РАЗМЫШЛЕНИЯ О ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ

Теперь уходят ветераны
В те необъятные края,
Где души лечатся и раны,
Зигзаги бренных лет храня.
За ними мы пойдём гурьбой,
Кто опалён был той войной
Далёкой детскою порой.
Фашизм и тоталитаризм
Был метой этих страшных дней:
Просчёт вождей или каприз
Играли судьбами людей.
Невыносима горечь слов
О сокрушительной войне,
Той, что с младенческих зубов
Жжёт, истязая память мне.
Воспоминаний кабала
За рифмы взяться позвала.
И я перебираю ритм,
Перебираю строй строфы,
И не могу решить, каким
Размером написать стихи.
Вид строк перебирая снова,
Двустишья выбрал за основу:
В них чёткость, немудрёный строй
И наступательный настрой,
Но метроном их непременно
Кой-где возьмут в узды катрены.

* * *
Война… В тревожном этом звуке
Есть упоение побед,
Когда б не смерть солдат, их муки,
И разрушений долгий след.
Ведь до сих пор кой-где встречаем
Войной разбитые дома,
Погибших кости собираем,
Пропавших без вести тома
Лет семьдесят с тех пор листаем,
Сводя их матерей с ума.
Мы, дети – пасынки войны,
В тот век суровый рождены.
Война… И я без содроганья
Не в силах думать о войне,
Про голод, беженцев страданья,
О бывшей под врагом земле.
Тропа в те годы не легка –
Предательски дрожит рука.
* * *
Хотя память и боль от прошедшей войны
Бередят незажившие раны страны,
О Второй Мировой мало русских поэм.
Может быть, не вошли в реестр выгодных тем?
То ли Сталин, свою сознавая вину,
Убоялся правдивых стихов про войну,
Или лучший поэт, защищая страну,
Героически пал в эту злую войну?
Уже семьдесят лет, как в итоге войны
Сократив генофонд, мы опасно больны.
Заплатил за победу советский народ
Тридцатью миллионами вдов и сирот.
Приблизительна цифра. Ведь мы и теперь
Не смогли сосчитать всех военных потерь.
Раздают ордена уцелевшим подряд,
Обесценив весомость военных наград.
Мы клянём сталинизм, мы ругаем марксизм
Между тем, как в стране объявился фашизм,
Население тает на наших глазах,
И терзает сердца за страну боль и страх.
Не участвовал я в этой страшной войне,
О событиях битв грех рассказывать мне,
Но секреты архивов и шум юбилеев
Предназначены спрятать вину лиходеев,
Скрыть реалии дел под вуалью молвы
От сирот и от вдов. А ведь я сын вдовы,
И я должен хотя бы о том рассказать,
Что услышать пришлось и что смог увидать,
Извлекая на свет крохи страшной войны,
Как поклон жизнь отдавшим солдатам страны
* * *
Мне было два с полтиной года,
Когда разверзлася война,
Но живы в памяти невзгоды,
Что нам преподнесла она.
Пожалуй, лучше мне начать
С того, что бабушка и мать
Мне говорили: до войны
Вторженья не боялись мы.
Усыпан каждый был клозет
Статьями бравыми газет,
Десятки радиопрограмм
Без устали твердили нам,
Что встретим вражью силу мы
Отпором у границ страны
И заверяли всю страну,
Что быстро завершим войну.
Печаталось немало книг,
В которых бой – сплошной пикник,
Где богатырь наш одним махом
Семь иноземцев побивахом…
Когда же началась война,
Внезапною была она,
И погибали миллионы
В огне атак и обороны,
А наше войско поначалу
Не отступало, а бежало.
Четыре года шла война.
В ней чудом выжила страна…

* * *
Кто пережил войну, тому
Знаком рассказ о первых днях,
В которых гибли потому,
Что забывали впопыхах
Забрать патроны и еду
Из складов, брошенных в тылах.
Как в окружении, в котлах
Тащили пушки на руках
И раненных друзей в бреду.
В реальности, не из молвы,
О реках, бурых от кровù…
Какую натянуть струну,
Чтоб, резонируя в сердцах,
Нас бы за совесть, не за страх,
Томила болью и стыдом
О безымянных за Днепром,
У Волги, средь болот Невы,
Под Ржевом, Курском и Орлом?..
И мне случалось откопать
И черепа, и кости ног,
Лимонкой ржавою играть.
Не зная, что взорваться мог,
В кострах снаряды подрывать
И каски павших собирать.
Так сколько ж умерших от ран,
Пропавших, сгнивших без могил
Неведомо семье, друзьям,
Бог знает, кто похоронил?
И это никуда не гоже
Для воспитанья молодёжи.
Ну что им слово „ветеран“?
Что им рубцы военных ран?
Куда приятней ресторан,
Визг „тёлок“, водочный дурман,
Для эпатажа старика
Нацепленная свастика…
Кто в детстве голода не знал,
Тому вовеки не понять,
Что ломтик хлеба жизнь спасал.
Нельзя в помойку хлеб бросать!
Прошло лет семьдесят уже,
Но до сих пор бросает в дрожь
И болью отдаёт в душе,
Когда хлеб топчет молодёжь.

* * *
Сегодня если речь заходит
О прошлой Мировой войне,
Всегда на ум вопрос приходит
О преступленьях и вине,
О тех, кто бойню ту затеял,
Кто мир подталкивал к войне,
Кто схлопотал петлю на шею,
Кто должен век сидеть в тюрьме,
Кто заслужил наше презренье,
Кто изменял своей стране
И речь ведёт о всепрощеньи...
Пройдут года. Историк готов
В статьях распишет за и против.
В ответ историк россиян
Его охает за обман.
И снова правды не сыскать.
Кого хвалить, кого ругать?
Но мы их спорами не дышим:
Что думаем, то и напишем.

* * *
Да, факт победы над фашизмом
Без Красной Армии немыслим,
Но честно следует признать,
Что нам бы немцев не изгнать,
Когда бы Англия и Штаты
Не воевали. Их солдаты
Заметно меньше преуспели,
Зато в морской войне сумели,
Топя подлодки и линкоры,
Победу одержать на море.
Американцы и британцы,
Врагам не оставляя шансов,
На всех морях войну вели,
Чем нам заметно помогли.
Спасибо надо им сказать,
Что нам в войну смогли прислать
Харчи, оружие, снаряды.
„Второй фронт!“ – баяли солдаты.
И маме от щедрот заморских
Порой перепадала горстка:
То шпик, то пшёнка, то сгущёнка,
А в праздник баночка тушёнки.


* * *
Кто был в боях, у тех солдат
Судьбы троичный был расклад,
И был он прост: те, кто в бою
В атаку шли в одном строю,
Один убит был наповал,
Другой награду получал.
А те, кто уцелел в войну
И заработал костыли,
Забыть кошмар битв не могли,
Трибуну уступив тому,
Кто, просидев войну в тылу,
Под звон значков и орденов
Про подвиги вещать готов,
И видит в лекциях о ней
Кормушку для семьи своей.

* * *
У бабушки в Харькове перед войною
Я жил. Там застигнут военной порою,
И хоть не видал я кровавых сражений,
Но многое требовало размышлений.
Поведала бабушка мне как-то раз
Войны эпизод безо всяких прикрас,
Что в день, когда нами был Харьков оставлен,
Стоял за углом наш солдат окровавлен
И к пушке прикован короткою цепью.
Стрелял, обречённый, по немцам щрапнелью.
Подкравшийся сзади разведчик фашистов
Кинжалом зарезал артиллериста…
Я был под бомбёжкой: дымились руины
И трупы лежали в завалах под ними,
А бабушка-врач помогала скорей
Спасать уцелевших под ними людей…
Я видел повешенных в ряд на балконах,
И гитлеровских офицеров в погонах
(ведь наши погоны тогда отвергали),
И пленных, которых колоннами гнали.

* * *
За мной спустя месяц пришли из гестапо,
Как сына еврея в концлагерь упрятать.
А чтоб не орал и не плакал со страху,
Ногой в подбородок поддали с размаху,
И я без сознанья упал в лужу крови,
А бабке заткнуться велели сурово
И внука к ним завтра вести спозаранку.
Но бабушка ночью на маленьких санках
Меня повезла в деревеньку глухую,
Увидев, как с внуком фашисты воюют.

* * *
Тем, кто евреев выдавали,
В награду немцы соль давали.
Мне головы бы не сносить,
Но мне строжайше запрещали
Тогда по-русски говорить.
И украинский в те года
Стал языком моим тогда.
Чтоб маскировку закрепить,
В Дробицкий яр* не угодить,
Мне метрику мать подменила.
С печатью запись в ней гласила
Что я украинец, Тарас.
И документ от смерти спас.

* * *
Знаком мне голод этих лет,
Суп с лебедою на обед,
Страшенный холод зимних дней,
Жара украинских степей,
Где без воды недели боле
Скрывались в кукурузном поле,
Чтоб нас на Запад не угнали,
Когда фашисты отступали.
А жажда тех безводных дней
Была эсэсовцев страшней.

* * *
Отец мой был Герой войны.
В его победы вписаны
Врага четырнадцать судов –
Итог походов и боёв.
Нас с мамой привезли к отцу
Лишь сорок третьего к концу.
Полярный изредка бомбили:
По немцам из всех пушек били
Десятки наших кораблей,
Встречая залпами „гостей“.
И между бомбовых воронок
Я, отощавший пацанёнок,
Ходил к заморским кораблям.
С них сладости кидали нам,
Чего партком стерпеть не мог
И вмиг халяву нам пресёк.
Там раз я в шлюпку сиганул,
Да мимо – чуть не утонул.
А выудил меня матрос,
На тральщик мокрого унёс,
Где мне одежду обсушили
И флотской кашей накормили.

* * *
Спустя три месяца весною
Отца в Британию с конвоем**
Послали лодку там принять
И в СССР её пригнать.
Когда ж отец обратно плыл,
Союзник лодку разбомбил.
Британское Адмиралтейство
Отвергло умысел злодейский:
Де, лётчик, став впервой летать,
Не смог флаг русский распознать.
Мол, всё бывает на войне…
От этого не легче мне.

* * *
Я помню ночи ожиданья,
Как глядя в северную темь,
Вся почерневшая, как тень,
Замкнулась мать в переживаньях.
Три месяца отца мы ждали.
О гибели его узнали
Из похоронки на отца,
Когда комфлот прислал гонца.
Молила мать тогда судьбу,
Чтоб в лодке – в общем их гробу –
Мгновенно к мужу смерть пришла
И немучительной была.
Отец, прости жесть этих слов!
Менталитет тех лет суров:
Ведь все мы были рождены
В век дважды мировой войны.


* * *
Евреев, что в плен попадали,
Бессудно немцы убивали.
Исчез двоюродный мой дед:
Потерян в сорок первом след.
Штаб окружён. Связист умолк.
Дед, капитан, повёл в бой полк
И выбил немцев за реку
С двумя раненьями в боку.
Но в медсанбат дед не попал:
Дед, пишут, без вести пропал…
В год сорок третий дядя мой
Был ранен на передовой,
Разведав для артиллеристов
Места скопления фашистов.
От ран он умер под Смоленском,
Где и схоронен в перелеске.
Так встретил наш победный час
В семье один мужик, Тарас.

* * *
Поток послевоенных лет
Лёг в память чередою бед.
Судостроитель-инженер,
Мать испытала строгость мер
„Предусмотрительных“ властей
И неподсудность их затей.
Мать вдруг уволена была:
Коль в оккупации жила,
Мол, всех, кто к немцам попадал,
В шпионы Абвер*** вербовал.
Как передать мрак этих дней,
Довлевший над семьёй моей?
А от тюрьмы её спасли
Друзья отца. Они смогли
В высоких кабинетах дать
Властям свидетельство, что мать
Не может родину предать.
Хранятся в памяти тех лет
Пшено, картошка, винегрет,
За хлебом хвост очередей,
Рыданья матери моей,
Когда был по пути домой
Хлеб отнят уличной шпаной.
И в трауре портрет отца,
И вдовьи слёзы без конца.

* * *
Порой в промёрзший кинозал
Вахтёр мальчишек пропускал.
И, глядя фильмы о военных,
Осиротевшие мальцы,
Как мы мечтали, чтоб отцы
К нам возвратились непременно,
Когда закончится война
И станет мирно жить страна.
Я в детском воображеньи
Себя солдатом представлял,
Как сутки брёл из окруженья,
Как раненый в снегу лежал
И, замерзая, понимал,
Что нет надежды на спасенье.
Случалось часто вспоминать
Немецкие бомбардировки.
Мне лётчиком хотелось стать,
Чтоб из-за туч подкравшись ловко,
Бомбардировщики сбивать.
Мечтал в подлодке плыть в глубины
И, слыша в гавани врага
По борту звук скребущий мины,
Твердить: „ Нам жизнь не дорога,
Лишь бы утоплен враг был ныне,
А минам не собьём „рога“****!“.
* * *
В статистике военных лет
Досель доступных данных нет.
Нам лишь недавно рассказали,
Как в плен полками убегали –
Пять миллионов двести тыщ.
Колхоз,Голодомор….Шалишь:

Сражаться за большевиков,
Других ищите дураков!
В плену почти два миллиона
Надели вермахта погоны.
Средь них прибалты, казаки,
Кавказцы, крымцы, калмыки,
Украинцев СС- отряды
И полицейские бригады,
Да русских к Власову в те годы
Набралось тысяч сто народу,
И против красных, между прочим,
Дрались они упорно очень.
Французы, итальянцы, финны,
Испанцы, венгры и румыны,
Голландцы, чехи и словаки,
Хорваты, пленные поляки…
Впрямь, не было такой орды
С Наполеоновской страды.
А их желая обелить,
Немало трудится писак,
И на призывы всех простить
Купился не один простак.

* * *
Теперь издали горы книг,
Не книги, а истошный крик
О тыщах, гибнувших зазря.
Как перед Ставкой егозя,
Не берегли своих солдат,
Мол, на людей наш край богат,
И в голод-холод каждый год
С лихвой плодится наш народ.
Мне доводилось прочитать,
Как спьяну под едрёну мать,
Взбешённый грозный генерал
Солдат в атаку посылал,
И чтоб один пригорок взять,
Полкам случалось погибать.
Лежали, скошены рядами,
А сзади подпирал штыками
Их заградительный отряд.
И „искупал вину“ штрафбат
Посмертной пригоршней наград.
* * *
Когда грядёт военная пора,
Всех больше уязвима детвора,
И развязавшие войну в ответе,
Что не рождались или гибли дети.
Чтоб этнос прекратился поскорей,
Достаточно убить детей.
В Европе так фашистская метла
Весь генофонд еврейский подмела.
Чтоб извести по-большевистски генофонд,
Солдат без ружей выставьте на фронт:
Бойцы, де, сами на полях войны
В боях добыть оружие должны,
Штурмуя вражеский окоп,
Идти на пулемёты в лоб.

* * *
Забыть удастся мне едва ли
Солдат, увеченных войной.
Они немытой чередой
С утра, бог знает как, вползали
В вагоны дачных поездов
И песни жалобно орали
О муках матерей и вдов.
Им милостыню подавали,
Чтоб водкой хоть на ночь залить
Боль ран, полученных в боях.
Защитников родной земли
Потом „благоустроили“:
На Валаам стали свозить,
Чтоб не торчали на глазах*****.

* * *
К причинам той войны потерь
До сей поры закрыта дверь.
И маршалы, и генералы
Немало книжек написали,
Но горькой правды избегали.
В их апологиях подчас
Событий скрыта суть от нас,
И в результате получилось
Мы ничему не научились.
Мы до сих пор ещё гундим,
Что „за ценой не постоим“
И бой ведём себе во зло
Не разуменьем, а числом.
Ведь нас не раз вводили в срам
В боях чеченцы, и Афган.
Да и с грузинами конфликт
Зело задуматься велит:
Подбито за три дня всего-то
В боях с грузинскими войсками
Четыре наших самолёта,
Два из которых сбили сами.
Так что же будет, угадай,
Когда в Сибирь попрёт Китай?

* * *
Историк должен бы нам дать
Подробный свод имён и дат:
Нельзя потомкам забывать
Второй всемирной бойни ад!
Вплоть до моих закатных дней
Не смог постичь рассудок мой
Мизантропических затей
И обнажённого войной
Тщеславия „наполеонов“:
Во имя пагубных идей
Убить десятки миллионов
Солдат, их жён и матерей,
И обездоленных детей.
Недопустимо, чтобы вновь
Дым от пожарищ и боёв
Свет солнца погасил во мгле,
Жизнь убивая на Земле!
Хочу, чтоб во всех странах мать,
Укладывая сына спать,
Была спокойна: подрастёт,
Но кровь лить в войнах не пойдет.
Да, наш кровавый век ушёл,
Но снова кто-то чистит ствол,
По безрассудству своему
Готовя новую войну –
Смерть человечества всего…
И надобно унять его.

* * *
Читаю то, что написал.
Я мало о войне сказал,
Ведь то, что перепало мне,
Столь несущественно в войне.
Лет пережитых разнобой
Течёт из памяти рекой.
Всё то, что видел, что прочёл,
Мой личный список бед и зол
И сверстников житьё и боль
Сплетали будто исподволь.

Не претендует на эффект
Набросок пережитых лет,
Но, как свидетель наших бед,
Он должен был увидеть свет.

*Дробицкий яр – овраг на восточной окраине Харькова, где в январе 1942 г. было убито 20 000 мирных жителей, в основном, евреев.
**Конвоями во время ВОВ называли охраняемые караваны английских и американских судов, осуществлявших перевозки военных грузов в СССР и возвращавшихся в порты Великобритании.
***Абвер – военная разведка гитлеровской Германии.
****На корпусе якорных морских мин военного времени снаружи были размещены несколько взрывателей в мягком свинцовом корпусе – „рога“.
*****Инвалидов войны милиция изолировала на острове Валаам на Ладоге.