Было видно, что Криста говорит правду. Она потеряла мужа, и нуждалась в поддержке. Эту поддержку сейчас она видела в лице Лары и Юрия, поэтому хотела выговориться и услышать, как жить дальше. Но что ей могли посоветовать Юрий и Лара? Чем могли помочь?
Юрий, хотя и не был психологом, сориентировался раньше Лары. Он не понимал, о чем рассказывала Криста, но был мужчиной и осознавал, что Кристе сейчас очень тяжело. В такие минуты женщина находится в состоянии трехлетнего ребенка, который потерял родителей и остался один в этом чужом и жестоком мире. И не знает, куда идти. Ребенку бесполезно рассказывать, что так устроен мир, и все люди рано или поздно умирают. Одни раньше, другие позже. Так и женщине невозможно рассказать, почему так произошло и она осталась одна.
Потому что боль, которую она сейчас испытывает, вытеснить невозможно. Ее, эту женщину, можно только обнять, сжать в своих объятиях, причем так, чтобы у нее хрустнули косточки, чтобы она не смогла не то что вырваться, но и вздохнуть. И сидеть с ней в таком положении до тех пор, пока она не выплачет свое горе. День, два, неделю. А позже осушить ее слезы губами и любить ее всю ночь, чтобы она перестала осознавать, где она находится — на небе или на грешной земле, а потом, когда она опустошенная уснет у него на груди, тихонько одеться и уйти.
Конечно, Кристе будет нелегко и на следующий день. И через год. Было видно, что она любит мужа, а сейчас внезапно осталась одна. Но утешить таким образом Кристу Юрий не мог. Он не врач. Он обычный мужчина, пассажир, купивший путевку и попавший в жуткую историю, которая его совершенно не касается. И привязываться к Кристе у него нет ни малейшего желания. Там, на родине, у нее найдутся свои утешители.
А врачи… Что они могут? Сделают ей несколько кубиков успокоительного, а потом припишут феназепам или что-нибудь еще в этом духе. Хорошо, если у нее не будет привыкания. И все. Каждый выкарабкивается из своих проблем самостоятельно, как может. Не она первая, не она последняя.
— Скажи Кристе, что мы ей очень соболезнуем. А еще — что на обратном пути ей выдадут тело мужа. Пусть она заранее свяжется с родственниками, чтобы те встретили ее по прибытию и помогли добраться в Вену. И давай уже уходить. Я
понял, что она обо всем тебе рассказала.
Когда за ними закрылась дверь, Лара в деталях пересказала разговор, после чего раскрыла телефон с фотографиями писем. Юрий пару минут рассматривал снимки.
— Здесь и криминалистом не надо быть — сразу видно, что оба послания писал один и тот же человек. Вот только знать бы — мужчина это или женщина. Что там об этом говорит графология?
Лара фыркнула:
— А вот смешивать графологию с изучением почерка в ходе предварительного расследования уголовных дел я бы тебе не советовала. Потому что многие исследователи до сих пор называют графологию псевдонаукой.
— Все так запущено?
— После того, как ученые мужи изучили методы работы почерковедов, они вынесли вердикт, что графология не более, чем набор интуитивных догадок. Принято считать, что женский почерк более «правильный»: ровный и красивый, женщины тщательнее прописывают буквы, в то время, когда почерк мужчин более корявый и размашистый, и порой ничего нельзя прочесть. Если пытаться определить мужской это почерк или женский, ошибок будет пятьдесят на пятьдесят. Вот ты как думаешь, кто писал эти письма?
— Думаю, что женщина, — ответил Юрий.
— Ты так говоришь, потому что продолжаешь ассоциировать автора с материалами видеозаписи. А еще потому, что узнал — Стефан «клеил» всех, кого не попадя, в надежде, что если рыбка клюнет не в одном пруду, так в другом.
— Опасно сейчас «рыбок» клеить — разные они бывают. Вот, говорят, случай в Париже был — поймал на рыбалке Квазимодо золотую рыбку, и говорит ей: «Рыбка, я же просил тебя сделать меня Казановой. А ты что, тетеря глухая, сделала?». К слову, а у тебя есть другая версия?
— Письмо с таким же успехом мог написать и мужчина. Может, Стефан кого-то кинул на деньги, и «этот кто-то» случайно также оказался на корабле и узнал Стефана. А может, за ним следил друг обманутой женщины, и решил его наказать. Это как раз тот случай, когда однозначно ничего сказать нельзя.
— Наказать можно было и на суше. Для этого не надо было покупать дорогостоящий круиз.
— Как сказать…здесь людей больше…. И легче запутать следы.
Юрий бросил взгляд на часы, которые показывали семь вечера:
— Еще немного, и мы останемся без ужина.
— Да, я сейчас бы не отказалась от картошечки с мясом, — протянула Лара, которая за весь день выпила только чашку кофе.
— Так в чем же дело? — улыбаясь, спросил Юрий. — Пойдем ко мне? Я как знал — купил сегодня чипсы с беконом.
— Снова шутишь? Встречаемся в главном ресторане. Я только забегу на пару минут к себе и оставлю вещи.