Чёрный шёлк ночи...

Ночь растекается туманно-чёрным шёлком, полупрозрачной дымной органзой,
Мерцаньем звёзд, осыпанных пуховкой, тончайшей пудрой, как лунным серебром.
И в свете охристых фонарных откровений весьма таинственно, намёком, чуть дыша,
Изящным контуром, наброском совпадений судьбу рисует наперсница душа.
Движенья воздуха легки и чуть заметны, касаясь кожи, облекают молоком,
А в перламутровых таинственных оттенках - сиянье радуги, завитой в рококо.

Грусть чёрным грифелем штрихует сердца грани, и одиночеством полна её душа…
Выходит в ночь она, с доверчивостью лани, а болью и страданьем полны её глаза.
Выходит в ночь она, капризна, своенравна, умело робость прячет в надменности своей,
А по ночам когда, в подушку горько плачет, спят маски карнавальные изученных ролей.
Румянец щёк её чуть выбелен прохладой, муаром тайны встреч подернут дивный взор…
Она торопится… и трепет тонких пальцев не унимает боли в волнении своём…

Она шагнула в ночь от боли, убегая, от слов, что липкой сажей покрыли акварель,
Она шагнула в ночь, но только в сердце рана... тоскою замерзает апрельская капель…
Слова дробят рассудок кошмаром и набатом, от горечи такой душа обнажена,
Она выходит в ночь, красива и желанна…. по щеке улиткой алмазная слеза
Пусть тихой грустью растворит безумство страсти, и капли воска покроют счастье встреч...
Ночь чёрным шелком драпирует ей запястья, ласкает кожу чуть озябших плеч…