Святость над пропастью

XXIV глава
С того самого дня, как отец Дионисий познакомился с отцом Протасием, он не чувствовал себя одиноким, тем, кого многие чурались и в тайне презирали за его явную непохожесть на остальных. Из рассказов он узнал, что отец Протасий осужден и отправлен в трудовой лагерь за то же, что и он сам - за веру.
- В своих проповедях перед лицами богобоязненных я обличал кровавый террор, неустано повторял, повторяю и буду повторять, что коммунизм - суть диавольская, а коммунисты и их приспешники массоны-сатанисты, на чьих руках кровь невинно убиенных. Пришли, нет, ворвались те с оружием во храм Божий, я единожды глянул на них и, не ведая страха, продолжил молитву. Черти в формах стали избивать прихожан: женщин, детей, стариков - никого не жалея, в непокорных стреляли в упор, а когда приблизились ко мне, поднял я длань свою, перекрестил безбожников со словами: "Свят, Свят, Свят Ты, Боже! По молитвам Богородицы помилуй нас". А потом повязали меня, заломили за спину руки и в НКВД. Били, пытали меня, признания в "предательстве Родины" выбивали, да я молчал, ни единого звука не издав, только молился про себя, прося Господа дать мне силы выдержать испытания, но не сбиться с праведного пути. Ежели ведали бы мучители мои, как приблизили они верующих к Богу и Раю, сами того не желая. Через неделю, продержав меня в подвале, где мои ноги искусали крысы, офицеры НКВД отослали меня сюда, ради исправления, наивно надеясь, что я откажусь от своих мыслей.
- Почти то же довелось пережить и мне, - сказал Дионисий, - целый год - от марта до марта я провел в одиночной камере, лишь один инспектор проявил нисхождение ко мне, дал мне призрачную надежду на освобождение и за то ему спасибо, что я в неволе не сошел с ума. Только хочу попросить тебя, отче Протасий, - он взглянул на него полными боли и отчаяния глазами, будто сквозь время, что быстро утекало словно песок в ладонях, проговорил, - если я умру здесь раньше освобождения, прочитай надо мной заупокойную молитву - даже православную, и да помоги душе моей вознестись в Царствие небесное.
- Грех ожидать смерти, ибо все в руках Божьих, - попытался было возразить Протасий, скрывая комок рыданий, сдавивший вдруг горло.
- Я не жду смерти и не хочу покидать сий мир, но... если не вынесу, не выдержу трудов телесных, прошу тебя одного лишь помолиться за меня.
- Я... обещаю, - большой выдержки стоило Протасию дать ему ответ.

Когда сошел снег и солнце осушило промерзлую землю от луж и ручейков, узники трудового лагеря пуще прежнего заработали лопатами и молотками под зорким оком надзирателей. Они расчищали пространство для бесконечной железной дороги, трудились денно и нощно почти без роздыха, а платой за это им были голод, болезни и смерть.
В один из теплых майских дней к святым отцам подошел огромного роста надсмотрщик, грубым движением сплюнул на пыльную землю, сказал:
- Ты, поп, и ты, ксендз, берите носилки, лопаты и марш убирать с дороги вон ту кучу земляной насыпи, - и указал на высокую гору черной земли на фоне зеленого леса, оставленной котлованом, - быстро, я сказал!
От его окрика Дионисий машинально вздрогнул, но покорно исполнил приказ - теперь он чаще молчал, больше думал о превратностях судьбы, а долгими вечерами вспоминая далекие, ушедшие без возврата, дни счастливого детства.
Работали до позднего вечера - и так изо дня в день. Все бы ничего, но сильный, вечно преследовавший голод притуплял силы, натруженные руки болели, колени ныли, к тому же на отце Дионисии были обуты тяжелые старые ботинки на два размера больше, чтобы они не соскакивали с ног, святому отцу приходилось обвязывать их старыми, нашедшими в груде мусора веревками - и это за место французских и итальянских туфель из натуральной кожи. Дабы притупить неприятный голод, он много пил воды: по крайней мере, на короткое время желудок был полон, но даже воды - простой грязной воды жалели охранники узникам, строго глядели, дабы ни одна лишняя капля не попала в рот несчастным пленным.
Отец Протасий, много моложе Дионисия, с легкостью переносил тяготы и лишения, во время трудов напевал себе псалмы, объясняя это тем, что священное песнопение помогает ему преодолеть любые препятствия. С ним Дионисий чувствовал себя в безопасности - как под колпаком богобоязненности, что есть кто-то еще, похожий на него,с такими же взглядами на жизнь.
Когда знойным летом приходилось таскать тяжести на деревянных носилках, а пальцы рук, натертые до кровавых мозолей, нестерпимо ныли до самого вечера, отец Дионисий время от времени запрокидывал голову, впивался взглядом в высокие-далекие небеса - голубые, чистые, по которым проплывали мягкие легкие облака, мысленно испрашивал ответы на невысказанные вопросы, но всякий раз небеса в немом молчании взирали на узника с вышины, ничего не говорили и не давали знака. "Ждать, - про себя решал святой отец, - только ждать".
Однажды ранним утром надзиратели собрали пленников единой толпой, приказали следовать в лес для расчистки обширной территории, где в будущем возведут фабрики и складские помещения.
- Слава Тебе, Господи! -тихо проговорил отец Протасий так, чтобы его слышал лишь Дионисий. - По крайней мере на короткое время насладимся красотой зеленых рощ, вдохнем чистый воздух да послушаем пение птиц.
- Жалко пернатых, - устало, безучастно ответил тот, - разорятся их гнезда, а в них птенцы их малые.
- Да и то верно, - потупив взор, молвил Протасий, былая радость исчезла с его лица.
Работа на лесоповале оказалась куда тяжелее, нежели казалась на первый взгляд: куда уж там до созерцания уютной красоты? Целыми днями из леса доносились звуки пил и топоров, окрики охранников и многоголосные беседы узников. Голод, тяжкий труд, нечеловеческие условия верно начали сказываться над пленниками: каждый день кто-то из них замертво падал на земь, на зеленую траву, истоптанную, покрытую множеством опилок, тела же укладывали на телеги и отвозили в лагерный морг. И, всматриваясь иной раз вдаль, Дионисий натыкался взглядом на грустные могильные холмы, над которыми возвышались таблички с порядковыми номерами - ни имен, ни крестов. Когда-нибудь, в страхе думалось ему, и его настигнет та же участь: вот благодарность за все добрые деяния, что совершал он для людей во имя Бога.
Своими сердечными переживаниями от видимой страшной картины отец Дионисий делился только с отцом Протасием, тот быстро находил ответы на вопросы - утешая и утешаясь самому.
- Болезнь души - есть самая страшная болезнь человеческая, - назидательно вторил он темными вечерами, - Господь наш Иисусе Христе имеет Царство не в этом мире, ибо все земные сокровища и венцы принадлежат тому, кто искушал Его в саду, предлагая власть здешней жизни на один раболепный поклон. Нашим прадедам и отцам повезло больше, ибо они рождались с благословенной молитвой и умирали, осененные верой, ныне имя Господа под запретом, неверующие проливают кровь невинных, готовя жертвы для Сатаны. Но сказано: число праведников должно достигнуть определенной отметины, только тогда наступит возмездие за содеянное беззаконие.
- Мы праведники с тобой?
- Того ведает лишь Господь, ибо ответ будем держать за каждое сказанное слово, за каждую греховную мысль. После смерти все увидим, все поймем.
- Знаешь, Протасий, расставаться с жизнью мне не страшно, страшно перед Богом держать ответ. Я был честолюбив и гордыня обуяла меня - с раннего детства. Поначалу я хвастался своими отличными оценками, в то время, как мой старший брат терпел неудачи на школьном поприще. Я всецело помогал матери перед лицами родных и соседей, в глубине души ожидая ее похвалы и большей любви - и получал все, что желал. Потом, уже будучи взрослыми, каждый из нас избрал собственный путь: брат удачно женился и стал отцом шестерых сыновей, коими может гордиться по сей день, я же избрал путь духовный, открывший мне двери к армянской епархии. Начиная с низов, я упорно продвигался вперед -вот то честолюбие, архиепископ принял меня за мои деяния и назначил своим преемником: того я не ожидал, но в глубине души гордился собой, в сердцах бахвалился над менее удачливыми - чем не гордыня? А ныне я здесь, а брат мой и мои тайные соперники свободны и окружены спокойствием. За все придется отвечать рано или поздно: но лучше в этом мире, нежели на том свете.
Кто-то на койке заворочался, перевернулся на другой бок и, немного приподняв голову, обратился к святым отцам с гневом в голосе:
- Ну вы двое, прекратите болтать, спать не возможно!
- Прости нас, - искренне ответил Протасий, затем посмотрел на Дионисия, - ну же, отче, пора и нам почивать.
- Пора.
Святые отцы улеглись каждый на свое место - тесно, неудобно, жестко, но уж что есть, то есть, прочитали молитвы - католическую и православную, и заснули, сморенные летним зноем и тяжелой работой.