История русских о тов.Сталине, Раздел 4.183 "Порнократия в СССРе"

Ex libris История русских о тов. Сталине, Раздел 4.183 "Идеологическая парт-порнократия в СССРе" (в Приложении: 1. Приложение 1 Отдел "К" ЦК КПСС и дочь Генсека Брежнева, а также сексолигарх-еврей Б.Березовский (начало из ВИКИПЕДИИ), 2. Приложение 2 После боя, 3. Приложение 3 Сталинский философ Г.Александров, 4. Приложение 4 О художествах сталинского философа)

В тоталитарно комм-идеологизированной стране СССР и отношение к заурядному сексу вынужденно стало идеологически коммун-тотальным -- на верхах госвласти ("Ну попробуй им не дай -- тут же НКВД Берии пришьет уголовное дело!", -- думали послевоенные наши полуголодные девушки, на все тут же и соглашаясь: и на коньячек под балычек, да и на, скажем так... "брызги шампанского" высоких своих поклонников). Особенно сильно на своей шкуре (и не только на шкуре, но и...) эти прелести жизни в сталинской стране, столь трепетное внимание ее вождей к темпераментно-утонченным массам, оценили грациозные и страстно-музыкально-ласковые балерины Страны Советов (да и импульсивные певицы тоже не остались в стороне секс-процесса) выдающегося и самого Большого -- по всем творимым там делам -- театра СССР ГАБТе.
Приводим длинную цитату 1959 года из Справки компетентных органов (все там известные какие фамилии упомянуты, а в честь балерины М.Плисецкой даже площадь недавно хотели назвать в Москве, но В.Путин инициативной еврейской группе товарищей так и не поддался):
"...Главный дирижер балета Файер, член КПСС с 1946 года, находясь уже в преклонном возрасте, оформляет пятый развод. В театре хорошо известно его фривольное, т.н. 'отеческое' отношение к молодым балеринам, на которое, однако, смотрят как на вполне допустимое в условиях ГАБТа. Главный художник театра Рындин, член партийного комитета, бросил семью с двумя взрослыми дочерьми и сошелся с артисткой Улановой. Несмотря на неоднократные беседы с ним, т.Рындин не разрывает эту связь и в то же время продолжает оставаться членом парткома. Главный балетмейстер театра член КПСС т. Лавровский также бросил жену с ребенком и живет в настоящее время с другой балериной; развод ему жена не дает. Дирижер К. Кондрашин, быв. член парткома, женился в третий раз. Имеются сигналы о подобных же фактах и в отношении главного режиссера театра Б. Покровского...
Все это оказывает разлагающее влияние на артистический коллектив. Репутация артистов среднего поколения Ермолаева, Корня, Плисецкой, Вишневской, Власова, Кузнецова и некоторых других в моральном отношении весьма сомнительна, хотя все они являются высокопрофессиональными солистами...
Руководители театра не в состоянии предъявить к ним жесткие требования, т. к. сами не могут служить примером ни в производственном, ни в бытовом отношении.
Близорукость партийного комитета отчетливо видна хотя бы в том, что воспитательную работу с молодежью по линии парткома поручили О. Лепешинской, моральный облик которой не очень высок. Следует указать, что..."

Да и, как утверждают знатоки, до самых недавних пор руководство Большого ГАБТа было причастно к формированию из русских балерин театра ударных групп "кордебалета", так называемого "эскорта" -- по 2-4 балерины для выездных утех платежеспособных самцов самых разных пород и национальностей. Но самым знаменитым средь них был, конечно же, лауреат премии Ленинского комсомола, секс-олигарх Борис Абрамыч Березовский, маленький, косоглазый, лысый, но в свои 67 лет ещё очень шустрый член группы "русских диссидентов", сын московского раввина.
А после того как БАБ вдруг стал врагом России (и это после поста-то секретаря Совета безопасности всея России при, блин, Ельцине!) и сбежал в Лондон (тоже самое, кстати, нынче с Лондоном проделал и ещё один враг России, иудей Ходорковский, подозреваемый в убийстве двух честных русских людей...), то БАБу баб любимых им российских стал в Лондон поставлять один молодой еврей-сводник, причём "под заказ", и в основном 16-летних русских уж недевственниц (имеются показания лондонского водителя авто на сей счет).
И так продолжалось, пока наш БАБ вдруг не утоп, лет 5 назад, в английской своей ванне, с любимым шарфиком на шее. Видать не тех баб наш БАБ, увы, имел, что ему можно. Крепко нарушил он, видать, 10 заповедей пророка Моисея...
А заодно вспомним аналогичный случай и с ещё одним большим нарушителем 10 заповедей Моисея -- с Папой римским Иоанном XII (для тех кто запамятовал, напоминаем, см. История русских, Раздел 7.24 "Порнократия Рима, США"):
"Папа сей Иоанн XII (955-963гг) превратил Петрову церковь в вертеп (значит в очень большой дом терпимости), и длилось это до тех пор, пока несчастный супруг одной из папских любовниц не пришиб понтифика в самый момент кульминации -- заколол его, как хряка, и прямо на своей собственной жене, избавив её от ненавистной похоти неуемного папы, регулярно насиловавшего женщину..."

Дабы не отнимать горячую тему сию у авторов, остальное о сталинской и постсталинской жизни в славном СССРе см. в ПРИЛОЖЕНИЯХ
(Продолжение следует)

С.Канунников, 21.02.2016г


ПРИЛОЖЕНИЯ

Приложение 1 Генсек и дочь плюс отдел К

От артиста до милиционера. Все мужчины в жизни Галины Брежневой
13:3026.09.2008486271
В этом году исполнилось десять лет, как не стало Галины Брежневой, однако имя ее помнят до сих пор. Брежневой посвящают мемуары, передачи, документальные и художественные фильмы. И дело не только в том, что Галина Леонидовна была дочерью всесильного генсека ЦК КПСС.
В этом году исполнилось десять лет, как не стало Галины Брежневой, однако имя ее помнят до сих пор. Брежневой посвящают мемуары, передачи, документальные и художественные фильмы. И дело не только в том, что Галина Леонидовна была дочерью всесильного генсека ЦК КПСС, и даже не в многочисленных романах, создавших вокруг ее фигуры шлейф скандальных слухов. Авторов книг и фильмов привлекает ее противоречивая натура: в народе Брежневу называли избалованной "кремлевской принцессой", а близкие люди считали ее хрупким и добрым человеком.

Создатели фильма "Галина", который транслируется по Первому каналу, попытались ответить на вопрос – какой же в действительности была Галина Леонидовна Брежнева, и что скрывается за ее многочисленными авантюрами и бездумными поступками. В фильме отражены малоизвестные страницы биографии дочери генсека, основанные исключительно на свидетельствах родственников, друзей и семей первых лиц государства.

Как рассказывает Людмила Москалева, дружившая с Брежневой на протяжении 40 лет, у Галины Леонидовны было очень доброе сердце. Она одаривала своих друзей драгоценностями, машинами, квартирами. Все эти подарки получала от отца, который мало в чем отказывал любимой дочери. Рассказывают, что дочь и отец были очень похожи друг на друга - и по темпераменту, и по характеру. Однако Леонид Ильич хоть и был самым влиятельным человеком во всем Советском Союзе, с собственной дочерью справиться не мог. Возможно, причина этого кроется в далеком эпизоде из детства Галины.

В 1944 году, Брежнев приехал к семье "на побывку" с фронтовой женой Тамарой. Событие это потрясло не только маленькую Галю и ее мать, но и всю деревню, которая в тот день собралась вокруг дома Брежневых. Видимо, после этого Брежнев потерял возможность контролировать свою дочь. Каждый раз, когда он пытался повлиять на нее, она отвечала: "Посмотри на себя!".

Галина Брежнева всегда пренебрежительно относилась к политической карьере отца и даже отказывалась вступать в комсомол. Ее привлекала артистическая среда – цирк, кино. Брежнева и сама хотела стать актрисой, но отец отправил ее учиться на филологический факультет Кишиневского университета.

Первая любовь

Однако педагогика не могла всерьез заинтересовать ее. Гораздо интереснее было ходить не в университет, а в кишиневский цирк. Там Галина встретила Евгения Милаева, акробата, который держал на себе пирамиду из десятка людей. Вскоре цирк уехал, а вместе с цирком уехала и двадцатилетняя Галина.

Евгений Милаев, ставший первым мужем Галины, был младше ее отца всего на четыре года. Однако это не помешало свадьбе. Через год в семье появилась дочь. Людмила Москалева рассказывала: "Виктория, дочь Галины и Евгения, родилась в Харькове. Его дети от первого брака, жили сначала в детдоме, потом стали разъезжать с папой и мачехой. А Витуську Виктория Петровна, бабушка, забрала с собой в Днепропетровск. Постоянные разъезды не позволяли Галине возить с собой ребенка. Но при этом она оставалась замечательной матерью".

Перестав выступать на арене, Милаев получил звание народного артиста СССР и даже стал директором нового московского цирка на проспекте Вернадского. Рассказывают, что Евгений Милаев как-то привез Леониду Брежневу опель "Капитан", а тот, в свою очередь, отдал ее автозаводцам, которые по образцу немецкого автомобиля сделали "Волгу".

Именно Милаев познакомил Галину со знаменитыми артистами и научил разбираться в украшениях и роскошной одежде. Однако в отношениях знаменитой пары наметился кризис. Постоянные ссоры и измены привели к тому, что Галина рассталась с Милаевым.

Однако Брежнева не перестала ездить за границу с самыми различными цирковыми труппами. Однажды, в 1960 году, когда Леонид Ильич стал Председателем Президиума Верховного Совета СССР, он взял с собой 33-летнюю дочь в официальную поездку по Югославии. Однако эта совместная поездка стала последней: экстравагантное поведение дочери Брежнева наделало много шума в стране.

Жена иллюзиониста

Когда цирк гастролировал по Японии, Галина познакомилась с 18-летним Игорем Кио, сыном знаменитого иллюзиониста Эмиля Ренарда. Их роман развивался стремительно, и родители Галины не заметили, как дочь вышла замуж.

По закону, в СССР была запрещена немедленная регистрация брака, жених и невеста должны были вначале подать заявление и пройти "испытательный срок", однако дочь Брежнева поговорила с заведующей загсом, и вскоре стала женой Кио.

Тем временем Евгений Милаев, который многое терял от развода с супругой, убедил Брежнева разлучить Галину с Игорем. Позже Кио рассказывал, как через девять дней после свадьбы к ним пришли начальник краевого отдела милиции и начальник паспортного стола и увели Галину под конвоем.

Брак был аннулирован как незаконный, а заведующую загсом наказали по суду за нарушение закона. Брежнев даже хотел отправить Кио в армию, но ничего не получилось: у того было хроническое заболевание.

С того момента Брежнев пытался держать Галину в строгости. Он решительно отказывался "подарить" Галине отдельную квартиру, и она должна была жить с родителями и работать в Агентстве печати "Новости". Галина даже сумела защитить диссертацию и стала кандидатом филологических наук.

Бриллиантовая страсть Галины Брежневой

Помимо молодых мужчин в жизни Галины Леонидовны Брежневой была еще одна страсть - бриллианты. Как только в столичные магазины поступали лучшие бриллианты, первой об этом узнавала Брежнева. Она заказывала украшения, приготовленные для нее по лучшим эскизам, в московской ювелирной фабрике на улице Лавочкина. Когда денег не хватало, Галина оставляла только свои расписки.

Рассказывают, что однажды один богатый человек хотел купить в ювелирном магазине дорогое бриллиантовое колье, на что ему отвечали, что колье не продается. Однако через несколько дней он обнаружил, что украшение уже не выставляется. "Что мы могли сделать, - говорили в магазине. - Этот бриллиант купила сама Галина Брежнева".

Роман с Марисом Лиепой

"Любить надо всегда, пока жива", - говорила Галина Леонидовна. В ее жизни было много красивых и зачастую бесперспективных романов. Одним из них стала история отношений со знаменитым танцором Марисом Лиепой, который был моложе ее на 11 лет.

Как рассказывала подруга Брежневой, Марис имел очень сильное влияние на Галину. Несмотря на то, что он был женат, она соглашалась на второстепенную роль в его жизни, принимала все его капризы и просьбы. С самого начала она представляла Лиепу друзьям как любящего отца двоих детей.

Говорят, что артиста стали тяготить эти отношения, и он придумал способ расстаться. Однажды Лиепа сообщил Брежневой о том, что прилетает с гастролей. А когда та приехала в Шереметьево, то увидела в зале ожидания целующимися Мариса и его жену Маргариту. По слухам, именно этот случай положил начало попойкам Брежневой.

"Фамилия моего мужа полностью соответствует его сущности"

В возрасте 41 года Галина вышла замуж за простого милиционера по фамилии Чурбанов. Ради нее он развелся с женой и оставил маленьких детей. В качестве свадебного подарка Галина получила квартиру, дачу, нескольких машин и стремительное продвижение мужа по служебной лестнице. Уже через четыре года Чурбанов стал генералом и замминистра МВД.

Однако этот союз Брежнева считала одной из главных ошибок своей жизни. Часто во всеуслышание она говорила о супруге: "Фамилия моего мужа полностью соответствует его сущности. Я люблю искусство, а он - всего лишь генерал".

По словам Людмилы Москалевой, Брежнева начала по-настоящему пить именно с Чурбановым. С ним изменилась и среда вокруг нее.

"Если говорить откровенно, Юрий Михайлович ей мужем-то и не был. Как рассказывала Галя, они целовались всего два раза: на свадьбе и когда она отправляла его в тюрьму. Никакой любви. Мне и Виктория Петровна, мать Гали, сказала как-то, что Чурбанов сломал ей жизнь", - рассказывает подруга Брежневой.

Через несколько лет после свадьбы стало известно о новом увлечении дочери генсека - солисте театра "Ромэн" Борисе Буряце. Его имя фигурировало в деле о краже бриллиантов дрессировщицы Ирины Бугримовой. А через пару допросов в деле всплыло имя и Галины Брежневой.

Буряце рассчитывал на помощь дочери генсека, но тщетно. Ходил слух, что к приговору Бориса Буряца приложил руку муж Брежневой - Юрий Чурбанов. Однако вскоре его самого обвинили в экономических преступлениях и отправили за решетку.

Между тем, Галина Брежнев спивалась все больше и больше. Это продолжалось до тех пор, пока дочь не отправила ее в психиатрическую лечебницу.

"Когда Галя попала в дурдом, а сделано это было неспроста, не без каких-то заинтересованных в этом сил, она просила меня забрать ее домой. В стране были страшные, бандитские времена. Пока Галя была в больнице, некий богатый осетин быстренько купил ее квартиру. Я ему сказала, что эта квартира ему боком выйдет, он не поверил, а вскоре его убили", - рассказывала Людмила Москалева.

Последним адресом Брежневой стала психиатрическая больница №2 в деревне Добрыниха. Врачи обещали выпустить ее через три месяца, но в итоге за ней никто не приехал.

Брежнева прожила в Добрынихе последние годы в абсолютном одиночестве, в здравом уме и трезвой памяти. Единственным человеком, кто посещал ее, была подруга Мила Москалева. Галина Леонидовна просила забрать ее из клиники, но та боялась сказать подруге, что у нее больше нет ни дачи, ни квартиры.

Материал подготовлен интернет-редакцией www.rian.ru на основе информации РИА Новости и открытых источников



РИА Новости http://ria.ru/society/20080926/151628379.html#ixzz40npa926a



ГЛАВА 29. Отдел "К" расправляет крылья.
С деньгами Пузырева надо было что-то делать. А что важнее, чем отдел "К"? Для патриота и настоящего олигарха Эдуарда Поспелова? Первым шагом был звонок в Нью-Йорк, к Тарантино. Его фильмов Эдик не видел, но имя доставало, то отсюда, то оттуда, значит, хороший кинорежиссер. Людочка дозванивалась два дня, прежде чем секретарша этого придурка сама наверняка, уж полная дура, сообразила, что речь идет о деньгах для босса, и соизволила соединить. Первым делом Эдик сказал этому Тарантине, что он русский миллионер и хотел бы снять фильм о российской истории на сумму около ста миллионов долларов. Услышав сумму, Тарантин перестал нарочито зевать, и принялся торговаться. Его доводы оказались разумными. Нанять огромную монгольскую конницу и постройку Руси на экране, положим, возможно, хотя монголы будут выглядеть явно голодными. Но что самому Тарантине перепадет в карман? Не меньше полтинника, но лучше стольник. Эдика возмутила такая жадность, он посулил Тарантине, что за эти деньги российские режиссеры снимут вообще бесконечный сериал, а не два часа экранного времени, как предписывается американцу, но Тарантин только хмыкал. Он знал цену российских режиссеров. Сошлись на семидесяти миллионах, но корректировку сценария Тарантино спихнул на Эдика. Пока сценарий слишком неконкретный, общий. Замысел ясен, и идею преобразования белого безмолвия в Россию он покажет, не упустит, но для него поконкретней надо, в героях и сценах. Хоть несколько узловых, центральных сцен. И еще условие - на роль Христа актера он подберет сам. У них, на Западе, с религией приходится считаться, Эдик наверняка напортачит.
Эдик нанял довольно известного сценариста из Мосфильма, и работа по сценарию и подготовке к съемкам потихоньку, но двинулась. Раз в неделю сценарист посылал части сценария Эдику и Тарантине, по Интернету, и оба вносили свои коррективы.
Однако этого было явно не достаточно. Гипотезу Ростовцева следовало наполнить не киношным, а реальным содержанием, и Эдик накатал обстоятельную докладную записку на имя директора ФСБ. В принципе, это его работа, в конце концов. Но директор так не считал. Он даже отказался принять Эдика, ограничившись лишь двумя телефонными разговорами. В первом он заверил, что отдела "К" нет, и создавать его никто не собирается, какие бы веские доводы не выдвигал Эдуард Максимович. Историю России и в советские времена достаточно исказили, хватит, предоставьте историю самим историкам, оставьте ФСБ в покое…хотя…идеи Ростовцева, добавил директор словно бы нехотя…весьма привлекательны. И тут же поспешно добавил - только для него, как простого россиянина, а не как директора ФСБ.
Еще бы не привлекательны…Эдик, обозлясь, сказал, что Российский музей и сам в состоянии профинансировать экспедиции хоть для поисков Ноева ковчега, а не то, что в Гималаи или в Палестину, речь о другом. Требуется даже не поддержка, нет, но доброжелательность со стороны местных, тамошних властей - просто для ускорения и удешевления раскопок. Не мог бы директор хотя бы порекомендовать, к кому следует обратиться там, за кордонами, в первую очередь? Только потом Эдик сообразил, что по телефону просить этого не следует, если хочешь получить положительный результат. По сути, он просил директора сдать ему парочку-троечку самых "центровых" агентов ФСБ, причем по телефону…естественно, что директор вмиг изменил тон. Наверняка счел Эдика за провокатора. Ох, как въелось в культуру россиян недоверие к людям! Попытки Эдика что-то исправить успеха не принесли. Директор культурно, но послал его подальше. Особенно это ощущалось во втором звонке директора. Эдик ведь не забыл о текучке, и заодно нагрузил собеседника "Ежиком в тумане". Что с ним делать? Кому чертеж и карту сдавать? И опять же - по телефону. Директор обещал узнать у помощников - есть ли вообще в работе такой проект, сам лично он ничего подобного не припоминает. И помощники не припомнили, о чем директор вежливо и сухо информировал Эдуарда Максимовича. Но главное - вновь отказал в личном приеме. Мол, незачем. Однако Эдику вроде показалось, что в голосе директора мелькнуло сожаление. Странно…Может, он проконсультировался…и ему запретили? Но кто? Неужели он консультировался с самим Президентом? Эдик отмахнулся от идиотских мыслей. Так недолго и до мании величия. Просто директор боится связываться с такими делами, хотя…и хочется. Трус. Ну его. Обойдемся. Эдик решил больше не беспокоить этого озабоченного товарища. И оказался прав. Добрая слава Российского музея и сама нашла подходящего человека. Этот араб, Сулейман Мехди, напрашиваясь по телефону на встречу с Эдиком, имел конкретную цель, и вовсе поначалу не подозревал, чем дополнительно собирается нагрузить его Эдик. Ему нужна была картина из Третьяковки кисти Ильи Репина "Боярыня Морозова", и только. Не будь отдела "К" в голове, Эдик и не стал бы связываться с продажей "Боярыни". Тем более, что обещал третьяковскому церберу не покушаться на действующую экспозицию. Не покушается же он на "Демона" работы сумасшедшего гения Врубеля, тоже из Третьяковки, хотя Нортон все уши проныл и уж точно выложит все, что за душой, до последней копейки, за эту картину. И сумма тут не при чем. Араб предложил шестьдесят четыре миллиона долларов, но мог бы и двести шестьдесят четыре - это вряд ли развернуло бы директора Российского музея. Но араб мог предложить, как понял из вопросов Эдик, гораздо более ценное, нежели деньги.
Араб явился в кабинет Эдика вовсе не в чалме, или что там эти арабы носят. Одетый с иголочки в новый костюм от Диора, он манерами и поведением ничуть не отличался от воспитанного европейца. От араба, на первый взгляд, в нем оставалось только имя и смуглость. Говорил по-русски отлично, почти без акцента. Учился в Москве, как выяснилось позже, и не только в Москве - и в Париже. А что? Наследный принц ихний, арабский, пусть из мелких, но может себе позволить. Конечно, его очень интересовала "Боярыня Морозова", давний кумир и любимая картина еще со студенческих времен. Но не только. В своем арабском эмирате он не терял связи с Россией, возможно не только из-за учебы и оставленных тут друзей и знакомых, но и благодаря единственной жене Наталье, одной вместо четырех, положенных или разрешенных по Корану. Поэтому теория Андрея Ростовцева о происхождении России не прошла мимо его внимания. Сулейман Мехди ознакомился с ней, как с беллетристикой, с еще одним правдоподобным вымыслом, о чем и посожалел в беседе с Эдиком. Арабу хотелось бы, чтобы она была правдой. Он любил Россию. Вообще-то он пришел с другой, чисто финансовой проблемой, и о теории Ростовцева заговорил заодно…не уходила из головы…рождая какое-то смутное сожаление…смутную надежду…странно все это. Жаль, что теория Ростовцева не вписывалась в круг его интересов, финансовых и политических, жаль…не выходит из головы. Как потом оказалось, предложение Эдика помогло пробиться в арабской голове тому хилому росточку идеи, семя которой заронило в нее теория Андрея Ростовцева. Но такие настроения Мехди распахнули перед ним сердце Эдика.
Вначале Эдик отнес его к категории "чокнутых коллекционеров". То есть, картины не продавал, а только собирал, чтобы ходить потом, высунув язык и пуская слюни, по своим плюшкинским подвалам и балдеть от своих сокровищ. Ну, и перед гостями выпендриваться, какой он крутой. С придурью показался араб. Впрочем - рассудил Эдик - эти восточные люди в живописи полные аборигены. Икон и тех не имеют. Запрещено, видите ли, аллаха рисовать. Вот в Европе для художников всегда имелся богатенький заказчик - церковь. Скольких Микеланджелов и Леонардов выкормили божьи люди - не сосчитать. А муллы на живопись фигу отстегивали - и умирали в людях великие арабские художники, так и не родившись. Нет таких художников - вот что значит культура. Видимо, араб пал ее жертвой, и не закаленный, увидел в Третьяковке Морозову и запал на нее, что говориться. Не в том смысле, что Морозова уж очень раскрасавица, нет, она пожилая, Морозова, а в другом - араба ее фанатизм достал, ее вера, которой так и полыхали ее глаза - и он возмечтал еще в студенчестве, как она будет в его подвалах вдохновлять воинов аллаха на бой с неверными. Араб разоткровенничался про эту дикую идею уже во второй свой приезд, когда кое-что уже сделал, и когда Эдик перетащил уже "Боярыню Морозову" в Российский музей, отбив красотку у злого Третьяковского Кащея, а пока это оставалось мечтой…может быть, и осуществимой. Как, Эдуард Максимович?
Эдик мог бы ответить твердым "нет", если б араб и начал разговор этим предложением. Но Сулейман Мехди уже выложил свой настоящий денежный интерес - пусть в виде вопросов - и Эдик, соображавший быстро и точно, замешкался, подумал - и сказал твердое "да", решив судьбу прославленной всемирно известной картины.
В начале беседы араб завел речь о Центре реставрации. Мол, много о нем слышал, и все такое…говорят, ваши копии потому и неотличимы от настоящих шедевров…то есть, не только по точности копирования, но и из-за особых, вами разработанных технологий ускоренного старения. Когда Эдик с законной гордостью подтвердил, что это так, араб достал из портфеля побитый медный цилиндр, поросший зеленью окислов.
- Мне интересно, - доверительно сказал он, - ваш Центр сможет состарить…один пергаментный свиток? Причем, желательно, не вынимая его из тубуса?
- Возможно. Для этого нужны кое-какие эксперименты. И подробности, - сказал Эдик. - С подобной штуковиной мои парни дела еще не имели.
Араб рассказал, что в таких медных цилиндрах с крышкой в тубусах археологи находят скрученные пергаментные свитки, обычно с текстами Талмуда, Ветхого и Нового Заветов, а также письма, послания и различные хозяйственные документы. Их, этих тубусов, в районе Мертвого моря уже найдено довольно много, но находки продолжаются. Араб хотел бы состарить на чистом свитке, изготовленном по древней технологии, один текст на древнееврейском языке, а именно текст договора о купле-продаже земельного участка. Дело в том, что существует спорный участок, довольно большой и богатый нефтью. Привязка к местности точная - гора там рядом, и современное название ее сохранилось еще со времен Христа, упоминается в Библии. В этом тексте, за сочинение которого араб заплатил ученым довольно приличную сумму, участок покупает очень древний тип из рода Мехди, то есть предок араба. И все. Достаточно для современного суда, который будет рассматривать дело о спорном участке. Пока что приходится выкачивать нефть на паях, вшестером. Этот текст уберет пятерых, вот в чем смысл.
Араб приготовился, он понимал, что вопрос наверняка для Эдика окажется новым, и потому приготовил для его спецов целый список литературы по этому вопросу. Эдик, пробежав глазами список литературы, уже раздумывал, как извлечь из этого вроде счастливого случая свою выгоду, и потому сказал, что потребуется время…для изучения вопроса…но араб тут же заверил, что время оплачивается. Беретесь? Хотя бы изучить вопрос и дать ответ? Возможно ли? За сколько денег наизучаете, столько и получите, слово шейха.
Эдик кивнул, все раздумывая о своем, об отделе "К", перед которым вроде как судьба распахивает ворота…и тут араб, радостный и окрыленный удачей говорит о "Боярыне Морозовой", копию которой он так мечтает иметь у себя…так мечтает, что готов выложить аж пятьдесят миллионов долларов…только за копию! Потому что он верит Эдуарду Максимовичу. За простую копию. Конечно, очень качественную и состаренную так, что не отличить от оригинала…который, разумеется, останется висеть на стене Третьяковской галереи. Эдик уже не мог сказать "нет", как начальник отдела "К", и потому сказал "да", но только за восемьдесят миллионов долларов, плюс десять тысяч для кассы музея. Сошлись на шестидесяти четырех миллионах, в процессе торговли за которые Эдик сумел обдумать свой замысел. И сказал Сулейману Мехди, что насчет "боярыни" проблем нет, а вот насчет пергамента…Эдик вздохнул и изобразил такую скорбную рожу, что араб тоже погрустнел и машинально потрогал бумажник в кармане. Конечно, его ребята попытаются решить проблему старения пергамента, но…он знает своих ребят. Они только поглядят на шефа, только поглядят - и примутся волынить, тянуть время и гнать туфту… Для отчета. Но Эдик не сможет гарантировать настоящего качества, которое обманет любого эксперта. Что делать, так устроен мир. Так устроены люди. Но если мистер Мехди возьмет решить одну небольшую проблемку Эдика, тесно связанную именно с пергаментом и его старением, то Эдик безусловно гарантирует абсолютное качество. Западные эксперты будут грызть землю, будут рыдать, будут вешаться с тоски - но никогда не докажут подделку. Потому что вначале будут рыдать его, Эдика, ребята, грызть землю и лезть в петлю, чтобы сделать натуральные две тысячи лет за пару суток. Эдик не уйдет из мастерских и лабораторий, он кошмаром будет стоять за спиной каждого типа в белом халате, он будет орать и подгонять, выкручивать и завинчивать, трясти за грудки и даже бить морды нерадивым, чтобы исправить историческую ошибку о происхождении России, когда тупые археологи нашли в земле не те свидетельства, а те, которые нужны, так и не нашли. Эдик счастлив, что мистер Мехди тоже приветствует теорию Ростовцева, поэтому вряд ли откажется засунуть в тубусы наряду со своим договором пару-тройку текстов, скажем, о встрече Христа с ариями, о его путешествии в Гималаи, или там еще куда, в Индию. Разве не мог Христос вспомнить с теплотой своих друзей Россов из племени Ариев, которых он благословил? Мог, и обязательно вспоминал, рассказывая о них апостолу Петру или апостолу Луке. Христос не виноват, что у апостолов просто чернила кончились записать его теплые слова о Россах. И Эдик не виноват. И уж тем более россияне не виноваты в огрехах чернильной промышленности того времени. Разве не долг каждого честного человека восстановить истину и справедливость?
Араб совсем по-русски почесал озадаченно затылок, но не сумел вычесать оттуда никаких возражений, кроме бормотания, смысл которого, если перевести на русский сводился к "мухи отдельно, котлеты отдельно". На этом и договорились - котлеты Эдика пойдут в своих тубусах, а арабские мухи корысти - в своих. Однако во второй свой визит к Эдуарду Поспелову новый сотрудник отдела "К" так и сиял энтузиазмом. За неделю он успел слетать на родину, где прозондировал, так сказать, почву - и неожиданно получил столь мощную поддержку, что вернулся уже с готовым текстом и вообще без всяких денежных претензий.
Между тем в лабораториях, работающих в режиме "почтового ящика", благодаря стараниям Онищенко, вовсю кипела работа. Химики химичили и анализировали, мучили образцы под микроскопом, и снова химичили. Они обнадежили заказчика, что проблема должна решаться довольно легко по сравнению с прежними, по старению живописи. Пергаменты изготовлены из телячьей кожи, чернила - из жженого арахиса, словом, сплошная органика, без минеральщины, требующей для ускоренного старения особого режима. Методы воздействия будут работать в одинаковой степени на оба компонента - на текст и на материал. Уже первые эксперименты с сухим горячим воздухом с повышенным содержанием кислорода показали, что взято верное направление. Но уточнение режима старения потребует времени. Для экспериментов с концентрациями кислорода, температуры и минеральных добавок, которые в мизерных количествах все же присутствуют в образцах древних пергаментов. Эдик уже подержал в руках пробные образчики, искусственно состаренные - кожа ссохлась, трескается и шелушится, а нанесенный текст частично осыпался, частично выцвел. На глаз неотличимо от реальн6ых образцов, осталось чуть-чуть, чтобы и для приборов неотличимо - и это "чуть-чуть" потребует времени и усилий.
Но уверенность в успехе появилась - и Эдик послал арабу факс договора на консультации - это и означало его окончательное согласие. Араб поторопился прислать его подписанным, и Эдик только потом понял - почему ответ пришел так быстро и без всяких претензий по сумме оплаты. Сумму Эдик решил взять от фонаря, что висел напротив входа в музей. Фонарь в пятьсот ватт, а три нуля Эдик всегда приписывал. Правда, рука разбежалась и впаяла четвертый ноль, который Эд поленился вычеркивать. У олигархов такое бывает. Кто ж знал, что исследования обойдутся так дешево, и ста тысяч не накапало. Араб не обеднеет от премии ученым мужам. И только прочитав переводы текстов, которые предстояло состарить, Эдик пожалел, что не выкатил еще одного нуля. Хотя бы из скромности. По делу следовало бы выкатить два. Дело того стоило.
Араб, конечно, представил и перевод текстов, но дело предстояло такой тонкости, где каждое слово трижды следует проверить, и Эдик попытался перевести его своими силами еще раз, и столкнулся с неожиданной трудностью - в стране отсутствовали переводчики с древнего Иврита, ученые такого рода напрочь отсутствовали. Оказалось, все они уже в Израиле, даже обучение студентов на факультете восточных языков зачастую велось только учебными фильмами и компьютерными программами. В частности, факультативы - то есть необязательные предметы, по желанию студента - по арамейскому и древнему ивриту изучал всего один студент, русский и по внешности и по паспорту настолько, что уехать в Израиль мог только через факультативы. Он и перевел эти тексты с грехом и водкой пополам.
Вот тут Эдик и пожалел, что затребовал всего-то пять миллионов долларов. Дело, задуманное арабом, тянуло на все пять миллиардов, если безбожно дешевить. Нет, в посланиях апостола Петра все было нормально - и первое, и второе, известное по Библии, и третье - неизвестное пока миру, вопросов не вызывали. В третьем апостол передавал слова Христа греческому народу, своеобразный наказ его - не лезть в северные земли, ибо Христос отдал их своим друзьям и ученикам, племени Россов, еще в годы путешествия своего по Гималаям. Все правильно. Греки и не совались в северные земли, прочитав в свое время это послание, которое церковь злостно скрывала от своей паствы. Однако в другом послании, от апостола Павла, Эдик обнаружил еще одну новость, скрытую хитрыми церковниками. Вначале послания апостола Павла не отличались от общеизвестных, но в последнем, утаенном от мировой общественности, Павел что-то расписался, заверив поначалу, что к нему опять явился Христос во плоти, и предсказал рождение пророка Мухаммеда и рождение новой религии, более точной и близкой к воле Господа, а именно - рождение ислама. Затем Христос предрек разрушение Израиля и истребление его народа, так как Господь разгневался на Израиль за казнь его Сына. Христос заверил Павла, что именно последователи Мохаммеда и истребят Израиль, да так, что даже имя народа сотрется из памяти человечества.
Тут Эдику пришлось задуматься. Замысел араба был ясен. Раз арабы верят в Аллаха, народ они доверчивый, должны верить и людям. Поверят и археологам, которые раскопают этот текст и сообщат им, что сам Христос велел им стереть Израиль с лица земли. Впрочем, христиане тоже народ доверчивый, и потому возражать особо не будут. Замысел не одного года и даже не десятилетия,…какие прозорливые и дальновидные арабы выходят из стен московских университетов! Эдик даже загордился такими арабами, тем более, что замысел этот ничуть не мешал его собственному, о возрождении России. Странно, с чего Мехди так на Израиль взъелся? Они, может, воюют с Израилем, арабы? Впрочем, это не его дело. Израилю не повезло. Он оказался не в том месте и не в то время, участь его решена. Эдик ничего не имел против Израиля, кроме ясного понимания, что араб ни за что не согласится убрать откровения Павла. Эдик вздохнул. Отчего-то Израиль было жаль. Но что делать - он ведь задумал поднять Россию, а когда этот колосс, заваленный кирпичами своих и чужих ошибок, примется подниматься на ноги, то кирпичи эти посыплются вниз. Кого-то наверняка пришибет, это неизбежно. Да, Израилю явно не повезло, он оказался под одним из кирпичей. Эдик вздохнул еще раз, прогнал остатки жалости и захлопнул папку с текстами. Участь Израиля была решена.



ПРИЛОЖЕНИЕ 2

Опубликовано: 25 Апреля 2014 15:35
021091"Совершенно секретно", No.5/300
Алексей БОГОМОЛОВ
АЛЕКСАНДР ДЕЙНЕКА «ПОСЛЕ БОЯ». 1942 ГОД
АЛЕКСАНДР ДЕЙНЕКА «ПОСЛЕ БОЯ». 1942 ГОД


Пятьдесят пять лет назад, зимой 1959 года, Министерство внутренних дел СССР начало спецоперацию по выявлению граждан нетрадиционной ориентации и педофилов в коллективе Московской государственной консерватории имени П.И. Чайковского. В те времена гомосексуализм сам по себе был наказуем, и в действовавшем тогда Уголовном кодексе РСФСР (редакция 1926 года с изменениями 1934 года) ему была посвящена статья № 154-а, по которой можно было получить от 3 до 8 лет лишения свободы.
Геи-диверсанты


«Антигейская» статья появилась не случайно, причем фактически ее ввели еще в конце 1933 года. Январский 1933 года пленум ЦК ВКП(б) принял решение о проведении партийных чисток, в результате которых из партии было исключено несколько сотен тысяч коммунистов. Именно те, кого исключали в 1933 году, даже несмотря на восстановление в партии, стали в последующем первыми жертвами Большого террора. К этому процессу органы внутренних дел готовились заранее, и одной из главных задач было расширение инструментария, аргументации арестов и осуждения сотен тысяч людей. Необходимы были обвинения, которые могли бы дискредитировать арестованных «врагов народа» в глазах общественности. И усилить негативное впечатление должно было обвинение в гомосексуализме.
До конца 1933 года гомосексуализм уголовным преступлением не считался и был явлением довольно распространенным, особенно в среде советской творческой интеллигенции, а также в некоторых наркоматах (например, Наркомате иностранных дел). Но осенью 1933 года по инициативе Генриха Ягоды и первого заместителя председателя ОГПУ Вячеслава Менжинского в Москве и Ленинграде была проведена спецоперация по выявлению лиц, которых подозревали в гомосексуализме. Формальным поводом была оперативная разработка связей некоторых людей, арестованных в 1933 году по обвинению в шпионаже и подготовке диверсий. Ягода в ноябре того же года докладывал Сталину об аресте 130 человек из «актива педерастов», который занимался «созданием сети салонов, очагов, притонов, групп и других организованных формирований педерастов с дальнейшим превращением этих объединений в прямые шпионские ячейки». Вождь народов дал поручение «примерно наказать мерзавцев», и 3 декабря 1933 года Ягода предложил «издать соответствующий закон об уголовной ответственности за педерастию».
В те времена никаких «первых-вторых чтений» не существовало и такие вопросы решались стремительно. Через несколько дней Политбюро одобрило «конструктивное предложение», и 17 декабря было опубликовано постановление ВЦИК, руководствуясь которым ОГПУ получило право привлекать гомосексуалистов к уголовной ответственности еще до введения соответствующей 121-й статьи в УК РСФСР (ее ввели 7 марта, а в кодекс включили 1 апреля 1934 года, отменили же ее только в 1993 году).
Массовых репрессий среди гомосексуалистов не было, но при каждом удобном случае в приговоры представителям партийно-государственной номенклатуры включалась и статья 154-а. В пристрастии к однополой любви обвиняли и наркома внутренних дел Николая Ежова, и заведующего протокольной частью Наркомата иностранных дел Флоринского, и ряд старых большевиков. Представителям творческой интеллигенции эта статья тоже добавлялась к основной. Например, известный крестьянский поэт Николай Клюев был арестован в конце 1934 года по обвинению в преступлениях, предусмотренных 58-й статьей, а 154-ю ему «добавили» в 1937 году, после чего и расстреляли.
Первым из представителей Московской консерватории по 154-й был привлечен к уголовной ответственности музыковед Болеслав Пшибышевский, который в 1929–1931 годах был ее директором. В конце 1933 года его исключили из ВКП(б), а в январе 1934-го приговорили (в соответствии с упомянутым постановлением ВЦИК) к трем годам лишения свободы и отправили на Беломорско-Балтийский канал. Земляными работами он, правда, не занимался, а был заведующим музыкальной частью Центрального театра Беломорско-Балтийского комбината. Судьба его печальна: в январе 1937 года он вернулся в Москву, но 1 марта его снова арестовали (уже по обвинению в шпионаже и подготовке теракта) и в августе расстреляли…
1955 год: разврат и порнография


Если в сталинские времена статья 154, как правило, была своего рода «довеском», то уже в конце пятидесятых обвинения в распространении гомосексуализма часто становились пусковым механизмом для начала мероприятий по «оздоровлению» различных учреждений и организаций, в том числе и имеющих непосредственное отношение к развитию музыкальной культуры. Удивительно, но с тех времен гомосексуализм стал замечательным средством, которое полностью оправдывало вмешательство властей в деятельность учреждений культуры, хотя истинной целью было, конечно, не «укрепление морального облика», а стремление добиться политической лояльности студентов и преподавателей…
Проблемы с «моральным обликом» в Московской консерватории и школе при ней были всегда, равно как и в других музыкальных, художественных и хореографических учебных заведениях. Еще 29 февраля 1940 года председатель Комитета по делам искусств при СНК СССР Михаил Храпченко издал приказ о введении в упомянутых школах должности помощников директоров по политической части, которые должны были организовывать идейно-воспитательную работу среди воспитанников и преподавателей школ. Но 14 мая того же года секретарь ЦК ВКП(б) Георгий Маленков получил от заместителя заведующего отделом школ ЦК ВКП(б) Бушуева докладную записку, в которой отмечалось, что введение упомянутых должностей приведет к излишней трате средств и снятию ответственности за политработу с администрации школ. Секретарь ЦК согласился с предложением отменить приказ о введении должностей помполитов, поскольку оно расшифровывало и рассекречивало важнейший принцип партийно-государственного руководства «музыкальным фронтом». В проекте постановления Оргбюро ЦК ВКП(б) указывалось на «самоуправство» Храпченко. Маленков, правда, зачеркнул это слово, заменив его на «неосмотрительность». Приказ был отменен, в результате чего идейно-воспитательная работа в подобных учреждениях была переложена на администрацию. Судя по всему, администрация с поставленной задачей не справлялась, и в творческих вузах царил «чуждый» дух.
И в сороковые годы, и в середине пятидесятых ЦК приходилось принимать различные меры и выпускать соответствующие постановления. 8 марта 1955 года заведующий Отделом науки и культуры ЦК КПСС Алексей Румянцев вместе с заместителем заведующего отделом Тарасовым и заведующим сектором отдела Лебедевым отправил руководству ЦК обширное письмо «О фактах проникновения в среду студенчества московских художественных вузов идейно чуждых влияний».
Целый раздел в этом документе был посвящен идейно-воспитательной работе. Процитируем некоторые избранные места из этого письма: «В Литературном институте им. Горького при ССП (Союз советских писателей. – А.Б.) СССР среди студентов наблюдаются случаи пьянства, разврата и другие аморальные поступки, о которых известно руководителям ССП СССР и МГК КПСС… В театральном училище имени Щукина некоторые студентки, в том числе комсомолки, оказались жертвами преступника (…)… Факты аморального поведения имеются также в Музыкально-педагогическом ин-те им. Гнесиных, Московской консерватории и институте им. Сурикова… Студент ин-та им. Гнесиных (…) развратил несколько молодых девушек-студенток училища при этом институте, учинил пьяные дебоши в студенческом общежитии. Дирекция, партийные и общественные организации института ограничились лишь исключением (…) из института… Систематически пьянствует ряд студентов Московской консерватории. За аморальные поступки (распространение порнографических открыток и др.) был исключен из консерватории зам. секретаря комсомольской организации национального отделения (…), а также студентка (…), развратное поведение которой стало известно большинству слушателей консерватории… Совсем недавно (1 января с.г.) студент 1-го курса института им. Сурикова (…) в общежитии нанес несколько ран товарищу по общежитию из института им. Гнесиных (предполагают, что на почве ревности). Студент (…) арестован, находится под следствием, пострадавший лежит в больнице».
Но вернемся к Московской государственной консерватории имени П.И. Чайковского. «Сигналы» о «моральном разложении» профессорско-преподавательского состава консерватории поступали с весны 1958 года, но практические действия МВД СССР начались только после того, как директор Московской государственной консерватории Свешников и секретарь парторганизации Федоровцев послали министру внутренних дел СССР Николаю Дудорову письмо, в котором сообщали, что «в консерватории имеются педагоги, из них один даже профессор, которые подозреваются в мужеложстве». В этом документе, датированном июнем 1958 года, директор и парторг просили МВД «принять меры».
Расследование было поручено Главному управлению милиции МВД СССР и продолжалось почти восемь месяцев, а его активная фаза (с внедрением агентуры, установлением наружного наблюдения и опросом свидетелей) началась зимой 1959 года.
31 марта 1959 года на бланке МВД СССР под грифом «Совершенно секретно» в ЦК КПСС ушел документ за номером 188/л за подписью министра внутренних дел СССР Николая Дудорова. В нем в частности говорилось: «В результате проведенных Главным управлением милиции МВД СССР мероприятий установлено следующее: (…), (…) года рождения, являвшийся преподавателем Московской государственной консерватории и заведующим (…) отделением Центральной музыкальной школы при этой консерватории, используя свое служебное положение, в течение продолжительного времени занимался мужеложством и развращением несовершеннолетних учащихся (мальчиков) Центральной музыкальной школы и студентов консерватории». (Несмотря на то что документ в 2013 году рассекречен и опубликован, некоторые фамилии в нем по этическим соображениям опущены. – Ред.).
Выявленному гею-педофилу грозила вторая часть статьи 154-а, которая за «использование служебного положения» предусматривала строк от 5 до 8 лет лишения свободы. Преподаватель изобличался показаниями многочисленных свидетелей, в том числе и тех, кого он вовлекал в сообщество граждан нетрадиционной ориентации.
Информация о склонностях преподавателя довольно долго придерживалась, поскольку милиционеры хотели выявить и «доцентов», которые упоминались в письме директора и парторга. Но те почувствовали неладное, один (весьма известный пианист и педагог) срочно женился, а другой даже уволился. Но в марте 1959 года милиционеры сумели застать одного из выпускников консерватории, уже перешедшего на самостоятельную работу, «в тот самый момент».
Министр внутренних дел не без гордости отмечал в письме, направленном высшим партийным инстанциям: «Бывший студент той же консерватории, ныне пианист Московской государственной филармонии (…), (…) года рождения, тоже длительное время занимался мужеложством. 24 марта с.г. (…), находясь в концертной поездке в г. (…), был застигнут с поличным при совершении полового сношения с артистом (…) оперы и балета (…) года рождения». Естественно, и преподавателя, и выпускника, и артиста немедленно арестовали. А в отношении остальных граждан, которые были упомянуты в письме директора консерватории и парторга, стали проводиться уже открытые следственные действия: «В настоящее время, – говорилось в письме министра, – Главное управление милиции МВД СССР совместно с прокуратурой г. Москвы проводит дальнейшие мероприятия по разоблачению других лиц, подозреваемых в мужеложстве и развращении учащихся музыкальных учебных заведений».
1 апреля с посланием министра ознакомился заведующий отделом культуры ЦК КПСС Дмитрий Поликарпов, а через три дня бумага легла на стол секретаря и члена Президиума ЦК КПСС Екатерины Фурцевой. По воспоминаниям современников, гневу ее не было предела, а «разбираться» с консерваторией было поручено министру культуры Николаю Михайлову, профессиональному аппаратчику, которого в 1955 году с должности посла в Польше «бросили» на культуру.
Что не так в консерватории?


Министр Михайлов был человеком опытным. Он и на заводе «Серп и молот» поработал, и освобожденным комсоргом побыл, и даже после разгрома редакции «Комсомолки» в 1937 году и расстрела главного редактора Владимира Бубекина занял его место. А потом был назначен первым секретарем ЦК ВЛКСМ, затем секретарем ЦК КПСС, послом и, наконец, министром. Как-то раз он пожаловался Дмитрию Шостаковичу: «Да, с культуркой у нас плоховато…», за что получил прозвище «министр культурки».
К заданию, полученному от президиума ЦК, он подошел основательно и уже 8 июня 1959 года отправил туда письмо «О морально-политической обстановке в Московской консерватории». И для начала сообщил, что вопрос обсуждался на коллегии министерства, в результате чего «была вскрыта крайняя запущенность работы с профессорско-преподавательским составом консерватории и неудовлетворительное состояние идейно-политического воспитания студентов». Остановимся на этом моменте. В иные годы после такой характеристики директор немедленно отправлялся в отставку. Но только не Александр Свешников. Он продолжал оставаться директором (ректором) консерватории еще 16 лет и успел получить за это время три ордена Ленина и звание Героя Социалистического Труда. Вот что значит вовремя дать сигнал и признать ошибки.
Начавшиеся в марте аресты выявленных в Московской консерватории гомосексуалистов и педофилов, по словам министра культуры, продолжились и в апреле 1959 года. Назвав их фамилии, Михайлов отметил: «Эти и другие педагоги на протяжении многих лет развращали мальчиков – учащихся Центральной музыкальной школы и юношей – студентов консерватории». По оценкам МВД, за 1948–1959 годы в разряд «развращенных» попало до ста детей и молодых людей.
Но список претензий к преподавателям главного музыкального вуза страны на этом не заканчивался. Министр писал в ЦК: «Педагог Эпштейн нетерпимо ведет себя со студентками, нарушая принятые нормы морали. Педагог Флиер (имеется в виду пианист и профессор консерватории Яков Флиер, в будущем – народный артист СССР. – А.Б.) не сдержан в своих отношениях к женщинам и, несмотря на свой возраст, уже в четвертый раз женится».
Но ладно там Флиер, ведь «профессоры Пейко и Голубев», как следует из документа, вообще «устраивали у себя на дому прослушивание эстетских произведений» и «вели со студентами разговоры о праве на «творческие искания» (абстрактные)». Что на этом фоне «несдержанность в отношении к женщинам»!
Студентов приглашал к себе домой и профессор Нейгауз (Генрих Нейгауз, народный артист РСФСР. – А.Б.), «который часто появлялся в консерватории в нетрезвом виде».
У студентов, по словам министра культуры, развивались такие качества, как стяжательство, зазнайство, «своеобразный нигилизм и критиканство». А еще они неохотно исполняли произведения отечественных композиторов, предпочитая им зарубежную классику и даже авангард. И, что самое главное, на фортепианном факультете из 176 студентов было всего 6 рабочих и 1 колхозник. Среди аспирантов колхозников вообще не было.
Профессоров Николая Пейко (довольно известного композитора, заслуженного деятеля искусств РСФСР, лауреата госпремии и орденоносца) и Евгения Голубева (в будущем – народного артиста РСФСР) уволили. Преподаватели Динор и Эпштейн были отстранены от работы. «Почистили» и кафедры, поменяв заведующих, «усилили» преподавательский состав. А группу педагогов консерватории решили отправить в различные районы страны на поиски талантливых рабочих и крестьян, которые изъявляли желание поучиться в консерватории.
Студентам летние каникулы заменили работой на целине и новостройках. А еще запретили принимать на теоретико-композиторский факультет абитуриентов без производственного стажа.
Итого, по разным данным, от 4 до 6 профессоров, преподавателей и выпускников Московской консерватории отправились отбывать сроки по статье
154-а – от 2 до 6 лет, 6 человек были уволены, а за студентами был установлен «строгий партийный и комсомольский контроль».
Среди попавших под «раздачу» был и выдающийся советский пианист и педагог Наум Штаркман, который в 1958 году стал лауреатом Первого международного конкурса имени П.И. Чайковского. А уже в 1959 году его арестовали по обвинению в мужеложстве и осудили. Вышел он довольно быстро, отсидев чуть больше года, но потом фактически получил «запрет на профессию». Ему не разрешали выступать с открытыми концертами и преподавать. Только в 1969 году он почти частным образом получил нескольких учеников в Гнесинском институте, а профессором Московской консерватории он стал только в 1987 году. Тогда же началась и его международная концертная деятельность…
Что показательно, в 1959 году никаких выступлений зарубежной гей-общественности, звезд эстрады и отечественных борцов с гомофобией в связи с описанными нами событиями отмечено не было…

Смотрите оригинал материала на сайте "Совершенно секретно" : http://www.sovsekretno.ru/articles/id/4086/



ПРИЛОЖЕНИЕ 3

СТАЛИНСКИЙ философ Александров
Александров, Георгий Фёдорович
Георгий Фёдорович Александров
Александров Георгий Федорович.jpg
Флаг
Министр культуры СССР
9 марта 1954 года — 10 марта 1955 года
Глава правительства: Георгий Максимилианович Маленков
Николай Александрович Булганин
Предшественник: Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко
Преемник: Николай Александрович Михайлов

Рождение: 22 марта (4 апреля) 1908
Санкт-Петербург, Российская империя
Смерть: 21 июля 1961 (53 года)
Москва, СССР
Место погребения: Новодевичье кладбище, Москва
Партия: КПСС (с 1928 года)
Образование: ИФЛИ
Учёная степень: доктор философских наук

Научная деятельность
Научная сфера: философия
Место работы: ИФЛИ, ИФАН, ВПШ

Награды:
Орден Ленина Орден Ленина Орден Трудового Красного Знамени Орден «Знак Почёта»
Сталинская премия — 1943 Сталинская премия — 1946
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Александров.
Гео;ргий Фё;дорович Алекса;ндров (22 марта (4 апреля) 1908 года, Санкт-Петербург — 21 июля 1961 года, Москва) — советский партийный и государственный деятель, учёный-философ, академик АН СССР (30.11.1946)[1]. Доктор философских наук (1939), профессор (1939).

Член ВКП(б) с 1928 года, кандидат в члены ЦК ВКП(б) (с 1941 по 1956 годы), с 18 марта 1946 по 5 октября 1952 года — член Оргбюро ЦК ВКП(б). Депутат ВС СССР (с 1946 по 1950 годы и с 1954 по 1955 годы).

Лауреат двух Сталинских премий (1943, 1946).

Содержание
Биография
Научные труды и критика
Награды и премии
Примечания
Ссылки
Биография Править

Родился в семье рабочих. В начале 1920-х годов был беспризорником, затем воспитывался в Борисоглебском детдоме (Тамбовская губерния).

С 1924 до 1930 года учился в Тамбовской совпартшколе, одновременно работал инструктором Тамбовского губкома комсомола, преподавателем обществоведения в тамбовской школе и заведующим Борисоглебской совпартшколой.

В 1932 году окончил МИФЛИ, а затем аспирантуру там же, в 1935 году стал кандидатом философских наук и доцентом. С 1935 года работал там научным сотрудником, заведующим сектором, помощником директора по научно-исследовательской работе, врио декана философского факультета и учёного секретаря института. В 1938—1939 гг. заведовал редакционно-издательским отделом Исполкома Коминтерна. В 1939 году защитил докторскую диссертацию об Аристотеле, в том же году стал доктором философских наук и профессором. Первый заведующий образованной в 1939 году кафедры истории философии. В 1940 г. покинул МИФЛИ[2].

С 1939 до 1940 годы работал заместителем заведующего Отделом агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) и одновременно с 1939 по 1946 годы — директором ВПШ при ЦК. В 1940—1947 годах начальник Управления агитации и пропаганды ЦК ВКП(б). В годы Великой Отечественной войны вместе с коллективом лауреатов (всего 15 человек) передал Сталинскую премию в Фонд обороны.

В 1947 году был назначен на должность директора Института философии, в которой проработал до 1954 года. С 9 марта 1954 года работал министром культуры СССР. В 1955 году, наряду с несколькими партийными идеологами, стал фигурантом сексуального скандала, вследствие чего лишился должности и был отправлен в Минск[3]. С 1955 до 1961 года работал заведующим сектором диалектического и исторического материализма Института философии и права АН БССР.

Умер 21 июля 1961 года в Москве. Похоронен на Новодевичьем кладбище[4].

Научные труды и критика Править

Специализировался по истории западной философии. Главные труды — «История западноевропейской философии» (1946), «История социологии как науки» (1958). Первая из этих книг была раскритикована Сталиным и Ждановым, что повлекло увольнение Александрова из аппарата ЦК КПСС в систему АН СССР. Кроме того, Александров известен как один из составителей книги «Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография» (М., 1939).

Награды и премии Править

Сталинская премия первой степени (1943) — за научный труд «История философии» в 3 томах (1940—1942)
Сталинская премия второй степени (1946) — за книгу «История западноевропейской философии»
Два ордена Ленина
Орден Трудового Красного Знамени
Орден «Знак Почёта»
Примечания Править

; Отделение философии и права (философия)
; Философский факультет
; Жирнов Е. Разврат, пьянка, совращение девушек
; Могила Г. Ф. Александрова на Новодевичьем кладбище
Ссылки Править

Александров, Георгий Фёдорович — статья из Большой советской энциклопедии.
Профиль Георгия Фёдоровича Александрова на официальном сайте РАН
Биография в Справочнике по истории КПСС
Биография на сайте «Хронос»
Историческая справка на сайте Архива РАН




ПРИЛОЖЕНИЕ 4. О секс-художествах философа Г.Александрова

"Разврат, пьянка, совращение девушек"
Originally posted by altyn73 at "Разврат, пьянка, совращение девушек"
58 лет назад министр культуры СССР Георгий Александров вместе с группой соратников поплатились своими постами за создание тайного борделя. В этом номере обозреватель "Власти" Евгений Жирнов завершает поиск истинных причин низвержения партийных идеологов.




"В квартире настоящий притон"

Письмо, найденное мной в архиве, пришло в ЦК КПСС в феврале 1955 года.
"Дорогой Никита Сергеевич!
По причинам, которые Вы, конечно, поймете, прочтя это письмо, я не могу назвать себя, но поверьте, то, что я пишу, чистая правда. Моя дочь, девушка 18 лет, попала в большую беду. Подруга познакомила ее с одним пожилым, лет 60, человеком, который представился ей писателем Кривошеиным Константином Кирилловичем. Начались встречи — сначала в кино, потом в ресторанах, а потом он уговорил ее поехать к нему, он 'будет читать ей пьесу'. Она по наивности согласилась. Остальное Вам понятно. Заметив, что дочь забросила учебу и пропадает неизвестно где, я стала ее допрашивать и узнала все. Я немедленно поехала к нему, пробыла в его шикарной квартире около получаса и все поняла.
Слушая его циничные рассуждения, я пришла в ужас. И все это происходит у нас в столице. Совсем он не писатель. Есть у него, кажется, две или три инсценировки, которые нигде не ставят. А денег у него много, живет он богато. Кроме квартиры есть дача под Москвой. Очевидно, главным источником существования служит квартира. По словам дочери, у него постоянно бывают какие-то пары. Среди них министр культуры Александров с киноартисткой Ларионовой, академик Еголин с какой-то 'Эллой' из театра Вахтангова, проф. Петров с 'Аней' и много других, фамилии которых моя дочь не знала. В квартире настоящий притон. Разврат, пьянка, совращение девушек. Я немедленно потребовала от дочери прекратить все отношения — она это выполнила. Нам ничего от него не надо, но я считаю своим моральным долгом сообщить это Вам, чтобы прекратить это безобразие. Мне очень стыдно за себя и свою дочь, и я хочу, чтобы это чувство не испытывали другие матери.


Особенно страшно то, что эта квартира, оказывается, широко известна среди работников искусств и литераторов. Ею пользуются, как мне сказали, многие и, очевидно, как-то оплачивают труд и гостеприимство хозяина. Имея такой круг знакомых, гр. Кривошеин чувствует себя, очевидно, в полной безопасности. Так ли это?
Я прошу Вас, Никита Сергеевич, сделайте, чтобы эти дела этих людей не остались безнаказанными".
В том, что о письме немедленно доложили первому секретарю ЦК КПСС, казалось бы, ничего странного не было. Дело касалось союзного министра и члена-корреспондента Академии наук СССР, которые прежде работали в Управлении пропаганды ЦК. Реакция Хрущева тоже была предсказуемой. По его указанию письмо отправили для проверки и рассмотрения секретарю ЦК по идеологии Поспелову и зампреду Комитета партийного контроля (КПК) Комарову.

"Помпадуры и помпадурши"

Но все ли в письме было правдой? Во всяком случае, творческий путь Константина Кривошеина был подан достаточно тенденциозно и, скажем так, однобоко. В те годы он был достаточно известным участником литературного процесса. Особыми талантами он действительно не блистал, но его пьесы густо советского содержания "Мечта поэта", "На маленькой станции", "Сказка о будущем" ставились в провинциальных театрах и художественной самодеятельностью. Мало того, их переводили и ставили в странах соцлагеря. Время от времени Кривошеин грешил стихами, по сравнению с которыми его пьесы были просто шедеврами.
Однако куда большую известность ему принесли инсценировки классиков — Чехова, Салтыкова-Щедрина, Мамина-Сибиряка. Как раз накануне появления в ЦК анонимки в Ленинградском театре комедии прошла премьера инсценировки Кривошеина, которую поставил Георгий Товстоногов. И критики оценили эту работу весьма благосклонно. "Литературная газета", например, писала:
"Ленинградский театр комедии так долго преследовали ошибки, неудачи и провалы, что зритель начал уже сомневаться в его жизнеспособности. Очевидно, внутри коллектива театра было горькое ощущение неудовлетворенности — он обратился к классике сатиры и начал работу над спектаклем 'Помпадуры и помпадурши' по Щедрину.
Многое в судьбе этой работы зависело от инсценировки, написанной К. Кривошеиным. К инсценировкам у нас часто относятся так: если спектакль неудачен, то вина за провал обычно полностью возлагается на инсценировку; если критик оценивает спектакль положительно, то спектакль получился 'вопреки' неблагодарному для исполнителей материалу. Случай, произошедший в Театре комедии,— случай особый: спектакль здесь получился не вопреки, а благодаря добросовестной и тщательной работе автора инсценировки. Разумеется, в ней есть недостатки — беглость, неполнота некоторых персонажей, сюжетные натяжки, весьма, впрочем, немногочисленные. Но автору удалось, бережно относясь к тексту Щедрина, создать пьесу с единым героем и единым действием".
Одобрительную рецензию поместили и "Известия". А всего несколько дней спустя фарс и балаган начались в редакциях. Товарищи из КПК потребовали от редакторов признаться, что печатали положительные рецензии по указанию министра культуры Александрова.
"В 'Литературной газете',— оправдывался в марте 1955 года ее главный редактор Борис Рюриков,— была опубликована рецензия критика Н. Коварского на спектакль 'Помпадуры и помпадурши' в Ленинградском театре комедии. В этой рецензии, положительно оценивая спектакль в целом и инсценировку произведения Салтыкова-Щедрина, сделанную К. Кривошеиным, автор вместе с тем указывал на недостатки инсценировки — 'беглость, неполнота некоторых персонажей, сюжетные натяжки'.
Член Союза советских писателей критик Н. Коварский, приехав из Ленинграда, высказал желание написать рецензию о спектакле 'Помпадуры и помпадурши'. Спустя некоторое время член редакционной коллегии 'Литературной газеты' К. Анастасьев был в Ленинграде, посмотрел этот спектакль и нашел его интересным. После этого рецензия Н. Коварского, доработанная автором, появилась в газете.
Никаких советов и рекомендаций со стороны работников Министерства культуры редакция по этому вопросу не получала.
В дополнение к изложенному считаю нужным сообщить, что 23 августа 1951 г. в 'Литературной газете' была опубликована статья "Легенды о совестливых купцах", в которой резко критиковалась работа К. Кривошеина над инсценировкой романа Д. Н. Мамина-Сибиряка 'Хлеб'". В этой статье, в частности, говорилось: 'Все эти инсценировки роднит одна черта: их авторы натуралистически смакуют необузданные страсти, преступления, моральное падение человека и не вдумываются в то, каков же идейный смысл поведения героев'".
Но такие доказательства аморальности Кривошеина партийным следователям не понадобились. Как не потребовались и признания его друзей в том, что они платили драматургу за использование его квартиры для любовных развлечений. Истинным источником доходов Кривошеина были произведения искусства. Он искал и скупал картины, а затем перепродавал их своим высокопоставленным приятелям. Уголовный кодекс РСФСР квалифицировал это как спекуляцию. Так что драматурга ждала прямая дорога на нары с конфискацией имущества.

"Я только гладил"

Естественно, подобная участь академику Александрову не грозила. Все должно было развиваться по обычной схеме — признание в аморальном поведении, головомойка, временное понижение в статусе и возвращение впоследствии на руководящие высоты. Собственно, так же, как было в 1947 году, когда он назвал Карла Маркса западным философом.




Александрова и его соратников вызвали на заседание бюро Московского горкома, куда приехал сам Хрущев. Современники вспоминали, что "дорогой Никита Сергеевич", сам любивший погулять на стороне, долго кричал на провинившихся, а потом спросил Александра Еголина: "Ну Александров-то мужик молодой, я понимаю. А ты-то в твои годы зачем туда полез?" На что перепуганный членкор ответил: "Так я ничего, я только гладил..." С тех пор Александрова и его команду уже никто иначе как "гладиаторами" не называл. Но это легенда, хотя и очень похожая на правду.
Дальше все развивалось по сценарию. Александров покаялся. В архиве удалось найти его письмо Хрущеву, написанное 4 марта 1955 года:
"Я глубоко виновен перед Вами, перед ЦК партии. Полностью понимаю и сознаю я всю глубину своего тяжелого проступка. За 27 лет работы в партии это моя первая большая ошибка в жизни. Мне пришлось прожить трудную жизнь. Отец мой — путиловский рабочий, сам я был в детских домах, и все, что я получил в жизни,— все мне дали комсомол и партия. Особенно тяжко сознавать, что мной утеряно Ваше и ЦК доверие, которые дороже всей жизни. Хочу сказать, что если мне будет дана возможность работы в науке, которой я посвятил все зрелые свои годы, то скромным и долгим трудом буду стремиться всею жизнью возвратить Ваше и ЦК доверие, честно и упорно работая, и никогда не допущу подобных проступков и ошибок перед партией".
Правда, товарищи по литературному цеху попытались свести с "гладиаторами" старые счеты. Александров, Еголин, Кружков и их соратники долгие годы проводили в жизнь все начинания партии в идеологической сфере. Так что обиженных на них было более чем достаточно. И на партийных собраниях инженеры человеческих душ попытались исключить морально разложившихся идеологов из партии. Но эта попытка была немедленно пресечена сотрудниками аппарата ЦК. И "гладиаторы" отделались строгими выговорами.
Александров не сомневался, что все и дальше будет развиваться благоприятно, и вел себя так, будто ничего не случилось. Корней Чуковский 15 марта 1955 года записал в дневнике со слов Леонида Леонова: "Александров как ни в чем не бывало явился вчера в Академию наук за жалованием (20 тысяч) и говорил тамошней администрации: 'Теперь я более свободен, присылайте мне побольше аспирантских работ'".
Александров и его команда прекрасно понимали, что у дела чисто политическая подоплека. Товарищи по Президиуму ЦК сняли Маленкова с поста председателя Совета министров СССР и теперь вычищают его выдвиженцев. А бывали они у Кривошеина или нет, имело второстепенное значение. Начальник Главного управления кинематографии Министерства культуры Константин Кузаков начал работать с Александровым еще в Управлении пропаганды ЦК в довоенные годы, но в амурных похождениях не участвовал. Тогда руководителя советского кино обвинили в том, что он давал главные роли актрисам, к которым был неравнодушен министр. Прежде всего Алле Ларионовой. Кузаков с документами в руках доказал, что это ложь. Сотрудникам ЦК не оставалось ничего другого, как найти недостатки в его работе. Но недостатки, о которых доложили проверяющие, оказались характерными для любого советского ведомства:
"Вопрос о состоянии киножурнала 'Новости дня' и повышении его оперативности подготавливается с декабря 1954 года. Лишь 23 февраля он был поставлен на обсуждение коллегии, которая вынесла решение — создать комиссию из 12 человек для переработки предложений. До сих пор не утвержден тематический план производства фильмов на 1955-1956 годы. Не утвержден план выпуска в 1955 году научно-популярных и хроникально-документальных фильмов, обсуждение которого в течение нескольких месяцев переносилось".
Несмотря на шаткость обвинений, Кузакова все равно сняли с работы и отправили руководить издательством "Искусство".
Производственный компромат искали и на самого Александрова. Видимо, для того, чтобы его снятие с поста выглядело более обоснованным. "Руководство и коллегия министерства,— говорилось в справке о проверке,— по существу не могут конкретно, квалифицированно и оперативно решать разнообразные вопросы культуры и искусства, в том числе и коренные проблемы их дальнейшего развития.

До сих пор ни один из важнейших 'проблемных' вопросов советского искусства не получил должного решения в министерстве. В хаотическом состоянии находится концертно-гастрольная работа в стране, на самотек пущено дело создания и контроля за репертуаром театров, кино, эстрады, цирка. В крайне неудовлетворительном состоянии находится дело подбора и расстановки кадров как в центральном аппарате министерства, так и в подведомственных ему учреждениях и предприятиях и т. д.
В коллегии и в министерстве установился порочный канцелярско-бюрократический стиль, при котором многие важные вопросы бесконечно откладываются 'для дальнейшего изучения' и 'доработки' в различных комиссиях, где они кончают свое существование. Примером такой волокиты является четырехкратное рассмотрение на коллегии вопроса об упорядочении концертно-гастрольной работы в стране, который до сих пор так и не решен".
В документе, правда, не упоминалось о том, что Александров руководил министерством всего год, в то время как важнейшие проблемы советского искусства копились десятилетиями. Но политическое искусство требует жертвовать мешающими достижению цели фактами. Теперь оставалось только подождать, пока уляжется шум, и подумать о новом назначении морально разложившегося и не справившегося с обязанностями, но раскаявшегося Александрова.
Вот только возникла серьезная проблема. Советский народ воспринял слухи о причинах отставки Александрова не совсем так, как рассчитывали в ЦК. Народ решил, что началась кампания по разоблачению аморальных руководителей, и начал выдвигать кандидатуры своих непосредственных начальников для низвержения с командных высот.

"И живет с другой балериной"

По давней традиции наиболее густой поток анонимок пошел на Старую площадь из Большого театра. Ничего удивительного в этом не было. В главном театре страны, как свидетельствовали документы, работало три тысячи человек, каждый из которых считал себя заслуживающим лучшего места под солнцем советской культуры. Как водится, была проведена проверка сигналов трудящихся, и руководству партии и правительства доложили о выявленных фактах. В отчете ЦК говорилось:






"В группе руководящих работников имеется ряд лиц маловоспитанных в партийно-политическом отношении, морально неустойчивых, не соответствующих той ответственной роли воспитателей коллектива, которую они занимают.
Главный дирижер балета Файер, член КПСС с 1946 года, находясь уже в преклонном возрасте, оформляет пятый развод. В театре хорошо известно его фривольное, т. н. 'отеческое' отношение к молодым балеринам, на которое, однако, смотрят как на вполне допустимое в условиях ГАБТа. Главный художник театра Рындин, член партийного комитета, бросил семью с двумя взрослыми дочерьми и сошелся с артисткой Улановой. Несмотря на неоднократные беседы с ним, т. Рындин не разрывает эту связь и в то же время продолжает оставаться членом парткома. Главный балетмейстер театра член КПСС т. Лавровский также бросил жену с ребенком и живет в настоящее время с другой балериной; развод ему жена не дает. Дирижер К. Кондрашин, быв. член парткома, женился в третий раз. Имеются сигналы о подобных же фактах и в отношении главного режиссера театра Б. Покровского...
Все это оказывает разлагающее влияние на артистический коллектив. Репутация артистов среднего поколения Ермолаева, Корня, Плисецкой, Вишневской, Власова, Кузнецова и некоторых других в моральном отношении весьма сомнительна, хотя все они являются высокопрофессиональными солистами... Руководители театра не в состоянии предъявить к ним жесткие требования, т. к. сами не могут служить примером ни в производственном, ни в бытовом отношении.
Близорукость партийного комитета отчетливо видна хотя бы в том, что воспитательную работу с молодежью по линии парткома поручили О. Лепешинской, моральный облик которой не очень высок. Следует указать, что и в составе самого партийного комитета оказались недостойные, морально неустойчивые люди (например, С. Головкина, имевшая связь с Г. Александровым, В. Рындин, В. Давыдова)..."

Директора ГАБТа Анисимова заменили. Но это не решило проблем театра и только увеличило количество желающих свалить своих руководителей аморальным компроматом. Ну а поскольку своими подчиненными увлекалось достаточно много руководящих товарищей, страна рисковала остаться без значительного количества управленцев. Требовалось срочно найти решение, позволяющее как-то провести грань между Александровым и его "гладиаторами" и остальными номенклатурными работниками, слабыми до слабого пола.
Видимо, так и появилась идея описать подвиги "гладиаторов" в закрытом письме ЦК коммунистам, где проводилась простая мысль — иметь любовниц просто нехорошо, а вот заводить персональный бордель категорически недопустимо. В конце марта 1955 года письмо зачитали на партсобраниях. Однако результат вновь получился не тем, что ожидали на Старой площади.

"Они получают слишком большие оклады"

Вместо единодушного осуждения аморального поведения "гладиаторов" коммунисты начали критиковать всю номенклатуру в целом. Инструктор ЦК Е. Шацкий в начале апреля 1955 года доложил о результатах обсуждения письма ЦК КПСС "О недостойном поведении тт. Александрова, Еголина и других" в учреждениях Академии наук СССР:


"Некоторые коммунисты, выступавшие на собраниях, говорили о том, что поведение Александрова и др. не является результатом простого заблуждения, могущего быть у недостаточно культурного или недостаточно политически грамотного человека, а произошло на почве сознательного нарушения всех основ социалистической морали со стороны высокообразованных людей, претендующих на роль ведущих философов и политических деятелей страны.
Некоторые коммунисты говорили о том, что такое недостойное поведение морально неустойчивых членов партии происходит от того, что они получают слишком большие оклады и, как сказал член-корреспондент АН СССР Федоров С. Ф., 'бесятся с жиру'. Поэтому коммунисты ставили вопрос о необходимости пересмотра денежного содержания высокооплачиваемых лиц".
Мало того, во время обсуждений закрытого письма участники назвали новых товарищей, которые или участвовали в развлечениях Александрова, или имели собственные "ансамбли ласки и пляски". Тот же Шацкий, например, докладывал:
"Выступивший на партийном собрании в Институте нефти АН СССР член-корреспондент АН СССР Лавровский К. П., который в связи с плохим состоянием здоровья проживает на территории санатория Академии наук СССР 'Узкое', сообщил о том, что сотрудники санатория 'Узкое' рассказывали ему о недостойном поведении некоторых видных работников Академии наук, в том числе Александрова и Еголина, на территории санатория. После партийного собрания т. Лавровский имел беседу с секретарем партбюро Института нефти т. Мамиконовым, которому рассказал более подробно о том, что ему об этом говорили сотрудники санатория 'Узкое'. Тов. Лавровский сообщил, что часто в санаторий 'Узкое' к 12-1 часу ночи на машинах приезжали Александров, Еголин, член-корреспондент АН СССР Иовчук и др. и шли в директорский кабинет, который к этому времени специально подготавливался. Затем через 1,5-2 часа туда же приезжали из Москвы машины с молодыми девушками. К 7 часам утра вся эта компания, чаще всего в состоянии сильного опьянения, уезжала, и кабинет директора санатория 'Узкое' сотрудниками санатория приводился в надлежащий вид. По словам т. Лавровского, те же сотрудники санатория 'Узкое' рассказывали ему о том, что иногда в ночные часы аналогично проводила время в этом санатории вторая компания, возглавляемая заместителем министра культуры СССР т. Кафтановым и братом академика Топчиева — Топчиевым А. В.".

Пикантность ситуации была в том, что именно Сергею Кафтанову министр Александров передавал дела после позорного снятия с должности. А включение в состав "гладиаторов" Михаила Иовчука с последующим лишением регалий наглядно показало бы, что вся верхушка советских философов — разложившиеся люди, откуда был один шаг до вывода, что и "вся наука у них такая". Тема морального падения Александрова и компании становилась уже крайне неудобной и опасной. Раздутую по недомыслию историю надо было спускать на тормозах. Причем так, чтобы о ней забыли быстро и надолго. Проще всего было отправить фигурантов подальше от Москвы. Но Александров не горел желанием покидать столицу. И тогда его решили добить идеологическим компроматом.
В Институте философии АН СССР, который Александров возглавлял с момента опалы в 1947 году до назначения министром, провели проверку. В отчете говорилось следующее:
"В результате неудовлетворительной работы дирекции и прежде всего ак. Г. Ф. Александрова, длительное время занимавшего пост директора института, а с 1953 г. и пост академика-секретаря отделения, имели место серьезные ошибки и извращения как в идейно-теоретической деятельности института, так и в организации его работы.



В институте допускались беспринципность и безыдейность, нарушался ленинский принцип партийности философии. Грубо подавлялась научная критика и отсутствовала самокритика. Директор Г. Ф. Александров преследовал лиц, выступавших с критикой, выгонял их из института. Выпустив под своей редакцией книгу 'Диалектический материализм' в качестве учебного пособия, он резко сопротивлялся опубликованию критической рецензии на нее...
Идейно-воспитательная работа в институте велась неудовлетворительно, имелись факты аморального поведения, среди части сотрудников культивировалось зазнайство, создавалась нездоровая атмосфера лести, угодничества и подхалимства".

"Не слушали предостерегающего голоса своих супруг"

День спустя после утверждения Президиумом Академии наук постановления "О научной деятельности и состоянии кадров Института философии АН СССР", 18 июня 1955 года, Александрова добили уже окончательно. Президиум Верховного совета СССР отстранил его от исполнения обязанностей депутата. Бывшему министру не оставалось ничего, кроме как принять предложенное ему назначение — научным сотрудником в Институт философии Белорусской академии наук.
Члена-корреспондента АН СССР и бывшего заместителя заведующего отделом ЦК КПСС Владимира Кружкова отправили еще дальше, за Урал, главным редактором свердловской областной газеты "Уральский рабочий". О его жизни там вспоминал корреспондент ТАСС в Свердловске Владимир Еременко:
"Владимир Семенович — человек скрытный и, что называется, 'тертый', побывавший в разный переплетах. Выпивал он всегда дозированно 'свою норму'. И даже когда возбуждался в беседах, в нем будто срабатывал тормоз, который глушил или напрочь обрывал его откровения. Поэтому почти всегда его рассказы оставались недосказанными".
О своих "гладиаторских" приключениях он тоже не вспоминал, но, как вспоминал Еременко, поучаствовать в разговорах о женщинах любил:
"Слушая меня, он неожиданно спрашивал:
— А коленки у нее были с ямочками? — И, видя мои затруднения с ответом, безнадежно махал выхваченной из варежки рукой.— Эх, молодежь! Ну разве ж можно быть такими невнимательными? Кошмар!"

Тяжелее всех пришлось Александру Еголину. Он с трудом перенес позорную выволочку и часто и подолгу болел. Весной 1959 года он был в санатории, куда пришло поздравление с Первомаем от его старого друга профессора Федора Головенченко, с которым они вместе работали в ЦК:
"Конечно, торопиться не надо с работой. Побольше надо отдохнуть, подружиться с природой. Ведь мы ею пренебрегали, не пользовались ее благами. Вот она и обиделась на нас. Мы сидели и дни, и ночи за столом. Не слушали предостерегающего голоса своих супруг. А теперь приходится расплачиваться дорого".
Спустя несколько дней Еголин умер. Александров пережил его всего на два года, хотя был на 14 лет моложе. Возможно, смерть 53-летнего академика сыграла роль в судьбе его друга Кружкова. В том же 1961 году его вернули в Москву и назначили директором Института истории искусств Министерства культуры СССР.
Судьба тех, кто не был упомянут в закрытом письме ЦК, сложилась куда успешней. Михаил Иовчук стал ректором кузницы высших партийных кадров — Академии общественных наук при ЦК КПСС. А Сергей Кафтанов еще несколько лет был замом министра культуры, а затем возглавлял Гостелерадио СССР. Ничего странного в этом не было — ни тот ни другой не считались сторонниками Маленкова.


Принцип наказания за аморалку не изменялся и в дальнейшем. К примеру, когда в ЦК доложили о том, что известный композитор-песенник со своим соавтором-поэтом регулярно устраивают в номере гостиницы "Москва" праздники для души и, как правило, приглашают на них на ночь одну юную девушку на двоих, дело было списано в архив. Ведь они словом и песней поддерживали политику партии и правительства.
То же самое произошло и в 1962 году, когда министр внутренних дел РСФСР Вадим Тикунов доложил руководству страны о проступке бывшего министра сельского хозяйства СССР Владимира Мацкевича:
"3 февраля с. г. около 20 часов в гостиницу 'Москва' пришел в нетрезвом состоянии депутат Верховного Совета СССР, председатель Целинного крайисполкома Мацкевич В. В., который пытался завести к себе в номер студентку МГУ Ашурову, 1943 года рождения, находившуюся в холле 5 этажа. Дежурная по этажу и горничная вступились за Ашурову, за что Мацкевич оскорбил их нецензурной бранью".
Обычного гражданина за это привлекли бы к ответственности по меньшей мере за хулиганство. Но с Мацкевичем, насаждавшем на радость "дорогому Никите Сергеевичу" кукурузу по всей стране, только строго побеседовал второй секретарь ЦК Фрол Козлов.
Товарищей с правильной политической ориентацией не наказывали за попрание норм коммунистической морали и впредь.

Подробнее: http://www.kommersant.ru/doc/630490