Ночной Московский поезд.
Время – ноль.
Вокзал – битком.
Не всё лежит, что плохо.
Идёт посадка. Нервы,- голью – голь.
Слюну глотает хищная эпоха.
Я всматривался в потную толпу
И ненавидел, лиц не различая.
Их не было.
Я видел скорлупу.
Авоськи с сигаретами и чаем.
Трусы в халве. «Толстой» из сапогов.
Презервативы, окорок в миндале…
Всё бережно, на уровне голов,
Тащили сотни рук и трепетали.
Я прижимал тебя к своей груди
И бормотал не понятое что-то.
Зияли неизбежностью пути
Бездонные вагонные проходы.
А ты дрожала где-то у плеча,
Глаза не выдавая, тушью смытые,
Шепча,- я точно помню, что, шепча
Тебе одной известные молитвы.
Я, сильный, был не в силах защитить
Тебя, такую искренне родную.
А ты всё знала точно, - ведь, скажи,-
Конечных пунктов истину простую?
И то, что я – у сабельной межи.
Что в этом сумасшедшем балагане
Я выжить не сумею, чтобы жить
С подпиской о невыезде в кармане.
Что в свалке перевёрнутых платформ
С сигналом семафора путевого
Я выпрыгну с подножек, твой укор
Неся в груди, заплаканной тобою.
Пролитой тушью с трепетных ресниц
Проявится мишенью, остывая…
…Езжай, из всех присутствовавших лиц,
Одна, до боли искренне родная.