Агенты " Яломиште" (часть 84.1.2)

Юный Окита вообще имел три тени: помимо черно-бурого лиса, он мог превратиться еще в волчонка. Мальчик имел недурственные задатки менталиста, свойственные кицунэ и европейскому аналогу яломиште.. И умел неплохо ими пользоваться – недаром он всем нравился. Как Алька, сын Сергея Ганина. Александр Ганин-Маргулис – куда ни сунется, всюду: « Наш Алька!». Окита Хиджиката, так же в любой компании: «Наш Никита!». Лицом мальчишка больше походил на отца, только глаза и характер мамины. Классический лис-кицунэ – ласковый, приветливый, душа любой компании, но себе на уме. Правда, было в характере кое-что и от отца. Мальчишка не по годам серьезен, очень скуп на эмоции. Будто лет ему не восемь, а все девяносто восемь. Окита Хиджиката редко улыбался. Причем, если и улыбался, то вовсе не по-детски: сдержано приподнимая уголки губ, при этом глаза никак не участвовали. А нервным смехам просто прятал напряжение. Светлана Арсенева вообще говорила, что ребенок нуждается во врачебной помощи:
- Анна Дмитриевна! Да вот что хотите говорите, только это не нормально. Он же еще совсем малыш, при этом не смеется, да и не плачет. Редко шалит, да и то… Чаще сестеренку Люську выручает. А та – настоящая Лиса Патрикеевна. Нашкодит, и сама за Окиту прячется. И тявкает оттуда. Достойна дочь своих родителей: лиса-кицунэ и хитро выдуманной донны Эстер. Хотя у него и мать такая – каждое слово на вес золота. От осинки не родятся апельсины… Так восьмилетний пацан себя вести не должен.
- Милая Светлана! Смотрели его лекари, говорят, что сам Филипп Филиппович Ягужинский с учеником Иваном Арнольдовичем Борменталем из Москвы прибыть изволил. Полдня мальчонку мучили.
- И что вымучили?
- Ничего! До самого отъезда профессор Ягужинский и профессор Борменталь не могли решить, не то это, как он еще сказал, «посттравматический синдром», не то врожденная особенность нервной системы. Как всегда, общие рекомендации ни о чем: больше гулять, витамины, травки успокоительные. Журавка выглядела разочарованной: она сама врач. И вообще, Тидзуру показалось, что сии ученые мужи вообще не тем заняты…
- А чем же может быть занят консультант, которого везли за казенный счет три дня лесом два дня полем и поселил не в халупе на отшибе, а в лучшей гостинице города на полном пансионе?
- Конкретно эти – вообще решали какие-то свои задачи и тешили своих тараканов. Костомарову пришлось напомнить профессору, что его пригласили для того, чтобы помочь юному Оките Хиджиката. А не для глубокомысленного самолюбования и притворного причитания, где и в чем он просчитался с Полканом. Например, Филипп Филиппович, вместо того, чтобы осматривать юного Окиту, приставал с идиотскими вопросами к его матери. Например: « Гонялся ли отец мальчика Тошидзо Хиджиката за кошками? Водились ли за ним случаи изнасилования женщин? По доброй ли воле и по взаимному ли согласию дана жизнь этому очаровательному, но несколько угрюмому юноше?». И был немало удивлен, что волк Тоши, хоть и не был особенным любителем семейства кошачьих, однако над кошками не издевался и предпочитал с ними договариваться. А усатые и полосатые считали, что этого волка лучше не доводить. Потому как в расстроенных чувствах он может быть не осторожен не только в словах, но и телодвижениях. Мало того, был удивлен, что слезы юного Окиты по любимому папе были такими горькими. И образ отца со слов мальчишки вовсе не походил на то, что приходилось читать в « авторитетных источниках». Не сочетались в его ученой голове безжалостный и жестокий убийца, строгий, но при этом любимый боевыми товарищами и берегущий их командир, нежный и любящий муж и отец. Улыбка мальчика, который вспоминал, как хорошо было в сильных и теплых отцовских объятиях. Юный лис с нежностью вспоминал, как отец с ним играл, читал ему на ночь книжки, иногда совсем не детские. Как мама смотрела на них и улыбалась, а глаза лисицы светились от счастья. Только Филипп Филиппович брезгливо поджимал губы: « Этого не может быть, потому что невозможно по определению». Ему казалось, что волк Тоши не может быть заботливым мужем и отцом: «Эдак она еще и меня убедит, что Толя Полканов (это сынок секретарши Ниночки, все-таки пожалевшей в свое время Полканова и сошедшейся с ним по взаимности, а не по принуждению) – вполне себе умный и развитый паренек, и что его оценки заслуженные, а не выставленные сердобольной учительницей из сострадания!»
- Что же Журавка?
- А она с невинно-нахальным личиком спросила: « Для чего господин-товарищ профессор сравнивает недоразумение богов, именуемое Полкановым, с ее мужем и отцом Окиты?». И так ненавязчиво намекнула, что волк – это не совсем собака. У волка из Мибу есть какие-никакие, но понятия о чести. И вообще – глупо винить именно зеркало, если отражение не радует изяществом и утонченностью…
- Проще говоря, «коли рожа крива»! Журавка у нас дама воспитанная. Счастье, что там не присутствовал Сайто Хадзиме. Этот бы прямым текстом выдал Филиппу Филипповичу все, что думает о его ясновельможной персоне, особенно о его умственных и репродуктивных способностях. Мало того, ворон охотно поделился бы соображениями о его родословной, особенно по материнской линии.
- Это было бы для Ягужинского ударом ниже пояса. Профессор и так был обескуражен и растерян, и, как понял Володя, вообще не понимал, что происходит. Лисичка Тидзуру ему, имею ввиду столичное светило психиатрии и неврологии, не без язвы в голосе, пояснила. Что Полканов (раз профессор Ягужинский его создал, значит – «любящий папочка»), как сын Филиппа Филипповича, есть гротескное отражение отца. Всего «хорошего и светлого», что впитал в родительском доме.. Да и так ли уж он плох? Отнесись профессор к сыну по-человечески, а не по-скотски, вполне возможно, что тогда бы и он вел себя по-людски. Тоши, хоть и волк, но был человеком чести, и кое-что успел привить юному Оките. А сам профессор – странное безответственное создание, разобиженный на весь белый свет престарелый мальчик. Высокоученая обезьяна с гранатой. Забавляться опасными экспериментами – это с превеликим удовольствием. А как отвечать за последствия оных – так сразу становится в третью позицию: « А меня-то за что?!». На что профессор оскорбился до глубины души.
- Теперь понятно, почему Ягужинский Пандорину весь мозг вынес. Обиделся старичок. Вообще у него к лисьему роду и до Тидзуру были претензии. Именно лисица-яломиште положила конец его эксперименту с Полкновым. Что характерно – также защищая свое дитя. Ну и мадам Хиджиката усугубила. Видимо, лисицы – это его карма.
- Мама! – Светлана язвительно усмехнулась. – А чего он ждал? При вдове отпускает похабные намеки в сторону ее безвременно погибшего любимого мужчины. Пытается внушить мысль, что ее сын не нормален и вообще никчемное создание: помесь бульдога с носорогом и кусочек мамонта. И если он умрет, не достигнув совершеннолетия и не оставив потомства, то будет лучше для всех и его самого в первую очередь. Это он так, походя, размышлял, не стесняясь присутствия матери. Вот как на духу, если бы при мне (даже не мне в глаза, а просто в моем присутствии) какой-нибудь умник, начал так высказываться в адрес моего мужа (и Вашего сына) Володи…. Через пару секунд максимум – зависит от подлетного времени – профессору-психиатру экстренно понадобится травматолог. Да и Тидзуру, уж на что терпеливое и уравновешенное создание, с трудом себя сдерживала – лисий огонь стекал с пальцев… Еще бы пару минут. И … некрологи в каждой вечерней газете «все прогрессивное человечество постигла невосполнимая потеря в лице величайшего ученого – Флииппа Филипповича Ягужинского».
- Не удивительно, что «мудрый старец» с видом оскорбленной невинности демонстративно самоустранился. Общался и выводы делал Иван Арнольдович. А Филипп Филиппович милостиво расписался на заключении. Снизошел, так сказать. И вообще, смотрел и на мать, и на сына с известной долей брезгливости. Почему-то представлял их семейством Полкана: « А самка-то не воспитана – огрызается, стерва!»
- Ну, в этом повинно его «истинное европейское воспитание». Этот господин-товарищ мнит себя «истинной русской интеллигенцией». Но русского в нем не больше, чем в лорде Бекхеме. Том самом, что искалечил и едва не погубил Сиро Синдзиро. Иван Арнольдович, который Борменталь, один возился с мальчонкой, пока его учитель брезгливо созерцал происходящее.
- Это не удивительно. Иван Борменталь, в отличие от первого профессора, не столь высокомерен. Ягужинский даже с моим мужем общался сквозь зубы. Володя вообще считал, что обращаться к сему научному светилу – плохая идея. Он вообще-то приглашал Ивана Арнольдовича. Но Филипп Филиппович его не отпустил: « Этот полуазиат Арсенев мальчика научит дурному!» . Никак не мог ему простить дружбу «с лицами ненадлежащего происхождения». В частности, охотника Дерсу и Сенджоба Синдзиро. Хотя Сенджоба и его сын Сиро – принадлежат воинскому сословью, но, видимо, личиками не вышли. Ничего, что «мальчику» Ване Борменталю хорошо за сорок. И у него свои три мальчика растут. И если в таком возрасте у человека нет своего «царя в голове», то что сделает престарелый учитель? Ну, будет он стоять немым укором и что? Он ведь случись чего, за шиворот Ванечку не удержит. И драться с тем же Сайто – шансов ноль, и это Филипп Филиппович понимает…
-Матушка! Понимаете! Филипп Филиппович бездетен, а Иван Арнольдович – сирота. Ягужинский просто боится признать, что его любимый ученик, аспирант Ваня –уже не юноша восторженный, но вполне сформировавший взрослый мужчина. Который любит и уважает учителя, как отца, но по многим значимым вопросам имеет свое мнение.
- Тем не менее, с Борменталем Окита Хиджиката довольно охотно пошел на контакт. Тот с удивлением почувствовал, что мальчик хорошо воспитан, очень привязан к матери и дядьям. Любознательный, много читающий, умеет делать выводы из ситуации. Лисенок умеет любить, думать не только о себе. Понимает слово «надо»! Даже когда это «надо» и «хочется» не совпадают. Иван Арнольдович был поражен, что мальчик развит не по годам. Особенно Борменталь удивился тому, как мальчик определил «счастье»: « Счастье – это когда мама любит папу, папа любит маму, и они вместе любят меня. Я везучий – у меня было счастье, а вот мою кузину мама не любила.». Юный Окита ясно понимал, что его относительно безбедное существование дорого обходиться любящей матери. Что, помогая ему, другим приходится ущемлять себя, часто в необходимом. Как правило, дети его возраста не задумываются о таких вещах – они просто принимают все как должное. А мальчишка – с благодарностью. У него странное отношение к самому себе - какая-то гремучая смесь перфекционизма («раз папа отдал за меня свою жизнь, а мама стольким ради меня жертвует – я должен быть достоин их подвига») и неприятия своих несовершенств (« в кого я такой несуразный?»). С одной стороны хорошо – паренек упорный. С другой – истощил бы себя раньше времени. Невозможно преуспевать всегда, везде и во всем. Как ему объяснить, что мама и дядьки любят его просто за то, что он есть. А не за его успехи и достижения.
- Это, доченька, мальчик поймет, когда сам станет отцом. Кстати, и отношения между супругами Хиджиката были не типичными для островов. Сайто еще в фильтрационном пункте рассказывал маленькому Оките. Тоши (когда понял, что обречен), уговаривал жену уйти от него, пока не поздно. Пока она еще молода и привлекательна. На что Журавка ответила: «Даже если весь мир будет против тебя. Я буду стоять за твоей спиной и молча подавать тебе патроны.». И как ни странно – слово свое сдержала.
- Что же тут странного, мама? – Светлана недоуменно приподняла бровь. – Это нормально. Заботиться о жене, уважать ее мнение и ее выбор. Да и Вы сами. Хоть и не в буквальном смысле. Но, по большому счету, также стоите за спиной Владимира Клавдиевича, и без слова упрека, всю жизнь подаете ему патроны. А мальчишка, хоть и хорохорится, пытаясь выглядеть рыцарем без страха и упрека, страдает.
- Света, доченька, пойми – даже маленькая ссадина болит не один день. Юный Окита рос при Шинсенгуми сыном полка. Бойцы отряда были ему и няньками, и дядьками, и старшими братьями. Отец один из командиров, мать – полковой лекарь, специалист по травмам и инфекцинным заболеваниям ( ее для этого ее специально учили по документам на фамилию мужа). Мальчик слишком долго находился в психотравмирующей ситуации. На его глазах погибали все его друзья и знакомые. Фактически истребили всю его семью. Убили отца, с которым парника был очень близок и любил его:
« «Поспи!» – говорила мать.
«Вставай!» – говорил отец.
«Поешь», – говорила мать,
«Трудись!» – говорил отец.
День страшный пришел.
Слова все те же.
Только не все слова.
Осталось: «Поспи! Поешь! –
А дальше шумит трава.»
- Анна Дмитриевна! Матушка! Какие-то слишком взрослые стихи, а ему-то лет всего ничего.
- Доченька, в такой ситуации дети слишком быстро взрослеют. Мальчик до сих пор все свои поступки меряет  : «Что сказал бы папа?». Он, вместе с матерью и дядьями скитался по свету: голодный, неприкаянный. Всех приходилось бояться. Просто дайте время, он оттает… С твоими мальчишками он дружит. Мальчика любили родители, потому и он сам способен на любовь и дружбу. И даже улыбается изредка: малышке Люсии, Рамиле и ее братику.
- Мне кажется, мама, что Оките очень нужен тот, о ком бы он заботился. Вот он нашел в Люсии и Рамиле применение своим наклонностям. А Рамиля выступает в роли дамы сердца. Пытается сразить сердце юной соседки своими трогательными детскими ухаживаниями. Судя по тому, что мне известно, его отец при всей суровости нрава, был не лишен некоторой романтики. Хотя, если верить Сайто, подавал ее Тоши под интересным соусом: «Я старый солдат, не знаю слов любви! Но ради Вас…!». Он, собственно, как и Кондо с Сананом, отдал свою жизнь в обмен на жизнь сына. Мальчику очень нужна ласка – он, как бездомный щенок, привязывается ко всякому, кто его приласкает. И Цилю признал, и Лиду – обе ему за «милых тетушек!» . Только вот Камилла злится, что паренек ее опасается и близко не подпускает.
-Знаешь, дитя мое! Все-таки, приходится согласиться с мужем, насчет «Волков из Мибу»! Что это не просто красивая поэтическая метафора. Вся эта компания «демонов бледной сакуры» живет понятиями больше волчьей стаи, нежели «Кодексом Бусидо», хотя и не волки. Сайто – ворон тенгу, Журавка и ее сын –лисы-кицунэ, а Хейсукэ – помесь лиса, дракона и обычного человека. Общее у них одно – товарищество и долг. И отношения по типу братско-сестринских. Каору было трудно вписаться в стаю – он по жизни одиночка. Но то, что его принимают и прощают ему слабости и заблуждения для него очень дорого. Пришлось видеть, как самый молоденький общается с невестой. Кеша отдал Циле плитку шоколада. А она разломила ее пополам и отдала половину жениху.
- Так они ведут себя по-русски. Хотя он – японец (по паспорту), а она еврейка. Но ведут себя, как русские…
- Вовка мне рассказывал много интересного про ребят. Ребята дрались не за реставрацию старых порядков, а за независимость страны. Проиграли – бывает. Самое непонятное –за честь родины выступили, мягко говоря, не самая привилегированная часть населения.. Кешка – бастард, его воспитателя Саннана Кэйскэ, по совместительству деда (отца матери) – в обществе отвергали за то, что он был аспирантом в России. Тоши – имя и герб придумал себе. После того, как отец отрекся от него и объявил его вне семьи – за то, что он « неплохо разбирается в травах и кореньях, но абсолютная бестолочь в торговле». Тоши аргументировал это тем, что каждая длинная родословная с кого-то начиналась. Сайто – тот самурай, но... Нелюбимый родственниками сиротка, не имеющий за душой ничего, Именной меч – и тот подарен за успехи в учебе. Тидзуру – дамочка голубых кровей. Но… Проданная, как животное, своими родственниками на опыты. Только потому и выжила, что сбежала от своего господина. Да там практически весь личный состав отряда такой. Если бы не последний приказ командира Тоши – сберечь его семью, то ребята Кешка и Сайто, предпочли бы ритуальное самоубийство изгнанию.
- И кому было бы легче? Мама! Я рада, что они все-таки сумели найти свое место в мирной жизни. Очень часто бывает наоборот. Ребята, несмотря на все странности, в общем-то, совсем не плохие. Хорошо, что они к нам прибились.
- С одной стороны, ребята странноватые. На первый взгляд. Только они не являются типичными жителями островов, ни по сути, ни по духу. Японцы, даже попав на чужбину, в отличие от тех же корейцев, редко ассимилируют. Исключения – единичны. Путаться с девицами иных кровей, не говоря о том, что создавать семью и заводить детей, считается не приличным.
- А как же Каору…. Про Кешку Тодо и Сашку Хадзиме не говорю.
- Девочка моя, они, несмотря на фамилии, вовсе не японцы. Они эльфы, наподобие тех, что населяли Карпатское Княжество. А Тоши, отец Окиты, скорее всего, своему отцу (деду мальчугана) не родной. Доводилось разбирать с Володей досье на эту компанию. Тошидзо не похож ни на отца, ни на мать, ни на братьев. И вообще – выделялся из всей родни откровенной чужеродностью. И вообще, бабушку Окиты по отцу ее супруг всю жизнь ревновал к волку-оками. Насколько Володя сумел разобраться – эти существа практически ничем не отличаются от карпатских волчьих всадников. Видимо ,паренек неспроста прибился к школе Шиекан в селении Мибу. Нашел стаю, что приняла его. Большие глаза на островах – это не просто дефект внешности. Свидетельство либо вырождения породы, либо связи с демонами (эльфов они как раз в эту категорию и относят). Вот папочка и выставил свидетельство семейного позора на вольные хлеба при первом удобном случае.
Юный Окита (Светлана по этому поводу немного завидовала Журавке) был весьма самостоятельным. Что даже ее старший сын шабутной Санька прислушивался к его мнению: « Мама, Никита, хоть и малявка еще, но порой, ведет себя умнее, чем я!». К своим восьми годам он способен приготовить немудрящую еду, прибрать в комнатах. На удивление Окита был взрослым для своих лет: стойко переносил бытовые неудобства и, при необходимости, неприятные процедуры. Отношение к матери, несмотря на то, что он – единственное дитя, было скорее взрослым. Лисенок мать любил и жалел, редко злился на нее. Малыш делал все, что в его невеликх ребячьих силах, чтобы облегчить маме жизнь. Когда мама задерживалась, мальчик старательно прятал слезы («Самураи не плачут!») и теребил всех дядюшек: Каору, Хэйсуке и Сайто:
-Она женщина хрупкая, одинокая, беззащитная! Всякий может обидеть! .
Хотя названные братья еще по Киото помнили, что случилось с неосторожным пьянчужкой, которые отважился напасть на миловидную девчонку. Примерно то же самое, что и с Полкановым в Москве. Вернее, Полкану относительно повезло – было что хоронить. Слухи о том, что она – демон лисица в Хабаровске служили хорошим оберегом – обыватели от китайцев хорошо усвоили , что с лисицами шутки весьма небезопасны. Только отмахнуться от встревоженного сына они не могли. Светлана Арсенева с легкой завистью наблюдала, как лицо мальчика буквально светилось счастьем: «Мама пришла!».*