на движущиеся фигурки. Лера подобное развлечение восприняла без восторга, поскольку оно для нее оказалось слишком легким и неинтересным. Но, зато безопасным. Под конец игры великан достал доллар – плату за развлечение, и протянул его хозяину аттракциона, рассчитывая получить сдачу по установленной цене. Но хозяин и не думал ее отдавать. Великан, не поняв в чем дело, начал было отстаивать свою «копейку», заработанную честным трудом. Но это только еще больше разозлило хозяина, и он потребовал показать ему все деньги, которые были у великана в кармане. Лера смекнула, что дело добром не закончится. Америка все же – это не мы. Но великан простодушно достал все купюры, большие и маленькие и протянул их хозяину. Лера хотела было дернуть его за рукав: «Спрячь!», но не успела. Хозяин нагло забрал с огромной ладони все, что в ней находилось, пренебрежительно кинув в нее при этом мелочь на проезд в трамвае до гостиницы. Великан запаниковал. Он не знал как доказать свою правоту. Неподалеку замелькал китель полицейского. Великан хотел было кинуться к нему, но Лера цепко ухватилась своими пальчиками ему в руку:
-- Не вздумай! Ты слышишь! Володька, пойдем отсюда, хуже будет!
Но великан не мог уняться. Ему невдомек было, как это полиция работает не на людей, а на бизнес. Лера еле-еле оттащила его в сторону, ближе к трамвайной остановке и уговорила поскорей уехать отсюда.
-- Как это так!... – возмущался великан всю дорогу.
-- А вот так, нечего было карманы выворачивать. Ты бы не доказал, что он тебя обокрал. Ты сам все отдал. Он бы еще и свидетелей нашел.
-- Так это же наглость. В нос за такое надо!
-- Нельзя «в нос», Володенька, мы в чужой стране. Здесь другие правила игры. И они не на нашей стороне. Ты ведь не хочешь в полицейском участке оказаться, как злостный хулиган?! Там с нас стянули бы куда больше... – терпеливо утешала Лера своего великана, -- Ты теперь осторожней будь и никому не доверяй. Ох, мужчины, нельзя вас отпускать одних в кругосветное путешествие!




ГЛАВА 57.
-- С каждым разом ты привозишь все более уникальные сведения о нем. Богатый материал. Но и сама ты богата воображением. Оно из тебя просто так и прет.
Лера стояла перед Дэном, опустив голову, и не говорила ни слова.
-- Меня волнует только одно, -- продолжал он, -- Что бы ты там не натворила, лишь бы ни единое слово в его рукописях не изменилось и дальнейший ход событий остался прежним.
-- Дэн, не беспокойся, я за этим слежу, ты же видишь. У меня уже опыт. Но совсем не общаться с ними я ведь тоже не могу, это вызовет куда большее подозрение.
Дэн молчал, размышляя.
-- Возможно, ты права. А что ты такая кислая, ты не заболела?
-- Да нет, вроде.
-- Это ты брось, хандрить. До конца эксперимента осталось совсем немного. Всего каких-то четыре года. А ты ведь почти всю жизнь с ним прошла...
Лера невольно вздрогнула. Она почувствовала дрожь, как в ознобе. Это не ускользнуло от пристального взгляда Дэна:
-- Ты что так побледнела?
-- А что потом? – Лера не слышала его вопроса.
-- Ну, что, дадим тебе другого подопечного для наблюдения.
-- Нет. Я больше не могу. Пожалуйста, не надо.
Лера почувствовала, как ее пронизывает прохладный озноб. Дэн встревожился:
-- Уж не тиф ли ты там подцепила.
-- Нет, это не тиф. Это чума похуже. Я больше не смогу участвовать в экспериментах.
-- Ну, ладно, найдем тебе другую работу. На базе ее хватает. Ты нам еще будешь нужна... – Дэн ободряюще подмигнул.
И вдруг Лера вспыхнула нездоровым румянцем:
-- Дэн, скажи, -- почти выкрикнула она, -- Почему твои ребята тогда не подоспели на помощь?!
Дэн насторожился:
-- Это когда? Ах, тогда, в бурю! Так ведь, Лерочка, мы не можем рисоваться и светиться везде, где придется. Мы это сделали руками твоего подопечного.
Миролюбивый доброжелательный тон Дэна внезапно успокоил Леру. От сердца у нее отлегло. Она заметно повеселела.
-- Мне можно идти отдыхать?
-- Да, конечно.
-- Хотя, у меня же еще учеба. Надо срочно наладить дела в универе. Мне только полгода осталось до окончания.
-- Сколько понадобится тебе времени?
-- Недели две.
-- Маякнешь, когда будешь готова.
-- ОК!
-- ОК, -- Дэн пристально посмотрел ей вслед, когда она выходила.

-- Лерика Валерьевна, вы постоянно отклоняетесь от темы! Вы начали говорить о личностном росте. Назовите, пожалуйста, составляющие компоненты личности.
-- Я уже их называла. Один из них – потребность в пренадлежании кому-то по Эриху Фрому и потребность в любви по пирамиде Маслоу. Если одна из этих потребностей не удовлетворена, разрушается структура личности и нарушается психика. Еще одна составляющая личности – потребность в труде. Есть необходимость реализовать именно те способности, задатки которых заложены генетически, и которые в дальнейшей деятельности развиваются лучше других...
-- Мы попросили вас привести наглядные примеры из жизни. Вы должны были экспериментальным путем подтвердить свои убеждения.
-- Я не имею времени проводить эксперименты сейчас, потому, что провожу анализ данных на примере исторических личностей. И я могу привести наглядный обоснованный пример из их жизни.
-- Историческая личность, жившая сто лет до нашей эры, для нас интереса не представляет. Если вас интересует история, то почему же вы не окончили историко-филологический факультет нашего университета? Ведь вы занимаетесь сейчас актуальными психологическими проблемами именно нашей эпохи.
-- Потребность в любви существовала всегда, даже тысячу лет до нашей эры, как только появился первый человек на этой планете. Тем более, далеко вглубь я не копала, для исследования я взяла начало прошлого столетия и на примере личностей прошлой эпохи хотела доказать...
-- Это не существенное доказательство. Не забывайте, что через пять месяцев у вас защита. Из нашего вуза должны выходить только квалифицированные научные сотрудники, а не сумасброды и фантазеры. Разве вы сможете достойно защитить диссертацию, и вам можно будет доверить кафедру после окончания аспирантуры? На фантастический роман эти доводы и то не тянут, придумайте что-нибудь поновее.
С этими словами профессор объявил всех свободными и вышел, нарочито громко хлопнув дверью. А Лера осталась одна. Совсем одна в щемящей оглушительной тишине, хотя вокруг стоял гул студентов. Она почувствовала у себя под ногами пропасть, в которую обречена упасть и падает уже давно. Да, это не тихий двадцатый век. Что такое критики для Маяковского против этого упыря? Ведь тот знал, что его все равно любят и читают простые люди, а от них, и только от них зависит его заработок. Но тот, кто произнес только что Лере приговор, хорошо понимает, что на самом деле никто из студентов не занимается экспериментами всерьез. На их достоверность необходима уйма времени и ресурсов, которых просто не имеют учащиеся. В основном, это подогнанные или купленные результаты. А то, что хотела преподнести Лера, было более правдиво и интересно. Но дальнейшая судьба ее дипломной находится именно в таких руках. Можно, при желании, заплатить много денег этому сумасброду, которому Лера, по какой-то субъективной причине, очень не понравилась. Но почему она должна переносить столько унижений, разве она их заслужила?! А, может быть, Дэн... Может он поможет и что-нибудь объяснит... Может он придумает... Он обязательно придумает!

-- Дэн, Дэн, помоги! – почти кричала Лера в трубку, запершись у себя в комнате, -- Они не хотят допускать меня к защите, говорят, нет достоверных результатов исследований. Но ты ведь сам понимаешь, чем занята я сейчас. Может, ты им объяснишь, что я у вас работаю.
-- Да ты в своем ли уме, дорогая?! Ты ведь сама знаешь, мы проводим секретные эксперименты. Ты – сотрудник нашей системы и никто, ты слышишь, никто, даже сам министр просвещения не должен знать об этом!!!
-- Ну, может, ты бы что-нибудь придумал, соврал бы, что ли.
-- Лерочка, детка, мы отвечаем за твое самочувствие и за твою драгоценную жизнь. Но за учебу, извини. Выкручивайся сама. Ну, есть же еще способы, самые распространенные и банальные во все века. Ты, что их не знаешь?
-- Дело не в способах. Они меня постоянно унижают. Подрывают мою репутацию. Как я с такой фрустрацией смогу работать дальше?!
-- Ну, что ж, крепись. А на счет работы, могу тебя обрадовать. Ты ее не потеряешь. Кто вошел в нашу систему, тот уже не уволится никогда. Мы сотрудников не меняем. Сама понимаешь, гарантия утечки информации.
Последние слова просто таки повергли Леру в шок. Она мечтала после окончания универа бросить все и устроиться скромным преподавателем где-нибудь в институте, или заняться практикой в каком-нибудь офисе. И жить, жить, жить по-своему.
«Нет, работать я на вас больше не буду. Ваша работа просто бесчеловечна. Я сделаю то, что нельзя. Я навсегда убегу в прошлое и начну работать как положено с моими теперешними клиентами. Я спасу всех, кто еще остался жив и должен погибнуть. Я устрою такой всемирный переворот!!! Но вы так жить не будете, как живете сейчас, пусть даже погибну я сама!»

ГЛАВА 58.
-- Опять приносят то же самое. И за что я им деньги плачу?! Никак работать не хотят! – великан нервно перебирал листки исписанной коллегами бумаги.
-- Кто хозяин вашей газеты? – тут же подключилась к разговору Лера, сидя рядом с великаном в его кабинете на Лубянке.
-- Ну, я, кажется.
-- Так ты или тараканы?
Великан нахмурился.
-- Не отвлекай. У меня много работы.
-- Какой?
-- Прибыль пересчитать, зарплату начислить каждому.
-- За что? За то, что они ничего не делают? Кто у вас бухгалтер?
-- Ну, я, -- великан замялся.
-- А кто организатор?
-- Наверное, я.
-- Не наверное, а точно. Больше некому.
-- А кто у вас лидер, тоже ты?!
-- Какой лидер? – великан смотрел на Леру недоуменно и хмуро.
-- А такой, который ведет за собой. Инициатор – ты. Организатор – ты. Лидер – тоже ты. Бухгалтер – опять ты. А что же делают остальные? Стишки пишут неказистые?! И после этого ты плачешь, что больше не художник.
Лера живо припомнила Эскулапу одну из сценок, случившуюся с ним в одном Берлинском ресторанчике. Тогда он просто таки разрыдался перед художником Анненковым, которого встретил там же:
-- Когда же ты, наконец, вернешься в Москву? -- спросил его Великан.
-- Я об этом больше не думаю, -- ответил тот, -- Я хочу оставаться художником.
После фразы, попавшей, вероятно, в самое сердце Эскулапа, наступила непродолжительная пауза. Он хлопнул товарища по плечу. Потом последовал, свойственный только этому гениальному медведю, взрыв эмоций. Охрипшим голосом он произнес:
-- А я – возвращаюсь... Так как я уже перестал быть поэтом...
Эскулап разрыдался и осипшим голосом чуть слышно прошептал:
-- Теперь я... чиновник...

«Нет, ты не чиновник, ты – вольный коммерсант! Все способности на лицо, только знаний не хватает. Так будь же им!»
-- Ты к чему клонишь?
-- Да все к тому, что знаешь и ты, только что делать, не знаешь!
-- А ты знаешь? – насмешливо произнес Эскулап.
-- Знаю. Раз ты организатор, так тебе и карты в руки. Во-первых, тебе необходимо сменить место жительства и купить себе квартиру. Здесь жить невозможно, тут шпионов много.
-- Да за что я ее куплю?
-- А за что машину купил? Тогда это нужно было кому-то, а теперь это нужно тебе. Ты сразу же станешь независимым. Приобретешь приоритет над другими и будешь собирать нужных тебе людей только у себя. Во-вторых, распредели скучные обязанности между своими лодырями, а сам занимайся, чем положено. Зарплату будешь назначать ты, как руководитель. Кто лучше пишет, тому больше. Кто хуже – тому меньше. Это справедливо.
-- Да я вообще разогнать всех хочу и новых набрать. Я так и говорю на всех своих выступлениях, Леф – это больше не революционный журнал, это эстетическая группа лентяев.
-- Ну и плохо! Что бы у вас не происходило, ты должен отзываться о самих себе только хорошо. Тем более, менять лодырей на лодырей, я тебе не советую. А талантов всегда на свете мало. И ты должен этих немногих людей сделать элитой вашего общества и приводить в пример их произведения. Чтоб у них учились. Далее, нужно создать рекламу вашему журналу. А так, ты только подрываешь его имидж...
-- Чего?! Какой имидж?! Какая реклама?! – великан готов был разозлиться, -- Это что ж, я враньем заняться должен, как буржуи американские?! Я всеми силами стараюсь разбить ложное понятие «богемы» вокруг поэзии. Вскрыть секреты творчества и уничтожить раз и навсегда спекулятивное художественно-религиозное поклонение перед стихами. При этом я пользуюсь теориями своих товарищей словесников из Лефа. Но моя попытка – слабая попытка одиночки.
-- Да-а?! Вот как! И почему же твои товарищи словесники не поддерживают тебя практически? А ты попрежднему одинок?...
Великан стиснул зубы, не зная, что ответить. Он почувствовал правоту Лериных слов – опять обман против самого себя. А Лера опять задала коварный вопрос:
-- Скажи, твои стихи тоже несут в себе не твои теории?
-- Как так, не мои? Я ж их сам по ночам пишу...
-- Против тех, кто тебя обманывает? Так, значит, это они твоими теориями пользуются?
-- Так, что ж, получается, что я и людей себе придумываю?!
Эскулап схватился за голову. Он явно запутался в собственных противоречиях.
-- Никак нет, ваше величество, -- Лере было забавно разговаривать с этим, гениальным и непросвещенным в закоулках собственной психики, детиной, -- Но ведь у вас же в коллективе есть талантливые люди! Поставь их в пример и заставь остальных стремиться к их уровню. Боря Пастернак, например.
-- Мы и так его печатаем, хоть он этого и не хочет.
-- Это плохо, что он не хочет. Отталкивать таких людей нельзя. На них весь мир держится.
-- И что я должен делать?
-- Давай, я соберу всех твоих коллег и буду проводить с ними своеобразные беседы по вечерам. А ты, как руководитель, создай условия, чтобы они этого хотели. Плати зарплату только тем, кто ко мне ходит. Вот увидишь, я их заставлю работать. Еще, неплохо было бы создать литературную студию под твоим руководством.
С минуту великан обескуражено смотрел на Леру, пытаясь переварить в голове все, что она ему наговорила. Потом вдруг раздался взрыв хохота, похожий на вулканическое извержение. Великан так смеялся, что даже стол трясся от его смеха, а бумаги снесло на пол. Когда нахохотался, произнес, вытирая слезы:
-- Ой, хотел бы я посмотреть, как одна безумная барышня сможет заставить работать тех, кого даже мои стихи не вдохновляют на праведный труд.
-- Я не барышня. Я – психолог!
Лера обиженно встала и вышла, громко хлопнув дверью. За спиной у себя она услышала новый взрыв хохота.

ГЛАВА 59.
Лера шла в задумчивости по пустым темным проспектам старой Москвы. Было морозно, но безветренно и снег скрипел под ногами. Это был конец 1927 года. Вдруг она подняла голову и дом, перед которым она случайно оказалась, показался ей слишком знаком.
«Ох! Да тут ведь Борис живет. Зашла бы я к нему на огонек, будь это наше столетие. А тут нельзя – правила хорошего тона. Да плюс ко всему, жена не поймет. А поговорить так надо.»
Лера растерянно осматривалась кругом. Мимо пробегали, играя, дети. Они радостно визжали и кидались друг в дружку снежками. И, вдруг, Леру осенило. Она нащупала у себя в кармане спасительный пятак и подозвала одного из мальчишек:
-- Мальчик, мальчик, на тебе денежку. Позови мне, пожалуйста, дяденьку. Скажи, Лера просит.
Лера назвала этаж и номер квартиры.
-- Это я мигом, -- обрадовался мальчишка, увидев монету.

-- Лера, что случилось?
-- Нет, ничего. Просто поговорить надо.
Они шли рядом по заснеженным улицам. Борис был удивлен и обрадован неожиданному Лериному визиту.
-- Я слышала, ваша группа распадается.
-- Да это и не группа вовсе. Просто сбор ленивых и лживых людей, не имеющих ни профессии, ни другого рода занятия. Они находят подобные богадельни и рассчитывают таким образом прославиться легким путем. Да еще и деньги получить при этом.
-- Как же так получилось, что начинали ее существование таланты, а в результате остались одни бездарности.
-- Да, там были талантливые люди. Но их было немного. Я тоже там был. Но сейчас больше не хочу входить в состав тех, кто остался. Не могу кривить душей, претворяться и играть в подобные игры.
-- А как же ваш руководитель. Разве он тоже бездарен?
-- Маяковский? Нет, он талантлив. Но у него одно удивительное свойство – постоянно окружать себя мелочными лживыми людишками, которые ищут только выгоду за его счет. Я ведь сколько раз говорил ему об этом. А он отмахивался или приходил в ярость, когда я затрагивал его «друзей». Я не хочу повторять его судьбу, не хочу находиться среди этих меркантильных особ, поэтому выхожу из Лефа. Раньше я сделал ему надпись на книге «Сестра моя – жизнь» с такими строками:

Вы заняты нашим балансом,
Трагедией ВСНХ,
Вы, певший Летучим голландцем
Над краем любого стиха!
Я знаю, ваш путь не подделен,
Но как вас могло занести
Под своды таких богаделен
На искреннем вашем пути?

Сегодня я написал ему категорическое письмо о своем уходе, которое должно было привести его в бешенство.
-- Ах, так это твое письмо сегодня утром я лично передала ему в руки. Но он не был бешенным. Он тут же его прочитал, а потом как-то горько вздохнул и призадумался. Был угрюм весь день.
-- Я ничего не могу с собой сделать, Лера, поймите мня правильно. Мы пробовали дружить. Мы пробовали сотрудничать. Но, в последнее время... Особенно эта тема «на злобу дня».
-- Эта тема охватывает все актуальные проблемы нового строя. Она не может быть неинтересной. Просто от «капризной бабы поэзии» он постепенно переходит к научным исканиям. Только сам еще не знает об этом. Ведь ты тоже близок к научным трудам. Мне очень нравятся его последние стихи. В них изображены психотипы, которые существуют и ныне... – Лера так усердно старалась переубедить Бориса, что опять чуть не забылась в своем споре. Но Борис беспристрастно продолжал, не обратив внимания на ее оговорку:
-- Я пишу искренне обо всем, что вижу. Я стараюсь писать правду обо всем и обо всех. Но я люблю жизнь, такой, какая она есть, люблю творческих людей и не могу видеть только плохое. Я не умею писать под заказ. Тем более, не могу видеть, как его трудами пользуются, а об него, буквально, вытирают ноги. Но к нему тяжело достучаться. Я выхожу из этой нелепой игры. Выхожу насовсем.
Лера с горечью понимала, что вернуть этого человека крайне сложно. И расставаться с ним Лере хотелось меньше всего. Всегда спокойный и в меру уравновешенный Борис проливал бальзам на душу своей житейской мудростью. Но он был не менее свободолюбив и имел другие средства к существованию, зарабатывая приобретенной после университета профессией преподавателя.

-- Ты сам во всем виноват, ты топчешь людей, заставляешь их писать под диктовку, -- заявила Лера своему хозяину, вернувшись, домой.
Тот, не отрываясь от своей работы, спокойно ответил:
-- Я хочу направить их в нужное русло, то, что необходимо сейчас обществу и стране. А пишут пускай сами как умеют, на что хватает их способностей. Способы обработки у каждого свои.
-- Ты отталкиваешь талантливых людей.
-- Ты имеешь в виду Пастернака. Я никогда от него не требовал, чтобы он писал иначе, чем пишет. Но мой способ – драться, бороться со всем, «что в нас ушедшим рабьим вбито...». Не просто созерцать и делать выводы. Драться до последнего.
-- Но, что же делать с журналом? Ведь это – твой хлеб. Его надо спасать.
-- Это не единственный мой хлеб. Я склонен закрыть журнал.
-- Подумай над моим предложением.
Великан отвлекся от своих толмутов, потянулся, зевнул.
-- Ладно, приходи завтра в редакцию. Посмотрим. Только в квартире сначала прибери, пожалуйста.

ГЛАВА 60.
День выдался солнечным и не очень холодным. Зачем Лера идет в редакцию и сама смутно понимала. Знала только одно, она должна что-то объяснить, приоткрыть перед своим исследуемым дверцу. Ту, что не смогли открыть другие. Все остальные и сам журнал ее интересовали мало.
Лера вошла в душный от табачного дыма кабинет. Там сидел ее подопечный со своей «командой». Они что-то обсуждали. Лера приблизилась к ним и поздоровалась. Ей ответили тем же.
-- А-а, барышня пришла! – великан привстал со своего стула и подошел к Лере, -- Вот, -- он обратился ко всем, -- Эта девушка хочет рассказать нам, как нужно работать по настоящему. Правда, Лера?
-- Я не барышня, -- почти зло ответила Лера, -- И я не показывать буду, а беседовать. А покажите свое мастерство потом вы.
-- Ну, что ж, давай, барышня, рассказывай, -- великан отошел в сторону, сложил руки на груди и стал наблюдать.
-- Во-первых, -- начала Лера, -- Не начну до тех пор, пока меня не станут называть по имени. Можно на ты. Во-вторых, товарищ организатор, займите, пожалуйста, свое место в центре. Вас эти беседы тоже касаются. И, прежде всего, вас.
Лера взяла один из стульев и поставила его в центре комнаты.
-- Остальных попрошу занять места полукругом. Не тяните время, чем раньше начнем, тем скорее закончим. Первая беседа больше получаса не займет.
Ко всеобщему удивлению организатор подчинился и занял место на предложенном Лерой стуле. Остальные последовали его примеру. Лера выбрала себе место, чтобы быть тоже на виду и начала собеседование:
-- И так, я хочу, чтобы вы все сейчас хорошо подумали и попытались ответить на вопрос: зачем каждый из вас находится здесь? Ответ можно нарисовать.
Лера, не обращая внимания на недовольный взгляд великана, взяла небольшую стопку чистых листков, лежащих на столе, и раздала каждому, включая руководителя:
-- Даю пять минут на размышления.
Все углубились в свои мысли.
«Такой простой вопрос заставляет так глубоко задумываться. Для них это полезно.»
Один великан не думал слишком долго. Он быстро что-то начертал огрызком карандаша на листке, под который подложил лежащую рядом папку, и поднялся:
-- Все, больше не могу. Курить хочу.
Лера продолжала. Она глянула мимоходом, что нарисовал великан. На его листке была совершенно банальная картинка, на первый взгляд: сердце, пробитое стрелой, стрела переломана у основания перьев. Из сердца капает кровь, а лужа крови состоит из крупных букв «ЛЕФ».
У Леры дрогнуло внутри: «Ну, вот, я так и знала. Сердце, болеющее за всех и за все. Мелочные интрижки личного плана только отвлекают его от больших нужных дел. Он хочет уйти от них, убежать и снова рисует иллюзию счастья. А близкого человека рядом по-прежнему нет... Но это не сублимация. Даже если бы у него была семья из пяти человек, все равно огромное сердце поэта вместило бы весь мир. Ну, вот же его собственные строки в моей памяти навечно: «Я не сам, но я ревную за Советску Россию».
Все остальные старательно что-то вырисовывали. Лера решила с ними поговорить:
-- У вас есть ко мне вопросы?
-- Да, депрессия замучила. Неизвестность. Тоска. Скука, не знаешь, чем заняться, -- сыпали вопросами окружающие.
-- Какая депрессия? Какая тоска? Вокруг столько работы. Все течет и меняется с каждым днем. Хотите избавиться от депрессии, я сейчас ее разгоню!
-- Хороший у нас теперь психолог. Быстро всех вылечит! – заметил Эскулап, проходивший мимо, -- Давай, детка, покажи им, как трудится надо! -- с этими словами он вышел в коридорчик.
И, вдруг, странное чувство охватило Леру. Она почувствовала что-то вроде робости или неуверенности и не смогла произнести ни слова. Нет, скорее, она говорила, но так, словно даже она сама себя не может услышать.
«Что со мной, -- не могла понять Лера, -- Я словно пустое место, не ощущаю, что я делаю, что говорю.» Неожиданно молния пронзила ее сознание: «Это эзотерика, наука, которая еще так слабо развита у нас. Меня еще нет, я не родилась, еще не пришла на эту землю и ничего не могу сделать для нее. Люди меня не воспринимают. И все, что я делаю, впечатления не производит. И я чувствую это сама. Я – призрак. Я могу здесь только погибнуть, а родиться заново в прошлом не могу.»
Окружающие смотрели на нее внимательно. Но они видели только ее оболочку, стройный силуэт. Длинные медные волосы, разбросанные по плечам, движение рук с закаченными до локтей рукавами ситцевой блузки, расстегнутый на груди воротничок. Кто-то рисовал ее портрет, кто-то писал четверостишье. Но никто не мог даже вдуматься в значение слов, которые она произносит. Они не вызывали даже удивления.

ГЛАВА 61.
Великан стоял возле дверей редакции и курил. К дверям подошел взлохмаченный человек в странном длинном пальто и, ни о чем не спрашивая, ворвался внутрь помещения. Увидел Леру в окружении мужчин, преподносящую им «тренинг по личностному росту» и схватился за голову:
-- О, я несчастный! – это все что смог он выкрикнуть, -- Вот она где, а я ее ищу, безумец!
-- Простите, вы кто? – подоспел сзади великан.
-- Я – ее муж. Ну и намучался же я, пока искал ее.
-- Теперь мы мучаемся.
-- Дело в том, что мы попали в кораблекрушение. Я остался цел, а ее волной смыло за борт.
-- Я в этом не сомневался. С ней все время что-то происходит.
-- Я искал ее на побережье и нашел лачугу рыбака. Он мне рассказал, что спас зимой девушку, по описанию, похожую на нее. Потом она уехала в город. Я решил, что это Москва, туда все едут. И, вот, наконец, нашел.
-- Поздравляю, -- буркнул великан.
Но у Дэна не было времени и желания объясняться дальше. Не долго думая, он подскочил к Лере, схватил ее в охапку и поволок к выходу, на ходу прихватив ее пальто. Лера ничего не поняла, и сопротивляться начала только на улице.
-- Тихо, дурра, сама виновата. Молчи лучше и веди себя достойно.
Дэн с трудом натащил на Леру пальтишко и потянул с собой за руку. Лера поняла, что на сей раз ей от Дэна никуда не деться и поплелась за ним следом.

-- Что, украли Венеру Милосскую? -- пробасил великан ошарашенным коллегам, -- А теперь к делу.

-- Ты почему от меня скрывалась? Ты что решила там на всегда остаться?!
-- Да, я так решила! Здесь мне нет места!
-- Из-за чего? Из-за универа своего?! Так я все уладил. С ректором твоим договорился. Это стоило не дорого. Получишь диплом как все.
Лера заплакала. Слезы сами полились у нее по щекам. Она не знала просто, как жить дальше в этой стране, в это время, в таких условиях. Она совсем одна и ни единая живая душа не сочувствует ей на всем белом свете. Она просто элемент, который каждый использует по-своему.
-- А я знал, что так будет. Знал, что ты можешь натворить. И знал, что тебя ожидает. Скажи спасибо, что спас.
Лера, наклонив голову, тихо плакала.
-- Все, ты нам больше не нужна. Твоя миссия в этой сказке окончена.
Лера перестала плакать. Она молчала. Как же так, она даже не попрощалась. Да и зачем, она все равно призрак для всех.
-- Впрочем, нет, ты нам еще будешь нужна в этой опере, -- поразмыслил Дэн.
Леру прошибла страшная догадка:
-- Нет, только ни это! Дэн, пожалуйста, ты слышишь! – у нее поднялся новый приступ истерики, -- Я не хочу! Я не смогу! Не смогу это видеть! Я не убийца! Пошли кого-нибудь другого. Я хочу выйти из игры!
Леру буквально всю трясло.
-- Да, что ты, глупая, как ты могла подумать, -- Дэн совал ей в рот стакан воды и успокаивающую конфету, -- Ты не будешь никого убивать, и наблюдать не будешь.
Но Лера безутешно рыдала.
-- В общем, все, ступай, твоя миссия на этом окончена. Отдыхай. Когда надо, мы позовем и вместе подумаем, что дальше делать.
Лера, разбитая и уставшая, вошла к себе в спальню.

ГЛАВА 62.
-- Лера, завтра к восьми будь у меня в кабинете. Для тебя есть работа.
-- Какая?
-- Да, все та же. Ничего опасного. Просто нужно обследовать один эпизод из жизни. Зная твою проворность, решили послать тебя.
-- Что за эпизод? – настороженно спросила Лера.
-- Я же сказал – из жизни.
-- В качестве кого же я там теперь появлюсь?
-- Завтра выйдешь на работу, все обговорим.

Лера шла по тротуарам уже знакомых московских улиц. Особого мороза не было. Февральский снег уже достаточно размяк и чавкал под ногами. Было скользко, кое-где уже виднелись лужи. Лера едва не упала и промочила ноги. Но надо было торопиться, сегодня ответственный день. Лера нервничала. Наконец, она пришла. Это здание, где должна была проходить его последняя выставка. А вот и он сам, ее исследуемый субъект, ничего не знающий, что его давно уже изучают в институте времени. Но зачем? На этот вопрос Лера ответить не могла. Она пыталась все воспринимать без эмоций. Только снять все, что положено и уйти.
В зале уже много народу. Вот он, высокий и нескладный, все в том же пиджаке и стоптанных ботинках. Он ждет дружеской поддержки. А друзья, которых он считал самыми близкими, не пришли. Не пришли гости из правительства, которым он разослал приглашения. А ведь Сталин сам аплодировал стоя на его выступлении и сказал, что ему очень нравятся его стихи. Лера это знала. Она должна была подойти к нему. И, вдруг, она почувствовала, как горечь печет горло и сжимает судорогой, в висках бешено колотится пульс.
«Нет, я не смогу. Надо!» Лера волевым усилием еле сдержала слезы, чтоб не разрыдаться. Ей хотелось крикнуть: «Я здесь, я пришла, я тебя помню и никогда не забуду!» Вместо этого она подошла робким шагом и протянула дрожащую руку великану, выговаривая охриплым голосом:
-- Я узнала, что у тебя выставка. Я так хотела увидеть!
Великан в знак благодарности только сжал крепко огромными ладонями ее плечи. Он был бледен, как стена, но этот жест многое сказал Лере. Это значило, что и он ее помнит и всем сердцем благодарит за визит. Благодарит не только ее, любую живую душу, в которой услышал отклик. И опять перед глазами Славка. Лера видела его перед собой, всякий раз, глядя на Великана. Он молит о помощи где-то там, на тюремном этапе...
Вокруг Великана собрались гости и заворожено смотрели на него. Он взглянул на часы, вздохнул и произнес:
-- Ну, что ж, бороды не пришли. Будем начинать без них.
Лера опять ходила за ним почти по пятам, но теперь незаметно, чтоб не вызвать подозрения. Хотя, народу было так много, что она еле проталкивалась сквозь толпу. Великан показывал все свои произведения: стихи, рисунки, плакаты. Он рассказывал гостям много из своей творческой жизни. Читал свои стихи для них. И от проницательной Леры ничего не должно было ускользнуть. Она снимала его весь день, до самого закрытия.
К великану подошел какой-то человек и пожал ему руку. Вероятно, это был старый знакомый. Вдруг Великан неожиданно задал ему вопрос:
-- Как вы думаете, меня арестуют?
Человек удивился:
-- Нет, ну, что вы. Вы же самый революционный поэт эпохи.
-- Вот то-то и оно, -- задумчиво ответил великан и побледнел еще сильнее.
От чуткой Леры не ускользнул и этот диалог:
«Так, значит, он все понимал, предчувствовал. Он понял, что на него открыт «сезон охоты». Он – загнанный олень, уходит от погони. И, чтобы избежать унизительного ареста и одиночества, которые для него хуже смерти, возможно...» Лера почувствовала, как у нее снова дрожат губы и холодеют кончики пальцев на руках.
А под конец дня Великан вдруг предложил ей:
-- Ну, что ж, барышня, проведу тебя домой, по старой памяти. Муж не против?
-- Нет, не против.
И снова Лера забыла, что она не отсюда. И снова она болтала с ним по-дружески, как раньше. Она чувствовала, что на душе у него тоска:
-- Вот тебе хорошо, Лерочка, тебя муж дома ждет. А меня никто не ждет. Я совсем один на всем свете. Мне тяжело и страшно.
-- Тебе необходимо найти кого-то, кто нужен тебе. Кому нужен ты. Ты сам, а не твои заслуги. Но искать ты должен теперь не глазами, не ушами, не умом, который отравлен похвалой и критикой. У тебя есть, остался твой «единственный глаз» или, лучше сказать, глас, твой собственный голос у тебя внутри.
-- Я ведь просил поддержки, а меня опять не услышали.
-- У кого ты просил?!
-- У правительства.
-- А ты видел, сколько народу пришло поддержать тебя! Подумать только, человек завоевал внимание во всем мире. Перед тобой встают миллионы людей и слушают стоя, не только в Союзе, в Америке, в Европе. Еще бы немного и...
«И был бы великий переворот во всем мире. Но хитрое правительство поняло всю силу его слова. Оно решило «упразднить» оратора, а его слова использовать для завоевания власти. Ох, если бы он только знал...»
-- Меня арестуют, -- вдруг почти уверенно произнес великан.
-- Нет, не арестуют, -- так же уверенно произнесла Лера ему в такт, -- Если тебя арестуют, то произведения придется запретить, а кое-кому это не выгодно... И правительству тоже!
Лера запнулась, она почувствовала опять дрожь и хрипоту в голосе. Она собиралась рассказать ему все. Еще одна попытка изменить будущее. Но Дэн не дал ей этого сделать. Он вынырнул непонятно из какого переулка.
-- Ну, как прошла выставка?
-- Удачно. Было очень много людей, -- Лера попыталась придать голосу бодрость и закашлялась.
-- Пойдем скорей домой, ты еще не здорова. Пока, товарищ поэт.
-- Ну, что ж, барышня, прощай. Ты ведь теперь не домработница.
-- Прощай, -- эхом отдалось где-то у Леры внутри. Она почувствовала пожатие крепкой и шершавой, но теплой ладони.


ГЛАВА 63.
-- Лера, завтра к восьми я жду тебя в своем кабинете. Надеюсь, ты хорошо отдохнула?
-- Ну, в общем-то, да. А что за работа?
-- Потом объясню.

-- Сегодня мы отправляем тебя в 1930 год, 13 апреля на Таганку.
-- Дэн, зачем?! Ведь я же просила!
-- Мы долго думали, кого послать вместо тебя. Но нет, должна только ты. Только у тебя получится.
-- Дэн, я ведь больше не домработница. У него больше не было домработниц.
-- Были. Но это не важно. Слушай меня внимательно. Мы рассчитали время с точностью до сотой доли секунды. Ты дождешься, когда он захочет сесть в автомобиль, но ты ему не дашь этого сделать.
-- Как же я смогу ? Ведь это же мировая катастрофа!
-- Слушай дальше. Ты должна увлечь его в подвал, который будет поблизости и – прямо в спасательный круг.
-- Дэн!!! – глаза Леры округлились от ужаса и восторга одновременно, -- Что будет дальше?!
-- Не твое дело. Но ты должна это сделать. И запомни, ни секундой позже. Не сумеешь, все пропало!
-- Дэн, я сделаю все, как положено.
-- Готовься.

Ночь, кое-где тусклый свет фонарей. Лера прячется в густой тени того дома, где находится сейчас ее исследуемый. Она знала, что по близости Дэн и свои люди. Они тоже начеку. По данным разведки, наблюдаемый объект провел вечер 13 апреля и часть последующей ночи в квартире Катаева в окружении Вероники Полонской, ее мужа и некоторых их друзей. Потом он вместе с теперешней его возлюбленной должны были выйти незаметно на улицу среди ночи, пока все спят и отправиться в «кабинет» Великана на Лубянском переулке, чтобы там продолжить любовное свидание. Лера стояла и с тревогой ожидала их появления. Наконец-то. Вот они. Великан подошел к своему автомобилю и хотел сесть в него, но не обнаружил в нем своего личного шофера. Судя по всему, тот уже спал. Великан чертыхнулся, так, что Лера могла это слышать. Он оставил Нору, так почему-то звали Веронику в кругу общения их знакомых, и отошел, чтобы словить такси. Отошел достаточно далеко от своей пассии.
-- Ну, Лера, пошла! – кричал Дэн из, вставленной в Лерино ухо, рации. Но Леру словно парализовало. Ее сердце сжималось от страха. Волна сомнений разрывала душу на части. Зачем она здесь находится? С благими намереньями или помогает добить его? Она почувствовала оцепенение. У него кризис. Газеты как одна критикуют и громят его произведения, хотя, он в долгу не остается. Даже его фотографию в статьях не хотят больше печатать. Теперь вспоминают его аристократическое происхождение, не в его пользу, конечно. Пьеса потерпела провал. Любовным иллюзиям – крах. Друзья предали. Опереться не на кого. Даже поплакаться, как обычному человеку, некому. Ему бы уехать куда-нибудь и затаиться на время. Но нет, он не хочет бросать свой пост. Он дерется до последнего. Худой, мрачный. Он немного шатался. То ли пьян, то ли от усталости. Вот еще секунда и он со своей новой пассией сядет в авто и умчатся в ту роковую квартиру. А на утро... грянет выстрел.
-- Лера, вперед! – не унимался Дэн.
На пустынной улице к великану подошел один из подосланных людей, чтобы задержать его:
-- Простите, можно вас на минуту?
-- Нет! – прорычал великан.
Одна из «легковушек» остановилась возле бордюра. Еще миг и будет поздно. Лера проглотила горький ком. Была, не была! Ему терять нечего.
Она выскочила из засады:
-- Помогите! Помогите! – Лера подбежала к Великану и, рыдая, вцепилась ему в запястье, -- Меня муж бьет. Он опять пьяный, дом грозит спалить!
-- А меня дама ждет! -- Великан снова заругался вслух, но отказать в помощи, видимо, не мог. Поковылял за Лерой. Лера увлекла его в подъезд соседнего дома. По ступенькам вниз. Дверь подвала послушно отворилась.
-- Сюда! – Лера схватила великана за руку и потянула за собой.
Голубоватый свет осветил силуэты обоих. От неожиданности великан прикрыл глаза рукой:
-- А ты откуда взялась?! – опешил вдруг великан, увидев перед собой бывшую домработницу. Кажется, на минуту он забыл про все свои проблемы.
-- Не спрашивай!
«Туда, скорей, в спасительный подвал. А, вдруг, нам повезет на сей раз!»
Лера втащила великана в подвальчик. Там ждал круг. Она нажала на кнопку. Дверца, зашифрованная под стену, отодвинулась. И, вот, о, ужас! Из пространства за стеной великану на встречу шагнула... его точнейшая копия. И волосы, и одежда, и даже папироса, стиснутая зубами в уголке рта. Все до мелочей его. Копия, не оборачиваясь и не останавливаясь, прошла мимо завороженных Леры и Великана. Последний, видимо решил, что он слишком много выпил или, просто, устал от нервотрепки предыдущих дней. Он стал тереть воспаленные глаза руками. Лера очнулась первой:
-- Пойдем, нам нельзя здесь оставаться!
Она подтолкнула великана в круг. Тот послушно шагнул, не в силах больше сопротивляться.
-- Держись за меня! Обнимай крепче! Да палку свою железную выбрось, а то убьет кого-то.
Великан обхватил огромными руками Леру и крепко прижал к себе. Лера из-за его плеча быстро набрала код времени и места, где они должны приземлиться. Дверь задвинулась. Кабина наполнилась фиолетовым сиянием. Оно длилось всего несколько минут. Потом послышался едкий запах дыма и оба беглеца упали на небольшой диванчик.
«Кажется, в спешке я перестаралась, задала слишком большую скорость и траекторию. Хоть бы машинка наша не прогорела...»
Лера закашлялась, великан тоже. Когда дым немного рассеялся стали видны очертания лаборатории. Перед ними – небольшой столик. Стены цвета индиго. Сиреневое свечение ламп. Откуда-то сверху на столик свалилась железная трость.
-- Говорила же тебе, брось свою железяку!
-- Где я? – испуганно повторял великан.
-- Приветствую вас, господин поэт, в нашей скромной лаборатории! – в открытых дверях появился улыбающийся Дэн.

14 июня 2012 –19 января 2013 года.