Эгоист

"ЭГОИСТ"
Рассказ


Счастье и сила продолжают существовать только при отсутствии ненависти. Одна лишь ненависть – это путь к беде. Любовь – это путь к силе. Любить, несмотря ни на что, – вот секрет величия. И очень даже может быть – величайший секрет в этой вселенной.
Л. Рон Хаббард


Пролог

Зеленое сукно, темное дерево, шары из слоновой кости, трехсоставные кии двух игроков в русский биллиард, настоящий зеленый чай на столике, ласкающий слух звук соприкосновения шаров, и приятный, умный собеседник. Идеальный набор для ценителя биллиарда и интересных дискуссий. Именно в таких дискуссиях проводили каждое воскресенье два старых друга, писатель и журналист Виктор Дубачевский, и художник Сергей Гурин. Бывшие одноклассники, успешные и состоятельные молодые(28 лет) люди. Еще в школе они сблизились и зауважали друг-друга за отсутствие в их словарном запасе таких слов как: "не могу", "не получится", "невозможно", и прочих символов неуверенности в себе. С самого детства они знали, не смотря на то, что родились в рядовых семьях учителей, - в этой жизни возможно все, надо только очень сильно захотеть, и очень много над этим работать.
После школы Витя без взяток, связей и прочих "смягчающих обстоятельств" поступил на философский факультет МГУ, набрав максимально возможное количество баллов. К моменту получения красного диплома, он уже имел 3 напечатанные работы (2 романа и одну повесть), за которые критики назвали его вторым Грином. За следующий год были напечатаны еще 2 его книги, которые так же хорошо были встречены критиками. Весь литературный мир страны пророчил Виктору судьбу великого писателя.
Но, несмотря на это, через год после окончания университета, в связи с трагедией в личной жизни, Виктор Иванович Озерский (его творческий псевдоним) забросил литературу, и пошел работать в популярное издание, где довольно быстро сделал карьеру от журналиста до заместителя главного редактора. Вместе с гонорарами за книги и их переводы, это дало, тогда еще 26-ти летнему юноше, полную финансовую независимость, выраженную квартирой в центре Москвы и BMW M3 стоимостью 120 тыс. $, и широкую известность в кругах общественной элиты.
Сергей Дмитриевич Гурин не сильно отстал от своего друга в материальной стороне жизни. Что же касается творческой, то тут он лидировал с серьезным отрывом. Столь же блестящее поступление в ВУЗ и его окончание, вместе с экстраординарным талантом и железной волей, привели его в лучшее дизайнерское агентство России. Но, в отличие от Виктора, Сергею работа не помешала продолжить заниматься серьезным, (или, если хотите большим) искусством. Будучи самым дорогим и востребованным дизайнером, он не перестал писать картины. Выставки его работ проходили в лучших галереях Европы и северной Америки, а его дизайнерскими проектами пользовались самые знаменитые и обеспеченные люди западного мира, в надежде урвать кусочек вдохновения великого, по их мнению, художника. Сергей опередил Дубачевского еще в двух "дисциплинах": его семейный "стаж" составлял на тот момент 5 с лишним лет (против холостого положения его друга), а детей было на 2 больше чем отсутствия оных у Вити.
На протяжении рабочей недели, молодые люди работали по 12-14 часов в сутки, и каждое воскресенье устраивали себе разгрузочный вечер, за зеленым сукном, и обсуждением философии, религии и прочих, вечных для человечества, тем.
Так было и в то воскресенье. За неделю у друзей накопилось много тем для разговора, и огромное желание их обсудить. На следующей неделе, Сергей должен был улетать в Европу с показом выставки в 5 столицах, где планировал пробыть около 15 дней.
Это означало, что ближайшая встреча друзей могла состояться не раньше чем через 2 недели, и обоим хотелось, как можно больше сказать друг-другу. Надо отметить, что оба они придерживались мнения, что уверенным можно быть только в настоящем моменте, а, следовательно, несказанное сегодня, может быть не сказано никогда. Поэтому, перед каждым серьезным по времени расставанием, они говорили друг-другу то, что считали наиболее важным в данный момент.

В это воскресенье первым разбивать пирамиду, пришлось на долю Виктора, и первым ударом, прокатив биток по правому краю пирамиды, он положил его в лузу
- Так значит, ты опять сел за письменный стол?
- Да.
- Это радует! Что ждет читателя на этот раз?
- Разбор полетов. - Витя вогнал шар в лузу.
- Хороший удар. В каком смысле?
- В прямом. Не могу больше молча смотреть на все это. Такое ощущение, что живу не с детьми божьими, созданными по образу и подобию, а в окружении стада лысых овец передвигающихся на задних лапах!
- Жестко ты. Может и мне, наконец, дашь ударить?
- Сейчас партию выиграю и дам. Не жестко, а честно. Человек с моим интеллектом не может мириться с тем, что все вокруг (за редким исключением вроде тебя) тупы и жалки, послушны до тошноты, и с двумя мнениями на 6 миллиардов голов.
- Да... монстр! Расставляй, я разобью. На мой взгляд, тебе видится все в слишком мрачных тонах. Во-первых, не все такие послушные, во-вторых, собственное мнение есть у
большинства, а в-третьих, если тебе все так опротивели, почему ты крутишься в их обществе?
- Ну, вот и хватит с тебя. Пропусти профи. Кручусь, потому что хочу помочь. Да и потом, я не сказал, что мне все опротивели.
- Так с чем же ты не можешь мириться?
- Со всем! С образом, с позволения сказать, жизни.
По мне, так пустого существования. Ради чего они живут? Что оставят? Детей с таким же отсутствием целей и идеалов? Деньги, которые не принесут ни пользы, ни радости? Что?
- Я оставлю картины, ты - книги, строитель, кладущий кирпичи - дом, фермер - поле, учитель передаст свои знания тому, кто их преумножит. Мне продолжить?
- Не стоит. Это все чушь (кроме первых двух). Дом со временем рухнет, поле погибнет, а ученик, либо не найдет следующего, либо передаст тому, кто все исковеркает, испортит, половину наврет, а половину умолчит.
- Я же говорю - ты слишком пессимистично настроен. Ну-ка отойди, буду тебя догонять. 6:3. не плохо...
- Да ты посмотри повнимательнее вокруг! Кто нас окружает? Вот они действительно всех ненавидят и призирают! Кстати,
в отличие от меня, они это делают в тихую, за спинами.
- Знаешь, сегодня я хотел поговорить с тобой на другую тему, но, похоже надо на эту. Нет, ну это просто издевательство какое-то! Видел, он просто вышел из лузы! Облизал и не пошел! Свинство какое-то.

- Ладно, его я бить не буду.
- Спасибо. Я давно хотел вернуться к этой теме. Я тебе уже не раз говорил, что ты слишком агрессивно настроен. Это мешает по жизни. Оглянись назад, на последние три года. Кроме скандалов - ничего. Все чего ты добился, основано на злобе, а ты не хуже меня знаешь, что такие достижения не долговечны. Сколько за последние три года ты написал строчек, которыми можешь гордиться? Сомневаюсь что хотя бы одну. Это не твое.
- Что именно?
- Имидж жестокого, холодного и циничного мачо. Я тебя очень хорошо знаю, и имею право тебе это говорить. Ты совсем другой.
- Да, и какой же?
- Ты романтик Озерский, а не скептик, эгоист и сволочь Дубачевский которым так хочешь казаться. Я понимаю, что такие раны, какие тебе оставила Лена не проходят, но это не причина предавать себя и жить всю жизнь в колючей скорлупе. Подумай об этом серьезно. А то это может плохо кончиться. Сказку "Премудрый пескарь" перечитай. "Преступление и наказание". Не было, нет и не будет человека, который мог бы помочь людям ненавидя их. Не спорь сейчас со мной, а просто подумай над этим. Договорились?
- Хорошо. Но партию ты все равно проиграл  :))
- Проиграть партию не страшно. Страшно видеть, как твой друг проигрывает жизнь. Причем проигрывает ни за что.
- Так кто из нас пессимистично смотрит на вещи?
- Я смотрю реально.
- Давай не будем портить друг-другу вечер.
- Как хочешь. Хотя лучше бы его испортить... Но ты все же подумай над тем, что я тебе сказал.
- Ладно.
- Пообещай.
- Обещаю.




Кабинет Виктора Дубачевского.


Большая комната на 22-м этаже. Стены из стекла, прикрывают жалюзи. Днем всегда достаточно света, а когда темнеет - открывается отличный вид на центр Москвы.
Напротив тяжелой двери, обитой деревом, стоит средних размеров стол из светлого дерева, оборудованный компьютером, табличкой, подсказывающей пришедшим как зовут владельца кабинета, и крепким кожаным креслом, с обитыми деревом подлокотниками. Справа от стола расположился белый угловой диван, а напротив (у стены в
которой находится дверь) стоит шкаф, где всегда весят две запасные рубашки, галстук, и какой-то хлам, разобрать который все никак не доходят руки. У стены, которая находится справа, стоит небольшой бар, в котором покорно ждали своей участи бутылки спиртного, стоимостью от 300 до 1000 единиц европейской валюты. За столом сидит Виктор, с умным видом изучая содержимое новостей в Интернете.
Постучавшись, в дверь входит симпатичная брюнетка Лена 27 лет от роду, работающая фотографом в том же журнале что и Витя. Именно та Лена, про которую говорил Сергей. Месяц назад она пришла работать именно в этот журнал, чем немало озадачила Дубачевского.
- Привет.
- Привет, - несколько растерянно, не понимая, как и зачем она оказалась в его кабинете.
- Я тебе фотографии принесла…
- Выбрось их. - набрав секретарше по громкой связи - Юля сделай кофе со сливками, и без сахара.
- Да. У тебя по-прежнему хорошая память. Но как же фотографии?
- Я же сказал – выбрось их. Если, конечно, не собиралась оставить себе на память...
- Как-то ты сегодня не в меру вежлив, неужели за старое?
- Кто знает, кто знает…
- Опять навязчивые идеи, типа «Повсеместного Эгоизма»?
- Нет, сегодня другое.
- Что на этот раз?- Лена подошла к столу и присела на край.
- Хочу слышать и говорить только правду.
- Да? И какую же правду ты хочешь услышать?
- Извини за каламбур, но я хочу услышать правду о том, говорила ли ты мне её когда-нибудь.
- Ах, вот оно что. Если я правильно тебя понимаю, наши взаимоотношения на работе тебя не интересуют.
- Правильно понимаешь…
- И зачем тебе надо копаться в прошлом? - молчание.- Витя, уже три года прошло.
- Четыре...
- Ну хорошо… Да, я говорила тебе правду. Неужели нашему гению что-то не ясно?
- Все было ясным до того, как ты ушла от него и пришла работать в эту редакцию.
- Интересно узнать, что именно тебе было ясно.
- Я слишком хорошо к тебе отношусь, чтобы принять это, и уж тем более высказать.
- А мне казалось, ты за эти годы наоборот обнаглел.
- В каком смысле?
- Три года назад...
- Четыре...
- Хорошо, четыре года назад, ты не особо скромничал в выборе выражений...


Шесть лет назад.

22-х летний студент в старых джинсах и рубашке, Витя Дубачевский, бежал по раскаленной солнцем улице в институт, опаздывая на лекцию. Он ловко проскакивал между идущими толпой людьми, умудряясь никого не задевать. В руке у него была тетрадь и ручка, а в кармане, студенческий, единый и 30 рублей. Сегодня читал лекцию по философии его любимый профессор. Вбежав в институт за две минуты до начала лекции, он не сбавил темп, не смотря на то, что ослепленные ярким солнцем глаза ещё не успели толком адаптироваться к темному коридору. Пробежав несколько метров, он с кем-то столкнулся, причем на столько сильно, что оба упали, выронив все из рук.

- Ай! - послышался в темноте женский голос. - Ты что ослеп?!
- Извини, я опаздываю на лекцию профессора Ш....мана . - Пока Витя искал тетрадь глаза адаптировались к темноте. Увидев тетрадь, он схватил ее и подняв глаза застыл на месте, забыв про лекцию, опоздание, тетрадь, сегодняшнее число, день недели, и даже то, как его зовут. Перед ним стояла не девушка, а черноволосый ангел с божественно красивыми глазами.
- Да, к нему лучше не опаздывать - согласился с ним ангел. - Ладно, увидимся.
Ангел начал удаляться в направлении противоположном аудитории.
- Подожди! Ты в порядке?
- Вроде да. - Удивился ангел, и улыбнулся.
- Меня Витя зовут... - Ангел засмеялся.
- Меня Лена.
- Очень приятно. Я могу угостить тебя кофе в качестве извинения?
- А как же лекция?
- Подождет. Лекции каждый день, а угостить такую прекрасную девушку кофе мне редко предоставляется возможность.
- Но я еще не согласилась.- Улыбнулась Лена.
- Значит дело за малым. - Лена окинула его взглядом.
- Ну хорошо, пойдем пить кофе. Витя.

К счастью для Вити, кофе в студенческой столовой стоил всего лишь 6 рублей.



Квартира Виктора Дубачевского (Озёрского)
два года спустя.

В тот момент, когда в квартиру зашел Витя, Лена торопясь, собирала разбросанные по всей квартире вещи в чемодан. Настороженный приоткрытой дверью и беспорядком в прихожей, он проходит в комнату, и видит стоящую к нему спиной Лену.
- Я же сказала - подождать в машине.
- Кому сказала?
Лена, испугавшись, оборачивается с зажатым в руках платьем. Витя подходит к дивану. Перебирает вещи.
- По всей видимости, не мне.
- Я не слышала, как ты вошёл…
- А если бы слышала, от этого что-нибудь изменилось?- в комнате воцарилась давящая на обоих тишина. Витя окинул взглядом комнату. Шкафы были открыты, по всей комнате были разбросаны вещи. - Сомневаюсь. Ты ничего не хочешь мне сказать?
- Я...- раздался звонок в дверь
- Это он? – Витя резко встаёт и идёт к двери.
- Вот… Витя, подожди не откры…- дверь открывается. За ней стоит дорого одетый мужчина лет 35. Обладая достаточном уровнем интеллекта чтобы понять ситуацию, Витя сразу же сбивает его с ног сильным ударом по лицу, - …вааааа!!!!!
Лена подбежала к двери, ведомая не-то надеждой остановить происходящее, не-то женским любопытством, когда хозяин квартиры избивал уже лежащего на полу названного гостя,
- ВИТЯ, ПЕРЕСТАНЬ!!!!!
- С тобой я потом поговорю!
Через минуту, показавшуюся Лене бесконечным кошмаром избиение закончилось
- Так, с этим всё. Дальше… войдя в квартиру, победитель направился к виновнице произошедшего. Подойдя к дивану, у которого стояла зажмурившаяся в ужасе девушка, он запихнул все лежавшие на диване вещи в чемодан, застегнул его, и выбросил за дверь. После чего, указав рукой на улицу, тихим, и от этого еще более страшным шепотом, произнес:
- Убирайся.
- Витя…
- Я сказал, убирайся! - все тем же зловещим шепотом, глядя в пол, пытаясь сдержать овладевающую им ярость. - И забудь сюда дорогу!

Кабинет Виктора Дубачевского.

- Да там, собственно, дело-то было вовсе не в наглости или скромности,
- А в чём же?
- Эмоциональный срыв.
- Мм-м.…Так значит, ты способен говорить то, что думаешь, только во время эмоциональных срывов?
- Нет, просто… не хочу делать тебе больно.
- Даа?! А зачем ты тогда начал этот разговор?
- Не знаю. Так просто вырвалось. Забудь. – он перевел взгляд на монитор.
- Нет, ну раз уж вырвалось, так договаривай до конца.
- Ладно. Желание дамы, закон.
Ну, то, что ты его не любила, было понятно. Причем, это очень неоднозначный для осознания факт: с одной стороны, приятно, что ты не разлюбила меня, а с другой, знать, что ты ушла только из-за отсутствия славы и денег, мягко говоря, убийственно больно. Ты окончательно разбила мне сердце, когда вышла замуж за этот денежный мешок. Но тут, неприятности начались уже у тебя. Поначалу, была какая-то тревога, предчувствие. Потом появилась вполне осознанное чувство ревности, причем не к конкретной, а к какой-то невидимой сопернице. Ты устраивала ему допросы, при малейшем опоздании, закатывала скандалы, стоило на него посмотреть какой-нибудь женщине. Ты даже наняла частного детектива, чтобы следить за ним, которого, впрочем, скоро уволила, обвинив в сговоре с мужем. Позже, ситуация стала ещё более страшной: вместо ощущения соперничества, ты стала осознавать, что ты отошла на второй план. Ужасное ощущение. Причем, дело опять же было не в неразделённой любви, а в ущемленном самолюбии и чувстве собственности.
Совсем невыносимо стало, когда ты поняла, что нет никакой сногсшибательной блондинки, или обворожительной брюнетки. Ты не уступала позиции его работе, жажде власти или любви к деньгам. Наступил момент, когда ты поняла, что нужна ему только для того, чтобы было чем похвастаться перед друзьями, как хорошей машиной, или дорогими часами. Ты стала чувствовать себя вещью, аксессуаром, положенным по статусу. Вот тут-то всё и закончилось. Ты осталась без того главного чувства, которое было смыслом твоей жизни: превосходство и власть над мужчинами. Без возможности вертеть ими так, как тебе вздумается, и при этом оставаться нужной как воздух. С этим ты не могла примириться и ушла.
- Полагаю, это все и я могу ответить?
- Будь так любезна.
- Ты помнишь, как мы жили?
- Бедно…
- Нет, не бедно. Бедно, это без излишеств, когда есть только необходимое. У нас не было почти ничего. А то, что было, отдавалось твоим друзьям. Ведь, им это было гораздо нужнее. Ты был весь погружен в работу, а когда отрывался от своей, делал это исключительно для того, чтобы помочь с работой друзьям. Если напрячься, ты сможешь вспомнить хотя бы один день, который ты провел бы только со мной, без ДРУЗЕЙ? Всё время друзья, друзья, друзья. Ты устраивал их личную жизнь, карьеру, помогал последними деньгами, поддерживал их морально, выслушивая по несколько часов их плачь... А что оставалось мне?
- Любовь …
- А кто кроме тебя эту «любовь» видел?! Если она и была, то очень глубоко внутри. Да, первое время всё было замечательно – цветы, признания в любви, посвящение книг, романов. А потом все вдруг исчезло, и от тебя остались только воспоминания. Мне не нужны были деньги, подарки, дорогие рестораны, или престижные машины. Все чего мне хотелось, это чувствовать, что ты рядом. Я знала, что ты фанатично предан работе, и приняла это. Я знала, как много для тебя значит дружба, и считалась с этим. Мне не нужно было всё твоё время, мне бы хватило и капельки внимания, одного слова о том, как я одета, какая у меня причёска, наконец, просто помолчать несколько минут, глядя в твои глаза. Ты решил, что я ушла из-за денег? Я надеялась, что хоть это тебя разбудит. Что ты изменишься, попытаешься меня вернуть, отбить, доказать что ты лучше чем он. Но нет! Наш великий писатель не нашел в себе таких мозгов, чтобы до этого додуматься, и столько сил, чтобы переступить через свою гордость! Это не я, это ты разбил мне сердце, когда даже пальцем не пошевелил, чтобы меня вернуть. Вся твоя «любовь»- сплошные слова! Все твои клятвы, на деле оказались лишь пылью. Как только появились трудности, ты спрятал голову в песок, где впрочем, до сих пор и остаешься. Ты даже не узнал, кто это был! Ты 4 года ревновал меня к моему знакомому, который просто вызвался помочь мне перевезти вещи!
- Ну что ж, лучше поздно, чем никогда.
Лена, поняв, что не сможет дольше сдерживать слезы, быстро вышла из кабинета, а Витя весь оставшийся день думал - Поздно ли?

Весь оставшийся день и всю ночь, он думал. Думал о Лене, о ее роли в его жизни, о том какой стала его жизнь без нее, и о прочем, что, так или иначе, связывало их. Чем дольше он думал, тем больше делал выводов, и выводы эти были не утешительными. В какой-то момент Витя понял, что если представить его "новую" жизнь как таблицу, в которую будут записаны плюсы и минусы - что приобрел и что потерял, в первой графе будут только деньги, а во второй все то чем он дорожил. Он перестал писать - его деятельность в редакции нельзя назвать творчеством. Он потерял или бросил всех друзей, приятелей и знакомых с которыми общался (кроме Сергея). В его сердце было пусто, а в душе царила невыносимая тоска. Воскресенье был единственным днем в неделю, когда он чувствовал, что кому-то нужен, и что кто-то нужен ему. Все его общение с остальными людьми сводилось к сухим, общим фразам и отсутствию эмоций, за исключением обоюдного презрения. За четыре года он стал волком одиночкой, не верящем ни в кого и ни во что кроме себя. Его перестали волновать чужие
проблемы и интересы. Он перестал замечать человеческое горе и беды. Он так и не полюбил никого лишь по тому, что (не смотря на то, что не хотел себе в этом признаваться) до сих пор был привязан к той единственной и неповторимой, которая была и остается смыслом его жизни.
За ночь он перечитал свою первую книгу. Книга была написана очень по-юношески: максимализм, романтика, открытие автором древних как мир истин, и все в таком духе... Очень оптимистичная и жизнерадостная книга, читая которую, он, почти не переставая, плакал... Нет, он не пил в тот вечер, и никогда не относился к типу людей, которые любят поплакать: от умиления, от
сопереживания или другого повода, за которым стоит желание поплакать. (Прошу меня извинить, но я не хочу тратить время и 3000 страниц на перечисление поводов, которыми люди оправдывают это желание). Он первый раз за 4 года увидел себя - настоящего и честного. Пускай зеленого, наивного, резкого, и местами смешного, но настоящего... И это было намного сильнее и печальнее таблицы "получил-потерял".

2 недели спустя

По возращении, Сергей обнаружил, что его друг изменился. Изменился очень сильно, но, в до боли знакомую сторону. В биллиардной его ждал одетый в джинсы и свитер (а не в итальянский костюм) мужчина, который не заигрывал с девушками, играющими за соседним столом, ходил спокойной, не выпендрежной походкой, и, в целом, вел себя спокойно, не выделяясь из общей массы играющих. Сергей на секунду даже усомнился что это Витя, настолько неожиданной была эта перемена.
- Привет. Как жизнь?
- Потихоньку.
- Что так?
- Ничего. Просто потихоньку.
- Что-то я, кажется, лет эдак пять от тебя не слышал этой фразы.
- Возможно... Слушай! Про меня статью написали в журнале.
- Ух ты! Ругательную?
- А то!
- Кто же на такое отважился?
- Помнишь, я тебе про одного журналиста из редакции рассказывал, который печатается на последних страницах в самом маленьком формате?
- Да, ты мне даже как-то статью его показывал. Что-то про сельскую местность и то, как плохо там живется людям.
- Он тут про меня такое накатал! Вот почитай.- Витя протянул другу журнал.- Прочитай вслух.

«Всё было как обычно: начальство совещалось и критиковало попавшихся ему под руку подчинённых. Подчинённые, в свою очередь давно уже не замечавшие критики, пропускали её мимо ушей с внимательным, слегка огорченным видом, и шли дальше выполнять свою работу. Человеку, не посвященному во внутреннюю жизнь нашей редакции, ни что не бросилось бы в глаза, а вошедший Витя Дубачевский не был бы замечен в толпе прочих. Для него навсегда осталось бы загадкой то, почему все мимо кого проходил этот задумавшийся, мыслями пребывающий в каком-то другом никому не известном месте человек, оборачивались и в удивлении замирали.
Виктор Иванович Дубачевский, довольно известный (в свои 29 лет) писатель, работает в нашей редакции исключительно из-за того, что не любит сидеть дома и нуждается в ежедневной реализации своей чрезвычайно общительной натуры. Он всегда весел, раскован, если не сказать, нагл, в общении. Пользуется огромным успехом у женщин, чему способствуют его холостое положение и очень приятная внешность, за которой он очень следит.
Его черные прямые волосы всегда зачесаны назад и блестят от воска, одет он всегда «с иголочки», и очень бережно относится к своим костюмам, в основном черным. Завершающая деталь его имиджа, не оставляющая ни малейшего шанса желающим усомниться в его индивидуальности - красный BMW с нарисованным на ней тигром. Статьи из под его пера выходят крайне редко, но всегда печатаются на первых полосах газеты. Это, в свою очередь, является поводом для споров вот уже ни один год. И действительно, ситуация не однозначная: статьи Дубачевского никогда не были ни сенсационными, ни скандальными, даже актуальными они были крайне редко.
Разумеется, у его коллег возникли подозрения, что главный редактор не из-за (бесспорного впрочем) его таланта, с таким восторгом встречала каждую его статью. Трудно сказать, что больше подкупает Антонину Ивановну – известность её любимца, или же его вежливость, которую только она имеет счастье наблюдать, или же всему виной личная её к нему симпатия, абсолютное не скрывание которой привело к слухам о якобы бывшем у них романе (несмотря на разницу в 20 лет и весе почти в 80 кг). Как бы там ни было, факт остаётся фактом: Дубачевский имеет один из самых больших кабинетов в редакции с комнатой для отдыха и личной секретаршей Юлей, главными талантами которой являются её длинные ноги и очаровательное личико. В редакции его недолюбливают за надменность, самовлюблённость и абсолютное неуважение к окружающим, которое проявляется во всём - в походке, в тоне, во взгляде. Даже в том, как он заходит в редакцию. Обычно это происходит так: его BMW останавливается с визгом прямо у дверей редакции, он буквально распахивает двери и начинает здороваться со всеми по дороге в свой кабинет следующим образом:
- Здорово Миш! Как дела у зависимой прессы? О! Кого я вижу! Морковский! Тебя Зайцев не съел ещё? Ха-ха-ха… А как ваше ничего, Григорий Матвеич? Ничего, да? Собин! Ну как, нашёл снежного человека? Нет?! Так ты не там искал! Ты бы на второй этаж поднялся, там Стас Кочуев сидит, так у него волос больше чем у всех обезьян на планете вместе взятых! И ехать далеко не надо!Ну и так далее. Вот какой на самом деле этот «Вечный романтик». Но вчера случилось нечто необъяснимое. Впервые за пять лет, Витю видели непричесанным и тихим.
Даже РУБАШКА(!) не была заправлена! Было видно, что он о чем-то пытался мучительно подумать. Заходя в кабинет, он прошёл мимо секретарши, даже не заметив её, что было совершенно не свойственно ему, тем самым, повергнув её в глубокий шок. Бедняжка ещё минут десять не могла поверить в происходящее. Не успела она опомниться, как её поразил следующий удар молнии:

- Юля сделай мне, пожалуйста, кофе. Сладкий, если можно.

Впервые за пять лет, Юля услышала от своего шефа слово «пожалуйста», не говоря уже о спокойной, просящей интонации, вместо привычного крика «Где моё пиво?!». Около часа он молча пил кофе в своём кабинете, и, наверное, так и просидел бы весь день, если бы его трапеза не была прервана вошедшей Леной. Фотографом нашей газеты, которая принесла ему фотографии для его очередной, гениальной статьи. Через минут пятнадцать она вышла от него в слезах, а ещё через пять минут Дубачевский уехал домой».

Витя отложил в сторону газету, подошел к столу и разбил пирамиду. Ни один шар в лузу не упал, и ход перешёл к Сергею

- Нет, ну в чем-то он прав, согласись. Коллег тактом ты не балуешь, себя демонстративно ставишь выше других, да и шанс привлечь к себе внимание не упустишь. Он, конечно, несколько преувеличил отрицательные стороны, почти не коснулся положительных, и с возрастом ошибся… Но доля правды тут есть.
- А я и не спорю. Просто парня жалко. Вместо того чтобы капнуть в себя и поискать там талант, он пытается выехать за счёт того, что унижает окружающих. Самое смешное, что он понимает всю нелепость и не результативность своих действий. Но всё равно продолжает следовать такой политике. А ведь если бы перестал, то очень быстро сделал бы себе карьеру.
- Хм. Всего две недели назад, ты бы не удержался от самых крепких выражений в его адрес.
- Ты знаешь, в ночь перед описываемыми событиями мне
приснился очень странный и, в тоже время сильный сон. Мне приснились собственные похороны. Прямо как у Димы в стихотворении, которое он написал на 1-м курсе. Оно довольно простенькое, без изысков, блеска и мастерства, но идея хороша.
- "Не говорите над моей могилой громких слов..." *
Кажется так.
________________________________________
*
"Не говорите над моей могилой громких слов..."

Не говорите над моей могилой громких слов.
Скажите просто: был такой-то парень,
Не трус и не дурак - романтик
Весёлый, добрый и порой смешной.

Не вспоминайте то, что в жизни сделал,
Ведь сразу вспомнится все то, что не успел.
Не вспоминайте и о том, что был поэтом,
Поверьте, я совсем не этого хотел.

Вы лучше после, дома, каждый,
Прочтите то, что написал и/или напишу,
Пускай запомните Вы лишь по фразе,
Пока их помнят, знайте - я живу.

Не плачьте, я прошу вас, на поминках.
Конечно, если кто-то соберется поминать...
Гуляйте, пейте, веселитесь,
Поверьте - нету повода рыдать...

Лишь ты мой друг, на миг умолкнув,
Со мною вместе помолчи,
Подумай два негромких слова,
И выпей стопку за помин души...

- Именно. Так вот на поминки собралось много людей, причем с половиной из них я не знаком, а вторая половина, - люди, которые всю жизнь вставляли мне палки в колёса. Говорили много, в основном про то, как много я сделал, каким талантом обладал, про то какой сильный у меня был характер, и прочую лицемерную чушь. Чем дольше длился этот сон, тем сильнее я понимал, что это вовсе не то, что я хотел бы услышать. Вернее даже не так. Я понимал, что не хватает чего-то действительно важного. Чего-то, без чего моя жизнь не стоила бы и ломаного гроша. Под конец сна я понял, что там не было тебя и Лены. Я понял, что известен всем этим людям, как скандалист Дубачевский, и никто кроме вас двоих не знает художника Озёрского. Мои книги, мысли, и душа, которую я в них вкладывал, умрут вместе со мной, если оставить всё так, как есть. Проснувшись, я сильно задумался над этим сном и понял… нет скорее признался себе в том что Дубачевский появился потому, что с уходом Лены во мне умер писатель.
- Я бы сказал - уснул.
- Хотелось бы верить.
- Ты не верь, ты проверь.
- Неужели ты думаешь, я не попробовал?
- Каким образом?
- Ну, я решил, что раз с уходом Лены писатель умер… ну хорошо, хорошо – уснул, то если мне удастся ее вернуть, он проснется.
- Ну и как, удачно?
- Посмотрим...

За два дня до разговора. Бывший кабинет В. И. Дубачевского

С раннего утра бывший заместитель главного редактора собирал личные вещи и готовил к передаче текущие дела.
К одиннадцати часам все было готово: документы были разложены по папкам, вещи, упакованные в картонные коробки, лежали в багажнике машины, а табличка на двери лишилась имени хозяина кабинета. Витя последний раз сел в кожаное кресло с обитыми деревом подлокотниками, и уже собирался идти прощаться с коллегами, когда в дверь, без стука, ворвалась Лена.
- Привет.
- Привет... Зашла спросить, правда ли что ты уволился, но вижу, что задавать вопрос глупо...
- Да, действительно.
- Что-то случилось?
- Да. Увидел себя со стороны, и мне не понравилось.
- Рада это слышать... - Улыбнулась Лена и сделала несколько шагов в сторону Вити.- И как тебе это удалось?
- Все просто до банального: увидел во сне.
- И что не понравилось больше всего?
- То, что там не было Тебя.

Лена замялась, и, покраснев, подошла к столу, за которым сидел Витя.

- Не понимаю...
- Чего?
- Почему в моих снах, ты всё ещё рядом.
- Потому что до последнего сна, ты была рядом со мной... - Поднявшись с кресла, он взял ее руку, и, поцеловав, произнес.- Прости меня...
- За что? - шепотом.
- За то, что не понимал тебя и не старался этого делать. За то, что поступал правильно там, где надо было слушать сердце, и шел на поводу у эмоций там, где надо было остановиться и подумать. Вместо того чтобы изменить себя, ждал, что изменишься ты. Дождался... Изменилась... Если бы ты только знала, как мне все это надоело... Это только на бумаге одиночество можно сделать красивым. На самом деле, как ни пытайся, а ничего красивого в нем нет... Пустота не может быть красивой... Она вообще никакой не может быть… Пустота - она пустота и есть... единственное свойство - аппетит: ей всегда мало, она постоянно захватывает новые кусочки в тебе, и не останавливается, до тех пор, пока не поглотит тебя полностью. Нет ни боли, ни грусти, ничего нет... сначала страшно, а потом и страха не остается... пу-сто-та... Все эти четыре года, я любил только тебя. Каждый раз, когда я слышал звонок в дверь, я надеялся, что за ней стоишь ты... Каждый раз, когда звонил телефон, я надеялся, что, взяв трубку, услышу твой голос... Я делал карьеру, писал статьи... да что там, я даже из дома выходил только потому, что надеялся, что встречу тебя, и смогу сказать, как сильно ты мне нужна. Сказать, что без тебя моя жизнь потеряла всякий смысл... Спаси меня. Лена, одно твое слово, и я буду проводить с тобой каждую минуту каждого дня! Опять стану собой, и никаких больше масок! Пусть эти дураки думают и говорят все, что им захочется! Главное, что ты будешь рядом… Ты будешь?
. . Лена шепотом, сквозь стоящие в глазах слёзы
- С ТОБОЙ? Да…


Лена не знала что за три часа до их разговора на прилавках появилась последняя статья Виктора Дубачевского. Надо отметить, что ей он гордился больше, нежели всем, что написал за последние 4 года. Называлась она

" ПОЧЕМУ?"


"Почему людям обязательно надо придумывать отговорки, предлоги, играть в какие-то психологические игры? Почему мы все время говорим понятными только нам самим, намеками, и видим то же самое во всем, что делают окружающие? Почему мы перестали читать любимым женщинам стихи и петь под их окнами серенады? Почему

мы боимся, что рассерженные соседи вызовут милицию, но не боимся упустить любовь? Почему мы придаем значение мелочам, но плюем на то, без чего наша жизнь просто жалкое состояние? Почему мы часами придумываем, как бы так начать разговор, чтобы можно было "вовремя" отступить? Почему бы ни сказать просто "Я тебя люблю!"? Почему мы боимся идти вперед по принципу, будь что будет, но не боимся остаться в одиночестве? Почему мы все откладываем на завтра, забывая, что когда-то оно не наступит? Почему мы слушаем песни про безответную любовь и жалеем себя, вместо того чтобы схватить судьбу за горло и повести ее туда, куда нам надо, а не туда, куда она хочет? Почему мы привыкли винить в своих ошибках любимых людей, вместо того чтобы признать их и попросить прощенья? Мы поступаем правильно и разумно. Здорово! Супер! Для этого собственно разум и нужен. Ну а как насчет души? Может, стоит иногда и ей волю дать?! И черт с ней, с рациональностью! Деньги, деньги, деньги... да, нужно. Но может, стоит и о каких-нибудь других ценностях повспоминать? Может это все-таки не единственное о чем стоит беспокоиться. Смотрю на это, и так и тянет на банальность: Куда же ты катишься МИР!? Что дальше то будет?! Жизнь стоит посвящать только жизни. Вот и весь ее смысл собственно! Вся хренова мудрость и "тайна"! Все действительно хорошо в меру. Должна быть разумность, но и должно быть место безрассудности - порыву! Чистая эмоция и ничего больше! И это действительно прекрасно, это действительно человечно... А без этого мир превратится в техногенный хомо-муравейник. Хомосапиенсы, давайте очеловечиваться. А? Попробуйте. Если не понравится, вы всегда сможете вернуться к деньгам... Но если не попробуете, то возможно и деньги скоро станут бесполезны....

В.И. Дубачевский

PS.
***
Мне надоело словами играть,
Я хочу говорить открыто!
Мне надоело мысли скрывать,
Говорить только то, что я должен сказать,
Чтобы дальше игру продолжать.
На обман в ответ лишь обман можно ждать!
Так зачем надо чувства свои шифровать?
Не пора ли открыто общаться начать?
Именами своими все вещи назвать,
Только правду теперь говорить и писать...
Д. К......ский

Все тот же вечер в бильярдной

- Она вышла от меня в слезах, но эти слезы были не от обиды или оскорбления.
- Ясно. Дальше что собираешься делать?
- Ну, из редакции я уже уволился. Пока денег хватает, могу сидеть дома, уделять внимание жене, и спокойно работать над новой книгой.
- Ту, про которую ты мне рассказывал?
- Напомни…
- Про то, что все вокруг непонятно чем занимаются, прозябают жизнь, что Бог обделил мозгами больше восьмидесяти процентов населения планеты, и так далее.
- Нет, с Дубачевским покончено. Озерский вернулся. И вернулся навсегда.
Лицо Сергея посетила теплая улыбка от долгожданной приятной перемены.
- Значит, снова про любовь?
- Да. Про то, что её надо ценить, беречь, и ловить каждое мгновение этого состояния. Про то, что любовь – это высший дар небес, самый ценный, и в тоже время самый хрупкий. Не важно, счастливая или несчастная, взаимная или безответная, если она есть, это уже счастье. Я хочу попытаться донести до людей, что несчастлив не тот, кто познал горечь неразделённой любви, а тот, кто не знал никакой. Ну и, разумеется, то, что любовь это не медаль, которая выдается и вешается на стену, а очень нежное растение... Если не заботиться, не "поливать" - оно завянет. Любовь, отношения - это постоянная работа. Это постоянно создание! Покажите мне пару, которая разлюбила друг-друга, и я покажу - кто и когда перестал создавать их отношения... Одним словом - про любовь.
Улыбка окончательно овладела лицом Сергея, демонстрируя окружающим его радость.
- Что ж, удачи! Покажешь как-нибудь.
- Ты будешь первым! Дружище!
- Прямо как в старое, доброе время.
- Именно!


Эпилог

Холодным зимним вечером, когда на старых часах две стрелки, встретившись, смотрели вниз, молодая семья наслаждается новым вечером нового дня. Одна из комнат этой квартиры заставлена шкафами с книгами всевозможных писателей: древних философов, мировых классиков, писателей конца ХХ века и поэтов «Серебряного». На нижней полке, стоящего в углу шкафа, стоят 8 книг Виктора Озёрского, а у окна, за небольшим, но крепким дубовым столом, на жестком, деревянном стуле со спинкой, склоняясь над пачкой листов, освещаемых настольной лампой, сидит их автор и глава семьи. Слева от него, стоит чашка свежего, крепкого вареного кофе, наполняющая комнату
приятным ароматом. Раскрытая ладонь левой руки, пальцами охватила напряженный лоб задумавшегося писателя. Его неподвижный взгляд направлен на полуисписанный лист бумаги, но глаза, будто потеряв связь с окружающим миром, смотрят не на окружающий, а на внутренний мир творца. Вдруг, загоревшись, глаза развернулись наружу, левая рука отпустила лоб и легла на гладкий, смиренно ждавший лист, а правая, все это время мирно лежавшая на столе, зажав между пальцами перьевую ручку, ожила и жадно набросилась на бумагу, стараясь успеть записать родившуюся мысль. В этот самый напряженный в работе писателя момент, момент погони за идеей, когда он не видит, не слышит, не чувствует, не дышит, и даже не помнит ничего, кроме этой мысли, звонко смеясь, в комнату забегает 3-х летний мальчик с вьющимися молочно-белыми волосами, немного пухленькими щечками, большими, и такими добрыми и открытыми, какие бывают только у детей, глазами. Он подбегает к Вите, и, запрыгнув ему на колени, и обняв его за шею, как только можно крепко, своими маленькими ручками, прижался к отцу, не заметив того, что выбил у него из руки перо.
Витя выдохнул, и с сердитым лицом схватил мальчика подмышки, чтобы оторвать от себя.
- Привет пап! - замирающим от радости голосом, не выговаривая букву "р", произнес мальчик
Рассерженность и злость сразу исчезли, уступив место трогательной улыбке. Витя поцеловал сына и посадил его на стол.
- Привет богатырь! Как дела в садике?
- Хорошо.- Все также, не выговаривая букву "р" ответил мальчик, глядя папе в глаза.
- Сережа! Не мешай папе, он занят. – Строго, но ласково обратилась к мальчику его мама.
- Ты поиграешь со мной? - обратился он к Вите с детской надеждой в голосе.
- Конечно. Я сейчас немного попишу, а ты сходи, поешь, наберись сил, и поиграем. Хорошо?
- Хорошо! - Сережа поцеловал папу, спрыгнул на пол и
радостно выбежал из комнаты.
- А ты ужинать будешь?
- Да солнце. Сейчас мысль закончу и иду.
- Сережа, пойдем мыть руки.

"Ну вот… сбился! Хм... как же там... ту-ту-ту-ту... -\-\-\-\-\-\-\-\-\-\-\-\-\-\... точно!"- он снова набросился на лист, и снова начал царапать пером бумагу, выводя не красивые, не разборчивые, но настолько глубокие по смыслу слова, что они изменяли людей, которые их читали.

Жизнь циника Дубачевского закончилась. Больше он не напоминал о себе, и ни разу не повлиял на полную работы и, как следствие, успеха, трудностей и их решений, бед и радостей, жизнь нашего героя. Про нее можно было написать не одну книгу, и возможно, когда-нибудь, это будет сделано. Эта же история, подошла к концу. Спасибо за внимание, и до встречи.