До, во время и после "Бара мира" (рассказ в сериях)(5-7)

Gianni Togni(Джанни Тоньи)
PRIMA, DURANTE E DOPO “IL BAR DEL MONDO”
Серия 5
Я меняю струны на моей любимой Мартин-D17, которых в мире всего 1976 копий, образец, созданный к празднованию Двухсотлетия Независимости США. Эту легендарную акустическую гитару я купил за 700 долларов в Нью-Йорке, в магазине Сэма Эша на 48-й улице, во время канадского и американского турне 1978 года, где я открывал концерты группы "POOH". Прогуливаясь однажды утром с Доди Батталья по центру Манхэттена, случилось добраться до этой великолепной улицы, между 6-й и 7-й авеню, знаменитой бесчисленными витринами, полными музыкальных инструментов, новых и подержанных. Доди, привлеченный Martin jumbo (называемой так, потому что её акустический корпус почти в два раза больше, чем обычно; например, такая была увековечена Бобом Диланом на обложке альбома Nashville Skyline), решил войти, чтобы попробовать её. Повсюду были музыканты. Каждый, окруженный зеваками, пробовал разные инструменты в самых разрозненных уголках магазина. Я никогда не был свидетелем чего-либо подобного. Это было похоже на ритуальное действо, покрытое оргией анархических и, часто, визжащих звуков. Мне хотелось бы смешаться с этими персонажами в футболках с цветными надписями, кожаных жилетах, рваных джинсах и черных ботильонах. Невозможно. Я, одетый в голубую рубашку, светлые хлопчатобумажные брюки и синий свитерок, в этой шайке рокеров, должно быть, выглядел, как робкий инопланетянин в поисках неприятностей. В то время, как мой друг, расположившись на небольшом пространстве прилавка, отодвинув пустые картонные коробки, напряжённо испытывал свою гитару, мой взгляд упал на единственный розовый ценник со скидкой, что я смог бы себе позволить, на стойке с инструментами Мартин. Я взял эту акустику со скидкой в руки, поспешно настроил ее, сымпровизировал несколько пассажей "fingerpicking", а затем, когда Доди принял решение о своей покупке, и я передал кассиру всю прибыль, полученную от всех концертов, проведённых за эти полтора месяца. Я вернулся в свой гостиничный номер нищим, но гордо сжимая в руке изящный жесткий футляр, который шёл в комплекте. Сегодня этот инструмент с непревзойдённым звуком стоит небольшое состояние.
Теперь я возвращаюсь к истокам, я сочиню альбом полностью на гитаре; выбор целесообразный даже для того, чтобы отличить то, что я пишу на фортепиано для мюзиклов от этих новых песен. Этот приём, кроме того, позволит избежать такого возможного смертельного явления, как скука, заразная патология, всегда таящаяся в среде творческих людей. У меня есть четкое представление о том, какие инструменты нужно использовать во время сеансов в студии и даже электро-акустический звук конечного результата. Чего не хватает? Просто начать. С чего? - Ну, пока давай настроим капризные новые струны. Так всегда бывает, когда меняешь их, нужно постоянно их подправлять. Многие говорят, что гитарист больше времени занимается этим, чем играет. Возможно, это правда. Между тем я размышляю, без видимой причины, о смысле маленькой книги “Дзен и стрельба из лука” (Eugen Herrigel, Adelphi Editions). Я получил его в подарок от одной подруги, которой доверил чувство странного беспокойства, как перед прыжком в пустоту, которое я испытываю, когда начинаю новое арт-приключение. Главный герой романа, профессор западной философии, решает изучить древнее дзен-искусство стрельбы из лука. После изнурительных учебных занятий для преуспевания в этом он поймёт, что вынужден перевернуть собственные идеи, образ жизни и, прежде всего, избавиться от всех ужимок и убеждений, на которые всегда полагался. "Лук, стрела, цель и “я” переплетаются так, что их невозможно разделить”. Вот в чем дело, нужно быть ”пустыми", чтобы вместить. Я должен стать ”я", чистой страницей, не делая априорных мысленных подсчетов. Отпустить себя, путешествуя так же быстро и легко, как стрела, рассекающая воздух в поисках цели, то есть себя самого. Он когда-нибудь доберется до места назначения? Как знать. Это будет нелегко, но я тоже хочу попробовать. Я включаю звуковую карту и активирую кнопку “запись”, отображённую на экране компьютера. Бросаю несколько случайных звуков проверки и затем выдаю современникам вокал. Микрофон работает отлично, а линия громкости не переходит на красную сторону. Хорошо, я могу начать. Я стараюсь отказаться от механизмов, заученных моими пальцами прежде, позволяя им без правил блуждать между струнами гитары. Я не думаю о том, что происходит. Странные гармонии разливаются из динамиков магнитофона. Я продолжаю. Правая рука будто просит увеличить темп. Я это устрою. Дышу глубоко, не переставая. Напеваю что-то по-английски за этим переплетением нот. Затем возвращаюсь к медленному поглаживанию струн. На одном ми-миноре мизинец ищет пространство для падения влево. Теперь он поднимается и опускается, периодически прижимаясь к этой маленькой черточке темного дерева. Теперь каждое звуковое движение я отслеживаю голосом. Им я иду навстречу новым шагам аккордов и замолкаю; я слушаю их, будто это играет кто-то другой. Пытаюсь моментально разгадать тайну их назначения, но тут же пресекаю любопытство. Это звуки являются одновременно создателем и бенефициаром музыки, которая рождается сейчас. Отбиваю темп ногами наугад и движения моей гитары не оставляют его в одиночестве. Пою первую мелодию, которая выходит из горла, и обнимаю ее открытым do на гитаре, не используя указательный палец, а затем, сразу после этого, приземляюсь на fa и повторяю все еще раз, прежде чем войти в отступление, которое развивается самостоятельно, изменяя различные позиции, но настаивая на одних и тех же гармониках. Это круг действий, одновременных с процессом творения. Все кажется непроизвольным, но на самом деле это не так. В такой интимной ситуации, оголённой перед обычными экранами, я чувствую, что в первый раз фотографирую все мое иррациональное существо, часть себя, которую для каждого из нас является самым трудным выставить на свет.
Пальцы начинают болеть. Давно я так долго не играл и в результате мозоли на кончиках пальцев истончились. Нажимаю на компьютере кнопку "стоп". Почти два часа записи. Жарко, но я предпочитаю это воздуху кондиционера, который никогда не хотел устанавливать. Иду на кухню и наливаю пол-бокала белого вина. Пью пару глотков. Возвращаюсь в студию, закуриваю сигарету. Опускаюсь на диван в нерешительности, слушать ли всё сейчас. Лучше отложить. К ужину придут друзья, нужно приготовить чего-нибудь поесть.

Серия 6
(весна 2013)
Вчера вечером, в компании столь же экстравагантной, сколь просвещенной, банде веселых персонажей, которые часто вторгаются в мой дом, после взрывов смеха и полусерьезных диссертаций по различным частным случаям вспыхнула дискуссия вокруг чрезмерной зацикленности на себе в нашем обществе. Мнение некоторых состояло в том, что это положение, столь всеобщее, как в писательстве, так и в повседневных отношениях, медленно разъедает нашу способность к фантазии. Кто-то предложил провести тест, затем подбросил идею игры, где каждый по очереди должен был рассказать личную историю, продолжающуюся хотя бы одну минуту, засекая время, вообще не используя слово "я", глаголы типа “иметь”, "брать" и притяжательные прилагательные. Чтобы лучше понять правила, были приведены примеры: если во время повествования вы говорите: " Неделю назад я схватил лихорадку...", вы проигрываете, потому что эта “лихорадка” не является частной собственностью, но может случиться со многими поэтому было бы правильно сказать: “неделю назад меня посетила лихорадка...." или еще, вместо "потом я взял такси....- лучше, - потом мне случилось сесть в такси...", так как это средство передвижения не твое, а многих, и т.д. Казалось, это легко, но никто не смог закончить свой рассказ, не ошибившись хотя бы раз. Около двух часов ночи после лавин иронических шуток по поводу каждой допущенной ошибки мы сдались и попрощались.
Теперь за чашкой кофе я размышляю над этим банальным ночным развлечением. К сожалению, это правда, что все мы сосредоточены на попытке овладеть как можно большим, не замечая этого, даже в невольных словах, настолько, что не можем понять, сколькими нашими интеллектуальными способностями мы жертвуем на этом алтаре. В нынешних условиях, в которых оказался я сейчас, мне нужно чувствовать себя свободным, чтобы иметь возможность сочинить тот диск, который себе представляю, беспрепятственно, и все же эта независимость, такая желанная, по факту по-прежнему остается пустым звуком, лишенным ощутимой подоплёки. Оставаться хоть как-то привязанным к привычным механизмам поэтому легче, этот камень слишком тяжёл, чтобы его бросить. Мир, окружающий меня, повсюду вещает только о достигнутых успехах и победах, отодвигая поражения в скрытую область бессознательного, куда запрещено входить, может быть, даже нам самим. Но для того, чтобы вырасти, ошибки необходимы, возможно, более, нежели триумфы, и, считая их смертными грехами, мы сдерживаем подлинное освобождение. Завоевать новую аудиторию, более внимательную, но которая, как только читает твоё имя, разворачивается, даже не слушая, для меня будет трудно, но это не имеет значения. Чувствую, что выработал способность выдерживать невзгоды.
Вновь вхожу в домашнюю студию и включаю оборудование. Жду, пока различные жесткие диски и звуковая система пройдут свой внутренний путь для подключения друг ко другу. На краткие мгновения возвращаюсь памятью во времена, когда начинал здесь работу над моим последним альбомом, выпущенным в 2006 году, “Новая жизнь”. Честно говоря, я до сих пор считаю, что это отличный диск, хорошо сыгранный музыкантами из разных стран, с богатыми аранжировками, великолепной обложкой, дорогим звучанием и песнями, немного отличающимися от созданных прежде, но ещё не слишком. Чего же не хватило этому проекту, чтобы заявить о себе? Правда, я сражался, подобно новому борцу за независимость, против неведомой реальности трудного продвижения, регулируемого деньгами и кумовством, но этой данности недостаточно, чтобы скрыть проблемы другого характера. Вероятно, в композициях и текстах я остался посередине брода между прошлым и настоящим, боясь нажать до упора на педаль газа в будущее. То, что рождалось среди этих четырёх стен, повторялось в красивом виде в студиях звукозаписи, выбранных в разных странах. Я не доверял себе и просил помощи у тех, кто, по моему мнению, был умней и практичней в этой области. Я сделал два тура в поддержку альбома, но оба летом, когда люди не решились прийти, чтобы услышать меня, хотя это был праздничный концерт, предлагаемый муниципалитетами бесплатно. Урок выучен и усвоен.
Сегодня я должен извлечь выгоду из этого недостатка мужества и задать себе несколько чётких, строгих вопросов, отвечая на них с крайней прямотой. Весна на исходе, время, которое я дал себе, чтобы начать запись, истекает. Мне не интересно гоняться за славой ушедшего времени, это точно. Уверен, что, когда мы отказываемся от копания в прошлом, творческая жизнь начинается снова. Прелесть моего возраста и заключается в возможности позволить себе экспериментировать и дерзать, не оставаясь заключённым в клетке в одеждах прежнего персонажа, что теперь, так далеко от молодости, выглядело бы жалко даже в моих собственных глазах. Кроме того, я не нахожу ничего неприличного в том, чтобы пытаться и, возможно, терпеть крах. Если я не попробую сейчас, то когда? Свобода должна быть завоевана, а чувство счастья обновлено.
Я запускаю записи, сделанные вчера, пока вытаскиваю Мартин из её футляра. Звуки, атмосфера, мелодии, которые доходят до моих ушей, интересны, безусловно, своеобразны. Я останавливаю все и беру ключевую пластину, то есть, приспособление с зажимом, которое, прикладываемое к различным точкам на грифе гитары, позволяет играть аккорды в необычных положениях и тонах. Начинаю сначала, надеваю наушники, снимаю громкость с динамиков и на другой дорожке неожиданно пытаюсь следовать за тем, что слушаю. Великолепно. Аккорды скользят, как по бархату, без колебаний. Арпеджио "ре" во время очень сдержанной ритмической части, и, в продолжение, второй голос в терцию, чтобы закончить мелодию, которая могла бы гипотетически стать записью. Слова на псевдо-английском - потом будут другие, но сейчас это неважно. Через какое-то время наступит резкая смена интенсивности, я это помню. Я подожду её. Вот она. Это похоже на старую пластинку King Crimson. Она удваивается с нарочитыми диссонансами, воздействие устрашающее. Я уже представляю эффект, когда будут электрические. Перестаю играть во время резкого возвращения к медленной, почти блюзовой выразительности. По мере того, как идет партитура с этническим колоритом, направо и налево я разворачиваю двойные контрапункты. Теперь я чувствую, что опорные звуки оставляют пробелы, и заполняю их, импровизируя, вокальными мелодиями, которые отсылают к классическим хорам. Черт возьми, как я сразу об этом не подумал? Стоп. Я включаю cd-плеер, он тоже, будучи на лампах, должен нагреться. Отложив инструмент и наушники в сторону, иду к рабочему столу. На этот раз порядок, наведённый ранее, помогает. Я сразу же нахожу пробы сводного симфонического оркестра, отбракованные из мюзикла "Бедные, но красивые". Я взволнован, как ребенок, чуть не выбросивший неожиданный подарок. Вставляю компакт-диск и внимательно слежу за последовательностью воспроизведения. Записываю часть содержимого на другой стерео трек и помещаю его во главе, потом, после перемещения мышью, в случайном месте, осталось записать гитару, а затем нажать "play". Нет, мы еще не пришли. Я передвигаю импровизации на восемь шагов вперед. Снова слушаю всё с самого начала. Да, да, да, это почти идеально! Звучит потрясающе. Открываться, позволять интуиции течь, не закрывать двери для чего-то, чего вы еще не знаете, забыть традиционный метод, найти скрытый ключ и применить его. Бегу к телефону, набираю номер. Я взволнован. Звуковой сигнал: "занято". Позвоню еще раз через несколько минут.

Серия 7
(весна 2013)
Я путешествую на машине, направляясь в Чивитавеккью, в студию звукозаписи моего друга Массимилиано Розати, отличного гитариста, а также потрясающего манипулятора программами и разными звуковыми штуками. У меня нет машины, потому что я живу в историческом центре Рима, и, когда это нужно, пользуюсь каршерингом. На этот раз я должен был выехать из города, не имея времени взять автомобиль в аренду, и мне любезно одолжил его мой брат Пьеро, рок-фотограф чистой воды. На улице жара первого почти летнего полудня. Я еду по шоссе с закрытыми окнами и кондиционером. Радио включено на частотах одной известнейшей станции, которую я не слушал уже много веков. Перебивки, однако, остались такими же, как и раньше. Они ставят серию песен вперемежку с бесконечной рекламой и я почти не чувствую, когда прекращается музыка и начинаются рекламные ролики. Вероятно, они используют сжатие звука, которое делает все одинаковым. Песня, которая начинается с фортепиано и вокала, имеет ту же громкость, что и следующая часть, где вторгаются в унисон барабаны, бас-гитара, электрогитары, молотящие клавишные, хор, и у кого что есть, тот то и кладёт, и все в конце концов становится похожим на рекламные джинглы. Полное уничтожение уважения к нормальной акустической динамике. Теперь вступает спикер с ключевыми словами “великолепный", новый, большой "успех" известного артиста. Заинтригованный я увеличиваю громкость и максимально усиливаю внимание.... Во время инструментального завершения теплый голос ди-джея разворачивает еще пару превосходных степеней, которые предвосхищают новости о “триумфе у публики”, завоёванном диском, и соответствующие подробности о количестве уже проданных копий, и множестве билетов, купленных в предпродаже на ближайшие концерты (спонсорство по радио, конечно). Песня, откровенно говоря, была милой, но определенно не “великолепной”, “инновационной” или “глубокомысленной”. Текст скомпоновал вместе серию пафосных фраз, хоть и разумно откалиброванных, которые выглядели, как рекламные слоганы, немного социальные и немного про любовь, в то время, как музыкально я не смог уловить революционной новизны, особенно после того, как утром доставил себе блаженство альбомом “Field of Reeds” написанным, продуманным и исполненным очень молодой, талантливой британской группой "These New Puritans.” У меня ощущение, что в сегодняшнем мире итальянской поп-музыки больше не диск “завоёвывает триумф”, а “количество прослушиваний”, или, что продюсеры хотят, то и торжествует. Если вы отнимаете у людей возможность оттачивать свой вкус, не предлагая им разнообразную музыку - дело кончено. Я отгоняю эти бесполезные мысли, снизив громкость радио. Считаясь на сегодня автором песен, занимающим свою, определённую нишу, приятно, по крайней мере, что я не являюсь соучастником этих нелепых потуг. Плачу за выезд в автоматическую кассу на автостраде. Слева от себя вижу набережную. Проезжаю вдоль берега около километра. Людей на пляже немного, две собаки радостно бегают по кромке воды. Свернув направо на железнодорожном мосту, я держусь прямо несколько метров, притормаживаю и ищу стоянку. К счастью, кто-то выехал из разрешенного места. Хороший знак. Выхожу из машины с рюкзаком на плече, полным идей. Возвращаться в студию Массимилиано всегда одно удовольствие. Он, несомненно, сумеет осмыслить ту причудливую работу, которую я представил себе и которую ему придется разделить без права на отступление.
Я вхожу, встреченный его обычной радостной улыбкой. Здесь царит расслабляющая атмосфера, которая позволяет чувствовать себя комфортно. На протяжении многих лет я был свидетелем непрерывного развития и технического обновления студии, свидетельство инвестиций, которые только тот, кто глубоко любит это ремесло может делать в такие нестабильные моменты. Мы пьём кофе у входа, прежде чем войти в режиссёрскую. Непременный обычай. Объяснить проект словами может быть трудно, лучше положиться на музыку. Микшер уже включен. Я вставляю самодельный компакт-диск, на наших лицах ожидание. Вступительное арпеджио гитары, затем долгий порыв смычковых, другие электровмешательства в наслоениях, вступают хоры, эфирные и легкие, как папиросная бумага, вступают медленные перистые акустики на два одиноких аккорда, и затем продолжаются, сопровождая голос, сразу после восьми тактов мелодичного вступления с различными тесситурами, снова повторение одного и того же рисунка с небольшими вариациями и вдруг на пути обрушивается взрыв инструментального рока, вытесняя предшествующую гармонию. Больше ничего. Стоп.
Мы с Массимилиано переглядываемся и смеемся. Он догадался, что все это означает: я больше не буду приносить в студию уже готовые песни. Этот старый путь - смерть творчества. Я хочу открыть двери в иные миры, создавать треки, воображая, что использую студию тоже в качестве дополнительного инструмента, не оставляя ей больше чисто технического места. Художественные перспективы должны расширяться, имея в виду прошлое, как точку отправления, а не прибытия. Хватит отобранных звуков, вернемся к простоте истинной. Забудем об этом хламе, когда “всё громко”, и расслабим наши уши во владении тембровых вариаций. Оставим другим скучные, ненужные заботы о продолжительности песен, хитрые поиски сингла, подмигивания популизму, одобренные аранжировки и модные слова. Мы должны расширять пространства, разрушать жанровые барьеры, красть из реальности то, чего другие не видят, приводить в движение воображение и передавать некодированные эмоции. Возможно, в ближайшее время их мало кто поймет, но если мы во что-то верим, а потом позволяем себе проталкиваться ради вялого удобства в обратном направлении, короче говоря, если ничего не имеет значения, зачем нужна эта жизнь?
Мы продолжаем слушать компакт-диск. Есть для рассмотрения, по крайней мере, около двадцати музыкальных картин для симфонического оркестра, написанных годами ранее, для которых у меня уже есть все полные партитуры для шестидесяти шести инструментов, но они никогда не использовались. Идеально было бы написать на некоторые из них новые песни, возможно, используя только фрагменты, но не изменяя оригинальных тональностей. Массимилиано остается в недоумении. "Как ты собираешься сочинять, привязывая себя к чему-то определенному?” Парирую. "Ну, первый результат этого безумия, который ты недавно оценил, расцвел естественным образом именно так. Задача кажется сложной, однако, если я преуспею в этом, диск может рассчитывать на звуковое сопровождение замечательного оркестра. В сопровождении хора, аккордеона и подготовленного рояля и, наконец, избитые синтезаторы останутся спать в холодных извилинах жесткого диска внутри компьютера.
Время течет быстро среди других обсуждений, спонтанных гитарных импровизаций и разумных альтернатив. О следующих встречах мы договоримся, как только я буду готов. Приветствия и объятия.
Я выхожу на воздух. Оказываюсь внутри того чарующего момента, когда небо еще не погрузилось в полную тьму. Я сажусь в машину, пристегиваю ремень безопасности и запускаю двигатель. У меня такое впечатление, что после этого дня в моей музыке появится новизна. Назад не вернешься. Луна освещает набережную. Я следую указателям на Рим. В ближайшие дни я организую поездку в Прагу для записи с местным оркестром. К сожалению, в Италии затраты на подобную операцию стали непомерно высокими. Жаль. Я выключаю радио и спокойно веду машину в тишине.

Перевод с итальянского.
(Продолжение следует)