Дело о растройстве незабудок под номером 325

Глава 1
Так уж случилось в моей судьбе, что довелось мне уехать за границу на постоянное проживание.
Нисколько это в мои скромные, житейские планы не входило раннее, потому как являлся я обычным, рядовым гражданином своей страны, ничем выдающимся не обладающий, без каких либо крупных капиталов не только в банках, но и в карманах.
Сотоварищи мои звали меня Фёдор Макарыч или просто Магарыч, так уж им почему-то было проще, чем по имени отчеству. Да, я и особо не возражал против этого.
Проживал я в одной из российских глубинок, именовавшейся Будёновкой. Может, слыхали о такой?
Домишко, мой покосился от нехватки средств на его реставрацию и ежеминутно грозился обрушиться на меня. Но я не роптал и не жаловался, решив положиться полностью на наше исконно-русское «Авось». И вот это самое «Авось» до сего дня меня не подводило.
А тут и вовсе нежданное счастье вдруг свалилось, когда в дверь ко мне постучал почтальон с каким-то письмом.
- Пляши,- говорит,- Фёдор Макарыч! Письмо тебе казённое пришло. Надо расписаться за доставку, чтоб было всё как полагается.
Я, честно говоря, ничего не понял. Подумал, может платежи за газ, раз казённое. А потом вспомнил, что газа у меня отродясь не было. Зачем он мне, если у меня в доме печка?
Но на всякий случай вида перед почтальоном не подал, спросил только где расписаться и плясать наотрез отказался. Что я – шут гороховый, чтоб в пляс пускаться?
Почтальон протянул мне пухлый конверт, но уходить не спешил.
- Из Люксембурга,- прочитал я, почувствовав внезапное волнение от торжественности момента.
Да и как тут не взволноваться, если люди из далёкого Люксембурга узнали о моём существовании и письмо важное решились прислать!
- Из Германии значит,- похвастался почтальон своей эрудированностью,- Читай дальше, что тебе эти немцы пишут.
Проглотив комок, подступивший к горлу, я послушно принялся читать:
- Уважаемый Веснушкин Фёдор Макарович, этим письмом извещаем Вас, что Ваш дядя Боровой Георгий Вениаминович скончался. За отсутствием жены и детей и других каких-либо близких родственников, всё его движимое и недвижимое имущество, а так же денежные средства и акции переходят Вам по наследству. Для вступления в права наследования Вы можете явиться в любое удобное для Вас время в нотариальную контору, которая находится в Люксембурге по адресу...
В этом месте я прервал чтение, подумав, что вовсе не обязательно оглашать почтальону местонахождение столь важного объекта.
- Выходит Фёдор Макарыч, у тебя дядя в Германии жил! А ты ничего об этом не рассказывал,- почтальон смотрел на меня с долей осуждения.
- Да, как сказать дядя! Это ж седьмая вода на киселе. Мы и думать все про него забыли,- ответил я, пряча письмо в карман рубахи,- Знаю только, что очень уж он учёный был. Голова работала у него как твой телевизор! И вот прознали, об этом империалисты, позвали к себе работать и какого-то лауреата обещались ему дать. Ради науки он тогда и согласился в Люксембург поехать. Головастый был мужик. А деток видишь, не произвёл...
Когда почтальон ушёл рассказывать по всей Будёновке как империалисты сначала дядьку моего к себе заманили, а теперь и до меня очередь дошла, я закрылся в своём старом домишке.
Не стану скрывать, что было мне радостно от того, что увижу я как-то там, за границей люди живут. Но и всплакнулось чуток, потому что хоть дядька и был для меня седьмая вода на киселе, а всё-таки не чужая душа.
Только тут уж горюй - не горюй, а ясно одно, что дядьку не вернёшь с того света и надо мне в дорогу собираться.

Глава 2
Пока все документы оформились, как надлежит для поездки в Люксембург, прошло немало времени. Столько бумажек пришлось насобирать, прямо целый роман обо мне можно написать! Ну и не бесплатно всё конечно. Но с финансами спасибо сотоварищи мне помогли. Вся Будёновка откликнулась, чтоб спровадить меня честь по чести.
Разумеется я всех благодарил и обещал всё до копейки всем выслать из того наследства, что получу, а потому старался исправно вести запись в тетради кому и сколько должен.
- Магарыч, здравствуй!
На пороге стояли Кузьма с соседом Сергеем Львовичем.
- Мы тебя проведать пришли, а то скоро и не увидимся, как ты в Германию то уедешь,- сказал Кузьма.
- А! Проходите! Я гостям завсегда рад,- ответил я совершенно искренне.
- А мы вот не с пустыми руками к тебе,- пробасил сосед, доставая бутыль самогона из пластикового пакета,- Отъезд твой по традиции отметить полагается.
- Ну, мужики! У меня слов нет! Сейчас я к этому помидоры солёные с огурцами и картошку на шкварках быстренько организую.
И я на самом деле засуетился по дому как хорошая хозяйка, так что в скором времени мы втроём могли спокойно заседать.
- Ты, Магарыч, уж не забывай про нас там, на чужбине,- начал Кузьма после первой выпитой рюмки,- Как приедешь, вышли мне карточку с видом того Люксембурга. Очень уж посмотреть хочется, какой он! Хоть на карточке увидеть доведётся...
Но Сергей Львович его нетерпеливо перебил:
- Да, погоди ты с карточками! Ты вот что, Фёдор Макарыч! Как приедешь, письмо нам напиши, что всё с тобой в порядке, что не затерялся нигде. И ещё напиши, что немцы про мировой кризис думают, какая у них там политическая обстановка? Только свой адрес тоже не забудь написать, чтоб я ответить смог. Сделаешь?
Я утвердительно кивнул головой, и мы не затягивая процесс, выпили ещё по одной, потому что между первой и второй перерывчик небольшой.
- Я тут вот что подумал,- снова заговорил Кузьма после того, как мы немного закусили,- А ты, Магарыч, какой язык в школе учил? Тебе ж в Германии на немецком языке, разговаривать придётся.
- И то верно!- подхватил Сергей Львович,- Что ты, Фёдор Макарыч на немецком языке, знаешь?
- Ничего не знаю,- пожал я плечами и ощутил неловкость за такой пробел в знаниях.
Но товарищи мои вовсе не собирались меня за это порицать, а напротив – обрадовались, что на время смогут быть моими учителями.
- Есть у тебя, Фёдор Макарыч тетрадь и ручка?- спросил сосед,- Сейчас я тебе словарь напишу, чтоб не пришлось, потом в грязь лицом ударить перед немцами!
Я достал из шкафчика лежавшую на полке заветную тетрадь, в которой уже вёл свои записи и протянул её Сергею Львовичу.
«Гутэн Моргэн» - первое, что вывел мой новоявленный профессор на следующем, чистом листе, сразу после моих каракулей.
- Ещё «Фрау» и «Хер», ему, напиши,- подключился к составлению для меня словаря Кузьма.
- Про «Хер», я знаю,- хотел я возразить.
Но Кузьма сказал, что это другой «Хер», о котором я ещё пока не ведаю.
Затем список пополнился благодаря фильмам о войне. Мои учителя вспомнили и записали: «ферштейн»; «битте»; «алес гуд»; «шнель» и завершился весь словарь словом «капут».
По настоянию Кузьмы я прочитал написанные слова, один раз, после чего пересказал новые для меня слова.
- Молодец!- похвалил Сергей Львович,- Быстро ты, языки учишь. Жаль такого способного человека в чужие земли отдавать.
Кузьма с ним согласился, а я едва не послал Люксембург ко всем чертям от расстройства, что останутся мои товарищи здесь без меня.
Но Сергей Львович предотвратил мой необдуманный поступок.
- Ты, Фёдор Макарыч, не руби с плеча,- сказал он,- Езжай с Богом и о нас не беспокойся. Мы здесь будем, как и прежде. А тебе надо в наследство вступать, не хорошо это когда хозяйство без хозяина.
- Вот, вот!- поддержал его Кузьма,- Всякому хозяйству хозяин нужен. Поэтому давайте выпьем за все хозяйства и за каждого хозяина!
- Если за каждого хозяина, тогда нам бутылки не хватит,- заметил я и мы дружно рассмеялись.
Дальше наше заседание продолжилось ничем особым не примечательно до самого вечера. А вечером мои гости хоть и были под хмельком, но оставаться ночевать категорично отказались.
- Пора и честь знать,- провозгласил мой сосед своим знатным басом,- Спасибо тебе за приём радушный. Только пришло время мне с Кузьмой по домам расходиться.
- Да! Пора,- развёл руки Кузьма, как бы извиняясь за такую необходимость идти, домой,- Ты только про карточку, пожалуйста, не забудь.
Слушая мои клятвенные заверения помнить о карточке и обязательно расписать в письме как можно подробнее о Германии и в частности о немцах, оба товарища покинули пределы дома, слегка пошатываясь.
Оставшись в привычном одиночестве, я начал готовиться ко сну.

Глава 3
Вскоре после наших посиделок настало время действительно покидать Будёновку и отправляться в совершенно не знакомый, но такой манящий и кажущийся сказочным Люксембург.
Уже в поезде на Москву, вспоминая, я тщательнейшим образом старался как можно подробней запомнить лица всех моих товарищей, пришедших на перрон с пожеланиями счастливого пути. Были среди них и Сергей Львович с Кузьмой.
- Не посрами в своём лице весь наш русский народ перед иноземцами!- как назидание пожелал сосед громогласно,- Ну и не забывай нас там...
Кузьма привычно вертелся вокруг него, как и прежде полностью поддерживая всё раннее сказанное.
Крепко по обнимавшись, на прощанье с каждым товарищем в отдельности, я решительно вошёл в свой вагон.
И вот теперь поезд увозил меня далеко от родного дома. За окном мелькали то и дело разные ёлочки да сосенки. От быстрой смены пейзажей, голова моя слегка закружилась, и я сердито загородил окно висевшей шторкой.
Утром следующего дня поезд прибыл в конечный пункт назначения, столицу нашей родины, красавицу Москву.
Что я могу отметить? Город большой очень. Почти необъятный я бы даже сказал. Безусловно, красивый! Дома совсем не такие как в нашей Будёновке. Мне они небоскрёбами показались. Но и суетно слишком, народ повсюду снуёт, куда ни посмотришь. А транспорта разного на дорогах! Я за всю сознательную жизнь столько не видел. И всё как-то бурлит, кипит, движется.
Вот только воздух совсем не свежий – не дышалось полной грудью как в Будёновке.
Поскольку времени у меня имелось очень много до отлёта в Люксембург, а в Москве я находился впервые, то решил погулять по улицам столицы, посмотреть на знаменитое метро.
Кстати метро обнаружилось без труда. Но стоило мне в него спуститься, как начались чудеса на виражах. Людской поток буквально подхватил меня, словно пёрышко и занёс в открытые двери вагона метро, так что я даже ничего не понял. Затем двери закрылись, из динамиков неразборчиво и гнусаво некто что-то произнёс и мы поехали.
За окном было абсолютно темно, поэтому для меня оставалось тайной покрытой мраком, куда же я всё-таки еду. По прибытии на станцию, двери вагона метро вновь открылись, и людской поток снова подхватил меня, потащив прочь на выход. Зацепиться за что-либо не представлялось ни малейшей возможности, мне пришлось смириться.
Покорившись людскому потоку, я странствовал по метро стараясь успеть рассмотреть, как выглядит очередная станция, посещённая мною.
Видимо с непривычки меня быстро утомило столь необычное путешествие. На очередной станции, я сумел вырваться из толпы, лишившись при этом двух пуговиц от добротного, овчинного тулупчика, одетого на мне.
Вырвавшись окончательно из метро, я побрёл вдоль улицы, подумав, что рано или поздно она приведёт меня к гостинице, где я смогу отдохнуть пару часов перед отлётом.
Так и случилось. Я действительно увидел величественное здание с огромной надписью «HOTEL» и вывеской поменьше «Гостиница». У входа мне открыл дверь весьма вежливый человек, одетый по моему разумению настолько элегантно и продуманно, что я невольно залюбовался им на миг.
- Добро пожаловать!- сказал он мне учтиво.
Не желая показаться невежливым, я, слегка поклонившись, ответил:
- Здравствуйте! Мне бы поговорить тут с кем...
- А это вам надо пройти прямо на ресепшен,- человек указал рукой, одетой в белую перчатку, в каком направлении я должен проследовать.
Словно завороженный чистотой и красотой обстановки, позабыв поблагодарить учтивого человека, я прошёл к стойке, за которой находилась молодая барышня.
Лицо её осветилось улыбкой при виде меня, а светлые завитушки на голове кокетливо вздрогнули. Так мне показалось в тот момент.
- Рада приветствовать Вас в нашем шести звёздочном отеле! Чем могу Вам служить?- произнесла девушка медовым голосом.
- Здравствуйте, девушка! Вы знаете, я так устал,- пустился я в разъяснения,- Мне не надо служить. Мне бы просто комнату, чтоб отдохнуть пару часиков.
- У нас имеются комнаты просто Люкс, Супер Люкс и Люкс высшей степени. Во всех предложениях всё включено. Что вас заинтересовало?
- Мне достаточно простого... я не царь какой, вы не подумайте.
Услышав мой ответ, барышня не сдержавшись слегка хохотнула.
- Просто Люкс будет стоить пять тысяч за сутки,- продолжила она, быстро взяв себя в руки.
- Пять тысяч!
Ознакомление с ценой заметно меня потрясло, но я решил не сдаваться так быстро и начал предлагать компромисс:
- Девушка, послушайте. А нельзя ли там выключить всё, что включено? Чтоб цена стала поменьше. Сейчас день, можно и без света в комнате побыть. А по мне, так и телевизор пусть выключат. И из оставшейся суммы рассчитайте мне, пожалуйста, не за сутки, а за два часа. У меня самолёт сегодня вечером, я не могу у вас на сутки оставаться.
На этот раз барышня не пыталась сдержать своих эмоций.
- Нет...гы-гы!.. простите,...ха-ха-ха!... мы не можем выключить...ха-ха-ха-ха!!...мы правила не меняем...ха-ха-ха!
- Ну, что ж! Тогда, я отдохну в аэропорту до отлёта,- подвёл я итог,- До свидания.
- Всего доброго,- девушка закончила смеяться и теперь махала руками на глаза, чтобы высушить их таким способом от выступивших слёз.
А я, развернувшись в обратную сторону устремился на выход.

Глава 4
Как я добрался до аэропорта? Ну, это оказалось не сложно. Недаром, в народе говорят: язык до Киева доведёт. До Киева мне не нужно было, поэтому мой язык довёл меня до аэропорта Шереметьево, откуда должен вылететь самолёт прямым рейсом на Люксембург.
В назначенный час я благополучно прошёл все проверки и осмотры документов, багажа и меня самого. Так что в скором времени сидел в самолёте и наблюдал из маленького, круглого окошка за процессом полёта.
Никогда раньше не летал, а тут вдруг сел и полетел! Оказалось, летать совсем не страшно.
Наверху солнышко светит, внизу облака кудрявые как барашки, а под ними ещё ниже земля. И от осознания, что земля всё таки не где-нибудь, а внизу, как и полагается, на душе ощущение покоя и мира.
Через три с половиной часа, стюардессы велели пристегнуть всем пассажирам ремни, и самолёт пошёл на посадку.
Для себя я сделал открытие, что Люксембург не так далеко, как мне думалось. Если-б я знал об этом раньше, то не стал тратиться на самолёт, а попросил бы Валерку с Погореловки привезти меня сюда на его «Запорожце».
Затем меня посетили философские мысли, что на фоне вселенной наша планета как маленький шарик и, исходя, из этого можно и вовсе с Валеркой в мировое турне отправиться. Моря и океаны я не брал в расчёт - не успел себе представить, как наше путешествие будет выглядеть.
Все мои теории и мечты прервались в момент, когда я оказался у стойки перед паспортным контролем теперь уже в Люксембурге.
- Веснющькин Фёдор Макаровитч?- работник, заглянувший в мой паспорт, расплылся в улыбке, показывая мне наличие всех своих зубов.
- Да, это я,- и вспомнив, чему меня научили сотоварищи в Будёновке, добавил,- Гутен морген.
Стоявшие рядом у стойки два субъекта приблизились ко мне вплотную.
Один из них был тучного телосложения, второй напротив – худой. Но оба одеты так, словно собрались в театр посмотреть классическую постановку. Понятное дело, что я со своим добротным, овчинным тулупчиком, лишённым двух пуговиц, никак к ним не вписывался. А что я мог сделать? Зима на дворе!
- Бонжур мосьё Веснющькин! Бьенвеню о Люксембур!- видимо поприветствовал меня тот, что был, пополней.
- Я ничего ни ферштейн,- ответил я, смешивая два языка сразу.
В сопровождении своих слов мне пришлось повертеть руками возле головы, чтоб смысл сказанного донести как можно точнее до собеседников.
- Здравствуйте, Фёдор Макарович!- худой протянул мне руку для рукопожатия,- Меня зовут Пётр Алексеевич. Я русский эмигрант и буду какое-то время вашим персональным переводчиком.
«Какой всё-таки высокоорганизованный народ эти немцы!- пронеслось в моей голове,- Это ж надо такую встречу организовать! Вероятно я для них важная птица»
- А это коллега вашего покойного дяди, мосьё Матиас Дидие,- представил переводчик мне тучного человека.
- А-а! Наверное, это тот самый лауреат, которого моему дяде обещались дать!- догадался я сразу.
Как только выяснилось, кто есть кто, работник паспортного контроля поставил штамп в моём паспорте и отпустил всех нас с миром.
Захватив не столь великий мой багаж, втроём мы покинули здание аэропорта.

Глава 5
Люксембург оказался никакой не Германией, а отдельным государством со столицей, тоже именовавшейся Люксембургом.
В сравнении с Москвой, город Люксембург был не так велик. Да, оно и понятно, что если этот город сделать большим, тогда не останется ни других городов, ни регионов, ни областей, а будет одна сплошная столица по всей территории.
С разных сторон, на столь крошечное государство напирали страны побольше: Франция, Бельгия и Германия. Но люксембуржцы не чувствовали себя притеснёнными, наверное из-за того, что все состояли в Евросоюзе и границы для всех были условными.
В виду отсутствия контроля на границе, народ ходил беспрепятственно из одной страны в другую и все несказанно были счастливы этой своеобразной свободе. Возможно, поэтому именно в старушке Европе я впервые столкнулся с людьми таких национальностей и рас, с которыми вовсе не думал встретиться: негры, китайцы, бразильцы и даже арабские шейхи. Не знаю, как их всех сюда занесло, но всё это называлось мульти культурой и всячески прославлялось.
По всем параметрам выходило, что я теперь тоже мульти культурный, а значит должен вести себя соответственно. Придя к такому выводу, я взял заветную тетрадь и лёгким движением руки вычеркнул слово «Хер» из написанного Сергеем Львовичем словаря.
От моего личного переводчика Петра Алексеевича, я так же узнал, что в Люксембурге живёт Грандюк с Грандюшеской и детьми, по моей теории получается Грандюшатами. Что это за титул , я так и не добился более внятного ответа. Лица они очень важные для всей страны, только это не король и не королева, потому что ничего решать им не приходится, так как министры всё за них порешали давным-давно.
- А на хрен, он нужен тогда?!- спросил я столь эмоционально, забыв перефразировать вопрос на манер мульти культурного человека.
- Он нужен как представитель страны, первое лицо Люксембурга и для высокого престижа,- пояснил Пётр Алексеевич очень серьёзно.
- Ах, вот оно что! Здесь даже лица под номерами!- я не скрывал изумления,- У нас такого нет. С этим у нас всё проще: все лица первые до тех пор, пока ты с ними впервые встретился, а потом за столом, с душевными разговорами все становятся равны. Вот такая ситуация у нас в России.
- Да, да. Помнится такое,- сказал переводчик безучастно.
И мы сменили тему разговора, вновь вернувшись ко всему, что касаемо Люксембурга.
Ещё оказалось, что в этой стране признаны три языка официальными: французский, немецкий и люксембургский. К моему большому огорчению русский в этот состав не входил.
Рассудив логично, что раз я нахожусь в стране Люксембург, то и язык нужно в первую очередь учить люксембургский, хотел попросить Петра Алексеевича написать мне словарь на данном языке. Но он разбил в дребезги мою логику, заявив, что начинать, придётся с французского, путём посещения специальных курсов.
На мой вопрос «почему французский», переводчик сказал, что в этой стране работает много французов, почти во всех структурах, и они не желают учить люксембургский, пользуясь тем, что их язык признан официальным.
- Так вот они какие!- снова я не удержался от негодования,- Французишки! Гнать их за это надо!!!
- О! Лучше не отзываться о них пренебрежительно, иначе вас обвинят в расизме и посадят в тюрьму,- предостерёг Пётр Алексеевич,- Здесь вообще лучше ни о ком не отзываться неуважительно, во избежание судебных разбирательств.
Затем он поведал мне, что в Люксембурге ко всем живым существам относятся бережно и уважительно. Так, к примеру, перекрывают проезжую часть в лесу, в период миграции лягушек с одного места на другое. А для зверей даже выстроили специальный мост над дорогой, чтоб они могли безопасно передвигаться.
- И что же? Они понимают, что по мосту надо ходить?!- спросил я.
- Конечно, понимают!
- Значит, видать здесь образованные зверушки живут.
Удивлению моему не было предела, стоило только узнать что-то новое об этой стране.
Теперь становилось ясно как день, что ко всему предстоит привыкать.

Глава 6
Надо заметить, что вступил в наследство я довольно быстро, без всяких проволочек. Пришёл по указанному в письме адресу, сказал, что Веснушкин Фёдор Макарович – это я и выложил на стол все документы, подтверждающие мои слова.
Матиас Дидие с Петром Алексеевичем, разумеется, сопровождали меня при этом, иначе как бы я нашёл нужную мне контору. Не знаю как у нас, в России, а здесь это называется культурно – бюро.
И вот в этом самом бюро мне всё быстро и весьма вежливо оформили, так что за какие-то несколько минут превратился я в настоящего капиталиста.
Из всего перечисленного, чем я теперь обладал, по всем параметрам выходило, что я как тот миллионер Мистер Твистер – владелец заводов, домов, пароходов. Ну, так мне показалось в тот момент.
Нотариус с тоненькими, как у таракана усиками, торжественно вручил ценные бумаги и ключ.
Не оставалось ничего, кроме как всё принять и поблагодарить.
- Спасибо уважаемый,- сказал я на русском, и добавил то, что посчитал уместным в данной ситуации на немецком,- Алес гут!
Попрощавшись тепло с нотариусом, мы покинули контору, именуемой бюро и, разместившись с комфортом в машине дядиного лауреата Матиаса, поехали в принадлежавший отныне мне по закону дом.
- Всё, прибыли!- сообщил Пётр Алексеевич, когда машина остановилась на одной из улиц.
Я выглянул в окно. Сердце моё затрепетало, предательски вызывая слёзы на глазах.
То был дворец, в сравнении с оставленным мной маленьким, полуразрушенным домишкой в Будёновке.
Передо мной предстало величественное здание в два этажа, с крышей покрытой красивыми черепушками и даже в одном месте с причудливой башенкой. Из-за множества окон создавалось впечатление, что дом тоже смотрит на меня, но приветливо и дружелюбно, словно приглашая: ’’Заходите, дорогой Фёдор Макарович и владейте мной как пожелаете. Заждались мы уже вас тут!’’
Позади дома оказалась пристроенная просторная и светлая веранда, а вокруг дома территория, так же принадлежавшая мне. И хоть на дворе по календарю стояла зима, снега, явно не доставало. Кругом зеленела трава, не смотря, что тепла совсем не ощущалось.
Рядом с парадным входом, по соседству располагались ворота гаража, поднимающиеся и опускающиеся при помощи пульта управления. Внутри стояла машина в отличном состоянии, прямо как новенькая: с лакированным покрытием и сиденьями из светлой кожи. Я, такую технику, только в кино видел про комиссара Катани. Когда мафия раскинула везде свои щупальца как спрут и планомерно истребляла каждого, кто владел информацией для комиссара и хотел поговорить с ним. Фильм так и назывался «Спрут».
’’Чего проще убить самого Катани, чем столько народа губить’’- подумалось мне в то время, но видимо мафия, со мной советоваться, не спешила и лёгких путей не искала.
Вспомнив обо всём этом, в душе моей закралось подозрение, а вместе с ним и волнение: чем-то здесь мой дядька занимался помимо учёности, раз смог позволить купить себе столь дорогое авто?
- Великолепный «Кадилак»,- похвалил Пётр Алексеевич,- Вам нравится?
- Да, большой! Почти весь гараж заполнил,- высказал я своё мнение,- Даже неудобно на таком одному ездить. Разве что экскурсию на нём развозить.
В то, что у меня не имелось никаких водительских прав, я решил никого не посвящать.
Матиас Дидие находился тут же поблизости, но не произносил ни слова. В целом, стоило отметить, что он не досаждал разговорами. Просто присутствовал, не выказывая при этом интереса и лишь время от времени раскуривал очередную сигару. Мне было не понятно его постоянное присутствие.
’’Ну, не мешает и то ладно!’’- подумал я о дядином коллеге.
Оставив гараж, мы перешли непосредственно в дом. Проходя по коридорам и комнатам, глаза мои разбегались в разные стороны, будто я находился в музее, а не в доме. Повсюду слышались мои восхищённые: ’’Вот это да!’’ или ’’Ух, ты! Надо же какая диковинка!’’
Дядя мой при жизни видимо любил жить «на широкую ногу», с комфортом. Везде стояла старинная, не дешёвая и по нынешним временам мебель; красиво расставлены подсвечники и статуэтки; висели картины.
Стоило войти на кухню, как моему мнимому взору представился целый полк поварят, во главе с каким-нибудь именитым шеф поваром, жарящим постоянно, огромный бифштекс на сковороде. Велика оказалась кухня, что и говорить.
А в ванной всё было оформлено в мраморе и мозаике. Как, так, можно мыться в такой?! Я не представляю. Ведь, поскользнуться можно на такой керамике, за милую душу. Потом поминай, как звали, если простым переломом не отделаешься.
В самом центре этой красоты располагалась джакузи. Пётр Алексеевич объяснил в общих чертах как ею пользоваться, чтобы вокруг пузырилось и массировало не только спину, но и другие части тела.
После поверхностного осмотра всего дома, я ошарашенный сел в первое попавшееся кресло и обратился к Петру Алексеевичу отнестись с пониманием к моей просьбе остаться одному.
Переводчик перевёл мои слова Матиасу и вместе, вскоре они покинули пределы дома.
А я, оставшись совершенно один, почувствовал непреодолимое желание срочно отметить новоселье чем-нибудь крепким. Так сказать по нашему, по-русски! Чтоб снять напряжение.
И для этого я направился в зал, к запомнившемуся дядиному бару с коллекцией различных напитков.
- Брен-ди,- не без труда прочитал я заморскую этикетку и решительно отвернул пробку, приговаривая,- Сейчас узнаем, что там за бренди такое.
Попробовав на вкус содержимое бутылки, я пришёл к выводу, что это отъявленная гадость. Поставив алкоголь на место, закрыл дверцы бара. Пить больше не хотелось, как будто бабка от шептала.
’’Так, что ж, Фёдор Макарович! Где наша не пропадала? Осваивайся!’’- подумав так, я пошёл в ванную комнату, решив привести себя в порядок, как и подобает новоиспечённому буржуину.

Глава 7
И потекли мои денёчки столь не привычно.
К новому жилью пришлось приноровиться совсем не просто, как могло показаться на первый взгляд простому обывателю. С одной только уборкой мне пришлось искать особый подход.
Ведь что выходило? Стоило мне начать прибирать в одной стороне дома, и пока я день за днём подходил к завершению борьбы за чистоту, как оказывалось, что там, где я начинал опять грязно. Все мои потуги и старания походили на мышиную возню.
’’Это что же получается?! Выходит я прилетел сюда, чтоб остаток жизни провести в уборке?! Может это моё призвание? А сам я, собственно для этого и был рождён?’’ - подумалось мне, когда я совсем обессилел от монотонной работы.
Впрочем, то была минутная слабость. Я мысленно встряхнул себя за шиворот и выкинул все мысли об обречённости прочь из головы. Взамен, я наградил свой дух непробиваемым щитом оптимизма.
- Врёшь! Не возьмёшь!- сказал я сам себе,- Нас, Веснушкиных Фёдоров Макарычей так просто не сломить! Я должен найти способ проживать достойно. Думай Фёдор Макарович, думай! Включай русскую смекалку... или ты теперь не русский совсем?
Сидя на полу, среди всевозможных порошков, тряпочек и губок, в обнимку с ведёрком и шваброй, я обратил пристальное внимание на двери.
И тут меня осенило!
- Эврика!!- ликованию моему не было предела,- Нашёл!
Всё было очень просто: достаточно закрыть дверь и тогда не видно, что за ней; не открываешь дверь, не входишь в комнату, следовательно, невозможно насорить. Таким образом, я сделал открытие, что имея большой дом вовсе не обязательно пользоваться всеми комнатами.
Решив столь незатейливо одну из житейских проблем, я не забыл про моих сотоварищей. Пришла пора вернуть всем долги, написать письма о моём путешествии и пребывании в государстве Люксембург. Ведь они по-прежнему думают, что это Германия. А для Кузьмы ещё и карточку предстояло где-то найти.
Первым делом я принялся за написание писем. Для этого пришлось обосноваться в бывшем когда-то дядином кабинете, вооружившись ручкой, бумагой и конвертами из рабочего стола.
Поверьте мне, я написал всё откровенно, не скупясь на слова и выражения. Всё что пережил, видел и чувствовал. Даже про мировой кризис написал, который я тут никак не мог рассмотреть. Где он, этот кризис? В чём он заключается? Я так и вывел на бумаге чёрным по белому: ’’Кризис среди местного населения не обнаружен. Народ просиживает в кафе и питается в ресторанах’’ Это заключение сделано из личных наблюдений.
Под вечер, закончив писательскую деятельность, я облегчённо вздохнул. В душе моей, наконец-то поселился покой.
Вот, не даром, в народе говорят: лучше выскажи всё, что накопилось, не держи в себе и тогда легче станет.
Поскольку люди в этой стране привыкли всё делать организованно и по плану, я позвонил Петру Алексеевичу по телефону и договорился о встрече на утро. Без него мне пришлось-бы в Банке туго - объяснять, что требуется перевести деньги.
Переводчик явился ко мне в назначенный час пунктуально.
Сначала он по моей просьбе проводил меня в книжный магазин, где я выбрал несколько почтовых открыток с особенными достопримечательностями города Люксембург. Затем мы прошли на почту и опустили письма, а так же и почтовые открытки, которые я все до одной подписал моему другу Кузьме, в специальный, почтовый ящик для отправки писем.
Когда с письмами было покончено, Пётр Алексеевич привёл меня в Банк.
- Вы вероятно хотели-бы снять наличные?- поинтересовался мой сопровождающий.
- Не совсем,- сказал я и полез в деловой портфель за заветной тетрадочкой.
Портфель я в доме нашёл и упаковал в него все документы, подумав, что с ним буду выглядеть гораздо внушительней и представительней.
- Вот! Мне надо деньги перевести, всё как в списке написано. Эти люди меня очень выручили.
Пётр Алексеевич заглянул в тетрадь и опять спросил:
- Это суммы в рублях?
- А как же?! Конечно! Конечно в рублях всё.
- Значит, вам нужно в начале обменять евро на рубли и потом только переводить. Либо рассчитать, сколько евро вам следует послать, а уж эти люди смогут обменять валюту на рубли в самой России.
Слушая своего переводчика, а по сути, и помощника, я заметно заскучал. Вывод напрашивался один, что человек он практичный, что существенно отличало нас друг от друга. К тому же в математике я не был силён и всякого рода расчёты, и подсчёты заставляли меня заметно нервничать каждый раз. Поэтому для себя, я быстро нашёл выход из положения.
- Не надо ничего считать,- сказал я,- Будем посылать всё по тетради в евро.
У Петра Алексеевича только что глаза на лоб не полезли, до того они округлились.
- Но тогда вы им переплатите гораздо больше! Это не разумно! Расточительство какое!- воскликнул он.
Я с упрёком посмотрел на него, как на неразумное дитя.
- Эх, Пётр Алексеевич! Да разве дружба измеряется деньгами?! Я бы им больше отдал, если б они попросили. Что мне эти деньги – в бочке солить? Будем переводить всё по списку в евро и точка!
Переводчик перестал меня переубеждать, предположив, что делать это бесполезно.
В Банке благополучно оформили мои переводы как я и хотел. И на душе у меня стало ещё спокойней.

Глава 8
Как человек теперь состоятельный и городской, да к тому же проживающий за рубежом, нужно было, и приодеться, как подобает.
Походив с Петром Алексеевичем по магазинам, я прикупил разного фасона: рубашки, футболки, джинсы с заклёпками, пиджачки, куртки и даже современного покроя, чёрное пальто.
Но больше всего мне приглянулась широкополая шляпа. Я точно такую-же, по телевизору, когда показывали концерт, у Боярского, видел.
Шикарная шляпа!
Стоило мне её едва примерить, как я сразу почувствовал: ’’Всё! Моя вещь! Надо брать’’
После обновок, с овчинным тулупчиком пришлось расстаться. Я аккуратно почистил его и повесил на вешалку в шкаф, до лучших времён.
А в парикмахерском салоне меня подстригли, причесали и уложили муссами и гелями так, что с Будёновки вряд ли узнали во мне сегодняшнем того самого Магарыча.
Из салона я вышел похожим на красавчика актёра, по которому дамочки сохнут; то ли Бред Пит, то ли ещё кто получше.
Для адаптации к местному населению, я всё-таки записался на курсы французского с самого начала. Ведь общаться с людьми как-то надо, не мог же я постоянно Петра Алексеевича повсюду за собой водить.
И вот настал мой первый день обучения французскому языку.
Пришёл я в класс заранее, за двадцать минут до начала занятия. Как прилежный ученик, выложил на парту ручку и новую, большую тетрадь в девяносто шесть листов.
Чуть позже подтянулись и другие желающие научиться говорить на французском.
Группа подобралась многонациональная: четыре китаянки и один китаец, крупная женщина из Бразилии, вьетнамка похожая на девчушку, небольшим росточком индианка, представитель Нигерии Тулумбу и я.
Как видите, из русских только я захотел французскому языку научиться.
Понаблюдав немного за собравшимися учениками, больше всего меня порадовали китайцы своей жизнерадостностью. На мою тетрадь посмотрели – улыбаются; на меня посмотрели – улыбаются; на Тулумбу смотрят – тоже улыбаются!
Потом в класс вошла учительница. Настоящая француженка, такая худенькая!
Я когда-то слышал, что французы лягушек едят, но не верил. А увидел свою преподавательницу и сомнения в раз развеялись. Чтобы быть такой худой, надо одними лягушками питаться.
- Бонжур,- сказала она и тут же спросила,- Комо сава?
Я смекнул, что разговор пойдёт про сову. Почему именно про сову? Я и сам не знаю.
Захотелось поделиться познаниями в этой области, я хотел сказать, что это птица ночная.
- Сова,- начал я, но продолжить дамочка мне не позволила.
- Трэ бье! Трэ бье!- защебетала она.
- Ну, может у вас, на французском и тряпьё, я не знаю. А у нас это называют чучелом, если сову, к примеру, убить... по неосторожности. Не выбрасывать же её потом.
Я заметил как Тулумбу дико за вращал глазами, а китайцы, улыбаясь ещё шире, принялись конспектировать всё, что я сказал.
- Кель вотре преном мосьё?- спросила профессорша.
Я подумал, что «кель» должно быть «как» по-нашему.
- Кель-кель? Из ружья!
- Но-но-но-но!- запротестовала дамочка,- Жё ма-пель Софи.
- А! София значит,- догадался я,- У нас тоже София Ротару имеется. Хорошая певица...
- Иль са-пель Тулумбу,- указала учительница на представителя нигерии,- Э вотре преном?
’’Так вот как французы знакомятся! Это она со мной познакомиться хочет!’’- посетила меня догадка.
Из вежливости я привстал из-за парты и, протянув профессорше руку, представился со всей галантностью, какая у меня только имелась:
- Фёдор Макарович. Веснушкин...
- Аншанте.
- Да, нет! Какой из меня шатен?! Я брюнет! Волосы у меня вон чёрные. Пока, что даже седых нет.
Весь класс теперь смотрел на мою голову, потому что я усердно жестикулировал, указывая, о чём говорю.
Преподаватель начала слегка нервничать. Кто поймёт этих француженок, чего они хотят? Может брюнеты ей не очень нравились?
Она принялась что-то много говорить, демонстративно меня, игнорируя, и переключая внимание обучающихся на её персону. Я перестал что-либо понимать из её речи и вскоре утратил всякий интерес к французскому языку.
По окончанию занятия, когда я складывал учебные принадлежности в деловой портфель, в класс вошёл Пётр Алексеевич. Оказывается он приехал, что бы любезно подвезти меня до дома и справиться как мои дела в области образования.
Переговорив с профессоршей, он подошёл ко мне и спросил:
- Что вы учинили здесь?! Учитель рассержена, на вас! Говорит, вы едва ей урок не сорвали.
- Ничего я не учинил. Мы просто поговорили и всё. Она про сову говорила, а я поддержал разговор. Сказала, что сова тряпьё какое-то. Потом захотела со мной познакомиться, но что-то с глазами у неё проблема: цвета совсем не различает. Она думала, что я шатен...
Такого заразительного смеха от Петра Алексеевича я не слышал за всё время, с начала нашего знакомства. Непроизвольно я тоже заулыбался. Когда приступ смеха закончился, он всё мне пояснил. Оказалось, «са-ва» - это «как дела», «трэ бье» - «очень хорошо», а «аншанте» - «очаровательный» французы говорят после знакомства, вместо привычного, русского «очень приятно».
К тому времени моя преподавательница давно покинула классную комнату, так что свои извинения я не мог ей выразить. Ничего не оставалось, как и нам тоже оставить школьное помещение.
На улице я поправил шляпу на голове, обвёл взглядом прилегающую окрестность и вдохнул полной грудью свежий, мартовский воздух.
Со всей житейской новизной и городской суетой, я только сейчас заметил, что на дворе весна.

Глава 9
С приходом весны началось резкое потепление. Люди с радостью сменили зимние одежды на более лёгкие весенние курточки и плащи.
Уже во второй половине апреля на деревьях принялись распускаться листочки и как ни странно, насекомые повылезали из своих зимних убежищ.
Я продолжал ходить на курсы французского языка, чтоб не без труда грызть гранит этой науки, по освоению грамматики, а так же заучиванию словарного запаса.
Признаться честно, языку этому я не очень симпатизировал. Много складывалось не логичного и не понятного лично для меня.
Так, к примеру, говоря о погоде про облака или солнце, почему-то непременно надо сначала сказать «Илья». Звучало это примерно вот как: «Илья боку дю солей». А в переводе, судя по словам, следующим за «илья»: «Много солнца». Кто знает, может французы, как русские десантники, слишком Илью-пророка чтят? Разъяснить об этом даже Пётр Алексеевич не смог для меня. Почему Илья? Он только сказал: ’’Ну, так они говорят. Нужно принять этот оборот речи’’
Матиас Дидие, продолжал изредка наведываться ко мне. Он стал более разговорчив.
Исходя из множества рассказов о себе, я прозвал его Барон Мюнхгаузен, настолько все истории были смешны и неправдоподобны.
С его слов получалось, что он чрезвычайно важен и в Англии не могут открыть магазин без подписи Дидие. Поэтому, иногда, за ним прилетают из самой Англии на вертолёте люди в чёрном. Они наряжают мужчину в дорогущий смокинг по такому случаю и забирают с собой, для подписания необходимых документов, потом возвращают на место, в Люксембург.
Слушая повествование Матиаса, я не мог сдержать смех.
Мне он казался таким безобидным и добродушным.
Эх! Если-бы знать заранее, насколько коварен этот злосчастный интриган...
Впрочем, не буду забегать вперёд. Как говорила моя бабушка: ’’Всему своё время. Всему свой черёд’’
Итак, как я уже сказал, на дворе вовсю, принялась властвовать весна. А весна это такая пора, когда повсюду распускаются весенние цветочки и трава не стоит на месте, как зимой. От тепла и влаги всё живое тянется к свету выше и выше.
Время пронеслось со скоростью света, было незаметно, как вслед за апрелем последовал май.
В один из ясных, тёплых деньков я вышел на веранду позади дома. Очень мне хотелось на этой самой веранде чай с бубликами попить. Но увидав, как высоко поднялась трава вокруг дома и чай, и бублики пришлось отложить до лучших времён. А вместо этого взяться за чудо-косилку с моторчиком.
И! Пошёл косить траву, приговаривая: ’’Травушка-муравушка, зелёная моя!’’
В одном месте приметил, что незабудки проросли. Цветочки голубенькие, крошечные, даже удивительно как я смог их разглядеть среди травы. И жалко мне стало губить такую красоту. Обошёл вокруг с косилкой, но цветы не тронул.
Покончив с работой, я вовсе забыл о своих планах с чаепитием, к тому-же Матиас прибыл проведать в аккурат после трудов моих праведных.
Вместе мы вышли на веранду и оглядели результат работы.
Из-за отсутствия травы, незабудки легко бросались в глаза. Мне и указывать на них не пришлось, Матиас сразу заметил их сам.
- Гут!- сказал он, показав большой палец вверх и улыбаясь при этом.
- Ага! Гут,- ответил я, улыбаясь в ответ.
Наши глаза пересеклись на мгновенье, и я увидел какое-то мимолётное злорадство. Но в следующий момент Матиас вновь смотрел как доброжелательный приятель. Я подумал, что мне всё только показалось.
Перекинувшись избитыми фразами вежливости, гость предпочёл в скором времени распрощаться и покинуть меня в спешном порядке.
Не придав такой спешке ни малейшего значения, я наконец вознаградил себя заслуженным отдыхом, в виде просмотра телевизора и поедания чипсов.

Глава 10
Ранним утром следующего дня у меня раздался звонок в дверь.
Проснувшись от звонка, я обнаружил, что так и уснул вечером перед телевизором. Пустой пакет из-под чипсов аккуратно лежал на полу, рядом с диваном.
Я бесшумно подкрался к окну и отодвинув самый кончик шторы, постарался рассмотреть кто побеспокоил меня в столь ранний час.
На пороге, перед дверью стояли двое полицейских. Самые настоящие, люксембургские полицейские!
Подумав, что могло привести их ко мне, я постарался вспомнить, что мог совершить противозаконного. В голову не приходило ни одной идеи по этому поводу. И потому став совершенно спокойным, я направился открывать дверь.
- Мойен! Мосьё Веснючкин?..
- Мойен!- поприветствовал я в ответ по люксембурски, как научил меня Пётр Алексеевич,- Да, я - Веснушкин.
- Шеф-инспектор полис Грандюкал,- представил свою должность, полицейский, стоявший ближе ко мне, показывая при этом бумагу с гербом, подписью и печатью.
- А что случилось?
Вместо ответа полицейский указал на машину как-бы предлагая проследовать в неё.
Закрыв входную дверь на ключ, я послушно прошёл за полицейскими и сел на указанное место.
До полицейского бюро ехали молча.
Я беззаботно рассматривал панель приборов в машине и встроенную рацию. При богатстве фантазии можно было вообразить, что это не полицейская машина, а космический корабль и мы мчимся наперехват, космических бандитов. Что я делал с космическими полицейскими? В моём воображении я являлся важным свидетелем и способствовал борьбе против преступности в космическом масштабе.
На пике придуманной мной истории, машина остановилась, и мне пришлось из неё выбираться, чтобы пройти в здание полиции.
Помещения внутри выглядели по деловому, аккуратно, полностью разрушая представление о мрачном, угрюмом полицейском участке. Обстановка располагала к доверию, а приветливым полицейским хотелось говорить правду и только правду.
Шеф-инспектор провёл меня в кабинет и, предложив присесть на стул с мягкой обивкой, расположился за столом напротив. Вскоре к нему присоединился другой полицейский, который сел с ним рядом. Оказавшись вместе, они начали вести со мной беседу: шеф-инспектор говорил на люксембургском языке, а его коллега переводил всё им сказанное для меня на русский.
- Господин Веснушкин, как долго вы находитесь в Люксембурге?
- Не очень долго, с зимы я здесь.
- Хорошо. Вы знакомы с господином Дидие?
- Да. Он коллега моего дяди... покойного дяди.
- А скажите, вы траву косили вчера?
Странный разговор получался между нами в полицейском бюро.
- Косил,- не без удивления ответил я и следом спросил,- А что?
Но полицейские проигнорировали мой вопрос. Они продолжили допрашивать о каких-то не существенных темах.
’’Может на время у них затишье по преступлениям? Может преступности им не хватает?’’- подумалось мне, во время своего повествования о замеченных и оставленных нетронутыми мной малюсеньких, синеньких цветочках. Всё, что я рассказывал, шеф-инспектор записывал на бумаге.
- Значит, вы признаёте себя виновным в нанесении травм и тяжёлого психологического увечья в отношении цветов, именуемых незабудками,- подвёл он итог в заключение моих слов.
- Чего?!- не понял я,- В чём я себя признаю?
- Согласно нашим законам, вы причинили психологическую травму цветам и нанесли значительный вред окружающей среде, покосив самовольно траву, без проведения предварительной проверки специальной комиссией по надзору за цветами. Это очень серьёзное преступление.
Я сидел обескураженный от такого закона.
- Вы это серьёзно?! ... и на сколько, моё положение серьёзно?- только и смог я произнести из-за вставшего кома в горле.
- Вполне!
- И что мне теперь за это будет?
- Во-первых, вы должны подписать бумаги, что всё вами рассказанное записано, верно. Во-вторых, подпишите документ о не выезде. И в третьих состоится суд, там будут решать, какой приговор вам вынести.
Совершенно расстроенный, я автоматически подписал всё, что от меня просили подписать, после чего оказался абсолютно свободным до заседания суда, о начале которого меня должны будут известить в письменном виде.

Глава 11
Не было раньше в роду Веснушкиных злостных нарушителей закона. По всем параметрам получалось, что я первый. Этакий первооткрыватель преступности. Значит судьбы ещё не родившихся детей и внучат уже предрешены. Тоже пойдут в будущем по наклонной, по стопам непутёвого отца и деда.
В голове моей вырисовывалась чёрная кошка и в душе сидела такая же чёрная – пречёрная. Иногда царапала меня изнутри и мучила.
Незабудки на поляне продолжали цвести, как ни в чём не бывало. Никаких травм я у них не наблюдал. Хотя, как знать! Может быть, если бы я был учёным ботаником, то заметил их расстройство невооружённым взглядом. Но о том, что я их не скосил вместе с травой и не скрыл следы своего злодеяния, я нисколько не сожалел: пускай растут себе на здоровье, цветы ни в чём не виноваты, если законы этой страны мне не были известны.
Но на душе всё же скребло. В таком безрадостном состоянии меня посетили люксембургские друзья: Пётр Алексеевич и Матиас Дидие.
Последний светился от счастья как медный таз. Причины его радости мне стали известны в ходе разговора.
- Мосьё Веснющкин, мойен!
- Мойен, мойен! Здравствуйте,- последнее приветствие было обращено к Петру Алексеевичу.
- Здравствуйте!- ответил он,- Как ваши дела?
- Паршиво мои дела,- честно признался я,- На днях траву скосил. Так меня в полицейский участок забрали. Спрашивали, знаю ли я Матиаса. Говорят, судить будут. Странные какие-то законы здесь; всё с ног на голову переворачивается. Я в доме как не хозяин получатся!
Пётр Алексеевич с беспокойством посмотрел на Матиаса. В голове его видимо мелькнула какая-то догадка и то, что подумалось, явно было ему не по душе.
Переводчик пересказал Матиасу о моих злоключениях, но тот не изобразил и видимости сочувствия. По-деловому, он достал сигару, отрезал кончик и раскурив как полагается, обвёл оценивающим взглядом стены, мебель и потолок комнаты. Для полноты картины, ему не хватало лишь бокала с бренди в свободной руке.
То, что сказал Дидие, не могло не ошарашить, Петра Алексеевича. Короткое время, мужчина оказался в замешательстве, не зная как перевести и преподнести его предложение для меня.
- Прежде чем я скажу вам, что сказал господин Дидие, хочу, чтоб вы знали, что я здесь совершенно не при чём,- заговорил Пётр Алексеевич издалека,- Не думайте, что я с ним заодно...
- А что случилось?- я почему-то даже не удивился услышанному, как будто знал заранее, что будет дальше.
- Видите ли, Фёдор Макарович, это Матиас написал на вас заявление в полицию. Теперь он хочет совершить с вами сделку. Если вы подпишите все бумаги, всё чем владеете на господина Дидие, то он заберёт своё заявление. Дело не дойдёт до суда, и вы спокойно вернётесь в Россию.
- Эх, куда замахнулся!
Предложение Матиаса не столько рассердило меня, сколько открыло глаза на возможность существования человеческой хитрости, изворотливости и подлости. Но я должен был отреагировать и ответ мой последовал незамедлительно:
- Скажи этому паршивцу, чтоб духа его здесь не было! Не видать ему моих владений, как своих ушей! Мы, Веснушкины привыкли отвечать за содеянное. А этот паразит пусть за сто вёрст обходит мой дом с нынешнего дня!
В сопровождении своих слов, я схватил увесистую статуэтку и замахнулся ею над испугавшимся господином с сигарой. Он согнулся как нашкодивший мальчишка и бросился к выходу. Видели-бы вы как этот здоровяк бежал! Только пятки сверкали!
Петру Алексеевичу даже переводить ничего не пришлось для господина Дидие, всё и так было ясно без слов.
Переводчик только с сочувствием посмотрел на меня и произнёс:
- Я честное слово! Ничего не знал о его коварных замыслах.
- Верю. Вот ещё бы знать, что будет мне за психологическую травму.
- Это как решит суд,- сказал Пётр Алексеевич и похлопав меня по плечу, добавил,- Держитесь, Фёдор Макарович. Вы смелый и мужественный человек. Не падайте духом!
Я посмотрел на статуэтку, которую продолжал сжимать в руках. Суровое лицо индейца, застывшего в воинственной позе казалось, тоже смотрело на меня, но не по-простому, а требовательно, мол: ’’Будь стойким! Не робей, бледнолицый брат’’
Из какого сплава он был отлит, не знаю, но граммов семьсот по весу в нём наберётся. Таким орудием можно голову проломить, недаром, Матиас бежал как последний трус.
Я поставил статуэтку на место.
Позднее Пётр Алексеевич рассказал мне об ещё одной попытке Матиаса усложнить мою жизнь.
Когда переводчик вышел из дома, господин Дидие ожидал его неподалёку. Он хотел, чтобы мужчина стал свидетелем нападения с моей стороны на Матиаса. Но Пётр Алексеевич наотрез отказался свидетельствовать против меня и потребовал не вмешивать его во всякого рода тёмные дела.

Глава 12
Судного дня не пришлось ждать томительно долго. Молодой курьер, полный жизненной энергии доставил повестку лично мне в руки, под роспись.
В повестке говорилось, что в понедельник, ровно в десять утра я должен буду явиться в здание суда.
Как известно, понедельник – день тяжёлый. А если в этот день ещё и суд состоится! То день становится тяжелее вдвойне.
Спал я последнее время беспокойно, мучали кошмары по ночам. В сновидениях мне являлся покойный дядя, разукрашенный и одетый как индеец. Он указывал на меня пальцем и спрашивал:
- Это ты расстроил мои незабудки?! Знаешь, что теперь будет?!
После этого дядя доставал огромную трубку мира и приступал к раскуриванию, выдувая кольца из табачного дыма.
Из одного такого кольца неожиданно выскакивал Матиас Дидие. Воинственно размахивая томагавком, он начинал гнаться за мной с воплями: ’’Мосьё Веснущкин! Подпиши бумаги! Хуже будет!!!’’
От ужаса у меня стыла кровь в жилах, и сердце уходило в пятки. Я убегал как загнанный заяц до тех пор, пока не проснусь.
В ночь перед судом мне и вовсе не удалось сомкнуть глаз. Промучившись, в постели, я принял решение подняться задолго до звонка установленного мной будильника.
Тщательно выбритый, причёсанный и наряженный в серый, классический костюм, я покинул свой дом, отправившись в суд с надеждой на благосклонность судьбы в отношении своей участи.
Заседание началось ровно в десять утра. Мне определили место на скамье подсудимых, как и полагается начинающим преступникам.
Неподалёку расположился мой адвокат, которого я видел впервые в жизни. Он что-то сказал и сделал рукой успокаивающий жест. Я хоть и не владел иностранными языками в совершенстве, но с помощью этого жеста понял, что у адвоката всё под контролем и мне нужно только сохранять спокойствие.
На другом конце зала, напротив меня, разместился прокурор. Лицо его мне сразу не понравилось, особенно длинный нос, который он по всей видимости привык совать в чужие дела с целью обвинения и разоблачения.
В уголке, за столом, скромно как мышка сидела секретарша. На столе перед ней в раскрытом виде стоял ноутбук. С первого взгляда становилось понятно, что это очень исполнительная женщина. А вот харизмы и изюминки в ней совсем не чувствовалось. Пожалуй, с такой слишком правильной и чёткой во всех отношениях особой, совместно, жить будет просто скучно.
Я переключил своё внимание на собравшихся слушателей и зрителей в зале. Их было не особо много. Наверное моё дело не сильно всколыхнуло общественность и не получило широкий резонанс.
В основном из присутствующих находились преимущественно люди старшего поколения. Особенно забавно смотрелась старушка, красовавшаяся в шляпе с крупной, красной розой по центру. Бабуся из допотопного ридикюля достала веер и теперь обмахивалась им как благородная, средневековая дама.
Что бабуля забыла в суде? Может быть, телесериалы ей надоели, захотелось окунуться в истории из жизни?
Матиаса нигде не было видно. А вот Пётр Алексеевич пришёл поддержать, за что я в душе его поблагодарил.
Наконец секретарша что-то произнесла на люксембургском языке, и все присутствующие в зале поднялись со своих мест.
Я тоже привстал.
В этот момент вошла судья с папочкой в руках. Зрелая женщина с сухим выражением лица, рыбьими глазами и строго зачёсанными волосами назад, не предвещала ничего хорошего.
Кого-то мне эта судья напоминала... Она прошла как королева к трону и водрузилась на судейское место, раскрыв перед собой принесённую папочку.
О чём судья принялась говорить, я вообще ничего не понял. Поэтому со скучающим видом стал рассматривать ровно и гладко покрашенную стойку вокруг себя.
Но Пётр Алексеевич попросил у судьи сказать слово и с её великодушного позволения, выразил желание стать моим персональным переводчиком.
Судья не возражала, и мой люксембургский товарищ перебрался поближе ко мне, сообщив, что для всех женщина огласила коротко суть разбираемого дела, которому присвоен номер триста двадцать пять.
С головы, до ног я проникся важностью события, цифра буквально врезалась в мою память.
Далее, по всем правилам, должен был выступать прокурор с обвинительной речью. Этот пре неприятнейший тип не заставил себя долго уговаривать. Театрально заламывая руки, он повествовал, какой ужас перенесли незабудки, когда косилка почти вплотную с ними уничтожала всё произрастающее на земле.
Прокурор говорил настолько убедительно и проникновенно, что слушатели в зале взволновались, полные порицанием и осуждением в мой адрес. А сам я впервые ощутил себя просто скотиной.
Чтобы подавить общественное негодование, судья принялась стучать молоточком по столу, призывая тем самым к полной тишине.
Краем глаза я заметил, как бабушка в шляпке достала на этот раз большой, украшенный кружевами, носовой платок и принялась промокать им поочерёдно глаза.
- Имеются ли свидетели столь злостного деяния? – спросила судья, после восстановления спокойствия.
- Имеется один очень важный свидетель, Ваша Честь,- ответил прокурор,- Он проявил свой гражданский долг, не остался безучастным и сообщил о случившемся в полицию. Господин Матиас Дидие является свидетелем в данном деле. С вашего позволения мы можем пригласить его в зал заседания, так как данный господин ожидает за дверью.
- Пригласите мосьё Дидие,- благосклонно кивнула судья головой.
- Пригласите господина Дидие в зал заседания!- более громко и торжественно попросил прокурор.
Какой-то человек, возможно практикант, открыл входную дверь и произнёс полное имя Матиаса.
Затем на пороге появилась полная фигура со скорбным выражением лица.

Глава 13
То был, на самом деле, Матиас Дидие собственной персоной. Он вошёл не спеша, почему-то опираясь на трость.
И судья, и прокурор, и все присутствующие в зале терпеливо ожидали, пока это прихрамывающее, тучное тело доберётся до стойки для выступлений.
Мне совсем было не понятно, зачем Матиас разыграл столь драматично своё появление. Для чего?! Он же не являлся одной из моих незабудок, но вёл себя так, будто именно ему я нанёс неизгладимую травму.
- Вы господин Матиас Дидие?- уточнила судья, как только свидетель закончил перемещаться.
- Да, Ваша Честь. Это – я.
- Вы знакомы с господином Веснушкиным?
- Да, Ваша Честь. Это русский эмигрант, племянник моего ныне покойного коллеги, а точнее ассистента по работе над научными исследованиями.
Принижение достоинств и статуса моего дяди не могло оставить меня в спокойном состоянии. Естественно мне захотелось восстановить справедливость!
- Чего ты врёшь, пёс смердящий?! Мой дядька такой головастый был, что тебе до него не дорасти никогда!! Переведи Пётр Алексеевич всё, что я сказал!
Судья вновь принялась нервно стучать молоточком по столу.
- Достоинства вашего дяди, господин Веснушкин, никакого отношения к делу не имеют,- строго сказала она,- Вы можете выступить с вашей речью, когда я для вас предоставлю слово. А до тех пор, вы обязаны соблюдать порядок и тишину... Продолжайте господин Дидие. Что вы можете рассказать по существу разбираемого дела?
- По существу, в тот день с раннего утра я почувствовал беспокойство. Плохое предчувствие охватило меня, и я не смог оставаться дома...
- Лучше-бы тебе не выходить никуда с твоими предчувствиями. Глядите, какой Нострадамус нашёлся!- не воздержался я от реплики.
- Господин Веснушкин! Я призываю вас к тишине во второй раз!!.. Продолжайте господин Дидие.
Чтобы вы подумали?! Этот мошенник продолжил как нив чём не бывало! Он рассказал весь распорядок дня до приезда ко мне и везде, где только побывал, предчувствие беды не покидало его.
А затем интуиция привела беднягу ко мне, и тут-то, он увидел весь кошмар, произошедший вокруг беззащитных, синеньких цветочков. Все пазы сложились воедино, как положено и причина терзаний Матиаса предстала со всей ясностью.
- Как добропорядочный гражданин я не смог остаться безучастным к произошедшему злодеянию, поэтому пошёл в полицию и написал заявление,- завершил господин Дидие свой рассказ.
Слушая его, судья время от времени благодушно кивала головой.
Я беспомощно посмотрел на своего адвоката, но тот по-прежнему сделал успокаивающий жест и продолжил посиживать, как ни в чём не бывало.
"Что за чертовщина такая!- подумалось мне,- Где это видано, чтобы человека судили за скошенную траву?! В России со мной такого абсолютно не произошло бы. Это большая несправедливость получается! А вдруг, по их законам ещё и до конца дней придётся в тюрьме провести?! И никто даже проведать не явится"
От перспективы прожить остаток жизни и умереть за решёткой, я заметно приуныл.
Тем не менее, судебное заседание продолжалось.
Выслушав весь рассказ Матиаса, и уточнив, есть ли ещё какие-либо свидетели, но услышав, что свидетель имелся только один, судья водрузила на нос очки и обвела весь зал с победным видом, как Наполеон, захвативший таки Москву. Я вспомнил точно такую же женщину, проживающую далеко от этих мест, но столь-же высокомерную и надменную.
- Гарпиха!- невольно вырвалось у меня.
Гарпину Нифантьевну или Гарпиху, за глаза, знала вся Будёновка как несгибаемую, железную особу, способную отравить жизнь любого сельчанина, так как занимала она, весьма важный пост председателя района и собиралась баллотироваться в депутаты. А это вовсе не хухры-мухры, скажу я вам!
От поразительного сходства Гарпихи и судьи, в голове моей появились новые мысли, никак не относящиеся к происходящему вокруг меня: "На фабрике их, что ли производят? Надо же, как похожи! У нашей с Будёновки только брови погуще. Хотя, вроде что-то женщины с бровями такое проделывают, отчего даже тоненькие полоски могут остаться вместо бровей. А Гарпина Нифантьевна категорично полагает, что красота ей вовсе не нужна и что вместо красоты лучше-бы все женщины мозгами обладали. Здесь, в Европе, таких, как наша Гарпиха, кажется феминистками называют, потому что это не женщины, а крепости ходячие под названием Бастинды. Не удивительно, что они к власти стремятся, всё вершить и решать желают"
Я едва не плюнул прямо на пол в сердцах, причём по-настоящему. Хорошо, что вовремя вернулся из своих размышлений и от плевка удержался.
Напротив меня стоял прокурор и вновь выступал теперь уже в судебных прениях. Плюнь я на пол, прямо ему на ботинок угодил-бы.
Прокурор сопровождал свои слова жестами и постоянно указывал на меня пальцем. Такое тыканье в мою сторону вызывало чувство ещё больше чем прежде, нарастающей неприязни к данному обвинителю. На моё несказанное счастье речь прокурора наконец-то закончилась.

Глава 14
Сразу после прений прокурора, судья объявила о судебном прении адвоката.
Мой адвокат застенчиво улыбнулся, порылся среди бумаг немного, но, не заострив внимания ни на одном из документов, вышел на передний план с пустыми руками.
Впоследствии, всё, что сказал мой защитник, Пётр Алексеевич перевёл мне слово в слово.
- Друзья мои! Ваша Честь! Я понимаю ваш праведный гнев в разбираемом деле, с одной стороны. Но возможно всё не так плохо. Если-бы люди не косили и не убирались вокруг, всё попросту заросло-бы травой и стало невозможно куда-либо пройти. Поэтому мы все, и мой подзащитный в том числе, вынуждены время от времени косить; и пилить; и асфальтировать. Есть ли у кого-то на этот счёт возражения?!
Задав свой вопрос, адвокат выдержал минутную паузу, ожидая возражения и несогласие.
В зале повисла гробовая тишина.
"Что за чушь он несёт?! Откуда у меня взялся, этот чёртов адвокат?! Разве так защищают в суде?"- моему внутреннему негодованию не было предела.
Но что я мог поделать, находясь на скамье подсудимых? Мне оставалось смиренно ждать и терпеть, плотно стиснув зубы, не показывая обуревающие чувства внутри себя окружающим.
Судья, решив, что пауза чрезмерно затянулась, оборвала короткий перерыв, сказав:
- Продолжайте, пожалуйста. Ближе к делу.
- Да-да,- робко отреагировал адвокат,- Поскольку необходимость косить траву никто не оспаривает, то мой подзащитный, по сути, не нарушил-бы закона, если бы на его участке не выросли цветы, у которых по нашим законам тоже имеются определённые права на рост и процветание. Ознакомившись с материалами дела, мы чётко знаем, что Фёдор Макарович не знал о существовании маргариток на его участке...
- То были незабудки,- поправила его судья.
Мой защитник внимательно посмотрел на неё и будто очнувшись, продолжил:
- Ах, да! Незабудки! Крошечные, синие цветочки. И возникает вопрос: а виноват ли Фёдор Макарович, и должен ли понести наказание, если он не знал о наличии цветов в его саду? Об этом мы узнаем из вынесенного ему приговора нашим беспристрастным судом. Но прежде, чем это произойдёт, я хочу подчеркнуть, что мой подзащитный не обладает поистине жестоким характером. Он не скосил цветы вместе с травой, сохранив им кратковременную, сезонную жизнь. И это говорит о том, что сердце его не очерствело. Поэтому, Ваша Честь, прошу Вас проявить к моему подопечному снисхождение.
Слушая всю эту речь, я невольно сравнивал происходящее с цирком, и не знал, что мне делать: плакать или смеяться от произнесённых прений адвоката в мою защиту.
- Вы закончили?- уточнила вершительница судеб.
- Да, Ваша Честь!
Разведя беспомощно руки в разные стороны, адвокат ретировался на своё место.
- Ну, что ж,- подвела итог судья,- Последнее слово предоставляется подсудимому!
Я поднялся со скамьи, грустно обвёл взглядом всех присутствующих и с трудом выдавил из себя:
- Вы уж простите меня за цветочки, что так вышло... Не знал я... Бо-больше так не буду!
И резко сел на место, чувствуя, как пульсируют уши.
- Для принятия решения, суд удаляется!- услышал я, словно в тумане и потерял сознание.

Глава 15
Очнулся от резкого запаха нашатыря, ударившего в нос.
Вокруг стояли люди, но соблюдали при этом безопасную дистанцию. Как ни крути, а для них я являлся всё-таки объектом опасности, поэтому выходило, что пока лучше держаться на расстоянии до решения суда.
Судья находилась здесь-же, неподалёку. Впервые за всю её судебную практику, она не могла покинуть зал заседания, по причине, что подсудимый лишился чувств и вместо того чтобы подняться со скамьи, упал с неё. А раз полагается, по правилам, чтобы все стояли, ей пришлось дожидаться, когда я смогу принять вертикальное положение.
- Мне говорили, что русские сильный народ. Не думала, что сильные люди падают в обмороки,- сказала судья на люксембургском языке.
- Всё в порядке, он пришёл в себя,- ответил Пётр Алексеевич и тут же дословно всё мне перевёл, исправно соблюдая обязанности персонального переводчика.
- Ви в паратке?- поинтересовалась у меня женщина в мантии на ломанном русском языке.
- Я в порядке, Ваша Честь,- утвердительно кивнул я головой,- Но откуда вы знаете русский язык?!
- Я учиться в школа,- ответила она сухо и добавила,- Ми потерячь много время. Мне надо уходичь, если ви вставачь.
Опершись на руку Петра Алексеевича, я поднялся, не заставляя себя уговаривать дважды.
Как только все формальности были соблюдены и в зале не оказалось лежащих или сидящих, судья смогла, наконец, официально покинуть помещение.
- Неловко как-то вышло с этим обмороком,- обронил я смущённо своему товарищу,- Прямо как кисейная барышня, в самом деле.
Но Пётр Алексеевич со мной не согласился.
- Наоборот! Всё вышло наилучшим образом! Ваш обморок характеризует вас как человека сентиментального и глубоко-ранимого, требующего снисхождения, а не сурового наказания. Думаю, судья при всей её строгости не упустит этого из внимания и смягчится в вынесении вердикта.
- Кто?! Гарпиха смягчится?! Вы очень наивный человек,- замотал я головой,- Никогда Гарпиха не станет мягкой.
Русский эмигрант не понял ничего из моих слов и попытался для себя прояснить, кто такая Гарпиха и откуда она взялась. Пришлось рассказать ему более внятно и про Гарпину Нифантьевну и про внешнюю схожесть её с судьёй.
Выслушав внимательно, Пётр Алексеевич высказал мнение, что не следует сгущать краски раньше времени.
- Надо надеяться на лучшее, не смотря ни на какие отрицательные обстоятельства,- подвёл он итог.
А мне подумалось: "Оно конечно хорошо так говорить, когда решается не собственная судьба, а судьба другого человека"
- Давайте с вами договоримся, какое бы решение не вынес суд, мы обязательно отметим это поеданием мороженого. Есть отличное мороженое "Крем-брюле"!
Пётр Алексеевич даже глаза прикрыл на мгновение, изображая удовольствие.
- Почему мороженое?- удивился я,- По-моему, его едят только дети. И девушки студентки, пожалуй...
Сам я никогда даже не пробовал никакого мороженого. Не привозили в нашу Будёновку такого изыска.
- Вздор, Фёдор Макарович! Мороженое можно есть в любом возрасте и даже будучи мужчиной.
- Тогда я согласен, раз так.
Я утвердительно мотнул головой, в который раз. А моя фантазия рисовала картины, как уже стою в полосатом костюмчике, вовсе не от Кардена, закованный в тяжёлые кандалы, но миниатюрной ложечкой кусочек за кусочком отделяющий и поедающий "Крем-брюле". Рядом Пётр Алексеевич, а за его спиной Гарпиха, нервно поглядывающая на часики и шипящая на ломанном русском языке:
- Уводичь на пожизненное! Ми потерячь много время.
Вот только моё мороженное никак не хотело заканчиваться. Или это я сам не хотел, чтобы оно закончилось?
Так или иначе, из мира моих грёз вернулся я от толчка в бок и шёпота Петра Алексеевича: "Встать! Суд идёт!"
Словно повинуясь этому шёпоту, все присутствующие в очередной раз встали.

Глава 16
Судья вернулась на своё место под национальным флагом в белые и синие полоски, с красным, коронованным львом по центру, стоящим на двух лапах и вскинувшим передние лапы, словно нападая или отражая нападение.
- Итак! По делу номер триста двадцать пять, рассмотрев все обстоятельства, суд вынес решение!- провозгласила женщина в чёрной мантии,- Подсудимому Веснушкину Фёдору Макаровичу, учитывая отсутствие раннее судимостей у данного субъекта и возможности не намеренных действий по незнанию, вынести порицание на первый раз. Обязать досконально изучить законы нашей страны и оплатить штраф, в размере трёхсот евро, которые используются на озеленение не зелёных участков.
Пётр Алексеевич едва успевал за её речью, исправно всё для меня переводить. От себя он только добавил: "Поздравляю, Фёдор Макарович!"
Судья, строго посмотрела на меня из-под очков, которые она одела на кончик носа, чтобы зачитать приговор.
Женщина спросила напрямую, без переводчика:
- Надею ви всё понимачь?!
- Я понял,- я даже руку зачем-то поднял, будто собрался клятву давать.
А Пётр Алексеевич от радости похлопывал меня дружески по спине и постоянно улыбался.
Но оставалось ещё раз соблюсти церемонию ухода судьи из зала заседания, прежде чем дать волю чувствам радости, благодарности и даже немного слезам.
Я безустанно благодарил адвоката, который повторял: "Ничего, ничего. Это всего лишь моя работа"
На этот раз я чувствовал маленькую неловкость перед этим поистине скромным человеком, за свои ранние сомнения в его компетентности.
Люди, присутствующие в качестве слушателей, с облегчением покидали помещение.
Единственный оставшийся недовольный таким своеобразным "хэпи-эндом" был прокурор. Перед выходом он всё-таки погрозил в мою сторону пальцем, мол: "Погоди! Доберусь я до тебя ещё, преступник! Меня не проведёшь!"
Опьянённый чувством свободы, я сидел с новым сотоварищем и другом Петром Алексеевичем в уютном кафе. Мы поедали невероятно вкусное мороженое под названием "Крем-брюле".
- Чем вы теперь планируете заниматься?- спросил он меня.
Я лукаво прищурил глаза, посмотрел на вывески туристической фирмы, напротив, через дорогу и ответил честно:
- Хочу, мир, посмотреть. Какой он, как всё устроено. Я путешествовать отправлюсь.
- А компаньоном с собой возьмёте?
- Не вопрос,- согласился я с радостью.
- Тогда с какой стороны света начнём?
- Хочу Италию посетить. Рим!
Пётр Алексеевич, что-то посчитав прямо на расчётном чеке из-под мороженого одобрил:
- Ну, Италия - так Италия!