ДВА ИВАНА - глава из романа "Страна Чудесных Дураков"

ДВА ИВАНА.

Когда один из Иванов открыл глаза, за окном во всю светило яркое солнце. Поразительным было то, что вокруг стояла звенящая тишина. Нет-нет. Звуков на самом деле было много: и собаки лаяли, и птицы базар настоящий устроили в кроне огромного дуба, который рос недалеко от окна, и куры кудахтали под окнами в палисаднике, и трактор урчал где-то в конце улицы. Тем не менее, Ивану казалось, что проснулся он среди абсолютной тишины. И не удивительно. Ведь он столько лет живёт среди шума огромного города. И только сейчас до него дошло по настоящему, среди какого шума он засыпает, спит и просыпается изо дня в день.
В это время другой Иван уже принимал ледяной душ после пробежки. Обычно эту процедуру он проделывал очень шумно, то, фыркая, то, мурлыча что-то себе под нос. Однако сейчас шумела только вода. Она потоком лилась по телу Ивана, который неподвижно стоял под струёй, глубоко задумавшись. Он никак не мог привыкнуть к мыслям, что он отец, что у него дочь и дочь эта сейчас находится в его доме. Сейчас он даже не мог понять, рад он этому или, больше обескуражен. Умом он понимал, что произошло нечто очень важное в его жизни, но сердце пока реагировало как-то странно. Ни паники, ни радости.
Ивану это состояние было знакомо. Так было, когда однажды он избежал расстрела, но узнал, что погибли его товарищи. И точно также было, когда его объявили инвалидом. В первом случае в его сердце встретились большая радость и большое горе. И во втором случае также. Радость оттого, что теперь ему уже не надо было возвращаться в тот ад, в котором он побывал недавно, и паника перед тем фактом, что полноценная жизнь для него ушла в прошлое. Диаметрально противоположные чувства блокируют друг друга и чувства замирают на некой нулевой отметке. Другими словами, ты ни жив, ни мёртв, но мыслишь как никогда ясно. Сейчас Иван переживал нечто подобное. Ведь за эти годы он уже смирился с мыслью, что его любимая когда-то его обманула, и эта мысль особо уже не тревожила, словно это было не с ним. Но даже если и с ним, то последующие события были такого накала, что прежний огонь любви и несостоявшийся брак, воспринимались, как уродливый шрам, напоминающий о том, что когда-то это было очень больно, но теперь боли нет, а только шрам, ну и ладно.
То, что он узнал вчера, напоминало взрыв мины, которая срабатывает спустя годы после окончания войны. И войны давно нет, и прежние враги закадычными друзьями стали, и на тебе! Закладывалась эта дура (детище интеллекта) для врага, а оказалось, что для любимого человека.
Почувствовав, наконец, что промёрз, Иван вяло перекрыл воду и стал медленно натягивать спортивное трико. Он почувствовал, как из недр души начинает просачиваться липкое, едкое чувство обиды и одновременно вскипать другое, не менее опасное, чувство гнева на ту, которая так скрупулёзно и последовательно реализовала свой варварский план по разрушению отношений между ним и его любимой.
Однако чего-чего, а прорыва этих низменных чувств Ивану допустить никак нельзя. Ведь ненависть, если её сейчас не погасить, как напалм, сожжёт всё на своём пути: и грешное, и святое. И это вовсе не означает, что нужно согласиться с вопиющим злом. Нет. Оно сделано и его последствия ужасны. Да вот только слепая ненависть, вряд ли сможет что-то поправить.
Поэтому в тех обстоятельствах, которые сложились на данный момент, нужно сделать всё, чтобы суметь поправить то, что поправить ещё можно. И если разрушено старое, никто не мешает нам построить новое, но уже так, чтобы на этот раз оно не разваливалось, словно, песочные домики. А для этого, прежде всего, необходимы такие качества как трезвость, терпение и мудрость.
Иван начал энергично растирать верхнюю часть торса и волосы. И тут он вспомнил, как Ваньваныч, страстно и, в то же время с состраданием, говорил о причинах злых деяний той, которая, не ведая, что творит, сама страдает не меньше тех, кому причиняла и продолжает чинить своё зло. Нельзя сказать, что этот самый Ваньваныч, оправдывал разлучницу. Нет. Но он очень точно дал определение тому, что произошло на самом деле, сказав, что она «без вины виновата». Вспомнив рассуждения Ваньваныча, Иван начал как-то незаметно остывать, горечь обиды постепенно исчезла, как изжога после соды, и мысли сами собой переметнулись к той, родной и чужой одновременно, которая ещё нежилась в кровати. Неожиданно, откуда не возьмись, в его душу хлынули потоки нежных, тёплых, но непривычных для него, чувств.
Ивана поразило то, как Ваньваныч при встрече с ним, умело построил свой рассказ, смягчив силу удара той новости, которую привёз и как сделал всё возможное, чтобы облегчить момент встречи его и Вики, и наоборот. А это говорило о том, что приезжий, человек и неординарный, и порядочный.
Однако сейчас нужно было решить, как вести себя с Викой. Да и у неё, скорее всего, проблема та же. Как он не в состоянии броситься к ней со словами «доченька!», так и у неё, скорее всего, не возникает желания повиснуть у него на шее со словами «папочка!»
Сейчас Иван был благодарен отцу Игнатию за то, что тот дал ему отпуск на то, чтобы он смог поближе познакомиться с дочерью, прекрасно понимая, что решения принимать надо уже в ближайшее время, но и с кондачка важные решения не принимаются. И тут же Иван подумал о том, как глупо звучит «познакомиться с дочерью».
Он вышел из баньки, поласкал собак и сел в соломенное кресло – качалку. В это время из дома вышел второй Иван. Они молча, но крепко пожали друг другу руки. Ваньваныч сел на лавочку перед столиком, который был рядом. Некоторое время они молчали. Неожиданно для самого себя Ваньваныч спросил Ивана, почему тот не молится постоянно, как это делают обычно все священники.
Иван усмехнулся и, откинув волосы назад широким жестом, сказал, что суть не в том, чтобы креститься также часто, как заядлый курильщик выкуривает сигареты, и добавил:
-А вот осознавать всё, что делаешь, нужно постоянно. «Не спите!», помнишь совет Иисуса?
В это время незаметно подошла Влада Владимировна. Она поставила на стол поднос с завтраком и сказала:
-Если Иваны не идут к завтраку, завтрак идёт к Иванам. Приятного аппетита и если захочется добавки, вы можете побарабанить ложками по столу.
На завтрак она подала жареный картофель, свежие огурцы с помидорами и много зелени. В кружках пенился квас, и оказалось, что квас домашний. Когда Ваньваныч принялся с аппетитом «наворачивать» любимый жареный картофель, среди зелени он откапал редис и морковку. И то, и другое он обожал.
Вика спала долго, а когда вышла из дома на крыльцо, была удивлена, что проспала "всё на свете". Мужчины уже позавтракали и, сидя за крошечным столиком, мирно беседовали. Заметив Вику, они, почти не сговариваясь, громко забарабанили по столу ложками. Она никак не ожидала от мужчин такой мальчишеской выходки, а тем более, от священника. Привыкнуть к мысли о том, что он её отец, она не могла, а потому в мыслях называла его просто - «он». И как только появилась Влада Владимировна с подносом в руках, Вика поняла, зачем мужчины барабанили ложками по столу. Оба, нарочито картинно и быстро, подхватили грязную посуду со стола и освободили место на столике. Женщина ласково поздоровалась с Викой и пригласила её к столу, добавив, что в их доме не каждый завтрак бегает за теми, кто должен, как полагается, сам идти к завтраку. Она забрала у мужчин грязную посуду и унесла.
Когда, наконец, Вика опустошила тарелки и выпила почти залпом квас, который был очень вкусным и ароматным, Иван заметил, что она не знает, как себя вести, о чём говорить и, то ли идти, то ли остаться. И тогда он решился сразу расставить все точки над «и»:
-Вика, а давай мы с тобой договоримся, вести себя так, как нам удобно, как чувствуем себя. Мы оба сейчас находимся в некотором смятении, и это естественно. Тебе сложно меня сейчас называть отцом, а мне тебя дочерью. Ведь для того, чтобы так называть друг друга, нужна естественная потребность. А для этого нам нужно время. И уж если так случилось в нашей жизни, что, будучи родными людьми, мы ими пока не стали, так как едва знакомы, давай спокойно отнесёмся к этому факту и подождём, когда действительно ощутим это родство.
Вика ничего не сказала, но по тому, как она взглянула на Ивана, было понятно, что она благодарна ему за такое предложение. Немного подумав, она спросила:
-А можно на «вы» и по имени?
-Конечно. Ведь нам никто не запрещает установить свои правила игры. – Сказал Иван, и было видно, что ему и самому это предложение по душе.
Теперь же необходимо было затеять какое-то совместное дело, как повод к более тесному знакомству. И Иван предложил всем вместе, включая и Владу Владимировну, отправиться в лес по грибы. Это действительно была хорошая идея.
Сборы много времени не заняли и вскоре два Ивана, Вика, Влада Владимировна и Марта с Боем (так звали вторую кавказскую овчарку) уже неспешно шли с коробами и корзинками по тропе ведущей к лесу. Этой прогулке Ваньваныч радовался, словно дитя. Уже лет пять он не был на природе, не собирал грибы, они с Олей уже давно не ездили в отпуск. То работы было много, то ждали появления Человечка, потом он был слишком маленький, потом работали много, а зарабатывали мало. И вот, не ждал, не гадал, пусть коротенький, но всё же отдых. Раздувая ноздри, он наслаждался запахом хвои. Ему жаль было, что не было рядом Оли, Человечка и Ольвик. Эх, надо будет всё же вытащить их в эти края, и как можно раньше. Он не выдержал и достал мобильник из кармана жилетки с карманами без особой надежды на то, что в этих местах будет нормальной связь. Однако опасения были напрасными и после двух – трёх гудков услышал родной голос:
-Ванька! Ой, как я рада тебя слышать! Ну, выкладывай, дружок, как там у вас дела? У нас всё о*кэй, поэтому давай сначала ты с «Утренними новостями», а уж потом я с «Вестями». Как там они? Встретились?
-Оленька! Счастье ты моё многовековое! Как жаль, что вас нет с нами! У нас здесь всё отлично! Мы всей кампанией идём по грибы. Ивана на недельку освободили от службы! Вика только что уже нашла первый гриб! Со мной рядом идёт Влада Владимировна. Они с Ольвик так похожи! Нет, не внешне! По сути. Оленька, я уже пьян от запаха хвои, и ты слышишь, как поют птицы? Да ты послушай, послушай только! Это же они с тобой переговариваются…. А где Человечек, Ольвик? Гуляют? Ты их там обними крепко, за меня. А что на работе?.. Не дрейфь! Всё у тебя получится, знаю я тебя. Что? А…. Ну-ну…. Угу…. А ты знаешь, нас тут такие кавказцы роскошные сопровождают! Правда, после Боба с Петькой они мне слонами кажутся. Если разговариваю, значит, не съели. А как там «Хор Турецкого» поживает? (Это он о своих друзьях). Почву удобряют? Привет им всем! Олька, родная, батарейка выдыхается! Привет вам от всей нашей кампании, и целую! А? Да-да! (?)...» - Телефончик бесцеремонно вякнул и отключился. Ваньваныч послал воздушный поцелуй воображаемой Оленьке в телефоне, сдунув его с ладони на дисплей, и сунул свой древний «сотик» в карман.
-Как ты там назвал свою Оленьку? Счастье многовековое? Чудесно-то как! Это ж как вам хорошо, должно быть, друг с другом, чтобы вот так, красиво и значительно?.. - С восхищением, но без ноток зависти произнёс Иван.
Ваньваныч, вдохнул лесной аромат полной грудью, и, глянув мельком на Ивана, сказал:
-Ты знаешь, она какая-то лёгкая, без претензий и выпендрёжа. Я-то сам, такой занудой был. А она как-то сразу во мне дурь эту выбила и так нам легко стало друг с другом.
-Это вы уже лет пять вместе? - спросил Иван. Ваньваныч старательно срезал красивый белый гриб, положил в целлофановый пакет, где уже было штук пять таких же красавцев, и, выпрямившись, весело сказал:
-Целую вечность…. Бывает такое чувство, что мы жили уже когда-то давно-давно, до Римской империи, Египта, Шумеров…. И всегда были вместе. Ну а если проще, то мы знакомы с детства. Но тогда особо друг на друга внимания не обращали и встретились уже в Москве, в метро. Она приехала поступать в литературный, а я в «Баумановку». Представляешь, у неё огромный пакет с вещами разорвался прямо на эскалаторе! Пришлось носиться вверх-вниз и всем миром собирать её вещи, которые, мало того, что скатывались по лестнице вниз, ещё и уезжали туда же. И смех, и грех. Но зато повод для знакомства просто шикарный. Оленька тогда так растерялась, что чуть не рыдала от отчаяния. И ты представляешь, подходит какая-то бабулька, под локотки нас взяла и кричит нам, - Не переживайте! Вещи собирать вместе – это очень хорошая примета! – И потом, когда уже удалялась, всё кричала нам, что это очень хорошо. А оно и, правда, хорошо. Так что, мы, на самом деле уже около десяти лет вместе.
Скоро стали всё чаще и чаще встречаться грибы. Шли парами. Вика с Владой Владимировной и Иван с Ваньванычем. Обе пары увлечённо беседовали, однако азарт поиска грибов от этого меньше не стал. Но самыми лучшими грибниками оказались собаки. Как только они находили съедобный гриб, садились возле находки и поднимали громкий лай. И грибники, порой, не знали, к какой из собак подходить в первую очередь.
За время прогулки по лесу успели и грибов набрать, и переговорить о самом насущном в полной мере. На обратном пути тоже шли парами, но теперь Ваньваныч беседовал с Владой Владимировной, а Иван с Викой. Возвращались другой дорогой, а потому сделали привал на берегу какого-то красивого озерка. Конечно же, не отказали себе в удовольствии искупаться. Вот тогда-то и увидели Вика с Ваньванычем, сколько шрамов было на теле Ивана - следов ранений и операций и как прекрасно он был слажен телом от природы и в результате постоянных тренировок.
Влада Владимировна, очевидно, знала о привале, поэтому положила в рюкзак Ивана бутерброды, квас, фрукты и даже для собак набрала еды.
Домой вернулись в шестом часу. После короткого отдыха грибами занялись Ваньваныч, Вика и Влада Владимировна, а Иван ушёл на тренировку и вернулся домой поздно. Урожай разделили на части. Одну часть сварили, другую подготовили для сушки.
Ваньваныч отметил про себя, что невольно следит за Иваном. Слишком непривычно было для него общение со священником. А надо признаться, люди в сутанах всегда интриговали Ивана. Он их и не отрицал, и не принимал, вернее, не понимал. Они для него были тайной.
-И вот что странно, - думал Иван, - в своём одеянии хирург выглядит не менее чудаковато, чем священник, тем не менее, он же воспринимает облик хирурга, как само собой разумеющееся? Воспринимает. А почему же на священников он, пусть и неловко, но всё же оглядывается?
Этого Ваньваныч понять не мог. Вот и теперь, всё то время, которое он провёл с Иваном, он не мог избавиться от этого, как считал, ненормального, нездорового чувства любопытства. Наблюдая за его поведением, он отметил, что тот несколько раз всё же уединялся. Один раз он даже увидел, как в лесу Иван сидел на небольшом холмике, словно статуэтка, неподвижно, глядя на линию горизонта. Он не шелохнулся даже тогда, когда какая-то большая птица сбросила откуда-то, с верхушки дерева, в полуметре от него большую сухую ветку. Потоптавшись на месте, Ваньваныч ретировался, словно нашкодивший мальчишка.
А вечером поймал себя на желании подсмотреть Ивана в процессе тренировок. Желания искушали, и в то же время, Ваньванычу было от них не по себе.
Когда вечером они сидели на крылечке, Ваньваныч честно рассказал Ивану и о том, как подглядывал за ним в лесу, и о том, что самому неприятно из-за своего любопытства, а поделать с собой ничего не может. Иван долго хохотал, а потом рассказал, как сам когда-то точно также следил за сыном Влады Владимировны. Так что ему были понятны чувства Ваньваныча. А потом неожиданно предложил:
-Ну, так давай завтра на тренировку вместе пойдём, кстати, и Вику можно прихватить. Правда, пропуск потребуется, но если документы в порядке, проблем не возникнет. А утром он его с Викой, если они не «против», возьмёт с собой на прогулку-разминку и даже покажет пару приёмчиков.
Конечно, Ваньваныч и Вика были не просто «за», а радовались, как малые дети.
Сейчас было уже поздно и Вика, лёжа на пушистой перине, просматривала видеоролик с событиями дня.
Этот день, как и все предыдущие, был и интересным, и удивительным, и радостным. А ещё ей несколько раз звонил Рома, потом Ольвик с Человечком, и даже милиционер Паша, который назвал её лягушкой-путешественницей. Стоит ли говорить о том, что так же, как и Ваньваныч, она глаз не спускала с человека, который, был одновременно её отцом (она этого родства пока не чувствовала) и священником (священники вызывали в ней всегда некую неприязнь и идиотский смех), но который невольно вызывал в ней искреннее восхищение и доверие.
Однако как бы не было ей хорошо всё это время, тревога по поводу будущего не отпускала. Где ей предстоит жить? Где она будет учиться? А вдруг Иван заставит её пойти в монашки?
Она на некоторое время представила себя в этой ипостаси и невольно прыснула, настолько смешным показался ей свой облик в монашеском одеянии. Конечно, она понятия не имела, чем занимаются монашки, но ей казалось, что они целыми днями стоят на коленях и молятся.
Воображение Вики разыгралось настолько, что она внезапно почувствовала запах ладана, свечей, гулкие звуки шагов по мраморному полу, а голоса звучали так, как будто были включены микрофоны с применением эффекта реверберации. Невольно она стала озираться по сторонам. Храм, в котором она была, был невероятно огромным. И люди в его пространстве казались крошечными, крошечными, и себя ощущала маленькой, маленькой. А ещё казалось, что если она взмахнёт руками, взлетит под самый купол, пролетит сквозь него и улетит далеко, далеко к звёздам, к солнцу, посмотрит на свою планету со стороны, наверняка она очень красивая. Неожиданно заиграл орган. Вика никогда не слышала живой звук органа и была потрясена тем состоянием, которое испытывала сейчас под воздействием его чарующих звуков. И сейчас в ней вибрировала каждая клеточка. Неожиданно ручьём хлынули слёзы, и вместе с этим потоком её покидали горечь, грусть, тоска. Освободившееся пространство души заполнялось счастьем и восторгом.
Однако в этот же миг она увидела, как к ней приближается огромная толпа разъярённых старушек. Озираясь, Вика стала отступать, но они стали окружать её. И тогда она закричала им о том, что если они её обидят, папа-священник накажет их отлучением от церкви. Она и сама не знала, почему начала грозить им отлучением, но старухи испугались, стали ей кланяться, а некоторые попадали на колени и поползли от неё прочь. Картина была настолько смешной, что Вика начала смеяться, а вместе с ней и люди, которые были в храме, тоже начали смеяться и показывать на старух пальцем.
А потом из дверей алтаря вышел папа в золотых одеждах священника высокого сана, но почему-то с автоматом на плече. Он направил дуло автомата на ползущих старух и запел басом, да так громко, что где-то наверху зазвонили колокола, а музыкант, ну тот, который на органе играл, видно от испуга заиграл раз в десять быстрее. Старухи, которые стояли, буквально рухнули на колени, а те, кто уже ползал на коленках, распластались и поползли по-пластунски. Они стали умолять папу-священника помиловать их. А потом они все хором и нараспев запричитали, стали клясться, что больше так плохо вести себя не будут, и готовы просить прощение у Вики с Ваньванычем и у всех, кого обдели за всё время своего существования. Но папа-священник грозно пробасил: «Вон, грешницы из храма святого, ползите своей дорогой и исправляйтесь, негодницы. Нет вам прощения, оборотни в платочках!» А потом из маленькой дверцы вышел попёнок, неся в руках кадило, и Вика ахнула, потому что увидела, что попёнок – это Рома. Он забрал у папы-священника автомат, а взамен дал ему кадило, из которого клубы дыма валили, как из трубы. И папа-священник начал этим кадилом так размахивать, как размахивают бойцы ун-чаками, да так быстро, что оно издавало жуткий свист и стало невидимым. И дым как пошёл на толпу ползущих старух, да как начало их, словно ветром, сдувать, и выдуло всех, до единой, из храма во все двери. А люди в храме как зааплодируют, да как закричат «браво!», и Рома с папой-священником стали кланяться людям и благодарить их за поддержку. И Вику охватила такая гордость, что восторжествовала справедливость, и что торжеству этой справедливости способствовали папа-священник и Рома, что её от гордости за них стало поднимать всё выше и выше под самый купол.
Сначала этот полёт Вике понравился, и она буквально пищала от восторга. Но стоило ей глянуть вниз, она так испугалась, что её охватила паника и она начала падать. От осознания того, что сейчас разобьётся, Вика начала кричать, чтобы её поймали и не дали ей разбиться, но голос пропал. И как бы она не старалась, крика не получалась. Уже перед самым полом она изо всех завизжала «И-и!…» и…. проснулась оттого, что вместе с периной свалилась с кровати.
Не сразу ей удалось сообразить, что произошло, а когда сообразила, зажегся свет, и она увидела в проёме двери озабоченное лицо Ивана:
-Ну, что? С приземлением? Надеюсь, посадка не была слишком жёсткой, учитывая то, что перина всё же под тобой, а не сверху? – Улыбаясь, спросил Иван.
В это время в комнату заглянул и другой Иван - Ваньваныч. Заспанный и всклокоченный он выглядел очень забавно. Сладко зевая, осипшим ото сна голосом, он сказал:
-Ну, надо же! А я сообразить не мог, откуда грохот такой? Я-то уже было подумал, что курица с насеста свалилась, а оказывается, это Вика по ночам на перине учится летать.
Все трое громко рассмеялись, а Иваны, не сговариваясь, шагнули вперёд, взялись за углы перины и вместе с Викой водрузили её на кровать.
Поправляя одеяло и перину, Иван спросил:
-Может быть, мы зря тебя на кровать водрузили, а то, может быть, ты специально на пол, где попрохладнее, переместилась?
И Ваньваныч добавил:
-Если так, то мы тебя быстренько назад сбросим. - И он шутливо взялся за перину.
Вика, хохоча, замотала отрицательно головой.
Просмеявшись, она вдруг посмотрела на Ивана и серьёзно спросила:
-Вот никак понять не могу. Зачем вы в церковь этих злых тёток пускаете? Они вашу же репутацию и мочат! И где же их праведность, где их доброта? Это и есть, хвалёная святость?!
Иван пожал плечами, потом ногой ловко подвинул стул, сел на него верхом и спокойно заговорил:
-Люди, которые демонстрируют добро, но не ведают, что это такое на самом деле, всегда опасны. И им обычно свойственно загонять народ хоть палками, хоть под дулом автомата, то в светлое будущее, то в рай, то в коммунизм, то ещё куда-нибудь, что добром назовут. Однако печально то, что они искренне верят в свою правоту, считая себя воплощением добра, божьими посланниками, борцами за добро и справедливость. Они все, понимаете ли, «чистые», а все, кто не они и живут иначе, «нечистые». Конечно, это великое заблуждение, но они-то об этом не знают! А потому, оправдываясь собственной правотой, начинают вести себя наиболее безоглядно, агрессивно, как это обычно и бывает во всех случаях, когда люди ощущают свою безнаказанность. Кстати, в природе любого рода терроризма те же корни. Но, как я понимаю, ты сейчас намекаешь на тех пожилых женщин, которые тебя в церкви обидели? Ну, так вот, что же с них взять? Если в добре они пока несовершенны, то, как они его проявить могут? А потому им только и остаётся, что выслуживаться перед богом. Они же выслуживаются! Поэтому и агрессивные такие. Но ты же не хочешь, чтобы мы, уподобившись им, палками их из храма гнали? Хотя, отдать им должное, со своей свирепостью они неплохо в храме порядок наводят. Их даже хулиганы побаиваются. Так что пусть стараются, пока так как умеют. Но если ещё кое-что вспомнить, то выходит, что и они в чём-то правы. Вид-то у вас и впрямь, не для храма был, а для этих женщин это такой повод повоевать лишний раз, что им более по душе, нежели ласка или мудрость. Вот этим поводом они и воспользовались. Это другие люди вас поняли и приняли, потому что им не буква, а суть важна. А эти ещё несовершенны, им в суть заглянуть пока сложно.
Вика развела руками:
-И чё? И это, чё ли, нормально? Так они чё, всех нормальных людей своими клешнями цапают? Ладно, хулиганы! А мы чё им сделали такого? Штаны не те одели? Или рюкзаки должны были прямо на улице покидать, чтобы попрошайки у ворот за милость божью, свалившуюся с небес, сочли? Они же не просто ругались, они буквально взбесились, как ненормальные!
Конечно, Ваньваныч не мог не заметить, как коробит Ивана постоянно повторяющееся Викино «чё», но он терпел, и замечаний не делал. И это было правильно. Не тот момент, чтобы культуре речи обучать.
А Иван терпеливо выслушал напористую речь Вики, помолчал, подумал, и грустно ответил:
-Счастливыми вас увидели…. Вот и разъярились. Только что поделаешь, если все мы, до поры времени, бываем и глупыми, и трусливыми, и… не столь образованными, как надо? Даже ребёнок, когда на свет появляется, знаешь какой уродливый? Смотреть неприятно. Зато потом в таких красавиц да красавцев превращается, одно загляденье! Всему своё время. А почему это ты, на ночь, глядя, о старушках наших, вдруг, вспомнила? Приснились, что ли?
Вика засмущалась, покраснела и рассказала, что ей сон приснился, как священник один тёток этих в церкви, автоматом да нун-чаками разогнал. Конечно, она не стала говорить, что Иван и был тем самым священником с автоматом.
Интересно то, что упоминание об образованности, очевидно на Вику подействовало и больше в её речи это самое «чё» они не услышали. Но Иван по этому поводу ничего не сказал, а только посоветовал ей поскорей взрослеть и становиться красивой, умной, доброй и смелой девушкой.
Потом он легко подскочил, поставил стул на место и напомнил, что утром им с Ваньванычем пощады не будет, поднимет ни свет, ни заря, а потому будет неплохо, если все они в ближайшее время погрузятся в мир грёз, чтобы хорошо отдохнуть и выспаться. А ещё он посоветовал Вике, чтобы она не придавала большого значения тем неприятностям, которые всем нам, в той или иной мере, пытаются доставить наши неприятели. Тогда и во снах, и в жизни ужасное, так или иначе, будет превращаться в нечто прекрасное, доброе и полезное.
На том и разошлись «по норкам», как обычно говаривал Ваньваныч, ложась спать.