Блог пользователя rovoamgallery

• rovoamgallery
Это чудесный эпизод!!!!!!!!!!! agata, Вы от души меня встрепенули!!!!!!!!! Ведь, уместно же!!!!!! А сколько неподдельной иронии! Но и Я, ведь признайтесь, не лишен самоиронии.. Сказать по правде, этот сюжет во многом созвучен нашему диалогу, но и весьма самостоятелен. Множество поверхностных зрителей и вправду усмотрят в моей "Джоконде" нелепую копию... Но разве же это копия...??? Это отнюдь не повторение леонардовского портрета. "Джоконда" ROVOAM GALLERY - есть произведение самостоятельное, законченное, абсолютно автономное и по смыслу,и по технике, и по манере. Я никак не ставил задачи наипошлейше скопировать Мону Лизу (как это представлено в эпизоде кинематографа выше). Создав образ современной молодой "Джоконды", атлетически более совершенной, более феминистичной, вероломно-меркантильной, хищно-эгоистичной, беспощадно-коварной и, вне всякого сомнения, подлой. Современные джоконды духовно бедны, ленивы и тупы, чужды самоанализа и самообразования. Ожесточенные завистью и нелепым обезьянничеством, оглушенные стадным чувством в погоне за, суть, примитивными благами и ложными моделями счастья, эти девицы порой даже не успевают расчувствовать в себе женщину. Оставаясь в стальных оковах алчущей фригидности, они неуклонно стремятся к вожделенной цели нахлебничества и стяжательства. Мнимый, призрачный мираж счастливого благосостояния в лучах заштампованного олигархического спонсорства оглушает и ослепляет этих крестьянских дщерей. Внутренние неизбывные комплексы пролетарских золушек эффективно уродуют всякую новоявленную "Барби" или "Пэрис". Внутренняя нищета наилучшим замком запирает двери во всё человеческое и высокое. Лишенные самого главного - осмысления существования - эти джокондки превращаются в армии тех же кукол-обманок, вовлекающие в процесс вырождения всё большие толпы соискательниц счастья. Всё больше людей становятся способными видеть лишь "Фрукт-фрукт, цветок-цветок" и ничего глубже. Наивное человечество беспечно позволяет манипулировать собой, навязывать себе чужую волю, чужие цели, чужую модель жизни. А Вам, Дорогая agata, я искренне благодарен за прекрасную видео-ссылку! Как же близок мне тот человек на балконе... Как же я его понимаю...

В 2018м году полный текст повести "Грибною тропой" будет отдан в издательство , где и выйдет книга , посвященная легендарному грибнику Валентину Михайловичу Павлову - неутомимому неуду и весёлому чудаку. И пусть его курьёзная судьба , временами неласковая и насмешливая , изобиловала парадоксальностью и даже невероятностью , пусть его родственники были к нему несправедливы и порой жестоки , пусть даже сам Создатель состряпал Михалыча спустя рукава - Валентин был феноменально позитивен , жизнерадостен и задорен. Уж сколько к нему прилипло разнообразных прозвищ и кличек..! Пожалуй , ни один житель Байково (Тэль) не может похвастаться таким неисчислимым арсеналом погонял. Человек на грибе , Комарья спина , Неудобец , Булькаш , Кривоскок , Рыбья голова , Магомет , Огурец-хиляк , Рубахин , Очконавт , Сучья хворь ,Хи-Хи-Ха-Ха, Горбатый червь - да все и не перечислить! Ни одному дачнику не было посвящено столько стихов даже и при жизни. А портреты... Валентин Михалыч Павлов увековечен подобно национальному герою. Рисунками с изображением потешного грибничка из России щедро сдобрены некоторые страны , неизменно радушно принимающие этот юмористический персонаж из Питера. Италия , Франция , Швеция , Израиль , Чехия , Германия , Бельгия , Испания , Доминикана , Голландия , Финляндия , Куба - и список этот будет продолжен с энтузиазмом миссионера. Что может быть ценнее для ушедшего героя , чем память народная. Образ Человека на грибе приобретает в фольклоре особые оригинальные черты. Множатся истории , легенды , байки и небылицы про курьёзные похождения хромого грибника из Тэля. Не перестают радовать байковских дачников неизгладимые воспоминания о причудливых и смешных приключениях чуднОго бухгалтера с хутора. В 2016м году Валентин Михалыч мог бы отпраздновать своё 80-летие.. Но , увы , теперь на том хуторе праздники упразднены.. Но меня , как семейного архивариуса , не покидает вера в просвещенных потомков. Найдутся внуки и внуки внуков , которые , найдя на древнем чердаке тэлианского сарая или бани пожелтевшие рисунки ROVOAM GALLERY или скрученные временем тетрадки стихов о советском , перестроечном и постперестроечном быте байковских предков , с благоговейным трепетом будут перелистывать те ветхие страницы , страницы подлинной человеческой истории. Во многом мы были непоследовательны , торопливы , наивны , но самую суть нашей жизни , её дух , пульс , явь мы запечатлели. И ярчайшим образчиком того народного фольклора без купюр является повесть "Грибною тропой". Памяти противоречивым и страстным , непонятным и искренним , уникальным и обыденным моим ближайшим родственникам  : Профессору Гигоишу , Дрэмпу , Зоишне и , конечно , ему - великому неуду Валентину Михайловичу Павлову - моему дяде. Автор повести "Грибною тропой" художник-авангардист Роман Деркаченко

"Грибною тропой" повесть о Валентине Михайловиче
Полный текст повести "Грибною тропой" в рабочем материале. Описание одних зимних выходных , проведенных Валентином Михайловичем Павловым на даче у родственников в Бойково (Тэль).

В 2018м году полный текст повести "Грибною тропой" будет отдан в издательство , где и выйдет книга , посвященная легендарному грибнику Валентину Михайловичу Павлову - неутомимому неуду и весёлому чудаку. И пусть его курьёзная судьба , временами неласковая и насмешливая , изобиловала парадоксальностью и даже невероятностью , пусть его родственники были к нему несправедливы и порой жестоки , пусть даже сам Создатель состряпал Михалыча спустя рукава - Валентин был феноменально позитивен , жизнерадостен и задорен. Уж сколько к нему прилипло разнообразных прозвищ и кличек..! Пожалуй , ни один житель Байково (Тэль) не может похвастаться таким неисчислимым арсеналом погонял. Человек на грибе , Комарья спина , Неудобец , Булькаш , Кривоскок , Рыбья голова , Магомет , Огурец-хиляк , Рубахин , Очконавт , Сучья хворь ,Хи-Хи-Ха-Ха, Горбатый червь - да все и не перечислить! Ни одному дачнику не было посвящено столько стихов даже и при жизни. А портреты... Валентин Михалыч Павлов увековечен подобно национальному герою. Рисунками с изображением потешного грибничка из России щедро сдобрены некоторые страны , неизменно радушно принимающие этот юмористический персонаж из Питера. Италия , Франция , Швеция , Израиль , Чехия , Германия , Бельгия , Испания , Доминикана , Голландия , Финляндия , Куба - и список этот будет продолжен с энтузиазмом миссионера. Что может быть ценнее для ушедшего героя , чем память народная. Образ Человека на грибе приобретает в фольклоре особые оригинальные черты. Множатся истории , легенды , байки и небылицы про курьёзные похождения хромого грибника из Тэля. Не перестают радовать байковских дачников неизгладимые воспоминания о причудливых и смешных приключениях чуднОго бухгалтера с хутора. В 2016м году Валентин Михалыч мог бы отпраздновать своё 80-летие.. Но , увы , теперь на том хуторе праздники упразднены.. Но меня , как семейного архивариуса , не покидает вера в просвещенных потомков. Найдутся внуки и внуки внуков , которые , найдя на древнем чердаке тэлианского сарая или бани пожелтевшие рисунки ROVOAM GALLERY или скрученные временем тетрадки стихов о советском , перестроечном и постперестроечном быте байковских предков , с благоговейным трепетом будут перелистывать те ветхие страницы , страницы подлинной человеческой истории. Во многом мы были непоследовательны , торопливы , наивны , но самую суть нашей жизни , её дух , пульс , явь мы запечатлели. И ярчайшим образчиком того народного фольклора без купюр является повесть "Грибною тропой". Памяти противоречивым и страстным , непонятным и искренним , уникальным и обыденным моим ближайшим родственникам  : Профессору Гигоишу , Дрэмпу , Зоишне и , конечно , ему - великому неуду Валентину Михайловичу Павлову - моему дяде. Автор повести "Грибною тропой" художник-авангардист Роман Деркаченко

"Грибною тропой" повесть о Валентине Михайловиче
Полный текст повести "Грибною тропой" в рабочем материале. Описание одних зимних выходных , проведенных Валентином Михайловичем Павловым на даче у родственников в Бойково (Тэль).

23.06.2017 • rovoamgallery
На бескрайних просторах нашей непостижимой души, где нет места наивной сентиментальности и субъективизму, где бесчинствуют космические законы энергий (уж не знаю, сохранения или же потерь), где полное всевластие причудливых физик-математик-химий в самом примитивном нашем понимании, где время предстаёт, не иначе, как старенькая детсадовская одежонка, вызывая не тот священный прижизненный трепет, а умильные слёзы и грустную улыбку, где всё наше общечеловеческое наивное и непосредственное замирает в недоумении и трепещет от осознания тотального неведения и глубочайших заблуждений прозревшей на излёте кометы... Красота... - есть величайшая из иллюзий человечества, являясь понятием столь же противоречивым, сколь и условным. Гармония - есть недосягаемая эфемерная составляющая мироздания, несущая функцию исключительно подавляющую. Подавляющую человеческую волю, разум и тело. Догмат гармонии лучше любого конвоира ведёт наши утлые существа по строго выверенной тропке времени, не давая малейшей возможности шагнуть в сторону, не давая никакого шанса на альтернативу. Мы в жесточайшей псевдобиологической клетке. Мы, художественно выражаясь, материальные каторжане. Но вопрос много веков остаётся открытым.. Те, кто пытаются (а таких восторженных глупцов хватает) закрыть этот вопрос, отторгаются самой системой и даже не собратьями по псевдоразуму. Масштаб человеческой ошибки многократно усиливается укоренившейся системой самопоощрений самообмана, подобострастной науки и унизительной холопской научной мысли. Художники всех времён (возможно и музыканты, и прочие деятели искусств) традиционно являлись той одиозной, дерзновенной и гонимой когортой, негодующей в своём высоком бессилии пред дремучими толпами посредственностей. Кто совладает с гневом, сломит свою гордыню, не падёт в слабоволии и истерии, победит в себе слепую ярость правоты, выстоит на этой ультракороткой жизненной дистанции, не растеряет человеческий (весьма условный и двусмысленный) облик, пронзит своей тонюсенькой допотопной иголочкой сознания черственную, заскорузлую в своей неприступности коросту покровов заповедных правд и неведомых истин. Не дано познать, ибо ничто есть. Да не узришь во тьме, как и в кромешном свете. Пустота и полность едины суть. Края нет у всего, ибо начала нет. Смысл - есть иллюзия логики. Логика - есть замкнутое кольцо догмы. Догма - спасение неведения. Неведение - высшая благодать жизни. Воля - альтернатива посвящения. Вот такие скромные ассоциации приходят на ум бедному художнику, рисующему лоскутки своей мечты, растерзанной красотой, любовью и гармонией. Искренне Ваш . ROVOAM GALLERY

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" ...Хорошо-то как! Неспеша , усмехаясь находу своим просветлённым воззрениям , профессор оставлял за собой ровные следы homo sapiens , создавая на грибной тропе ощущение присутствия либо снежных людей , либо общества "моржей". Издали его обнаженную фигуру уже заметили закутанные в лохматые попонки женщины. Без дрожи и смущения Гигоиш приближался к калитке размеренным верным шагом. Руки его свободными степенными махами колыхались в такт шагу. Возле забора профессор оглянулся на снежное поле , словно , в надежде увидеть Михалыча. Войдя на участок под недвижными взорами остолбеневших женщин , профессор чуть склонил голову в несколько величавом и церемонном полупоклоне, и даже не предпринимая попыток прикрыть гениталии , направился к бане. Зоишна глядела на проходящего профессора глазами навыкате. Вот-вот и эти небольшие слизистые шарики, так неистово вывалившиеся на мороз , скатятся ей под ноги и замрут в снегу , навеки сохранив то зрительное таинство обнаженного мужчины. Зоишна смотрела , что называется , во все глаза. Их у неё было два , но если бы природа наделила Селицкую ещё десятком-другим глазных яблок , то весь этот офтальмологический урожай высыпал бы наружу в едином оргаистическом порыве. Зоишна глядела на профессора так , как если бы на поле хутора приземлился инопланетный корабль и из него навстречу неудам вышли бы обнаженные пришельцы. Дрэмп же в своих эмоциях была несколько сдержаннее. Надо признать , что обнаженным профессора она уже видела. По сути дела , дважды. Первый раз - в 1963 году в развалившейся пляжной кабинке в Адлере , второй - при неудачной попытке профессора пройти незамеченным из ванной в спальню в олимпийский год. Дрэмп глядела недобро. Такой взгляд был бы операторской находкой при съёмках фильма о войне. Когда на оккупированных территориях где-нибудь на Украине деревенская баба наблюдает , как эсэсовец со смехом качается на детских качелях , сделанных её мужем-фронтовиком. Светлана Романовна знала , что её супруг никогда бы не появился на людях без одежды. Даже в квартире он ходил только в майке и при неожиданном звонке в дверь , пулей прыгал в кладовку , валя и руша там всё второпях. Теперь же - на тебе... растелешился неуд. Дрэмп молча провожала пожилого голяка испепеляющим взглядом подпольщицы. Профессор же , будто осенённый внезапной гордостью за своё забытое тело , шествовал неторопливо , исполненный достоинством и величием. Проходя мимо оцепеневших женщин , он лишь косо глянул в их сторону и с презрительно-снисходительным выражением бросил  : "Ну что , холопьё , выщерилось?" До бани он шел так же неспешно , дивясь своему счастью и ощущению молодости. У входа в баню профессор ещё раз глянул на онемевших женщин и театрально хмыкнув , хлопнул за собой дверью. "- Сбрендил неуд.." - только и шепнула Дрэмп , разворачиваясь на крыльце. Зоишна еще несколько минут отрешенно смотрела на баню , вероятно ,собирая в путанном сознании некоторые детали и нюансы. Начинало темнеть. Из бани доносились металлические звуки тазов , хлопала дверь , позвякивали стаканы. А невдалеке у самой кромки леса на утоптанной снежной площадке стоял на лиловых от мороза коленях голый грибник. Мелкие сосульки свисали с его седеньких волосиков то там-то здесь , подрагивая при движениях. Павлов молился. Будучи человеком неверующим и атеистически убежденным , Михалыч только здесь в зимнем лесу , охваченный лютой стужей и небывалой экзальтацией , уверовал. Было бы несправедливо утверждать , что Павлов пополнил собой ту многочисленную непросвещенную паству. Нет , это был не акт причастия к православию , как таковому. Это было нежданное озарение духа. Это было истинное единение с Создателем. Павлов прилепился к Богу. Замерзая , грибник вдруг увидел со стороны всю жалкую возню и суетность презренного мира людей. Ничтожность помыслов и примитивность страстей. Убогость желаний и действий в достижении суть мелочных целей. Михалыч обнажился душой и узрел жалость свою и микроскопичность. Сгорбленный , посиневший , сморщенный старикашка пал ниц пред бесстрастным величием всея. Стоя на осклизлых колешках , грибничок бессвязно лепетал слова покаяния и импровизированной молитвы. Вековые сосны в белых чалмах иронично взирали свысока на жалкого голяка , прозванного узбеком и Магометом. Гигантские скелетизированные кроны осин величественно простирали свои промороженные длани над раскаявшимся неудом. Стуча зубами и истово молясь , Павлов обмочился. Не взирая на конфуз , воодушевлённый грибник упорно бубнил себе под нос собственный текст причастия. Сцепив кривые руки в замысловатый замок и упирая их то в лоб , то в подбородок , Павлов бормотал что-то о прозрении , неведении, тьме предрассудков и озарении. В какой-то момент тело стало невесомым и перестало мёрзнуть. Михалыч вздрогнул. Наступившие сумерки окутали опушку синеватыми тенями. Павлова вдруг скрутило и он зычно и протяжно пустил газы. Эхо благодарно разнесло рокот по окрестным подлескам , напоминая зимнюю дробь дятла , призывающего самку. На хуторе Михалыча услыхали. Зоишна возопила истошно и надсадно  : " - Узбек нашелся!!! Ну , Павлов! Ну , сучий звон!" Тут же стали готовить спасательную экспедицию , в надежде отогреть неуда в бане. Встав на широченные лесные лыжи , Зоишна напоминала циркового медведя. Дрэмп резво работая палками , опередила сестру и уже через пять минут достигла той божественной опушки , где свернувшись калачиком и подрагивая , лежал на снегу фиолетовый неуд. Завернув старого голыша в псовое покрывало , Дрэмп туго перевязала утлое тельце бечевкой. Взяв на буксир неудобный куль , Светлана Романовна , подобно крестьянской кобыле , двинулась по своей лыжне. На середине поля она снова встретилась с запыхавшейся сестрой , и снова бренный и многострадальный свёрток скользил по снегу , оставляя неровный след. Зоишна недоверчиво потыкала лыжной палкой обледеневший куль. "-Это он?" "-Он." - тихо буркнула Дрэмп , не сбавляя хода. К бане свёрток подтащили вместе. "-Володя , открывай ! Неудобца нашли!" Из-за скрипнувшей двери робко высунулась распаренная мордочка профессора и осторожно придерживая дверь , он попросил оставить Михалыча на попроге и удалиться. "-Да , не надолго этого нарциссиста хватило.." - комментировала Дрэмп , подпихивая обмороженный куль к самой двери. Профессор с трудом втащил неподатливый заузлок в баню. На полу предбанника Михалыч казался намного компактнее , чем в жизни. Гигоиш развязывал мёрзлую бечевку матерясь и стеная. Наконец из псовой попонки выкатился новообращенный неуд. Профессор несколько мгновений разглядывал лилово-серо-терракотовое туловце. "-Привет , телесное изглумье." Волоком Гигоиш затащил скрюченного грибника в парную и несколько раз окатил кипятком. Павлов не шевелился. Тогда профессор наполнил самый огромный таз горячей водой и ,кряхтя и пёрхая , уложил в него хладный сморозок. Выйдя в предбанник , профессор принялся за новую бутылку пива. Из парной послышался невнятный шум. Профессор тотчас заглянул туда. Хладный брикет по-прежнему лежал в тазу и парил. Никакого движения. Гигоиш вернулся к пиву. Странный хмырь , этот Михалыч.. Никакой недуг его не берёт. Другой бы скопытился уж давно , а этот недомызглок всё вошкается. Двужильная грибница. Профессор допил пятую бутылку и направился в парную. Ну сейчас ты у меня оживёшь , подхряпок куриный. Профессор влил в таз полный пузырёк эвкалиптового масла , кедрового бальзама и пихтовой смолы. С величайшим трудом водрузил таз с Михалычем на горячий бак с кипятком открыл паровую заслонку. Весь жар с каменки устремился на таз. Профессор уселся поодаль и стал ждать.

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" ...потустороннего удовольствия. Баня медленно но верно оплавляля прилегающие сугробы. Клонящийся к закату морозный день не без любопытства взирал на банные приготовления и приятную суету неудобных дачников вокруг законопаченного бревенчатого срубца под снежными нагромождениями на крыше. Гигоиш уже прикрывал трубу до некоего минимума , стараясь удержать драгоценные потоки тепла. В душном предбаннике уже стоял стойкий запах кисловатого дыма , разъедающего глаза и щиплющего носовые ходы. Михалыч расчихался как махорный кот , стреляя себе на колени прозрачными сиполками. Профессор разделся до кальсон и стал походить на комедийного белогвардейского офицера , угодившего в казарме под арт-обстрел. В предбанник уже четыре раза заглядывала Зоишна , суя то бутылку белого вина , то стопку спрессованного белья , то пиво. Селицкая юрко засовывала свою седую проволочку волос в дверной проём и тут-же скрывалась , пустив в предбанник поток холодного пара с улицы. "-Зоишна , Вы уж либо туда - либо сюда!" - нервно гундосил профессор , вздрагивая от морозных дуновений. Когда на небольшом полумесяце откидного полустолья возникли напитки , Гигоиш оживился. "- Ладушник!" - приговаривал он , потирая руки и прихлопывая. "-Ну , ты выпрастывай-выпрастывай мощи святые." - приглашал он Павлова. Сам же , стащив растянутый десятилетиями трикотаж кальсон , профессор выжидающе поглядывал на суетившегося Михалыча. "-Давай-давай , хряпа худая. И не задень стол , вон какой у нас с тобой выпивонсель!" И Гигоиш , сглатывая слюну , налил себе и Павлову по большому стакану сухого вина. "- На-ка вот , глони перед паром-то. Когда ещё в охотку попаришься. " Михалыч послушно осушил стакан , который мгновенно же запотел тусклым влажным потцем. "-Ну что , хворь лесная , пошли в парную?" - и профессор приподнял своё обвисшее , дряблое тело на узложильных , сухокожистых ногах. Отворив дверь-недожимку , Гигоиш невольно отпрянул под хлынувшим из парной жаром. "- Ох , Павлов! Перетопили !" - и согбенный , щуря слезящиеся немилосердно глаза , профессор вошел в парную. Сразу же весь тусклый интерьер помывочной отобразился в сферообразной панорамке искусственного глаза. Он никогда не слезился и даже не запотевал благодаря специальному оригинальному покрытию "spot-antipot". Сзади на кривых , саблеобразных ногах ковылял Михалыч. Его синеватое , с тонкой белесой кожей тело тотчас намокло и стало источать лесной дух. Как , если бы из под мха вывернули на свет божий старую , многолетнюю осину , рухнувшую во время финской кампании. Профессор подслеповато обернулся к Павлову  : "-Ну что , страстотерпец , омоем телеса пагнойком?" Грибник прошамкал что-то невнятное и устремился на полок , смешно скользя по ворсистому , непривычному ковру.Вытянувшись на осклизлых досках , Павлов томился в ожидании парного ритуала. Веник срезан , подкромсан партийцем . Куцый , жесткий , как псовый инстинкт. И комарья спина ждёт гостинца - сладко ноет , скребёт и зудит. Гигоиш в парной верховодил. Где , как не в бане показать свою удаль да прыть , тем паче , что кругом неуды. Иногда летом в баню хаживали и два профессорских отпрыска , иронично перешучиваясь и задорно подмигивая друг-другу. Профессор всегда руководил процессом парки , регулируя как температуру , так и время мытья. Никто не должен был засиживаться в бане дольше регламента , так как следом должны мыться женщины. Иногда после всех мылись некоторые жители хутора , но эту практику Гигоиш пресёк , аргументируя дефицитом воды. Михалыч глядел с полка , как приговоренный к обезглавливанию. Профессор же неторопливо зачерпнул кипяток и , приоткрыв дверцу каменки-шипогрязки , неровно плеснул первую порцию. Из тёмных недр с диким шипением и треском вырвалось серое облако крепкого пара. Павлов дёрнул ногами и вскрикнул. "- Что , рыбий тюпак , опять ошпарился?!" Грибник мямлил что-то в пару и нелепо возился на скользком полке. "-Лежи-лежи , выщедок песий , сейчас вторую полошну!" - и профессор с размаху лупанул в жаровню целый ковш. Неистово всхрипел разрывающийся пар и с гулом рванул из дверцы. Гигоиш отпрянул и звонко ударил Павлова ковшиком по лбу. Грибник завыл. "- Так что же ты башкой-то своей рыбьей крутишь?!" - пригнув голову , орал Гигоиш - "- Лежи себе тихо , да соплями булкай!" Пар заполонял всё пространство под потолком , не давая даже поднять голову. Гигоиш схватил два веника-псовника и обмакнул их в кипяток. "-Ну что , дерьмоточец хилый , вытягивайся как глист , парить буду!" - и с этими словами профессор обрушил на спину грибника целый град раскалённых капелек. Подхлёстывая и подшаркивая по спине веничком , Гигоиш кривился и приговаривал - "- Как оно , Михалыч , пробирает? Как оно , Михалыч , бодрячит ? Хватает? " Павлов лишь тихонько гулил и едва подёргивался под обваривающими ударами веников. "-Ну что , изглумак муравьиный , первомул !" - и Гигоиш уже сам задыхаясь от обжигающего пара , метнулся из парной , бросив в кипяток веники. Вывалившись в душный предбанник , профессор тут же припал к прохладному пиву. Обливаясь ручьями пота вперемешку с чёрными листьями веников , Гигоиш опустошил бутылку светлого пива. Павлов выполз из парной подобно раненному в живот. "- А теперь , не мешкая , давай в снег!!!" - заголосил профессор , пихая очумелого грибника вон из бани. День еще не отгорел и с веранды Дрэмп увидела сизое утлое тельце , выпавшее из распахнутой двери бани. Безжизненно рухнув в снег , Павлов застонал. Пронзённый миллионом искр и парализованный сменой температур , Павлов втаивал в сугроб. Тут же оказалась Зоишна и принялась закидывать Павлова снегом и весело покрикивать  : "- Ну , Павлов! Ну сучий пот!" Михалыч понемногу остывал под снегом. Сознание уже рисовало картины ритуала погребения в сугробе со всеми формальностями. Откуда-то издалека долетел окрик профессора "- Зоишна , отойдите за туалет , я должен его откопать , я голый." Михалыч представил , как обнаженные гробовщики орудуют лопатами , а жеманная толпа прощающихся тактично опускают взоры долу. Какая забавная поминальная сценка! Грибника извлекли из сугроба и втащили в парную. Несколько минут он отогревался на тёплом полке , не отпускаемый воспоминаниями о землекопах... "-Что дохля , расслабь мощи святые , продолжим эстроцизм!" А ведь он не знает элементарного... - думалось Павлову. Весь набор его безграмотных терминов и прочей бессвязной галиматьи - лишь жалкие потуги отсталого очкарика-домоседа. Вот , что он сейчас имел в виду? Экзорцизм? Эстроген? Расизм? Болтун подобострастный. Павлов прикрыл веки. А профессор старался во всю. "-Лежи-лежи , гриб-коптец! Сейчас самый жар!" - и Гигоиш нещадно лупасил Павлова редеющими вениками. Снова пар выгнал профессора в предбанник и снова он припал к пиву , неловко проливая его ароматную влагу по подбородку и шее. Михалыч медленно появился из парной и вяло рухнул на табурет-горбун. Профессор с минуту разглядывал компаньона и отхлёбывал пиво. "-Вот смотрю я на тебя , Михалыч , и слов у меня нет. У тебя не тело , а препарат. Такое впечатление , что тебя господь бог из остатков деталей собирал." - глаза профессора уже заметно смеживались и даже подкашивали. Язык ворочался вяло и Гигоиш медленно разлил по стаканам остатки белого вина. "- Ты , Павлов , как это , феминкитонулия..." Грибник отвёл взгляд. Отхлебнув глоток прохладного итальянского сухого , он вспомнил студенчество , время искреннего равенства и единства. Вспомнил ту ушедшую эпоху наивных и чистых иллюзий , скромных помыслов и дружбы. Куда это ушло? И , главное , зачем? А профессор осоловело бубнил что-то про йогу , пилатец и аэгробику. "- Пошли в парную , мумификальщик прелый." - позвал Гигоиш , поднимаясь из-за столика. Павлов допил вино и последовал за профессором. Пар понемногу рассеялся и стал мягче. Гигоиш кряхтя и охая , устроился на полке , вытягивая своё скупо-жилистое туловище. Михалыч взял неудобной рукой ковшик. Зачерпнул им кипятку. Неловко приоткрыл дверцу-заслонку каменки. Глянул на замеревшего в ожидании профессора. В кривых ладонях ковшик подрагивал и накренялся. Перегруппировавшись , как мог , Павлов весь изогнулся и занёс руку с ковшиком на длинной ручке. Кривовато махнув паралитической рукой , грибник со всего маху угодил ковшиком в дверцу духовки... Во все стороны стрельнули кипящие брызги ! Окатив заоравшего профессора , Павлов сам был едва не обварен кипятком. Рванувшись из парной наружу , Павлов задел тазик, и тот со звоном грохнулся под ноги соскакивающего с полка Гигоиша. Выскочив на снег , Михалыч оглянулся. На полу извивался ошпаренный профессор , тараща здоровый глаз шире искусственного. "- Что же ты , олух бесов , с ковшом-то не совладал! Отпездок ты криводойный! На километр тебя к бане подпускать нельзя!" Гигоиш на корточках сидел в снегу у ступенек бани и бесполезно совал руки в сугроб. На складчатом животе Гигоиша вырисовывалась красная карта какого-то неведомого материка.

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" ...ты не находишь?" Неизвестно откуда кобальтовый небосвод заволокло серыми тучами и трескучий мороз немного отступил. Стал подвывать ветер и великаны-ели закачались и зашумели в вечерней темноте своими могучими кронами. Снежок стал подсыпать и понемногу свежий пух покрыл Тэль невесомым прозрачным покрывалом , колыхающимся и зыбким под порывами зимнего ветра. Гигоиш забеспокоился. Если Булькаш в лесу , найти его будет значительно сложнее. Дрэмп язвительно подхихикивала , собирая на стол. "- Сдохнет в чаще , как крыса." Профессор укоризненно покачал головой и промолвил  : " -Свет , напрасно ты так предосудительна к Павлову. Это непростой , противоречивый и странный субъект. Натура доселе неразгаданная и по-своему фантастическая. Утрата Михалыча ещё долгие годы , а то и десятилетия будет неугасимой лампадой светить неуёмным творческим душам , озаряя свет знания , творческий путь и нравственное возвышение." Дрэмп со стуком водрузила на стол гигантскую сковороду под ведёрной крышкой с самодельной ручкой. Зоишна по-куриному нахохливаясь и покрёхтывая , устраивалась на стуле-изломце , трещащим под её весом неимоверно и истошно. Обмотанные изоляционной лентой разных промышленных эпох треснувшие ножки изломца надсадно скрипели , подобно древней телеге с углём при подъёме в горку. Спинка была привёрнута крупными шурупами так топорно , что со стороны могло показаться , что на мебель установлен аппарат Елизарова. Зоишна , наконец , угнездилась на травмированном изломце и , тараща глаза на сковороду , произнесла  : " - Ну , мы тут со Светулей покорячились." Профессор осторожно присел на краешек неудобного табурета и расправил плечи. "- Не могу отделаться от ощущения некого дискомфорта и даже вынужденности позы. Свет , я пойду и принесу из сарая ромкино кресло." Дрэмп удивилась  : "- Это какое?" "- Да то , помнишь , которое он увлеченно мастерил , начитавшись Миса Ван-Дер-Роэ в 1991 году?" "-Тащи , что хочешь , но поживей. Ужинать пора." и Дрэмп осторожно приоткрыла крышку. Из тёмной щели на собравшихся дачников пахнуло каким-то колдовским дуновением , являвшим собой сложнейшей смесью разнородных запахов. Гигоиш отпрянул и тут же отправился за новым посадочным местом в свой ,неисчерпаемый на музейные находки , сарай. Зоишна решительно придвинулась к сковороде со своей тарелкой "Звёздные войны". Дрэмп прикрыла сковороду и склонилась над столом в зловещей согбенности  : "- Сначала неуды попробуют." Зоишна подогнала брови как можно выше к кромке седых волос и переспросила сестру шопотом  : " - Кушать хочется..." Дрэмп наклонилась к Селицкой вплотную и , прожигая её гневным взглядом , прошипела  : "- Начни с увертюр." Зоишна нечаянно пустила ветры и стул-изломец жалобно скрипнул ей в такт. "- Какие Вы сегодня музыкальные.." - хищно оскалилась Дрэмп , накрывая сковороду ещё и тряпками. Зоишна послушно жевала всё подряд , и тёмные завялки зелени , и мятые размороженные помидоры , и давленные с маслинами сосиски. Профессор взобрался по шатающейся , как в шторм , лестнице на чердак-хламовик. Освещая перед собой фонариком грибника , Гигоиш шарил по углам , выискивая кресло Миса. Под ноги катились какие-то бренчащие бидончики , за шиворот сыпался забытый покойной Архиповной зверобой , то и дело плечи пронзали предательские гвозди. И наконец возглас восторга огласил паутинные своды чердака , Гигоиш споткнулся о кресло. Расшибив себе и лоб и руку , ободрав шею и подбородок , профессор лежал под ножками причудливого мебельного решения. Это оно! Двадцать лет назад профессор саркастически посмеивался над стараниями старшего сына , когда тот вдохновенно переделывал сломанное медицинское функциональное кресло Шиммельбуша в предмет дачной мебели. По сути кресло-каталка была превращена в прочный и удобный трон , способный прослужить еще лет сто. Гигоиш попробовал приподнять этот предмет.. В ограниченном пространстве чердака это было крайне неудобно. Профессор возился и пыхтел , но сместил кресло в люку вниз. Пытаясь протолкнуть массивную конструкцию в квадратное отверстие лаза , Гигоиш прочно заклинил кресло в проёме. Ветер снаружи крепчал. Порой казалось , что профессор находится внутри летящего грузового самолёта , а снаружи воют высотные ветры , полирую фюзеляж своими ледяными потоками. Гигоиш стал замерзать. Отрезав себе путь вниз , он понимал , что покинуть сарай можно только выломав заколоченную дверцу на крышу гаража и уже по ней подойти к крыше бани. Там можно спрыгнуть в снег с высоты двух метров. Но чем же выломать заколоченную шиферными гвоздаками дверцу? Надо звать женщин. Они просунут снизу гвоздодёр и клещи , которыми можно эффективно работать. Где же этот обормот-рыгун ? Профессор сипло и сдавленно закричал  : "- Свеееетаааа ! Подойди к сарааааааююююю !" Снаружи бесновалась вьюга и только жалкий отзвук хриплого крика унёсся в зинюю ночь подобно сорвавшейся с крыши прошлогодней коры. Сарай слегка пошатывало , как и вековые ели рядом с ним , что время от времени обрушивали вниз снежные лавины. Профессор даже вздрагивал при каждом обрушении на крышу снежного кома , рассыпавшегося с глухими шорохами и катящегося по уклону вниз. Величие зимнего ненастья завораживало. Шум еловых крон создавал то ощущение бескрайней морской пучины , то неведомой высоты. Гигоиш замирал , прислушиваясь к причудливым посвистам ледяного ветра снаружи. Красота... Чудовищная и неумолимая красота...

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" продолжение повести. ...безнадёжные примитивы. К колодцу подошел полуоттаявший Гигоиш. Внутренняя поверхность его ледяного кокона запотела и весь панцырь приобрёл эффектный матовый оттенок. В таком причудливом одеянии по участку расхаживал сказочный персонаж и его реплики вызывали справедливую иронию у Дрэмпа и Зоишны , доедающих из кривой кастрюли остатки адского варева. Михалычу первого блюда так и не досталось , но он особо не переживал , так как был на все сто процентов уверен , что тем самым избежал некой кары за чревоугодие , неотвратимо последующей после поглощения данного блюда. Гигоиш так же постился перед баней , предвкушая лишь легкие элегантные закуски к водке "Kauffman" так изящно оттеняющие всю изысканность данного напитка в обстановке зимнего хутора. Вечер подходил вежливо , неторопливо , можно даже сказать , деликатно. Едва приглушив золотистое сияние закатного солнца за Змеиной горой , вечер разбросал по голубой поверхности снега длинные , красивые тени от макушек молодых ёлочек и кустов вербы. То там - то здесь темнели глубокими пятнами вереницы следов , представляя пытливому уму благодатнейшую почву для футуристических ассоциаций. Птицы затихли , и лишь удалённый отзвук электрички над бескрайними лесными волнами напоминал о присутствии земной цивилизации. Павлов тащил полные вёдра ледяной воды , расплёскивая её себе на ноги. Отчаянно приподнимая вёдра над снегом , он старался не задеть ими о сугробы. Утопая в белом , мучнистом , рыхлом месиве , Павлов пыхтел и чихал , отчаянно волоча тяжелые вёдра к бане , предвкушая традиционный парной ритуал , введённый Гигоишем в Тэле много лет назад. Баня всегда ассоциировалась у Михалыча с некоторым обрядом , своеобразным культом обнажения и очищения. И дело здесь даже не в мытье , как таковом , а глубже , серьёзнее , интимнее. Павлов не был Ван-Даммом. Его природная конституция отнюдь не предполагала равнение на Атлантов. Прячась под приличными костюмами и представительными галстуками , Михалыч иной раз и вовсе забывал о природном неудобстве и эстетических недоработках Создателя. В формате профессионального общения и бытовой жизни , Михалыч попросту не был востребован , как чистый организм. Его вполне устраивало положение некого статиста или дистанционного наблюдателя. Другое дело - баня! И не просто - баня , а баня в Тэле. Здесь равнодушными созерцателями его олимпийства будут , разве что , Гигоиш и сыновья. Профессор и сам никогда не акцентировался на анатомии и не вдавался в бесплодные рассуждения о мужском атлетизме. Что толку пенять природе на её безалаберность , если нет необходимости в лучшем применении телосложения. Другое дело , сыновья... Эти двое зигфридов с Замшина были убеждёнными Нарциссами. Благо , единственной милостью природы для этих мальцов были их опорно-двигательные аппараты и комплектующие. А что ещё нужно незадачливому самцу на заре человечества? Тем паче , что заря эта ,по-видимому, затягивается. В дровяном сарае "раздавался топор дровосека". Гигоиш остервенело молотил кувалдометром по замороженной поленнице , отбивая мятую щепу и фрагменты коры. От активной работы он абсолютно оттаял и от его драных лохмотьев даже парило. Павлов с великим трудом опрокидывал тяжеленные вёдра в баки и снова плёлся к колодцу , звеня дужками. После восьмой ходки Павлов заглянул в дровеник. Профессор пробил в поленнице целый лаз и теперь копошился там как гигантский бурундук. "-Михалыч , бормотыга, ты что-ли?" -не оборачиваясь , спросил Гигоиш. И не дождавшись ответа , сообщил: "- Сегодня топить нет смысла. На один прогрев печи часа полтора-два уйдёт." "- Аяуэводынаосил.Под завязку оба бака." Гигоиш замер.. Поленница дрогнула и с грохотом обвалилась , погребая под собой дёргающегося профессора. Под дровяным завалом оказался и Михалыч , отчаянно барахтающийся среди поленьев. Из-под кучи дров доносился жалобный стон Гигоиша: "- Михалыч , носи воду назад в колодец , иначе за ночь баки разорвёт!" Павлов насилу выбрался из завала и на четвереньках пополз в баню по еще не утоптанному снегу. У дверей бани стояла Зоишна в трёх старых шубах и рваном треухе. "-Павликов , вы уже затопили?" Михалыч , не поднимаясь с четверенек , ответил  : "- СеоднятопительзяГигоишазаваило." - и пополз дальше за вёдрами. Зоишна неторопливо заглянула в открытый дровеник. Поленница была обрушена и развалена , никого не было. Пожав плечами и развернувшись , Зоишна заковыляла к дому , периодически заваливаясь в стороны на глубоком снегу. Дрэмп возилась с чистым бельём , бережно перекладывая слежавшееся , отдающее характерной загородной сыростью исподнее. В старом финском шкафу подобные ревизии крайне редки и некоторые вещи оказываются находками. Вот эта маечка , например , откуда она? Может быть её по ошибке положили в чемодан отъезжающего со смены пионера? Или это та неожиданная находка при ремонте и вскрытии пола в большой комнате? А может быть эта майка так всю жизнь и пролежала с послевоенных лет , ни разу и не надетая? Дрэмп сложила майку и добавила её к пачке белья для Михалыча. Зоишна едва протиснулась в дверной проём , порвав рукав и оторвав пуговицу. "-Светуль , они топить не хотят из-за мороза." Дрэмп доложила в пачку для Гигоиша махровые кальсоны 50х годов и посмотрела на сестру. "-Не топят из-за мороза? А разве топить нужно из-за жары? Пойду разберусь с этими кочегарами." Светлана Романовна оставила Зоишну одну наедине с тёмным старым шкафом и его нетронутыми недрами. Селицкая с интересом полезла внутрь. Павлов на последнем издыхании выливал тринадцатое ведро обратно в колодец. Внизу глухо бурлила струя а под ногами была плотно утоптанная обледенелая площадка. Михалыч едва держался на ногах , когда сзади подкралась Дрэмп. "- Павлов , ты что тут творишь?" Михалыч растерялся. "- Гигоишводупопосилслить." "- Я твоего Гигоиша сама солью скоро. Почему баню не топите?" "- Непогеетсяпечь."- бормотал Павлов , соскальзывая ногами с ледяной площадки. Дрэмп заглянула в зияющую глубь колодца. В лицо дохнуло студёной влагой. Переведя взор на Михалыча , Дрэмп сощурилась. Остаётся только догадываться , какие мысли посетили мозг этой вредной старушонки... От бани донёсся слабый сдавленный крик. "-КикДафена!" - весело прошамкал Павлов. "- Я сейчас Вас с этим Дафеном прибью здесь на хуторе и в снегу зарою. Иди к нему и передай , что бельё уже собрано и ждать мы не будем." Михалыч увернулся от пролетевшего подзатыльника и поскакал на своих кривоподках обратно к бане , крутя для равновесия вёдрами , как жонглёр.Вихляющая фигурка Павлова скрылась за углов веранды и Дрэмп быстро схватила первый попавшийся под руку смёрзшийся ком. Размахнувшись , она наугад метнула ледыху через крышу веранды. В следующий момент раздался глухой шлепок и сдавленный вскрик. "-Есть контакт." - радостно прошептала Дрэмп и захлопнула колодезную дверцу.

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" продолжение повести. Вообще , явление субъекта в нетипичном для него облике всегда было беспроигрышным драматическим или юмористическим эпизодом в любом произведении. Но вид Гигоиша наводил на мысли отнюдь не юмористические. Старик нёс на своих одеждах слой льда , сравнимый разве , что с найденным в расселине пропавшим альпинистом , или даже древним антропоидом , прекрасно сохранившимся до наших дней. Подобно стеклянному кокону , лёд равномерно покрывал всю фигуру профессора с головы до ног и негромко потрескивал при движениях. На чумазом и небритом лице ледяная корка образовывала некую фантастическую капсулу , придавая закованному в неё лицу поистине космический вид. Начинающая подтаивать влага бесшумно мерцала проворными капельками внизу у подбородка , просачиваясь сквозь ледяные щели. В руках у Гигоиша был не-то жезл лешего , не-то обломок архаичного весла из ладьи древних викингов. Каждый шаг "замороженного" отдавался в помещении веранды гулким металлическим эхом , из-за стука железных вёдерных крышек на обеих ногах. Вцелом впечатление было такое , что все присутствующие перенеслись на несколько тысячелетий назад и являются свидетелями давно минувшей сцены. Первой молчание нарушила Зоишна , протянув руку к Гигоишу и робко потрогав его за жезл. Дрэмп покачала головой а Михалыч , изумлённо вытянув тонкую шею , завыл в своей неповторимой грибной манере. Профессор оглядывал дачников взглядом победным , даже с нескрываемым оттенком снисхождения. "-Где ты болтался , неуд?" - проронила Дрэмп , разглядывая смёрзшиеся в ледяном колпаке седые прядки. Профессор поставил в угол веранды обломок допотопного весла и с тонким ледяным скрипом присел к столу. "- Ээээ , нет! Так не пойдёт!" - вскрикнула Дрэмп , пытаясь ухватить Гигоиша за обледеневший воротник грибницкого пальтугана. "-Иди-ка ты , человекообезьяна , переоденься. За стол в таком виде я тебя не пущу." Гигоиш повиновался и , громыхая железными снегоступами , удалился с веранды. Повисла пауза. Михалыч поминутно сглатывал набегающую слюну а Зоишна методично дохлёбывала из своей щербатой тарелки густое варево с кусочками сосисок и лимона. Светлана Романовна укоризненно покачивала головой и яростно жевала мелкие куриные хрящики из супа. "-Светуль , а может быть баню затопим?" - предложила Зоишна. Мужики уже несколько дней не мылись , в одном и том же ходят , как эти , дриопетеки." "- А что , у дриопетеков была одежда?" - тихо переспросила Дрэмп. "-Да какая разница-то? Всё одно - шмуньки." Павлов загоготал хрипло и надрывно , кривя своё буроватое морщинистое лицо в нелепой клоунской гримасе. "- А дрова-то есть?" - спросила Дрэмп , отпив из малюсенькой рюмочки холодной водки. "- Япинесуыстроисааая!" - вскочил Михалыч и кривовато семеня , поскакал к выходу. "-Володю-то покормить надо." - предложила Зоишна , доедая третью тарелку густого супешника. Дрэмп недобро зыркнула на сестру и прошипела  : "- Этот членистоногий не сдохнет." Зоишна пожала плечами и вскинула брови. Павлов уже предвкушал самый прекрасный из всех дачных ритуалов. Даже лес с его грибными тропами не мог сравниться с этим хуторским изобретением , которое в 1976м году возвёл прозорливый и рачительный профессор. На небольшом возвышении на углу участка у самой калитки была построена восхитительная бревенчатая банька с таким просторным предбанником и техническими усовершенствованиями. Печь была сложена неким Лёшей или Лёней , бывшим мужем тёти Нюры , человеком странным и загадочным. Леонид Палыч прожил долгую и таинственную жизнь среди своих овец , коз и баранья. Был он и плотником и столяром и гончаром , вызывая зависть у деревенских бабок. Но жизнь его обрывалась тяжело и длительно , лёжа на старой-престарой панцирной кровати в тёмной закопченной финской избе под зловещие завывания лютой метели. Чудовищный асцит со всеми вытекающими факторами мучил и глумился над беспомощным стариком , заставляя человека среди ночи плакать и просить у своей старухи верёвку и мыло. Зима в тот год буйствовала. Голодные лоси приходили из леса и выедали мох-конопатку между брёвен старой избы. В старом скотнике , примыкавшем к дому , поселились целых две семьи куниц , что для этих эгоистичных и неуживчивых хищников совсем не характерно. Тётя Нюра одна управлялась на этом заброшенном хуторе , который раньше назывался Волчьим. Дядя Лёня вспоминал , как делал прочные мостки от дома к колодцу , как клал профессору печь , как первый раз все мылись в той новой бане. Жизнь - штука непонятная и крайне противоречивая. Она даёт человеку возможность либо жить по-совести, даря людям свет и добро , либо оставить о себе недобрую , брезгливую молву , как бы в награду за ложь , зависть и мелочность. А время - оно не такое уж бесконечное , как эти вековые леса да просторы. Вот оно всё в ладошке. Было много , а теперь нет.. И глядим мы на беспечные игры детишек , да всё вспоминаем. Михалыч копался в дровяном сарае , как мышь в навозе. Примёрзшие поленья напоминали спаявшиеся оковалки , а отсутствие лампочки не давало возможности приспособиться. Павлов то стонал , то всхлипывал , а то и завывал подобно лесному волку. Подошел полуоттаявший Гигоиш. "- Ну , что ты тут вошкаешься , кривая шарага? Иди-ка лучше за водой с вёдрами. Колодец , возможно , подмёрз , так ты не ломай , а меня позови." Михалыч радостно закивал и метнулся к вёдрам. В Тэле любая работа в охотку! И Павлов , нелепо размахивая звенящими вёдрами , проваливался в глубокий снег. Колодец был за верандой под неимоверным снежным сугробом. Нужно было сперва раскопать доступ к дверце , которая была сколочена из остатков проклеенного шифера и сломанной детской кроватки. Павлов осложнел. Копать принялся руками , кривясь от холода и талого снега. Передохнув , Михалыч залюбовался вечереющим деньком среди этого непролазного леса и угрюмых сугробов. На полянке с неугомонным писком мельтешили синички , затеяв возню среди крон молодых пихточек. Ярко-лиловые шишки мерцали на вечернем солнце свежей смолой. Павлов помнил , как старший сын профессора привозил маленькие саженцы пихт из финского бора. Теперь деревца поднялись и красовались на опушке ровными зелёными пирамидами. Деревья нужно сажать непременно. Это как , своего рода , творчество. Живёт человек равнодушно , потребляет да таращится. Совсем иное дело - участвовать в созидании , помогать природе быть еще краше , еще полезнее. А деревья ,ведь, благодарные. Посадишь дерево малое , а через несколько лет оно тебя своей красой да ладностью благодарит. Смотришь на него и думаешь , вот выросло оно , к небу тянется , потомкам о человеческих руках ведает. Важно это. Может быть более важно , чем корысть да стяжательство благ да богатств. Но понять эти вещи дано не каждому , далеко не каждому. Михалыч докопался до дверцы. Ручка была изготовлена в лучших традициях Тэля. Это была пластмассовая игрушка-кенгуру со спиленными для удобства ушами. Насквозь прикрученная шурупами к деревянной рейке кроватки , она предоставляла идеальное прилегание ладони. Михалыч усмехнулся и приоткрыл дверцу. То , что он увидел было одновременно и неестественно и завораживающе. Всё пространство под крышей колодезной надстройки было заполнено причудливыми сталактитоподобными крсталлами замёрзшей воды. Длиннющие иглы , украшенные сверкающими кристаллами льда переплетались и скрещивались в невиданном фантастическом пересечении. Это было невероятно красиво! Павлов икнул. Протянув руку , он осторожно дотронулся до сверкающей хрупкой иглы. Тут же вниз полетели невесомые снежинки и в тёмных недрах колодца исчезли. Михалыч трогал ещё , трогал ещё. Под огрубевшими пальцами старика крошилась и исчезала в тёмной глубине трепетная и нежная красота. Из-за веранды раздался окрик Дрэмпа "- Ну где этот промысловый таракан? Его только за смертью посылать." Михалыч с грустью смотрел на сыпавшиеся в тёмную воду кристаллики. "Примитивы.. Они все безнадёжные примитивы."

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" - новая глава. ...миг прозрения. Гигоиш пересёк заснеженный лёд речки круглыми следами от привязанных к ступням металлических крышек. Издали могло показаться , что в лесу идут съёмки какого-то эпизода к фантастическому фильму с участием инопланетян. Вид профессора внушал полную уверенность либо в принадлежности этого человека к актёрской братии , либо в абсолютной невменяемости и помешательстве. Пожилой мужчина брёл сквозь лесную чащобу энергично и широко шагая , помогая себе лыжными палками. Изодранные куртки , надетые одна поверх другой , создавали впечатление заблудившегося клошара и лишь одухотворённый и пылкий взор ученого выдавал признаки натуры образованной , интеллигентной и просветлённой. Гигоиш запел  : " А по пiд горою казаки йдуть.." С ближайшей сосны с карканьем взлетела ворона. Профессор улыбнулся своим мыслям и зашагал дальше , не утирая стекающую из ноздри слизь. "-Где же этот очковый змей?" - раздраженно думала Дрэмп , нарезая мороженый хлеб ровнотупеньким недоножиком. Зоишна уже сидела на скрипучем стуле , обвязанным для мягкости старыми кофтами , подобно экзотическому пуфу. "- Зови своего неуда." - приказала Света сестре - "- Или опять по снегам бегать?" Селицкая нехотя поднялась и , ковыляя натужно и медлительно , побрела к выходу. На улице мягкие янтарно-охряные солнечные лучи нежно скользили по снегу , образовывая красивые голубоватые тени позади холмиков и сугробов. Удлинённые силуэты кустов рисовали на белом покрывале двора затейливые переплетающиеся узоры. Селицкая грузно ступила в снег. Один полуваленок сразу же застрял плотно и безвозвратно. Зоишна обреченно вздохнула и оглядела участок. Павлова она увидела под рябиной. Старик сидел на перевёрнутой ванночке и , вероятно , сосредоточенно стирал в снегу какую-то тряпку или одежонку. Неловкие порывистые движения его рук выдавали полное отсутствие подобных навыков и опыта. "- Магомет ! Ты что там стираешь? Обед готов! Где Володя?" - Зоишна весело замахала своими полными руками , как будто разгоняя перед собой невидимые помехи. Михалыч поднял голову. Щуря на вечернем солнце свои морщинистые складчатые веки , старичок широко улыбнулся , поблёскивая золотым напылением редких кривеньких коронок. Лицо его излучало мир и неизмеримое добродушие , дополненное искренней мудростью духовно очищенного старца. Павлов молчал , продолжая жахать в снегу свои несчастные кальсоны. "- Магомет ! Брось ты это. Пошли обедать. Суп остынет." - кричала Зоишна , выдёргивая ногу в куче перештопанных разноцветных носков из застрявшего полуваленка. Михалыч поднялся и принялся развешивать своё постиранное бельишко на ветках рябины , заботливо и тщательно расправляя мокрые штанины кальсон. Удовлетворенно оглядев висящее на сгибающейся к земле ветке белье , Павлов направился к веранде , проваливаясь по колено в рыхлый снег. Подойдя к Зоишне , Михалыч нежно и ласково погладил женщину по голове и тихо произнёс  : "- ПасибоЗаяшопозала." Вместе они вошли на веранду , где по тарелкам было уже разлито парящее на холоде первое. Запах был резким и пряно-удушливым. Расселись по своим стульям. Минуту-другую все молча разглядывали новое блюдо , имевшее цвет от древесного до пастельно-фиолетового , вероятно , за счет свёклы. В тарелке Павлова отчетливо угадывалась тушка вываренной сельди и фрагменты ветчинной шкурки. В тарелке Зоишны поблёскивали дольки лимона и бараньи рёбрышки , а у самой же Светланы Романовны в густой массе горохового пюре с томатами торчал посреди тарелки путовый сустав с яичной крошкой и варёными огурцами. "-Хорош супец!" - весело и с аппетитом произнесла Дрэмп , берясь за ложку. "- А где этот профессор кислых щей? Сам всегда первым за стол , а тут нет." Дрэмп принялась задорно хлебать густой , насыщенный рубленной колбасой и овощами , пюреобразный бульон. Михалыч опасливо поглядывал на Зоишну. Селицкая спокойно зачерпнула суп кривоватой ложкой и со смаком отправила порцию в рот , заедая белым пшеничным хлебом и причмокивая. Дрэмп уминала мясные фрагменты из супа энергично и даже с некоторым азартом авантюриста. Михалыч робко оглядел веранду. На стенах были те же репродукции Брюллова и Тропинина , персонажи которых с безмолвным интересом наблюдали за трапезой. Павлов уставился в свою тарелку. "- Софья , открывай." - весело скомандовала Дрэмп , указывая сестре на стоящую позади неё в серванте новую дизайнерскую бутылку неизменной "Kauffman". Зоишна с набитым ртом заворочалась и потянулась через плечо за красивой бутылкой. Со стены за ней с искренним интересом , подавшись вперёд , удивлённо наблюдала тропининская прядильщица ,будто завороженная диковинной бутылкой в виде летящей капли. Павлов от удовольствия подвсхрапнул: "- ЖайГигоишанетмоэтподожжём?" "-Чего подожжём?!"- насторожилась Дрэмп. "-Он говорит , подождём." - пояснила Зоишна с полным ртом. Светлана Романовна холодно обвела всех взглядом и помотала головой. "- Я ему , гаду ползучему , больше греть не буду. Очковая змея сам пусть жрёт , а-то по лесам на железных крышках прыгать как полоумный - это он запросто. А к обеду успеть - так нет? Открывай , Зойка!" Михалыч нетерпеливо следил , как пухловатые пальцы Зоишны неловко и суетно мацали изысканную бутылку в тщетных попытках её открыть. "-Дай сюда , а-то ещё разобьёшь ненароком!" - вскрикнула Дрэмп , протягивая через стол руки. Приняв от сестры красивую сверкающую над столом бутылку , Дрэмп внимательно вчиталась в надписи на прозрачном стекле изделия. Михалыч нетерпеливо заёрзал. "-А ты жри , давай , на голодный желудок нельзя." - бросила ему Дрэмп. Зоишна тем временем наворачивала вторую тарелку супа , аккуратно выкладывая на стол то рыбные , то свиные , то фруктовые косточки. "- Приват Коллексион." -степенно прочитала Дрэмп - "Гранд Селектед." - Павлов , неуд , ты такую впервые пробуешь?" - насмешливо спросила Дрэмп , продолжая читать. Михалыч нервно сглотнул , но так и не решился зачерпнуть супа. "-Грапефруте енд Лайм. Вот это - Да !" Дрэмп попыталась открутить когтеобразную замысловатую крышку в виде серебряного заостренного колпака. Зоишна приоткрыла кастрюлю для новой порции супа и вся веранда снова наполнилась густым наваристым чадом. Павлов скривился , а Дрэмп прикрикнула  : "- Софья ! Ну ты совсем не имеешь понятия об этикете. Ну кто же перед открытием такой светской водки половником шарит!" Вертя бутылку так и эдак , Дрэмп не смогла её открыть. "-А позвольте-ка мне." Все замерли... В возникшей тишине казалось было даже слышно , как в желудке Зоишны пищеварительные ферменты расщепляют куски вываренной колбасы на белковые фракции и аминокислоты. Дрэмп , не сводя с Михалыча взгляда , произнесла  : " -Повтори..." Грибник икнул и промямлил  :"- Датемнебутыкуяотою." Все тут же расслабились , зашевелились , забрякали ложки , зачавкала Зоишна и в это момент на веранду вошел неузнаваемый профессор.

Рубрика: «Личное»
Автор: Роман Деркаченко
Опубликовано: 12.03.2017 в 10:39:15
Роман Деркаченко "Грибною тропой" - новая глава. ...скопытятся. Павлов был насильно раздет , выкупан в снегу во дворе , растёрт водкой и закутан в шерстяные лохмотья. Не обращая внимания на его протестующие крики , Дрэмп с Зоишной оттащили грибника в тёплое помещение натопленной комнаты , где связанного уложили на диван под толстенное ватное одеяло. "- ДеГигоиш ?" - тревожно вопрошал обессиленный Павлов и тщетно пытался освободиться от дырявых пут. Напоив Михалыча горячим чаем с настоем всяческих попавшихся под руку трав , женщины подсунули ему снотворное и вскоре величайший грибник всех времён и народов мирно похрапывал под горой дачного тряпья и уже тише и неразборчивее постанывал " ДеГигоиш.. дегигоиш..дегигигиги...гегегеге...". Тем временем Дрэмп вела на кухне своеобразный мастер-класс по приготовлению обеда на четыре персоны в условиях поистине полевых. "- Софья ! Неси-ка сюда те две тарелки с рыбой , остатки мясной нарезки и грибной жульен." "-Но , Светуль , жульен-то засох , а рыбу-то... куда её такую?" "- Не дрейфь , Зойка , мы будем суп варить. К обеду суп - что брюху пуп." - и Дрэмп назидательно подняла указательный палец. Зоишна послушно приносила с веранды все оставшиеся тарелки и плошки с остатками утренней трапезы , вернее , затянувшегося вчерашнего обеда. Светлана Романовна отыскала на верху старинного буфета гигантскую кастрюлю и , наполнив её талым снегом , поставила на хилый огонёк колченогой допотопной газовой плиты. "- Главное , Зойка , чтобы продукт не пропал." - поучала Дрэмп старшую на двенадцать лет сестру. "-А талый снег гораздо экологичней простой грунтовой воды , что припёр этот неуд Вова из гнилого финского колодца." Зоишна молча наблюдала , как Дрэмп сваливала с тарелок всё в одну эту кастрюлищу и помешивала , помешивала деревянной ложкой , размером с сапёрную лопатку. Постепенно в кастрюле стало образовываться некое однородное месиво с плавающими кусочками , напоминающее солянку. Дрэмп методично подсыпала в подогретую жижу дополнительные ингредиенты со всех принесённых Зоишной тарелок. Всё пошло в дело. Остатки сырного рулета были гостеприимно приняты сельдью под шубой , засохший печеночный пэшт радушно сдружился с недоеденными охотничьими сосиджами , а маринованные грибы образовали с оливье весёлый оригинальный ассамбляж. Всё это мутное варево было обильно сдобрено приправами к супам , шашлыкам и плову. "- Дрэмп поминутно зачерпывала из кастрюли и осторожно пробовала на вкус. Кривясь и деловито причмокивая , она то подбрасывала соли , то подсыпала перца , а то и вовсе добавляла горсть свежего снега. Зоишна всё поглядывала из-за угла веранды и боязливо пряталась обратно , тайком подъедая что осталось на столе и ещё не пошло в обеденный чан. Дрэмп то и дело покрикивала с кухни , чтобы Зоишна не мешкала с убиранием со стола и быстрее подносила тарелки. Постепенно стол пустел а острый пряный аромат из кастрюли заполонял всё помещение густым и насыщенным облаком. "- Вот так , Софья , ты и научишься дачной стряпне." - подбадривала сестру Дрэмп. "- Я ведь в пятидесятых на Целине студенткой-поварихой была. Да. И меня там татарки готовить учили. А с продуктами-то помнишь как , особо не разбежишься. Вот мы эту орду и кормили на свой страх и риск. Да ведь всем нравилось , уплетали за обе щёки. "- А наши-то уплетать будут?" - робко спросила Зоишна , поглядывая на парящую кашеобразную жижу. "-Ещё как будут. Что им остаётся? Этот твой крот пархатый не заболел бы. Видела бы ты его там в снегу у ручейка.. Ну чистый Йети. "-Дети..?" -переспросила Зоишна. "- Да , они как дети."- ответила Дрэмп , добавив в кастрюлю замороженный кусок вчерашнего салата из миски. "- Свет.. А не много-ли супу-то?" Дрэмп уверенно помотала головой- "- Не доедят , назавтра останется." Зоишна ушла на веранду , а Светлана Романовна , убавив огонёк до минимума , вытерла руки об фартук , который был приспособлен из старой мужской рубашки. Выйдя на крыльцо , Дрэмп оглядела отдалённые опушки леса в надежде заметить возвращающегося Гигоиша. Но день угасал , поля были пустыми , и даже протоптанная грибная тропа к лесу смотрелась как-то сиротливо. Дрэмп знала , что супруг был натурой увлекающейся , где-то даже страстной. Ему ничего бы не стоило отправиться на поиски Павлова даже к озеру. При этом главным и непременным условием должна быть какая-то техническая идея , какое-либо усовершенствование или новшество. Света подозревала , что в данном случае новшеством были эти идиотские круглые отпечатки на снегу. Вероятно профессор что-то соорудил у себя в сарае и теперь , не смотря ни на что , вволю испытывал своё изобретение в зимнем лесу. Дрэмп устало оглядела поле и лениво побрела к туалету , подхватывая волочащиеся полы изодранного нейлонового пальто поверх линялого беличьего полушубка. Профессор воодушевлённо и торжественно шагал по хрустящему насту своими круглоступами и победно оглядывал окружающий лес взглядом истинного победителя , если не сказать, триумфатора. Душа его пела , тело отзывалось приятной послушностью движений и лёгким нытьём мышц. А лес был божественным! Мощные сосновые стволы подобно корабельным грот-мачтам вздымались из снежных сугробов в голубое небо , неся на себе снежные паруса. Солнце заливало мощные кроны елей , усыпанные блестящим шишьём , подобно гигантским сотам или волшебным монистам. Мелкие птички с весёлым попискиванием шныряли в еловых лапах невидимые снизу а юркие белки шаловливо скидывали с высоты растрёпанные шишки. Иногда с раскатистым карканьем перелетали редкие вороны , шумно махая черными крыльями и задевая ветки. Гигоиш был счастлив. Это было именно то неповторимое состояния полного единения с природой. Как же здесь чудесно! Какой фантастической и невероятной красоты этот лес! Гигоиш даже слегка задыхался от накатившей волны восторга. Жизнь.. Это ведь не та сфера , где стоит обманывать самого себя. Жизнь - есть величайшая из возможных иллюзий. Это условное состояние материи , её вариант , её наивная грёза.

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" - новая глава. ...искусственный глаз. Лыжня уходила прямо к лесу , исчезая в снежной белизне поля насколько хватало взгляда. Дрэмп шла ровно и энергично , удерживая равновесие при помощи размеренных махов руками. На лыжах она не стояла уже лет сорок с гаком , но здесь в Тэле вдруг ощутила небывалый азарт и забытую сноровку. Следы Павлова были видны отчетливо , они немного петляли , но основное направление вдоль дороги на речку держали четко. Зоишна , карабкающаяся по снежной целине на середине поля , безнадежно отстала , её неловкие движения в снегу и хаотические взмахи руками свидетельствовали о том , что и ей в скором времени понадобится помощь. Дрэмп дышала глубоко , но ровно. Вот следы Павлова свернули к заметенной снегом дороге на речку. Вот следы пересекли дорожные намёты и обнаружились на другой стороне дороги , спускаясь по снежному склону к заросшему ручью. Дрэмп запыхавшись , остановилась. Сердце молотилось в груди подобно резиновому кулаку , проверяющему грудную клетку на прочность. Над дальними кустами кружила какая-то птица. Дрэмп уверенно направилась туда же. Профессор разглядывал отражение своего лица в тёмном стекле банного окна. Глаз был на месте. Но почему-то картинка в мозгу была перевернутой вверх тормашками. Профессор попытался скосить здоровый глаз в сторону искусственного.. Ничего не получилось , картинка оставалась искаженной. Григорьич выбрался из калитки и оглядел окресность. Небо голубело внизу , а застланные белым снегом поля , уходили в небеса. "- Михалыч , зараза грибная! Одни убытки с ним! Чтоб он там в лесу провалился на хрен , сморч кривой!" Профессор сплюнул в снег и попытался встать на руки , глядя снизу вверх. Со стороны он напоминал медведя-шатуна , корячащегося на снегу от кислородного дефицита и недосыпа. Шапка упала в снег а из карманов посыпались старые гвозди , фантики и семечки. "Проклятый мухомор! Старый дурак! Хромой таракан ! Болван безрукий!" - ругал профессор Павлова , собирая на снегу гнутые гвоздики. Поднявшись , он стал пробираться к сараю , в надежде отыскать финские снегоступы . Потратив еще полчаса на бесплодные поиски , профессор решительно снял с гвоздя две дырявые вёдерные крышки и принялся сверлить ручной дрелью отверстия по краям. Еще через полчаса пара импровизированных снегоступов была плотно привязана к его ногам тормозными тросиками и проволокой. Отыскав надёжную снежную лопату , Григорьич исполненный решимости , зашагал по снегу , оставляя идеально круглые неглубокие следы. "Работает!" - воскликнул профессор и прибавил шагу. Дрэмп съехала по плотному насту к заметённому снегом руслу заросшего ручейка. Здесь она без труда заметила лёжку Михалыча , оставленную совсем недавно. Снег был широко примят и рядом чуть в стороне чернели , уходящие вглубь протаявшие щели. Светлана Романовна оглядела небо , совсем близко кружила небольшая птица , не похожая ни на ворону , ни на голубя. Дрэмп пошла вдоль ручья , вглядываясь в редкие заросли голого ивняка. Павлова она заметила не сразу. На обледенелой кочке , склонившись к маленькому протаявшему оконцу воды , вытянув верёвочную тощую шею , Павлов пытался пить. Шапки на нём не было и редкие всклокоченные волосёнки слиплись в мелкие кривые кисточки. Лицо было чумазым как у хрестоматийного беспризорника а обтрёпанная одежда сбилась в один неразличимый ком вокруг туловища. Мокрые насквозь кальсоны прилипли к его кривым ходулькам и создавали впечатление сморщенной страусиной кожи. Синие закоченевшие ступни кривыми молоточками елозили по снегу. Павлов неудобно лакал из ручейка , напоминая человека из Кроманьона. Впечатление дополняла необычная птица , кружившая над ним метрах в шести. Птица была похожа на сову или филина , кружила абсолютно бесшумно , посматривая чёрными дырочками глубоко посаженных глазок. Заметив Дрэмпа , Михалыч поднялся на ноги. На снежной кочке он выглядел персонажем славянского эпоса о нечистой силе. Дрэмп покачала головой. "- Ты как этот.. полетянин Авоська." Павлов загулил подобно младенцу и прикрыл ладонями пах. "- Хватит тут каменный век изображать , атавизм хренов. Пошли домой греться , упырь безголовый. Чего тебя в лес-то всё время тащит? Ты что , леший что-ли? Или чёрт тебя поймёт , упыря." Дрэмп отломала метлообразную поросль и велела Павлову ухватиться за конец. Неторопливо развернувшись на лыжах , Света методично лесенкой принялась взбираться на пологий склон. Павлов , утпая едва ли не по пояс в снегу , карабкался вслед. Горбатый сычик парил над ним неотступно , совершая неширокие круги в воздухе. Вдалеке посреди поля чернела человеческая фигура , вернее , человекообразная фигура , а если быть точнее в определениях , попросту , гоминида. (Не путать с гнидой) Это была выбившаяся из сил Зоишна , на четвереньках преследовавшая Дрэмпа по лыжне. Медленное передвижение Павлова , мёртвой хваткой вцепившегося в осклизлую ветку , замедляло ход лыжницы и Дрэмп поминутно подбадривала Павлова. "- Шагай-шагай , придурок. Ковыляй , узлоногий. Перебирай-перебирай своими ложноножками , индюк пархатый. Давай-давай , шизик бесов , не отставай!" Со стороны случайному зрителю могло показаться , что какая-то крестьянка отыскала зимой заблудившегося осла или мула , и теперь ведёт своего нерадивого питомца обратно в хлев , понося при этом на чём свет стоит. Поровнялись с растрёпанной и ошалевшей Зоишной. Та так вытаращилась на Павлова , что брови достигли кромки волос. " - Ну , Павлов! Ну , сучья плешь!" Михалыч то-ли хохотнул , то-ли рыгнул в ответ. "-Поворачивай оглобли , Зойка! Снежного человека веду!" Селицкая так же на карачках последовала за Павловым , то и дело ныряя в его глубокие следы. Лицо Зоишны было в комках снега и напоминало башку белого медведя. Дрэмп вспотела , как портовый грузчик за смену и на подходе к дому уже чувствовала , как по ногам сбегали со спины и боков целые ручьи. Павлов засеменил к дому , втыкаясь синюшными маслами в снег. Зоишна привалившись к туалету шумно кашляла и чихала , путаясь в рукавах изодранной куртки. Дрэмп победоносно сбросила лыжи и поправляла сбившийся яркий шарф-тюрбан. "- А этот где?" - невзначай бросила она , оглядывая участок. Зоишна , продолжая неистово откашливаться , указала на странные круглые отпечатки на снегу. "- Полудурки.." - процедила Дрэмп , направляясь в дом. Дверь уже висела на одной петле , скособочившись и перекрутившись винтом. "- И дом такой же.." - продолжила Света , пнув ногой скрипнувшую дверь-калеку. "-Софья ! Пошли обед готовить , а-то ведь эти неуды ещё и от голода скопытятся."

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" - продолжение повести. ..неудобная твоя душа! Воодушевлённые и весёлые старички подошли к сараю. Профессор вдруг резко остановился и осторожно заглянул внутрь , придержав кривошаг Павлова. Внутреннее убранство помещения было таким же , каким его можно было видеть и пять , и десять, и тридцать лет назад. Гроздья всевозможного ручного инструмента , подобно каким-то гигантским насекомым висели рядами на прибитых к торцам полок гвоздаках ; несметные нагромождения всяких баночек из под всего-всего , что выпускала пищевая и бытовая промышленность за последние полвека , наполненные то шурупами , то кнопочками , то пружинками с крючочками , а то и попросту мелкими обломками всех мастей и материалов. Тут можно было увидеть и соседствующие друг с другом масляный фильтр и женский массажер , деталь от допотопного пылесоса и изношенный вконец карбюратор , неисправную бритву "Эра" и ржавый кардиостимулятор. Профессор робко переступил порог , придерживаясь за поскрипывающий полудверок. Павлов стоял тут же , ежесекундно подтягивая сползающие штаны военного лётчика-топографа со следами накладных карманов , которые в отличие от прочей поверхности еще сохраняли цвет хаки. Григорьич полез вверх по раскачивающейся приставной лестнице на чердак. Там он надеялся отыскать две пары лыж , которые он нашел на станции под платформой лет двадцать назад. Копошась в темноте чердака , Григорьич поминутно окликал Михалыча задорными репликами типа  : "- Фон Шпонэк , Вы еще здесь?" или "- Не утратили-ли Вы терпения , герр Вестфалек?" Павлов тупо мычал в ответ и переминался с ноги на ногу , окончательно смяв неудобную , громоздкую обувь. А день занялся восхитительный! На небе воцарилась такая безупречная голубизна , что порой казалось , что это не небо вовсе , а какая-то бесконечная и бездонная пропасть в необозримые глубины вселенной. Павлов щурился и истекал слезами , пытаясь противостоять ослепительной белизне снега , пронзающей , словно негаснущей фотовспышкой. На конёк сарая прилетел горбатый сычик. Сначала он поправлял своё пёстрое оперение , а затем стал как-то пренебрежительно разглядывать Михалыча , словно недоумевал , как это чучело здесь оказалось и почему оно не улетает , видя на конике сарая подлинного воздушного охотника? Павлов захотел в туалет. Нерешительно смерив на глаз расстояние до малой постройки , грибник глянул в сарай. Профессор азартно ворочал на чердаке старый пенопластовый бюст не-то Калинина , не-то Макаренко с отбитым носом и обожженными ушами. Так же на обшарпанной скульптуре отсутствовали глаза , и создавалось впечатление , что бюст подвергся страшному обряду Вуду. Павлов заковылял к туалету , поддерживая сползающие штаны одной здоровой рукой. Но идти по снегу на неловких ногах , да еще с такими массивными утепленными штанами было абсолютно невозможно. Михалыч остановился и принялся стягивать лётные штаны , плюхнувшись в снег задом. Потея и нервничая , неистово желая по нужде , Павлов извивался , подобно попавшей в охотничий капкан рыси. Пыхтя и сморкаясь на себя , грибник насилу освободился и , как остался в одних фисташковых кальсонах , так и поскакал в летнюю уборную , теряя башмаки и драгоценные секунды... Профессор отыскал пыльные лыжи под грудой одеревеневшей обуви и использованных дымовых шашек. Напевая себе под нос какую-то советскую песенку верхолазов , Григорьич сбрасывал лыжи одну за одной вниз под лестницу. Побросав и палки , старик стал спускаться , окончательно разодрав о гвозди мохноспинное пальтецо. Отдуваясь и щурясь с темноты , профессор поискал глазами Михалыча. На стене сарая висели только его штаны. Григорьич принялся готовить лыжи. Присвистывая и напевая , профессор удовлетворенно поглядывал на замысловатые крепления и диковинные пружины. "- Павлов не осилит.." - подумал профессор , вставая на лыжи и примериваясь к высоте палок. "-А где он , олух бесов? Михалыч!!! Ну , куда ты , неудобная твоя душа , делся-то?!" Дверь туалета заскрипела и из косенького домика показался Павлов.. Григорьич ожидал всякого , но вид байковского грибнилы не оставлял ни шансов , ни альтернатив... По искрящейся свежести полуденного снега , как-бы наперекор этой первозданной чистоте брёл сконфуженный и кривобокий неуд в мешковатом кургузом полушубке и в одних кальсонах на узловатых и кривых ногах. Цвет кальсон был неодинаков... Настолько неодинаков , что привёл профессора в искреннее замешательство , если не сказать , смущение. Своих товарищей в подобном виде Григорьич в последний раз видел только в глубоком детстве , когда их детский сад размещался в тыловом уральском городке. Григорьичу было года четыре-пять , и он носил короткие штанишки из драпа с одной помочью. Шёл сорок второй год. Прогнав нахлынувшие воспоминания , профессор сочувственно посмотрел на грибника. Павлов виновато и даже сконфуженно стоял в снегу в замаранных кальсонах и беспомощно разводил руками. Сычик с сарая уже улетел , так и не испытав победного триумфа , присущего тварям второстепенным. Профессор решил разрядить неловкую атмосферу и произнёс  : "- Ты это.. Как это.. Кэльсон Мандэйла." Павлов горько улыбнулся. Из дома показалась Зоишна. "- Валентин! Ты что , очумел , голышом по снегу шастать?! Я вот, тебе ! Я сейчас тебе ! Ну , Павлов! Ну , сучья хворь !" Из дома выскочила и Дрэмп. Две пожилые женщины , обнаруживая небывалую прыть , бежали по глубокому снегу за Павловым , который тут же пустился наутёк , боязливо оглядываясь и спотыкаясь. Григорьич , стоя на лыжах оторопевший , наблюдал эту комичную погоню и только тихо покачивал седой головой в шапке-петушке. "- Дааа.. Только в Тэле такое увидишь.." Дрэмп в ярости оглянулась на мужа: "-А ты чего встал , как баран?! На лыжах ведь! А ну , за ним! " Григорьич сорвался с места , как олимпиец. Два-три скользящих шага - и он уже у гаража. Еще два-три - и профессор добрался до калитки у бани. Но в калитку не выехать , лыжи тычутся в забор , палки мешают дотянуться до ручки , не переступить , не развернуться... "-Света ! Я застрял!!!" "- Урод ты лысый!!!" "-Помоги калитку открыть !" "- Где Павлов?!" "- Зойка , держи хмыря!" "- Он за баней!" "- Нет , он к мыску побежал!" " - Да где этот кретин на лыжах?!" "- Да не тараторьте же Вы , как эти... гниды!" "- А ты поговори у меня!" "- Вон он !!! К лесу бежит! Грибной тропой , стервец , уходит!" " -Замёрзнет же беспорточный!" "- Вовка , догоняй его на лыжах!" "- Да я тут..." - профессор наклонился к переклинившему креплению и попытался отцепить ногу. В этот момент пружина подобно праще выстрелила ему в лицо... Григорьич дёрнулся головой назад и опрокинулся навзничь. Искры из глаз посыпались , как из петарды "Холли-Холм". В следующий миг профессор не мог понять , что же произошло. Он глядел перед собой , но забор оказался сверху , лес за полем снизу , заснеженные ели снизу а искаженное яростью лицо Дрэмпа вверх ногами. "- Света , у меня что-то со зрением.." - пробормотал Григорьич беспомощно таращась себе под ноги и видя перевёрнутое с ног на голову изображение. "- Вставай , эдельвейс хренов ! Павлов снова в лес убёг , да еще и без портков! Некогда тут с твоими телескопами возиться , хмыря грибного спасать надо!" Профессора тут же осенило  : "- Телескопами?! "Falkon" ! Искусственный глаз повреждён!" Вскочив на ноги , Григорьич лихорадочно озирался вокруг. Дрэмп сорвала вторую лыжину с упавшего в снег мужа , лихо вдела в крепления свои кривые чувяки и без палок , махая руками , устремилась к лесу , оставляя за собой на снегу глубокую лыжню. "- По целине пошла.." - только и шепнул Григорьич , осторожно ощупывая свой искусственный глаз.

Роман Деркаченко ответил Роману
"Грибною тропой" продолжение повести. ...почерневшую турку. "- А который сейчас час?" - вдруг спросил Григорьич , окидывая взглядом всех за столом. "- А и правда? И день недели какой?" - поддержала Зоишна , подняв седенькие брови. Справа от нею на стене был пришпилен календарь , но журнальный листок настолько выгорел и выцвел , что с успехом мог быть использован для ксерокса. На веранду вошла Дрэмп , обтирая руки о бока. "-Света , сегодня же воскресак?" - спросил профессор супругу. "- А ты думал , понейдон?" - ответила вопросом на вопрос Света. "-Еще два дня праздничных , так что ,крышу починить успеете." Павлов перестал жевать. "-Да. Еще два дня с Вами мучиться." - ответила Дрэмп - со вздохом глянув на Михалыча. Зоишна с широкой улыбкой потрепала Павлова за плечо - "- Ну , Павликов! Ну , сучий клок!" Профессор вопросительно поглядывал на Дрэмпа. "-Свет , а как там с кофе?" Светлана Романовна с выражением полного господства и безапелляционного доминирования повела плечом. "- Кофе не так быстро готовится в наших условиях." Григорьич безропотно грыз окаменевшую за зиму сушку. Павлов мусолил остекленевшую конфету а Зоишна дробила рукояткой кухонного ножа позапрошлогодний джем. До веранды донёсся слабый запах эрзац-кофиеста. "- По-моему , готов!" - воодушевился профессор , поднимая пустую треснутую кружку. Дрэмп удалилась. " - Михалыч , а ты Грельского видел?" - ни с того-ни с сего спросил Григорьич. Павлов недоверчиво огляделся и уставился на Зоишну. Через дыру в крыше со стуком упала еловая шишка и покатилась под столом. "- Клесты озоруют." - понимающе кивнул вверх профессор - "- Или белки." "-Готовьте кружки!" - громко скомандывала входящая с парящим ковшиком Дрэмп. Все с интересом наблюдали , как из мятого закопченного ковшика струится в кружки тоненькая буроватая водичка , а на дне при этом со скрежетом перемещается какой-то чёрный угловатый кусок. "-Светочка , а что это там на дне ковшика ерешется ?" - осторожно поинтересовался профессор. Дрэмп по-удобнее перехватила ковшик изгвазданной тряпицей , служившей прихваткой , и посмотрела на мужа взглядом мстительным и коварным. "- А тебе-ли не всё равно?" Павлов обжегся губами и дёрнулся , разлив на клеёнку коричневатую жижицу с крупинками. Зоишна тут же промокнула лужу чьими-то давнишними , рваными-перерваными трусами ,сложенными вчетверо и простёганными на машинке неровными стежками. Владимир Григорьевич недоверчиво понюхал горячий напиток и обвёл всех внимательным взглядом. "- Что ты нюхаешь! Жри , подонок неблагодарный , ЧМО вонючее , урод проклятый, гад ползучий и не принюхивайся!" - рявкнула Дрэмп , замахнувшись на профессора ковшиком , из которого на стол вывалился чёрный , грубый кусок и , обрызгав Михалычу лицо , застыл между тарелок. Повисла зловещая тишина... Григорьич деликатно двумя пальцами приподнял неведомый конгломерат и приблизил к своему здоровому глазу. С полминуты он разглядывал кусок , затем уставился на него искусственным глазом. "-Тебе бы метеориты изучать." - посоветовала Дрэмп - "-Больше пользы." Профессор повертел кусок в пальцах и , как бы вскользь , обратился к забрызганному Михалычу  : "- Ты не находишь , Михалыч , что форма этого предмета напоминает отщеп? Приходилось-ли тебе слышать такие термины , как неолит , ашель , мустье? Нет? Стоянки древнего человека? Опять , нет? А ведь Вы чудовищно обедняете себя , игнорируя развитие своего кругозора , тем самым ограничивая его до размера лошадиных шор , амбразуры , щели дота . Ну как же так можно? Любознательность - есть первая ступень к самообразованию. Вот , хотя бы этот убогий кофейный кусман , найденный в недрах еврейского буфета и так трогательно поданный к завтраку аристократов. Это ли не открытие для пытливого ума? А его изысканная форма! Это же типичный примитивный отщеп , напоминающий нам о наших древних пращурах , не имевших ни кофемолок , ни керосинок. Представьте на миг , что мы в пещере. "- А мы и так в пещере." - бросила Дрэмп , отпив из своей кружки и скривившись. "- Именно ! Именно , друзья мои ! Это ли не живое напоминание нам о нашем глубоком прошлом? О наших истоках , о наших корнях." Профессор любовно поглаживал начинающий подсыхать чёрный ком. "-Великолепно...! Изумительно...! Чудесно...! Дивно...! Ошеломляюще ! С Вашего позволения , я сохраню этот трогательный образчик нашего неандертальского завтрака для потомков. Может быть хотя бы внуки , найдя этот предмет не у себя в чашке , а на полке с биркой и датой, отдадут дань уважения своему образованному предку." Зоишна зааплодировала громко и неистово , потрясая седым комком свалявшихся волос. Дрэмп отпивала из своей кружки медленно и глядела на мужа немигающим взглядом , как глядел бы экскаваторщик на птичью кладку на краю котлована. Павлов дохлебал свой кофе и неудержимо икал. Профессор поднялся из-за стола и с торжественным видом водрузил чёрный кусок на верх серванта рядом с рисунком старшего сына , изобразившего забавного человека на грибе. "- Мы сами вольны творить свою историю. И , поверьте , это дело благородное." Григорьич вышел на кухню и , мельком глянув на залитую чёрными лужицами плитку , вышел на улицу. Дрэмп допила кофе и сдавленно рыгнула. Глянула на Павлова. "- Ну а ты ,Ретро-Масяня , чего сидишь?" Павлов заторопился на улицу , неудобно запахиваясь в дырявые полы извозчичьего пальтугана. "-А я пойду посудку помою." - бодро объявила Зоишна , прикрывая ладонью недопитый кофе. "- Иди-иди." - как-то двусмысленно ответила Дрэмп. А снаружи дома уже сиял солнечный зимний день , сверкая безукоризненной белизной ослепительных снежных просторов. Дальние леса искрились , рисуя островерхими елями зигзаги на фоне голубого неба. Белые шапки на кронах сосен напоминали торты-гиганты , а воздух был подобен прозрачному бездонному роднику , утоляющему нашу экологическую жажду. "-Михалыч , а не отправиться ли нам с тобой в лес на лыжах?!" - азартно предложил Григорьич - "-Пройдёмся твоей грибной тропой ,по "Коровьей дороге" , обследуем опушки на "Кошкиной Ниве" , а то и до речки доберёмся?" Павлов недоверчиво насупился. "-Да ты не робей , неуд! Уж после всего , что за эти дни приключилось , чего уж там...! Когда ещё вместе по зиме-то выберемся? Жалей о том , на что отважился , а не о том , на что не решился! Не так процитировал? А и хрен с ним! Иди сюда , лыжи еще есть , неудобная твоя душа!"

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" продолжение повести. ...и добром лице. На зимний хуторок спустилась непроглядная темень глубокой морозной ночи. Густо-кобальтовое небо распростёрло свой необъятный шатёр над безбрежными карельскими лесами от горизонта до горизонта. Лесные чащи , укутанные сугробами , дремали вместе со всеми своими обитателями до следующего утра. Тэль спал сном праведников. Внутри тёплого дома на хромых кроватях и горбатых диванах под ворохами и кучами одежды забылись во сне пожилые хозяева. Внутреннее убранство комнаты со стороны могло показаться промежуточной фазой переезда или сценой погрома либо грабежа на оккупированной территории. Но это был лишь тот устоявшийся уют , принятый по какому-то негласному соглашению и чтимый всеми обитателями дачи подобно культу. Храп сменялся свистом , сонное бормотание протяжными стонами и сопением и другими непроизвольными звуками. Час за часом в душноватой тишине избы трое пожилых людей проживали в своих снах интимную контрольную подсознания. Ночь надёжно хранила всю конфиденциальность сновидений и неотвратимое приближение утра угадывалось лишь в характерных участившихся поворотах во сне и поскрипыванию пружин. Первым из-под нагромождений тряпья высунул голову профессор.. Стараясь не шуметь, он нашарил в темноте свою одежду и кое-как облачился. Затем , скрючившись и подрагивая со сна , нащупал на кровати подобие пальто и просунул себя в его неудобное чрево. Тихонько нащупав на полу какие-то чёботы , Григорьич крадучись наугад направился к выходу , подобно слепцу , вытянув вперёд пальцы. Откинул массивный крюк на двери , профессор выскользнул на веранду. Старика тут же объяло зимней стужей , перекорёжив его позу несколько раз за секунды. "-Надо будет сегодня дыру в крыше заделать." - подумал профессор , семеня вдоль стены к выходу. Оказавшись на кухне , профессор ощутил слабые внутренние толчки в области эпигастрия , проще говоря, его чуть не вывернуло от смрадного запаха чего-то смутно знакомого. Григорьич быстренько миновал кухню и выскакивая на террасу , споткнулся о развалы обуви на полу. Упав лицом в мёрзлые калоши , он скривился и неприязненно разгрёб перед собой обувной завал. Поднялся , наплил первую попавшуюся шапку и отворил многострадальную входную дверь , отозвавшуюся не-то жалобным скрипом , не-то сдавленным проклятием. Оказавшись на воздухе , профессор будто выплыл на океанский простор. Всё его существо ткут же воспряло и всколыхнулось. Энергичными шагами , бодро пробирался он к туалету , даже напевая что-то себе под нос от восторга. Совершив скоротечный обряд внутри малого здания , Григорьич наспех застегнулся и вышел наружу , восторженно таращась на полоску розовеющего над лесом неба. Профессор любил ранние зорьки. Летом перед рассветом он частенько выбегал один , неспешной трусцой добирался до оврага , там преодолевал ручеёк , где Михалыч неоднократно тонул с корзиной , затем шел по высокой траве до молодого ольшанника и здесь на своём любимом месте предавался зарядке. Сейчас в такую темень и мороз о походе к ольшаннику не могло быть и речи , поэтому Григорьич принялся протаптывать тропинку на самую середину участка. Часто топая и утрамбовывая глубокий снег , профессор разогревался. Дойдя до середины огорода , он поглядел на белеющие в предутреннем мраке заиндевелые стёкла окна в доме. "-Спят неспортсмены." Григорьич скинул кургузое пальтецо на снег . Туда же полетели ветхие одежонки и исподнее. Оставшись голышом , профессор широко расставил руки и , выгнувшись грудью вперёд , завыл от напряжения старых , неподатливых мышц. Совершая резкие сокращения жилистых конечностей , Григорьич буйно выдыхал пар и покрякивал. В темноте морозного утра старик напоминал ожившего средь зимы червяка , отчаянно борющегося за жизнь. Наклоняясь к снегу , профессор энергично черпал его жилистыми ладонями и истерически извиваясь , растирался этой ледяной крупой , корча при этом самые невероятные рожи. Шапка-хлобухинка слетела с его растрёпанной башки а он продолжал колотиться в своём неведомом экстатическом запале. Фыркая и крякая , профессор натягивал до предела сухожилия на шее и стонал неистово и натужно. Затем с вылупленными глазёнками , безукоризненно различая всё искусственным глазом , профессор принялся растираться какой-то дырявой футболкой , буквально , расползающейся у него в руках от такого внезапного применения. Схватив куцый свитерок , Григорьич начал натирать им себя как мочалкой , оставляя на коже краснеющие полосы. Ухая и пыхая , подобно причудливому лешему , профессор абсолютно не ощущал мороза , он всё более раззадоривал себя и бодрил. Натеревшись до красноты , он так и не одеваясь , подхватил обмёрзшую одежонку и затрусил к дому. Ввалившись в дверь , он протиснулся , зажав нос , сквозь кухню и , миновав веранду , юркнул в тёплую комнату. Оказавшись в тепле , Григорьич стал искать сухое бельё , рыская везде , подобно вороватому хорьку. Одевшись , профессор бодро заспешил в сарай , уже прикидывая , как ремонтировать пролом на веранде. Тем временем робенький рассвет стал понемногу просачиваться сквозь иней стёкол и обозначивать неясные контуры спящих. Недовольно заворочалась Дрэмп , подпихивая по себя покрывало. Всхрапнула Зоишна . Свистнул фиолетовой ноздрёй Михалыч. Дрэмп выглянула из под своей кучи. На её голове со вчерашнего дня был намотан шарф в виде тюрбана. Тюрбан съехал набок и Дрэмп подправила его рукой. Выбравшись из под кучи , Светлана натянула три халата один поверх другого и всунув ноги в обрезанные до косточек дутики , поднялась на ноги. Окинув спящих подозрительно-придирчивым взглядом , Дрэмп направилась к двери , отметив про себя , что её зелёную кофту кто-то забрал. На веранде Свету передёрнуло от холода. Съёжившись как крыса , Дрэмп засеменила вдоль бумажного Брюллова на стене. Проходя кухню , Светлана Романовна сморщила свой , выдающийся на скуксившемся личике, горбатый нос и раздраженно фыркнув , метнулась в дверь. На террасе она неизменно загремела на пол , едва не сломав ногу и неистово шипя. "- Я этого упыря сегодня прикончу." Выползая на улицу , Дрэмп в утренних сумерках разглядела открытую дверь в сарай , где при вялом свете лампочки колдовал на верстаке Григорьич. "- Ну , змея очковая , ты у меня сегодня попляшешь.." Дрэмп прыжками , прячась за сугробами , достигла туалета. Через несколько минут она тихонько выглянула из него и , крадучись , пригибаясь стала медленно подбираться к сараю , где самозабвенно и увлеченно Григорьич уже мастерил из старой , ломанной душевой кабинки некое подобие крышки люка. Профессор был так увлечён , что и не заметил приближение противника.. Дрэмп осторожно подняла со снега ком размером с буханку хлеба... Взвесив его в руке , она застыла в трёх метрах от двери в сарай. Профессор любовно поглаживал только что изготовленное закрытие дыры в потолке , умиляясь его законченной функциональностью. Дрэмп бесшумно прицелиливалась.. Григорьич с торжественным видом собрал необходимый инструмент , поднял конструкцию и уже сделал шаг в направлении двери , когда Светлана Романовна размахнувшись , метнула снежный ком прямо в профессорский лоб ! От неожиданности и ощутимого удара , Григорьич откинулся назад , с грохотом роняя инструмент и конструкцию. Падая вглубь сарая , старик увлекал за собой еще какие-то шланги , колёса и коробки , сыпавшиеся с полок , подобно горному оползню. Дрэмп же торжествующе скакала к веранде с победными криками.

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" продолжение повести. ...дивану у окна. С разогретой от топки старой печки-мазанки с тихим шорохом то и дело осыпалась побелка. В просторной квадратной комнате стоял душный полумрак , но в его уютном тепле , уставшим за два дня дачничкам, можно было найти возможность беззаботно отдаться царству Морфея и вверить себя той безбрежности сновидений , которые порой являются гораздо более показательными в оценках личности сновидца. Дрэмп тщательно обкладывалась всевозможными попонками и покрывальцами , когда за окном раздался какой-то шум и по стеклу заскребли. Пожилая женщина с интересом поднялась и подошла к окну. За толстым слоем плотного инея ничего не было видно и Светлана Романовна попыталась подышать на наледь , проделывая крохотную проталинку. Тёмный кружок на стекле медленно увеличивался , оставляя по бокам холодные потёки. Дрэмп ни без удовольствия отметила , что за окном кто-то нетерпеливо суетился и не-то постанывал , не-то подвывал. Когда оттаявший кружок стал размером с ладонь , в его темнеющем окуляре замелькало нечто отдаленно напоминающее человеческую физиономию. Бесноватые глаза в обрамлении заиндевевших ресниц , тёмно-фиолетовый нос и смятая линия тонких , бесцветных губ на буром , небритом картофелеподобном подбородке подсказывала Дрэмпу , что там снаружи на тридцатиградусном морозе ерешится под окном тот самый нарушитель всеобщего спокойствия , тот самый неудобный человек , что никак не может занять в этом мире сою маленькую , незыблемую , незаметную нишку. Дрэмп еще минуту-другую следила за хаотическими метаниями лица за стеклом и лишь потом задёрнула занавеску. Нашаря ногами разные тапки , Светлана направилась к двери , стараясь не свалить на пол какой-нибудь предмет и не шуметь. Набросив на плечи кургузое пальто с оторванным рукавом и надставленным воротником от другого пальто , Дрэмп вышла на веранду , где стоял запах зимнего силоса. Миновав проход вдоль стены с приклеенными полуметровыми календарными репродукциями картин Карла Брюлова , Света оказалась на кухне , где запах приобретал совсем иной , нельзя сказать лучший , оттенок. На террасе Света так споткнулась о россыпи обуви , что оказалась на полу , среди разных башмаков и сапог. Света ожесточенно поднялась на ноги. С руганью и потоками проклятий , перемежающихся нелестными эпитетами в адрес Валентина Михайловича Павлова , Дрэмп пыталась отпереть заиндевевшую наружную дверь. Засов не поддавался и тогда Света в сердцах прибегла к испытанному методу. Что было мочи она саданула ногой по облупившимся филёнкам. Дверь с грохотом распахнулась наружу и чья-то нескладная , растрёпанная фигура с нелепым вскриком полетела со ступенек в снег. Дрэмп неподвижно следила за тем , как Павлов выкарабкивается из сугроба , неловко отряхивается и прихрамывая входит в дом , бормоча невнятно и бессвязно. Дрэмп заперла за ним дверь , с треском и грохотом вернув её в прежнее положение. "- Ты ещё долго тут колобродить будешь?" - бросила Светлана в спину Михалычу. Тот проурчал что-то , вероятно , по-бобриному и впервые за двое суток оказался в тёплом помещении. "- Вон , твоя кровать." -жестко сообщила Дрэмп , указывая на ещё одно оригинальное сооружение Григорьича , который в 1993м году не мог расстаться с найденным в тульской квартире покойной тёти Лёли военным раскладным гамаком. Профессор тщательно укрепил гамак на самодельных распорках , приладил ножки и спинки от других кроватей и уложил сверху три отслуживших свой век , сплющенных матраса. Получилось некое дизайнерское спальное место , с претензией на некий стиль , и отдалённо отсылающее к Баухаусу. Павлов переминался с ноги на ногу , пока Дрэмп не улеглась прямо в одежде под свои несколько одеял и пальтушек. Павлов подкрался к своему Баухаусу и осторожно присел на краешек. Конструкция отозвалась лёгким покачиванием , но грибника выдержала. В двух шагах справа посапывала , спрятанная под кучей разного тряпья и одёжек , умаявшаяся Зоишна. На другом диване-кровати затих под горой одеял и искалеченных тулупчиков изможденный профессор. Сон неумолимо опутывал , не оставляя никаких шансов. Павлов стянул с себя уличную одежду. Сложив её тут же подле на пол , старик принялся стаскивать двое брюк и шерстяные рейтузы. Рейтузы особенно сопротивлялись , поскольку Павлов владел лишь левой рукой , правая же всегда была как-бы для равновесия и только. Топорщась тремя натянутыми пальцами , правая рука была дана Павлову как бы для манифестации его давнего недуга. Михалыч , оказавшись наконец в одном исподнем , блаженно растянулся на своём дизайнерском ложе. В темноте комнаты уставший грибник напоминал расстрелянного белогвардейца в разорённой казарме. На Павлове была одна майка и до того растянутая , что подмышки образовывали широкие прорехи , способные вместить еще по одному туловищу. Прекрасную завершенность этому ансамблю придавали уникальные чехословацкие кальсоны. О них ,как-нибудь ,отдельная история... Кругом всё стихло. В спёртом воздухе витал лишь запах слежавшегося сырого белья и лёгкий флёр валокордина. Павлов глубоко вздохнул. "-Гигоиш.. " - тихонько позвал он профессора- "- Ты уже заснул? А мне , вот , одна мысль не даёт покоя. Никак не отпускает , окаянная , тревожит.. Будоражит.. Вот мы здесь сейчас суетимся внутри этой вонючей халупы , топим её , возимся , как мыши в мусорной куче. А где-то далеко , такие же люди , как мы , ничем ни лучше , может быть даже сквернее и ужаснее живут абсолютно иной жизнью. Слышишь , Гигоиш ? Иной жизнью. Вот ты , ведь по сути-то , скобарь-скобарём , а туда же , учёность , лекции , амбиции. А что ты по большому счету успел-то в жизни? А , Гигоиш? Не пойми меня превратно , но ты свою жизнь в духовном плане попросту профукал. Да-да , Гигоиш , профукал. Всё стремился неизвестно куда , угождал кому-то , душой кривил. А для чего? Тебе семьдесят лет , а ты до сих пор не обрёл той недостижимой гармонии , того чудесного состояния человеческого совершенства. Я не о том атлетическом мифе , или материальном изобилии , которым нас манят и дразнят , как котят с одной единственной целью , удержать в жёстких рамках нашей псевдогордыни и природного злорадства к ближнему своему. Не возражай , ибо не можешь судить о недосягаемом по недомыслию своему и опыту малому. Ты всё надо мной подшучиваешь , подтруниваешь.. А всё лишь по причине осознания собственной жалкости да убогости. Да , Гигоиш , ты в зерцало своё глядишь , меня наблюдая. И сынок твой тем паче. А между тем , вдали от нас всех , живут хозяева наши. И не надо этих высокопарных возражений , снобливых мимик , снисходительных ухмылок. Мы есть человеческий планктон , самая многочисленная категория данной популяции. И не питай иллюзий , Гигоиш , у тебя как ничего не было , так и не будет. Я в смысле глобальном , в смысле обретения. Ты хоть на миг задумайся , что мы обрели за этот малый отрезок отпущенной нам кем-то жизни? Ты же образованный этой же системой робот. Ты же , Гигоиш, ни шагу в сторону не можешь. Ты же даже себя исследовать не отваживался. Я прав? Молишь? Уверен , что ты только в момент сновидения получаешь ту толику тайной радости , подобно ребёнку улизнувшему на минуту от взора зазевавшейся воспитательницы. Как бы не с тобой это? Как будто и не знает никто? И отвечать за это не надо? А отвечать надо , Гигоишь , перед самим собой.Во сне происходит то необъяснимое официальной системой мер. Сколько еще веков нам ждать , пока наша авторитетная наука соизволит-таки вразумительно объявить , что есть материя кругом! Не эти , опровергаемые ежечасно гипотезы и версии. А раз и навсегда! Вы , дескать , вши-однодневки , тешащие себя иллюзиями. Ваши души , ни что иное , как те же цифровые информационные файлы , позволяющие Вам самостоятельно колготиться в пределах чётко обозначенной телесной ячейки-носителя , для банальной репродукции таких же покорных носителей." В этот момент спящий профессор звучно выпустил порцию газов где-то в глубине под одеялами. Павлов как-то по-отечески усмехнулся и продолжил."-Ты себе-то хоть раз признавался в чём-то интимном? В чём-то , идущем вразрез да вкось с всеобщим системным представлением о человеке? Дерзни хоть на выдохе. Задавался ли ты вопросом , как бывает обидно , что из сна нельзя прихватить с собой ни одну полюбившуюся вещицу? Ни разу не бывало , как ты понимаешь , что спишь , но так хочется удержать тот или иной предмет при пробуждении? И что? Пшик.. И пусто в руках... Переход... Ты подумай над этим , Гигоиш. Подумай. Ты же профессор. " Михалыч накрылся латанным-перелатанным ватным одеялом и заснул крепко и безмятежно , с выражением божественного умиротворения на просветлевшем и добром лице.

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" продолжение. ...растафари. За бревенчатыми стенами , снаружи столетнего финского дома лютовал скрипучий мороз. Казалось , что сам снег за какие-то минуты превратился из пушистой и рыхлой крупы в алмазную крошку. Павлов , поёживаясь и поминутно сморкаясь , сидел на заботливо оббитом старой рубахой стульчаке и отчаянно сопротивлялся спастическим болям в низу своего многострадального живота. Над узкой дверкой едва теплился свет от издыхающей лампочки , размером не больше виноградины. Перед лицом Михалыча было только трёхслойное окошечко , размером с небольшой портфель , которое они же вместе с профессором смастерили взамен тоненького витража из пионерской комнаты лагеря "Молния" , что был неподалёку. Идея оправданного утолщения туалетного оконца пришла однажды Григорьичу и он воплотил её незамедлительно посредством трёх армированных стёкол с тиснёным узором. Когда старший сын , заинтригованный столь сложным монтажом , осторожно спросил отца , зачем вдруг на тридцатый год дачного туалета подобные усовершенствования , профессор , не отводя сосредоточенного взора от двери , задумчиво промолвил  : " Децибелы... Децибелы..." Дверь усилили еще двумя фанерными листами и отметили это событие помпезным открытием трёхлитровой банки консервированных помидоров из Болгарии. Михалыч повернул голову вправо. Там тоже было окошко , но втрое меньше дверного и в отличие от того прозрачное. Сквозь него днём можно было видеть забор с хлипкими воротами , картофельный надел и дальнюю опушку леса за полем. Рядом с туалетом профессор любовно , вплотную посадил красную рябину и за истекшие тридцать лет дерево образовало над домиком роскошный купол. Особенно эффектно это смотрелось в середине лета , когда алые гроздья ягод ,буквально, пылали на фоне тёмной зелени кроны. За туалетом мощным шатром разросся орешник , создавая рябине мягкий фисташковый фон. Страсть к озеленению Тэля овладела и старшим сыном , который на искалеченной многими владельцами тележке привозил из окрестных рощиц и лесов разные экзоты. Красавец дуб вот уже двадцать семь лет стоит при въезде в гараж и своей свободной , молодой кроной символизирует крепость традиций тэлианского хутора и уж совершенно по воле случая (а быть может велением свыше ) - дубовые листья... Павлов стал замерзать , но не решался покинуть своё маленькое прибежище страстотерпца-неуда. Снаружи послышался хорошо различимый скрип снега. Павлов весь замер и насторожился. На стульчаке он напоминал одновременно и застывшего кабана-бородавочника и чучело на Масленицу. За толстыми стёклами со всей чёткостью и доскональностью было слышно , как Дрэмп поправляет во рту съёмные протезы. Жиденький свет от лампочки дрогнул , но не погас. "-Эй , ты , как там тебя Вальдемар называет? Обстрадамус? Ты там не околел?" Павлов всем своим существом хотел уменьшиться , чтобы исчезнуть в этой чёрной дыре и никогда не показываться на глаза этой бесцеремонной и безнаказанной женщине , так вероломно блокировавшей его в этом жалком состоянии.Все человеческие стыды , казалось , подбежали со всех сторон к сердцу Павлова и обступили его плотным кольцом , скорчив самые отвратительные рожи. Михалыч едва слышно подобрался. "- Ты что там уснул , неуд?" Павлов практически беззвучно запахнул одежды и в ужасе посмотрел в темноту дыры. Он стоял перед выбором , а снаружи снова донеслись слова. "- Эй , если ты ещё там , знай - мы ложимся спать , дом я запру , можешь спать в бане." Михалыч затравленно озирался ,ища выхода и стараясь не шуметь. Дрэмп помедлила и ,подойдя к двери, стала искать ручку. " Опять ручку переставил , профессор хренов! По шесть раз за лето переставляет , квестер бесов!" Найдя ручку в новом положении , Света дёрнула дверь. Из маленького помещения в морозную ночь беззвучными нитями повеяло скверно и безыскусно. Скорчив неимоверную гримасу японской маски , лицо Дрэмпа было неузнаваемым и лишь по характерной одежде из гардероба малийских гаулов , можно было предположить смело - " Мы из Тэля." Туалет был пуст. "-Ушел.." - подумала Света , выключая хилое освещение. При перестройке летней уборной , Павлов помогал Григорьичу во всём , начиная с многочисленных чертежей до рытья боковой галереи для подхода к "священному акцептору" , как шутливо называл профессор самодельный миниатюрный септик , приспособленный из старой , отслужившей свой срок , скороварки. Валентин часто переспрашивал Григорьича , не мала ли ёмкость? На что профессор удивлённо отвечал  : "-А куда больше?!" Вот так многие годы все и задавались разными вариациями этого вопроса , "Куда больше?" "А больше куда?" "А вот куда...?" Тэль всегда был богат историей. Наверное , ни одна дача не хранит столько легенд , сколько выпало на душу этого неприметного , старинного хутора , переходящего от одних хозяев к другим. Павлов пролез через дыру в боковой ход и оказался в тесной мгле казематика , где обычно профессор хранил короткий багорик и исплешный веник-пометун , наспех связанный из трёх таких же веников-лысаков. Михалыч наощупь пробрался к люку , но поднять его не смог , вероятно из-за толщи снега. И не позвать-то никого... Павлов прислушался... Как в могиле. Однажды в Тэле гостил родной брат Михалыча Женя-Пипон. Так его оставили спать в бане , предварительно всё объяснив и показав. А Пипон-Пипольфен , являясь от природы человеком примитивным , наподобие неандертальца , проснулся ночью по нужде и , обнаружив себя в полной темноте в незнакомом месте , запаниковал и стал ломиться во все стороны с дикими криками о помощи. Утром незадачливого гостя нашли стоящим посреди огромной лужи с выражением лица , свидетельствующем как минимум о полной перешивке личности с вторжением в сферы подсознательные и даже где-то кармические. Пипон помогал Зоишне поливать огурцы и при этом всё приговаривал  : "- Коли бросили обоз , не пеняте на обосс.." Пещерный человек. А тем временем на веранде было непривычно безлюдно и даже как-то сиротливо. Зоишна в тёплом доме медлительно громоздила на своей кровати какие-то курганы из различных пальтушек , покрывалец и одеялок. Под высокой кучей подобных утеплителей раскатисто храпел профессор в тускловатом отсвете старой-престарой люстры с потемневшими от времени , некогда белыми шарообразными плафонами , на которых невесомо покручивались от потоков тёплого воздуха паутинки. Резко и нервно в комнату вошла Дрэмп. "-Софья , твой этот , как ты его называешь , снова в бегах." Зоишна вытаращилась на сестру , как будто увидела её впервые. "-Что?! Что ты вылупилась-то на меня как с другой планеты?! Он опять нам спать не даст?! Чтоб я ещё раз его на дачу пригласила!!! Вот , неудобный человек!!! Дом я закрыла , мы ложимся , свет гасим. А это существо пусть снаружи кукует , или за грибками идёт , чего он там хочет ! Я ложусь! И ты тут не валандайся со своим тряпьём , а ложись! Вон , на этого посмотри в красных носках." - она ткнула пальцем в сторону храпящего вороха. "-Ложись , я тебе говорю! И отдай,ты,эту чёртову кофту , это моя !" Дрэмп пихнула грузное тело Зоишны в мягкий хаос пастели и забросав чем попало , направилась к своему дивану у окна.

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" -продолжение повести. ...подтаявший снежок. Сидящие за столом родственники чувствовали накатывающуюся усталость и неминуемую потребность в сне. У каждого это проявлялось по-своему , строго индивидуально. Зоишна , пытаясь разомкнуть вялые веки , усиленно таращилась на окружающих и поминутно шумно вдыхала воздух , изображая живое участие в разговоре. Владимир Григорьевич отупело рассматривал едва ли не каждую порцию еды на своей вилке , медленно водя ею от тарелки ко рту. Михалыч - тот просто сидел , закутанный в дырявую простыню поверх изорванных вконец одежд , и под этой тогой тихонько порыгивал. Светлана Романовна Дрэмп была излишне суетлива и подвижна , демонстрируя свою неутомимость и хозяйскую активность. Она юркнула в тёплую комнату дома с проворностью мыши , и лишь мимолётное жаркое дуновение из-за хлопнувшей двери на долю секунды вывело сидящих за столом из сомнамбулистического состояния. "- Михалыч , мне даже не верится , что сегодня мы ,наконец , уляжемся в тёплые постели." - процедил профессор , поднимая очередную рюмку кристально чистой водки. "-А ты настрадался , Михалыч..." Профессор с аппетитом выпил и сыто крякнул. "- На твою долю выпало немало за истекшие сутки..." Павлов молчал. "- Ты , вероятно , за последние годы и не испытывал ничего подобного? Верно? Сколько эмоций , а? Сколько впечатлений?" Ты чего молчишь-то , Михалыч." Павлов лишь бубнил что-то и едва кивал своей ослабшей головой в комичном колпаке из пододеяльника. В животе его неистово заурчало и Михалыч , собрав остатки сил , поплёлся к выходу. Профессор подозрительно оглядел тарелку грибника и сочувственно покачал головой. "- А ведь он питается абсолютно бессистемно. Уверен , что на работе он полноценно не обедает. И на ночь ест больше , чем требуется. Зоишна , это так?" Селицкая подняла брови до самой кромки волос и пожала плечами. "- Да он еде-то неприхотлив." Из-за тёплой двери появилась раскрасневшаяся Дрэмп. "- Ну , чего расселись? Давайте , по кроватям обкладайтесь! Я всё постелила.!" Света быстро оглядела всех и насторожилась. "- Скажите мне на милость , а где теперь этот чёртов проконсул ? Опять на крыше? Или может быть в лесу? Или куда его опять дьявол понёс , клопа грибного?!" "-Света , он всего-навсего отлучился по нужде." - примирительно ответил профессор , едва ворочая языком. Лицо Дрэмпа исказила пренебрежительная гримаса  : "- Он сам , как нужда! Он уже всех тут достал! Скунс хренов! Уверена , он и на горшке приключений найдёт! И тебе придётся спасать его , вытаскивая очередным крюком из нужника!" Дрэмп , сжав челюсти в глубоком прикусе , с ненавистью взирала на разомлевшего за столом профессора. Подала голос Зоишна  : "-Володь , правда , верни его , а-то... это... самое..." Григорьич с явной неохотой вылез из-за стола и прихватив тяжеленный моток троса , направился к двери , пошатываясь и опираясь на стену. "- Какие же Вы все суетные , беспокойные. В Вашей примитивной психике нет ни капли ни здравого смысла , ни логики. Вы в плену постылых догм и глубочайших иллюзий. Повторюсь , ИЛЛЮЗИЙ. Именно эти ложные , ошибочные установки и формируют Ваше исковерканное представление о мироустройстве и месте человека в нём. Я диву даюсь , насколько Ваши примитивные клише укоренились в сознании и диктуют Вам , подобно покорным болванам , слепо плыть по этому пассивному руслу. Опомнитесь!" - Григорьич обернулся к сидящим и чуть споткнулся. "-Опомнитесь , жалкие холопы рабских тенденций и популистских вариаций! Очнитесь! " -взгляд профессора блуждал - "- Отриньте догму! Дерзните на излёте!" Григорьич под тяжестью утомления и мотка троса бессильно сползал по стене. "- Именем всех Нобелевских лареула.. ралеула... Заклинаю Вас , рабы !" - профессор с усилием распрямил нетвёрдые ноги и продолжил: "- Святые угодники.. Еретики.. Грибники.." - голос профессора становился всё глуше - "- Сатрапы... Гестапы.. Граппы... " Тут Григорьич потупил головёнку в шапке-петушке и , стоя у стены , храпанул раскатисто и гулко. "-Ему уже надо лечь." - констатировала Дрэмп , подбегая к засыпающему на ходу профессору и подхватывая его под плечи. "-Да , брось ты этот моток!" - Света вырвала трос из вялых пальцев мужа и швырнула куда-то под буфет. "- Никто из приговорённых не отринулся... не откинулся.." - бессвязно бормотал профессор , увлекаемый Дрэмпом в тёплую , натопленную комнату. Оказавшись в тепле , Григорьич вскинул было голову и огляделся с видом помешанного астронавта. "- А где этот туалетный утёнок Михалыч?" Дрэмп стащила с профессора первое пальто. "- Я спрашиваю , где этот кибуцъер? Где эта... Где эта жертвенная кровь Израиля?! Я хочу видеть эту... Это.." Дрэмп буквально сдирала одежды со слабеющего с каждой секундой профессора. Под ногами росла неимоверная куча разной одежонки , но Григорьич всё никак не обнажался. "- Этот убрани.. убарни.. урбанистический галерщик! Этот офисный клоп! Где он ?! Приведите сюда этого жалкого ублюдка!!! Этого подобострастного хмыря , коротающего свои последние дни под диктаторским педи.. пепеди... " "- Пьедесталом." - продолжила Дрэмп , сорвав с барахтающегося профессора предпоследнюю мятую рубаху. "-Ложись-ложись , эндосперм , утихни." Григорьич вытаращился на супругу похлеще Зоишны. Но сил уже не осталось и старик , подобно снятому с креста, был уложен на перешитые простыни с крупной центральной заплатой "Король Лев". Для пущего тепла на старый диван были уложены какие- то неимоверные матрасики и подушечки , бесчисленное множество старых покрывал , ватных одеял и мешков.Дрэмп с превеликим трудом напяливала на неподатливую фигуру профессора фланелевую подростковую пижаму с Микки Маусом и просторные женские панталоны с начесом , которые доходили Григорьичу аж до середины голени. Победно осмотрев колыхающуюся на нетвёрдых ногах фигуру , она пихнула мужа на диван. Григорьич рухнул на дерюжки как сраженный драгун. Накрыв супруга ватным одеялом из довоенного детского сада под Белгородом , сверху положив стёганое одеяло из двух сшитых между собой , довершив укрывание гигантским махровым полотенцем с застиранной надписью "LOVE". Профессор нутряно кашлянул и затих. Дрэмп , подумав , задрала одеяла со стороны ног и натянула на синюшные , шелушащиеся мослы шерстяные носки с массивной штопкой. Один носок был зелёным, другой красно-желтым. "- Спокойной ночи , растафари."

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" ...осыпалась краска. Услышав нечеловеческий вопль , раскатившийся дьявольским эхом по окрестным опушкам , профессор в сарае замер и прислушался. "-Крик Дафэна." - усмехнулся старик и принялся снова распутывать старинное , замшелое вервие , припрятанное им еще в далёком семьдесят пятом , когда он ошарашенный небывалой покупкой этого финского хутора , как зачарованный лазал тут по всем чердаками чуланам , не переставая изумляться обилию старинных вещей и всевозможных диковинок. Взять , хотя бы , это потемневшее от веков вервие , наверняка ,хранящее и следы чьей-то крови , и массу тайн , связанных с древними ритуалами и тайными культами. И вот теперь , оно должно послужить чудесному спасению застрявшего на чердаке главбуха. А способен ли он оценить сие действие в свете философии? Сомнительно... Павлов никогда не был склонен ни к эзотерике , ни к мифологии , ни к чему тому , что требует от человека культурного особых духовных жажд , особых , трепетных порывов голодного до знаний интеллекта. Павлов , по всей видимости , интеллектуально не голодал. Тогда зачем ему сие уникальное спасение? Григорьич задумался. Ради чего я отыскал это , практически , музейное вервие? Только ради вытаскивания этого заурядного чудака , что своим неудобством не даёт нам всем тут покоя вот уже вторую ночь? Нет.. Уж , кто-кто , а этот малохольный хворобыш ну никак не подходит для торжественного обвяза средневековым вервием. Профессор отложил священные путы и с осознанием своей правоты увидел под верстаком гурт замасленного тракторного троса. Павлов извивался меж досок , подобно угодившему в бредень сому. Частые удары по потолку сыпались как картечь , заставляя Михалыча то скрючиваться , то неистово выгибаться серпом. Пространство подкрышья было настолько тесным , что Павлов не мог даже приподняться , избегая плотного удара прижатой доски. Снизу же истошно орала от счастья Зоишна , подтверждая очередное попадание аплодисментами и радостными возгласами  : "- Вон он где , наш без вести пропавший ! Вон он где , Светуль ! Да-да ! Туда и стучи ! Вон , он там лежит ! И орёт , подтверждая свои координаты! " Дрэмп так умаялась, что вскоре выронила мачту и рухнула на продавленный диван без сил. Зоишна тут-как-тут подхватила злосчастное древко и принялась от души сандалить в уже треснувший потолок с новой силой. "- Ты где , узбек ? Хи-хи , Ха-ха ! Ты где , Магомет ? Хи-хи , Ха-ха!" Павлов не мог выдавить ни слова , лишь истерически шарил вокруг закоченевшими руками. Зоишна же прицелилась , собралась и что было мочи вонзила мачту в проломившийся потолок и разошедшиеся доски. От мощного точка Павлова даже приподняло , измученное тело под натиском флагштока с треском выдавило гнилые доски крыши и сквозь лопнувший шифер на Михалыча , подобно сахарному песку , посыпался снег. С неимоверным облегчением грибник распрямился и , буквально , вынырнул из сугроба на крыше веранды. Кругом была безбрежная тишина зимней тэлианской ночи и только гулкое сердцебиение в груди Михалыча нарушало этот чудесный вакуум. Павлов судорожно хватал морозный воздух и пытался выкарабкаться на крышу. И только ему удалось чуть перегнуться на край снежного пролома , как вдруг что-то жестко и цепко схватило его за ворот. Что-то очень холодное и узкое зацепило его за воротник и тащило назад в дыру. Михалыч было дёрнулся , как загарпуненный кит , но тут же завалился обратно , издавая ущемлённый , сиплый крик. Зоишна демонстрировала прямо таки чудеса ловкости и сноровки. Когда потолок был пробит и флагшток упёрся во что-то мягкое , Селицкая мгновенно вытянула мачточку и , перехватив её с другого конца , устремила в дыру железный крюк. Прочно забагрив одежду Павлова , Зоишна потянула назад , буквально , повиснув на древке всем своим стотридцатисемикилограмовым телом. Куда там Михалычу ! Ослабевший главбух как тряпичная кукла исчез в проломе крыши и вместе со всем чердачным мусором и обломками потолка вывалился на верандный стол со звоном посуды и неистовыми потоками снега. Зоишна кинулась к нему и давила в объятиях. Павлов не имел сил даже двигаться , он лежал поверх прелестного ужина и только осоловело пялился на окружающих.Женщины стащили грибника со стола и принялись растирать ему щеки первым подвернувшимся под руку напитком. Это было сухое итальянское вино "TINI". Михалыч что-то вяло лепетал и сипло покашливал. Крюк полностью разорвал ему вороты всех многочисленных свитерков и рубашечек , так , что его впалая петушиная грудёнка слегка парила от винных растираний. На веранду вошел Григорьич с тяжелым мотком металлического троса в комках солидола. Вид у профессора был как у монтажника-верхолаза где-нибудь на далёкой буровой станции и только утонченные черты интеллигентного лица с живым , одухотворённым взглядом выдавал в нём учёного. "- О ! Михалыч ! Как тебе это удалось?" - весело спросил профессор , но тут же лицо у него вытянулось при взгляде на чудовищную дыру в потолке. "-Он что , провалился?" - тихо спросил Григорьич , прикидывая , как долго и сложно будет ремонтировать потолок. Дрэмп глянула на мужа презрительно и небрежно бросила: "- А у тебя и потолок-то на соплях. Как , впрочем и всё остальное." Павлова усадили на стул и закутали сверху дополнительной рваной простынёй. На голове простыня образовывала своеобразный клобук и Павлов осторожно прорвал себе дыру для лица. "-Ты как этот, Кулукс-Кан." -пыталась пошутить Зоишна. "-Ку-Клукс-Клан , Зойка , село!" - ответила Дрэмп , усаживаясь за разоренный стол. Все принялись завершать неоконченный ужин. Надо признать , что по сути блюда не так уж и пострадали. Вернее , трудно было определить , какие они должны были быть изначально. Снег лишь добавил определённый креатив и привнёс некую пикантность в обыденность вечерней трапезы. "- Теперь , Павлов , твои мидии-олени по настоящему снегу скачут." - весело заметил Григорьич , пожевывая окаменевшую от мороза колбаску. Михалыч силился просунуть сквозь дырку в простыне кусок окаменевшей котлеты. Дрэмп брезгливо наблюдала за ним , щуря глаза и тем самым напоминая рептилию. Зоишна , вероятно , нагуляв аппетит бойко уписывала присохший к тарелке обветренный куриный студень и обильно запивала тем итальянским вином. "-Зоишна , а дайте-ка мне Вашего вина попробовать." - мягко попросил профессор , протягивая руку через стол. Селицкая охотно передала ему зелёную бутылку. Григорьич деловито рассмотрел этикетку. "TINI" Тини-Тини - Валентини." - с улыбкой скаламбурил профессор , глядя на Валентина Михайловича. Все загоготали , перестав выковыривать из зубов фрагменты опилок и древесной коры. "-Ну , что? Время позднее , Пора и обкладаться?" - провозгласила Дрэмп , вставая из-за стола. "-Света , я никак не могу привыкнуть к твоим местечковым сентенциям. Этот своеобразный фольклор черты оседлости подчас приводит меня и окружающих в некое замешательство , если не сказать , в смущение." Профессор поднял рюмку с вином и провозгласил  : "- Пусть те счастливые потомки , что будут сидеть за этим столом в будущем , сохранят хотя бы малую толику той светлой памяти , что в конечном счете и является преемственностью поколений. Пусть , хотя бы изредка , наши потомки помянут нас словом добрым , душевно тёплым , лишенным того пагубного равнодушия , сквозящего подобно сквознякам из худых и жалких сердец выхолощенного цинизмом бездушия поколения." Все притихли. Было слышно , как сверху через дыру в крыше тихонько капает подтаявший снежок.

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" -продолжение повести. ...ожесточенной бабке. Подталкиваемый сзади нетерпеливыми тычками Дрэмпа , профессор оказался на веранде. Там неповоротливым холмом уже восседала Зоишна , с трудом узнаваемая в какой-то буроватой шубейке поверх всей прочей тэлианской одежонки , то там - то здесь выпирающей всевозможными краешками. Профессор уселся на ледяной табурет и тотчас подскочил. Поискав глазами вокруг себя , он вытащил из горки тряпья на диване скомканную кофточку без одного рукава и тщательно сложил её на своём табурете. Усевшись , Григорьич с опаской взглянул на Дрэмпа. "- Можно кушать , Света?" Дрэмп сузила и без того сощуренные глаза песчаной Эфы и с деланной учтивостью произнесла: "-А ты что , на заседание парламента пришел?" "-Да я , просто , это... Ну , как бы..." - профессор осёкся и суетливо подвинул к себе тарелку. Зоишна за столом походила на персонажа из саги о Гарри Поттере , того , что на летающем мотоцикле. "- А где же опять Павликов?" - с уже традиционным недоумением спросила она. Профессор поднял взгляд к потолку и указывая пальцем вверх ,ответил вопросом на вопрос "- Может быть здесь.. А может быть здесь." Указывая на разные участки потолка , Григорьич как-бы рассуждал вслух. Повисла гнетущая тишина. "-... Не поняла..." - промолвила Зоишна , откладывая вилку. Дрэмп энергично запихивала в рот промолотую вместе с оболочкой кобасу в составе с овощной борщевой заправкой. "- А Вальдемар его угробить решил. Павлов и по земле-то как цаплик ходит , а он его на чердак запёр." - умехалась Светлана Романовна , ловко вытаскивая пережеванные кусочки колбасной оболочки и складывая их на отдельное блюдце. "-Зоишна , видно с трудом , переваривала информацию и лишь таращилась на профессора. Все прислушались.. Сверху ни звука.. "-Да там никого нет." - подала голос Зоишна. Григорьич пожал плечами: "-Может быть он там спит?" Дрэмп глянула на мужа , как на невменяемого. "- А ты сам-то поспал бы там? Там кошка-то не пролезет , а ты говоришь , там этот.." Зоишна заволновалась: "-Надо его разбудить!" Профессор снова пожал плечами и вгляделся в блюда на столе. "-Света , а что сегодня на ужин?" "- А ты что ослеп? Всё перед тобой." - хищно ответила супруга. Профессор осторожно потянулся к горячим не-то пирожкам , не-то каким-то гигантским клёцкам. "-Сначала холодные закуски !" - гаркнула Дрэмп , что даже Зоишна подавилась куском. Профессор смиренно одёрнул руку. Перед ним стояло блюдо , своим цветом и запахом не инициирующее пищеварительных рефлексов. Григорьич осторожно спросил: "- Светлана , а можно сразу к чаю?" Взгляд Дрэмпа на миг вспыхнул негодованием религиозного фанатика , затем приобрёл глубокий огонь частилища Шеол и , наконец засветился ровной испепеляющей линией лазерной резки. "- А мы для кого это всё готовили...? Для кого тут мантулились , а..?" - зловещим шепотом вопрошала Дрэмп , изготовившись к прыжку. "- Я тебя задушу , паскуду неблагодарную! Я тебя расчленю ! Распну , гадину очковую !!! Я из тебя , удода плешивого , сама чучело для музея... " Вдруг сверху раздался какой-то звук... Все тотчас замерли и воззрились на грязный потолок. Там ,определенно, кто-то шевелился. До слуха доносились едва различимые шорохи и даже кряхтение. "-Он там !!!" - завопила Зоишна и нелепо замахала короткими руками в драных рукавах шубейки. Дрэмп ухмыльнулась  : "-Жрать захотел , завозился." Профессор серьёзно задумался, подперев голову рукой. "-Надо как-то снимать... Надо как-то вынимать..." Дрэмп язвительно рявкнула  : "- Вот Вы и снимайте и вынимайте! А я ещё одну ночь куковать с этим паркуристом не буду! Доем , уберу посуду и пойду постели готовить. А Вы тут свои МЧС творите , как хотите." Профессор встал и направился за инструментом , Зоишна стала доедать остатки подозрительной снеди , дабы не пропало. Григорьич вышел из дома на морозный ночной воздух. В лицо ударило свежестью и ноздри сразу закололо. Небо было глубокого кобальтового цвета и лишь где-то вдалеке за Змеинкой угадывалась узенькая полоска подсвеченного населёнными пунктами краешка. "-Дааа... Лучше бы мы с Михалычем просто за грибками сходили. Меньше проблем." - подумалось Григорьичу , пока он пробирался по снегу к сараю , где надеялся отыскать длинный шест или какой-нибудь дрын , который можно было бы оснастить крупным крюком , наподобие багра. В сарае стоял такой мороз , что даже любимый радиоприёмник профессора издавал лишь крысиное попискивание. Григорьич подобрал подходящее орудие спасения. Это был обломок корабельного флагштока из хорошего толстого алюминия , длиной метра полтора. На конце профессор укрепил гигантский , размером с ботинок , мясницкий крюк. Эту устрашающую крючину в конце восьмидесятых использовали деревенские ассенизаторы для подъёма массивных ёмкостей с биологическими отходами на местной кооперативной свиноферме "Ниф-Ниф". Профессор тщательно примотал крюк проволокой и хотел даже паять , но махнув рукой и подумав , что худосочный Павлов вряд-ли соскользнёт с крюка , направился обратно в дом. Подойдя к крыльцу , Григорьич вгляделся в кривенький , но надёжный градусник , привязанный к зубной щётке и вставленный в щель между рамой и стеной. Сомнений не оставалось - минус 29 градусов по Цельсию. Григорьич поёжился и задевая крюком за всё , что попадалось на пути , втиснулся в дверь. Зоишна со Светой оторопели при виде инструмента профессора. "- Ты что , хочешь этим багром делать?" - настороженно спросила Дрэмп. Профессор приосанился  : "-Для начала нужно точно определить место залегания Михалыча на потолке. Этого можно достичь вертикальной перкуссией , или иными словами, простукивания потолка обратным концом этого флагштока. Вот так." - и профессор , перевернув мачту , слегка стукнул тупым концом в потолок. "-Здесь , слышите , как бы , гулко. Там сверху пустота. А вот здесь.." Он стукнул ещё. "- Здесь Павлов?" - глуповато вскрикнула Зоишна , вытаращив глаза. "-Нет , здесь потолочная деревянная балка." - поправил Григорьич. Передвигаясь вдоль стола , странная процессия простукивала потолок , с которого на еду сыпалась всякая многолетняя труха , сухие фрагменты насекомых и опилки. Ударив в какое-то место , Григорьич прислушался.. Сверху , как будто что-то донеслось. Профессор стукнул ещё.. Переведя взгляд на затихших женщин , Григорьич шепнул  : "-По-моему , здесь.." Передав шест Дрэмпу , профессор побежал за верёвкой. Светлана Романовна взвесила мачту в руках , глянула на потолок и , прицелившись , с силой долбанула шестом в протолок. Удар был настолько силён , что подбородок Павлова взметнулся вверх , как от боксёрского хука. Стукнувшись головой о доски крыши , он мгновенно проснулся. Не соображая , где он и что происходит , Павлов получил мощнейший удар снизу в грудь. У грибника перехватило дыхание , тут же следующий удар в пах. Дрэмп с азартом колотила , что было силы в потолок , осыпая стол целыми потоками трухи. Руки работали подобно поршню двигателя , неустанно молотя вверх. Михалыч задёргался под градом ударов снизу. Не понимая , в чём дело , с выскочившей пластмассовой челюстью , Михалыч пронзительно завопил протяжно и что есть мочи. Его отчаянный вопль слышался даже снаружи дома и эхом раскатился по зимнему лесу. Дрэмп в запале продолжала колотить шестом , и сквозь этот частый стук Зоишна расслышала протяжный , высокий крик. "- Вон он , где ! Вон он где , Витац !" - заорала она , радостно тыча в то место , где от ударов шеста даже осыпалась краска.

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" -продолжение повести. ...к таинственным погребениям. В этот вечер мороз прихватывал не на шутку. Григорьич чувствовал это кончиком своего носа , который с характерным покалыванием и пощипыванием грозил отвалиться , придав своему незадачливому хозяину вид , если не более комичный , то несколько зловещий. Кутаясь в капустообразные одежды , профессор возился в глубине погреба в поисках прошлогодней картошки , которую к качестве эксперимента они с Михалычем заколотили в глухой деревянный ящик и завернули в синтетическое покрывало. Павлов уверял , что так делал его прадед во времена , когда армии Наполеона нужна была картошка... Для профессора всегда оставалась загадкой призрачная связь предков Михалыча с французским императором. Но сорт этой синей картошки в Тэле все дружно называли Бонапартизм , и нахваливали за столом , и уплетали почем зря. Григорьич любил всяческие усовершенствования. Вот и сейчас он не мог вылезти из погреба по причине того , что рейлинговая система ступенек с шарнирным противовесом почему-то не хотела работать и заклинилась в самом неудобном положении , блокируя своей сложной конструкцией путь наверх. "-И картошку-то не вытащить.." - переживал Григорьич - " И ужин будет лишен Бонапартизма..." Тем временем Павлов , измотав последние силёнки в тщетных попытках вылезти из получердачья , обреченно затих меж досок и даже задремал. В стылой тишине подкрышья раздавался лишь его сиплый храп , да время от времени поскрипывали от мороза стропила. А внизу , под этим спящим ползуном , в помещении веранды снова оживали приготовления к очередной тэлианской трапезе. Дрэмп с Зоишной тщательно , с присущей только им виртуозностью придавали прежним , знакомым блюдам совершенно новое звучание и оригинальные оттенки. Остатки салатов были свалены в кастрюлю , приправлены смесью перцев и отварены на малом огне. Затем Дрэмп добавила свежий репчатый лук и специи. Варево подавалось охлажденным в индивидуальных пиалах с веточкой псевдобазилика. На широком блюде из вырезанного пластикового щита подавалось "Байковское ассорти" - своеобразная паэлья из остатков каши , измельченной ветчины , огурцов , резаных макарон , кусочков котлет , давленых оливок и колбасных попок. Зоишна уверяла , что когда-то на Электросиле работал один известный антисемит Примазов , обожавший лакомиться остатками после банкетов. В блюдах Зоишны так или иначе присутствовали те ностальгические электросиловские нотки , роднящие Селицкую отнюдь не с антисемитизмом. "-А где мужики-то?" - мимоходом спросила Дрэмп , принеся на стол вымороженную на улице некую съестную массу , таящую в себе сполна ереси. "-Так они же за грибами хотели?" - отозвалась Зоишна , сосредоточенно , подобно сапёру , монтируя какой-то невиданный доселе закусон. "- Это придурок нам и эту ночь спать не даст?" "-Павликов , что ли?" - переспросила Зоишна , разъединяя и вновь соединяя разваливающуюся конструкцию из рыхлой , подсохшей курицы. "- Ты Зойка , как хочешь , а я больше с факелами не пойду. Этот ненормальный тут всех шизиками сделает." "-Кто , Вова?" "-Да какой Вова?! Павлов твой!" - и Дрэмп с ненавистью шлёпнула ложку майонеза в кисловатое овощное крошево. "-Я уже грешным делом подумываю.." - Дрэмп ложкой в руке указала вверх , вероятно , на небеса - "-Как он там без грибов-то будет? Ханыжник горбатый. Сопло свиное. Тютень убогий." Светлана снова указала наверх ложкой (точно в направлении Михалыча над потолком) "- Он там богу будет мозги полоскать своими грибами. Неуёмная душа! Софья, а ты грибы-то Павлова так и не почистила?" Зоишна виновато глянула на сестру. "-Светуль , давай мы их вариться поставим , они промороженные насквозь , это для грибов только на пользу." Так и порешили , в алюминиевом тазу на коптящей керосинке поставили воду. Мороженые неэстетичные комья вывалили из ошмётков светиного пуховика на кухонный стол с каменным стуком. Дрэмп задумчиво уставилась на чёрные разнокалиберные булыжники. "-И они это жрать будут... Будут..." Снаружи на хутор накатывал нешуточный мороз. Окрестные ели замерли в мертвенном оцепенении и лишь изредка в лесу раздавался звонкий треск промёрзших стволов. Небо было сине-чёрным с мириадами сверкающих бриллиантовых россыпей. Григорьич уже хотел рыть подкоп в мерзлоте , но вовремя одумался и просто , сломав хитроумную лестницу , с трудом выбрался наружу , бережно прижимая за пазухой несколько клубней Бонапартизма. Снег тонюсенько скрипел на самой высокой ноте. Верный признак лютого мороза. Профессора сковало холодом. Он беспомощно огляделся и неловко двинулся к дому , придерживая заветный картофель. Добравшись до крыльца , Григорьич отдышался и толкнул дверь. Дверь не поддалась. "-Опять переклинило от температуры.." - подумал профессор и попытался снова толкнуть дверь. Изнутри послышались шаги и недовольное ворчание Дрэмпа. "- Света , помоги дверь открыть." - попросил Григорьич , толкая скрипящие филёнки внутрь. "-Да погоди ты , не толкай!" - крикнула Дрэмп и тоже толкала дверь , только изнутри. "- Света , она чуть вверх , чуть вправо и по диагонали!" Тут Дрэмп с разбега саданула ногой по двери , да так , что та согнувшись , проломилась сквозь косяк и распахнулась наружу , сбила профессора с ног. Тот растеряв картошку , полетел навзничь в снег , нелепо растопырив руки. "-Света , ну нельзя же так примитивно!!!" - заорал Григорьич , барахтаясь в сыпучем снегу и ища шапку. "-А что я тут тебе ключики подыскивать буду?" - угрожающе процедила Дрэмп , стоя на крыльце подбоченившись. "-Где твой хмырь-напарник? В лесу? Он нам хоть сегодня поспать даст? Я его , заразу , на морозе оставлю! Чтоб его грибной чирий пожрал ! Чтоб он омаслятился сам ! Мухомор чёртов!" Профессор напялил шапку прямо со снегом и подполз к крыльцу. "-Света , он не в лесу." "-А где?" "- Он на крыше." Дрэмп глядела на мужа с уничтожающим недоверием. "-На какой ещё крыше?" Григорьич с кряхтеньем и сморканием поднялся на ноги. "-Я , Свет , тут за картошечкой , это , ну , к ужину , к грибочкам.. Бонапартизм." Дрэмп устрашающе сгорбилась и подступила к профессору вплотную. "- Мне Ваш этот Бонапартизм за выходные уже во , где !!! Я что тут нанялась на Вас ишачить?! Пошли ужинать , всё на столе! А этот грибной прыщ - как хочет!" Профессор горестно оглядел дверь. "-Свет , она же не в ту сторону открывается." Дрэмп прошипела ему в самое лицо  : "- Сейчас я тебя самого в другую сторону открою. Марш за стол , червяк узколобый! И не питюкай !" Григорьич поплёлся на веранду , понимая всю тщету возражений этой фуриеобразной и ожесточенной бабке.

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" продолжение повести. ...предстоящего ночлега. Михалыч оказался в , практически , замкнутом пространстве абсолютно непроходимого подкрышья. И состояние этой непроходимости невольно навеяло у пожилого бухгалтера давние воспоминания о его первых грибных опытах в Бойково. Был , кажется , 1988 год.. До этого момента приезд Павлова в Тэль был невозможен из-за деспотического характера прородительницы Зоишны и Дрэмпа Валентины Архиповны Селицкой в девичестве Коммер. Эта властная и непоколебимая женщина устанавливала в Тэле свои порядки и решала , кому быть в Тэле , а кому довольствоваться красочными рассказами да байками. Павлов застрял между гвоздатыми досками , подобно кроту в капкане. Кругом было темно и пахло старым рубероидом. Павлов попытался пошарить вокруг. Под руку попалась истлевшая мумия то-ли ежа , то-ли белки. "Вот и меня тут ждёт та же участь.." - мелькнуло в бухгалтерской голове. "Где же тут может быть одежда? Может быть она когда-то и была здесь , но кто же может сюда лазать кроме белок , спасающихся от зимних холодов , да и те , вон , околевают в одночасье. Павлов , собрав все силы , протиснулся вглубь подкрышья , с треском разрывая старинный пальтуган хищными когтями шиферных гвоздаков. "Вот уж выходные !" Снаружи ,вроде бы, послышался голос. Павлов прислушался. Пополз дальше , подобно какому-то партизану на чердаке фашистского штаба. Сверху посыпалась труха и Павлов втянул головёнку в утлые плечишки. " Я как черепахер." - подумал бухгалтер и протиснулся дальше. Пространство получердачья было довольно длинным , Павлов прополз еще метра два , но конца не намечалось. Плечи затекли , ломило спину , а колени и локти горели от ссадин. В загривке , казалось , был воткнут боевой меч и мешал продвижению. Павлов отчаянно постучал по поверхности пыльных досок. Прислушался. Тихо. По его расчетам , он должен был находиться прямо над столом веранды , непосредственно над сидящими. Почему же они его не слышат? Михалыч приложил исцарапанное ухо к доскам под собой. Сквозь шум в ушах доносились какие-то отдалённые голоса. Григорьич уже в третий раз за вечер умиротворённо вышел из туалета и благостно оглядел звёздный небосвод. "Какие здесь необычайно звёздные ночи! Даже воины-интернационалисты , которых теперь незаслуженно называют , попросту , интервентами в жарких африканских странах вспоминали эти звёздные ночи в Тэле и писали домой трогательные письма." Григорьич сунул закоченевшие руки поглубже в карманы и неторопливо побрел к погребу , усмехаясь по пути своим сентиментальным мыслям. В лесу что-то ухнуло. Профессор прислушался. На миг ему показалось , что кто-то кричит. Зимний лес полон загадок , некой непостижимой тайны и чудес! Профессор пошел дальше , не обращая внимания на раздающиеся в ночи отчаянные вопли зажатого меж досок Павлова. Возле погреба снега было меньше и Григорьич без труда добрался до замка на изветшалой , покрытой многолетним мхом и лишайниками двери в погреб. Ключи были всегда у профессора в кармане брюк , но добраться до них через многочисленные напластования одежды было весьма непросто. Григорьич скинул с себя два верхних пальто. Стянул куртки и полупальто. Расстегнул плащ и разъединил застёжки из сломанных молний. Распахнул перешитый из двух пиджаков китель и добрался до ключей. Щурясь в темноте под гигантскими еловыми ветвями и путаясь в докучливых полах расхристанной одежды , профессор отпёр погреб. В лицо приятно дохнуло сеном , подгнившим деревом и чем-то специфически-деревенским , от чего на душе профессора разлилась нега. "Этот погреб он в 1975 году сам вычищал. Помнится , как профессор был поражен увиденным. В тёмной глубине финского гротика из многотонных гранитных валунов под толстым слоем заплесневелых опилок и измельченной древоточцами трухи находились шесть человеческих скелетов в истлевшей чёрной форме "СС". Григорьич обомлел.. Он до того растерялся , что совершенно не соображал , что в таких случаях нужно делать. Под мерный перестук осеннего дождика , профессор в нарушение всех мыслимых и немыслимых законов, самостоятельно выволакивал мумифицированные трупы из погреба и укладывал под ёлками рядком. Оружия и боеприпасов не нашлось. Все шесть эсэсовцев были практически одинакового высокого роста. Двое были обуты в сапоги , а четверо в прочные высокие шнурованные ботинки. Ремни ,пилотки , фуражки и обувь прекрасно сохранились. На всех солдатах были наручные часы. Григорьич полтора часа внимательнейшим образом разглядывал погибших немцев в свете своего фонарика , а затем твёрдо решил сохранить эту жуткую находку в тайне. Григорьич с детства любил тайны. Эта волнующая аура таинственности! Это непередаваемое осознание избранности , посвящения , тревожного состояния табу. Профессор полночи копал для гитлеровцев братскую могилу на месте будущей бани. Той дождливой октябрьской ночью он поклялся до самой смерти не открывать этой страшной тайны финского хутора. И выстроив в следующем году новую баню , профессор каждый раз украдкой наблюдал за весёлым и беззаботным ликованием родственников и гостей , с азартом гомонящих в парилке или весело шутящих в предбаннике. Без малого сорок лет никто и не догадывался о жутком , противозаконном, практически ритуальном захоронении под знаменитой хуторской парилкой. Сколько же гостей за эти годы посетили эту отличную баньку! А какой пар! А какой полок ! А предбанник , с широченным лежаком ! Банька в Тэле - на славу! А под скользкими осиновыми досками пола , под цементными уклонами слива , под старой нечищеной трубой стока в тайной братской могиле десятилетиями покоится часть ужасной истории. Шесть оборвавшихся жизней , пришедших на чужую землю элитных офицеров Германии. Как бы распорядилась судьба этими людьми , если бы не фанатичная преданность идеям Фюрера? Если бы не фатальные обстоятельства из гибели на отдалённом хуторе Карельского перешейка? Если бы не заброшенный , никем не пользуемый финский погреб и странная , необъяснимая тяга советского профессора к таинственным погребениям..

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" продолжение. ..Зачем ты здесь..." Григорьич глубокомысленно разглядывал Павлова , который сидя на снегу , напоминал окруженца. Жалкая , ободранная одёжка сидела на Михалыче криво и, скорее , тяготила его , стесняя и без того неловкие движения. Многослойность создавала дополнительную обузу , вызывая излишнюю потливость и дискомфорт. Отовсюду торчали какие-то лоскутки и обрывки материи , всё было как-то неудобно загнуто либо подвёрнуто. "- Михалыч , а зачем ты вчера в лес-то пошел?" "- Ядановтэенебыывотисо..." "-Погоди-погоди , а ты рыгни , разборчивее получится." - предложил профессор. Из дома показалась Светлана Романовна и окликнула сидящих на снегу старичков. "- Вы что там как расселись как кочевники? А ну , за стол! Я больше греть не буду!" Григорьич нехотя повиновался. Павлов тоже покорно поднялся на ноги , и последовал на зов. На веранде от дыхания стоял едва заметный туманец. Григорьич задумчиво уселся на табурет и опасливо глянул на дверь в жилую комнату. "-Света , а Вы зачем дом топите?" Дрэмп неодобрительно подняла взгляд. "- А тебе чего?" Профессор налил себе и михалычу кристально-чистой водки и поискал среди плотно составленных блюд подходящую закуску. "- Просто , какой смысл расходовать дрова , если мы уже второй день мёрзнем на веранде?" Дрэмп сузила глаза в выражении крепнущей ненависти. "- А что прикажешь , шастать туда-сюда и дом выхолаживать? Мы - топить , а Вы выхолаживать?" Профессор с аппетитом выпил , Михалыч же опять облился , но принялся возбужденно есть из ближайшей тарелки , набивая рот и тихо постанывая. "- Света , я конечно , всё понимаю , термодинамика там , термообмен , но где логика? Помилуй бог , мы тут замерзаем как цуцики , а ты утверждаешь , что это в высшей степени рационально. Когда же греться-то? Михалыч , тот вообще скоро будет как этот , мамонтёнок Дима. И чья это сомнительная идея , принимать пищу на холодной веранде? Мы же могли сидеть в тепле и не комплексовать по поводу дров. Григорьич снова выпил и уже твёрже заявил  : "-Мы с Михалычем идём в дом." Дрэмп медленно поднялась. "- Я тебе тебе такой дом сейчас устрою , что своих не узнаешь. До того , как лечь спать ни один из Вас порог не переступит и тепло не выпустит. Оденьтесь по-теплее и идите книжечки свои перебирайте , пока мы с Софьей кровати постелим. И без самодеятельности ! А -то спать в сарае будете , на картонках , мать Вашу ! На досках ! Умники хреновы! Сами палец о палец не ударят , чтоб подтопить да дров поднести! Профессора чёртовы ! " Зоишна с поднятыми на лоб бровями таращилась на сестру и уплетала остатки селёдки под шубой , хотя "под шубой" была масса и других необычных ингредиентов. Михалыч доел мятые сардельки и теперь жевал обветренный яичный паштет с кильками и редькой , борясь с очередной порцией воздуха под пищеводом. "-О-о... ООООООООООвертайм." Зоишна вздрогнула. "- Павликов , а ты стал лучше говорить за едой." Профессор поддержал  : "- Вот и я заметил существенный прогресс в дикции Павлова именно во время регургитации ." Дрэмп желчно хмыкнула и выпила. "- Меня вообще этот "Король говорит" достал уже. Скорее бы уж спать лёг! Хоть в лес-то не попрётся , на ночь глядя?" Павлов безропотно кушал почерневший грибной пирог и поглядывал на раскрасневшегося от водки профессора. "- Отчего же , Света? Мы с Павловым пойдём перед сном его грибную тропу проверим. Она уже утоптана за это время , видна. Оденемся по-теплее и двинем. Ты как , Михалыч?" Павлов было вскинулся , но содрогнулся в конвульсиях  : "- Тррраааааастовая компания." Дрэмп в изумлении перестала жевать. "-Сука.." - только и прошипела она. Григорьич полез под диван и извлёк оттуда старое слежавшееся пальто с белыми разводами плесени. "-Михалыч , ты надень вот, это тёплое пальто , это я ещё аспирантом , это я ещё..." Павлов с опаской глянул на абсолютно негнущееся в руках Григорьича пальтище. " - А я облачусь в другое , сейчас с чердака достану. Павлов , поможешь мне?" Старички заспешили к выходу , ибо вход на чердак веранды представлял собой замаскированный лаз на узеньком фронтоне с торца верандной пристройки. Приставив к стене разболтанную лестницу-богомолку , профессор подсадил на неё Павлова и дал указания , как отыскать лаз. "- Тебе , Михалыч будет проще , ты по размерам меньше. Туда раньше мой младший лазал , пока свои сто девятнадцать не набрал. А ты в самый раз , как этот , как его биш ? Гудини !" Павлов с неимоверными усилиями преодолел лестничку и , как собака , протиснулся в узкую дыру чердачного лаза. Когда кривые ноги Михалыча исчезли в темноте , профессор крикнул вдогонку  :" - Там надо ползти осторожно , там сверху шиферные гвозди. И , смотри , правее не ползи , там крыша сужается." Радостно потирая руки , Григорьич постоял еще минуту и , ёжась на морозе , крикнул Михалычу  : "- Ты , как найдешь одежду , стучи сверху , мы тебя на веранде услышим! А я пойду греться!" и профессор засеменил обратно в дом. Не успев добежать до двери , Григорьич круто изменил траекторию и со всех ног пустился к туалету , смешно увязая в снегу и нелепо размахивая руками. Ворвавшись в холоднющую уборную , профессор запутался в свисающих с потолка грибоподобных плетях плесневого мха. Паникуя , путаясь в многочисленных одеждах , Григорьич неистово дёргался и изгибался , пытаясь торопливо освободиться от штанов в темноте. В тесном помещении эти действия были еще более затруднительны и профессор , буквально , срывал с себя одежду , подобно экзорцисту. На веранде женщины допивали чудесную водку "Kauffman" , и строили сложные планы предстоящего ночлега.

Роман Деркаченко ответил Роману
"Грибною тропой" ...уже подходя к крыльцу. Михалыч семенил сзади , оставляя на снегу отпечатки , напоминающие след волочения крупной дичи. Его истрепанная одежонка окончательно разорвалась и теперь с легким треском самопроизвольно отторгалась , задевая за очередное препятствие. Профессор величаво , даже царственно взошел на крыльцо. Входная дверь несколько изменила свои изгибы и форму , судя по всему отреагировав на изменение атмосферного давления. Открылась легко , без привычного скрипа. Старички вошли на террасу , отряхивая снег. Принюхавшись , профессор отметил целую гамму новых запахов , витающих в промёрзшем помещении. Сложный букет кисловатых нот , однозначно говорили о приготовлениях к ужину. Тут ароматы были многогранные , от рыбно-консервных до густо-салатных , пряных. "- Ганфштенгль , Вы голодны?" - обернувшись к Павлову , театрально произнёс Григорьич. Павлов задёргал своей подвижной головкой , как страус , выискивая пищу. Церемонно постучав в верандную дверь , профессор чуть склонился  : " -Гогенцоллерны , Всё готово? Или нам вновь брести бесцельно грибною тропой в поисках призрачной корзины?" Из-за двери тотчас высунулась хорьковатая мордочка Дрэмпа в неизменном шарфовом тюрбане и прошипела  : "- Позовём , когда надо!" - и дверь захлопнулась. Григорьич обернулся к Михалычу  : " -Ах , эти "рёбра" , какие же они предсказуемые... А не проследовать ли нам в библиотеку и не отыскать ли руководство по приготовлению баранников в зимних условиях?" Павлов обреченно поплёлся за профессором в маленькую комнатку с тем самым усечённым диваном и секретером. Комнатка освещалась единственной лампочкой на стене , которую нужно было непременно выкручивать , если требовалось разложить секретер. После опускания столешницы , лампочка снова вкручивалась и освещала открывшийся вид на книги. Профессор по-хозяйски уселся за стол и подслеповато уставился на корешки многочисленных томов. Павлов неловко плюхнулся сзади на монументальное диванное сооружение. "-Таааак... " - протянул Григорьич - "- История бурских войн." , "Приключения во тьме." Павлов , а у тебя на Звёздной библиотека есть?" Сзади раздалось невнятное бормотание и кряхтение. "- Ясно - ясно.. " Алеви Ашлаг. Комментарии к Торе" , это из астрономии что-то? Павлов , ты силён в астрономии?" Михалыч изо всех сил изображая заинтересованность , корчился на диване в изысканных позах собеседника. " Тааак , руководство по глубоководному минированию , справочник ветеринара-акушера , описание страстей Святого Антония.. , про моего младшего , что-ли? Вот ! Грибы Ленинградской области и их заготовка ! Тут с дарственной надписью , Михалыч. " Валентину Михайловичу Павлову от коллектива бухгалтеров объединения "Электоро... Опять Тора ? Электоро.. -неразборчиво. Электросилы , а-а-а ! На 23 февраля. И подписи тут  : Леонид Идензон, Григорий Фейгинский , Борис Кауфман. Кауфман...? Что-то знакомое... Профессор обернулся к Павлову. Тот мирно и безмятежно похрапывал на кучах тряпья и каких-то пустых пакетов. Лицо спящего старика было настолько чумазым , что в неярком свете напоминало обычный дачный сандаль. Профессор присмотрелся. " А ведь ему и восьмидесяти нет." - подумалось Григорьичу. "Я-то на два года младше и каждое утро бегаю в парке , водой обливаюсь." - уверен , буду долгожителем , ведь , без дурных привычек. " Послышался призывный клич Зоишны  : " - Бродяги-дворняги ! К столу! Бродяги-коряги! Ужин готов!" Профессор снисходительно усмехнулся этому незатейливому экспромту и тихонько поднялся. Стараясь не потревожить Павлова , он вышел из комнаты , бесшумно притворив дверь. На веранде же было традиционно холодно и весело. Стол был плотно уставлен вечерним ремиксом. Григорьич азартно потёр ладонями и удивленно посмотрел на табуретку вместо своего полукреслка. "-Света , а...?" "- Что смотришь , как баран на новые ворота? Садись , и не ереси!" "- Но я... Традиции... Я так не могу." "- Что же теперь , мастерить новый трон на час уйдёшь?! А ужин ?! И , кстати, где это хмырь?" "- Тише , он прилёг." "-Что он? Прилёг? Перед ужином? Да я ему-собаке так сейчас прилягу!!! Зойка , я твоего Павлова сейчас четвертую ! Мы весь вечер мухохались с этим ужином , а он , видите-ли прилёг! Я бы тоже прилегла ! Да вот посуду мыла после обеда!" Профессор примирительно молвил: " -Дорогие женщины , пусть этот славный , парадоксальный человечек из своего мира отдохнёт. Он же не такой , как мы , он неуд. "- А ты не неуд ?!" - не унималась Дрэмп - "Ты самый настоящий неуд и есть! Садись на табуретку и жри , давай , пока не остыло! Неуды понаехали , и других неудами делают!" Зоишна восторженно следила за перепалкой супругов и таращила глаза. "- Павлов голодным останется." - предположила она. Все расселись за столом. "-Вот и хорошо." - закончила Светлана Романовна , накладывая себе салат из мидий и артишоков с перцем , который превратился уже в абсолютно однородную массу с едва различимыми кусочками маслин. Григорьич тоскливо окинул взором бесцветные мясные нарезки , перемежающиеся с кусками гнутого , черствеющего хлеба. Кое-где заботливой рукой были положены ниточки прелого укропа. "- Зоишна , а Вы не позвали бы Михалыча?" - обреченно попросил профессор , понимая , что выпить без Павлова не сможет. Какой интерес закусывать в обществе отчуждённом , несолидарном , а в некотором смысле даже враждебном. Женщина... Разве по силам ей создать мужчине поистине благостную компанию? Разве может женщина придать застолью ту толику единства и смысловой гармонии , без которой и возлияния кажутся пресными и лишенными смысла? Каково быть за столом духовным отшельником , изгоем и даже парией? Мужская компания придаёт культуре пития ту неповторимую завершенность , которая питает наше сердце самыми умиротворенными чувствами. " -Зоишна , Дорогая.. Позовите этого Микофунгозника." И профессор решительно потянулся к изящной прозрачной бутылке в виде какого-то то-ли когтя , то-ли капли с серебристым навершием. "-Магомееет!" - громко позвала Зоишна. "- Магомееееет ! Вставай , поднимайся , рабочий народ!" В дверях появился Павлов с "помятым сандалем" лица. "- Егерьмайстер , Вы проспались?" - весело приветствовал Павлова профессор. Михалыч заурчал и протиснулся вдоль окна ближе к профессору. "- Ты , Михалыч , как этот , Йепи." "- Йети , неуд!" - поправила Дрэмп и мотнула головой. Все весело принялись за еду.

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" продолжение повести. ...сказочный склеп уборной. Ещё один зимний день в Бойково догорал вечерним солнышком и в мягкой тишине этой карельской идиллии слышались только отдаленные крики ворон да уютный хруст снега под ногами смешно передвигающегося Григорьича. Профессор проверял посты.. Это занятие представляло из себя ежедневный обход всего периметра участка с проверкой электрических блочков-рубильничков на заборных столбах. Блочки были абсолютно не связаны между собой , но являлись звеньями , задуманной профессором сложной системы сигнализации ,на случай несанкционированного вторжения крупного зверя или злоумышленника. Проводов между блочками не было , напряжение не подведено , но эти блочки профессор любовно называл "постами" и постоянно проверял , щелкая туда-сюда и наслаждаясь характерным звуком подпружиненного пластика. Вот и сейчас на морозце среди снежного великолепия , облаченный в экзотическое одеяние с номером , профессор со сладострастным лицом завороженно щелкал рубильничком. Щелчки эхом отдавались от ближней опушки леса и в зимнем воздухе этот звук оригинальным камертоном ласкал слух. Григорьич был чист пред космосом. В своих помыслах этот пожилой изобретатель был даже наивен , испытывая какой-то детский восторг от применения своих знаний. "-Эй , "Кулебякин" ! Не замёрзни там у своих столбиков!" - окликнула его Дрэмп , выглядывая из-за угла веранды. Профессор двинулся по глубокому снегу вдоль забора к следующему блочку , с трудом преодолевая сопротивление сугробов. А тем временем на веранде уже шла подготовка к церемонии ужина. Ужин в Тэле - особый , самобытный и весьма примечательный ритуал. Весь фокус состоит в том , как искусно и необычно скомпоновать оставшиеся от обеда продукты и недоеденные блюда , чтобы создалось полное впечатление новизны. Зоишна в этом была непревзойденным мастер-шефом. Даже подбор посуды и приборов был необычен. Жаль , что никто из едоков этого не замечал и Зоишна была вынужденна постоянно и ревниво указывать на очередное новшество или находку. Все непременно кивали головами , хвалили , но ни черта не отмечали про себя и каждый раз всё повторялось снова. Вот и в этот раз Зоишна импровизировала на холодной кухне , позвякивая старинными тарелками и прочей столовой утварью рядом с кривенькой , малюсенькой электроплиткой и скрежечущей , монструозной газовой плитой , добытой Григорьичем путями непересказуемыми. Мороз снаружи крепчал. Это чувствовалось даже по застилающему окна обильному инею , сказочными узорами покрывающему внутреннюю поверхность стекла. "Надо подтопить.." - подумала Зоишна , сосредоточенно выкладывая на широком фруктовом блюде рыбные кусочки , перемежая их клочками вяленькой зелени и давленными маслинами с сыром. А во дворе два забавных старичка вели неспешный и праздный разговор. "- Михалыч , а я заметил ты вне трапезы не рыгаешь.. " Павлов промычал что-то в ответ и полез за сигаретами по полы многочисленных попонок. Григорич не курил. Лишь крайне редко в моменты наивысшего духовного экстаза он мог позволить себе подымить в обстановке благораспологающей и максимально дружеской. "- Угостишь штучкой?" - тихо спросил профессор. Павлов охотно закивал и тут же рассыпал на снег всю найденную пачку. Старики кинулись суетливо подбирать мятые сигаретки , смущенно бубня что-то себе под нос. "- Шпишекнет." - сетовал Павлов , торопливо хлопая себя по карманам. "-Да и хрен с ними. Давай так постоим. Смотри , какая благодать кругом!" - восторженно развёл руками Григорьич. Над ними высились двадцатиметровые ели с целыми сугробами на свисающих лапах. Еловые макушки были увешаны плотными гирляндами ,сверкающих янтарем или гутомалиновых , шышек. Небосвод был цвета безбрежного голубого океана с зеленоватым оттенком , без единого облачка. В лесу раздалась дробь дятла и эхо затихло где-то в чаще. "-Михалыч , а ведь , насколько я знаю , твои родители оленеводы?" - Павлов изумленно вытаращился на профессора. "-Как-то разглядывал твой семейный альбом с фотографиями , там фото твоего отца до войны. По теории Чезаре Ломброзо , он не славянин." Павлов пытался что-то ответить , но профессор продолжал: "-У тебя весьма сложный генотип , Михалыч , что в свою очередь , и определяет твои некоторые особенности и в строении и в натуре. Так , северные народы присутствуют , или же это моё субъективное мнение?" Павлов открыл было рот , но не успел вставить ни слова. "- Твою мать зовут Алитрапина Веспасиановна Перегорст ? Это редкие инициалы , должен заметить. А вот имени папы... Имя папы ?" Михалыч выпалил  : "-Миша." "-Просто , Миша... А ты Грельского знаешь? Тот тоже , просто, Миша. Но это две большие разницы." Понемногу старички стали замерзать. Поёживаясь и переступая в глубоком снегу они похлопывали себя по бокам и позёвывали на морозце. "- А не пойти ли нам за стол?" - весело предложил профессор , глядя на Павлова озорно. "- И , знаешь , есть у меня одна мыслишка на сегодня... Приготовить-таки твои грибы. Мы их без изыска , просто в кастрюльке отварим. Там у меня в библиотечке есть многое по грибам. Прочтем , уясним и отварим. Ты за?" Павлов открыл рот , но Григорьич ответил за него "- Вот и отлично! А сейчас пойдём-ка , как ты говорил , "предадимся ереси." "-Эфотыговоил." - произнёс Павлов торопливо. "- Это неважно , Михалыч , природа ереси во многом полиморфна и ,ко всему прочему , мы - есть её естественные адепты. Вот ты , адепт ереси? Глядя на тебя , Павлов , порой усомняешься не только в Дарвинизме , но и в теории видов вцелом. Посуди сам - потомок оленеводов , да ещё с таким изящным "климовским" наследием! Веспасиана Алитрапиновна!" "-Набоот." - поправил Михалыч. "-Вот-вот." - подтвердил свои слова Григорьич , уже подходя к крыльцу.

Роман Деркаченко
Продолжение повести "Грибною тропой" ...недавние события. Зоишна неловко накладывала на десертную тарелочку Павлова остатки кальмарового салата и всё приговаривала  : "-Ай , да Павлов" Ай, да сучий глист!" Григорьич по-немногу оттаивал. Он был так хмелён , что даже попытка пригладить всклокоченные редкие сединки скорее напоминали ритуальные пассы алясских эскимосов. "-А ты , Михалыч, нас всех взболомутил." - игриво пробормотал профессор , задорно поглядывая на оставшуюся на донышке дизайнерского бутыльца водку. "-Ты хоть попробуй!" - хлебосольно предложил Григорьич , протягивая Михалычу практически пустую бутылку с островерхой крышкой. Павлов тут же закивал , но Зоишна повернула его к себе. "-Ты хоть расскажи , где ты заблудился? И как тебя Володя нашел? Ну , ведь , леший ! Ну ведь , сучий пёс!" В это время Светлана Романовна поставила перед носом Михалыча тарелочку с голубцом.. Сначала могло показаться , что это котлета , на которую кто-то нечаянно наступил. Павлов сглотнул слюну и принял из рук Григорьича рюмочку "Kauffman". Какое же это божественное ощущение , когда на старте сытного загородного обеда можно степенно насладиться изысканным аперитивом в виде эксклюзивной водки ! Павлов , пролив мимо значительную часть , глотнул толику чудесной калужской зерновицы. Взыграл и без того беснующийся аппетит и , пыхтящий от паров глотка , главбух принялся беспомощно тыкать ломаной вилкой в вечинные обрезки среди давленых помидорок. "-Да ты ешь , Михалыч , не смущайся!"- приободрял профессор , наворачивая за обе щёки ассорти из остатков рыбной нарезки. "-Света , а зачем Вы напитки убрали?" "-А что нести?" "-Ну конечно! Мы же только сели за обед." Тут Павлов довольно звонко рыгнул и выронил строптивый помидорец. Зоишна умильно расплылась  : "-Ну , Павликов! Ну , сучий хрящ!" Дрэмп в охапку принесла три импортные бутылки и громко водрузила на середину стола. Профессор зычно провозгласил: "- О це - дило!" Зоишна удивлённо нахмурилась: "-Это ты по-каковски?" Павлов придурковато загоготал , роняя изо рта кусочки непережеванного салобоника. "- Павликов , не подавись!" - предостерегла Зоишна- "-Вот ведь , сучья пройма!" Григорьич театрально откупоривал шотландский виски и приговаривал  : "- А ты , Михалыч , где лучший виски пивал?" Павлов с набитым ртом отвечал несколько неразборчиво  : "-ВамэикесЛиховицкимпобоалитяпнутьиоофобыо" Тем временем Дрэмп нарезала ароматный белый салобоник такими тонюсенькими ломтиками , что казалось это лазерные шлифы. "-Иоофобыо" - повторил Михалыч , утвердительно кивая своей рыбьей головкой. "-Хорошо было?" - переспросил Григорьич , разлив виски по полупрозрачным стаканом стеклянной грубятины. "-Оофо!" - подтвердил Павлов , с трудом мне во рту неудобный кусок голубца. Зоишна погладила Михалыча по локтю  : "-Ну , ты расскажи , как ты ключи в лесу нашел! Вот , ведь булькатенец ! Вот ведь , сучий прыщ!" Григорьич с таким азартом пил привезённый Михалычем виски , заедая всем подряд , что уже снова почувствовал покровительственное отношение к миру. "-Павлов , а где же наши грибы?..." Все затихли. "-Аааяихпинёсв... ввв...ввв..." - Михалыч запнулся и воровато глянул на Дрэмпа. Женщина глядела не мигая и выражение её лица было до такой степени участливо-внимательным и ободряющим , что даже имело оттенок изысканной глумливости. "-Ну и где же твои мороженые ошмётки , паскудник?" Профессор наигранно возмутился: "-Свееета ! Ну почему в тебе нет ни толики плюрализма или хоть самой малой терпимости к чужому мнению? Павлов лишь хочет приобщить нас к некой ереси , которая является для него , без всякого сомнения , интимной и , не побоюсь этого слова , глубоко фунгофильной." В образовавшейся паузе Павлов глухо рыгнул. Зоишна хохотнула  : "-Ну , Павлов! Ну , сучий клоп!" А профессор не унимался: "-Михалыч , а как вкусно-то! Тебе вкусно-то? А , вкусно-то?" Павлов глупо жевал и всё проливал виски , водя стаканом туда-сюда. "-Отвечай , ты , индюшачья голова!" - пихнула его в бок Зоишна - "-Вот ведь , горбатый клоп! Сучья хворь!" Дрэмп забрала со стола пустую кастрюльку из-под жидкого и направилась через кухню к выходу , чтобы сполоснуть и выплеснуть на мороз. Григорьич положил Павлову овощной мешанины и налил виски. "-Михалыч , а ты Грельского видел?" Павлов снова бурно рыгнул , казалось , из самого абдоминального нутра. "- Так ты Грельского видел?" Павлов стал тупо и недоверчиво озираться. Зоишна радостно закачалась на застонавшем стуле. "-Ну , Михалыч! Ну , сучий пот!" Откуда-то со стороны террасы раздался громкий вскрик Дрэмпа. "-Крик Дафэна" - заговорщически улыбнулся профессор. Зоишна выпучила глаза и стала похожа на персонажа из Симпсонов. А профессор уже наливал снова. "-Зоишна , Вы пробуйте , пробуйте. Это же редчайшие мировые бренды." А тем временем у входа на террасу произошло вот , что...

Роман Деркаченко
...Боденшатц , Вы на гнезде?" Ответа не последовало и , усмехневшись , профессор огляделся. В полутора шагах на белоснежной поверхности лежала ровненькая , поблёскивающая смоляным бочком еловая шишка. Григорьич , провалившись в нехоженый снег , подобрался к нужному предмету и взял его пальцами. В безветренной чистоте воздуха улавливался тот чудесный еловый аромат , от которого на душе всё благоговело.Тут тишину зинего дня прорезал женский крик где-то в районе террасы. "-Крик Дафэна." - хмельно бормотнул Григорьич , повернулся к туалету и прицельно метнул шишку в тот пролом от ручки , который так и зиял на солнце чёрной дырой. Попал! Внутри туалета стук шишки затих и Григорьич вяло подошел к порожку. С видом завзятого вуайора профессор , пригнувшись и затаив дыхание , приблизил лицо к дыре. Но наше повествование было бы неполным и куцым , если бы мы не вернулись к тому месту , где почти два часа назад профессор лихорадочно привязал лежащего Михалыча к забору. Павлов не помнил того блаженного момента , когда сон обуял его на краю воронки , лежащего навзничь рядом с Григорьичем. Павлов не помнил , как скользил по снежному полю , увлекаемый , подобно собачьей упряжке за полярным кругом. Сладкое забытьё после бессонной ночи объяло расслабленные члены главбуха и лишь баюкало пожилого мужичка в своих сказочных альковах. Павлову снилась Змеинка. Это была , простирающаяся вдоль Гладышевского озера и извивающаяся , подобно змее , гряда , получившая название "Змеиной горы". У подножия Змеинки Павлов неизменно запасался моховиками и подберезовиками. Валентин спал. Полуденное солнце , умноженное многократным отражением от снега, так нагревало все тёмные предметы , что даже рубероид на крыше погреба начинал понемногу парить. Многослойная одёжа лежащего у забора старичка не стала исключением. Михалыч блаженно повернулся на бок и пожевал во сне дряблыми , в засохших остатках селёдочного масла , губами. Лишь обмёрзлая верёвка мешала спящему полностью почувствовать то состояние безмятежного удобства , которое бывает , пожалуй , только в детстве. Во сне Павлов улыбался. Ему чудилось , что он снова в Италии в окружении своих коллег-финансистов с забавными золотыми звёздочками на таких же золотых цепочках , так трогательно путающихся в седеющей растительности на груди. ..Эти шутки! ...Эти специфические обертона! О , Чезенатико ! Дивный городок! Верёвка больно передавила ухо. Павлов проснулся. Глаза тотчас сплюснулись и брызнули слезами. Ну и солце! - восторженно подумал Павлов , передёргивая отлежалыми плечами. К своему немалому изумлению Михалыч обнаружил на своей шее петлю... Подобные суицидальные мысли ещё никогда не посещали Павлова. Даже в моменты крайней экзальтации. Михалыч привстал , оторвав ветхую полу от розового женского пальто , поддетого под остатки светиного пуховика. Шею саднило. Михалыч снял с забора узел веревки и отбросив её за спину , двинулся обратно в лес по той , уже изрядно утоптанной грибной тропе. То-то Григорьич будет рад , увидев принесённые мороженные грибы-баранники! - с азартом рассуждал Павлов на ходу. Войдя в уже знакомый подлесок , Михалыч в солнечном свете сразу увидел тот пень , на котором цементным обледенелым шмотком висели его спортивные штаны с разными трикотажными латками и грубой штопкой. С ликованием старателя Павлов вытащил из окаменевших карманов и кошелёк и брякающую связку ключей от квартиры на Звёздной. Теперь можно и за грибами! Стянув докучливые ошмётки светиного пуховика , Валентин Михалыч принялся мастерить из него котомку. Собрав вокруг ямы несколько ледяных баранников , он положил их в ту котомку и любовно оглядел. Красота! Отважно спустившись в воронку , Павлов откопал еще с дюжину грибов и покидал трофеи на утоптанный снег рядом с котомкой. Выкарабкавшись наверх , Павлов отдышался , глядя на лес вокруг. Ветви недвижимых елей были словно в гигантских потёках белого крема. Свисая , ветви образовывали причудливые формы , напоминающие то-ли диковинных существ , то-ли неземной ландшафт какой-то вулканической природы. "Где же сейчас Зоишна с семейкой?" - подумал Павлов - "Обыскались меня , паникуют , места себе не находят. Все факелы до тла пожгли." - думал Павлов , складывая мороженые грибы в узелок. "-А я им грибков средь зимы! То-то радости людям! Обнимут , расцелуют меня. Накормят до отвала. Хвалить будут кто во что горазд." Михалыч укомплектовал свою поклажу и обвязав свободным концом верёвки с шеи , удобно взвалил на спину. Эх , хорошо! Павлов двинулся в обратный путь. Глаза никак не могли привыкнуть к ослепительному сиянию снега и Михалыч , обливаясь слезами и щурясь , едва видел направление. Хутор был как на ладони на фоне янтарного сосняка полянки за домом и вековых крон финских елей. Михалыч с довольным кряканьем и неловкими поворотами миновал калитку и подошел к дому. Шумно поднявшись на невысокое скользкое крыльцо , он открыл пропеллерообразную дверь и нечаянно пустил ветры. Смущенно войдя на террасу , Михалыч своей поклажей окончательно сбросил рукомойник ,который с грохотом развалился на четыре части. Наивно отворив дверь в кухню , Павлов увидел Светлану Романовну , моющую посуду в запаянном гигантском промышленном плафоне , перевёрнутом в виде таза , установленном на мизерной электроплитке "Мишутка". Дрэмп не мигая смотрела на Павлова. На её лице в доли секунды промелькнули все маски коварства , затем по женскому лику прошла волна негодования , сменившаяся хищным радушием. Михалыч простовато сгрузил свою ношу на пол. Верёвка , соединяющая котомку с шеей натянулась. Света смотрела ровно , немигающим взором. "-Ты что , топиться надумал?" Михалыч забормотал  : "- Эдогибочкиорошиекаказкобедубудутявесубылкючинашёл!" Дрэмп глядела недобро.. "-Из этого твоего логопедического ребуса я поняла только одно. Ты неудобный человек." Света вытирала руки куском детской фланелевой рубашки в самосвальчиках. Павлов , как ни в чём не бывало , продолжал: "-Ясфалнасегуузабоауталошеньзаночмонопокушать" Дрэмп зловеще сощурила свои варшаво-винницко-ленинградские глаза и молвила  : "-Всё же остыло.. Опять греть для тебя?" Михалыч с видом октябрёнка пожал плечами. А Дрэмп продолжала: "-Для начала сними свои кошмарные вериги и отмой свою заскорузлую харю! Переоденься к столу и причешись как человек. Что ты как бомж тут околачиваешься! Мы все не спали тут из-за тебя! В пятницу приехали , а сейчас , между прочим , суббота! Суббота , неуд! Марш мыться! Уже полдник скоро а у тебя конь не валялся! Павлов побежал к умывальнику , дёнув за собой куль с грибами. "-Да стой же ты , полоумец! Удушишь себя , а нам отвечать!" Дрэмп попыталась схватить Павлова за верёвку , но тот успел скрыться за дверью. Михалыч улыбался каким-то своим мыслям , развязывая мёрзлые узлы. Верёвка не поддавалась и он отрезал её подвернувшимся грибным ножиком с ручкой из детской игрушки-львёнка. Рукомойник безнадёжно пострадал и Павлов вышел на улицу в снег. Утеревшись колким снежком и отряхнув руки об одежду , Павлов вернулся в дом и тут же попал в жаркие объятия Зоишны. "-Паликов!!! Ну , прохвост! Павликов ! Ну , бродяга!" - заливисто ликовала Селицкая , тиская Михалыча и колыхая его сухопарую фигурку в розовом драном женском пальтишке. "-Ну пойдём же перекусим! Расскажешь , где куролесил! Ну , Павликов! Ну суконец!" Зоишна увлекла Михалыча на веранду , где на заставленном грязной посудой столе ещё угадывалась некоторая снедь. "-Ну садись же , сучок пархатый, Рассказывай." Михалыч поёживаясь присел на холоднющий стул времён Кирова. "Давай-давай , ешь , ошквалок носатый , да рассказывай , где ночью шарился , потный хрюк." Света принесла подсохшие салаты и щербатую тарелку со сваленными в одну кучу закусками. А Зоишна не унималась  : "-Говори-говори , проходимец , как ты исчез?" Павлов пожимал плечами и принюхивался к загадочной овощной массе в одной из железных кружек. "-Якючиискатьпоолизабудися" - прошамкал старик. Зоишна пришла в неописуемый восторг. Она хлопнула Михалыча ладонью по голове и воскликнула  : "-Ну , Павликов! Ну , сучья дурь! А дальше?" -Зойка , да положи же ему еды , он сдохнет от голода." Селицкая ликовала. "-Ну , Павликов! Ну , сучья хворь!" В дверях появился окосевший помятый профессор. На его голове теперь был заскорузлый лепёшкообразный предмет , когда-то бывший чешским беретом. Профессор окаменел у двери.. Зоишна обернулась к Григорьичу и задорно крикнула: "-Вот , Павлов! Вот , сучий пень!" Профессор недоверчиво , можно даже сказать робко пробирался к своему месту за толом , то и дело поглядывая на улыбающегося Михалыча. Верёвка по-прежнему украшала шею Валентина , напоминая профессору недавние события.

...двинулась к выходу. Дверь за Зоишной со скрипом закрылась. Григорьич налил себе ещё "Kauffman" и наколол на гнутую вилку блестящий конгломерат солонцов. "-Света , а эти грибы..." - он повертел перед собой то , что было на вилке. "-Не припомню , чтобы прошлым летом были гладыши. А здесь , вот смотри , гладыши и серушки." Светлана Романовна монотонно дожевывала последние кусочки , расчленённой в дачных условиях, сельди. "-А тебе ли не всё равно?" Профессор выпил. "-Света , во всём должна присутствовать логика. Я давно взял себе за правило компилировать наблюдения , анализировать их и , наконец , эксплицировать." Дрэмп смерила мужа презрительным взглядом и подалась вперёд. "-А что же тогда ты рожу свою не моешь перед обедом? Вон , только нос обтёр , теперь как у свиньи , только рыльник белый , а остальная харя , как у шахтёра в забое!" Профессор приосанился в скрипнувшем полукресле. Выпитое придавало старику то неповторимое преимущество перед реальностью , от котрого самооценка прыгала вверх , подобно ртутному столбику , а приятие окружающего мира было a priori лояльным , даже всепрощающим. " Снаружи донёсся отдалённый , но пронзительный крик. "-Крик Дафэна." - артистически комментировал Григорьич , и налив себе из уже наполовину пустой бутылки , прислушался. В тишине веранды казалось , что даже пар от дыхания Дрэмпа слышен. "-Света , а почему вы обед в доме не накрыли?" -как бы невзначай спросил профессор. "-В доме?" - вкрадчиво переспросила супруга - "-А ты его сколько протапливать намерен? Дверью хлопать туда-сюда , выхолодите к чёрту всё тепло! Как потом спать будем?!" Григорьич вздохнул. "Света , но ведь в доме гораздо уютнее принимать пищу , согласись." "-Пищу? Это в лесу шишки белкам пища , а этот обед мы с Зоишной из города пёрли! Корячились,готовили , чтобы этот хромой неуд всё коту под хвост...! Вот , где он сейчас?!" Профессор призадумался на минуту , затем профессиональным лекторским жестом откинул голову назад , скрестил пальцы рук и хорошо поставленным баритоном промолвил: "- Валентин , вероятно там , где подобные мелочи , типа обеда , протопки и прочего теряют свою актуальность изначально. На миг призадумайся , Света , сколько лишнего , наносного в нашем , казалось бы , рационалистическом обиходе. Вот ты упрекнула меня в некоторой особенности умывания. Это же кажется уместным лишь в контексте главенствующего догмата суть иллюзорных представлений." Дрэмп с какой-то инквизиторской искринкой следила за мужем , как-будто выжидала удобного момента , чтобы выдвинуть аргумент , разящий того в самый жизненый центр , пульсирующий где-то в глубине его профессорского организма. На веранду вошла Зоишна. Григорьич замер... "-Зойка , ты пэшт доедать будешь?" - звонко спросила Дрэмп. Селицкая вытаращила глаза - "-Ну позовите же Павликова к обеду. Неловко как-то." Профессор осложнел. "-Зоя , а он разве не у забора?" - робко спросил Григорьич. Селицкая замотала головой. "- Следы ведут к туалету. Володя , сходи за ним. Только.. Как-нибудь деликатно спроси. Как-нибудь в шутливой форме. Чтобы не ставить человека в неловкое положение." Профессор пожал плечами и с явными усилиями приподнялся с полукреслока. Нетвёрдой походкой старик проковылял к двери. "-Стой!" - рявкнула Дрэмп- "- Накинь хоть что-нибудь , холодно." и Светлана Романовна проследовала на малую веранду , где было что-то напоминающее кабинет профессора. Там среди хлама , старого трепья и развалов обуви Дрэмп отыскала подростковый пододеяльник с гигантским изображением каких-то людей. "-На , завернись." Григорьич принял бельину и стал с интересом разглядывать изображение. Растянув пододеяльник на свет , профессор увидел крупную надпись "Tokio Hotel" "-Света , это что-то японское?" "-Да какая тебе , к чёрту , разница?!" - ощетинилась супруга. Профессор еще с минуту разглядывал молодые лица на пододеяльнике. "-Света , но ведь они не японцы." "-Да ты достал , Володя !!!" Григорьич перекинул пододеяльник через плечо и покачивая головой , вышел из помещения ,приговаривая  : "- Как же обременительно находиться в обществе поверхностных людей". А солнце снаружи буйствовало. На небе ни облачка. Штиль был такой , что если бы оставленная кем-либо сигарета свободно тлела , то дымок серой ниточкой поднимался бы строго вертикально метров на пять-семь , прежде чем растаять в этой ослепительной зимней тишине на фоне вековых финских елей , хранящих чухонские легенды и грозди отливающих медью прошлогодних шишек. Григорьич любил Тэль всем своим организмом. Это не зависело ни от сезона , ни от погодных условий. Тэль обладал своей особой , ни на что не похожей аурой. Это было место восхитительное , животворное , почти магическое. Сюда всегда стремились оба профессорских сына , непременно таща с собой целую ораву приятелей и подружек. Сколько же здесь всего произошло..! Григорьич , покачиваясь и блаженно улыбаясь , стоял на трескучем морозе , но абсолютно не мёрз. Да.. Тэль вечен... И пусть совсем скоро этот финский хутор будут окружать безвкусные пёстрые садоводства , сетка рабица , профлист и щебень дорожек , навсегда уйдут в прошлое дивные туманы и нетронутые снега , нехоженые чащи лесов с грибными тропами , останется история Тэля.. В памяти старожилов , в любительских фотографиях , в рисунках и стихах творческих дачников. Профессор , увязая в снегу , подошел к туалету. Тихо.. На минуту Григорьич здадумался , как позвать , окликнуть Михалыча? Зоишна придавала такое значение этому.. Интересно , какие у них отношения все эти годы? Ведь они оба по-своему ущербны. Селицкая просила никак не смутить Павлова , пригласив того к обеду. Григорьич выпрямился , и глядя на закрытую дверь в туалет , громко спросил ; "-Боденшатц , Вы на гнезде?"

...Гладышевского заказника. Часто дыша , Григорьич на махах подбежал к калитке и нетерпеливо суетясь , стал наспех зачем-то привязывать свободный конец верёвки к забору. Потом , обронив одну из рукавиц , поспешил в дом. Поскользнувшись на обледенелых ступеньках террасы , профессор охнул , но тут же распахнул ветхую , когда-то собранную из днища отслужившего дивана , дверь. Пронесясь сквозь кухню , григорьич оказался на залитой утренним солнцем веранде. На запыхавшегося профессора уставились два недовольных женских лица.На широченном финском столе уже были в замысловатом порядке сервированы яства в самых причудливых ёмкостях и блюдах. В руках у Светланы была мятая алюминиевая кастрюля с прикрученным солдатиком вместо утраченной второй ручки. Переведя дух , Григорьич торжественно выпалил  : "- Работает !" Женщины не поняли. "Глаз на солнце не слепит!" Зоишна подняла выцветшие брови. Дрэмп , перехватив тряпку , поставила горячую кастрюлю на подставку из металлической расплющенной детской игрушки , первоначальный вид которой уже никогда не определить. "-Вова , садись есть , а то ведь я греть не буду!" - угрожающе произнесла Светлана Романовна и раздраженно швырнула изгвазданную многолетними пищевыми пропитками прихватку куда-то к салатам. Только тут профессор понял , насколько проголодался... От вида мелко нарезанного сельдяйского с лучиано у него потекла слюна. Старик робко приблизился к столу. Оооо... Тут было , чем закусить! Ветчиняускас лежал отёчными ломтиками один на другой , солёные грибакины позапрошлого сезона приняли вид гомогенной осклизлой массы и были щедро приправлены поснаком. Из другой плошки , им же приспособленной пластмассовой декальварированной полуголовы крупной куклы , виднелась густофиолетовая с белесоватыми прожилками майонеза свекольная мазня с чесночарой. А эти "фирменные" светины баклажцы с петрушченко и перцаками! И среди этого ароматного великолепия высились (целых три!!!) запотевших бутылки ! Профессор сдался... Он , было , бросился на своё место в дальнем конце стола , где традиционно стоял его академический полукреслок из снесенной аудитории , как тут же Дрэмп преградила мужу дорогу с неистовым шипением  : "-А руки , шахтёр!?" Истекая слюной , Володя покорно вернулся к входу в дом , где наскоро ополоснул дрожащие кисти и дважды провёл мокрой ладонью по лицу. Умывальник от мороза перекосило существенно. Собственно , это был импровизированный летний рукомойник , служивший без починок и замены двадцать восьмой год. А восемьюдесятью годами ранее , это был цилиндр примитивного паровозного двигателя , изготовленного где-то на Шведском заводе. Профессор кое-как поправил рукомойник , подпёр его подвернувшейся зубной щеткой и с нескрываемым азартом вернулся на холодную веранду. Надо отметить , что от прямых солнечных лучей на веранде стало не менее + 7. Все чинно расселись по скрипучим стульям. На правах главы семейства Григорьич схватился за первую из бутылок. Важно оттопырив небритый подбородок и нахмурив седенькие бровки , профессор с полминуты разглядывал этикетку , затем весомо кивнув , спросил жену  : "- Это аперитив? В смысле , перед закусками?" Зоишна тупо жевала свекольный салат и благодушно глядела на профессора. Света же напротив , весьма в резкой форме ответила: "- Жри , давай , пока не остыло!" Профессор наигранно сморщился "-Свеееета , ну нельзя же быть такой поверхностной. Каждый приём пищи предполагает обязательный ритуал определённых прелюдий , я бы точнее сказал , увертюр. Иначе трапеза превращается в обременительное перемалывание съестных припасов с весьма скудной ферментативной секрецией." Света меланхолично жевала ароматную селёдку и крохотный кусочек белого лука никак не слетал с нижней губы. "-Володя.. шел бы ты на хрен со своей демагогией ! Жри , что дают и не комментируй!" Зоишна осоловело переводила взгляд с сестры на Григрьича и подкладывала себе овощей из перевёрнутой крышки от какого-то довоенного бачка. "-Да я же никого не хотел обидеть , Свеееета." - примирительно протягивал профессор , наливая себе в щербатенькую рюмочку непомерно дорогую водку "Kauffman". "- И , потом , каждый волен выбирать себе гастрономические сценарии , соразмерно не только своему желудку , но и не в меньшей степени , интеллекту." Пауза была минуты на три. Прервала молчание Зоишна  : "-Володя , а где же Магомед?" Смачно уплетая отварной кэртош с маринованными огурцайцами , профессор сострил  : "-Зоишна , нет бога кроме Аллаха и , стало быть , Ваш Магомед - пророк его." Дрэмп отпила коллекционного красного вина из испанского винодельческого района Priorat и медленно вернула плохо отмытый , откровенно неуместный лимонадный фужер на стол. "- Вова... тебе задали вопрос." Григорьич сразу как-то сник и торопливо дожевав свои огурцайцы , сглотнул. "- Дело в том.." - тихо начал он - " Что михалыч , по-моему , того..." "-Вы с ним оба того." - добавила Света , накладывая Зоишне печеночного пэшта с чесночным соусом и померанцами. Григорьич продолжал  : "- У меня сложилось такое мнение , Вы можете с ним и не соглашаться , это право каж.... " "- Не тяни кота за хвоста!" - рявкнула супруга , гневно оторвав от куриной тушки огузок. "-Так вот..." - профессор деловито налил себе "Kauffman" - "- Смею предположить , что Михалыч дал курвца." Новая пауза длилась минут 5. Все сотрапезники ели молча и лишь навязчивое урчание профессорского кишечника прерывало тишину. "-Володя , а я не поняла.." - сосредоточенно переспросила Зоишна , отхлёбывая жденький рыбный бульон из стеклянной банки-восьмисотки со следами давней ржавчины по краю. "- Я только лишь констатировал факт своего осознания произошедшего." - пояснил профессор , неловко роняя жирный кусман селёдки себе на штаны. "-Почему он не обедает с нами?" - вновь обратилась к нему Зоишна. "-Вова , не юли , где комсюк ?" "-Он на улице." - Григорьич продолжал пережевывать крупный груздь с хрустящим просоленным лучком и душистым хлебом. "- Он в уборной?" - робко переспросила Зоишна , деликатно понизив голос. "-Нет. В туалет пока не попасть , я ручку исправлю..." - виновато ответил профессор , налив себе "Kauffman" и поёживаясь. Света жевала равнодушно , даже несколько флегматично , отрешенно разглядывая немытые старинные фужеры с прилипшими кое-где крошками. Зоишна настороженно спросила  : "-Володя , а "дать курвца" , это... это... это что-то из области mortum?" Двухминутная пауза. "-В какой-то мере да , но это весьма вариабельно." Поели ещё. Григорьич для пущей смелости подлил себе и так же предложил Зоишне элитной водки , привезенной , кстати , Михалычем. Селицкая отказалась , не сводя настороженных глаз от профессора. "Так , что с ним?" Григорьич решился... "-Он у калитки... Я оставил его там... Пока..." Света театрально повела плечем  : "-Что значит , пока?" Профессор потупился."-Пока не определимся... Пока не разберёмся во всём... Нужно понять..." Что ты ходишь всё вокруг да около?! Где этот возмутитель спокойствия?! Из-за него остаток выходных к чертям собачьим !" - негодовала Дрэмп , размахивая поварешкой и то и дело отбрасывая на сидящих брызги рыбного супа. Одна капля попала профессору аккурат в "FalconEye"... "-Света , так не годиться... Это прибор уникальный , и весьма дорогой. Не брызгай супом." Зоишна поднялась из-за стола резче , чем обычно и два фужера звонко грохнулись в салаты. "-Надо позвать Павликова , а то всё остынет." и Зоишна вперевалку , придерживаясь за поручни на стене , которые специально для неё приладил Григорьич , двинулась к выходу.

Продолжение повести "Грибною тропой"
...направляясь из леса.
По тому , как подробно было видно продвижение Светланы сквозь подлесок опушки , все поняли , что рассветает. Ненужные коптящие жупелки вяло дымили , и их тихий смрад словно тщетно пытался отодвинуть неумолимую красоту надвигающегося утра. Идеальную тишину недвижимой чащи нарушало лишь влажное сопение Михалыча да треск , продирающейся через тернии ивняка Дрэмпа. Профессор уронил с носа окончательно кристаллизованную соплю и елейно посмотрел на Зоишну. "- А какая благодать-то , а?" Григорьич воздел очи к небу и как-то неловко стянул с себя скособочившуюся бейсболку. "-А я ведь не один десяток лет в Лесотехнической академии преподавал. И сыновьям эту любовь к лесу передал. Практически , атеист , но в сверхъестественное верю истово. В лесу человек преображается" - блаженно говорил профессор- " Человеческая душа словно отбрасывает свою урбанистическую , мелко-эгоистическую шелуху и расцветает в каком-то интимном единении с природой. С истинной природой вещей. Наше нематериальное наполнение берёт верх над бренной оболочкой и сияет тем несокрушимым , всеобъемлющим светом жизни." Михалыч хрюкнул. Зоишна перевела на Павлова равнодушный , ничего не выражающий взгляд и произнесла: "- Ребятки , а в туалет никто не хочет?" Григорьич посмотрел на родственников взглядом безнадежным , в какой-то мере скорбным. Взглядом приговоренного к смерти еретика , душа которого уже и так вдали от тьмы дремучести и невежества толпы. Вдруг Павлов вздрогнул , нагнулся , всматриваясь куда-то под собой и шаря узловатыми , фиолетовыми от холода руками. "- Воодятутгибы!!!" Михалыч в вытянутой вверх руке держал какой-то смёрзшийся тёмный комок и тряс им в неимоверном восторге. Бросив комок к ногам удивленных родственников , Михалыч принялся энергично разрывать под собой снег вперемешку в прошлогодним черничником. "Ищщёищщщёищщё!!" - ересил Павлов , поминутно выбрасывая на край воронки бесформенные комки , по виду напоминающие твердые испражнения крупного примата. Профессор присел на корточки. Деликатно взяв двумя пальцами мёрзлый предмет , он медленно поднёс его к самым глазам. Было уже достаточно светло , чтобы разглядеть это нечто. Профессор склонил голову набок , казалось его "FalconEye" вот-вот начнёт светиться как у терминатора в известном блокбастере. Зоишна скривилась в ужасной предрвотной гримасе. Павлов , вытянув тощую, жидкую шею с обледенелой веревочной петлёй , так и оставшейся с момента его транспортировки , таращил свои испитые зеньки и нервно подвывал. Профессор неторопливо поворачивал заиндевелый кусок то так , то эдак и степенно изрёк  : "- Это гриб-баран. Это прошлогодний баранник , промёрзший , условно-пригодный гриб , весьма редкий в этих местах." Зоишна подавила подступающие спазмы и теперь глядела с явным недоверием. "-Мы их готовить не будем." - твёрдо заявила она и пошла прочь , давя густую поросль подобно лосю. "-А мы их сами сготовим.. " - заговорщически кивнул Михалычу профессор , кладя гриб в карман тесной подростковой курточки , которую как-то нашел на детской площадке в луже. "-Выбирайся , Михалыч, а то к завтраку опоздаем." И профессор ухватил Михалыча за протянутую руку. Стариковские кисти никак не хотели скомплиментироваться в нужном положении и постоянно выскальзывали. При это изможденное тело Павлова неизменно валилось обратно в воронку , путаясь в обрывках пуховика и прочей одежонки. "-Дай-ка я это , как надёжно." - предложил профессор и цепко ухватился за болтающуюся мёрзлую веревку на шее Павлова. Григорьич упёрся ногами в край воронки и потянул. Михалыч со сдавленным стоном подался вперед. Григорьич потянул сильнее и вот уже голова незадачливого грибника поравнялась с массивной , бесформенной обувью профессора. Ещё чуть-чуть... Григорьич поднатужился , закряхтел нутряно и Михалыч , напоминая каторжника-висельника , забарахтался над воронкой. Распластавшись навзничь на рыхлом , затоптанном снегу двое стариков лежали рядком и отрешенно глядели в голубое, безупречно чистое утреннее небо. Незыблемую тишину рассветного леса прерывали лишь перестуки первых проснувшихся дуплогнёздников. "-А как волшебно-то , а? А , Михалыч?" Павлов лежал тихо. Профессор продолжал любоваться девственной голубизной карельского неба и прислушиваться к отдалённой и такой бессмысленной перебранке женщин возле хутора. "Михалыч , а тебе никогда не приходило в голову уйти в скит?" Павлов не издал ни звука. Григорьич продолжал. "- Я вот тут поразмыслил , ты поправь меня , если я ошибаюсь. Ведь твои предки староверы? Так?" Павлов молчал. "Так... А поскольку ты несёшь в своём генотипе столь разнообразный , с позволения сказать , багаж - значит могут быть востребованы те древние навыки... Михалыч , ты чего молчишь-то?" Профессор тронул Павлова рукой. Грибник не шевельнулся. Григорьич обеспокоенно привстал на локте. Повернув голову к Павлову , Володя похолодел... Главбух лежал с закрытыми глазами и не двигался , цвет лица , обычно сизовато-малиновый , был пастозно-салатовым ближе к фесташковому. В дополнение к этому голубые рефлексии неба придавали лицу Павлова монументально-мраморный мотив. Сердце профессора бухало , как шаманский бубен а реденькие волосёнки на потылице встали дыбом. "...Преставился!!!!!!" - пронеслось в голове Григорьича и он вскочил на ноги. Срочно в дом! "Света!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Зоя !!!!!!!!!!!!!!" - истошно заорал профессор и не чувствуя своего тела , схватился за верёвку и энергично потащил Павлова из леса. Ломя кусты , не ощущая никакого сопротивления снега , в считаные секунды Григорьич оказался на поле. Зимнее солнце мгновенно ослепило профессора и глаза его плотно закрылись в рефлекторно брызнувших слезах. "Зоя!!!!!!!!!!!!! Света!!!!!" - пронзительно вопил Григорьич , гигантскими шагами пересекая поле со скользящей сзади ношей. Солнце на слепящем искрящемся снегу было подобно огню электросварки. Но , о чудо ! Григорьич всё видел... Совершенно отчетливо , в деталях , в перспективе... И тут до него дошло... Здоровый глаз был наглухо стиснут в обильных слезах , а бесстрастный "FalconEye" равнодушно аккомодировал видимое пространство в экстремальных условиях. "Работает !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!" - срываясь на хриплый фальцет , орал обезумевший от счастья профессор , на бегу по снежно целине. Сзади , подобно нанайским саням , легко скользил легендарный грибник Гладышевского заказника.